Старые абрикосы росли на том огороде. У бабушки было два огорода – тот и этот. Этот прилегал к дому, и ничего особенного там не росло. Так, малина, клубника всякая, розы – бабушка очень любила розы и уже в августе накрывала их трёхлитровыми банками. Велька вечно опасался, мчась сквозь сад-огород, влететь ногой в одну из них. А ещё на этом «горóде» стояла беседка и росли яблони. А вот на том, дальнем, огороде были серьёзные плантации картошки, помидоров и перца. И ещё там росли абрикосы, чёрным частоколом ограждая лужок с клевером. Было их шесть.

– Ишь, дылды, вымахали, – всякий раз ругалась бабушка, собирая редкий фруктовый урожай. – Ниякого проку от вас нет.

Обыкновенно они с Велькой расстилали под абрикосом покрывало и долго трясли дерево за кривой ствол, стряхивая плоды. Потом Велька залезал вверх, цепляясь за шершавый ствол, и сначала что было сил тряс ветки руками, а потом уже азартно бил по ним ногой. Абрикосы оранжевым градом летели вниз, били в покрывало, шуршали в клевере, гремели в пустом ведре и даже отскакивали от бабушкиной головы, повязанной косынкой. Мелкие и твёрдые, все в каких-то бородавках и наростах, они были такими же упрямыми, как дерево, их породившее.

Наконец, исцарапанный, но довольный, Велька спускался вниз. Они с бабушкой сворачивали покрывало за края и пересыпали добычу в ведро – обычно с одного дерева набиралось не больше трети. Гордо повесив на плечо покрывало, Велька, как знаменосец, шествовал впереди, а следом шла бабушка с ведром. Они продвигались дальше, а над ними, на самом верху, вцепившись в тоненькие ветки, гордо и неприступно пламенела пара самых сочных и спелых абрикосов.

– У, заразы, – грозилась деревьям бабушка сухоньким кулаком. – Посрубать бы вас всех!

Но у деда до мятежных абрикосов вечно не доходили руки, и деревья ещё долго бы стояли, дожидаясь какого-нибудь сильного урагана, но случилось другое стихийное бедствие – бабушкин день рождения.

Строго говоря, бедствием был не день рождения, а Велькино желание сделать подарок. Причём непременно такой, чтоб она ахнула и от восторга не знала, что и сказать. Вот тогда ему на ум и пришли абрикосы.

Ради этого пришлось пойти на жертвы. Вообще-то Велька спать любил и без необходимости рано никогда не вставал. Но ещё больше, чем спать, он любил делать сюрпризы. Это было его страстью – сделать что-то трудное, большое и нужное, причём так, чтобы никто не заметил, что он это сделал.

И только потом, когда все вполне увидят и оценят, какая большая и трудная работа была сделана, когда восхитятся и воскликнут: «Где же этот неизвестный герой, который совершил этот трудовой подвиг? Где же он, пусть выйдет и покажется!» – только тогда Велька скромно выходил и пожинал заслуженные плоды славы.

Доходило до смешного. Например, вскопать просто так огород под картошку Велька ни за что не согласился бы. Вернее, он копал, но вот как? Ведь давно известно, что рабский труд неэффективен, а Велька в таких случаях чувствовал себя распоследним крепостным. Он нудно и скучно ковырялся в земле, и даже разбивание лопатой больших земляных комьев не развлекало его, даже поиск белых толстых личинок майского жука и ловля юрких, похожих на миниатюрные бронепоезда медведок – ничто тогда его не радовало. Зато в качестве сюрприза он бы этот огород вскопал с великой радостью.

Тем утром Велька поднял себя за шиворот рано-рано. Конечно, не раньше бабушки – проснуться раньше неё, ему казалось, было просто невозможно. Когда он ложился спать, она всё ходила и ходила по двору, что-то доделывая, бродила в густых синих сумерках, подступивших к самому фонарю над крыльцом, и ему сквозь сон слышалось, как она хлопает дверьми, гоняет вечно голодных кошек и запирает двери, и Велька засыпал под эти звуки. А как она проходила мимо него лёгкой тенью в ночнушке, он обычно уже не слышал и не видел. Когда же он вставал, она уже давно хлопотала по хозяйству.

Вот и в то утро, когда Велька вышел во двор, она уже гремела вёдрами в птичнике, и куры суматошно галдели, пихаясь крыльями у кормушки.

