Денис добежал до дома минуты за полторы, пулей взлетел на пятый верх. Схватил деньги, там было даже больше – алтын сто пятьдесят, покидал в рюкзак мелочевку, зарядку для умника и вылетел на улицу.

Теперь надо было поймать машину, но, как назло, вокруг ни одной. Он вошел в местную сеть, дозвонился до службы извоза. Приятный женский голос сообщил, что его звонок крайне важен для них, и скоро, примерно через десять минут, примут его заказ.

Ярцев сплюнул, набрал другую артель, потом еще и еще одну.

Все номера извоза были заняты.

«Пешком доберусь до окраины, – решил Денис. – А там поймаю частника».

Ярцев двинулся в сторону улицы Советов, она центральная. Вокруг тихо, чайные и лавки закрыты или спешно закрывались, во дворах – как корова языком, ни мужиков, забивающих бессмертного козла, ни бабок на лавочках. Нет детей.

Мимо пролетела девчонка, в школьном платье, с сумкой за плечами. Две косички болтались за спиной. Девчонка юркнула в подъезд, и тишина.

Денис шел, поглядывая одним глазом в умник. Зашел в «Облака». Десять минут назад спасательное управление по городу Суджуку повысило уровень опасности до «красного». Жителям предписывалось не покидать своих домов.

Денис прибавил скорость, перешел на рысь. Сваливать, как можно быстрее сваливать!

Его вынесло на площадь. Пустой перекресток, мигающий желтым светоказ. Тот самый перекресток, на котором разбился Федя Веселовский.

Напротив, через дорогу – торговые ряды «Ирий».

Сверху донизу все стекла в рядах были выбиты, из провалов струился туман.

Ярцев замер. Вот черт его вынес, прямо на место второго нападения.

Делать нечего, умник показывал, что если миновать «Ирий», в следующем посаде как раз машинный двор, там точно извочики есть. Ярцев облизал губы, по краешку обогнул площадь и бочком двинулся мимо рядов. Когда он поравнялся с разбитой вертушкой входа, умник мигнул – бесконтактные щупала рядов распознали русло его умника и опять предлагали всякую фигню. На этот раз украшательные мази для мужчин. Новый подход. Никакого запаха пота.

Дениса разобрал нервный смех. Да, самое время, с него течет в три ручья.

Рядом с «Ирием» было жутко – из-за обреченной тишины и пустоты, которая наполнила город, когда исчезли люди. Зачем палатка с лимонадом на углу, его никто не будет пить, зачем ступеньки – по ним никто не идет, и зачем, зачем сотни пар штанов, рубашек, платьев, тысячи устройств, сверкающих за стеклами?

Ушли люди – исчез смысл, наполняющий город, делающий его городом, а не скоплением мертвых камней, обреченным исчезнуть под ударами травы и ветра.

Умник моргнул еще раз. Денис нахмурился – он же закрыл русло…

Ярцев чуть не упал. Уставился на сообщение. «Пользователь Локотькова Катерина находится в пределах приема. Установить общую сеть?»

Предел приема – сто саженей. Ярцев огляделся – на площади ни души, посмотрел на «Ирий». Многоглазая гора, из черных глазниц которой сочится туман, она молчала. Она ждала.

– Да ну, не может быть, – сказал Ярцев. Хотя прекрасно понимал, что нигде больше ей не спрятаться.

«Это, наверное, сбой, – подумал Денис. – Что-нибудь на стане связи случилось. Или умник глючит. Ну что ей там делать?»

Действительно – Локотькова и в таких дорогих рядах? Ее охрана бы не пустила.

«Надо торопиться», – подумал Ярцев и не тронулся с места.

В спину толкнул холодный ветер, пронесся по площади, потащил мусор. Денис вздрогнул.

Да, лети, Ярцев, по ветру, от всех проблем. Это ведь не твое дело.

Денис облизал пересохшие губы, медленно поднялся по ступенькам, вошел в торговый центр. Тихо-тихо. Белый туман застилал глаза, он шел очень медленно, на ощупь. Под ногами хрустело битое стекло.

В голове билась какая-то жилка: что он тут забыл, что ему вообще надо в этом городе? Валить надо.

