Дикое зрелище представало перед посетителями фестиваля «Феерия», которые решили провести этот субботний денек на природе и развлечь детей цирковыми представлениями.
Между шатров, гадательных палаток, надувных батутов, тиров и силометров, прилавков с жареными каштанами, лимонадом и разливным глинтвейном, крохотными кукольными театрами, мастер-классами в духе «раскрась своего папу как клоуна», лотками с кукурузой, блинами и выпечкой мчались два волка, за которыми по пятам гнался огромный леопард. Вслед за леопардом прыжками несся мужчина лет тридцати с коротким багром наперевес, над ним кружили ястребы и совы, а за ним спешили мужчина с арбалетом наперевес и женщина с флейтой.
На повороте волки своротили ларек с хот-догами, тот, что поменьше, с белым пятном на груди, мотнул головой и на лету схватил сосиску. Крик возмущения застрял в глотке у продавца, когда мимо промчался леопард, прищуря желтые глаза.
– Извините, мы все оплатим! – прокричал мужчина, перемахивая через лоток. – Звери немного перевозбудились, не волнуйтесь, господа и дамы, они ручные, не опасные!
Толпа с воплями бросилась врассыпную.
– Это не помогает, Роджер! – крикнул Эдвард.
– Ничего другого в голову не пришло!
– Мы вообще верно бежим? – спросила Эвелина.
– Ястребы видели ее у дальнего шатра!
Волки встали, уперлись лапами, зарычали. Леопард ударил хвостом по бокам.
– Да, у этого, – подтвердил Брэдли.
Вход в шатер перекрывали три шеренги. Двадцать человек, как и сказала Эвелина. Члены европейских Магусов. Классическое построение: впереди четверка Стражей, два Ловца и зверодушцы – волк и рысь. За ними пять Бардов. И последняя шеренга – семь Властных. Много, очень много.
– Это…
– Они все под контролем диббуков, – подтвердил Эдвард, покрутив на пальце кольцо Сновидцев.
– Диббуки захватывали руководство Магусов, а чаще всего это были Властные.
– Мы в области светлого сна, – сказала Эвелина.
– Это хорошо, – Роджер помахал анкусом. – Нас никто не увидит. Эх, был бы тут мой грифон…
– Кто, прости? – Эдвард поднял бровь.
– Так, вспомнил о семейном прошлом.
– Родж, нам надо серьезно поговорить, – строго заметил акробат. – Тот птенец, которого ты забрал из экзопарка Фреймуса… Что с ним стало?
– Сдал в экзопарк на острове Ловцов, – глаза Роджера Брэдли честные-честные.
– Нашли время прошлое вспоминать! – Эвелина подняла флейту. – Атака!
Один из Бардов тронул струны гитары, и начался ветер. Он подхватил прозрачной пятерней жонглерские булавы, зонтики и прочий реквизит и бросил им в лицо.
Музыка Эвелины отводила прочь предметы, но не могла устранить ветер. Мимо просвистела металлическая стойка, и Брэдли потерял терпение.
– Надо рвать дистанцию, они издалека нас расщелкают! – Он рванулся вперед, волки мчались по бокам. Эдвард пожал плечами, наложил на тетиву стрелу и последовал за ним. Жозеф выбрал другой путь – он мчался длинными прыжками к шатру, почти выпадая из защитной зоны Эвелины. На шее у леопарда на шнурке висело красивое каменное кольцо.
Эвелина не прерывала музыку, шла за ними, прикрывая как могла. Во втором облике зверодушцы не могут просить, все, на что им приходится полагаться, – разум человека, сила зверя и ясный взор. Эвелина пела песню Отражений, самую прекрасную из всех, которые создавала, и молила только об одном – лишь бы ей хватило сил. Она выложилась вчера, глухота и дрожь в пальцах прошли только к утру, но вчера она просила вдвое меньше. Что же будет сейчас?
У них не было шансов, Эвелина отчетливо это понимала. Шестеро против двадцати.
И ни одного артефакта, кроме колец Сновидцев.
«Надо бить по диббукам!»
Диссонанс! Чужая музыка вплетается в ее песню, гармония искажается, музыка сбивается, чужой ритм подчиняет ее себе. Целых три Барда – гитара, волынка, губная гармошка – вместе, разом, ломают ее музыку! Они наверняка берегли силы, не расходовали так безрассудно.
Эвелина длила выдох, мелодия белой флейты расходилась кругами, как волны по воде от брошенного камня. Нет силы в грубости, нет силы в громкости. Сила в точности, в правильно подобранном созвучии, которое отпирает двери гармонии.
Барды рвали воздух злыми звуками, терзали инструменты, но пока песня Эвелины держалась, не теряла связности.