Велька торопливо застегнул сандалеты, тихонько соскочил с крыльца и побежал к сараю. Большой топор он заранее поставил около двери, так что оставалось сдвинуть щеколду, чуть-чуть приоткрыть дверь и потянуть за толстое топорище.

Доставая его, Велька задел топором за лопату, железо тоненько заныло, и у Вельки мурашки пробежали по спине – а вдруг бабушка услышит?

Но всё было спокойно, и он быстро побежал на тот огород, прижимая к груди всё ещё звенящий холодный топор и ёжась от утренней прохлады. Влажная от росы трава хлестала его по ногам и забивалась между пальцами, и скоро сандалеты стали совсем мокрые, так что Велька скользил в них пятками на поворотах, а на последнем повороте не удержался и сшиб одинокий помидор, высунувшийся на дорожку. Красно-зелёная помидорная головка стремительно ускакала куда-то в сторону, а Велька едва не упал, успев в последний момент уцепиться за столбик, на который была натянута проволока для поддержки помидоров. Столбик хрястнул и опасно накренился. Велька выпрямился, задумчиво его покачал, вздохнул и дальше пошёл просто быстрым шагом.

Дойдя до клеверной полянки, он на мгновение остановился, глядя на нежно-зелёную траву, которую будто сторожили чёрные влажные стволы абрикосов. На переплетение их узловатых ветвей и тёмную зелень листвы уже легла розовая тень восходящего солнца, выколупывая оттуда редкие оранжевые звёзды плодов, и Велька заторопился. Скоро станет жарко, и все проснутся, а значит, сюрприза не выйдет.

Он прошёл краем луга, осыпая росу и оставляя тёмно-зелёный след на сверкающем поле. Подошёл к первому абрикосу, к его гнутому бугристому стволу, провёл ладонью по влажной шершавой шкуре и вдруг отчётливо понял, что ему не хочется рубить.

Но что-то надо было делать, нельзя же было просто так стоять! Солнце карабкалось всё выше, макушку начинало пригревать, и тяжёлый топор оттягивал руку, словно подталкивая – давай, стукни, а там само пойдёт.

Велька нерешительно поднял топор и вяло ударил по стволу. Абрикос разом вздрогнул, будто просыпаясь ото сна. Велька, ободряясь успехом, неумело размахнулся и стукнул сильнее. Топор отскочил от твёрдого дерева, больно выворачивая кисть, но в сторону отлетела чёрная щепка, обнажая оранжевые волокна.

Ветви, выгибаясь и шумя, обрушили на Вельку холодный душ, и футболка его тут же промокла, но он этого и не заметил: расширив глаза, Велька глядел на пылающую в черноте ствола зарубку и чуял острый абрикосовый запах, плывущий в холодном воздухе.

Он снова поднял топор и ударил – теперь уже сильно и точно, целясь прямо в оранжевое сердце, расцветающее на стволе.

Ветви бились и колотили по воздуху, последние абрикосы летели вниз, словно запоздалая дань, и следом сыпалась мелкая, изъеденная гусеницами листва, а дерево сотрясалось уже всё, но Велька ничего не видел – он рубил и рубил, разгорячаясь всё больше, пока не стал задыхаться. Когда ствол треснул и покачнулся, Велька налёг на него плечом и, скользя по земле, что было сил поднажал.

Дерево затрещало, покачнулось, застыло на мгновение, будто вцепившись в воздух ветвями, и рухнуло.

Велька опустил топор. Сердце его колотилось. Переведя дух, он огляделся. Он рубил высоко, так как низко рубить не получалось, и теперь над поляной возвышался нелепый чёрный пень-обрубок, от которого в клевере расходился оранжевый взрыв щепок.

Велька прошёлся вдоль срубленного дерева, как китобой вдоль пойманного кита, и разочарованно заметил, что снизу оно казалось ему гораздо выше и больше. Он оттащил его на край поляны и деловито направился к следующему абрикосу.

С ним всё пошло проще, Велька рубил точно и собранно, не обращая внимания на дождевой душ, мусор и плоды, которые абрикос отчаянно сыпал ему на голову, словно пытаясь защититься этим скудным арсеналом, и быстро покончил со вторым деревом. Так, одно за одним, он срубил целых четыре дерева.

К тому времени солнце поднялось уже высоко и трава высохла. Подсохла и майка на Вельке, а сам он вошёл во вкус и чувствовал себя уже заправским лесорубом. Но уже пора было идти – его могли застукать, и Велька, с сожалением поглядев на оставшиеся два дерева, побежал в дом.