Ярцев раздвигал руками слои тумана – кисейные, невесомые, сигнал Катиного умника усиливался. Совсем рядом. Он миновал фонтан, который угадал по журчанию, в тумане что-то прошуршало, зазвенело, что-то большое перемещалось в зале «Ирия», а потом туман кончился – как отрезало. Под ногами все еще хрустело, Денис присел, поднял стекляшку.

Не стекло. Алмазы. Кольца, серьги, элитная бижутерия от Аманды Чу, умники россыпью, сумки, круглые пузыри дальновидов, целые горы, меха, одежда – много, горы одежды, ворохи бумажных денег, все, что было ценного в «Ирии», было собрано в одной громадной куче. Мечта покупателя.

У подножия этой горы сидела Катя Локотькова, завернувшись в золотое кимоно.

– Привет, – сказала она. – Давно не виделись.

– Да уж два дня как, – обалдело сказал Ярцев. Жилка в голове билась все сильнее, он ничего не понимал, но чувствовал, что вот-вот откроется какое-то понимание.

– Ты чего тут?

Катя вяло перебирала кольца, надевала их на пальцы, проверяла – сколько налезет на пальцы, двадцать, тридцать, пятьдесят? Сколько браслетов усядется на ее запястьях?

– Да вот, – она повела рукой. – Видишь…

Ярцев осторожно подошел. Полная глупость, но ему казалось, что…

– Это ты сделала?

– Что?

– Ну… «Ирий» разнесла?

– Ага, – сказала Катя. – И поезд из-за меня.

– Ты была в тоннеле?!

– Я уехать хотела. Не могла больше так жить, в этом городе, с этими людьми.

– Думаешь, в Москве все иначе?

– Неважно, – она улыбнулась хищно, торжествующе. – Теперь мне все равно, я и в Суджуке зажечь сумею.

– С этим? Как хомяк, шмоток натащила, и что – все изменилось?

– Нет. Вот с ним я все смогу.

Над горой поднялась огромная золотая голова. Дремавший дракон раскрыл изумрудные глаза, усы его затрепетали, Ярцева накрыла волна жажды, желания – острого, сильного желания обладать, владеть всем, до чего он может дотянуться, все, что положено ему по праву первого взгляда на вещь, жилка билась все сильнее, сотрясала голову изнутри, эти две волны – одна снаружи, другая из глубины его естества – сталкивались в черепной коробке…

Денис согнулся пополам, схватился за голову. Сдавил виски, с трудом выпрямился – охватил взглядом колоссальное тело, от кончика хвоста до трепещущих усов, пробежался по гибкой чешуе, оценил тягучее золото тела…

И вздохнул.

Боль отступила.

– Да ну, фигня какая, – сказал Ярцев. – Ты серьезно? Я думал, ты умнее.

Дракон распахнул пасть, издал вопль, разметавший туман, поднялся над горой вещей.

– И как ты его сделала? – безжалостно продолжал Ярцев. – Это же корова с крыльями, а не дракон. Хреновый образ, Катя, я думал, ты способнее.

Катя обеспокоилась, глаза ее заметались.

– Как это… Почему? Ты ничего не понимаешь, у тебя все всегда было хорошо! – закричала она. – Ты не приходил домой, к пьяной маме, когда есть нечего, потому что она твой обед пропила. И ужин, и завтрак, и ты не знаешь, что делать, потому что это мама, а тебе десять лет. А другие, большие и взрослые, умные и сильные, говорят – не плачь, девочка, мы заберем тебя от плохой мамы и увезем в хороший детский дом. Там тебя всегда будут кормить. Там тебе будет хорошо, там не будет плохой мамы.

Дракон раскачивался над ней, Катя плакала, но не утирала слез:

– А ты не хочешь, чтобы не было мамы, ты просто хочешь поесть и чтобы все вернулось, все стало как раньше, когда был папа. Тебе-то как понять, Ярцев, ты как сыр в масле всю жизнь катался! А потом ты растешь, и тебе все чаще говорят, что ты дольщица. Это как клеймо под кожей, его напильником не сдерешь. Почему у других девочек платья красивые, а у меня нет, почему эти колготки, опять они, почему у меня рюкзак порванный, я хочу новый, розовый, мама, почему…

Слезы сверкали на ее глазах, губы дрожали, а потом Денис потянулся и поцеловал ее. Она закрыла глаза, заплакала громко, навзрыд, совсем по-детски, уткнулась ему в плечо.

– Уходи, – сказал Денис, и золотой дракон побледнел и расточился в пустоту.