©Олейников А., 2012

©Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

 

Глава первая

– Дженни, деточка, что ты делаешь? – спросил Эдвард. Таким спокойным голосом может говорить школьный учитель, уставший от ошибок после долгих объяснений. Вздохнет такой педагог, поправит очки тонкими пальцами, испачканными мелом, и обернется на класс. Вот только Эдвард с узким лицом и злыми складками возле рта совершенно не был похож на учителя. К тому же учителя обычно не лежат на металлических помостах посреди циркового манежа и не подбрасывают ногами в воздух юных девушек в серебристом трико.

– Разве это сальто? – продолжал Эдвард. – Это издевательство над зрителями. Эвелина, хоть ты ей скажи.

Сестра Эдварда лишь пожала плечами. «Мое дело маленькое, – читалось на ее лице. – Стою на манеже и подхватываю Дженни в конце трюка. Четвертый час так стою. Надоели вы мне».

Дженни молча балансировала, опираясь лишь левой ступней на подошву правой ноги акробата.

– Еще раз! Работаем! – рявкнул Эдвард и подбросил Дженни в воздух.

Девушка взмахнула руками и, используя энергию броска Эдварда, подлетела вверх, уже в воздухе подтягивая колени к груди и переворачиваясь через голову.

Закрепленные на штангах под высоким куполом шатра прожекторы светили вполсилы – директор Морриган вечно экономил на дизельном топливе для генератора. Темной водой полумрак затопил зрительный зал передвижного цирка «Магус», разлился под сиденьями, затек за выключенные софиты, захлестнул решетки и крепежные штанги купола, омутами свернулся в дверных проемах, и сквозь толщу этой воды смутно желтело пятно манежа.

Раз – и Дженни, как серебристая рыбка, взметнулась над свежими, остро пахнущими смолой опилками, сделала кувырок, плеснула сложенными ножками и ушла на глубину.

– Оп-ля! – девушка встала точно на плечи Эвелины и радостно раскинула руки. – Встречайте! На манеже – Дженни Великолепная, звезда цирка «Магус»!

– Плохо, Дженни, никуда не годится, – фыркнул Эдвард, утирая лицо платком. – Тебе выступать через два дня, а сальто назад – хуже некуда. Дергаешься, как под током.

– Хоть бы спасибо сказал, – почти без обиды заметила Дженни, спрыгнув на манеж. – У меня основной номер – фокусы вместе с Марко. А тебе я просто помогаю. Сам же просил. А теперь обзываешься.

– Ты согласилась, – не сдавался Эдвард. – Так что не надо отлынивать. Давай еще раз.

– Эд, хватит, – взмолилась Дженни. – Сколько можно? Я голодная!

Эдвард был изумлен.

– И эта неженка – дочь Эдны и Роберта? – сказал он. – Тебя эльфы в колыбели подменили, точно. Или Марко привез сиротку из католического приюта?

– Уймись, – Эвелина попыталась его успокоить. – В самом деле, у Джен это не основной номер.

– На что она тогда годится? – фыркнул акробат. – Если от такой малости раскисает?

Дженни резко развернулась – так, что опилки манежные из-под ног брызнули, – и пошла за кулисы.

Хотелось бежать, опрометью, что есть сил.

«Из приюта!»

Но она шла с прямой спиной.

– Сгоняй за хот-догами, – уже возле выхода ее нагнал голос Эдварда. – Хоть какой-то толк.

Дженни ничего не ответила. Она вошла в темноту закулисья, как нырнула в прорубь. Ей не хотелось плакать. Ей хотелось что-нибудь сломать.

«Из приюта!»

Мама и папа погибли, когда Дженни не было и полугода. Во время гастролей в Южной Англии. Огромный рефрижератор вынесло на встречную полосу, и от фургона семьи Далфин осталась только искореженная груда металла.

Водитель фуры слегка повредился в уме – бормотал на суде о каких-то чертях, вселившихся в машину. Его закатали на всю жизнь в психушку, но маму и папу не вернешь. А Дженни просто повезло – в тот раз Марко почему-то взял ее в свой фургон.

А теперь Эд говорит, что ее нашли в приюте. «В приюте!»

Девушка пнула сложенные пирамидой жонглерские булавы, и по коридору прокатился слитный деревянный грохот. Не надевая куртки, как была, в тонком серебристом трико из тех, какие переливаются в свете прожекторов, она вышла на улицу. Да пропади они пропадом – все на свете прожектора вместе со зрителями и овациями!

Было пасмурно. С хмурого неба сеялся мелкий частый дождь, и в воздухе висела тонкая пелена тумана, скрадывающая очертания огромного многоцветного шатра, который раскинулся на большом поле возле городка Чайдок.

Зритель обычно видит цирк с его парадной стороны: сверкающие неоновыми огнями распахнутые двери, будку кассира с цветастыми афишами, шумные аттракционы, яркие автоматы с попкорном и кока-колой и лотки с хот-догами и сахарной ватой. Он слышит музыку и видит праздник – никогда не кончающийся праздник жизни. И никогда, слышите, никогда зритель не заглядывает за широкую пеструю спину шатра: туда, где лепятся жилые вагончики артистов и униформистов, замерли фургоны и трейлеры для перевозки реквизита и пожитков, а в клетках от решетки к решетке бродят звери. Никогда обычный зритель не поднимет кулис над скрытой жизнью цирка. Любовь и ненависть, ревность и зависть, восхищение и презрение – все цирковые оставят себе, а вам – только зрелище, только представление, улыбки клоунов и трюки акробатов.

Двенадцать лет она жила за кулисами передвижного цирка-шапито «Магус», и ей ведом только такой мир. Близнецы Эвелина и Эдвард учили ее акробатике с раннего детства. Ближе их для Дженни был лишь Марко. Ярость и злость схлынули, как вода во время отлива, и на влажном песке остались горькое недоумение и обида.

«Из приюта привез». Если бы это сказал дрессировщик Роджер, Дженни и внимания бы не обратила. Что взять с этого хама? Но как повернулся язык у Эдварда?! «Перенервничал, – подумала девушка. – Август. Сезон заканчивается. Выручки за лето – кот наплакал. Что мы вообще делаем в этом городишке?»

Если уж и ехать в эту часть Англии – в Восточный Суррей, – то на авиашоу в Редхилл. Вот где народу полно. А лучше вообще махнуть в графство Суссекс, в Кравли, например. А еще лучше не тратить время на провинцию и ехать прямо в Лондон.

Девушка вздохнула – в Лондон цирк не заезжал уже года три, а ей так хотелось там побывать. Погулять по Оксфорд-стрит, заглянуть в бутики на Кингс Роад или побродить по блошиному рынку Портобелло. Вместо этого – бесконечные переезды по маленьким городкам, где на представление собирается меньше зрителей, чем у них в труппе.

Девушка шла по узкому проходу между жилыми вагончиками – вот мелькнула за пестрыми занавесками мисс Доббс – финансист и бухгалтер, вот вагончик Людвига Ланге, весь расписанный волками, монстрами и девушками в крылатых шлемах с мечами. На лицах волков, девушек и монстров застыло одинаково зверское выражение, и ночью мимо хотелось пробежать быстрее. Силач Людвиг Ланге любил слушать готический металл и совсем не умел рисовать. Обычно его вагончик отгоняли на край стоянки – никто из обитателей цирка не разделял его пристрастия к хриплым воплям под удары отбойных молотков и гитарные запилы, хотя немец искренне считал это музыкой. Единственным невольным ценителем Людвиговой музыки был лишь его помощник – паренек Джеймс лет четырнадцати, страстно мечтавший стать цирковым силачом. По мнению Дженни, для этой цели Джеймс жертвовал уж слишком многим. Кому нужен глухой атлет, страдающий эпилепсией? А до такого состояния ему уже немного оставалось – циркачи делали ставки, сколько продержится очередной ученик Людвига. Обычно больше полугода протянуть никто не мог, но Джеймс явно шел на рекорд – недавно начался второй год его ученичества.

Кажется, предыдущего ученика Ланге звали Ангус. Да, Ангус МакКормик. Хипповатый парень лет пятнадцати, у него еще грязные волосы торчали во все стороны. Выше Дженни на полторы головы, худой и рыжий. Он прибился к «Магусу» в Эдинбурге, пытался стащить пакет попкорна с лотка во время представления. Людвиг, добрая душа, взял его к себе. Где его родители и есть ли вообще у него семья, он так и не сказал. Зато Ангус рассказывал множество историй – про то, как ловил сельдь на рыболовецкой шхуне на Шетландских островах или как был учеником волынщика в сельском оркестре. Впрочем, даже стальные нервы, какие надо иметь, чтобы учиться играть на шотландской волынке, его не спасли. На четвертые сутки после того, как Людвиг раздобыл новый альбом своей любимой группы «Цельнометаллический идол», Ангуса увезли в больницу с нервным срывом.

…Однако сейчас в вагончике было на удивление тихо.

«Значит, Ланге уехал или спит, – решила девушка. – Или Джеймс его придушил-таки». Впрочем, это вряд ли. Здоровья в Людвиге на семерых. Силач гнул пальцами толстые гвозди, рвал металлические цепи, ломал наручники, одной оплеухой валил наземь медведей Роджера. А уж сколько было разорвано на арене резиновых грелок и телефонных справочников, Дженни и не считала. Эдвард как-то составил шкалу, где за единицу измерения был принят «Ланге». Единица – это недостижимый абсолют. Чемпионы мира по боксу и знаменитые рестлеры топтались в самом низу, едва дотягивая до четверти «Ланге». Единственный человек, получивший «пол-Ланге», был Шварценеггер, да и то это был скорее знак уважения. У вагончика дрессировщика Роджера Брэдли, стоявшего на отшибе, поближе к клеткам со зверьми, был припаркован джип. В окне горел свет, жалюзи опущены, а внутри виднелись два силуэта. Дженни и сама не заметила, как свернула с дорожки и подобралась к вагончику.

«Я просто гуляю. Иду с тренировки. Иду… проведать медведей. Могу же я их проведать?» С такими мыслями она стремительно перебежала лужайку и приникла к окну вагончика.

– …не договаривались! – заявил Брэдли, его низкий голос Дженни ни с кем не перепутала бы.

– Все меняется, Роджи. Меня прижали на таможне. Пришлось откупаться, – лениво растягивая гласные, сказал незнакомец. – Так что цена выросла.

– Подслушивать нехорошо, – пробормотала Дженни, озираясь, – но иногда очень интересно.

Брэдли пробормотал что-то невразумительное, но явно недружелюбное.

– Сейчас цена еще подрастет, – пригрозил продавец, – покупай, или я поехал.

Роджер Брэдли молчал. Сквозь щель в закрытых шторах Дженни видела, как его широкая тень шатается по стене. Дрессировщик бродил по вагончику, пытаясь успокоиться.

– Сэмми… – Дженни никогда не слышала, чтобы Брэдли говорил так вкрадчиво. – Я же не отказываюсь. Но ты пойми – дорого. Скинь хотя бы процентов двадцать.

– А ленточкой не обвязать? – язвительно осведомился Сэм. – Цена окончательная. Если зверюги нужны, плати.

«Наш дрессировщик покупает контрабандных зверей? – обмерла Дженни. – Вот это номер!»

Девушка прилипла носом к стеклу, сгорая от любопытства и желая узнать все, немедленно и в подробностях.

Продавец Сэм прислонился к стене и стряхивал пепел. Он был высокий и костлявый. Немытые длинные волосы прядями висели вдоль унылого лица. В тонких пальцах подрагивала сигарета. Напротив нервно расхаживал Роджер Брэдли – крепко сбитый, коренастый ирландец со стремительными движениями. Он походил на тигра в клетке, которого душил тугой ошейник. Незримый поводок от этого ошейника подрагивал в желтых прокуренных пальцах Сэма.

– Ладно, десять процентов, – сдался дрессировщик.

– Пять, не больше, – слегка улыбнулся Сэм. – В знак давней дружбы.

– Дружбы, ага… – Брэдли потер небритый подбородок. Тяжело поглядел на Сэма. – Не хотел бы я знать, как ты поступаешь с врагами. Значит, шесть тысяч? Тысячу за мадагаскарского льва и пять за химеру?

«Шесть тысяч фунтов! – ахнула Дженни. – Вот деньжищи! Откуда? Ведь цирк на мели!»

– Семь, – уточнил Сэм, небрежно поводя сигаретой в воздухе. – Лев стоит две. Без него ты с химерой не сладишь.

Брэдли с ожесточением почесал рыжую щетину.

– Идет!

– Когда заберешь? – продавец отлип от стены, загасил сигарету.

– Лучше ночью. И на этот раз не надо через весь цирк пилить. Подъезжай со стороны клеток, по полю, – сказал Роджер. – Там лишних глаз не будет.

Пол заскрипел. Дженни нырнула под вагончик – больше спрятаться было негде.

«А здесь уютно», – отметила девушка. Сухая трава шелестела, пахло сеном и почему-то пивом. Дженни огляделась: под приставной лестничкой обнаружилась целая батарея пивных банок. Брэдли предпочитал темные крепкие сорта.

«Надо навестить этого алкоголика ночью, – решила девушка. – А лучше сообщить в полицию и Гринпис».

«Интересно, а что такое мадагаскарский лев? – внезапно задумалась она. – Мадагаскар – это же остров? Разве там водятся львы? И что за странный зверь – химера? Ящерица?»

У переднего колеса что-то зашуршало. Дженни повернулась.

Кошка? Собака?

Собака?! На двух ногах, в черной куртке, штанах и черной же широкополой шляпе?!

Она проползла вперед, стараясь не шуметь, и осторожно заглянула за колесо.

Пусто.

«Уже какие-то гномы чудятся».

Ступени заскрипели, и девушка услышала над головой тяжелые шаги дрессировщика. Она осторожно вылезла с другой стороны вагончика, отряхнулась, но не успела сделать и пары шагов, как из-за угла вынырнул Калеб. Помощник Роджера. Почетный выноситель медвежьего помета и профессиональный подметальщик вольеров. Надежда цирка «Магус», короче. Это было почти так же плохо, как столкнуться с Брэдли. Но если дрессировщик полагался в общении на свою ошеломляющую грубость, то Калеб был противным прилипчивым мальчишкой, склонным к полноте и подлостям.

– Далфин? – сверкнул Калеб маленькими серыми глазками. – Тебе чего здесь надо?

– Домой иду, – отмахнулась Дженни и попыталась проскочить мимо.

– Да ты что! – он заступил ей дорогу. – Твой фургон совсем в другой стороне.

Дженни смерила Калеба уничижительным взглядом – полненький, белесый, ниже ее почти на голову. Чудовищные мешковатые джинсы на два размера больше, кислотно-зеленые шнурки в оранжевых кроссовках и убогая толстовка с Микки Маусом.

«Кто вообще носит Микки Мауса?! – подумала она. – Может, он так зверей отпугивает?»

– Не страшно тебе, Калеб, в клетку к медведям заходить?

Вопрос сбил мальчика с толку. Он намеревался «хватать и разоблачать» и потому не сразу нашелся с ответом.

– Со зверем надо быть настороже, – важно сказал он, явно повторяя за Роджером. – Они уважают только силу.

– Ну, этого у тебя хоть отбавляй! – закивала Дженни. – Но все-таки будь осторожней, когда к ним заглядываешь. Ты такой упитанный…

– Ах ты! – задохнулся от гнева Калеб, а девушка, пользуясь моментом, тут же припустила прочь. – Я тебя уничтожу, Далфин!

Но Дженни была уже далеко.

– Ну и дела! – выдохнула она, захлопнув дверь вагончика, и тут же осеклась. На плите дымилась кастрюля, в душевой была приоткрыта дверь, и оттуда доносился плеск воды. А ведь дед собирался только вечером приехать!

– Дед, ты уже вернулся из города?

Фокусник Марко Франчелли вышел, вытирая руки. Старый потертый фартук небрежно наброшен на клетчатую рубашку.

– Ага. Есть будешь?

Дженни принюхалась.

– Опять спагетти?

– А ты чего ждала?

– Ну, я не против устриц, например… – Дженни потянулась к столу, но, поймав острый взгляд деда, поскакала мыть руки. Спорить с Марко из-за таких пустяков – нет уж, лучше просто вымыть руки.

«Рассказать ему о Брэдли? – размышляла Дженни. – Не, лучше я сама этого контрабандиста прижучу. Деду не понравится, что я подслушивала. Хотя… ради благого дела можно же?»

– Что нового?

– Я сделала сальто назад с выходом на одну ногу! – отрапортовала Дженни, наматывая спагетти на вилку.

– Неужели? – поразился Марко. – С какого раза?

– Ну, – девушка замялась, – я не считала. На третий час стало получаться.

– Прогресс…

Никогда нельзя было точно сказать, шутит Марко или серьезен. Вот и сейчас – он аккуратно ел, поглядывая на нее карими, с прозеленью глазами, а что в этих глазах, поди разбери. У Дженни никогда не получалось.

Тем более что сейчас в голове у нее роились коварные планы и хитроумные интриги касательно Роджера Брэдли. Вот она прокрадывается ночью и маникюрными ножницами вскрывает замки на всех клетках… Вооружившись видеокамерой и микрофоном, застигает Брэдли на месте преступного обмена… Угоняет джип продавца Сэма и привозит редких зверей прямо в офис местных защитников дикой природы.

– Ты сегодня молчалива, – прервал ее мечтания дед.

Дженни со свистом втянула спагеттину.

– Утром я говорил с миссис Томпсон из отдела семейного образования. Ты помнишь, что скоро сдавать тест на успеваемость?

Девушка не донесла вилку до рта.

– Опять?! Я же уже сдавала! Сколько этих тестов вообще?!

– Сдавала два года назад, – заметил Марко. – В одиннадцать лет. Неужели было так тяжело?

– Ужасно, – с чувством ответила Дженни. – Я почти весь день перед компьютером просидела. Дед, это пытка. Лучше весь вечер без страховки на высоте отработать.

– Не переживай, впереди почти полгода. Еще месяц покатаемся. С сентября засядешь за учебники, сдашь в декабре, а на Рождество поедем в Лондон.

– Правда? – Дженни аж подпрыгнула. – Серьезно?!

– Да.

– Ура! – Девушка выскочила из-за стола и намерилась уже пройтись колесом…

– Никакой акробатики дома! – молниеносно отреагировал фокусник. – Дуй к Эдварду, там и прыгай.

Дженни скорчила гримасу в стиле «сколько занудства может помещаться в одном взрослом» и встала на руки, опираясь ногами о стену.

– А он меня выгнал, – сообщила она и оторвала левую руку от пола. Теперь весь ее вес опирался на правую ладонь. – Сказал, что меня взяли из приюта.

– Эдвард так сказал? – переспросил Марко.

– Ага! Сказал, что я неженка и что у мамы такой дочери быть не могло! Представляешь?!

– И?

– А я была голодная. Есть пошла. Я три часа как белка в колесе крутилась!

– Что дальше?

– В смысле? – Дженни оперлась на обе руки и встала на ноги. Смахнула с лица короткие светлые волосы. Потом подумала, взялась за расческу и быстро расчесалась.

– Так что ты будешь делать с Эдвардом? Оставишь все, как есть? Скажешь ему, что думаешь? Будешь мстить?

Девушка просияла:

– А можно? Вот спасибо, дед!

Хлопнула дверь, и через мгновение девушка уже мчалась в лабиринте цирковых вагончиков к шатру шапито, которой разноцветной стеной высился над стоянкой. Марко закрыл жалюзи.

– Выбор очевидный, можно было не предлагать.

Фокусник улыбнулся, погладил перстень на левой руке. В толстом ободке белого золота блестел синеватый прозрачный сапфир.

Марко Франчелли был среднего роста, подтянут и строен, несмотря на немалый возраст. Волосы у него были длинные, почти до плеч, каштановые, вьющиеся, с изрядной проседью. Холодные каре-зеленые глаза. Острый умный взгляд. Скупые, точные движения – движения фехтовальщика, а не фокусника. Положа руку на сердце, Марко Франчелли не слишком походил на человека, который взял бы младенца на воспитание. Без весомых на то причин.

– Значит, пора представить ее Магусу? – он говорил сам с собой, словно у него был невидимый собеседник. – А может, не стоит? Она еще совсем девочка…

Фокусник сгрузил грязные тарелки в посудомоечную машину и прошел в свою жилую зону. Их вагончик был устроен очень просто – посередине, напротив входа, располагалась кухня с обеденным столом, плитой и прочей техникой. Налево территория Дженни: кровать, встроенные шкафы с одеждой и обувью, приставной столик, за которым, как предполагалось, Джен должна была прилежно выполнять тестовые задания и контрольные, пара книжных полок и ящики для всякой всячины под кроватью. Все аккуратно и на своих местах. Во всяком случае, именно так эта часть вагончика выглядела на рекламном проспекте, когда Марко его покупал десять лет назад. На деле же всякая всячина пополам с одеждой и журналами мод вперемешку с «Цирковым вестником» ровным слоем усеивала логово Дженни Далфин. Отдельные отважные вещи порой заглядывали на кухню, но изгонялись оттуда суровой рукой Марко Франчелли.

Потому что после кухни, где царил спартанский порядок, начиналась уже территория Марко. Скучная пустыня порядка и прямых углов. Небольшой приставной диванчик, журнальный столик у стены, кресло, в котором он обыкновенно сиживал с книгой… а все остальное место, собственно, и занимали книги. Энциклопедии, словари, иллюстрированные пособия и старинные фолианты с жизнеописаниями великих фокусников прошлого. Стеллажи, стеллажи, стеллажи вдоль каждого свободного сантиметра стен. Там, где нельзя было привинтить к стене стеллаж, Марко вешал полку. Там, где для полки не хватало места, фокусник прикручивал шуруп и усаживал на него рамку с какой-нибудь пожелтевшей от старости страницей на тарабарском языке. «Завел бы себе ридер, – вздыхала обыкновенно Дженни, заглядывая в этот передвижной филиал Лондонской публичной библиотеки. – А весь этот хлам в переработку».

Впрочем, среди полок была парочка интересных и для Дженни. Они были закрыты на ключ, а внутри плечом к плечу стояли тома в темных переплетах. Она не слишком любила читать – если это не касалось цирка, но ее интриговал сам факт. С чего бы деду прятать от нее какие-то книги? Что в них особенного? Что вообще особенного может быть в книгах? Зачем они нужны, когда есть Интернет?

Свои размышления Дженни держала при себе – Марко ее взглядов на книги и их роль в жизни человека совсем не разделял. К своим томам, томикам, книжкам и брошюрам он относился очень бережно. Пыль сдувал. Буквально. Для Марко Франчелли было преступлением даже загнуть уголок страницы – как Дженни влетало за такие вещи! Так что она интересовалась, конечно, что же за книги таятся на закрытых полках, но умеренно. Без фанатизма.

– Да, согласен. Ей уже пора… – Марко повертел в руках расческу Дженни, отложил в сторону. Подошел к окну, потер перстень.

– А все-таки жаль… немного. Она славный ребенок. Нельзя отнимать детство.

В его длинных пальцах блеснул золотой волос.

– Я был острым лезвием меча. Я был каплей в воздухе. Я был сияющей звездой. Я был словом в книге. Я был книгой в начале. Я был светом лампады… Таков я.

Фокусник разжал пальцы, и волос рассыпался золотой пылью.

– Прости, Джен. Иначе ты не выживешь.

– Людвиг! – Дженни забарабанила в дверь. Пожалуйста, пусть он окажется дома! Иначе ее изощренный план мести подлецу Эдварду Ларкину, который она только что гениально придумала, грозил так же гениально рассыпаться.

– Людвиг, ну где ты там?!

Она прошлась вдоль вагончика и постучала в окно.

– Хватит буянить, – выглянул взъерошенный мальчишка. – Он в городе. Вернется вечером. Тебе чего?

– Одолжи пару хот-догов, Джеймс!

– Совсем оголодала на макаронах? – хмыкнул мальчик.

– Надо. Очень! – со значением сказала Дженни. – Я вечером принесу какой-нибудь жратвы.

– Людвиг вашей вермишелью давится. – Джеймс почесал веснушчатый нос. – Настоящий мужчина должен питаться мясом!

– Ага, и добывать его из хобота мамонта. Слушай, я принесу в два раза больше! Клянусь, твоими этими… рогами диплодока!

– У диплодоков нет рогов, – оскорбился Джеймс, великий знаток доисторической живности. – Смотри, не подведи. А то Людвиг приедет, а в холодильнике пусто. Он же меня на хот-доги пустит.

– Нет, он добрый.

– Это он к тебе добрый, – фыркнул Джеймс, скрываясь в вагончике. – Кетчуп добавлять?

– Сделай один обычный, а второй с горчицей, чесноком, хреном, и перца, перца побольше! – потребовала Дженни.

– Ты уверена?! – переспросил с сомнением Джеймс. – У Людвига просто ядерная горчица, баварская.

– Фирменное блюдо Далфинов подается на серебряном подносе, с холодным сердцем, полным мести, – ехидно улыбнулась девушка, – и непременно с баварской горчицей.

Некоторое время мальчик возился внутри, хлопая дверцами. Потом запищала микроволновка.

– Спасибо за ваш заказ, – мрачно сказал он, протягивая горячий пакет из окна. – С горчицей наверху.

– Ах, милорд Джеймс, я ваша навеки!

– Нужна мне такая радость, – фыркнул мальчик. – Ты лучше четыре хот-дога принеси! – прокричал он ей вслед, но, кажется, Дженни уже не слышала.

– Ну что, заждались? – девушка ворвалась в шатер.

Эдвард и Эвелина ожесточенно спорили с Брэдли.

– Вы уже свое время отпрыгали, – гремел дрессировщик.

– Роджер, у нас еще час, – спокойно отвечал Эдвард, но Дженни поняла, что он едва сдерживается. – Ты начинаешь только в два.

– Плевать, – отрезал Брэдли. – У меня медведи. Не уберетесь сами, они вас по кусочкам вынесут.

Он развернулся. На беду Дженни, они пересеклись у бортика манежа.

– А тебе чего?!

– Добрый день, мистер Брэдли. – Девушка попятилась.

Глаза у него были красные, воспаленные и злые.

– Калеб сказал, что ты шлялась возле зверинца. Еще раз увижу, собак спущу. Ясно?

– Яснее некуда, – спокойно ответила Дженни, а сердце в груди бухало, как барабан. Ирландец обдал ее пивными парами и нагло вытащил из пакета хот-дог. Тот самый, густо залитой адской смесью по «фамильному рецепту Далфинов».

– Мистер Бр…

– Увянь, Далфин, – довольно улыбнулся Брэдли и разом откусил половину сосиски.

Нервы у Дженни сдали, она на миг зажмурилась.

– Роджер? – обеспокоилась Эвелин.

Дженни открыла глаза. Дрессировщик побагровел, отшвырнул хот-дог и с мычанием выбежал из шатра.

– Дженни, золотце, что ты сделала? – восхитилась Эвелин.

– Это был подарочек для Эдварда, – вздохнула Дженни. – Роджер сам виноват.

– Да, но его это едва ли утешит, – отметил Эдвард. – Роджер не из тех людей, кто признает свои ошибки, если может свалить их на другого.

Он задумчиво поковырял остатки хот-дога и негигиенично облизал худой палец.

– Чеснок, баварская горчица Людвига, хрен и два вида перца? Добрая девочка. Не бойся, мы тебя спасем.

– Хотелось бы… – Дженни села на манежный барьер. – У меня большие планы на будущее. Хотите хот-дог? Этот можно есть.

– Позже… – Эдвард торопливо развинчивал помост. – Что-то мне подсказывает, что Брэдли очень скоро вернется.

Втроем они быстро разобрали металлическую конструкцию и едва успели занести за кулисы, как у служебного выхода послышался шум.

– А вот и наш друг дикой природы, – заметил Эдвард.

Эдвард и Эвелина поспешили к парадному входу. А Дженни отчего-то медлила, хотя с минуты на минуту в узком темном проходе к манежу должен был показаться Брэдли.

Дженни притаилась в картонной коробке «волшебного шкафа» – фокус с этим аттракционом они отрабатывали с Марко в прошлом году, и девушка прекрасно помнила, как хитро устроены его разборные стенки.

Сквозь узкую щель она видела коридор. Что-то грузное, тяжелое заслонило свет и потянулось к ящику с жарким дыханием и металлическим присвистом. Плотный звериный дух потек сквозь щель, наполняя коробку. Она увидела маленькие, налитые злобой глаза, широкую морду, поросшую бурой жесткой шерстью, приоткрытую пасть с тупыми желтыми клыками. «Барри, – одними губами прошептала она и вжалась в стенку. – Хороший мишка».

Только сейчас она поняла, что пакет со вторым хот-догом у нее и медведя привлек этот запах.

– Барри, не стой на месте! – рявкнул Брэдли. Медведь заворчал, царапнул когтями дощатый пол и, звеня цепью, неохотно двинулся прочь. Только когда дрессировщик скрылся на манеже, девушка выдохнула. Она вся взмокла, с ладоней капали кетчуп и горчица.

«Все, домой, домой!» – Девушка осторожно потянулась к ближайшей стенке, чтобы выбраться из ящика, но отчего-то не смогла ее нащупать. Дженни присела, повела руками вокруг. Ничего. Полоска света, пробивавшаяся из коридора, исчезла. Ее окружала кромешная темнота.

«Что за ерунда». Дженни прекрасно помнила, что такое «волшебный шкаф». Картонная коробка, выкрашенная черной краской, метр на метр в сечении и высотой метра полтора. Она просто не могла не достать до стенок!

Девушка встала. Сейчас она должна стукнуться головой.

Подняла руки вверх.

Потянулась.

Подпрыгнула.

Крышки не было!

Дженни не боялась темноты, не боялась самых сложных и тяжелых трюков, но сейчас происходило что-то странное. Очень странное. Ей стало страшно. Вслед за светом пропали и звуки – не было слышно ни ворчания медведя, ни отрывистых реплик Роджера, ни шорохов и смешков Эвелины и Эдварда. Глухая, непроглядная тишина. Тьма подступала к самому сердцу.

Тьма пахла горчицей, кетчупом и страхом.

«Спокойно. Сейчас я сделаю шаг и уткнусь в стенку, – постаралась успокоиться Дженни. – Такого просто не может быть. Я сидела в этом ящике раз сто».