Весь день, до самого обеда, ему не сиделось на месте: он тайком ходил за бабушкой следом, подстерегая тот момент, когда она пойдёт на тот огород и увидит, что надоедливые абрикосы срублены – пусть не все, но зато четыре. Но и как назло, бабушке туда не надо было, и даже никто из домашних так туда и не собрался, и Велька совсем уж было отчаялся, когда бабушка вдруг попросила его нарвать помидоров к обеду.

– Ба, а пойдём со мной, – таинственно покачал ведром Велька, – а то мне скучно одному.

– Вот ещё, – замахала руками бабушка. – Зато мне не скучно, вон сколько работы. Давай, не выдумывай.

– Ба, ну пойдём, – Велька замахал ведром недвусмысленно, подавая бабушке тайные знаки. – Пойдём, там интересно.

– Мне и тут интересно. – Бабушка взяла полотенце и стала выгонять мух из кухни. Тайных знаков она явно не понимала.

– Ба-а! – уже отчаянно заумолял Велька. Вся его хитрая стратегия рушилась на глазах.

– Господи, ну пойдём, пойдём! – Бабушка, поняв, что Велька не отстанет, отложила полотенце. – Только быстрее.

– Ага. – Велька радостно рванул вперёд. – Мы пулей!

– Ну и чего ты хотел показать? – Бабушка, быстро засыпав дно ведра помидорами, выпрямилась, упирая руки в бока. – Зачем я сюда шла, Веля?

– А-а, да так, ничего, – потупился Велька. Наступал час его триумфа: – А вон там у нас изменения…

– Где? – сощурилась бабушка. – Не вижу без очков.

– Да вон, пойди ближе.

– Ой, боже! – бабушка, сделав пару шагов, всплеснула руками. – Кто ж это всё порубал-то?

Она подошла к краю поляны, присев, потрогала ветви и подобрала из травы пару абрикосов.

– Порубал, ну надо же, – немного растерянно повторила она. – Веля, это ты?

– Ну да, – заулыбался Велька.

– Да как же у тебя получилось? Раз, два, три, четыре. – Бабушка прошла по краю поляны. – Да когда ж ты успел-то?

– Ну так… – Велька скромно поковырял сандалией помидорный кустик. – Рано встал.

– А я и не заметила, вот же молодец! – Бабушка наконец рассыпалась в похвалах. Она обняла Вельку и поцеловала. – Такой подарок сделал бабушке! Молодец!

– Дед, представляешь, он четыре абрикосины срубал, – первым делом сообщила бабушка, когда они вернулись. В голосе её по-прежнему жила какая-то потаённая растерянность.

– Да ты что?! – поразился дед. – Старые, на том горóде?

– Да, сам срубал. – Бабушка погладила светящегося от гордости Вельку по плечу. – Теперь надо бы к бане снести, попилить на дрова. Снесёте с дедом?

Велькина радость немного поугасла – таскать стволы к бане было не так интересно и никакого сюрприза в этом точно не было. Но деваться было некуда, и он согласно кивнул.

Дед взял тачку, и они отправились на «тот горóд».

Дед клал на тачку стволы, которые казались Вельке уже совсем небольшими, и тянул её вперёд, придерживая ствол рукой. Велька шёл сзади, держа крону, и следил, чтобы ветви ни за что не цеплялись.

Тонкие чёрные ветки шуршали по траве, осыпаясь тёмно-зелёными листочками, и, как назло, хватались за всё что можно, словно из последних сил сопротивляясь своей судьбе – быть попиленными на дрова, так что Велька поминутно останавливал деда и распутывал их. Ветки кололи и царапали его руки, и он почти уже с ненавистью рвал и ломал их.

Когда они приволокли к бане последний абрикос, утреннего радостного чувства у Вельки уже почти не осталось. Они свалили дерево к остальным, на пружинящую гору чёрных ветвей. Дед, шаркая шлёпанцами, ушёл, а Велька задержался.

Он поглядел на беспорядочное чёрно-зелёное переплетение, совсем не похожее на прежние деревья, на уже темнеющую грязно-оранжевую, измочаленную неумелым топором древесину и подобрал выкатившийся светло-жёлтый абрикосик.

Обтёр его о футболку и надкусил твёрдую мякоть.

– Тьфу, – тут же выплюнул он кислющий кусок и выкинул абрикос под забор. – Дрянь какая!

Два последних дерева так и остались стоять.