«Не все умеют разбивать чужую музыку, – подумала Эвелина. – И кажется, у них давно не было практики чаропения…»
Дьюла и Тадеуш сцепились с вражескими зверодушцами, их окружили шестеро, Стражи и Ловцы, в руках – ножи и короткие мечи, но леопард налетел на них, смял и рассеял.
Один из Стражей оказался на земле, дернулся под лапами. Жозеф отвесил ему тяжелую оплеуху, и тот обмяк.
Ястребы и совы метались над толпой, падали вниз и взмывали опять, избегая ударов. Один из Ловцов отвлекся, прикипел взглядом к птицам, губы его шевельнулись… Роджер с размаху огрел его тупым концом анкуса по голове, и тот повалился наземь.
– Это мои птицы! – рявкнул ирландец. – Жози, барды!
Леопард скакнул вперед, налетел на одного из Бардов – высокого мужчину с флейтой-пикколо – и отпрыгнул прочь, когда в его руке сверкнул клинок.
Их противники сражались в тишине, не проявляя никаких чувств, только тяжело дыша, – и от этого было еще страшнее.
Последний ряд, Властные стояли не шевелясь, но Эвелина видела, как на Дороге Снов закручивается вихрь вероятностей. Нечто большое, нечто огромное, чему сложно проникнуть во Внешние земли, рождалось там.
Тетива арбалета зазвенела, светлая стрела клюнула одного из Властных под ключицу, бросила на землю. Только тогда двое других выступили вперед. Эд выругался – тетива арбалета лопнула, вторая стрела прошила полотнище шатра, арбалет в его руках поменял форму на лиру, но едва он тронул струну, как она отлетела прочь. Эвелина, не переставая играть, мыском ноги подцепила валяющийся меч, метнула его во Властных. Те отшатнулись, и этой секунды Эдварду хватило, чтобы извлечь из оставшихся струн аккорд – пронзительный, рвущий уши. Тросы, которые удерживали шатер, оторвались, захлестнули трех из семи Властных, заплелись вокруг горла, потащили наверх.
«Эд, что ты творишь?! Ты уже перешел предел!»
Четверо Властных устояли, тросы метались вокруг разъяренными змеями, не находя добычи.
«Кольцо Магуса, – поняла Эвелина, – они успели выставить кольцо!»
Она оглянулась – оба вражеских зверодушца лежали на земле, но Дьюлу и Тадеуша взяли в кольцо, Роджер катался по земле в обнимку с кем-то из Стражей. На землю одна за другой падали его птицы, будто заснувшие на лету, – силы его иссякали. Жозеф выбил клинок у Барда, и прокусил правую руку, кровь падала тягучими каплями, но трава лезла из земли, оплетала лапы, стискивала тело леопарда в зеленом кулаке, подчиняясь воле остальных Бардов. Эвелина оборвала песнь Отражений, чтобы начать песню Трав…
…Вдох замер в груди, воздух застыл, стал плотным как свинец, музыка не находила себе места, музыка угасала.
Все. Расплата настигала ее, неотвратимо и мучительно, последним усилием Эвелина повернула кольцо Сновидцев и увидела, как проламывает слои Дороги Снов чудовищная тень, которую вызвали Властные. Выхваченная в бурлящих глубинах Дороги тварь, чудовищная, как сон палача, обретала плоть, готовилась выйти во Внешние земли, и ее жестокая тень падала на них.
Нельзя вызвать подобное существо, не расплатившись с ним, и Эви поняла, что они – плата, они – жертва.
Откуда-то сбоку в схватку ворвался юноша. Эвелина изумилась – Арвет? Откуда?
Юноша проскочил мимо одного из Стражей, увернулся от взмаха меча и что-то швырнул в гущу схватки.
Эвелина еще успела подумать, что этот дурачок себя погубит – куда ему против Властных, погибнет же, бежать надо, бежать…
Белый свет затопил все, расплавил очертания предметов, заставил сетчатку глаз сжаться в агонии. Мертвая хватка воздуха исчезла, и Эвелина не устояла на ногах, опустилась на землю, Эдвард повалился, раскинул руки, дышал часто-часто и смотрел в небо.
Их противники лежали в беспамятстве. Все двадцать человек. Тень на Дороге Снов исчезла.
– Вы что, совсем с ума сошли? – изумленно спросил Арвет.
– Дженни! – прохрипел Роджер, стряхивая с себя тело Стража. – Она в шатре! Черт, какой тяжелый…
Арвет побледнел и вбежал в шатер. Пятнистая молния скользнула следом.
Роджер с трудом выбрался, отряхнулся и встретился глазами с Тадеушем. Абсолютно голый, тот сидел на земле. На весь бок у него распахнулась рана, кожа отставала от ее краев. Кровь пенилась, толчками выплескивалась из раны.
– Совсем дурак?! – подскочил ирландец. – Перекидывайся! Загнешься!
– Слишком больно, – выдохнул зверодушец и упал навзничь.