Она вытянула руки и шагнула, ожидая, что пальцы вот-вот коснутся картона.

Потом еще и еще шаг.

Но стенок не было. Вокруг ничего не было.

 

Глава вторая

– Ты вообще головой когда-нибудь думаешь? – Эвелина чувствительно пихнула острым локтем брата под ребра. – Что ты несешь? Какой приют? Какие эльфы из колыбели ее украли?

– А что, такие случаи бывали, – заметил Эдвард. – Ты сама знаешь! Ты что, локти затачиваешь? Больно же!

– Шут гороховый, – припечатала сестра и отвернулась.

В злой тишине они дошли до их фургончика. В подобных ютились все артисты и технический персонал цирка, но никто на скудные бытовые условия не жаловался. Случайные люди в «Магусе» не задерживались, а тех, кто остался, кочевая жизнь затягивала с головой. Эдвард родился в цирке-шапито, и обыкновенная жизнь, которую ведет большинство людей, казалась ему ненормальной. Как это, каждый день просыпаться и видеть один и тот же пейзаж за окном, одной и той же дорогой ходить в одну и ту же школу, работу, банк, магазин? День за днем, до самой могилы, только изредка выбираясь на курорты или в соседние городки, где вращается такое же скрипучее медлительное колесо жизни. Не прельщали его и мегаполисы – то же самое колесо, только размером больше, и вместо пары сотен белок внутри пара миллионов хомяков. Разве можно жить, не видя, как асфальтовая лента ложится под колеса фургона, а рассветное солнце закрашивает небосвод? Возможно ли счастье, если не видеть, как сменяются пейзажи, города, лица? А выступления? Шепот, смешки, кашель и приглушенные разговоры зрительного зала, затихающие при звуке барабанов… И они с сестрой возносятся ввысь, под темный купол, к обжигающему свету прожекторов, как Икары, но их крылья куда крепче. А внизу – бездна, в которой волнуется и колышется в едином порыве масса бледных лиц, завороженных чудом свободного полета. Зрители скованы священным ужасом, а акробат идет себе по проволоке, как по краю ножа, – в миллиметре от смерти, бросая вызов всем законам природы, и страховкой ему служат лишь тонкий трос и отточенные инстинкты вымуштрованного тела.

– Она не станет акробатом, если ноет от усталости, – Эдвард вернулся к разговору, когда они были уже внутри. – Через плач, слезы, через «не могу». Ты сама это прекрасно знаешь. У Дженни большой потенциал, но что такое потенциал без ежедневной тяжелой работы?

Сестра молчала. Эдвард пожал плечами и, не снимая сценического костюма, завалился на кушетку.

– Эх, а хот-дог так и не попробовал, – вздохнул он, закладывая руки за голову.

Дверь душевой кабинки звонко щелкнула. Эвелина по-прежнему не желала общаться. Эдвард задремал в ожидании, когда сестра освободит душ – после четырех часов тренировки от него несло, как от собаки. Он вообще походил на зверюгу: худую и язвительную, со впалыми боками и умными злыми глазами. Эдвард не заметил, как оступился в неглубокий чуткий сон. Проснулся он, когда мокрое полотенце шлепнулось на лицо.

– Эви!

– Промахнулась, – пожала плечами Эвелина. – До вешалки не долетело.

Ага, промахнулась, как же. Эдвард бы поверил, если бы не видел, как она вгоняет ножи в мишень. Остаток дня они промолчали. Эвелина сидела в кресле у окна, читая очередной том истории Древнего Китая. Уже пятый год она подбивала брата уехать в Поднебесную, на стажировку в один из китайских цирков.

«Эд, ты погляди, что они вытворяют, – восторженно тыкала она в экран ноутбука, где проигрывался стотысячный ролик, скачанный с Youtube. – Нет, ты видишь?»

«Я вижу большие успехи в жестком цигуне, – мрачно отвечал брат. – У меня нет никакого желания пять лет колоть себя копьями, лежать на гвоздях и разбивать головой бетонные плиты. Фокусы это все. Ты видела у них качественную воздушную акробатику?»

Здесь сестра сбавляла обороты и признавала, что в воздушной акробатике азиаты не преуспели. Но зато в других видах… И разговор заходил на новый круг. Эдвард понимал, что ей не дает покоя. Все они здесь, в «Магусе», ущербные. Все от рождения лишены своего призвания, и все опасности манежа – лишь жалкий заменитель. Они не могут жить своей подлинной жизнью. Жизнью людей Договора. И каждый ищет способ хоть как-то утолить сосущую тоску.

Если бы только «Магус» был обычным цирком, а они – обыкновенными циркачами!

Эдвард поднялся с кушетки и прошел на кухню.

– Чайку? Тебе какой заваривать?

– А как ты думаешь, что я буду пить?

– Разумеется, белый чай, собранный в провинции Фуцзянь на высоте не менее тысячи метров, – ухмыльнулся Эдвард. – Сорт «инь чжэнь» – «серебряная игла». Я с твоим Китаем скоро рехнусь.

Он заварил себе кофе, подождал, пока чайник остынет до 80 градусов (иначе он все испортит, этот чертов чай стоил бешеных денег), и заварил щепотку светло-зеленых листьев в глиняном чайничке.

– Прошу вас. – Он с поклоном подал поднос с чайным набором.

Эвелина отложила книгу, наполнила пиалу на две трети и бережно поднесла к губам.

– Он проясняет зрение, наполняет силой конечности, от него начинают свободно двигаться все сто суставов, – процитировала она. – Этот чай легко справляется с сотней видов болезней, и по своему воздействию он подобен божественной сладкой росе.

– Аминь, – согласился Эдвард и шумно отхлебнул растворимый кофе.

– Варвар. – Эвелина тронула пиалу губами, поставила на столик, и тут в дверь постучали.

– Заходи, Марко, не заперто, – крикнул Эдвард.

– Вы когда Дженни видели? – с порога спросил фокусник. – Третий час не могу найти.

– После репетиции не видели, – близнецы переглянулись.

– Я думал, она давно дома, – удивился Эдвард. – Может, к Людвигу заглянула? Сидят с Джеймсом, телевизор смотрят.

– Нет, – Марко задержался на пороге. – Еще раз в шапито посмотрю.

Дверь хлопнула.

– Странно, – озадачился акробат. – Где же она?

– Да зависает где-нибудь, – отозвалась Эвелина, зажмурилась и отпила еще один глоток.

 

Глава третья

Так не бывает. Так не бывает!

– Помогите!

Пусть ее услышат Эдвард и Эвелина, Людвиг, Джеймс, пусть ее отыщет Брэдли или даже его медведь, пусть появится хоть кто-нибудь из цирка.

Тишина и тьма.

Девушка села на пол и положила голову на руки. Происходило что-то непонятное, «ни-за-что-на-свете-не-возможное». И она не знала, что делать.

– Так не бывает, – всхлипнула девушка.

Тьма молчала. И Дженни почудилось, что она висит в непроглядной черноте глубочайшего космоса, куда не попадает ни капли света от всех звезд Вселенной. Как она здесь очутилась и где находится это «здесь»? Она чувствовала, что сейчас Дед, Эвелина, Эдвард, цирк «Магус» и все его обитатели далеко-далеко от нее, потерявшейся в неизвестной бесконечности.

– Не бывает так! – Дженни ударила кулаком о пол. – Выпустите меня!

От удара заныли пальцы, но девушка неожиданно обрадовалась. Пол! Как же она могла забыть – ведь по-прежнему под ногами у нее картонное днище этой чертовой коробки, метр на метр в сечении, чтоб его так. Выкрашенное черной краской! Она знала каждый миллиметр этого «шкафа» – сама же красила его в прошлом году! По крайней мере хотя бы частица дома все еще с ней.

«Хорошо!» – девушка решительно встала.

– Я не знаю, где я, не знаю, как тут оказалась и почему. Но я найду выход, – ей казалось, что там, в темноте, ее слова слышат и слушают. Внимательно слушают. – У меня нет ни меча, ни светильника, – продолжила она, уже не совсем понимая, что говорит. – Я сама себе меч и светильник, и нет тьмы, которая меня погасит. Пустите меня, или я пройду сама!

Нет ответа. Тьма обнимает ее, обертывает лицо мягким покрывалом, обволакивает, тянет вниз. Не слышно ничего, кроме дыхания Дженни и стука сердца.

Девушка шагнула вперед. Первый шаг дался легко. Второй – будто подвесили по десять килограммов на каждой ноге. А третьего не было, словно кто-то прибил ее к полу, схватил, как мошку, вклеил в липкую смоляную тьму. Жужжи-трепыхайся, никуда тебе не деться.

Не знал этот неведомый, кто такая Дженнифер Далфин. А может, и знал, да недооценил.

– Де-ла-ем раз… – выдавила Дженни и, стиснув зубы, невероятным усилием сдвинула правую ногу. Чуть-чуть, буквально на пару миллиметров, но сдвинула!

– Де-ла-ем два. – И левая нога, преодолевая чудовищное притяжение, переступила вперед.

Она перевела дух. Что происходит, где она? Как вообще возможно потеряться в маленькой картонной коробке за кулисами цирка?! Дженни знала только одно: что-то или кто-то не пускает ее, не хочет, чтобы она прошла, и, значит, идти – надо. И со всей решимостью Дженни рванулась вперед, вложив в этот бросок усилие каждой мышцы. Рванулась до звона в ушах и хоровода белых искр, вспыхивающих в глазах. Рванулась так, что словно выпрыгнула из собственного тела, и белые искры, кружащиеся вокруг, сложились в ослепительную радужную вспышку.

…Картонная стенка отлетела с грохотом, и Дженни рухнула прямо на грязный пол.

– Кого там черт принес? – возмутились на манеже. – Джеймс, если это Брэдли…

– Это я! – восторженно завопила Дженни, не помня себя от восторга. Она узнала этот голос – голос Людвига Ланге, узнала этот тусклый свет лампочек в коридоре, узнала еще не развеявшийся медвежий запах. Она дома! Невероятный непонятный кошмар закончился.

– Джен? – Джеймс заглянул в коридор. – Где тебя носит? Марко уже с ног сбился – пятый час тебя ищет.

– Как это? – опешила девушка. – Меня минут десять не было.

– Сейчас уже семь вечера, а тебя никто не видел с двух.

– Сколько-сколько? – Дженни в растерянности присела на остатки «волшебного шкафа», но моментально подскочила. Нехорошие чудеса вовсе не прекратились вопреки ее ожиданиям, и лишний раз прикасаться к этой коробке ей не хотелось. Чувствовала она себя не слишком хорошо – на руках засохла горчица и перец, трико в пыли, а в глазах до сих пор плавают белые искры от удара о стенку.

– Семь вечера, – повторил Джеймс, разглядывая ее, как редкий вид динозавра. – Шла бы ты домой, Джен. И еще – Людвиг еды накупил, так что те хот-доги я тебе дарю. Брэдли ты классно уделала.

– Да, неплохо получилось, – пробормотала девушка. – Значит, семь вечера? И вы с Людвигом репетируете? Ну да, вы же всегда в шесть часов начинаете. Ладно, я тогда пойду, хорошо?

– Так иди, – с легким недоумением разрешил мальчик и вздрогнул от крика, прокатившего по коридору.

– Доннерветтер, Джеймс!

– Иду, Людвиг! – мальчик исчез.

Девушка осталась одна в пустом коридоре. Над головой висела тусклая лампочка в облаке слабого света. А за пределами его темнота была только гуще. Она таилась в углах, хватала за ноги длинными тенями, оборачивала покрывалом привычный реквизит, превращая лица давно знакомых вещей в гримасы ужаса – будто из них полезла пугающая, неведомая людям изнанка. У Дженни слегка закружилась голова. Голоса Людвига и Джеймса начали затихать и отдаляться, а лампочка тревожно заморгала. С каждой вспышкой коридор перевоплощался, будто вещи пользовались кратким мигом полумрака, чтобы измениться еще больше. «Ничего не кончилось!» – с ужасом поняла девушка и кинулась к выходу. Мрак позади прибавил в объеме. Он расползся во все стороны, как пухлое черное тесто, уперся в стены и волной покатился следом за девушкой.

Раньше она пробегала служебный коридор от входа в шапито до выхода на манеж секунд за десять, но сейчас Дженни Далфин никак не могла добраться до выхода, словно каждый ее шаг удлинял коридор, прибавляя лишние метры. Ей было жарко и зябко от ужаса, обжигающие волны холода одна за другой поднимались от поясницы к лопаткам, она летела по коридору стрелой, выпущенной из лука, а следом – Дженни знала это, хотя ни за что на свете не обернулась бы, – следом накатывал вал тьмы, выплеснувшейся из останков «волшебного шкафа». В левом глазу суматошно билась какая-то белая искорка, будто стрелка компаса, указывая точно на темный прямоугольник выхода. Больше всего Дженни пугала абсолютная необъяснимость происходящего и полнейшая тишина.

– Мамочки, – простонала она. – Да пустите же меня!

Чья-то злая и властная рука бросала ей под ноги густые тени, гасила свет, протягивала из углов черные щупальца тьмы и водила по спине ледяным пальцем ужаса. Чья-то недобрая воля заступала ей путь и путала все дороги. И эта же рука кинула ей под ноги мячик – обыкновенный жонглерский мячик в синюю и желтую полоску. Дженни поскользнулась.

– Марко! – завопила она с таким чистым отчаянием, что даже тьма, подобравшаяся сзади, готовая к хищному прыжку, на миг замешкалась. А в следующее мгновение искорка в левом глазу Дженнифер Далфин взорвалась радужной вспышкой и затопила все вокруг.

– Дженни, ты как?

Она открыла глаза.

Бешеная радуга перед глазами померкла, сжалась до отблеска в перстне на левой руке Марко Франчелли.

– Дед, – слабо отозвалась девушка. – Привет…

Марко поддерживал ее за плечи. Взгляд у него был напряженный.

– Что случилось?

– Темнота… – всхлипнула девушка. – В нашем «шкафу»… Там что-то странное.

– Ты о той старой коробке?

– Я домой хочу, в наш вагончик, – пробормотала девушка. – Уйдем отсюда.

…С чашкой чая с молоком Дженни с ногами сидела в кресле на кухне. Марко улегся на кушетке, читал книгу и изредка отпивал по глоточку из маленькой серебряной фляжки. Он не мучил Дженни расспросами, а девушка так устала, что даже не удивилась, а была благодарна ему за тишину и молчание.

Она всячески гнала от себя воспоминания о произошедшем, потому что просто не понимала, как это можно объяснить. Но в левом глазу все еще плавала едва заметная белая искорка, которая появилась после удара о стенку «волшебного шкафа». Все вещи, которых она касалась, начинали слегка светиться по краям – словно включалась некая неоновая подсветка. И это тоже нельзя было объяснить.

«И зачем я залезла в этот шкаф?» Дженни зевала, клевала носом, но продолжала тупо сидеть в кресле. Чтобы лечь спать, надо встать! Умыться! Почистить зубы! Переодеться. На такие подвиги она была не способна. Неизвестно, чем бы кончилось ее великое сидение, если бы Марко не погнал ее в кровать.

Посреди ночи Дженни резко проснулась, будто ее подбросили чьи-то сильные руки, и она одним прыжком выскочила из сна в реальность.

Было темно и тихо, как обычно и бывает ночью. Над головой, на потолке мерцали звезды из фольги. Марко наклеил их, когда они купили этот фургончик. Да, тогда она была совсем мелкая, еще четырех не исполнилось. Но она отчетливо помнила листы цветной фольги, в которых так смешно все отражалось, звезды, отклеивающиеся по трафарету, Марко, который с шутками лепит их над кроватью. Наверное, она это запомнила, потому что Марко впервые на ее короткой памяти улыбался и шутил. А может, она просто впервые это запомнила?

Из другого конца вагончика доносилось легкое похрапывание. Дженни улыбнулась. Такая мелочь ее не могла разбудить. Нет, ее разбудило таинственное предчувствие – этой ночью должно было произойти что-то очень важное, о чем она позабыла за всей этой суматохой и мистическими происшествиями.

– Брэдли! – осенило девушку. – Неужели проспала?

Она бесшумно вскочила с постели и быстро оделась. Затем тихо открыла окно и гибкой тенью выскользнула из вагончика, не выдав себя ни единым звуком. Ставень осторожно опустился с наружной стороны, и Дженни растворилась в ночи. Она и заметить не могла, что Марко лежит с открытыми глазами.

– Надо было повременить, – пробормотал он. – Что-то нехорошее начинается.

Луны в ту ночь не было, и звезды скрылись за облаками. Дженни уходила от света редких фонарей на фургоничках, держалась подальше от еще не погасших окон, так что никто в ночи не мог оценить ее костюм: черные с искрой легинсы, темно-синее платье с юбкой-шортами, коротким рукавом и стоячим воротничком, перчатки до локтя и ботинки на легкой толстой подошве, которые скрадывали звук шагов.

Вот и вагончик Брэдли. В окнах не горел свет, значит, Брэдли уже производит обмен. А может быть, она проспала, и все уже кончилось?

Дженни по широкой дуге обошла клетки, пройдя по полю. Колючая стерня шелестела под ногами и больно уколола колени, когда она присела на землю. Черная туша джипа с выключенными фарами прокатила мимо и остановилась в шагах двадцати.

Дальний свет фонарей еще больше затемнял здесь ночь, и клетки со спящими животными сливались в одно непроглядное пятно. Оттуда вышел Брэдли. Дженни не видела, а больше угадывала движения мужчин по звукам – вот они хлопнули по рукам и обменялись парой фраз, вот с легким шипением открылась задняя дверь джипа, и стукнулись о землю клетки, обмотанные тканью. Шелест купюр, ровный стук мотора, ночь, тишина и две мрачные фигуры. Может быть, другая на ее месте занервничала бы, побежала прочь, набрала бы 911 дрожащими пальцами, но Дженнифер не боялась. Это они должны бояться! Ей только свистнуть, полцирка сразу сбежится. Жаль, что фонаря нет – на эти бандитские рожи полюбоваться.

«Хоть бы покурили, что ли, – злилась Дженни. – Вообще ничего не видно».

Чуть заметная искра возле левого века девушки медленно поплыла, словно подгоняемая ресницами, и встала точно на линии взгляда.

«Вот ведь странно, до сих пор не проходит…»

И ночь вспыхнула светло-голубым светом, словно само ее вещество подожгли изнутри тысячами светодиодных фонариков. Легкий неоновый контур очертил все вокруг – джип, вагончики, клетки. Холодной зеленью пылала трава, а вдали в небо мощно поднималось изумрудное сияние. Дженни поняла, что это лес. Она задохнулась собственным криком, зажала рот, запрокинула голову, но лучше бы она этого не делала. Куда только делись облака?! Немыслимое число звезд обрушивало вниз яростный великолепный свет. Казалось, там, среди потоков невыносимого сияния, что-то двигалось, перетекало и тянулось к ней, что-то шептало и манило… Дженни зажмурилась. Ей было страшно.

«Что со мной? Я заболела?!»

Она попробовала открыть глаза… Нет, все так же. Будто она сова, кошка, летучая мышь какая-то! Ее заштормило от ужаса. Дженни зажмурилась, вцепилась в колкую стерню. Легкая боль ее слегка отрезвила. «Все хорошо, все в порядке… Нет, ничего не в порядке. Что со мной случилось?!» Она еще раз приоткрыла глаза. Осторожно, на полреснички. Огляделась. Было непривычно, страшновато, но не больно. «А ведь совсем не похоже на темно-зеленую муть, которую в боевиках показывают, – подумала Дженни. – Там герой с прибором ночного видения на голове как будто сквозь немытый аквариум смотрит». Она же видела мир совсем иначе.

Внутри джипа, на месте двигателя, вертелся клубок голубого огня. Фигуры мужчин светились мутно-желтым – одна еле мерцала, другая горела устойчивым грязно-оранжевым, две клетки – большая и маленькая – казались темно-синими, внутри них дрожали два сгустка пламени. В маленькой клетке бился чистый янтарный огонь, а в большой бросалось на стенки злое льдистое пламя.

Мужчины отнесли клетки к стационарным вольерам, где спал весь зверинец цирка-шапито «Магус»: два меланхоличных медведя Барри и Ларри, три неугомонные лайки Гог, Магог и Демагог – Дженни их вечно путала, и стадо дрессированных белок, запомнить которых девушка и не пыталась.

Затем сообщники молча разошлись, не попрощавшись. Хлопнула дверь машины, джип отъехал и растворился в ночи. Роджер подождал, пока звуки мотора окончательно затихнут, присел возле маленькой клетки, постучал по дверце.

– Ну что, красавец, мы с тобой поладим?

Зверь зашипел – зло и предостерегающе. Брэдли едва успел отдернуть руку.

– Зараза, – он недобро засмеялся. – Хорошо, что вы у меня не задержитесь. Отгружу вас «темнику», и до свидания.

Он подкатил тележку, погрузил на нее сразу обе клетки и покатил вперед.

Дженни лежала на земле и чувствовала себя полной дурой. Она понятия не имела, что же делать дальше. «И почему я не стукнула в полицию?! Сейчас бы их уже лицом по капоту возили. Нет, решила взять с поличным! И как?» Девушка от досады подергала себя за мочку уха. Продавец уехал, а она не догадалась даже номера машины переписать. А теперь что делать? Выскочить на Брэдли с криком «Я все знаю»? Ага. Он только посмеется, а потом за шиворот притащит домой. А там дед… Дженни поежилась. Нет уж, это вариант отпадает. Лучше подождать, пока Брэдли ляжет спать, и попробовать освободить зверей. То-то будет утром у него лицо – проснется, а семь тысяч фунтов улетучились. «Точно! Так и сделаю! – решила Дженни. – Свободу всем зверям, а особенно редким!»

Она подобралась ближе, стараясь не шуметь. Звук – единственное, что ее могло выдать. Ночь была безлунная, и шансов, что Роджер увидит ее без фонаря, не было. А вот Дженни благодаря своему новому зрению без труда проследила, куда именно он отвез клетки. Дрессировщик прошел рядом, в шести шагах, но не заметил Дженни – тлеющая сигарета слепила его, сужала поле зрения до одной огненной точки, пульсирующей в такт дыханию.

«Господи, как ЭТО можно курить! Бедные звери, они этого монстра каждый день обо… обаня… тьфу, обнюхивают».

Когда дрессировщик ушел, она выждала еще немного – для надежности, чтобы он улегся в постель и задремал, и только потом проскользнула к вольерам. «Нет подготовки – нет трюка», – приговаривал Марко, так что девушка решила сначала посмотреть, что за зверей «приконтрабандил» Роджер, а уж потом принимать решение.

Дженни прошла между двух рядов клеток. Сердце колотилось. И медведи, и собаки, и белки, и прочая живность Брэдли мирно спали, но все равно от когтей, зубов и клыков ее отделяли лишь решетки. А главное, если кто-то из животных ее почует, то может занервничать. А тогда начнется шум, гам и неизбежный позор, если она вовремя не удерет. Она поравнялась с медведями, в нос ударил запах мочи, пыльной шерсти и протухшей рыбы. В глубине вольера грузно заворочался багрово-бурый огонь – так для Дженни сейчас выглядел Барри.

– Тсс, – прошептала девушка, мягко перекатываясь с носка на пятку. – Тихо, тихо. Хороший мишка.

Барри послушался: опустил голову и затих. Дженни выдохнула и двинулась дальше к вольеру с лайками. Псины спали, разбросавшись по всей клетке, дергая лапами и потявкивая.

«Наверное, ловят полярных куропаток или гонят северного оленя, – пожалела их Дженни. – А проснутся – вокруг тесная клетка, где не развернуться».

Клетки, звери, фургончики – все это было ей знакомо, но сейчас Дженни изрядно нервничала – ведь она ворует чужих зверей! «Они не чужие, а контрабандные, – успокаивала себя девушка. – Так что я восстанавливаю справедливость». Дженни склонилась над пластиковой клетушкой, в таких обычно перевозят кошек или небольших собак. Внутри затаился клубок янтарного огня.

«Что же, я и сквозь стены видеть могу?» Дженни уже было приспособилась, но тут ей опять подурнело. Что-то нехорошее с ней произошло в «волшебном шатре».

Дженнифер глубоко вздохнула. Нет, ну глупо же отступать, когда все получилось. «Я подумаю об этом завтра, – решила она. – Обо всех страшных ужасах, таящихся в моих глазах, и прочем. А сейчас…»

– Наверное, ты химера, – прошептала Дженни, вынимая карманный фонарик (он же лазерная указка, он же авторучка, в общем, незаменимая вещь). Девушка подняла с клетки покрывало, помедлила… и включила фонарик, направив его луч сначала в сторону, чтобы не испугать животное. Удивительно, но зрение тут же вернулось в норму, словно в голове щелкнул переключатель.

«Вот как…»

Она провела острым лучом по клетке, но прорези в дверце и стенках были такими тонкими, что пропускали только воздух, но никак не любопытный взгляд Дженни Далфин. Таинственный зверь завертелся юлой, царапая коготками пластиковый пол.

– Тсс, нас же услышат! – Дженни покусала губы. – Как же на тебя посмотреть?

На клетке висел довольно большой замок, но сами петли были из плотного пластика. Было ясно, что замок повесили, чтобы зверь не выбрался, а не в качестве защиты от грабителей.

– Ай, ладно! – Она махнула рукой и вынула кусачки, которые позаимствовала на полке с инструментами Марко. После недолгой борьбы петли сдались, она бросила кусачки на траву, приоткрыла дверцу и посветила в проем фонариком.

…Когда Дженни принимала решение, то тут же начинала его воплощать в жизнь. О последствиях она обычно начинала думать, когда те ее настигали. Как-то она в Бирмингеме сунула метлу в колесо мотоцикла: женщина с ребенком запирала машину, а воришка сдернул сумочку с ее плеча. Дженни выхватила метлу у рабочего и – тынц прямо в колесо! Как этот ворюга летел – через всю улицу, удивительно, что шею не свернул. Метла, правда, в щепки. Зато преступник не ушел от возмездия.

Едва она открыла дверцу, как зверь бросился вперед. Дверь сотряс мощный удар – энергично работая всем телом, он просунул в проем узкую морду. Рыжего цвета с коричневым отливом, машинально отметила Дженни, пытаясь сдержать напор редкого животного, которое, утробно рыча, рвалось на волю.

– А ну цыц! Я тебя спасаю! – Дженни щелкнула зверя по лбу. Тот отскочил в глубину клетки.

– Так-то лучше. – Девушка приоткрыла дверцу шире.

Зверь зарычал. «Только подойди», – недвусмысленно предупреждали пылающие янтарные глаза с узкими прорезями зрачков, а когти расцарапывали пластиковый пол. «Тогда уж живого места не оставим», – обещали сверкающие клыки в приоткрытой пасти.

– Ты не очень похож на химеру, – озадачилась девушка. – Нет в тебе ничего такого… химерического. Значит, ты мадагаскарский лев. На кошку больше смахиваешь.

Услышав ее, зверь мяукнул. Голос у него был хриплый, простуженный.

– Не хочешь быть кошкой? – улыбнулась Дженни. – Ладно, будешь львом. Львенком. Договорились?

Мадагаскарский львенок пристально сверлил ее янтарными глазами и ожесточенно колотил по бокам длинным хвостом. Света фонарика не хватало, чтобы хорошенько разглядеть животное, Дженни, недолго думая, сунула руку в клетку и схватила его за шкирку.

Зверь растерялся от такой наглости и даже позволил себя вытащить. Однако когда Дженни подняла его (надо сказать, что зверюга оказалась довольно тяжелой), львенок начал вырываться. Дженни пришлось схватить его двумя руками, и она забыла и о фонарике, и об осторожности. И вот тут-то контрабандное животное себя и показало. Зверь схватил Дженни за левую руку и с рыком пустил в ход разом и зубы, и когти. Девушка с трудом сдержала вопль и уже было замахнулась на зверя, но в последний момент сдержалась и прижала его к груди. Было страшно и больно, но она отчего-то знала, что надо вытерпеть, выстоять, а иначе все будет очень плохо.

– Ну что ты, маленький, все хорошо. – Она пригладила взъерошенную шерсть, круглые ушки, и он ослабил хватку, перестал рычать.

Львенок разжал челюсти и неуверенно лизнул руку. Дженни выдохнула, опустилась на землю. Львенок выпрыгнул, сел рядом.

Девушка зажала фонарик в зубах, сняла с руки разодранную перчатку и перевязала разорванное предплечье. Крови было много, и Дженни старалась не глядеть на нее. В цирке она и не такое видала, но при виде собственной крови ей стало дурно.

– Что, монстр из Мадагаскара, доволен?

Львенок ударил гибким хвостом по земле. Зверь был странный: напоминал кошку, куницу, собаку и даже медведя одновременно, но сейчас Дженни было не до зоологических исследований.

– Пойдешь со мной, кровопийца? – она с опаской протянула ладонь. А ну как опять бросится?

Зверек обнюхал руку, потерся об нее мордой и сел умываться, как обыкновенная домашняя кошка.

– Отлично, договорились.

Все шло отлично: мадагаскарский лев на свободе и, кажется, в хорошем расположении духа.

«Всего-то немного крови, и тебя любят, – подумала Дженни. – Надеюсь, с химерой все будет проще… Или не будет?»

Девушка осветила вторую клетку. Такого она не ожидала. Меньше всего металлический ящик, в котором не было даже вентиляционных отверстий, походил на клетку для перевозки животных. Массивные стенки, толстые заклепки, блестящая панель электронного замка. Ящик с химерой больше напоминал банковский сейф.

– Зачем ее в такой ящик запихивать? – Дженни подступила к ящику и осторожно потрогала крышку. – Бедное животное, оно же задохнется.

Она выключила фонарь, чтобы лучше разглядеть клетку своим «вторым зрением».

…И отшатнулась, когда к ней рванулось синее пламя, ударилось и отлетело от стальной двери. Клубок живого янтаря прижался к ее ноге, хрипло, угрожающе зарычал. Ледяной огонь химеры умерил свою ярость, откатился к дальней стенке ящика. Девушке даже показалось, что с некоторым испугом.

– Вот так химера. Как же тебя оттуда вытащить?

«Шифр от замка Брэдли вряд ли скажет. Значит, надо придумать, как распилить этот сейф. Кусачками тут явно не обойдешься».

– Ты что думаешь, зверь?

Мадагаскарский львенок все еще рычал на ящик, в котором затаилась химера, и Дженни почувствовала, как в воздухе нарастает напряжение, между янтарным и синим пламенем протягивается незримая нить…

– Все, хватит! – Девушка поняла, что устала. Она подхватила львенка и решительно пошла домой. Сегодня она сделала все, что могла.

– Прости, дорогая химера, я вернусь завтра, – извинилась она перед сейфом, в котором томилось неведомое существо.

– А с тобой мы дома поговорим, – обратилась она к зверю. Львенок продолжал глухо рычать, но чем дальше они уходили от химеры, тем больше он успокаивался.

– Надо придумать тебе имя и объяснить Марко, откуда ты взялся. Будем думать вместе, иначе он нам не поверит.

Дженни шла в кромешной темноте, но все вокруг сияло для нее. На руках сопел мадагаскарский лев. День начинался обыкновенно, а заканчивался удивительно. Она ни разу не обернулась на ящик с химерой, а иначе увидела бы, как по металлической стенке с тихим звоном расходится паутина мельчайших трещин.

 

Глава четвертая

Утро выдалось туманным, в белесом небе цвета жидкой овсянки на воде расплылся зыбкий диск солнца. В шесть тридцать утра цирк «Магус» еще спал.

«И только бесстрашный Калеб, главный и незаменимый помощник Роджера Брэдли, укротителя опаснейших на планете зверей, встал с первыми лучами. Этим утром ему предстоит войти в клетку к свирепым хищникам, животным, страшнее которых не найти во всех лесах, от джунглей Амазонки до сибирской тайги».

Мальчик остановился перед клеткой, потеребил пакет с кормом. Входить внутрь, если честно, не хотелось. Калеб открыл дверную задвижку. В просторной клетке было темно и тихо. Мальчик глубоко вздохнул, включил на мобильном секундомер и быстро вошел внутрь.

– Еда! – крикнул он. – Где вы, гады?

И тотчас – черные глаза, серо-рыжий мех, белые резцы, цепкие лапы и острые когти – все разом обрушилось на него, закружило в вихре, исцарапало лицо, вырвало пакет из рук. Ошеломленного и оборванного его выставили из клетки, и дверь клетки, казалось, захлопнулась сама по себе.

– Белки! Белки! Белки!

Каждое утро проклятые грызуны издеваются над ним. Каждое утро он дает слово не входить к ним больше никогда. Но…

«Справишься с белками – справишься с кем угодно», – говорил Брэдли, и мальчик упрямо открывал дверцу, за которой его ждал многолапый позор.

Калеб почесал голову, вытряхивая из волос ореховую скорлупу.

«Ого! – сверился он с секундомером. – На целых десять секунд больше! Вот это прогресс!»

Настроение у него сразу поднялось. Он даже провел пальцами по прутьям медвежьей клетки – пока звери спали, можно было позволить себе такую вольность. Здесь ему делать нечего, косолапых Роджер всегда кормил сам. Оставалось засыпать корм голубям и проверить собак. Под ногами что-то захрустело.

Калеб не поверил глазам: это была заиндевевшая трава. Он дотронулся до земли. Трава стояла, схваченная льдом до самых корней, и почва поросла мельчайшими кристалликами льда. Снег и лед. В середине августа. Замерзшая дорожка цвета темной зелени с серебром уходила за вольеры, в поле, и Калеб с удовольствием прошел по ней, оставляя за собой черные следы на примятой траве.

Откуда взялась эта дорожка? Что за странные фокусы выкидывает природа с ночными заморозками, конденсацией влаги, фронтами холодного воздуха? Будь Калеб метеорологом, то непременно задумался бы над такими загадочными погодными явлениями. Может быть, даже научную статью бы написал. Но Калеб был помощником дрессировщика, и, по правде сказать, все эти вопросы даже не пришли ему в голову. Он просто веселился.

Ледяная тропинка привела мальчика к квадратной глыбе льда почти с него ростом. Она возвышалась в тупичке, у двух пустовавших вольеров, которые недавно купил Роджер.

– Офигеть!

Мальчик поежился – от глыбы тянуло холодом, как из распахнутого холодильника. Очень большого холодильника.

Откуда она тут взялась?

«Может, от самолета кусок льда отвалился? – предположил мальчик. – На высоте холодно, вот и обмерз. А потом снизился, воздух потеплел, вот от него кусок и отвалился». Про то, что самолеты могут обледеневать, Калеб узнал в одной из передач «Дискавери».

«Нет, не похоже. Там все-таки куски поменьше будут. А может… комета?! – мальчик вспомнил еще одну познавательную передачу. – Те вроде изо льда? Тогда ее можно продать каким-нибудь научникам. Телевизионщики набегут, наш цирк по телику покажут. Супер!»

Странно только, что не было кратера – кусище огроменный, и яма от него должна быть глубокой, если он сверзился с такой высоты.

Калеб пригляделся к очертаниям глыбы. Ему вдруг стало еще холоднее.

– Не может быть… Нет…

Мальчик провел ключами по льду. Раздался скрежет, и в узкой бороздке блеснул металл. Мальчик попятился.

– Нет… Роджер, ты опять притащил эту штуку?!!

Калеб со всех ног бросился к вагончику. Однажды… однажды он видел похожий ящик. Там такая тварь сидела! Нет уж, пусть Роджер сам разбирается…

Ледяной ветер обдал его сзади. Звонкий металлический визг, похожий на железный хохот, оглушил его. Он обернулся на бегу, и сверху обрушилась стремительная тень. Калеб успел закричать, а потом снежная лавина блестящих перьев накрыла его с головой, подхватил и увлек за собой ледяной вихрь.

Утренний бриз с моря постепенно разогнал облака. На солнце заблистало металлическое хранилище химеры. То, что от него осталось. Герметичный кейс из селенитового сплава производства фирмы «Локк энд Компани» (толщина стенок – пять сантиметров, полная гарантия безопасности при перевозке биоактивных субстанций первой категории опасности!) был разворочен сильнейшим ударом. Пластины селенита развалились, словно цветочные лепестки, покрытые нежной вуалью ледяных игл.

…Дженни проснулась в прекрасном настроении. Воскресенье, можно поваляться в кровати дольше на целый час. А уже потом отправляться на репетицию. Ох, опять этот номер, бесконечные фляки, сальто вперед и назад! Подустала она от этого номера, если честно. Вот везет же обычным школьникам – ходят в школу, делают уроки, гоняют на великах, роликах и скейтах по улицам и знать не знают обо всех цирковых мучениях. Вот скука! «Нет уж, – решила она, немного поразмыслив. – Я свой цирк ни на что не променяю».

– Дженни, поднимайся, а то кофе остынет. – Абсолютно неизвестным способом дедушка всегда определял, спит она или нет. Одно слово – фокусник.

С кухни долетали умопомрачительные запахи. «Капучино и круассаны – улыбнулась девушка. – С чего это Марко расщедрился?» Дженни зевнула, потянулась и охнула. На плече багровели глубокие длинные царапины и следы от укусов. Девушка закуталась в одеяло, доползла до шкафа и торопливо поискала что-нибудь с длинным рукавом. Очень длинным. Обтягивающий свитер из трикотажа кроваво-алого цвета вполне подойдет. Грязное и мокрое мини-платье закинула в корзину для белья. Кажется, скрыла все улики.

«Хорошо, что рука совсем не болит. А как там зверь?»

Она пошарила под кроватью, сначала с одной стороны, потом с другой. Зверь не нащупывался. Поднатужившись, она нашла картонную коробку, в которую посадила львенка. Подстилка – старая кофта – была на месте. А вот львенка не было. Дженни бросило в холодный пот. Если зверь проснулся и пошел куролесить по фургончику…

– Сеньора Далфин, хватит разлеживаться. А ну быстро встаем! – Марко так быстро подошел к кровати, что Дженни едва успела повернуться и накрыться одеялом.

– Чем это здесь пахнет?

– Ничем. Все как обычно, – притворно удивилась Дженни. Хотя она прекрасно чувствовала густой и терпкий запах шерстки. – Тебе кажется.

– Кажется? Мне? – изумился, в свою очередь, Марко. – Милая, я сорок лет показываю фокусы, у меня вообще нет воображения. Надо проветрить. – Фокусник подошел к окну и решительно раскрыл шторы. – Мама мия!

– Это что такое? – Девушка села. – Над нами Снежная королева пролетала?

Все стекло было расписано белыми полупрозрачными узорами: иглы, кресты, звезды, сказочные пейзажи и фантастические птицы, чьи крылья и хвосты сливались в феерической красоты веера.

Джен, конечно, знала, что такое случается, когда на улице большой мороз. Но даже зимой в Англии не бывает так холодно. А сейчас вообще август!

– Заморозки, – растерянно ответил Франчелли. – Резкое похолодание. Перепад температуры, влага кристаллизуется на поверхности стекла. Но чтобы летом… хорошо, я обогреватель на ночь включил.

Фокусник был в замешательстве. С кухни донеслось негромкое шипение.

– Кофе!

Марко сорвался с места. Пользуясь моментом, Дженни вскочила, натянула любимые разноцветные шаровары и надела легкие спортивные туфли на небольшом подъеме. Потрогала стекло пальцем.

«Холодное! – Капля воды побежала вниз. – Лед, настоящий лед!»

«Львенок! – тут же вспомнила она. – Куда он удрал?!»

Она полезла под кровать.

– Радость моя, ты что, не хочешь завтракать? – поразился откуда-то сверху дедушка.

Дженни задумалась. Внизу было уютно, пыльно и темно, пустая коробка из-под соусов для спагетти, где должен был бы ворочаться мадагаскарский львенок. Можно же представить, что Марко ее не видит, да? Она понятия не имеет, что за зверюга разгуливает по дому.

– Вылезай.

Девушка отчаянно покачала туловищем, выражая свое полнейшее нежелание.

– Круассаны стынут.

– Пуговицу потеряла, – пояснила она, выбравшись.

– От какой детали гардероба? – Марко оглядел ее наряд, в котором не было ни одной пуговицы.

– Просто пуговицу. – Дженни напряженно изучала стремительно таявшие узоры на окне. – Любимую.

На кухне что-то упало.

– Дед! – воскликнула она. – Где же твои круассаны! Пошли есть! Я такая голодная.

– Так кофе убежал, – пояснил Марко. – Я заново воду поставил. Ты ничего не слышала? Какой-то звук…

– Пойдем, посмотрим! – отозвалась Дженни с энтузиазмом и, обгоняя Марко, побежала на кухню.

От входной двери, которая располагалась как раз напротив кухни, ощутимо тянуло холодом. Львенок уронил металлическую чашку – она еще качалась на полу – и исчез.

«Поймаю – убью! – Дженни оглядела половину Марко. – Вот куда он мог подеваться?»

Тут на кухню заглянул Марко, и Дженни заплясала вокруг него танец угощения в духе «дед, а не хочешь ли чашечку ароматного кофе, только ради бога, никуда не смотри!». Марко с некоторым недоумением наблюдал за ее маневрами, но от кофе не отказался. Дженни болтала, хрустела круассанами, а сама высматривала – не мелькнет ли где нахальная рыжая мордочка, не махнет ли толстый хвост? Пару раз ей казалось, что она слышит легкий топот в комнате Марко.

Да, точно, он под кушеткой сидит!

– Я подумал про твои тесты… – раздумчиво начал фокусник.

Дженни рассеянно кивнула. Все ее внимание было там, под кушеткой.

– Может, отложим? Сдашь после Рождества, раз ты не готова? – Дед бросил на нее осторожный взгляд.

– Здорово, – вяло откликнулась Дженни. – Просто супер, да. Слушай, я погляжу книжки?

Марко Франчелли поперхнулся.

– Да… конечно.

Девушка сорвалась с места, чуть не расплескав кофе, и прильнула к книжным полкам над кушеткой.

– Джен, там книги на итальянском.

– Мне всегда нравился этот язык! Оньи раньо а ун гваданьо нон силаньо, и все в этом духе. Короче, дед, не мешай. Видишь, я тянусь к знаниям?

– Это меня и смущает.

– Зря ты так про меня думаешь, – огорчилась Дженни. Она загнала львенка под кушетку и не давала ему выйти. А проклятый зверь кусал ее за пальцы. Разыгрался! – Я… очень… ранимая!

Львенок обиженно мявкнул, когда девушка его в очередной раз отпихнула, и Дженни поняла, что это конец. Баста. Провал миссии. Игра окончена. Но тут в дверь забарабанили.

– Марко! Франчелли!

Дверь распахнулась, внутрь ворвался холодный ветер, просквозил по полу, ухватил девушку за голые ноги.

«Блин, холодрыга какая…» – Ежась, она запрыгнула на кушетку. Запустила руку между стеной и кроватью и очень удачно ухватила зверя за загривок. Дженни возликовала. Теперь бы вытащить его незаметно, и дело в шляпе.

– Заходи, Людвиг, – сказал фокусник. – Только дверь закрой, холодновато сегодня.

Людвиг Ланге вошел, и в вагончике сразу стало тесно.

– Да, погодка та еще. Потому и пришел.

– Погреться? – поднял брови Марко.

– Разве это мороз… – отмахнулся Людвиг. – Вот помню, в Бурятии такой мороз стоял, что птицы на лету падали. И на земле раскалывались. В такую мелкую крошку.

Силач сдвинул массивные пальцы, показывая размер крошки. Выходило миллиметров пять.

– Марко, Билл собирает всех. Весь Малый…

Франчелли коротко кивнул в сторону Дженни, и Людвиг осекся.

– …Магус, – неловко закончил он.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, словно ведя безмолвный разговор, затем Марко пожал плечами и прошел мимо к гардеробу.

Весь этот довольно странный диалог прошел мимо сознания Дженни, поскольку она была занята одной задачей – как удержать одной рукой под кушеткой тяжелого и сильного зверя, который не хочет там удерживаться. Дед переодевался, доставал осеннее пальто, о чем-то еще спрашивал Людвига, а девушка распласталась по кушетке и из последних сил удерживала мадагаскарского львенка. Тот молча и упорно рвался на волю.

– Дженнифер, я скоро вернусь. – Марко задумчиво вертел в руках старую фетровую шляпу.

– Куда это ты? – Дженни неловко повернула голову, стараясь, чтобы это выглядело естественно. Она просто решила прилечь. Просто, забавы ради, запустила руку под кушетку. И используя чревовещание, изображает низкий звериный рык из-под кровати. Обычное дело, все так иногда делают.

«Слава богу, уходит!»

– У нас совершенно загадочное происшествие.

– Что случилось?

– Зима.

– Что?!

– Зима, – пояснил Марко Франчелли. – Снег, лед, коньки, рождественские носки на камине, колокольчики и Санта-Клаус. Обычное дело. У нас зима.

– Марко, август за окном.

– За нашим окном – декабрь, – он едва заметно улыбался. – Так что соберешься выходить, одевайся теплее. Я серьезно – там настоящая зима, как на континенте. С сугробами.

Он запахнул шотландский шарф в крупную клетку, надел шляпу.

– Я ушел. Доедай круассаны и покорми эту la lontra.

– Кого?!

– Выдру. Или хорька, бобра, кошку – кто там у тебя под кушеткой. Все, чао.

Дверь закрылась, и Дженни без сил опустилась на стул.

– Ну, дед!..

Больше слов не было. Так он, оказывается, все прекрасно знал.

– А ну, лонтра, вылезай!

Львенок пулей выскочил наружу. В свете дня девушка могла лучше его разглядеть. Песочная, почти рыжая шерсть покрывала вытянутое тело, включая толстый хвост, который был такой же длины, что и все туловище. Зверь походил скорее на детеныша леопарда или пумы, чем на львенка. Вытянутая нахальная мордочка – этому зверю явно было нужно больше всех и все сразу. Нос, как у собаки, выразительные круглые глаза цвета светлого янтаря с узкими кошачьими зрачками. Львенок был величиной со взрослую кошку, но непропорционально большая голова, огромные круглые уши, толстые и слишком уж мощные для его возраста лапы с когтями, крепкая грудь – все говорило о том, что детенышу еще расти и расти. Только вот вопрос, до каких размеров?

– Кто же ты такой? – Дженни подняла львенка и, пристально глядя в желтые глаза, спросила: – Лев, ты будешь моим?

Львенок неторопливо, с ленцой прикрыл глаза, и девушка словно на мгновение провалилась внутрь себя самой – как в скоростном лифте, который за секунду пролетает двадцать этажей вниз.

– Разделишь ли ты со мной хлеб и воду? – пробормотала Дженни, будто во сне. – Пойдешь ли ты со мной на край и за край света, если я тебя позову?

Желтые глаза медленно сощурились, и девушке почудилось:

«Пойду».

Девушка встряхнулась.

– Точно вчера головой ударилась. Ну что, зверь, будешь молоко?

От молока львенок не отказался – вылакал половину пакета. После чего разлегся у Дженни на коленях и решительно заснул.

– Эх, зверь. – Девушка осторожно уложила львенка в коробку и накрыла старым шарфом. – Знаешь, львеныш, у меня никогда не было никого – ни кошки, ни собаки. Я тут сама вроде котенка. Все со мной играли, но никто не принимал к себе в дом. Ладно, львеныш, – улыбнулась Дженни. – Пойду погуляю. Зима все-таки!

Девушка распахнула встроенный шкаф и критически оглядела гардероб.

– Вот беда, – удрученно пробормотала она. – Как всегда, надеть нечего.

После недолго раздумья она остановилась на сером пальто из тонкой шерсти и меховом кепи. Выпрыгнула на улицу. И тут же взвизгнула от неожиданности – сверху на нее рухнула целая лавина мокрого снега.

– Ничего себе, – она с восхищением огляделась. – Обалдеть!

Девушка пропустила слова дедушки про «настоящую зиму», потому что думала только об одном – как бы львенок не попался ему на глаза.

– Вот так глобальное потепление. Это какое-то глобальное похолодание.

Дженни восторженно вдохнула свежий ветер и вернулась домой за розовыми резиновыми сапожками, абсолютно необходимыми при такой погоде.

Зима и правда была, как «на континенте», то есть в Европе. Где-нибудь в Альпах. Точнее, уже весна – летнее солнце стремительно топило снег. По всем крышам звенела самая настоящая мартовская капель, капли пробивали ходы в оседающих узких сугробах, протянувшихся вдоль стен, а под ногами хлюпали лужи, полные снега и льда. Все сверкало, и солнце щедро, горстями, бросало в глаза серебро замерзшей воды. Конечно, где-нибудь в Сибири такая погода никого бы не удивила, но у них там вообще зима девять месяцев в году. И все это время они спят в обнимку с медведями в берлогах, потому что делать абсолютно нечего. Или на балалайках играют. Здесь, «на Острове», Дженни не могла припомнить зимы, когда температура опускалась бы ниже плюс пяти. Зеленая трава, солнце, свежий морозный воздух и хмурые люди – вот обычная английская зима. Она настоящий снег руками потрогала только в семь лет, когда «Магус» выезжал на гастроли в Германию. А тут такое! Похоже, что все обитатели цирка «Магус» позабыли о своих обычных делах и, едва отхлебнув кофе и наскоро прожевав тосты, вывалили на улицу. Дженни шла, поминутно здороваясь.

– Привет, Генри! – помахала она старику на крыше вагончика. Тот шваброй стряхивал снег. – Не возись, он скоро сам растает.

– Сколько живу, а такого никогда не видел, – ответил механик цирка Генри Роквел. – Снег в августе…

Он поджал губы, явно возмущаясь таким произволом со стороны погоды.

– Паааберегись! – обдав Дженни фонтаном брызг, на коньках притормозила Эвелина. – Генри, не будь занудой. Это же метеорологический подарок!

– Кому подарок, а кому уборка и чрезвычайное происшествие, – пробурчал механик. – Все растает, и дорогу так развезет, что мы еще дня два отсюда не выедем. А как к нам зрители доберутся?

– Какой же ты скучный, Генри, – фыркнула Эвелина. – Джен, дуй следом, такое покажу!

Акробатка нырнула за угол, и Дженни рванула за ней, скользя по тающему льду между вагончиками. Эвелина ждала ее на небольшой площади перед шатром, куда сходились все «улицы» цирка. У входа в шатер стояло зеркало – часть одного из иллюзионов Марко. Еще вчера Дженни удивлялась, почему его не занесли внутрь.

Мороз, упавший на цирк этой ночью, выстудивший землю и засыпавший снегом, был, конечно, из ряда вон выходящим явлением. Но поверить в то, что летом могла прийти зима, еще можно. Однако никакой мороз в середине августа не мог сравниться со следом, который Дженни увидела на зеркале. Ровно в его центре пять глубоких параллельных царапин пробороздили стекло.

– Что это? – Дженни неожиданно пробила дрожь, и вовсе не от холода. – Оно от холода так треснуло?

– Откуда я знаю, – беспечно пожала плечами Эвелина. – Я же не ученый. Но скажи, жуть?

– Да уж, – согласилась девушка. – Будто Фредди Крюгер руку приложил. А это что?

Она присела. Ниточка. Нет – шнурок. К подножию основания зеркала, окантованного тонким морозным узором, примерз оборванный зеленый шнурок.

– Странно…

Где-то она уже видела похожие шнурки.

– Чего ты там копаешься? – крикнула Эвелина, выписывая круги. – Беги домой за коньками, лови момент! До Рождества еще целая осень. Да и то наверняка всего пара снежинок упадет, и все. Нет, ну ты только посмотри!

Она подпрыгнула, обернулась в воздухе, как заправская фигуристка.

– Дуй за коньками, живо! Сейчас мы показательные выступления устроим.

– Да я на них, как корова на ходулях.

– Самое время поучиться! – Эвелина ловко проехалась спиной назад.

– Некогда ей кататься. – Дженни обернулась. Еще никогда она не видела Марко Франчелли таким встревоженным. – Идем, Джен. – Когда дед в таком настроении, лучше не спорить. Они попрощались с Эвелиной, кружившей от счастья, как маленькая девочка, по площади, и направились… к вагончику Брэдли. «Все, жизнь кончена, – у Дженни выступил холодный пот. – Марко меня распилит на манеже бензопилой на самом деле. Мне конец». Она не сомневалась, что все раскрылось и ее ждет скорый суд и жестокое наказание. Фокусник шел в молчании, в уголках рта залегли жесткие складки. Девушка то и дело поглядывала на него, пыталась начать разговор, но не могла поймать взгляд. Марко задумчиво смотрел куда-то вдаль, в небо над кромкой далекого леса.

Когда от дома дрессировщика их отделял только фургон для перевозки клеток с животными, Марко внезапно остановился.

«Меня ждет аннигиляция, – девушка начинала паниковать. – Полный распад».

– Дженни, – мягко сказал дед, – слушай очень внимательно.

«Ааа! Тепловая смерть Вселенной!» – она вспоминала все страшные термины из школьного курса физики.

– Сейчас мы пойдем к вольерам. Что там произошло ночью, ты прекрасно знаешь. Не отпирайся.

Девушка отчаянно замотала головой. Фокусник настойчиво продолжал:

– Сейчас ты исчезнешь.

«Все, довела старика…» – похолодела Дженни.

– Дженнифер! – взгляд у Марко стал очень жестким и холодным. – У нас очень мало времени. Слишком многое надо объяснять. Мне нужно, чтобы ты исчезла!

– Дед, ты вообще о чем?!

– Франчелли! Где тебя черти носят?

– Дьюла, – фокусник вздохнул. – Возьми!

Он что-то выхватил из кармана и с силой втиснул Дженни в ладонь.

– Ни за что не выпускай, не говори ни слова, и тебя не увидят. Ни звука – поняла? Будем надеяться, что он тебя не учует, старый пес.

Дженни, которая ровным счетом ничегошеньки не поняла, хотела возмутиться, но в этот момент из-за угла появился мистер Дьюла.

– Франчелли, только тебя ждем, – холодно заметил он. На Дженни клоун цирка «Магус» не обратил никакого внимания, словно она была пустым местом.

– Что ж, идем, – кивнул Марко и чуть заметно поманил девушку.

Дженни намерилась громко и язвительно поздороваться, но внезапно почувствовала, как в сжатом кулаке разгорается теплая точка. Она разжала руку. На ладони, над линией жизни, плясала крохотная золотая искорка. Несмотря на размеры, весила она довольно много. Горячая какая!

– Мар… – она вскинула голову, но фокусник прошипел:

– Ни звука! Все вопросы потом. Не отставай.

Дженни пожала плечами и последовала за ним. Похоже, затевалось что-то любопытное, и даже очень. Любому, кто усомнился бы, Дженни была готова выдать гарантию с гербовой печатью – «Будет приключение, Ваша Д.Д.» или «Пахнет жареным. Далфин».

Марко свернул, а она задумалась и притормозила.

– Эй! – вскрикнула Дженни и едва успела отскочить, чтобы ее не затоптал Джеймс с рулоном афиш под мышкой.

Помощник Людвига притормозил и в ошеломлении огляделся.

– Совсем ослеп?!

Джеймс попятился:

– …Дженни, это ты? Куда ты спряталась?

– Да я перед тобой стою! – возмутилась девушка. – А ты, как носорог, ломишься.

Джеймс в изумлении озирался. Улица была пуста, как кошелек после Рождества.

– Дослушался, – с тоской сказал он. – Довел-таки Людвиг своими саундами. Любимый альбом, убойное соло на отбойных молотках…

– Джеймс, я перед тобой стою! – Дженни помахала рукой перед его лицом. – Ау!

Мальчик моргнул.

– Говорила мне мама, не ходи в цирк, ничему хорошему тебя там не научат. – Он развернулся и панической рысью побежал прочь, уронив пару афиш на снег.

Дженни, раскрыв рот, проводила его взглядом.

– Пока держу – не увидят? – спросила она, поглядев на искорку. – Это что же – я невидимая на самом-самом деле?

«Так и есть», – сверкнул золотой проблеск.

– Все, цирк, держись! – Дженни восторженно выдохнула и крепко сжала кулак. – Вот так дед! Ой!

Девушка огляделась – кажется, шляпа Марко мелькнула за вагончиком Брэдли! – и поспешила следом, приплясывая от радости. Стороннему наблюдателю показалось бы, что пошел редкий, крупный и очень странный дождь, выбивающий из луж фонтанчики брызг.

На счастье Дженнифер Далфин, этого дождя никто не увидел.

– И как это понимать? – директор цирка Уильям Морриган постучал тростью по ящику. На землю посыпался лед, весело, как бабочки, запорхали снежинки, и развороченные останки отозвались глухим звоном. Невеселым для мистера Брэдли звоном. Людвиг присел возле сейфа, внимательно его осмотрел.

– Серьезная зверюга здесь обитала, – заметил он. – Из такого сейфа выбраться – это не шутки. Это же «Локк и Ко», я эту фирму знаю. Они с XVII века работают. Говорят, основатель фирмы изрядно был дружен с цвергами. Врут, наверное. Кстати, в 1985 м в Верхнем Эльзасе был похожий случай. Саламандра умудрилась выбраться из…

– Людвиг, мы тут замерзнем, пока тебя дослушаем, – оборвал его Морриган. Он вогнал трость в чавкающую грязь. – Экая дрянь приключилась. Я бы очень хотел знать, с чего вдруг. Мистер Брэдли?

– Понятия не имею. – В невинных голубых глазах Роджера Брэдли мог утонуть целый титаник обвинений.

«Он еще и отпирается!» – возмутилась Дженни. Она пряталась позади Марко. Вокруг изувеченного сейфа стояли шестеро: директор цирка Уильям Морриган, клоун Дьюла Вадаш, силач Людвиг Ланге, дрессировщик Роджер Брэдли, акробат Эдвард Ларкин, и ее приемный дед – фокусник и иллюзионист Марко Франчелли. Все молча созерцали сейф, который вчера она так и не сумела открыть. Возможно, это и к лучшему. На изломе была хорошо видна толщина стенок, и существо, сумевшее так их разворотить, спасать не очень хотелось. Такое животное само кого хочешь спасет. Или наоборот.

«Но почему оно решило выбраться только сейчас? – все равно не понимала Дженни. – И как с этим связана внезапная зима? – Ей пришла в голову очень неприятная мысль. – А что, если тот, кто сидел в этом ящике, виноват в этом похолодании? Девушка поежилась. Такое, конечно, невозможно, но ведь и золотых искорок, дающих невидимость, не бывает. Нельзя потеряться в маленьком картонном ящике. Не может человек видеть кромешной ночью, да еще и сквозь стены!

В свои тринадцать лет Дженни уже объездила половину Европы, получила три перелома и семь вывихов, а мелкие травмы – ушибы, порезы, ссадины – она вообще не считала. Переезды, работа помощницей фокусника, акробатика, тренировки и репетиции каждый день до седьмого пота – все это есть. В этом мире есть все, кроме чудес. Исчезновения предметов, кролики из шляп, угадывание карт и мыслей, распиливание женщин (как противно визжит старенькая пила Марко!) – она знала назубок механику каждого фокуса. Чудес не бывает. Маленькая Дженни Далфин каждый год просила Санта-Клауса вернуть ей родителей, а упрямый волшебный дед упорно приносил ей очередного одноногого оловянного солдатика.

И еще множество подарков – куклы, конструкторы, книги. Но каждый год обязательно – одного солдатика. Постепенно у нее собрался в коробке целый взвод. Наполеоновские гвардейцы, прусские уланы, русские, австрийские и английские пехотинцы… Джен давно понимала, что Санты не существует и подарки дарил Марко. Но почему каждый год по одному увечному солдату? Об этом она рискнула спросить фокусника только в этом году, когда не обнаружила под елкой привычной тяжелой фигурки. Марко повертел в руках одного из любимых персонажей Дженни – английского пехотинца в красном мундире, немного поглядел в окно, и солдатик вдруг заговорил. Конечно, это говорил Марко, она и сама немного умела говорить так, чтобы губы не шевелились – кажется, это называется «чревовещание»? «Встань и иди, – ответил ей солдатик Билли-штык, – родителей не вернешь, но у тебя еще целая жизнь. Встань и иди, даже если у тебя одна нога. Иди вперед, и рано или поздно ты увидишь радугу». Так что чудес не бывает. Но что тогда происходит со вчерашнего дня?! Дженни ничего не понимала.

Ее мир – такой привычный и обжитый до мелочей, уютный и домашний, как Шалтай-Болтай в штанах на лямках, качался на самом краю и вот-вот был готов упасть, не хватало только одного маленького толчка – появления еще одной вещи, которой быть не может.

«Невидимости не бывает, – упрямо подумала Дженни, чувствуя, как оттягивает руку горячая тяжелая искра. Ей казалось, что она держит одну из чугунных гантелей Людвига, которую, перед тем как торжественно вручить, хорошенько нагрели под светом софитов. – Не бывает чудес. Нет Санта-Клауса. Есть только оловянные солдатики».

– Мы ждем объяснений, Роджер, – напомнил Морриган.

– Ну что вы как дети? – развел руками дрессировщик. – Подумаешь – снег. Я в августе и град видел – размером с кулак Ланге.

– Это что? – Морриган кивнул на останки ящика.

– Газовый баллон.

– Что-что? – переспросил Дьюла. – Баллон?!

– Особой конструкции. Туда в пять раз больше газа влезает, чем в обычный. Я как чувствовал, что такой колотун будет, и заказал его. Да вот установить не успел. А ночью он травить начал, наверное, вот и рвануло.

«Вот врет», – невольно восхитилась Дженни.

– Надо же вольеры обогревать. Я сколько раз говорил, что звери мерзнут?! – вдохновенно продолжал Роджер. Близкая опасность разоблачения пробудила в нем скрытые таланты, о которых и он не подозревал. – У Барри насморк, Ларри лапу застудил, белки вообще посинели уже. Кому нужны синие белки на манеже, Билл? Они же ни одного трюка…

– Ты что, выпил?! – изумился директор. – Роджер, ты думаешь, никто из нас не знает, как выглядит кейс для перевозки запрещенных существ?

– Какой кейс?! Это пропановый баллон новой конструкции…

– А вчера, значит, к тебе служба доставки приезжала, – оборвал неожиданный поток красноречия директор. – На джипе.

– Ну да.

– И с каких пор Эколог-Сэм торгует газовыми баллонами?

– Ну, я его попросил, он из Европы с грузом подкинул, – стушевался Брэдли. – По спецзаказу…

– Какую тварь ты привез в Магус, Роджер?! – повысил голос Морриган.

Дрессировщик долго молчал. Потом сказал:

– Я разберусь. Это мои проблемы.

– Теперь наши. Раз уж твоя тварь выбралась наружу. Так что это, Роджер?

Брэдли поиграл желваками и, наконец, выронил:

– Химера.

– Доннерветтер! – рявкнул Людвиг. – Ты рехнулся?!

– Спокойно, мистер Ланге, – Морриган умел говорить тихо, но так, чтобы его слышали все. – Какая химера?

Роджер помолчал, катая во рту слова, как косточки от вишен, которые не хочется выплевывать, и нехотя ответил:

– Ледяная. Сомур.

Людвиг забормотал что-то по-немецки. Эдвард, до сих пор молчавший, скривился. Клоун Дьюла, худой, жилистый человечек с морщинистым лицом, бессильно опустил руки. Директор цирка вздохнул. Новость, похоже, всех опечалила.

– Значит, по цирку разгуливает неуправляемая ледяная химера второй категории опасности, – подвел итог директор. – Обычно при перевозке их не кормят, так что она изрядно проголодалась. Без метки хозяина выследить ее будет очень трудно. А самое печальное, что я не вижу ее антагониста. Ты случайно не купил химеру без антагониста, Роджер?

– Билл, ты что! – с жаром ответил Брэдли. – Как же без антагониста, я же не идиот…

– Спорное утверждение, – заметил Эдвард. Дрессировщик зло на него покосился, но продолжил:

– Все прошло чин чином, в соответствии с правилами. Обмен в ночное время, химера и антагонист на расстоянии не более десяти метров. А первую кормежку химеры должен проводить хозяин, ты же знаешь.

– С каких пор Ловцы «Магуса» торгуют химерами? – спросил Марко. – Ты позоришь свой род, Брэдли.

– Я… – дрессировщик запнулся, в глазах его стояла тоска и злоба.

– Кому ты хотел продать сомура? – вступил в разговор Дьюла.

– Это мое дело! – ощерился Роджер. – Согласно Уложению…

– Согласно Уложению, мы можем изгнать тебя из Магуса Англии, – жестко прервал его Марко, и Дженни не узнала его суровый голос. – Это тянет на беспамятное изгнание, Роджер.

– Джентльмены, – Брэдли примиряюще поднял руки. – Билл, Марко, Дьюла, Эд. Не надо крайностей. Мы же не первый год знакомы.

– Вот именно. И такой глупости от тебя я не ждал, – фыркнул Эдвард. – Ты же нас всех подставил. Если СЛВ про это узнает…

– Они не должны узнать! – взорвался дрессировщик. – Никто не должен был узнать! Всего одна, две ночи! Все бы было тихо, если бы…

– И что случилось? – спросил директор.

Роджер принес и поставил пустую клетку.

– Антагонист исчез.

– Маловата что-то клеточка, – засомневался Эдвард.

– Да, Барды много в отлове и содержании зверей понимают, – парировал Роджер. – Бряцай лучше на лире…

– Спасибо, я лучше на ирландских нервах сыграю.

Обстановка накалялась, и директор снова вмешался:

– Хватит глупых пререканий! Ведете себя, как подростки. Роджер, какого ты подобрал антагониста?

– Фоссу, – буркнул дрессировщик и, очевидно, увидев недоумение на лицах, мрачно пояснил: – Мадагаскарский лев. Вчера ночью он был здесь.

Роджер вяло пнул пустую клетку. Едва Дженни увидела клетку, то начала потихоньку пятиться. Искра-невидимка горела в ладони, но ей казалось, что все вот-вот повернутся и ткнут в нее пальцем.

«Это не я. Я не виновата. Я всего лишь освободила милого котика, – девушка паниковала. – Что может мой львенок сделать с этой, с этим… чем бы оно ни было!»

Дженни попыталась уверить себя, что совершенно ни при чем, но получалось плохо. Минувшей ночью произошло много странного, но ярче всего она запомнила напряженную, до предела натянутую невидимую струну между львенком и химерой.

«Две тысячи за льва. Сам знаешь, без него ты с химерой не сладишь», – так ведь сказал Сэм-продавец. Сэм-Эколог, как его назвал директор. Если ее львенок и неведомая тварь из сейфа связаны между собой… Значит, это из-за нее началась зима в августе? Доигралась, допрыгалась, донаспасалась!

«Но ему было страшно! – тут же вспыхнуло в сердце. – Он маленький и очень одинокий, нельзя было его бросить!» Она спорила сама с собой, а в кулаке ворочалась злая искра, но девушка не замечала, что от ее ног отступает лед, снег и иней и вокруг ширится кольцо зеленой травы.

– Ясно. Здесь была фосса, и она сдерживала силу химеры, – продолжил дознание Морриган. – И куда она делась?

– Хотел бы я знать. Замок взломан. Ее украли.

– Кому в Восточном Суррее понадобился детеныш мадагаскарского льва? – изумился Марко.

«Дед же все знает, – обмерла девушка. – Но покрывает меня?!»

– Зверь редкий, стоит дорого, – мрачно ответил Брэдли.

Искра-невидимка жгла уже невыносимо. Дженни прикусила губу и закачалась на месте, баюкая руку на груди.

«Теперь мне полная и окончательная хана, – подумала она. – До свидания, Лондон на Рождество».

– Значит, антагониста украли? – Дьюла подался вперед, на его лице застыло неприятно хищное выражение. Он походил на пса, почуявшего добычу. – И это кто-то из цирка?

– Скорее всего, это кто-то из наших, – ответил Брэдли. – До ближайшей фермы здесь километров пять. Но вор кое-что обронил. Я верну фоссу до вечера. А вору пальцы переломаю!

Он что-то достал из кармана. Дженни выглянула из-за спины Марко и с ужасом поняла, что в руках у дрессировщика кусачки, которые она стащила у деда и забыла у клетки со львенком.

– Ты что, не можешь узнать имя вора? – поразился директор.

– Я же не Властный, – пожал плечами Брэдли.

– Дай взглянуть.

Морриган протянул руку. Дженни замерла. Ну почему же дед ничего не делает? Стоит как вкопанный! Надо хватать кусачки и бежать! Или нет, надо всех отвлечь, а потом схватить и бежать… или нет…

Девушка плохо соображала: она качалась на месте, изо всех сил стараясь не разжать кулак, в котором ворочался злой пылающий уголь. Она плакала быстрыми случайными слезами, сама того не замечая. Ноги подкашивались, а к горлу от нарастающей боли подступала тошнота. Дженни не замечала, что Марко потихоньку отступает назад и периодически покашливает, скрывая ее от собравшихся. Она терпела: вокруг происходит что-то невероятное, жизнь ее вот-вот перевернется вверх тормашками, и есть только одна возможность во всем разобраться: молчать и слушать, как велел дед.

«Чертова искра! – девушка села на корточки и зажала руку между колен. – Почему она так печет?!»

– Роджер, ты давно Калеба видел? – неожиданно спросил Марко, и дрессировщик, потянувшийся, чтобы отдать кусачки, вздрогнул.

– Нет, то есть да, в общем, видел, – путано ответил Брэдли. – Вчера вечером. Зачем тебе мой пацан?

– Ты видел, что сомур сделал с цирком? Некормленая химера такую площадь не накроет.

Дрессировщик переменился в лице.

– Нет, – он замотал головой. – Марко, это невозможно. Наверняка парень где-нибудь околачивается…

– Уильям, ты чувствуешь? – Марко повернулся к директору. – Здесь душно…

Директор цирка нахмурился и громко щелкнул пальцами.

Взрослые, явно понимая, в чем дело, взглянули вверх.

Дженни тоже посмотрела на небо.

Над цирком, закрывая облака, переливалось багровое марево.

– Чертова метка, – сказал, как сплюнул, Дьюла. – Доигрались.

Людвиг Ланге выдал длинную замысловатую фразу на немецком.

Директор взглянул на дрессировщика:

– Конечно, Роджер, где химеры, там и «темники». И кто этот любитель несуществующих животных?

– Брэдли – кому ты должен был отдать химеру? – Дьюла подступил к дрессировщику и схватил его за грудки.

Смотрелось это нелепо: клоун был на пять сантиметров ниже и килограммов на двадцать легче, чем дрессировщик. Но в жилистых руках Дьюлы Роджер сразу как-то обмяк.

– Вот дерьмо… – простонал Брэдли.

Клоун встряхнул еще раз.

– Да отвяжись ты, Дьюла! – гаркнул Роджер, словно приняв какое-то решение, и вырвался. – Я должен был отдать ее Фреймусу!

Над зверинцем повисла нехорошая тишина.

– Альфреду Фреймусу по прозвищу Щелкунчик? – переспросил Билл Морриган. – Главе Западного ковена Англии?

– Он купил сомура через свою «куклу», – Брэдли одернул куртку, мазнул рукой по волосам. – Когда я просек, что к чему, назад ходу не было – мы уже контракт подмахнули. Правильный контракт.

– Ты дал слово Магуса, что доставишь химеру в Британию, – продолжил Морриган. – Когда ящик поставили на английскую землю, Фреймус заявил на него права.

Дрессировщик кивнул, давая понять, что в целом ход рассуждений директора верен.

– Ночью химеру разлучили с антагонистом, который сдерживал ее силы. К утра химера пробила сейф. – Морриган звонко постучал по останкам ящика. – Но убежать не смогла из-за «кольца» Магуса, которое, согласно протоколу, накладывают на стационарную стоянку.

– Зачием ета лекция? – с сильным акцентом спросил клоун. Он заметно нервничал. – Все мы знаем, как устроен Миагус. Надо решить другой вопрос. Он приедатель…

Брэдли съежился под взглядом клоуна.

– Не надо никого решать, – отчетливо проговорил Морриган. – Пока. Для начала нужно восстановить ход событий. Итак, в восемь утра сюда пришел Калеб – кормить зверей. – Морриган сделал паузу и выразительно поглядел на дрессировщика.

– Жалко пацана, – искренне вздохнул тот. – Я не хотел…

– Не хотиел?! – Дьюла взорвался. – Ты… из-за тебя мы все под ударом…

Дьюла поднял ладони со скрюченными пальцами и потянулся к Брэдли. Тот в ужасе отшатнулся.

– Спокойно! – вот теперь Билл Морриган повысил голос. – Мистер Дьюла, держите себя в руках, вы не в Трансильвании!

Дьюла издал короткий, нечеловеческий рык и прыгнул вперед, сбив дрессировщика с ног.

– Убе… уберите его! – завопил Брэдли. – Он же меня укусит! Помогите!

– Да оттащите его! – гремел голос Морригана. – Марко, что ты стоишь?! У него же припадок!

Марко торопливо отступил в сторону, нащупывая что-то в кармане. Дьюла тем временем навалился на Роджера, придавил к земле и потянулся зубами к горлу.

– Из-за тебя все это повторится! – брызгал он белой слюной. – Все как тогда, в Югославии!

Людвиг Ланге обхватил клоуна в кольцо могучих рук и рванул назад – изо всех сил, багровея лицом. На шее его вздулись жилы.

«Вот странно, – вяло подумала Дженни, – большой Людвиг и не может справиться с таким маленьким клоуном». Ее мутило. Казалось, что глаза клоуна горят желтым огнем, он хрипел, рычал и захлебывался пеной. Дженни плавно опустилась на землю: она уже не чувствовала ни ладони, ни предплечья, и жидкий огонь поднимался все выше. Сквозь сомкнутые пальцы пробивался золотой свет, и на него было куда приятней смотреть, чем на нелепые прыжки взрослых. Она еще успела заметить, как Марко кинулся в сумятицу, подсовывая Дьюле что-то под нос, а потом все смешалось и померкло.

 

Глава пятая

Бледный свет и холод. Она парит. Вихрь кружит ее, вознося все выше. Холод жгучий, холод белый сжимает ее в челюстях. Ветер срывает с губ замерзшее дыхание, швыряет в пасть снежной тьмы. Белая тьма играет ею, бросает из стороны в сторону. Это тьма – метель. Дженни поднимается все выше, бешеным зверем выгибается слепая бездна внизу. Страшно глядеть туда. Чудится, кто-то плачет там внизу, бесконечно далеко, тихо и обреченно. Сердце стучит едва-едва, время тянется, как чужие слова. Она на вершине. Оказывается, вокруг еще длится день. Под ногами прозрачная полусфера, в ней – буря. А во все стороны ползет лоскутное одеяло полей, криво простеганное дорогами, а вдали город поднимает к небу трубы, вышки связи, рога антенн и ребристые спины крыш. На горизонте темная стена леса. Солнце уже зацепилось нижним краем за верхушки деревьев. Тихий летний вечер плывет над полем, на которое будто бросили гигантский стеклянный шар со снегом. Далекое стенание усиливается. В белоснежном хаосе закручивается темная спираль. Что-то несется вверх быстрее ветра, вздыбливает воздух. Все ближе и ближе, вот оно припадает к ее ногам. Пластается по прозрачной пленке, отделяющей снежную тьму от тихого летнего вечера. Смятое в беззвучном крике человеческое лицо кажется знакомым.

«По… мо… ги», – читает она движение посиневших губ, обсыпанных кристалликами льда. Она не успевает узнать лица, глаза существа вспыхивают, оно бьет – руками? крыльями? – в незримую границу, и Дженни падает, падает, падает…

Дженни распахнула глаза. У нее бешено стучало сердце. А над ней склонился Марко. Он рассматривал ее… как экспонат в музее. Совсем без родственной любви.

– Дед? – заморгала девушка. – Ты чего?

Вместо ответа Марко вдруг отвесил ей полновесный щелбан. Дженни взвыла и подскочила в постели.

– Да ты что?!

– Легче?

Дженни опешила.

– То есть?

– К тебе кошмар прицепился. Теперь легче?

Девушка обняла подушку, которую уже собралась швырнуть в Марко. Немного подумала. И с удивлением заметила:

– Да, намного. Спасибо.

В голове просветлело, но ей по-прежнему было холодно. Словно снежная буря, привидевшаяся ей, не ослабляла хватки. Девушка выдохнула клуб пара. А в вагончике-то действительно холодно! Она, оказывается, спала под двумя покрывалами. Марко достал из шкафа старинное цветастое одеяло на вате – впервые на памяти Дженни.

«То-то кошмары снились. Оно же, как могильная плита. Придавит, не выберешься».

Она взглянула на настенные часы. Уже пять вечера! Она провалялась столько времени?..

– Так… Марко, – она растерянно поглядела на фокусника. – Я, ты, вы… что вообще… Я исчезла! На самом деле, по-настоящему, с глаз долой! Это вообще как?!

– Миа кара, притормози, – остановил ее дед. – Может, чаю?

– Марко, я хочу понять, а не пить!

– Просто разговор будет долгий. – Фокусник принес стул, сел у кровати с чашкой кофе. – Итак, давным-давно…

– В одной далекой галактике… – в тон отозвалась Дженни. – Марко!

– А я не шучу. Эта история начинается еще до появления человечества.

– Ты мне хотя бы объясни, как я могла исчезнуть?! Что это за штуковина? Она мне чуть руку не сожгла.

– Это жаба.

– Что?!

– Та искра, которую я дал тебе, – это жаба-светоед, – пояснил Марко. – Очень хорошая вещь. Дает временную невидимость. Я не успел рассказать, как с ней обращаться. Дьюла помешал.

– Жаба-светоед? – тупо повторила Дженни. – Жаба?!

Марко сделал глоток. Задумался. Дженни захотелось стукнуть его чем-нибудь, чтобы он говорил быстрее.

– Что непонятного? Жаба, которая ест свет. Талисман.

– Как кроличья лапка на удачу? – переспросила Дженни. – Но лапка не работает! Я хочу сказать, если бы кроличьи лапки помогали, то в первую очередь везло бы самим кроликам. А если у кого-то на поясе болтается кроличья лапка, это значит, что самому кролику реально не повезло. И где тут логика? А меня действительно никто не видел! Это было как волшебное кольцо во «Властелине колец»! Или волшебная мантия Гарри Поттера? Это магия?!

– Пф! Ты уже взрослая. Не бывает волшебных колец. Во всяком случае, таких, которые дают силу и ничего не требуют взамен.

Дженни вспомнила – жгучая боль, текущая от руки до самого сердца. Она взглянула на ладонь. Та была чиста. Почему нет ожога?

– Светоед дает тебе возможность быть невидимой, но взамен берет очень многое.

Фокусник отставил чашку. Достал из кармана плотно закрытую коробочку из темного отполированного дерева – не больше коробка со спичками.

– Что это?

– Она там. – Марко осторожно подцепил ногтем крышку. – Прикрой глаза!

Ослепительная вспышка осветила вагончик, щедро плеснула солнца в окна. Франчелли защелкнул коробку.

– Видела?

– Что-то я точно видела. – Девушка тряхнула головой. Перед глазами плавали белые пятна.

– Жаба была на солнце почти час. – Марко постучал по крышке. – И объелась. Теперь будет отдавать этот свет неделю.

– Да как эта жаба делает меня невидимой, даже если она ест свет?

– Это долгая история, которая требует экскурса в курс оптики.

– Тогда не надо, – решила Дженни. – Рассказывай про зиму и всякие загадочности вокруг.

– Самая большая загадка – это одна цирковая девушка, которая думает, что все ей сойдет с рук. Почему ты сразу не сказала о сделке Брэдли?

Дженни замялась. Помолчала. Потом вздохнула – как обычно делала перед выходом на манеж, к публике.

– Прости. Не подумала, что так все обернется.

– Еще и улики бросаешь, где попало… – Марко вынул из кармана кусачки. – Взломщик из тебя никудышный.

– Дед…

– Зачем ты украла фоссу?

– Мне его стало жалко! Его же контрабандой привезли сюда. Он, наверное, летел в коробке со связанными лапами и кляпом во рту!

– Не исключено, – согласился Марко.

– И почему у моего львенка такое дурацкое название?

– Твоего львенка?!

– Я жизнью рисковала ради него. Имею право.

Львенок высунул острую мордочку из-под одеяла и принюхался.

– Ну как можно его обижать? – Дженни погладила плотный рыжеватый мех. Тело львенка, мускулистое и гибкое, казалось, состояло из одних мышц. – Ты погляди, какой красавец.

Марко не ответил, повернулся к окну, отдернул шторы.

Все стекло было во льду. Дженни глянула на обогреватель, стоящий у кровати, – тот был включен на максимум.

– Химера набирает силу. Снаружи уже минус десять, и температура падает. Думаю, ночью дойдет до двадцати.

– Двадцать?! А такое вообще бывает?!

– Как правило, в Англии – нет, – пожал плечами Марко. – Но сейчас необычная ситуация.

«Минус двадцать!» – Девушка пыталась это представить. Где такое возможно? Ну, может быть, где-нибудь в Антарктиде, у пингвинов. Но здесь?

– Только не говори, что я к этому имею отношение!

– Самое прямое.

– Но как? Как какой-то зверь может создать такой холод? И как ему может помешать маленький львенок?

– Надо не перебивать, а слушать! – сказал Марко. – Давно бы все поняла. Итак, настоящий владелец химеры – Альфред Фреймус, глава Западного ковена Англии. И только попробуй задать хоть еще один вопрос, – повысил голос Марко, увидев, как Дженни подалась вперед, – запихну тебе в рот жука-словоеда!

– А есть и такие? – ввернула Дженни.

– Лучше тебе не знать, – отрезал Марко, и на сей раз девушка промолчала.

– Главный вопрос – что такое Магус, – продолжил Франчелли. – Ответив на него, ты поймешь и все остальное. О том, что такое «ковен», ты можешь прочесть в энциклопедии. Но ни одна энциклопедия в мире не скажет, что такое истинный Магус.

– А чего тут непонятного? Магус – это наш цирк.

– Это для тебя Магус просто передвижной цирк. А Эвелина, Эдвард, Роджер, Людвиг, Дьюла, Билл и остальные просто циркачи.

– Ты это к чему клонишь? – насторожилась девушка. – Ничего себе «просто циркачи»! Да у нас лучший цирк в Англии! У Людвига на стене места для дипломов не хватает. Эдварда с Эвелиной в Дю Солей звали! Ты же сам говорил, что мы созданы для цирка, что это наш дом! Марко?!

– Это не дом, это убежище. Единственное место, где такие, как мы, могут быть в безопасности. Мы действительно особенные, как я тебе всегда говорил. Но мы отличаемся от всех остальных циркачей. Есть настоящий Магус – Магус внутренний, Магус мистикус, Магус верус. Это последняя частица прежнего мира, мира «людей Договора». Это мост и переход. Место, где еще живет Древнее Искусство и помнят Договор между смертными и туата.

– Ты вроде по-английски говоришь, а я тебя не понимаю, дед. Что за тайны? Цирк – это цирк, а мы – циркачи. Акробаты, жонглеры, клоуны, фокусники, укротители зверей и глотатели шпаг. Что может быть необычней?

– Ты стала невидимой. Химера устроила зиму посреди лета. «Волшебный шкаф» не выпускал тебя наружу. Даже для цирка-шапито это не вполне обычно.

– Но есть же какие-то нормальные объяснения! – воскликнула Дженни. – Хватит надо мной издеваться. Это твоя очередная шутка, да? Какой договор, какие туаты?!

– Волшебный народ. У них были тысячи имен и тысячи обличий – эльфы, сиды, фейри, альвы, нимфы и сатиры, дэвы и джинны. Мы называем их первыми – потому что они первыми пришли на эту землю, когда человека еще не было. Рожденные из дыхания Праотца-океана и плоти Праматери-Геи, они по своей природе больше походили на туманы и молнии, чем на живых существ из плоти и крови. А вот такие, как мы с тобой, – лишь наглые захватчики, выгнавшие хозяев из дома. Впрочем, это случилось не сразу. Пока люди были слабы, первые не обращали на них внимания, мало отличая их от прочих детей Геи. Для туата между медведями, волками, бобрами и людьми не было особой разницы.

Да, Джен, когда-то и звери были иными – куда разумнее сегодняшних. Франчелли смотрел в окно, за которым для него распахивалась необъятная даль неизведанного, чудесного мира. Мира, жившего лишь в его мыслях.

– Эльфы… Эльфы? Эльфы! Марко, нет! Терпеть не могу фэнтези!

– Хватит веселиться!

Дженни показалось, что фургон тряхнуло. На одно мгновение она потеряла равновесие. Если бы не сидела на кровати, то обязательно упала бы.

– Не перебивай, – помрачнел фокусник. – И слушай. Чем больше ты узнаешь, тем больше у тебя шансов выжить.

Дженни изумилась, но под взглядом деда тут же прикусила язык. Марко Франчелли был не сахар, но таким она его никогда не видела. Дед был суров.

– В начале времен людям нужны были защитники и посредники. Те, кто мог бы общаться с первыми, понимать, чего они хотят, и объяснять, что нужно людям. Такие посредники появились. Именно они основали Магус – братство древнее пирамид и Китайской стены и, уж конечно, древнее всех тайных обществ. От шаманов и колдунов первобытных племен нить Традиции Магуса тянется к жрецам Шумера и Древнего Египта, к даосским мудрецам, тибетским ламам, римским жрицам и мистагогам, к славянским ведунам и кельтским друидам. Сотни веков они хранили древний Договор между людьми и первыми. И пока существует Магус, этот Договор в силе. Мы миротворцы, Джен. Мы стоим меж двух миров – людей и первых. Но затем пришло время Ветхого Завета. Одно за другим стали расти царства Древнего мира – Египет, Шумер, Ассирия, Китай. Людей становилось все больше, и мир изменился…

Франчелли замолчал. И на сей раз Дженни не торопилась с репликами. Дед был серьезен, но поверить в его слова… значит, перечеркнуть всю жизнь до этого. Как же это – цирк вовсе не цирк, а артисты – не артисты? И она тоже не настоящая циркачка? Она вовсе не акробат?! А кто тогда она? Все, кто ее окружал, – они врали ей всю жизнь? Притворялись, что им нравится цирк?

Дженни стало плохо. Она положила подушку на колени, на нее положила голову и совсем уже не слушала, что там рассказывает Марко. А он все говорил и говорил.

– …суть первых проистекает из трех стихий – воды, земли и воздуха. А суть людей – огонь. Его легко разжечь, но трудно удержать: он пожирает все на своем пути. Люди шли по миру, как пожар, и взгляд их – алчный и невежественный – испепелял все на пути. Они упивались собственной силой и позабыли древний Договор. Время богов, духов и героев ушло. Первые ушли следом за ним сквозь Врата Фейри, растворились во мгле времен. Мир разделился на Внешние земли, где сейчас живут люди, и Скрытые земли – потаенную страну, приют всех волшебных существ. В мире людей остался лишь Магус. Горстка на весь мир. Малое число тех, кто хранил знания первых. И тогда пришли «темники». – Тень пробежала по его лицу.

– Кто это?

– Нам пришлось прятаться, – продолжал Марко, будто не слыша ее вопроса. В его голосе, обычно ровном и сдержанном, проступило волнение. – Ведь первые ушли, и мы остались одни.

– Кто такие «темники», Марко? – повторила Дженни. – Ты опять мне врешь?!

Фокусник удивился.

– Я тебе никогда не врал. Я просто не говорил всей правды.

– Просто чудесно, – Дженни отбросила подушку. – Уйди!

– Сперва дослушай…

– Зачем?! Чтобы ты мне очередную ложь рассказал? Как мне тебе верить? Как вообще в это можно поверить? Оказывается, наш цирк – вовсе не цирк, а черт знает что на колесах! А я, наверное, черт знает кто! Может, и родители не погибли, а просто бросили меня?!

Марко вздрогнул, приподнялся на стуле. Дженни вдруг почудилось, что он сейчас отвесит ей пощечину.

– Ты что себе позволяешь?!

– А ты? Как можно так врать? Для чего?!

– Чтобы ты могла выжить! – повысил голос Марко. – Это общая практика. Никто из детей Магуса не знает, какой он крови. Мир полон волков, и все они норовят тебя сожрать.

Дженни хотелось его убить.

– Хватит тайн! Хватит истории. Хватит намеков. Скажи прямо – кто я, кто ты, кто мы все? Кто такие «темники»?

– Это маги, ведьмы и колдуны. Люди, которые ищут власти над силами природы, Иной власти, чем власть науки.

– В смысле, используют всякие заклинания, пентаграммы, зелья и волшебные палочки? Это все действует?

– Не совсем так, как тебе представляется. На фильмы не похоже. Сегодня «темники» в основном занимаются алхимией. Именно с помощью алхимии была сотворена ледяная химера. Еще они прекрасно умеют манипулировать людьми, владеют разными техниками гипноза, занимаются инвольтированием, проще говоря, порчей и сглазом. Портят коров, воруют молоко, губят скот…

– Издеваешься?

– Ничуть. После заключения Договора… – Марко помедлил, словно коснулся неприятной темы. – Из-за Договора мир изменился. И «темники» потеряли часть своей силы.

Картинка в голове у Дженни начала складываться. Как всегда, нет дыма без огня. Если кто-то кого-то преследует, причем на протяжении веков, значит, кто-то кому-то очень сильно насолил.

– И много сил они потеряли?

– Почти все, – вздохнул фокусник.

– А что они умели, эти «темники»?

– Почти всё.

Девушка фыркнула.

– Я бы тоже разозлилась.

– Договор был необходим, – твердо сказал Франчелли. – Магус раз и навсегда оградил людей от угрозы со стороны первых. Среди них были разные создания. Кто-то питался росой и светом, а кто-то – человеческими младенцами. Мы пошли на эту жертву, мы разделили единый прежде мир на Внешние и Скрытые земли.

– И тогда пришли «темники»… – повторила Дженни. – Но что они могли без своей силы?

– У них было золото. Было влияние. Знания. Они научились управлять людьми, используя страхи и суеверия. К тому же, когда древние пути закрылись и Магус затаился, «темники» начали стучаться в другие запретные двери… И некоторые из них – на беду – открылись. Так что они очень скоро снова обрели силу, не такую, как прежде, но достаточную, чтобы начать на нас охоту. Магусам пришлось скрываться.

Кто-то начал кочевать с «вольным народом» – цыганами. Кто-то скрылся в горах и пещерах, кто-то ушел на Восток, и следы их затерялись среди песков. А кто-то превратился в бродячих ярмарочных шутов и скоморохов. Мы стали артистами – поддельными волшебниками, акробатами, танцорами и менестрелями. И никогда подолгу не стояли на месте, чтобы не возбуждать подозрений. Постепенно наши труппы обросли чужаками, ничего не знающими о природе Магуса. Так цирк вошел в нашу плоть и кровь. Мы не поддельные циркачи, Дженни, мы циркачи в квадрате. Я иллюзионист. Но также я и Властный Магуса Англии, хранитель Синей Печати. И то и другое – часть меня.

– А мои родители?

– Роберт и Эдна были частью Магуса Англии, – кивнул Франчелли. – Твой отец – очень талантливый Бард, а маме пророчили будущее Видящей. Кое-кто поговаривал, что она могла призвать к силе Договора и открыть Врата Скрытых земель. Это, правда, только теория. Если бы не та катастрофа…

Франчелли замолчал.

– Бард? Видящая?!

– Коротко говоря, люди Договора, составляющие любой Магус, делятся на пять Сословий. Ловцы – они способны управиться с любыми животными, Стражи – их огромная сила защищала Магус, Барды – их музыка заставляла танцевать даже камни и могла заворожить любого, Властные, повелевающие стихиями, и Видящие – они умели видеть скрытое мира, взывать к его началам.

– Что это значит?

Марко пожал плечами:

– Мне о Видящих почти ничего не известно. Последняя из них жила слишком давно. Может быть, на островах Авалона, в библиотеке Великого Совета и найдется том-другой о Видящих. Но туда мы с тобой едва ли попадем…

У Дженни закружилась голова. Сколько же всего существует в этом спрятанном от всех мире? И почему их до сих пор не раскрыли? Люди же давно придумали камеры, спутники и рентген. Сегодня каждый островок на планете подсчитан!

– Авалон не в этом мире, – пояснил Марко. – Этот архипелаг нигде и одновременно везде, в месте-меж-мирами. Между Внешними землями, где живут люди, и Скрытыми, куда ушли фейри. Попасть на Авалон можно из любой точки планеты. Но нужен проводник. Лоцман.

– Постой, Авалон? Вот почему ты меня в детстве сказками про короля Артура пичкал? Он что, и правда там похоронен?

– Не пичкал, а прививал любовь к классической литературе, – одернул ее Марко. – Что касается Артура, то он не совсем там. И не до конца похоронен. Но это долгая история… Важнее для понимания, что на островах Авалона расположен Великий Совет.

– Это такое начальство над всеми Магусами?

– Великий Совет Магусов организация почетная, но мало что решающая, – отмахнулся фокусник. – Туда обыкновенно избирают заслуженных старцев из Магусов разных стран. Но у Совета есть две службы. Две руки, как их называют. Правая и левая. Служба Вольных Ловцов и Лекари Душ. У каждой из них есть свой остров в архипелаге Авалона и своя резиденция. Башня Дождя у СЛВ и Замок Печали у Лекарей.

– И чем они занимаются, эти службы? – Дженни поневоле становилось интересно, хотя она поминутно себя одергивала: «Не может этого быть!» Ну какой разумный человек поверит в колдунов и эльфов?

– СЛВ занимается поиском и отловом магических созданий. Следит, чтобы волшебные создания не причиняли вреда людям.

– Погоди! – девушка нахмурилась. – Ты же сказал, что после Договора эти, Врата Фейри, закрылись, и все эльфы, гномы и прочие хоббиты ушли в Скрытые земли. И носа оттуда не высовывают.

Марко вздохнул.

– Я уже забыл, каково это – объяснять, как все устроено, новичкам, – признался он. – Привыкаешь, все кажется естественным. Да, Договор разделил мир на две части – Внешние и Скрытые земли. Первые ушли, оставив нам, людям, планету.

– Куда ушли?

– Этого точно никто не знает. Они рядом, но их нет. Представь… как соседи. Только голоса доносятся из-за стенки. Но иногда эта стенка как бы становится… непрочной.

– Дырявой? – догадалась Дженни.

– Точно. И если подгадать с местом и временем, то можно попасть к нам во Внешние земли. Такие случаи мы называем прорывами. Иногда их легко устранить, отловить нарушителя и нейтрализовать его. Иногда это сложно. А иногда это кончается трагедией. С Той стороны, из Скрытых земель может прийти не только цветочная фея. – Лицо его помрачнело.

– И СЛВ ловит все, что лезет к нам с Той стороны? Такие ветеринары-пограничники?

Фокусник поперхнулся.

– Гм, можно и так сказать. Но лучше не стоит. Если о химере узнают на Авалоне, к нам наведается как раз Служба Вольных Ловцов. Поверь, полномасштабный рейд оперативников СЛВ в полной боевой выкладке тебя не обрадует. Так что найти химеру необходимо.

– Ладно. – Дженни поймала львенка, прижала к себе. Ей нужна была разрядка. Немного животного тепла. Немного пахнущей шерсти. Порция усов и фырканья. Слишком много всего и сразу она узнала. Девушка почесала зверя. Вопросов было так много, что она задала первый пришедший на ум:

– Не понимаю все равно. «Темники» управляют людьми, наводят сглаз, создают химер и портят коров. Люди Магуса живут в передвижных цирках, вспоминают об эльфах и тоскуют о прошлых временах. Чего этому Фреймусу от нас надо?

– Как и всегда – знаний и тайн первых, – пожал плечами Марко. – С тех пор как был заключен Договор и туата ушли в Скрытые земли, «темники» преследуют нас.

– Но у нас какие могут быть тайны? Если мы особенные, в чем наша сила? Мы не наводим сглаз и порчу, не гипнотизируем, не создаем монстров… Как это – повелевать стихиями и заставлять танцевать камни? Зачем их вообще заставлять танцевать? Камни должны лежать и мирно обрастать мхом. Так чем мы отличаемся от обычных людей? Тем, что у нас есть разные эльфийские штучки?

Фокусник неожиданно улыбнулся.

– Полагаю, ты бы хотела увидеть небольшое чудо?

– Только, чур, настоящее! – потребовала девушка. – Без потайных карманов в рукавах или шляп с двойным дном.

Марко встал, сходил на кухню, вернулся со стаканом воды. Взял в изголовье кровати стеклянную вазочку с засохшим букетом ромашек.

– Эй! – ревниво отозвала Дженни. – Осторожно. Это мой букет. Первый, между прочим, за свой собственный номер.

– Не волнуйся…

– Это сложно! – Дженни вспомнила, как придумала танец на проволоке с большим веером. Как долго уламывала Эдварда, а еще больше Морригана, чтобы те дали ей время в начале большого акробатического номера Эдварда и Эвелины. А сколько она его отрабатывала? Сколько раз летела с этой проклятущей проволоки вниз? И все-таки она его одолела! А потом ей подарили букетик ромашек. Простой такой, незатейливый, но Дженни он был дорог. Он первый и ее собственный! То историческое выступление было еще весной, и, конечно, букет давно засох. Но Дженни было так уютно возвращаться домой и знать, что букетик ее ждет. Белый с желтым, светлый и простой, у изголовья кровати. Перед сном она касалась его и легко засыпала.

– Я буду с ними нежен. – Марко налил воды в вазочку. Провел пальцами по скрученным узким листьям, чуть коснулся ломких лепестков. Щелкнул пальцами.

– И что? – не поняла Дженни. – В чем фокус…

Она осеклась.

Ромашки оживали. Наполнялись влагой и зеленью стебли, потрескивая, распрямлялись листья, вновь обретала цвет и бархатную нежность сердцевина цветов.

– Как это…

Дженни боязливо коснулась букета. Под пальцами качнулись цветы: свежие, словно сорванные только что. Она опустила палец в воду, облизала его.

– Вода… – Девушка была в полной растерянности. – Обычная вода. Ты не подменял букет… я бы заметила! И в воду ничего не добавлял. Значит, уже принес такой раствор с кухни? Но почему на вкус она, как простая вода? Марко, в чем секрет?

– Пальцами можно не щелкать, – признался Марко. – Артистическая привычка.

Дженни понюхала цветы.

– Ромашки… Ромашки, дед! Они настоящие! Ты оживил мои ромашки!

Легкая улыбка проскользнула по лицу фокусника Франчелли, как слабый солнечный зайчик.

– Такова сила Магуса. Мы не можем навести порчу, зато способны разбудить мертвое зерно. Мы наследники силы первых. Она проистекает из мира и в мир уходит, в вечном круговороте жизни и смерти.

– И я тоже так могу?!

– Всему свое время, – фокусник посмотрел на ромашки. – И своя цена. Есть один непреложный закон, закон расплаты. Ничего не дается просто так. За каждое твое действие, меняющее естественный ход вещей, тебе придется платить. Не могу сказать, как именно. Всякий раз по-разному.

Девушка нахмурилась:

– Магия на то и магия, чтобы все давалось волшебством, без усилий. Иначе в чем радость?

– Так бывает только в сказках, – Марко грустно покачал головой. – Только в сказках. Есть чудеса, плата за которые слишком высока и неподъемна. Есть такие, о которых сожалеешь всю жизнь.

Дженни потрогала ромашки.

– Слушай, тебе это дорого будет стоить?

– Забудь, – отмахнулся дед. – Если я что-то делаю, значит, могу расплатиться.

– Какой-то магический супермаркет, – Дженни была немного разочарована. – Это так…

– Скучно? – догадался дед.

– Обычно. Все как в жизни, ничего загадочного. Ну, то есть исчезновения, химеры и все такое очень загадочно. Я не понимаю, как это работает. Но я так же не понимаю, как лампочка работает. А где чудеса… Настоящие чудеса?!

Марко грустно усмехнулся.

– Чудеса – это подарки, а их делают редко.

Дженни фыркнула.

– И что тогда толку вступать в ваш Магус?

– Магус – это не тайное общество и не клуб любителей эльфов. В него нельзя вступить и из него нельзя выйти – за исключением редких и очень неприятных случаев.

Дженни вспомнила, как испугался Брэдли, когда Марко сказал: «Мы можем изгнать тебя из Магуса Англии».

– Тот, кто рожден в Магусе, в нем и останется навсегда. Сила Магуса складывается из сил всех его членов и доступна каждому из нас. Мы связаны узами крепче кровных, слово одного из нас – слово всех. Брэдли, дав обещание привезти химеру в Англию, поклялся от имени Магуса, что сделает это. Поэтому ответственность за его поступок ложится на всех.

– Ну и что? Выполним договор, и дело с концом.

– Никогда не подписывай договор с колдуном. Всегда окажешься в дураках. У них даже ложки с двойным дном. Альберт Фреймус не заключил бы договор, невыгодный ему. Люди Магуса никогда не имели дело с «темниками», даже в самые тяжелые и страшные времена. Их дела нарушают мировую гармонию, и мы не должны помогать им. Брэдли совершил две большие ошибки. Когда поклялся от имени Магуса. И когда вообще связался со Щелкунчиком.

– А почему его так назвали, этого Фреймуса?

– У него отвратительная улыбка.

Дженни попыталась это осмыслить.

– Наверное, это действительно ужасно. Но ведь если мы вернем колдуну химеру, то выполним договор? И все будут счастливы?

– Да. И возможно, твое воровство не вскроется.

Дженни надулась.

– Вопрос только в том, как поймать ледяную химеру, – продолжал Марко. – Химера – существо, которого не должно быть. Создание, в котором слиты в противоестественном союзе души животных и магических существ. А ледяной соволемур – существо, способное одним прикосновением остановить твое сердце и превратить в ледяную статую. Единственная надежда на твоего львенка.

– Но он же котик!

– Во-первых, Cryptoprocta ferox, или фоссы, вовсе не кошки, – заметил Марко. – Они родственники куниц, выдр и мангустов. Твой котик вырастет до размеров собаки. Он прекрасно карабкается по деревьям – куда быстрее обычной кошки. На Мадагаскаре это самый свирепый хищник. В древности фоссы достигали размеров льва.

– Настоящего? Африканского?! – Дженни подняла детеныша и осмотрела его белое пузо. – Ни фига себе! Но он точно не кошка?

Cryptoprocta ferox жмурился и быстро облизывался.

– Точно. Ты его еще не назвала?

– Пока нет, – Дженни озадаченно поглядела на зверя. – Думаю, может, Финч или Стич.

– Это не имя, а какой-то звук степлера. Он должен сам назвать тебе свое имя.

– Он же котенок! Ну, почти. Марко, ты серьезно?

Дженни еще раз подняла звереныша.

– И как?

– Узнаешь.

– Я вот никогда не любила «Звездные войны» или «Властелина колец», – сказала девушка. – Вместо того чтобы нормально сказать, что делать, всякие седобородые мудрецы несут полную пургу – «сердце тебе подскажет» или «ты поймешь, когда там окажешься». По-моему, это подло.

– Просто старики сами толком не знают, как все обернется, – фокусник поднялся. – Для нас лучше всего поймать химеру и отдать ее Фреймусу. Тогда Магус выполнит контракт, мы не будем ему ничего должны. Несчастное существо…

– Кто? Фреймус?

– Химера. Ее жизнь полна боли и лишена смысла. Ее существование противоречит законам природы. Она не нужна никому в этом мире – только «темникам» для экспериментов.

У Дженни в голове не укладывалось, как можно жалеть подобного монстра. Он же почти как неживой… как робот или машина. Злобный летающий холодильник.

– Однако отдать сомура Фреймусу – единственный выход для нас. Ведь Брэдли заключил контракт от имени Магуса. И мы все должны его исполнить. А если не исполним… – Марко посмотрел на стекла, наливающиеся густой холодной синевой. От окна шел ощутимый ток холода. Дженни поежилась.

– Никогда «темники» не входили в Магус, – сказал Франчелли, – и люди Договора никогда не были у них в долгу. Фреймус в уплату долга может потребовать очень многого.

– Да что у нас можно взять? – фыркнула девушка. – Денег кот наплакал. Фургоны заберет? Ну и черт с ними, на новые заработаем!

– Альберту Фреймусу меньше всего нужны деньги. У людей Договора скрыты такие артефакты, по сравнению с которыми жаба-светоед – детская игрушка. А знания, которые мы собирали веками, – о природе волшебных существ, о путях Верхнего и Нижнего мира? У таких вещей нет цены.

Фокусник надолго замолчал, и Дженни поняла, что он не хочет продолжать разговор. А у нее еще куча вопросов осталась.

– Значит, надо ловить эту химеру? – она поглядела в окно. – Всего шесть вечера, а кажется, что десять. Как же мы ее поймаем? А почему она не улетела? И что такое Чертова метка? А что такое «кольцо» Магуса? И что со мной случилось в «волшебном шкафу»? Это ваши магические штучки?

– Отвечу на один вопрос, – поднял ладони Марко.

– Так нечестно!

– Выбирай, на какой.

Дженни даже не задумывалась.

– Давай про «волшебный шкаф».

Все остальное может подождать.

Франчелли помолчал. Затем осторожно сказал:

– Ты уже взрослая, Дженни…

Девушка слегка напряглась. Такое начало не предвещало ничего положительного.

– В определенном возрасте все дети Магуса проходят посвящение. Обряд представления Магусу. Он начинается со знакомства… Магус не организация. Он организм. Он живой.

– И когда же начинается… этот обряд? – хрипло спросила девушка. Настроение ее резко переменилось. Она начинала догадываться, что хочет сказать дед. И очень не хотела этого слышать. – И кто… его начинает?

– В разных случаях по-разному. Нижняя граница посвящения – около десяти лет. Хотя бывали случаи… но неважно. А инициирует посвящение близкий родственник. Мама, отец, брат…

– Или приемный дед, – закончила за него Дженни.

Марко смотрел на нее и молчал.

– Ты что, Марко? Ты… как мог?! Я же там… я так испугалась, а это все сделал ты?!!

Она соскочила с кровати. Прошлась по вагончику. Тупо поглядела в окно. Принялась лихорадочно одеваться.

– Куда ты собралась? – Марко наблюдал, как на пол летят теплые темно-синие леггинсы, следом полосатые разноцветные гетры, теплая толстовка цвета яичного желтка, розовая ветровка. Дженни в бешенстве нахлобучила кепи в крупную красно-синюю клетку, натянула ярко-сиреневые перчатки с обрезанными пальцами.

– Там опасно! Химера…

– Я лучше с ней встречусь, чем с тобой останусь! – Дженни распахнула дверь. – Чао!

Марко встал, закрыл дверь. Оперся о стену, затем с силой растер лицо ладонями.

– Ох, Джен. Мир полон волков, и все они норовят тебя сожрать.

 

Глава шестая

Директор цирка «Магус» Уильям Морриган не был злым человеком. Впрочем, и добрым себя он не считал. У него не было времени на подобные размышления. Слишком много других вопросов крутилось у него в голове. Окупят ли сборы с очередного выступления хотя бы затраты на бензин и дизельное топливо для генератора? Из каких денег платить зарплату рабочим и униформистам? Как обойти запрет на содержание животных в цирке, который вот-вот должны ввести в Англии? И это ведь только проблемы цирка! По чести сказать, как раз с внутренним Магусом в последнее время проблем не было. Уже лет тринадцать тишина и благоденствие. После гибели Эдны и Роберта как отрезало. Не было ни случаев срыва-чудодейства, ни проблем с СЛВ – Службой Вольных Ловцов, даже инспекций с Авалона! Все-таки он правильно поступил, что тогда, тринадцать лет назад, принял Франчелли. Хотя многие его отговаривали. Слишком страшной была история Марко Франчелли. Но Уильям отвечал, что снаряд в одну воронку дважды не падает, и раз парню так не повезло, значит, теперь ему будет улыбаться удача. И был прав.

Директор цирка раскурил сигару и философски подумал, что даже у удачи есть срок годности. Похоже, начиналась черная полоса. Но, черт возьми, как Роджера угораздило так вляпаться? Он хоть и поигрывал, но всегда умел вовремя остановиться, а тут – такое!

– Что ж ты к нам не обратился?! Разобрались бы с долгом.

– Я бы так и сделал, – скривился Брэдли, баюкая квадратную бутыль виски «Ред лейбл» у груди. – Только тогда меня повело. Знаешь, как у цыганок: привяжутся, вертятся перед тобой, за руки хватают, улыбаются, тянут в разные стороны, а потом – в бумажнике пусто, и вокруг никого. Я ведь даже отсрочки не попросил! Только одна мысль долбила – как расплатиться. А тут этот Хампельман, как чертик из коробочки. Я уже потом сообразил, когда подпись под контрактом поставил. Наверняка Фреймус постарался.

– Да уж, ему особо надрываться не пришлось. – Морриган отобрал бутылку у Брэдли и плеснул янтарного виски себе в стакан. – Ты ведь такой доверчивый.

Роджер помрачнел еще больше, но возражать не стал. Он еще не отошел до конца от объятий Дьюлы. Когда Ланге, Франчелли и Морриган оторвали от него сумасшедшего венгра, Брэдли еще долго била дрожь. Дьюла…

Даже бог не знает, какими путями и где носило этого кривого клоуна до появления в Английском Магусе двадцать лет назад. Поговаривали, что он был в Балканском Магусе – еще до его страшного кровавого распада. Как он выбрался из хаоса гражданской войны в Югославии, кем он был прежде, как его звали – никто так и не дознался толком. В Магус Англии он пришел именно таким – худым, жилистым и злым на весь свет. Назвался Дьюлой, сказал, что венгр. По цирковой профессии – клоун. О своем месте в Магусе Дьюла не распространялся, но речь шла о приеме в Магус Англии… Клоун долго молчал, потом выронил, глядя в сторону – «верфаркаст». Тогда Роджеру захотелось взять прадедовский нож – хороший нож, белой стали с серебряной насечкой – и распластать захожего венгра, как копченую рыбину.

В Магусе у каждого есть свое место, своя роль, свое призвание. Он, Роджер Брэдли, – Ловец из рода Ловцов. Его предки издревле усмиряли волшебных зверей. Взбесившийся во время гона татцельвурм может перебить всех жителей деревни, мантикора, вырвавшаяся из лаборатории алхимика, способна уничтожить половину города. И тогда наступало время ловцов. Они последними из людей Магуса ушли на подпольное положение – слишком полезными были их умения. Охотники, егеря, псари, сокольничие и конюшие – они брались за любое дело, связанное со зверьми. И уж тут с ними никто не мог сравняться. Те, кто знает, как совладать с грифоном или якулом, легко управляется с любой живностью Внешних земель – от слона до землеройки.

Обычный человек не способен стать Ловцом – для этого мало изучить все повадки зверя, его анатомию, физиологию, психологию. Ловец проникает в душу зверя и легко предугадывает его поступки. В древности Ловцы преследовали зверя сразу в двух мирах – Верхнем и Нижнем и могли добыть его подлинное Имя, которое давало им абсолютную власть над животным. Жаль, что сам Брэдли на такое не способен. Да и никто сегодня не способен.

Многое могли Ловцы, могучим племенем они были среди людей Договора. Но был среди Ловцов один древний род, слишком увлекшийся хождением среди духов. Доподлинно неизвестно, когда же первый из них смог поменять местами дух человека и дух зверя. Каменный век, эпоха бронзы, времена древних царств? Никто точно не знает, но с тех пор к ним крепко прилипло прозвище – зверодушцы. Уже потом люди назвали их сотней имен – faunus ficarius, мардагайл, волколак, ругару, вервольф, верфаркаст. А проще – оборотень.

Зверодушцы сразу обособились от остальных Ловцов. Слишком необычными были их умения, слишком они выделялись даже среди других сословий Магуса. Да и остальные Ловцы не могли простить им отказ от человеческого существования и жизнь в зверином облике. Потому что одним из законов Магуса было посредничество. Люди Договора стояли между миром человеческим и миром волшебного народа, черпая силу из обоих миров. И отказ от человеческой природы – пусть даже с самой благой целью – был предательством древнего Договора. Так раскололось до той поры единое сословие Ловцов – на зверодушцев и одноликих. Зверодушцы, в свою очередь, утверждали, что главная причина ненависти Ловцов – обычная зависть.

Не мог не знать верфаркаст Дьюла, клоун венгерский, злой осколок погибшего Балканского Магуса, что в Магусе Англии есть Ловец. Не мог его не почуять. Но пришел и просит о святом праве убежища – совсем, стало быть, допекло бродягу.

– Зверодушец, значит, – Роджер сплюнул.

Венгр мазнул по нему взглядом – серым, с желтыми бешеными искорками.

– Ниечего нам с тобой делить, одноликий, – сказал после долгого молчания Дьюла. – Наша вражда давно уже затухла.

– У зверодушца две ноги – беда да несчастье. От вас одни проблемы. Мой прадед Николас Брэдли вместе с Жаном Шастелем загнали Жеводанского зверя. Все зверодушцы знают эту историю. И помнят, как появился этот Зверь и какое к нему отношение имел Антуан Шастель, сын лесничего Жана Шастеля.

– Звиерь из Жеводана, – с акцентом повторил венгр. – Шастель «Чернолап», Шастель «Людоед». Биедный Шастель. Талантливый мальчик был, да.

– Талантливый? – вскипел Брэдли. – Двести тридцать человек погибло…

Клоун повернулся к Морригану.

– Я смиренно прошу Магус Англии о праве убежища, – произнес он ритуальную фразу. – Клянусь Луной и Вратами Фейри, что я не изгнан и на руках моих нет крови собратьев.

– Билл, ты же его не примешь? Это немыслимо – приютить зверодушца!

«Конечно же, Билл его не примет, – подумал Брэдли. – Это же ходячая неприятность. А Билл ценит покой. Надо только поднажать и отвадить этого лохматого раз и навсегда от цирка».

– Гони его в шею, пока к нам в очередь фермеры не выстроились! Нам же после полнолуния счет за каждую задушенную овцу будут предъявлять!

– Роджер, когда я захочу узнать твое мнение, то спрошу. – Директор склонил голову и задумчиво разглядывал венгра. Уильям Морриган глядел на клоуна… как глядит ребенок на новую игрушку. Вот она, только руку протяни.

– Устойчивый териотип?

– Европейский волк, – ничуть не удивившись, ответил клоун.

– Доминанта? Полярный? Скалистый?

– Эпицион, – с некоторой заминкой сказал Дьюла.

Морриган аж цокнул языком от удовольствия. Ай, какая хорошая игрушка. Брэдли с глухой тоской понял, что шансы зверодушца выросли.

– Род? – из вежливости обратился к нему директор, хотя наверняка уже все решил.

Дрессировщик молча махнул рукой, давая понять, что снимает с себя всякую ответственность. Если Морригану так хочется приютить у себя иммигранта-оборотня, который в один прекрасный момент может перегрызть глотки половине Магуса, – вперед.

– Вот и отлично, – улыбнулся директор. – Что ж, мистер Дьюла, полагаю, ваш вопрос Советом Магуса скорее всего будет решен положительно. Однако у меня есть еще несколько вопросов.

Брэдли развернулся и пошел домой. Уильям Морриган тем временем приступил к подробным расспросам. «Активные фазы», «стабильность во время полнолуний», «слияние с Духом-предком». Билл Морриган выказывал немалую осведомленность в природе зверодушцев.

– Как бы твое любопытство тебе боком не вышло, – пробурчал Роджер, падая в кресло в своем вагончике и со звучным хлопком открывая банку пива. – Придет серенький волчок и ухватит за бочок.

Настроение было ни к черту.

…В сущности, Дьюла оказался не таким уж плохим парнем. Роджеру даже порой казалось, что они друзья. Почему он так сорвался? Дело, конечно, серьезное, но ведь оборотень едва ему горло не перегрыз. Да уж, влип так влип…

Брэдли залпом допил остатки виски и тяжело поднялся.

– Я пойду, Билл. Спасибо. – Он взял пальто.

– Ты понимаешь, Род, что все может кончиться изгнанием, – догнал его у двери вопрос директора. – Беспамятным изгнанием. Закон выше меня.

Не говоря ни слова, Роджер Брэдли вышел прочь.

 

Глава седьмая

…Мороз обнял Дженни. Глотнув ледяного воздуха, она закашлялась. Запихнула ладони в меховую муфту, которую прихватила с собой, и зло пошла вперед. У нее не было даже слов, лицо горело, а внутри все крутилось и грохотало. Марко ее подставил! Иначе не скажешь. Провел эксперимент! Какая сволочь!

Она не разбирала дороги, протаптывала дорожку в высоком, почти по колено, снегу, пока не устала. Остановилась. Огляделась. И невольно забыла про свою злость.

– Ничего себе!

Цирк «Магус» походил на стоянку полярников. С каждой крыши свисали частоколы сосулек, сугробы, как снежные дюны, подступали к самым окнам, в которых горел свет, а по узким проходам между вагончиками гуляла жестокая вьюга. Над головой кружилась в нескончаемом танце снежная крупа. Ветер швырял ее в лицо.

Стоять на месте было невозможно. Дженни побежала к цирковому шатру, надеясь укрыться там. Над горизонтом проступало белесое пятно солнца. Девушка замерла на мгновение, пересиливая холод. В бешеном хороводе метели чудилось что-то знакомое, будто чей-то голос плакал и неутешно звал ее.

– Не стоит долго смотреть на метель, мисс, – Дженни оглянулась. Рядом никого не было.

– Я здесь, юная мисс. – Она с изумлением поняла, что с ней разговаривает сугроб.

Сугроб чихнул и разлетелся.

– Уф, – странный человечек выбрался на дорогу. Встряхнулся. Это был взрослый, даже немолодой, человек, ниже ее на голову. Усы, франтоватая узенькая бородка, темные живые и быстрые глаза.

«Разве у нас в цирке есть карлики? Морриган решил разнообразить репертуар?»

Одет человечек был странно – черная куртка с тяжелыми серебряными пуговицами, черные штаны в обтяжку, остроносые туфли, сейчас едва различимые под комьями снега. На голове у него красовалась широкополая шляпа и венчающий ее небольшой сугроб.

«Хороший сценический костюм, – подумала Дженни. – Наверняка это идея Морригана – пригласить карликов».

– Прошу прощения, если я вас напугал, юная мисс, – человечек озабоченно отряхивал рукава куртки. – Должен заметить, что погода для августа совершенно a natura abhorrens. Я бы сказал, anormalis и monstruosus. И к тому же вокруг полно довольно подлых сугробов, которые падают с крыш без предупреждения. Только поэтому я оказался в столь печальном положении. Теодорус Додекайнт, – старомодно раскланялся карлик. – А как ваше имя?

– Э… Дженнифер Далфин.

– Отлично! – просиял Теодорус. – Вы-то мне и нужны. Значит, ваша матушка – Эдна Далфин, в девичестве Паркер?

– Да. А что?

– Тогда это вам.

Человечек протянул ей небольшой толстый конверт из коричневой бумаги – хрусткой, ломкой и старой даже на ощупь.

– Это еще что?

– Давайте пройдемся, – предложил Теодорус, – я составлю вам компанию и обрисую суть дела. Иначе вы рискуете скоро conglaciare, и придется вас размораживать. А жители Внешних земель, кажется, плохо переносят эту процедуру.

Дженни неохотно согласилась, решив не обращать внимания на странные обороты его речи. Эта встреча сбила ее с толку. Она злилась на Марко, да еще как! Но у нее возникло чувство, что жизнь в последнее время щедра на сюрпризы. И это один из них.

«Ничего, согреюсь и во всем разберусь, – выстукивала зубами Дженни, пока они шли к шапито. – И с Марко тоже!»

– В этой эпистуле содержится кое-что, принадлежавшее вашей матери. Насколько я понимаю, теперь оно принадлежит вам, – витиевато объяснял Теодорус. – Я всего лишь посланник.

– Посланник от кого?

– Скажем так, от старого приятеля вашей мамы, – уклончиво ответил карлик. – Собственно, это все, что я могу сказать. Да, и советую не гулять в эту метель – в воздухе явно чувствуется скверный привкус.

– Вы знали мою маму? Откуда?

Вместо ответа Теодорус взмахнул шляпой, неловко обсыпав Дженни снегом, и та на мгновение зажмурилась. А когда открыла глаза, Теодоруса рядом не было.

«Куда он подевался?»

Дженни ошеломленно огляделась. Она стояла одна на площади возле шапито. И когда это успели опуститься сумерки? Перед ней вздымался шатер, облепленный снегом, его высокие бока яростно обхаживала вьюга. Ледяными пальцами она рвала туго натянутые струны канатов, поддерживающие шапито, и играла на них свою дикую мелодию.

Как же она вернется домой? Марко, конечно, гад, но зато дома тепло. Можно уйти на свою половину и с ним не разговаривать. Но позади не было дороги – все тонуло в вихре снежной тьмы. Тропинку, по которой она сюда пришла, уже замело. Ветер хлестал по кроссовкам узкими извилистыми языками снега. Весь мир сжался до маленькой площадки у шапито, очерченной слабым светом тускнеющих фонарей. Можно было пойти наугад, она примерно понимала, где вагончик, но там, в глубине морозной ночи, двигались пугающие тени.

– Теодорус, – позвала она жалобно. – Марко? Людвиг? Эдвард? Есть здесь кто-нибудь?

Голос потонул в свисте и скрежете вьюги, и Дженни вдруг подумалось, что над ее головой разыгрывается какая-то древняя драма, мистерия чудовищных стихий, перед лицом которых человек бесконечно мал и покинут.

Дженни стало страшно, и холод – куда лютей обыкновенного мороза – пробрал ее до самого сердца. Негромкий блеск у входа в шапито будто отозвался на ее слова. Дженни обрадовалась и, тяжело загребая ногами снег, двинулась на этот огонек. Но чем ближе она подходила, тем неуютней ей становилось. Ветер здесь стихал, и снег не кружился в бешеном танце, а валил косой пеленой – к входу в шапито, словно подталкивая ее в спину. Когда до входа оставалось шагов пять, Дженни остановилась. Ветер совсем стих, снежинки оседали на волосах. Девушка подняла ладонь, поймала одну, поднесла к глазам и подышала.

«Говорят, что суть людей – огонь», – вспомнила она слова Марко.

Снежинка не таяла. Дженни стало не по себе. Она отряхнула руки и поняла, что вокруг стоит полнейшая тишина.

«Как в глазу урагана, – неожиданно пришло на ум сравнение. – Снаружи ветер сносит дома, а в центре и трава не шелохнется».

Ее показалось, на нее кто-то смотрит, почти в упор, бесконечно холодным и жестким взглядом. Отблеск, позвавший ее, был рожден зеркалом, забытым у входа.

«Это просто фонарь от ветра качнулся и отразился в зеркале».

Но фонари светили светло-желтым, а зеркало изливало чистейший серебряный свет.

И он все разгорался.

Дженни шагнула вперед – ее тянуло к этому зеркалу, хотя все инстинкты вопили «беги прочь!» – и заторможено, как во сне, провела по гладкой поверхности, счищая снег. Взглянула в открывшийся проем. И закричала.

 

Глава восьмая

Дело принимало очень скверный оборот. Беспамятное изгнание… Неужели Билл поддержит Франчелли? Брэдли не мог вспомнить, когда же последний раз применялось такое наказание. Не в XX веке, точно.

Он нервно вышагивал по своему вагончику, одну за другой раскуривая и почти сразу же туша сигареты. В холодном воздухе медленно расплывались клубы дыма от его дыхания. За окном темнело, но он не зажигал света. Химера заморозила весь цирк: стоянку фургонов, шапито, и все боялись даже нос высунуть из своих вагончиков. Натянули по три свитера, закутались в одеяла и прильнули к обогревателям.

«Топливо для генераторов скоро кончится, – подумал дрессировщик. – И тогда мы замерзнем, если только Морриган не снимет «кольцо» Магуса. А если он его снимет, сразу заявится Фреймус – Чертова метка верный признак, что он рядом. Может, только «кольцо» и удерживает его».

Брэдли поскреб щетину на подбородке.

«Я заперт в ледяной ловушке вместе с безумной тварью, – зло подумал он. – Снаружи поджидает Фреймус, а здесь на меня половина цирка точит зубы».

Роджер вздрогнул. У некоторых зубы очень острые. Дьюла почти перекинулся. Еще немного, и в горло вцепился бы волк. Никто в Магусе не назвал бы Брэдли другом. Обитатели Магуса Англии вообще никогда не сходились слишком близко – каждый из них походил на закрытый сундук, полный тайн, или запечатанную бутылку, выброшенную в океан. Течения внешнего мира очень давно заставили их предков прибиться друг к другу, но назвать узы, скрепляющие людей Договора, семейными, не повернулся бы язык. Скорее, уж закон, объединяющий их, можно было бы считать законом «омерты» – «круговой поруки и молчания» мафии. Это было сообщество самостоятельных и самолюбивых одиночек, никто не правил Магусом – Уильям Морриган просто был избран как наиболее подходящий на эту должность. И мог быть смещен в любой момент. Единственный, к кому Рождер притерпелся, был Дьюла. Вот уж шутки судьба откалывает – одноликий и зверодушец в одной лодке. Именно поэтому слова клоуна о предательстве уязвили его больше, чем насмешки Людвига Ланге или выпады Франчелли.

«А если антагониста похитил Марко?» – задумался дрессировщик и тут же отверг эту мысль. Это не в характере Франчелли. Он слишком придерживается правил. Узнай он о химере, то созвал бы Совет Магуса.

Как же ему, Роджеру Брэдли, тесно в этом маленьком мирке, где каждый гордится сотнями поколений предков и ведет свой род чуть ли не от кельтских друидов!

«Гордость хороша, когда есть чем ее подкрепить».

Он подошел к шкафчику, распахнул створки, достал старый фотоальбом и раскрыл на первой странице. С пожелтевшего дагерротипа на него смотрел коренастый, плотно сбитый мужчина в грубой куртке, простых штанах и стоптанных башмаках. На голове его сидела лихо заломленная кепка с коротким козырьком. Единственное, что отличало его от обыкновенного работяги середины позапрошлого века, – это черный анкус в руках. Деталей на дагерротипе нельзя было разобрать, но Роджер знал, что это фамильный анкус примерно полтора фута длиной, из африканского черного дерева, с прямым лезвием холодного железа, посеребренным крюком и серебряным набалдашником в виде головы грифона.

Человека на дагерротипе звали Роберт Брэдли. Это был прапрадед Роджера, внук Николаса Брэдли, убийцы Жевонданского зверя. Последний наездник Грифона. Люди Магуса жили долго – куда дольше обычных людей, таков был один из даров Договора. Роджер смутно помнил прапрадеда – его память удержала лишь большие и сильные, несмотря на возраст, руки. Когда Роджеру исполнилось четыре, прапра умер. Ему было сто девяносто лет. Роберт Брэдли смотрел со снимка на своего непутевого потомка без осуждения. Только спокойная сила читалась в его светлых глазах. Дрессировщик захлопнул альбом.

В семь лет он усмирил саламандру – с помощью титановой уздечки и испанского тритончика. В десять обуздал сбежавшего йейла – одного из последних йейлов во Внешних землях. «Ты, Род, прирожденный Ловец», – восхищенно приговаривал отец, но Брэдли казалось, что он не решается что-то добавить. А потом отец умер. И когда Род вырос, то понял, что папа пытался сказать: ты Ловец из рода наездников Грифона, Роджер Брэдли, но твои умения никому не нужны. В этом мире не осталось больше единорогов, сирен, цилиней, василисков и мантикор, и рассветное небо больше не режут крылья гордых грифонов и гиппогрифов, и не скользит по земле быстрая хищная тень дракона.

Редкие магические существа, еще оставшиеся в этом мире – во Внешних землях, давно содержатся в закрытых частных коллекциях, где ему в лучшем случае светит лишь место смотрителя. Врата Фейри закрылись, и никому из смертных больше не войти в Скрытые земли. Он опоздал родиться со своим талантом на несколько тысяч лет. И теперь все, что ему остается, – это показывать номера с животными и подрабатывать перевозкой зверей: обычных и магических. Но он бы никогда не взялся за перевозу химеры!

«Если бы так глупо не влип…» – подумал Роджер. Он вспомнил притон в доках Бристоля, где получал груз – двух павианов для частного зоопарка.

«Как я умудрился спустить все деньги в покер!»

Глядя на партнеров по игре, которые весьма сильно расстроились, услышав, что платить ему нечем, Брэдли раздумывал, в какой карман утром сунул нож и как он будет отсюда выбираться. И тут, откуда ни возьмись, нарисовался этот Хампельман. Высокий дебелый детина с писклявым голосом. Надутый, словно воздушный шарик. Он предложил выход, устраивающий всех джентльменов. Он заплатит за Брэдли, а тот окажет ему небольшую услугу.

Предложение Хампельман сделал заманчивое: его избавляли от долга, а взамен Брэдли просили выполнить пустяковую просьбу – заключить контракт и через месяц перевезти некое животное в Англию. Сперва Роджер напрягся. Этот Хампельман явно знал о Магусе, но затем согласился, решив, что разберется позже. Ему бы живым из этого подпольного клуба выбраться! На стол лег контракт, и от него потребовали слово Магуса. И он все подписал!

«Что со мной тогда случилось?! – дрессировщик никак не мог понять. – Почему я не прочитал его внимательно? Все явно было подстроено. И клуб, и карты, и мой проигрыш…»

Он ничего не помнил после того, как поставил роспись и произнес клятву Магуса. Очнулся в центре города, на скамейке в парке. В кармане конверт с копией контракта. На бумаге черным по белому его подпись. Но это еще полбеды. Второй стороной договора выступал вовсе не Хампельман. Роджер заключил контракт с Альбертом Фреймусом, сильнейшим черным магом Англии. Причем в случае срыва контракта по вине Брэдли отвечал бы весь Магус. По условию договора привезти он должен был не абы что, а ледяную химеру. Существо, созданное искусственно, продукт химероварен «темников». Создание, противное природе, крайне агрессивное и обладающее большими магическими способностями. Ввоз такого монстра на землю Англии нарушал сразу несколько законов. Во-первых, Магус никогда не вел дел с «темниками» – они враги, давние и жестокие. То, что к XIX веку вражда заглохла, ничего не меняло. Слишком большой счет был у Магуса к колдунам и магам. Во-вторых, иметь дело с химерой для Ловца – унижение хуже смерти. Подобные существа не имеют права на жизнь, это извращение самой сути жизни, глумление человека над природой. Само существование химер оскорбляет Ловцов.

«Прапрадед бы в гробу перевернулся. Потомственный Ловец доставляет «темнику» химеру!»

Падать дальше некуда. Втретьих, поклявшись от имени Магуса, Брэдли возложил ответственность за свое преступление на всех членов Магуса Англии. По сути, сделал их своими сообщниками.

А это было стопроцентное преступление в глазах не только членов Магуса, но, что самое пугающее, в глазах Службы Вольных Ловцов Авалона. СЛВ подчинялась Великому Совету Магусов, расположенному на волшебном острове Авалон. Эта служба отслеживала перемещения магических существ в пределах всей планеты, боролась с прорывами существ с Той стороны, из Скрытых земель, и всячески охраняла мирную жизнь человечества. Учитывая, что за последний век у них было не так уж много работы, такое серьезное преступление, как сотрудничество с «темниками» и контрабандный ввоз химеры, их сильно бы обрадовало. Роджер не хотел радовать оперативников СЛВ. Пусть себе дремлют в своей Башне Дождя.

Еще больше он не хотел привлекать внимание Замка Печали. В нем располагались Лекари Душ: вторая служба, подчиненная Великому Совету Магусов. СЛВ ловила волшебных существ, Лекари ловили членов Магусов, преступивших черту закона. Дрессировщик чувствовал, что опасно близок к этой черте.

«Я бы выкрутился, – подумал он. – Если бы не украли антагониста».

Он резко встал. В тот день рядом с вагончиком крутилась приемная внучка Франчелли. Как раз в то время, когда уехал Сэм! Роджера охватило лихорадочное возбуждение. Если к похищению антагониста причастна Дженни Далфин, то, может быть, часть ответственности он спихнет на Франчелли. От такого обвинения старику не отвертеться. Еще вопрос, кого изгонят!

Перед Брэдли неожиданно распахнулась бездна заманчивых возможностей. Но действительно ли она причастна, и если да, то как доказать ее виновность?

«Да где же они? – Брэдли обшарил карманы. – Были же в руках…»

Самой важной улики – кусачек, найденных на месте взлома, не было ни в карманах, ни на столе. Роджер обыскал все, перевернул вагончик вверх дном… Кусачки пропали. Либо он выронил их возле развороченного контейнера химеры, либо их украли во время драки с Дьюлой. Морриган стоял в стороне, Дьюла жаждал крови, Людвиг оттаскивал клоуна, Эдвард ему помогал, а вот Франчелли… Дрессировщик со свистом втянул ледяной воздух. Температура опустилась еще ниже. Брэдли не включал обогреватель и не замечал холода.

Он натянул на голову кепку, запахнул куртку и шагнул в морозную ночь. Фигура его мгновенно исчезла в хохочущем царстве снежной тьмы, а ветер вцепился в незакрытую дверь и распахнул ее настежь, горстями швыряя внутрь ледяную крупу.

Брэдли шел размашистым шагом. Вьюга хлестала его по лицу. Нагрянуть к Франчелли, поднять с постели Дженни – вот чего он хотел больше всего сейчас. Он заставит ее признаться! Роджер споткнулся и едва не упал. Химера разбушевалась не на шутку: на часах было всего полседьмого, а он шел почти наощупь. Но Роджера Брэдли такой малостью, как магическая метель, не остановить. Он отыщет дорогу даже с выколотыми глазами.

– Насосалась его силы, сволочь, – выплюнул он слова в воющую темноту. – Ты еще ответишь за мальчика, тварь ледяная. Все вы ответите – Фреймус, Франчелли, все!

Сила существ, подобных химере, огромна, но у каждого из них есть свой антагонист – обыкновенное животное Внешних земель, полностью уничтожающее весь магический потенциал своего контрагента. Причем природа антагонизма проистекает из противоборства стихий – если магическое существо парит в воздухе, то, скорее всего, его антагонист будет бегать по земле. Рядом со своим антагонистом любая, даже самая чудовищная тварь, не опаснее обычного зверя. Этот закон маленькому Роджеру Брэдли объяснили едва ли не одним из первых.

Закон антагонизма незыблем – каждому магическому существу противоположно земное животное. Но химеры противоестественные создания, творение магов – «темников». Лишенные доступа к ингредиентам и субстанциям Скрытых земель, «темники» столетиями искали знания и жаждали силы и поэтому посягали на запретные области Искусства. Уже в Средние века они достигли таких вершин, что по сравнению с их успехами меркли все достижения генетики XXI века.

– Овечка Долли! – усмехнулся дрессировщик. – Что бы вы сказали, если бы увидели амфисбену Комариуса или голема Бен Бецалеля?!

Поскольку химеры созданы искусственно, у них нет подлинного антагониста. Поэтому их силу очень трудно сдержать. Приходится искать антагонистов-заменителей. Для ледяного соволемура лучшим антагонистом оказался мадагаскарский лев – фосса. Быстро удалось достать только детеныша. А теперь все сорвалось из-за Дженни Далфин! Пока шел, Брэдли уже окончательно уверился в том, что именно она украла детеныша.

Роджер двинулся вперед – к свету, льющемуся из окон вагончика Франчелли. Сделал несколько шагов и остановился. Проклятая вьюга сбила его с толку – вместо фургона фокусника он почему-то вышел к шапито. Небольшая площадь, переметаемая сухой поземкой, освещалась сбивчивым светом фонарей. А у входа в цирк стояла… Дженни Далфин.

Брэдли рванулся вперед.

– Попалась! – Он схватил ее, развернул к себе. Лицо девушки было залито слезами.

– Поздно реветь! – Он потряс ее. – Куда ты дела антагониста?

– Холодно… – пробормотала девушка. – Больно. Так одиноко…

– Что ты мелешь?! – Брэдли всмотрелся в ее бессмысленные глаза. – Что с тобой?

Девушка слабо указала куда-то в сторону.

Брэдли от неожиданности разжал руки. Зеркало, стоявшее у входа в шапито, изливало свет расплавленного серебра. От чистой, без единой снежинки, поверхности шел ток холода, ощутимый даже на двадцатиградусном морозе.

А за стеклом проступала чудовищная морда, поросшая снежно-белой шерстью, с огромными круглыми глазами, пылающими синим огнем. Монстр распахнул загнутый совиный клюв в беззвучном вопле, которому воем в небесах ответила вьюга. Химера ударилась в зеркало, и Роджер с ужасом увидел, как стеклянная поверхность медленно прогибается, выпуская чудовище. Брэдли отшвырнул девушку в сторону так, что она не устояла на ногах и упала.

– Беги за Марко, – хрипло сказал Роджер, снимая куртку и обматывая ее вокруг руки. Ветер вытряс остатки тепла из тела, но дрессировщик и думать забыл о холоде. Дженни поднялась. – Позови Франчелли и принеси фоссу! Быстрее! Да не стой столбом, Далфин!

Дженни вздрогнула и выбежала из освещенного круга. Колышущийся стеклянный горб лопнул, разлетелся сверкающей крошкой. Сомур неуклюже, по-птичьи, перевалился через край зеркала и выбрался из своего убежища. Издав скрежещущий металлический вопль, он встал на задние, лемурьи лапы и раскрыл блистающие серебром и льдом крылья. Навстречу ему, прикрываясь как щитом только рукой с намотанной курткой, кинулся Роджер Брэдли, Ловец из рода наездников Грифона.

 

Глава девятая

Дженни не помнила, как добралась до вагончика – в себя она пришла только в объятиях Марко. Ее била дрожь, и она не могла выдавить ничего, кроме нескольких сбивчивых слов: «Брэдли, химера, зеркало».

Франчелли тут же накинул пальто, извлек из сундука старинный масляный фонарь и, что-то пришептывая, затеплил его. Затем схватил львенка, дремавшего у обогревателя, и обмотал его одним из любимых шарфов Дженни. Девушка, хоть и пребывала почти в полубессознательном состоянии, тем не менее, слегка возмутилась. Возмущение переросло в открытый протест, когда фокусник сунул ей звереныша и весьма нелюбезно толкнул к выходу.

– Я больше туда не выйду! – У Дженни неожиданно прорезался голос. – Там оно!

– Некогда спорить! – прикрикнул дедушка. – Брэдли не справится. Вперед и без разговоров!

Все слова и мольбы застыли в горле, и Дженни покорно шагнула к выходу.

…Прижимая львенка к груди, она нехотя семенила следом за Марко, а перед глазами по-прежнему стояла страшенная морда в зеркале.

«И эту тварь я хотела освободить! – ужасалась Дженни. – Да чтоб она сто лет там торчала, в этом ящике!»

Фокусник шел вперед, и удивительное дело, от его фонаря света было больше, чем от пятен электрических фонарей, движущихся навстречу. Их рассеянные конусы света метались в ночи, выхватывая лишь бушующую снежную коловерть. Над головой, где-то высоко в толще бури, посверкивали беззвучные молнии. Франчелли озабоченно глянул вверх и ускорил шаг. Фонари, мелькавшие где-то далеко, вдруг оказались совсем рядом, сошлись в круг.

– Все здесь? – Франчелли поднял фонарь выше, и его теплый свет выхватил из темноты лица. Эдвард и Эвелина, Людвиг, Дьюла, Морриган – подсчитала Дженни. Но откуда они узнали о Брэдли – ведь дед даже мобильник не прихватил?

– Да, – ответил Людвиг. В куртке-аляске нараспашку с меховым воротником он походил на медведя на задних лапах. Подтянутого, спортивного медведя. В одной руке он держал большой полицейский фонарь, а в другой… здоровенный молоток с мощным набалдашником, один конец которого был плоским, а другой – заостренным!

– Это же молот Ланге? Фамильный? – изумился Эдвард. – Все так серьезно?

– Ты тоже не пустой, – отозвался силач.

В руках акробата и правда Дженни заметила небольшой арбалет с тетивой, светящейся нежно-серебряным светом. Эвелина несла в руке белую флейту, Дьюла был без оружия, а Морриган вооружился массивной тростью с белым резным набалдашником.

– Надо торопиться, – Марко поднял фонарь выше. – Химера на площади у шапито. Брэдли полез на нее с голыми руками.

– Тогда вперед! – воскликнул Дьюла. Он был одет по-летнему – в легкие брюки и рубашку с коротким рукавом. Холод, казалось, его совершенно не волновал. – Чего мы топчемся на месте?!

– У нас нет антагониста, – сухо напомнил Морриган. – И что здесь делает Дженни?

Дженни пожалела, что сейчас при ней нет жабы-светоеда.

– Львенок… то есть антагонист, у меня. – Она размотала шарф. Зверек высунул острую мордочку, понюхал воздух и зарылся обратно – поближе к теплому телу Дженни.

– Ясно, – оценил ситуацию директор. – Потом мы это обсудим, Франчелли.

– Да, мы все обсудим, только быстрее! – Дьюла приплясывал от нетерпения.

Слабый, едва слышный крик долетел сквозь темный воздух, и Дьюла сорвался с места.

Они бежали сквозь метель – впереди мчался клоун, следом ледоколом двигался Людвиг, за ним мягкими прыжками летели Эдвард с Эвелиной, а замыкали Франчелли и Морриган. Там же семенила Дженни, которая больше всего боялась выронить львенка, поэтому сжимала его так крепко, что он пару раз возмущенно вогнал ей когти в руку. Она смотрела только под ноги, чтобы не поскользнуться или не влететь в сугроб, поэтому, когда Людвиг резко остановился, то с разбегу врезалась в него.

– Опоздали, – тихо сказал он, будто не заметив ее. Дженни высунулась из-за его широкой спины. Посреди площади стоял сугроб.

Дженни подошла ближе. Занесенный снегом, Роджер Брэдли стоял, упав на одно колено. Он выставил вперед руки так, будто во что бы то ни стало пытался удержать что-то невидимое. На его лице, поросшем крупными белыми кристаллами льда, в глубоких ранах смерзлась черная кровь, а из плотно сжатого кулака левой руки ветер тщетно пытался вырвать пучок длинных серебристых перьев.

Дженни попятилась.

– Он умер?

Сзади встал кто-то большой, положил ладонь на плечо. Людвиг…

– Не думаю, – Марко извлек из кожаного чехла маленькое зеркальце и поднес к синим губам дрессировщика. – Нет. Жив.

– Жив? – поразился Дьюла. – Жив?!

– У него украли дыхание, – пояснил Франчелли, убирая зеркальце. – Нельзя его здесь оставлять.

Людвиг поднял ледяную скульптуру, в которую превратился дрессировщик.

– Отнесу его домой.

– Любопытная вещица, – заметил Билл Морриган. – Я думал, зеркал Парацельса не осталось.

– Я тоже так думал, пока не нашел его в прошлом году на Портобелло.

– Джентльмены, хорошо, что Роджер жив, – сказал Эдвард. – Однако химера все еще на свободе. Если не справился Ловец, есть ли у нас шансы?

– Схватиться с химерой без антагониста – …чистое самоубийство, – покачал головой Марко. – Роджер просто спасал Дженни, отвлекая тварь на себя. Но теперь антагонист здесь, и нас гораздо больше. Вопрос – где химера?

– В цирке она, – махнул рукой клоун. – Чую ее поганый запах. Спасибо Роду, он ее малость пощипал.

Циркачи переглянулись.

– Мы перекроем центральный выход. – Эдвард и Эвелина бегом скрылись за изгибом шатра. Остальные осторожно вошли в провал служебного выхода. Марко на мгновение задержался у зеркала и бросил взгляд на пустую раму с торчащими зубьями осколков.

Фонарь в руке фокусника качался. Длинные липкие тени выползали из углов навстречу. Дженни шла, озираясь на завалы инвентаря и поминутно ожидая, что из очередного закутка на нее выпрыгнет химера. Даже тяжелый молот в руке Людвига ее не очень успокаивал. Она не заходила сюда с того самого дня, когда не смогла выбраться из «волшебного шкафа». Как же давно это было! Дженни неожиданно затосковала по той прежней жизни, такой ясной и понятной. Какая же она была дурочка, какая счастливая на самом у нее деле была жизнь.

Она так увлеклась, оплакивая золотые дни своей беспечной юности, что не заметила, как коридор закончился.

Охотничья команда вышла на манеж. Черный и пустой, он казался девушке чужим и непривычным. Марко передал фонарь Людвигу, и тот поднял его вверх. Круг света расширился, вылепил из темноты желтый блин манежа, очертил красную границу – манежный бортик, пробежался по первым рядам кресел и выхватил серебряный отблеск в темной глубине центрального входа. Это Эдвард тихо качнул арбалетом. Все соблюдали тишину, боясь спугнуть химеру.

– Где она, Дьюла? – шепотом спросил Морриган, сжимая трость, как шпагу. Но все же Дженни заметила, что кончик трости, окованный тусклым металлом, дрожит. Морриган боялся. Клоун запрыгнул на бортик и повел головой, шумно втягивая воздух. Сейчас, в холодном полумраке он еще больше походил на дикого зверя – волка или гиену, – чем даже когда пытался загрызть Брэдли. Глаза его медленно разгорались желтым огнем.

– Там, – клоун указал наверх.

Морриган извлек маленький фонарик. Узкий лазерный луч прошил темноту, высветил темное нечто под потолочными балками.

– Дьюла, блокируй центральный вход. – Эдвард и Эвелина перемахнули через бортик, встали на манеже. Эдвард отцепил несколько тросов и спустил вниз одну из трапеций для воздушных трюков, устроился на ней.

– Людвиг, поднимай, пока не остановлю, – распорядился он. Атлет вернул фонарь Марко, отложил молот и схватился за трос. Эвелина тем временем уже карабкалась по одной из веревочных лестниц.

– И меня, – вдруг сказала Дженни. Она выхватила еще одну трапецию, ловко защелкнула страховочный пояс и протянула конец троса атлету.

– Дженни, нет! – охнула Эвелина, но девушка отрезала:

– Львеныш мой, никому другому на руки он не пойдет. А без антагониста эта тварь и Эдварда заморозит.

Марко кинул.

– Верно.

Эвелина, поколебавшись, сдалась.

– Она нам нужна живой, – напутствовал их директор. – Мертвая химера ничего не стоит. Эдвард фыркнул. Дженни взялась за канат одной рукой (другой она удерживала львенка, который вдруг забеспокоился). Людвиг ровно, без особого напряжения начал поднимать их, выбирая канаты так плавно и без рывков, что Дженни показалось, что они, как рыбы, медленно всплывают под купол цирка.

Львенок завозился, высунул мордочку, фыркнул – ему явно здесь не нравилось. Людвиг поднял их почти под самый купол. Эдвард взмахнул рукой, прося силача остановиться. Эвелина замерла на качающейся веревочной лестнице. Эдвард поменял положение тела, для большей устойчивости зацепившись за трапецию второй рукой, и перегнулся вперед. Изо рта его вырывались клубы пара, а на арбалете уже лежала короткая толстая стрела с мерцающим наконечником. Эдвард начал раскачиваться – химера забилась в дальний угол, и так просто к ней было не подобраться. Вслед за ним начала качаться и Дженни, постепенно увеличивая амплитуду движения. Темная фигура, скрытая переплетением балок и монтажных тросов, то удалялась, то приближалась. Тихо и сосредоточенно Эдвард раскачивался рядом с ней, стараясь держать химеру на прицеле.

Эвелина тем временем зацепилась за один из тросов и поднялась по нему до крепления, затем перескочила на потолочную балку. Теперь ее, Дженни, очередь. Как только Дженни понесло к цели, она ухватилась за монтажный трос. Обвила его ногами и перецепила страховочный пояс. Крепление страховочного карабина на такой эксперимент не было рассчитано, но Дженни все-таки удалось это сделать. И повиснув вниз головой, она осторожно двинулась по тросу к химере, подтягиваясь одной рукой. В этот момент фоссеныш запаниковал и начал драть ее руку.

– Тихо, ты что! – Дженни взвыла, когда он вырвался. Он прошелся когтями по руке, животу и легко запрыгнул на соседнюю балку. – Сволочь усатая!

Львенок принюхался и двинулся вперед, к химере. Легко и непринужденно. Дженни мрачно поползла следом. Эдвард ухватился за соседний трос, раскачался и перелетел на тонкую трубу – один из элементов верхнего каркаса купола шапито. Секунда, и он уже встал на нее, балансируя руками. Снял с взвода арбалет и закинул его за спину, решив, что рано его расчехлил.

Пятно от лазерного фонарика директора танцевало в паутине монтажных тросов и разбивалось о потолочные балки. В заводи тьмы затаилась химера. Бездействие этого существа пугало Дженни. Та тварь, которую она увидела в зеркале, изо всех сил рвалась на волю. Она похитила Калеба, заморозила весь цирк и чуть не убила Брэдли. Так почему же сейчас она ничего не предпринимает?

Троица собралась вокруг химеры в треугольник. Эдвард и Эвелина остановились метрах в пяти от неподвижной фигуры. А в третьей вершине треугольника вниз головой болталась Дженни. В метре от нее по балке медленно крался львенок. «Надеюсь, химера боится фоссы больше, чем арбалета Эдварда, – подумала Дженни. – Иначе меня заморозит в два счета».

Акробат вытянул арбалет, взвел его до слышного щелчка, положил стрелу на тетиву. Вытянул руку и прицелился. Дженни застыла, вцепившись в трос, забыв и о львенке, и о ноющих от напряжения руках. Бесконечно долго акробат держал на прицеле черную массу, едва различимую в подкупольной темноте. А потом опустил арбалет, осторожно шагнул вперед. Эвелина что-то пробормотала, предостерегая брата.

– Не торопи, Эв, – шепотом отозвался брат. – Она странно себя ведет.

Шаг за шагом он приблизился вплотную. Химера молчала.

– Эдвард!

– Это не химера. Это Калеб. – Эдвард снял арбалет со взвода. – Эв, Дженни, мне нужна ваша помощь. Его надо спустить вниз.

– Эй, наверху. Что у вас? – поинтересовался Людвиг.

– Мы нашли Калеба, – объяснил акробат. – Он замерз, но жив.

– А химера? – прорезал темноту голос Дьюлы. – Я не мог ошибиться – она где-то здесь!

– Может, ее запах на нем? Людвиг, подведи вон те тросы сюда. Давайте его спускать.

Дженни поползла вперед, ее подхватила сильная рука и вытянула на балку.

– Прими тросы у Людвига, – распорядился Эдвард. Он деловито освобождал Калеба от кожистой темной пленки, обволакивающей все тело.

– Какая дрянь. – Дженни поморщилась. – Что это?

– Спроси что полегче. Может, сожрать хотела.

Эвелина обвязала страховочный пояс вокруг талии мальчика. Калеб лежал безмолвно и неподвижно и очень был похож на мертвеца.

У Дженни закружилась голова. Во всем произошедшем была немалая доля ее вины. Она не знала, что делать с этим чувством.

– Прими его, Дженни. – Эвелина с Эдвардом аккуратно перенесли мальчика и опустили его в проем между балок. Дженни прицепила свой карабин к его тросу и крикнула:

– Спускай нас, Людвиг.

Трос вздрогнул, и они поплыли вниз. Львенок запрыгнул ей на плечо, и Дженни закачалась.

– Что ты творишь!

Увидев тело Калеба, он зашипел и молниеносно выбросил длинную лапу, метя в обескровленное белое лицо мальчика.

– Тихо, тихо. – Девушка перехватила выпад, выпущенные когти оцарапали ей ладонь. – Ты что?

Она прижала зверя рукой, взглянула на лицо Калеба. И больше не могла отвести глаза – одутловатое пятно с черными провалами глазниц закачалось перед ней как таинственный, дурманящий цветок. Она очнулась, когда Людвиг бережно принял мальчика, отцепил карабин и положил на манеж. Марко проверил пульс на бледной руке.

– Жив, – констатировал он. – Ему срочно нужен врач.

– Где химера? – спросил Дьюла.

– Не знаю, ее наверху нет, – пожала плечами девушка. – Спроси у Эдварда.

– Нельзя снимать «кольцо», Билл, – убедившись, что это действительно Калеб, клоун потерял к нему всякий интерес. – Тварь еще не поймана, а у нас уже две жертвы.

– Ему нужен врач. Сильное обморожение, потеря крови, – пожал плечами фокусник. – И Брэдли тоже необходимо в больницу. Он почти в коме.

– Марко, ты сам знаешь, что Роджеру не поможет ни один врач, – заметил директор. – Похищенное дыхание можно вернуть, только найдя сомура.

Он склонился над Калебом.

– Впервые слышу, чтобы кто-то выжил после плена химеры.

– Значит, мы будем ловить ее, а они тем временем будут умирать?

– У нас нет выхода, – ответил Морриган. – Стоит снять «кольцо», как тут же объявится Фреймус и заявит свои права на химеру. Он уже бродит снаружи, я его слышу. Хочешь, чтобы весь Магус стал его должником?

– Фреймус уже заявил на нее свои права. На химеру наброшен «поводок». Даже если мы снимем «кольцо», она не сможет уйти от хозяина. Мы можем успеть. До города недалеко.

– Марко! – Морриган сжал набалдашник трости. – Ты притворяешься или выжил из ума? Без формулы передач, которую он должен произнести, и мы ничего не докажем – хоть в кармане она у него сидеть будет! Брэдли заключил договор именем Магуса, и нам нужно вернуть этот контракт любой ценой! Фреймусу по большому счету не нужна химера – ты сам это понимаешь. Ему нужен невыполненный контракт с Магусом. Тогда он вправе требовать в уплату долга все, что угодно, – любые артефакты, нашу Древнюю землю, твою Синюю Печать, наконец!

– Он прав, Марко. – Эдвард уже успел спуститься и накинул на плечи свой черный морской бушлат.

– Жалко мальчишку, но прежде всего необходимо поймать сомура, – согласился Людвиг.

Эвелина и Дьюла тоже не стали спорить. Фокусник развел руками:

– Раз общество так решило…

– Общество решит завтра, – хрипло произнес клоун, указывая костлявым пальцем на Дженни. – Согласно Уложению я триебую созыва Совета Магуса.

– Исключено! Дьюла, сейчас не…

– Нет, именно сейчас. Объясни, откуда взялся этот зверек и при чем здесь твоя внучка?

Дженни попятилась – не только Морриган и Дьюла, но и Эдвард с Эвелиной, и даже Людвиг пристально смотрели на нее. Смотрели, как на чужую, словно видели впервые. Дед позволит устроить над ней суд?

Марко молчал, покачивая фонарь в морщинистой руке и погрузившись в глубокие размышления.

– Хорошо, – сказал он наконец, и сердце девушки рухнуло в пропасть. – Завтра, в двенадцать, здесь же. Ты прав. Надо многое обсудить.

 

Глава десятая

Солнце проскользнуло сквозь щель в занавесках, косым лучом упало на подушку, расплылось теплым пятном, позолотив короткие взъерошенные волосы Дженни. Девушка хмуро приоткрыла глаза и отвернулась к стене. На ней висел ковер – странное применение для ковра, если вдуматься, ведь куда уместнее видеть его на полу. Но ковер висел здесь всегда. На все вопросы по этому поводу Марко отшучивался, но как-то обронил пару фраз – то ли о Ближнем Востоке, то ли о Кавказе, откуда он его привез и где бытовал такой странный обычай. Сегодня этому ковру Дженни была рада. Глядеть на голую стену было бы куда тоскливее. А так можно притвориться, что старый ковер ее до смерти интересует, отпустить взгляд – пусть гуляет по черному орнаменту, вписанному в бордовый фон, задумчиво щипать жесткий короткий ворс, сосредоточенно считать углы и изломы сложного геометрического узора. Лежать бы, закутавшись в теплое одеяло и чувствуя теплое упругое тело львенка под боком, и созерцать этот пропыленный антиквариат. Тонуть в полуденной неге, длить блаженное ничегонеделание. Лишь бы только не вставать. Потому что каждый шаг будет приближать ее к шатру цирка. К Совету Магуса.

Слезы как-то сами выступили в уголках глаз. Это несправедливо! В конце концов, она ничего не знала. А Брэдли сам виноват – он же нарушил все эти Уложения и навлек на Магус беду. Она всего лишь хотела освободить бедных зверей. Ну и подложить небольшую свинью дрессировщику, конечно. За это же не судят!

К тринадцати годам Дженнифер Далфин поняла, что преобладающее большинство взрослых – инопланетяне. Мир с самого младенчества поделился для нее на две неравные части – обитатели цирка и публика. Публика состояла из взрослых и детей – растрепанных и причесанных, в аккуратных костюмчиках и платьицах, но все они были «не из цирка». Взрослые инопланетяне приводили своих деток-инопланетенышей, чтобы развлекаться, а потом исчезали навсегда. Но самым главным инопланетянином была миссис Томпсон из отдела семейного образования. Жаль, что она не исчезала, а с завидной регулярностью появлялась в жизни Дженни. Обитатели цирка «Магус» с самого детства относились к ней, как к равной. Никто не делал ей поблажек, когда не удавался очередной трюк, никто не разговаривал с ней, как с несмышленышем. Взрослые в цирке были заняты своими делами и не уделяли слишком много внимания воспитанию детей. Если ребенок хочет, чтобы его заметили, – пусть выйдет на манеж и покажет, что умеет.

Дженни Далфин выросла на редкость самостоятельным ребенком. Конечно, ей влетало за шалости – да еще как, но наказывать Дженни Далфин было все равно, что бить по баскетбольному мячу. Лупишь по нему, а он еще веселее скачет.

И в самые плохие моменты, рыдая в подушку от ужасных несправедливостей, девушка знала, что никто из цирка «Магус» не причинит ей вреда. Потому что они были «одной крови», они были цирковые. Она всегда чувствовала потаенную связь, соединяющую цирковое сообщество. И, конечно, знала, что Марко всегда сможет понять ее – какой бы проступок она ни совершила. Он часто был суров и не часто был ласков. Но он был ее семьей.

Теперь все изменилось.

Поддержка, которую она всегда находила в насмешливых глазах Эдварда, спокойном взгляде Людвига или Эвелины и, главное, в холодных зеленых глазах Марко Франчелли, ее приемного деда, вчера исчезла. Дед вчера с ней не стал разговаривать. Сказал, чтобы она не волновалась и что все обойдется. И отправил спать. А как обойдется? Что такое Совет Магуса? Какое наказание ей может грозить? Под ногами пропало что-то важнее земли, то, что на самом деле давало ей силы стоять. И поэтому она не могла заставить себя подняться с кровати.

«Я здесь умру, – равнодушно подумала она, ковыряя пальцем черный завиток узора на ковре, – прямо в кровати заму-му-муфицируюсь. И меня обмотают бинтами и положат в саркофаг. Хотя можно и не обматывать, а оставить одеяло. Возведут пирамиду. Надо проследить, чтобы внутрь положили всю мою одежду, особенно те новые сапожки, которые я еще не успела поносить. Жертв не надо, я не жадная, и в пирамиде мне будет тихо и спокойно. Ведь мертвым нестрашно и не больно ни капельки».

Мысли ее приобрели печальный и возвышенный оттенок и величаво потекли, точно воды Стикса, реки мертвых. Девушка расслабилась, рука ее упала, дыхание замедлилось, стало тише, еще тише, уже почти неуловимо. Еще немного, и начнется процесс «мумуфикации», томно подумалось девушке, еще чуть-чуть…

– Вставай, Спящая красавица… У нас мало времени.

Дженни распахнула глаза, несколько секунд лежала, напряженно разглядывая ковер, потом рывком села. Разбуженный львенок выкатился из-под одеяла и потянулся, широко зевая. Вот ведь беспечная тварюшка – живет и горя себе не знает, не заботит его ничего, и не ведает он, что скоро будет решаться их общая судьба.

Львенок встал и прошелся по одеялу. Пушинка, выбившаяся из подушки, пересекла линию его взгляда, и он одним движением припечатал ее лапой. Куснул, фыркнул и небрежно откинул. Девушка поневоле улыбнулась.

– Мороз спал, солнце, около нуля, – сообщил фокусник, поглядывая на нее. – Судя по всему, химера ослабела. Видимо, Брэдли сильно ее потрепал, раз она отпустила Калеба.

Девушка приняла информацию к сведению. Молчала, пила кофе, смотрела в окно.

– Роджер без изменений, – продолжил Марко. – А Калебу полегчало. Он встал на ноги. Правда, ничего после своего похищения не помнит. Зато хорошо помнит все, что было до. Думаю, будет свидетельствовать против тебя.

Дженни склонилась над пустой чашкой, разглядывая темный осадок на дне. Марко варил только натуральный кофе, уверяя Дженни, что растворимый изобрел дьявол. Кроме кофе, он, правда, мало что делал на кухне. Они обходились готовыми обедами.

– Будет трудно. Кусачек у Брэдли нет. И одних слов Калеба недостаточно. Но у нас фосса, и это доказательство куда весомей. Можно соврать, что ты нашла ее замерзающую где-нибудь под вагончиком…

Фокусник замолчал, но Дженни даже не пошевелилась. На такой простой педагогический трюк ее не поймать. Чтобы дед согласился на прямую и явную ложь, даже ради спасения внучки? Да скорее земля в другую сторону вертеться начнет. Фокусник, видя, что она не реагирует, более жестким тоном продолжил:

– Но мы так не сделаем…

«Конечно, – горько заметила она. – Разве можно согласиться на ложь? На малюсенькую хитрость ради единственной внучки. Никто меня не любит. Вот будь я ему родня по крови, он бы в лепешку разбился бы!»

– Картину того, что произошло, восстановить легко. Тем более для Уильяма. Он Властный… ты пока не знаешь, что это такое. Но поверь, он сможет выяснить, что ты похитила фоссу. Но пока мы будем разбираться, уйдет время. Брэдли нужно спасать. Он слабеет с каждой минутой. Даже если мы вернем его дыхание, ему понадобится экстренная медицинская помощь. Поэтому…

«Брэдли надо спасать. А меня не надо?!»

Дед замолчал, очевидно раздумывая, как бы мягче сказать следующую фразу, и Дженни сжалась.

«Не надо, не продолжай!»

– Тебе лучше во всем признаться, – сказал Марко.

Девушка не выдержала.

– Если бы я была тебе родной, ты бы так никогда не сказал!

Марко окаменел.

Дженни бросилась к кровати, выхватила скомканную одежду, начала остервенело одеваться.

– Дженни… – Она не узнала голос деда – тихий и хриплый.

– Ты никогда не любил меня! Я для тебя… – она задохнулась, не в силах подобрать слов. Черная ярость жгла ее изнутри, шла горлом, она не могла ее сдержать. – Почему ты меня не отдал в приют, Марко?!

Она схватила львенка – тот жалобно мяукнул, и девушка со злобой встряхнула его так, что у бедного зверька лязгнули зубы.

– Зачем я тебе?! – Девушка пинком распахнула дверь и выскочила наружу. Талый воздух объял ее, весеннее солнце обрушило свой прозрачный ликующий свет, но перед глазами Дженни стояла тьма. Рукав пальто болтался за спиной, как сломанное крыло раненой птицы, под мышкой задушенно пищал фоссеныш.

– Я иду на суд, Марко Франчелли. Не надо меня провожать.

Франчелли сидел у стола, стиснув в ладони у сердца белую шерсть свитера. Минутная стрелка часов прошла отметку сорок пять минут, затем пятьдесят и приблизилась к пятидесяти пяти. До начала Совета оставалось пять минут. Франчелли, наконец, разжал руку, и она бессильно опустилась на стол. Он встал, по-стариковски бережно опираясь о край стола, и тихо закрыл дверь. А затем начал неспешно убирать посуду: собрал все чашки, поставил их в раковину, туда отправил блюдца, потянулся за моющим средством, но передумал и вернулся к столу. Он двигался скованно и осторожно, как человек, который боится разбудить острую боль, дремавшую внутри тела, и успокаивает себя привычным ритуалом уборки.

Черная лужица кофейной гущи из опрокинутой чашки Дженни растеклась по столу. Фокусник взял тряпку, собираясь стереть ее, но внезапно замер, склонился над светлым деревом столешницы. Пригляделся. Метнулся к книжным полкам. Он сосредоточенно пробежал пальцами по ряду иллюстрированных энциклопедий, которые нравились Дженни. Она никогда не любила много читать, но картинки разглядывала с удовольствием. Особенно почему-то ей нравились старинные парусники, неожиданно вспомнил Марко. Открыл запертые на ключ полки. Книги здесь были куда старше энциклопедий, края обложек многих из них схвачены металлом, а сами обложки испещрены сложными узорами и надписями на загадочных языках, выдавленными в черном или коричневом фоне обложек.

«Вот ты где», – фокусник достал небольшую книгу, обтянутую темной материей, вытертой до блеска по краям, пролистал, раскрыл на нужной странице. Затем извлек из раковины чашку Дженни и на свету внимательно посмотрел на следы, оставленные кофейной гущей на стенках.

– Pax verticaline, pax Fantas marobum, max destinatus, veida porol – пробормотал он. – Ива – печаль и слезы. Собака – верный друг, и головы – близкие люди, которые могут прийти на помощь. А здесь…

Марко вгляделся в черный узор, быстро пролистал страницы.

– Кинжал и петля, змея и сова. – Он захлопнул книгу. – Вражда, потеря, лживый друг и смерть. Джен!

Он стремительно вскочил, накинул пальто и, не закрывая двери, выбежал на улицу.

Марко Франчелли никогда не видел такого сочетания знаков в кофейной гуще. Кинжал и петля, змея и сова – он вертел в голове эти символы, толкуя их зловещий смысл на разный лад, но всегда выходило одно и тоже: удары судьбы, вражда, обман и… смерть. Только два маленьких пятнышка давали надежду – орел и ключ. Преодоление и победа. Но шансов ничтожно мало. Однако гадание – это не приговор.

Солнце сияло в небе. Снег, призванный противоестественной силой химеры, таял: бежал ручьями под ногами, звенел капелью, сползал и рушился тяжкими пластами с округлых крыш вагончиков. Весна расцветала над цирком «Магус», насыщала каждый глоток воздуха своей вечно юной свежестью, но фокуснику было невыносимо душно. Он поправил ворот свитера и вошел в темный проем запасного входа.

Ветерок по слабо освещенному коридору донес обрывки фраз:

– …плевать на ваше Уложение! Он его обманом ввез! Не того судите!

«Дженни, молчи!»

Фокусник ускорил шаг.

– Тише, Далфин! Где твой дед? Не бросайся словами, если не готова отвечать за них.

Франчелли добрался до выхода на манеж. Одернул пальто и вышел. Он прищурился: все прожектора пылали, и прямые языки их света облизывали маленькую худенькую фигурку в желтом круге манежа.

«Весь Магус в сборе. Плохо дело».

В первом ряду сидел Совет Магуса Англии: Уильям Морриган, Дьюла Вадаш, Людвиг Ланге и Эдвард Ларкин. А на задних рядах остальные члены Магуса: Эвелина, механик Генри, Джордж, сестры Лейтс, Раймонд… Обычные люди – уборщики, водители, монтажники и рабочие сцены – второй день были погружены в «светлый сон». Они проживали обычную жизнь, занимались повседневными делами, но видели вместо снега и вьюги проливной дождь и жуткий холод. Обычное дело в конце августа в Суррее. Последствия скандинавского циклона. Морригану наверняка нелегко навевать «светлый сон», хотя он и использует силы всего Магуса. Но ради сохранения тайны Магуса он готов на все.

«И даже на беспамятное изгнание Дженни», – мелькнула у фокусника страшная мысль, но он отогнал ее.

Марко вышел на середину и встал рядом с Дженни. Та бросила на него быстрый взгляд исподлобья и опустила голову, сосредоточенно изучая носки кроссовок.

– Рад, что ты к нам присоединился, Марко, – заметил Морриган. – Твое место в Совете не занято, но, как я понимаю, ты предпочтешь остаться на манеже?

– Ты начал допрос ребенка без его опекуна! – хлестко начал фокусник. – И открыл Совет без меня!

– Да она, как комета, влетела, – сказал Людвиг.

– И с порога как начала… – поддержал его Эдвард.

– По английским законам ты ее опекун, – кивнул Морриган. – Но по законам Магуса она несет полную ответственность за свои действия. Ей уже тринадцать. Ты не рассказал ей о наших законах.

– Она еще не представлена Магусу! Ты не имеешь права ее судить. Она еще ребенок!

– Она украла антагониста! – Дьюла поднялся из кресла. – Калеб рассказал, что видел ее накануне у вагончика Брэдли.

Калеб сидел в ногах клоуна, на корточках, опираясь на бортик манежа. Не мигая, он смотрел круглыми черными глазами на Дженни. В его фигуре проглядывало что-то неприятно птичье.

– Она подслушивала, – невыразительным голосом подтвердил Калеб. – Она украла желтого зверя.

– С таким же успехом можно и самого Калеба обвинить, – заметил Марко. – Это ничего не доказывает.

– Она сама во всем призналась, – парировал Морриган. – Своими преступными действиями Дженни Далфин подвергла весь Магус опасности. Мы забираем антагониста и…

– Не торопись, Билл, – холодно прервал его фокусник. – Как опекун Дженни, я беру всю вину на себя. И готов понести самое суровое наказание.

Дженни вновь оглядела членов Совета. Кто мог за нее вступиться, кроме деда? Морриган хочет порядка. Сколько его помнила Дженни, он всегда командовал и распоряжался. И сейчас был в своей стихии. Может, он и хотел наказать ее, но метил куда-то еще. Может быть, в деда? Эдвард сохранял полнейшее молчание с самого начала. Его обычно слегка язвительное выражение лица теперь сменила бесстрастная, почти каменная маска. Какую сторону он займет? Дьюла открыто ее ненавидел. Она не понимала, по какой причине – может быть, за то, что случилось с Брэдли? Он был его единственным близким другом. Людвигу в роли судьи явно неуютно, и, несмотря на его природную доброту, он не пойдет против директора. Какую роль играет Марко… Он адвокат? Член Совета? Подсудимый вместе с ней? Дед стоял с ровной спиной, не моргая смотрел в зал. Те, кто встречался с ним глазами, отводили взгляд.

– Раз ты сам это признаешь, Марко… – Морриган встал на ноги и воздел трость, как шпагу.

– Я, Уильям Морриган, избранный глава Магуса Англии, свидетельствую о том, что Марко Франчелли из рода хранителей Синей Печати, виновен перед Магусом, – его голос с неожиданной силой наполнил все пространство шатра. – И от имени Магуса я требую возмездия – беспамятного изгнания Марко Франчелли. Кто-нибудь из людей Магуса готов встать в его защиту и понести наказание вместе с ним, если слова оправдания окажутся слишком слабыми?

Зрительные ряды закачались перед Дженни. Она оглядывала далекие лица, напрягая зрение и ища хоть какую-то поддержку, но все было напрасно – никто не хотел встречаться с ней взглядом, кроме Эвелины.

Вот Людвиг дернулся в кресле, словно его что-то кольнуло в спину, но одного взгляда Морригана хватило, чтобы он сник. Дьюла смотрел на Марко, а Калеб, не мигая, на нее. Эдвард чуть заметно барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Дженни облизала губы. И тут львенок, затихший у нее на руках с самого начала суда, дернулся и внезапно цапнул ее за палец. Дженни ойкнула, выронила его и поняла, что Марко изгонят.

«Его лишат памяти и выбросят за пределы цирка. Так Магус борется за свое существование».

В ней вспыхнула ненависть ко всем собравшимся в этом шатре. И самого Марко она ненавидела – почему он молчит, почему он не скажет им, что во всем виноват Брэдли и этот глава Ковена Фреймус. В кармане пальто шуршала какая-то бумажка, и она машинально мяла ее.

Морриган оглядел Совет.

– Никого? Никто не примет сторону Марко Франчелли?

Бумажка в кармане развернулась, и пальцы Дженни коснулись холодного металла. И нужные слова сами выкатились на язык.

– Я Дженнифер Далфин из рода Далфин, встаю в защиту Марко Франчелли. И требую от Совета признать мое право голоса!

Эдвард чуть заметно кивнул, словно Дженни подтвердила его размышления, и хлопнул по подлокотнику. Морриган изумленно уставился на девушку.

– Ты?! Радуйся, что тебя не изгоняют вместе с ним!

– Сам говорил, что она из Магуса, – заметил Эдвард.

– Нет у нее права голоса, – не сдавался директор. – Она не представлена Магусу. А ритуал представления слишком долог, Эдвард. Вы хотите затянуть процесс.

– Сними судейский парик, Билл, – посоветовал акробат. – И убери молоточек. Она имеет право свидетельства.

– Она не включена в Магус! – побагровел Морриган. Толстые щеки его тряслись от гнева. – И пока она просто безродная девчонка!

Дженни чуть тряхнуло. Словно из-под толстого слоя опилок, пройдя сквозь ноги и позвоночник, ее ударил разряд холодного электрического тока. Злость ее распирала, но голова оставалась ясной, и в этой чистоте мысли рождались чеканные слова – чужие, но срывающиеся с ее языка.

– Я Дженнифер Далфин из рода Далфин, рожденная в Магусе и от людей Магуса, требую права свидетельства. Если ритуал представления слишком долог, а обстоятельства требуют незамедлительного решения, то я взываю к праву Древнейземли. Уильям Морриган, ты не можешь отказать мне в этом.

По залу прошел гул. Марко обернулся.

– Дженни, ты что?!

Морриган упал в кресло.

– К Древней земле? – выдавил он после долгой паузы. – Марко, зачем ты ее подговорил? Ты понимаешь, что она только что сделала?!

Франчелли качнул головой, точно пьяный. Впервые Дженни видела, как выдержка ему изменяет.

– Она сама, – сказал он. – Я не знаю, откуда она знает формулу. Теперь все. Действуй, Уильям.

– Дед? – растерялась Дженни. Она не понимала, откуда вытащила эти жесткие и торжественные слова, что они на самом деле означают и что за безделушку, черт возьми, она стискивает в правом кармане!

– Дженнифер Далфин из рода Далфин, ты воззвала к праву Древней земли, и я не могу тебе отказать. – Морриган расплылся в кресле бесформенной пухлой тушей. Каждое слово давалось ему с ощутимым трудом. – Как избранный глава Совета я признаю твое «право обращения» и силой, данной мне Магусом, открываю врата Древней земли.

Еле договорив, директор откинулся на спинку. Ему было тяжело дышать.

И не ему одному. Все члены Совета разом обмякли, лишились сил. Что же она натворила?! Все на нее смотрели, как на покойника!

– Пусть тебе помогут первые, – выронил Дьюла, белый как простыня.

– Дженни. – Фокусник отступал к краю манежа, словно его выталкивал сильный ветер. – Я горжусь тобой. Ты справишься.

– Марко?! Ты тоже бросаешь меня?!

Она шагнула к нему. И не смогла сойти с места. Не могла двинуться дальше пятачка размером метр на метр в центре манежа. Воздух давил на грудь.

– Древняя земля хранит Магус… – долетели до нее слова деда, – …полотно с землей фейри зашито… центр манежа. Это центр Силы Магуса… его сердце. Ты сможешь, Джен.

Дженни засипела. Воздух давил – она никогда бы не помыслила, что у воздуха есть вес. Такой чудовищный вес! Кольцо прожекторов над головой закрутилось, свиваясь в огненный круг, затем в пылающего дракона, впившегося в собственный хвост. Дженни упала на колени, прячась от этого зрелища, зачерпывая руками опилки. Но те обращались в расплавленное золото, в котором она тонула. Море пылающего золота. Его прибой поднимался все выше, пока, наконец, ревущий огненный поток не накрыл ее с головой. Дженни кричала, но крик ее был беззвучен. Рыдала, но слезы были сухи. Она сдалась: растворилась в этом золоте, скользнула в его глубину, канула в золотую безмятежность. И последними словами, нагнавшими ее в этой глубине, были слова Марко «ты сможешь».

 

Глава одиннадцатая

Ей здесь не нравилось – слишком много вокруг жарких двуногих, слишком тепло, слишком ярко. Прямо в глаза бил нестерпимый свет, текущий от золотого круга, в центре которого в незримом огне застыла светловолосая девушка. Вокруг девушки бегал желтый враг. Она скорчила гримасу и отпрянула от бортика – невидимый огонь волной выплеснулся за пределы манежа, оглушил ее, обжег нежное сердце, свитое из морозного тумана и льда. Тихо поскуливая, она быстро отступила в приятную темноту под первым рядом и оказалась под трибунами.

Она переждала, пока стихнет злой жар, и разглядывала лабиринт металлических труб, поддерживающих трибуны. Свет прожекторов пробивался сюда полосками, все пространство под зрительными рядами было разлиновано световыми полосами – узкими и широкими, и милая ей тьма была нарезана пластами и кубиками, как фруктовое блюдо для гурмана. Но в этой темноте ей было не укрыться – свет и усиливающийся жар настигали и здесь. Она раздраженно выдула клуб холодного пара и отступила еще дальше – к упругой стене шатра. Людям в зрительном зале было не до нее. Тонкими нитями из них струился жар, навиваясь на огненное веретено, вращающееся в центре манежа. А внутри черным зерном, зародышем скорчилась маленькая фигурка.

Они делают нового жаркого, догадалась она, и это испугало ее – слишком много огня собралось в центре манежа. Огненные протуберанцы, выплескиваемые веретеном, уже хлестали по первым рядам, вот они дотянулись до середины зрительного зала, пламя поднималось к потолочным балкам.

Она заворчала и, выпустив ледокогти, одним взмахом распорола пластиковое полотнище шатра. Большой-глаз-внебе висел над головой. Его гадкое излучение придавило к земле, затупило ее сверхчуткие глаза. Шипя, она рысцой побежала по лабиринту вагончиков, изучая отвратительно синее небо, затянутое полупрозрачной дрожащей сеткой. Сеть стала слабее, заметила она. То, что происходило в шатре, отнимало силы у жарких. Она подпрыгнула, выпустила ледокрылья и, набрав высоту, с размаху бросилась вперед. На свободу, к хозяину, его зов все сильнее! Сеть слегка поддалась и отшвырнула ее на землю.

– Осторожней! Смотри куда несешься!

Она обернулась, оскалившись. Человек – не жаркий, мгновенно поняла она, смотрел мимо нее слегка остекленевшим взглядом.

– Не видишь, куда идешь?

Она зашипела, скользнула в сторону, нырнула под вагончик. Тихо, темно. Прохладный снег остужает больное от дневного света тело. Такие, как она, не любят Большой-глаз-внебе, он жжется, и тело тает от его злых укусов. Будь у нее выбор, она бы никогда не вышла наружу, но ее стеклянный дом, где было так уютно, разрушен, и жаркий обжег ее вчера своим пламенем – злой, гадкий, жаркий. Она вытянула его дыхание, утаила внутри себя морозным коконом, но на большее сейчас уже не было сил. Затянуть бы небо пологом низких снеговых туч, высыпать в воздух мириады белых хлопьев и закружить их в яростном танце – вот чего жаждало ее сердце больше всего! Ее томил, давил тугой петлей «поводок» хозяина. Его жестокая воля не давала вздохнуть, диктуя туманные приказы, смысла которых она не понимала, но торопилась исполнить звучащую в них ненависть и злобу.

Сеть слабела, и голос хозяина становился все сильнее, а его воля – все безжалостней. Она беззвучно заклекотала, выпуская ледокогти, и машинально провела ими по днищу вагончика.

– Матерь божья, Джимми! Ты только погляди – у меня под ногами пол треснул, – донесся сверху изумленный вопль человека. – И это немецкое качество?

– Да его собирали где-нибудь в Албании, – громко ответил второй голос. – Глобализация, чего ты хочешь?

Перебирая лапами, как ящерица, она переползла под другой вагончик, оставляя глупых ослепленных людей позади – они видят лишь то, что позволили им видеть жаркие! Внутри нее синей стальной струной звенел голос хозяина. На сей раз его воля была ясна и понятна. Она выбралась наружу, ледокогти правой ладони легко распороли нежную плоть левой руки, и она двинулась странными ломаными движениями по стоянке цирка Магус, обходя многоцветный шатер шапито против часовой стрелки. Уголком выпученных черных глаз она на мгновение заметила радужный проблеск, но, мгновенно обернувшись, увидела черную дворнягу, трусившую прочь. Она оскалилась и продолжила свой болезненный танец, кропя жизнью жил размякшую землю и тающий снег.

…Коричневый ястреб, наездник ветра, завис над пестроцветным ковром полей, хищно выглядывая беспечную полевку или зазевавшегося кролика. Взгляд его – острее алмаза – легко скользил по земле, различая шелест августовских трав и считая полоски на спине бурундука. Ястреб лениво парил, чуть шевеля кончиками крыльев в поисках нужных воздушных потоков, когда увидел в квадрате одного из полей мутно-снежный глаз с разноцветным зрачком в центре. Ястреб кинул равнодушный взгляд на стоянку людей с их машинами и механизмами и вдруг увидел нечто, заставившее его сбиться с плавного полета. Белый цветок огня знаком Великой Матери расцветал над шатром, а вокруг методично заплетался витиеватый черный узор. Плохой узор. Ястреб сложил крылья и стрелой упал вниз.

 

Глава двенадцатая

Дженни падала в золотой колодец, и полет ее был бесконечен. Золото бушевало вокруг, Дженни не видела ничего, кроме его слепящего сияния, и только устойчивая тяга вниз давала ей чувство направления. Она зажмурилась, чтобы глаза отдохнули, но и сквозь закрытые веки продолжал литься свет. Она не видела даже своего тела, не понимала, где очутилась. Колотила руками и ногами, кричала – все бесполезно. Наконец Дженни устала и сдалась. На смену панике, сумасшедшей птицей бившейся в груди, пришла апатия.

«Будь что будет».

И как только она успокоилась, падение прекратилось. Она повисла в золотой бесконечности, как подлодка в глубине океана. Свет объял ее белой ладонью.

– Что я должна сделать? – сухими губами прошептала Дженни.

Никто ей не ответил. Она была совершенно одна. Сколько прошло времени? Она попыталась вспомнить, что это за место. Как она здесь оказалась? Пустота внутри. От сердцевины души, словно капустные листья, отпадали ненужные и пустые воспоминания – какой-то зверек, старик с суровым лицом, закружились и хороводом уплыли люди, которых она когда-то знала. Любовь, ненависть, радость и печаль – все становилось ненужным. Все исчезало. Когда от Дженни осталась лишь маленькая искра «я», золотой океан сотрясла мощная дрожь. Спустя время, последовал второй толчок. Мягкой волной он тронул ее с места и повлек куда-то.

Она не помнила, сколько последовало таких ударов, прежде чем в ней шевельнулось любопытство. Так это чувство называется? Пространство обрело направления. Кроме условного верха и низа, появился центр, вокруг которого она медленно плыла по огромной спирали. Толчки становились все сильнее.

«Это сердце, – поняла она. – Чье-то огромное сердце бьется в золотом плену».

Язык вернулся к ней вместе с памятью, она захлебнулась от потока воспоминаний. Марко, Брэдли, Морриган, Дьюла, Людвиг и Эдвард, химера и львенок. Что она здесь делает? Это Древняя земля?

Она все быстрее летела сквозь золотой свет. Ее вращало вокруг разгорающегося веретена белого огня. Мощный гул, схожий с прибоем океана, оглушал ее. Дженни несло все быстрее – мимо и одновременно все ближе к этому слепящему сердцу, будто на гигантской карусели. А потом, на очередном вираже ее вбросило в пульсирующий свет. Белый его спектр взорвался радужной звездой – по лучу на каждый цвет, а всего их числом – семь. И эти лучи, один за другим, прошили сердце Дженни.

…Свежий бриз овевает лицо и треплет волосы. Светло-серые чайки кружат в небе, падают вниз – в звенящее холодное зелено-синее море, подступающее к ослепительно белым скалам. Она сидит у края обрыва на плоской равнине. В шаге от нее та обрывается в многометровую бездну волнами, буграми и изгибами мягкого известняка. Над головой чайки. А золотая дорожка от заходящего солнца, кажется, прямо к ее ногам – по живой дышащей глади. Море дрожит, как нежный студень, и словно улыбается ей тысячей лиц.

– Это белые скалы Дувра, – голос позади. Странный голос – неуловимый, как шелест ветра, древний, как море, и юный, как солнце, каждый день встающее над горизонтом.

Она не оборачивается. Она знает почему-то, что никого не увидит. Позади нее только равнина изгибается вдаль. Земля будто продолжает движение моря, вторит волнам зелеными холмами. И больше никого. Дженни сидит и смотрит на море. Ей хорошо и спокойно – век бы так просидеть.

– Эти скалы – первое, что увидели твои предки, когда подплывали к берегам Альбиона, Дженнифер Далфин. Поэтому они назвали их – Альба, белая земля.

– Здесь все осталось так же, как в тот день, когда люди ступили на этот берег. Тогда Белая земля еще была полна прежней жизни, и первые еще не покинули ее. В лугах танцевали фейри, и лиры звенели в полых холмах. Но всё ушло и все ушли…

«Кто ты?»

– Я след, который заполняет вода, меня уже почти нет, – отзывается голос. – Я память Древней земли, частица которой есть в каждом Магусе. Раз ты спрашиваешь, значит, таких вещей уже не объясняют. Здесь очень давно никто не появлялся. Зачем ты разбудила меня, дева Гвенвифер? Зачем Магус воззвал к Древней земле?

Дженни порывалась все рассказать, но на языке теснилось слишком много слов, а в голове взорвалось облако образов и мыслей, которые сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Она поняла, что и говорить ничего не надо – голос созерцает эти образы вместе с ней.

– Понятно, – пронесся вздох, – люди никогда не меняются. Но я не смогу тебе ничем помочь. Все мое царство – здесь, а там, во Внешних землях, это всего лишь горстка залежалого праха, который давно пора развеять по ветру.

– Ты же сердце Магуса! Тебе все равно, что будет с нами?

– Слишком давно, – родился вздох – из ветра, моря, неба, – слишком давно я здесь и уже не слышу голоса Скрытых земель. Я не могу помочь тебе, Гвенвифер.

– Меня зовут Дженни! Мне нужна твоя помощь – я не знаю, как помочь дедушке, не знаю, как поймать химеру, я ничего не знаю! Помоги мне!

– Дети Полудня никогда не сдаются, да? – Девушке почудилась слабая усмешка в бесплотном звуке, приходящем ниоткуда.

– Я не могу помочь, потому что ты все можешь сделать сама. Твое имя изначально звучит как Гвенвифер, что значит «сияющая тень», твой проводник – дельфин, твой друг – мадагаскарский лев. В тебе достало силы, чтобы пройти сюда, и ты просишь меня о помощи? Дженнифер Далфин из рода Далфин, в твоих жилах течет славная кровь, и у твоего рода крепкие древние корни. Мне нечего тебе дать, но один подарок я сделаю. Он пригодится тебе в твоей борьбе, Гвенвифер. А теперь – возвращайся во Внешние земли, домой.

– Постой. – Дженни не выдержала, обернулась, но за спиной, конечно же, никого не было. – Я не понимаю…

– Ищи сама, борись и не сдавайся, – голос внезапно набрал силу, взревел ураганом, загрохотал громче морского шторма.

Дженни увидела, как чудовищная волна поднимается над горизонтом, заслоняя солнце. Бежать прочь было бессмысленно.

«Это все ненастоящее, – твердила она. – Этого нет на самом деле».

Волна вздыбилась над ней, гребень ее завивался слепяще-белым, а тело состояло из морской тьмы, пронизанной нитями пены. Соленый, полный влаги ветер ударил в лицо, выдул из неба чаек: они пронеслись над ней суматошной толпой, спасаясь изо всех птичьих сил.

Бесплотный голос превратился в рокот, в котором сталкивались друг с другом, как глыбы лазурного льда, тяжелые слова, уже неразличимые человеческим ухом. А в следующее мгновение волна накрыла ее, обволокла своим тяжким телом и слизнула с равнины Дувра.

Проглочена, потоплена, смята и растерзана. Дженни неслась в грохочущей зелено-синей бездне, как капля в реке, как слово в строфе стихотворения, и невозможно было противиться этой силе. И она отдалась неудержимой воле потока, перестала быть отдельной, самой по себе, частью, и влилась в единую гармонию великой песни, древней которой нет ничего на Земле. Она пропускала слова этой песни сквозь себя, и они сотрясали все ее существо, а поток влек ее все дальше. Он струился над Англией, какой она была еще до прихода человека, пронизывая леса, перехлестывая холмы и овраги, накрывая луга и пустоши, вспенивая реки, и постепенно его состав менялся – светлел, приближаясь к цвету августовского неба.

Дженни летела, пока внизу, из-за густого леса, не выплыл прямоугольник поля, желтый от стерни, уже подвяленной солнцем. У края поля расползлось мутное белесое пятно с оплывающими краями, в центре которого пестрел большой разноцветный шатер. Дженни зависла над ним и, кружась по спирали, стала плавно опускаться вниз к верхушке шатра, различая все больше деталей: крыши вагончиков с наметами ноздреватого, тающего снега, синеватые тропинки, протоптанные в сыром снегу и полные талой воды, фигурки людей… Одна из таких фигурок, огибающая шатер по большой окружности, показалась ей неправильной, но подробно разглядеть ее она не успела – ее падение внезапно ускорилось, и Дженни упала вниз, пронизив упругую ткань шатра.

 

Глава тринадцатая

Яркий электрический свет. Песок. Опилки. Она снова в цирке, на манеже… Скалы, море, голос Древней земли, полет – ей все привиделось? Девушка поднялась с колен, отряхнулась. В голове гудело, по телу прокатывались горячие волны, в крови, казалось, еще пульсировал отзвук той песни, частью которой она только что была.

В цирке было тихо.

Морриган тяжело дышал. Глаза закрыты, полные щеки ввалились, волосы прилипли ко лбу, блестящему от испарины. Дьюла вцепился костлявыми руками в подлокотники и походил на анатомическое пособие, которое вот-вот обрушится от любого толчка. Людвиг и Эдвард были немного бодрее. На задних рядах в своих креслах поникли остальные. Ритуал Древней земли дался Магусу Англии с большим трудом.

– Справилась… – выдохнул Марко и поднялся с манежного бортика. – Ты прошла.

Дженни кивнула, устало, но радостно. Морриган открыл глаза.

– Поразительно, – без выражения констатировал он. – Никогда бы не подумал, что этот ритуал столько забирает. У нас почти не осталось сил, чтобы поддерживать «кольцо». Ты слышишь, Далфин?

И Дженни вдруг поняла, что слышит. Будто где-то далеко звенит мелодия и вот-вот может утихнуть.

– Пусть скажет, – заметил Дьюла. – Она все-таки прошла…

– Разумеется. Было бы слишком расточительным провести ее через ритуал, а потом даже не выслушать, – ворчливо сказал Уильям.

Он с усилием сел в кресле прямо. Оперся на трость.

– Что ж. Я приветствую нового члена Магуса Англии. Дженнифер Далфин, обстоятельства твоего представления были весьма… необычными. Но теперь Совет готов выслушать твои слова в защиту Марко Франчелли.

Все изменилось… Дженни мгновенно это почувствовала. Она вышла на манеж и показала, что существует, что может куда больше, чем они, члены Совета. Теперь взрослые говорят с ней, как с равной. Дженни в замешательстве облизала губы. О том, с чего начать и как вести речь, она как-то не подумала. Ей казалось, что главное – привлечь внимание, а нужные слова сами собой найдутся. Но на ум ничего не приходило, а молчание растягивалось, становилось тонким, как паутина, и вот-вот готово было прорваться холодными злыми словами Морригана.

«Я же видела эту Древнюю землю, – подумала она в смятении. – Я сидела на обрыве Дувра, я была там, где уже столетия никто из Магуса не появлялся. Но не могу выдавить ничего, кроме жалкого «отпустите деда»! Почему?!»

«Ничего не происходит само по себе, – всплыли чужие слова внутри. – Тебе дарован дар видения, но его нужно еще заслужить. Желудь не становится дубом за один день, и зерно не сразу прорастает из земли. Теперь ты сама должна найти верный путь – таков мой дар тебе, Дженни Далфин».

Девушка задохнулась от возмущения – и это подарок?

Морриган скривился.

– Все это очень печально. Ты всего лишь взбалмошная девица, Дженни Далфин. Даже Древняя земля не сделала тебя умнее.

Кряхтя, он поднялся на ноги.

– Марко, мне жаль…

– Подождите! – У Дженни одна из частей головоломки внезапно встала на свое место. – Я знаю, где химера!

– Что?..

– Девушка сказала, что знает, где химера, – пояснил Эдвард.

– Я слышал, спасибо, – раздраженно ответил директор. – Просто это несколько не то, чего я ожидал.

– Где тварь, Далфин? – Дьюла резко поднялся. Глаза зверодушца запали, взгляд, и ранее не блиставший добротой, был откровенно жутковатым.

– Химера? – Дженни торжествующе огляделась. – Химера там же, где и Калеб.

Клоун шумно втянул воздух.

– Он на улице, – сказал зверодушец. – И она там же. Ние понимаю. Кровь…

– Кровь? – встрепенулся Морриган. – Ты сказал – кровь?!

– Льется кровь, – подтвердил венгр. – Этот запах. Ние понимаю. Это запах Калиеба, но и запах химеры тоже. Он идет вокруг шатра…

– Против солнца? – быстро уточнил Марко.

– Похоже… – Дьюла подобрался.

– Он кропит кровью землю Магуса. Уильям, ты же знаешь, что это значит. Химера никуда не исчезала. Она и есть Калеб. Он… она выкладывает знак Ковена кровью на земле. – Марко бросил пальто на манеж, закатал рукава. – Подтверждает Чертову метку. Как только знак будет закончен, «кольцо» падет, и химера сможет вернуться к своему хозяину.

– Таких монстров не бывает, – пробормотал Дьюла. – Этого не может быть.

По залу пронесся шум – безмолвные до этого момента зрители вскакивали.

Фокусник прикрыл глаза.

– Осталось совсем немного. Фреймус снаружи, я это чувствую.

– Тогда нельзя терять время, – Морриган выпрямился. – Марко, займи свое место в Совете. Ты нужен нам. Все члены Магуса будут держать «кольцо», пока хватит сил. Кроме тебя, Далфин.

Дженни моргнула. Опять ее выделяют?

– Кто-то должен остановить химеру.

Дженни вздрогнула.

– Дед?!

Марко молчал, сосредоточенно массировал переносицу. Дженни знала эту манеру. Он всегда так делал, когда нужно было принять трудное решение.

– Уильям, она не справится. Даже с антагонистом. Это убийство.

– Пусть задержит ее. Главное – не давай ей закончить знак!

– Уильям, это безумие! Эдвард, Людвиг, что вы молчите?

– Мы теряем время, – сказал Эдвард. – Надо решаться. Снимаем «кольцо» и сдаемся на милость Фреймуса или пытаемся протянуть, пока Дженни не остановит тварь.

– Решать должна Дженни, – сказал Людвиг. – Все в ее руках. Что ты выберешь, Джен?

Ноги у Дженни подкосились. Ей надо поймать химеру? Остановить тварь, высосавшую почти всю жизнь из Брэдли и похитившую тело Калеба? Монстра, заморозившего весь цирк, одного прикосновения которого достаточно, чтобы превратить ее в ледяную статую? И все это в одиночку?!

– Дед?!

– Я против, – сказал он. – Но вся сила Магуса должна быть сосредоточена здесь – надо подпитывать «кольцо». Единственный, кто пока не вовлечен в ритуал, – это ты. И у тебя фосса. Так что ты сама должна решить.

– Если я не пойду, это ваше «кольцо» разрушится, химера убежит, и мы не выполним контракт?

– Да.

– И это плохо для нас?

– Очень! – отрубил директор. – Далфин, я, возможно, был к тебе несправедлив, но сейчас мы зависим от тебя. Весь цирк, все – и члены Магуса, и обычные люди. Их судьбы в твоих руках.

– Времени почти нет, Джен, – неожиданно мягко сказал Эдвард. – Очень скоро знак Ковена будет завершен, и тогда Фреймуса не остановить. Он войдет в Магус.

Дженни с тоской посмотрела на львенка, сидевшего на манежном бортике. Вот бы сейчас оказаться на его месте, превратиться в маленького звереныша, играть с собственным хвостом и не знать ни про какой Магус, заклятья, фейри и прочую древнюю мифологическую рухлядь. Ну как ей совладать с этой тварью?! Чем она ее побеждать будет – голыми руками? А все остальные будут в шатре отсиживаться, пока она одна с химерой воюет? Отлично придумали!

– Далфин, не заставляй тебя умолять! – заерзал в кресле Морриган. – Неужели непонятно, что у нас нет выбора?

Дженни подняла глаза, подумала, что бы такого сказать вслух про взрослых, которые переваливают самые сложные задачи на других, но в итоге смогла лишь выдавить:

– Выбор есть всегда. Так нечестно.

И побрела к выходу, подхватив звереныша на руки.

Когда она входила в цирк, на улице царил серый март, теперь же ей распахнул объятья апрель – солнечный и юный. Свежий ветер бродил над Магусом, заглядывал в окна, трепал волосы. Неестественная зима отступала окончательно, залегала под вагончиками синими полосами ноздреватого снега или, захваченная врасплох солнцем, испуганно сжималась сероватыми пятнами. Деваться им было некуда, и, пойманные в кольцо зеленых трав, они медленно таяли.

Дженни обреченно огляделась – она любила весну, пожалуй, даже больше, чем лето, но сейчас эта красота казалась пустой и бессмысленной. Зачем капель звенит с крыш, зачем вода подтачивает основания осевших сугробов и зачем солнце висит над головой и светит так жизнерадостно и так подло? Мимо прошлепал по лужам водитель Джеймс со стремянкой на плече, установил ее у фургона и полез наверх со щеткой для чистки стекол.

– Привет, Джен, – бодро провозгласил он. – Ну и погодка, правда? Чертов циклон.

– Да, Джеймс, и не говори, – взвилась девушка. – Погода – ужас, все раскисло, а мне по этой грязи надо ловить химеру! Ты, случаем, не знаешь, как можно поймать магическую тварь, которая заморозила весь цирк? Может, заманить ее в холодильник?

Глаза у водителя сделались стеклянными и пустыми.

– Ну и шуточки у тебя, Джен, – хохотнул он неуверенно и сосредоточенно заелозил щеткой по крыше, счищая остатки снега на землю. Ему почему-то резко расхотелось продолжать разговор с Дженни.

«Интересно, что это такое – «светлый сон, – размышляла девушка, огибая шатер. – Вроде бы и нормальный человек, глаза открыты, ходит, разговаривает, вон, даже снег убирает. А в то же время – ничего не видит и не знает. Словно сквозь какие-то очки на мир смотрит.

Может быть, у меня тоже такие очки на носу, – подумала вдруг Дженни. – Может, мне все это кажется, а на самом деле нет ни химеры, ни Древней земли и никакого колдовства не существует?»

И тут она увидела Калеба.

 

Глава четырнадцатая

В своем холодном доме, в полном одиночестве на остывшей постели лежал дрессировщик Роджер Брэдли. Лицо его посинело, как у непогребенного мертвеца, некогда мощные руки сейчас без сил лежали вдоль застывшего тела, вокруг глаз проступили смертельно-глубокие тени. Роджер Брэдли не дышал, сердце его не билось, а дух замер на распутье между мирами. Когда Дженни Далфин столкнулась с химерой-Калебом, ничего не изменилось в полумраке вагончика. Почти ничего. Только иней на ресницах Брэдли начал таять.

…Калеб стоял спиной к ней, сильно сутулясь, почти касаясь руками земли. Взмахнув руками, он сделал странный шаг – как краб, левым боком, и Дженни отчетливо различила, как темные брызги окропили талый рыхлый снег.

«Это кровь, – ужаснулась девушка, – он распорол себе вены на левой руке. Господи…»

Словно услышав ее мысли, Калеб обернулся. Дженни попятилась. Разве могут быть у человека такие зубы – тонкие, как иглы, распирающие ощеренный в ухмылке рот. Не бывает у человека таких глаз – огромных, желтых, с вертикальными провалами вместо зрачков. Калеб… нет, химера вытянула руку с длинным безымянным пальцем и полупрозрачным загнутым когтем, будто предупреждая – «не приближайся!».

– Ка… калеб, это я – Дженни. – Девушка шагнула вперед, хотя больше всего ей хотелось бежать отсюда без оглядки. – Ты меня не узнаешь?

В голове мелькнула запоздалая мысль, что Калеб и в обычном своем состоянии не питал к ней теплых чувств. А если эту неприязнь Калеба помножить на всю злобу химеры, то худшей кандидатуры в собеседники, чем горемычная Дженни Далфин, вообще не отыскать. Однако вид Дженни не пробудил никаких воспоминаний у химеры. Убедившись, что девушка не приближается, она продолжила поливать землю свежей кровью.

Дженни подумала сразу о двух вещах. Первая: «Калеб скоро умрет от потери крови». Она частила густой капелью из его вен, вовсе не думая сворачиваться – видимо, химера распорола запястье со знанием дела. Если учесть, что мальчик уже обошел весь цирк по периметру, обильно орошая землю, удивительно, как он еще держится на ногах. Должно быть, ему не давала упасть холодная ярость химеры, тлеющая внутри. Вторая мысль – еще немного, и тварь, захватившая тело Калеба, закончит свой мерзкий знак, «кольцо» Магуса рухнет, и Дженни нос к носу столкнется с колдуном Фреймусом. Одна-одинешенька, не считая фоссы.

Львенок вырвался из рук и кинулся к химере. Дрожал он, как успела понять девушка, вовсе не от страха, а от едва сдерживаемой ярости. А потом в левом глазу вспыхнула старая знакомая – искорка.

Калеб побледнел, как выцветшая фотография, и уменьшился в размерах. Из него, вырастая, как стебель из лопнувшего зерна, возвысилась фигура с уродливой головой, поросшей клочковатым белым мехом, с крючковатым клювом, усеянным жемчужно-острыми клыками, и выпученными черными глазами. За спиной химеры распахнулись блистающие ледяным серебром крылья. Тонкое сияние сложного цвета – голубовато-сиреневого с оттенком фиолетового – окутывало ее. За химерой тянулся по земле пульсирующий темно-фиолетовый след. По сложной ломаной кривой он уходил в сторону и исчезал за шатром, но девушка поняла, что эта линия огибает всю стоянку и снова начинается здесь же, в нескольких шагах от нее.

«Знак Ковена, – догадалась Дженни, – она почти его завершила».

Тварь с клекотом ударила клубок пламени под ее ногами. Юркий огонек увернулся и прянул снизу вверх, целясь в горло химеры, – будто длинный язык костра взвился вверх, подстегиваемый порывом ветра. Химера отпрыгнула, мотая головой. На ее морде темнела обожженная проплешина. Тварь взмахнула крыльями, и ледяной поток воздуха ударил в лицо девушки. Фосса зигзагом рванулась вперед, мгновенными выпадами поражая лапы химеры. Тварь отступала к стене, сотканной из молочного тумана и окутывающей весь цирк. В густой пелене то открывались, то затягивались прорехи, словно снаружи ее пытался развеять упрямый ветер. Химера тяжело подпрыгивала и падала вниз.

«Она не может взлететь! У нее нет сил. Давай, львеныш!»

Но зверьку явно не хватало опыта – увлекшись, он вцепился зубами в узловатую, поросшую снежным мехом ногу и, потеряв главные преимущества – быстроту и ловкость, тотчас подставился под удар. Взмах лапы отшвырнул его прочь. Львенок с жалобным визгом зарылся в траву, химера жадно потянулась к нему, перегибаясь через съежившуюся фигуру Калеба, – от этого зрелища Дженни даже слегка замутило. А тварь все тянула бесконечные руки с блестящими когтями.

– Пошел вон! – Девушка заслонила зверька. – Освободи Калеба, тварь!

Химера зашипела и попыталась схватить ее за горло, но… промазала. Дженни прогнулась назад, выполнила заднее сальто и, подхватив львенка одной рукой, встала на ноги. В прыжке она успела заметить, что из ворота свитера вытек на серебряной цепочке медальон – светлая фигурка дельфина.

«Красивый какой!»

В миллиметре от лица пролетели смертоносные когти. Удивительно, как она успела увернуться. Промахнувшись, химера упала на четвереньки, но тут же оттолкнулась от земли коленями и взвилась в воздух.

«Взлетела, – растерянно подумала Дженни, – а крылья какие большие…»

Химера полностью втянула в себя Калеба, его тело зародышем еле проглядывало сквозь плотную оболочку монстра. Распахнув клюв, усеянный мелкими зубами, чудовище спикировало на девушку, нацелившись в нее сразу всеми когтями на всех четырех лапах.

Дженни сгруппировалась и ушла в кувырок. Химера успела сообразить, что промахивается, и в последнюю секунду изменила траекторию полета. Она ударила Дженни по лодыжке и отшвырнула в шершавый, как наждак, снег, а сама врезалась в землю. Над скомканным грязно-белым клубком перьев и шерсти, содрогающимся от боли, медленно всплыло синеватое облачко, но не рассеялось, а медленно поплыло в сторону стоянки цирка «Магус».

В темном вагончике, пропахшем крепким пивом и дешевыми сигаретами, по-прежнему стояла тишина. Солнечный зайчик пробился сквозь задернутые шторы, упал на лицо Роджера Брэдли и растворился. Был ли это отблеск распахнутого окна напротив, или отразилось солнце в боковом зеркале, которое задел плечом один из работников цирка, пребывающий в счастливом неведении «светлого сна», кто знает? Был отблеск солнца и исчез. Но следом за ним по застывшему телу дрессировщика легкой волной прошла дрожь. Широкая грудь Брэдли, обтянутая свитером грубой вязки, приподнялась, синие губы приоткрылись, и меж них с тихим свистом втянулся воздух. Веки задрожали, и под ними заметались глазные яблоки. Роджер Брэдли видел сон и шел в этом сне по опасному следу.

…на земле хорошо – спокойно и прохладно. Лодыжку печет. Зарыть глубже в холод, так меньше болит. Болит, болит…

Дженни открыла глаза. Звереныш облизывал ей лицо. Он отскочил и, казалось, пригласил ее лапой – дескать, вставай хозяюшка. Она повернула голову. Уставилась на грязно-белый холм, который трепетал и колыхался. Холм пытался подняться. Дженни моргнула и поняла, что лежит на снегу. А рядом ледяная химера ворочалась, как бесформенный мешок меха и перьев. Дженни с трудом села. Осмотрела лодыжку.

«Гадина пернатая! Как же болит!»

Когти острее алмазного стеклореза глубоко распороли мякоть икры. Под ногой быстро расплывалась алая лужа…

Девушку замутило. Она стянула с шеи шарф и, шипя и ругаясь, крепко перетянула подколенную артерию, останавливая кровотечение. Если бы она не была цирковой и не изучала анатомию, так бы и осталась в снегу, без сил от кровопотери. Теперь, по всем правилам первой помощи, следовало запихнуть под жгут записку с точным временем наложения, но у Дженни не было часов, и она, хоть убей, не могла придумать, на чем написать. Да и ручки с собой на сражение с химерой она не захватила.

«Вместо чернил можно взять кровь. Ее тут полно! – соображала Дженни. – А вместо бумаги? Что за чушь?!»

Ее охватило лихорадочное веселье, предвестник истерики. Девушку мутило от вида и запаха крови, от боли и страха. Ей совсем не нравился этот волшебный мир.

Мир, где подростков отправляют отлавливать опаснейших тварей, которым место не в Красной, а в какой-нибудь Черной книге – в списке запрещенных к существованию существ, а взрослые отсиживаются в безопасности. Где существует магия и последствия ее применения смертельно опасны. Где каждое твое слово влечет за собой последствия и ни один поступок нельзя отменить словами «я не хотела», «я не знала» или «оно само».

Химера вытянула лапы, приподнялась и снова рухнула. Дженни с большим трудом встала. Больше всего ей хотелось убежать. Но она с кривой улыбкой сделала шаг. Затем еще один. Алые следы впечатывались в рыхлый снег.

«Лучший способ победить безумие – быть более безумным», – говаривал Эдвард, отстегивая ее от страховочного карабина на высоте четырех метров.

«Без этого я никогда не почувствую воздух, да, Эд? – пробормотала она. – Наверное, без этого «шага в пустоту» вообще ничего не случается всерьез».

Химера обернулась, уперла в Дженни ненавидящий взгляд желтых глаз.

– А ну пошла вон! – гаркнула девушка не хуже Роджера Брэдли и, раскинув руки, рухнула на спину монстра.

Если бы происходящее снимал фотограф в режиме скоростной съемки, он бы поймал то радужное сияние, которое появилось на мгновение между серебристой химерой и летящей на нее девушкой. Присмотревшись, он бы увидел, что это не дефект изображения, а световой след от маленького дельфина на груди Дженни.

Роджер Брэдли часто и неровно дышал. На лбу его выступила испарина. Он не мог унять дрожи в руках и комкал одеяло.

– Не… не уйдешь… – сбивчиво пробормотал он, – я тебя достану…

Сильнейшая судорога скрутила его, он всплеснул руками, словно стремясь задушить незримое нечто в объятиях. Гипотетическому фотографу этот жест напомнил бы движение, с которым Дженни бросилась на химеру. А нелюдимый венгерский верфаркаст Дьюла тотчас бы определил, что Роджер Брэдли, Ловец из рода наездников Грифона, вошел в «охотничий транс».

Она была холоднее льда, ее перья острее бритв резали ладони. Дженни прильнула к горбатой спине. Под льдистыми перьями вспухали могучие мышцы. Лютый холод вытягивал из нее даже не тепло – ей казалось, что она обнимает оживший айсберг, и где уж ей, такой маленькой в сравнении с ним, набраться жара, чтобы его растопить.

– Мам… мочки, – простонала девушка. Онемевшие пальцы, липкие от крови, скользили. – Львеныш…

Оглушенный монстр вставал на лапы, пытался стряхнуть назойливую ношу, чтобы расправить крылья. Зов хозяина становился сильнее, он гремел в голове химеры, заглушая хор защитников Магуса. Преграда, мешавшая чудовищу воссоединиться с повелителем, становилась все тоньше. Единственной помехой была надоедливая девчонка, вцепившаяся в крылья.

Чудовище развернулось. Царапая лапой спину, оно старалось сбросить Дженни. Пользуясь моментом, львенок вцепился химере в глаза. Тварь взвыла, замотала уродливой башкой, присела от неожиданности. Дженни почувствовала землю под ногами, и это придало ей силы.

– Калеба отдай! – завопила она, что есть сил заламывая крылья химеры – и они, огромные и мощные, с хрустом поддались.

Точно поверх ее рук легли другие – мужские, и силы Дженни удвоились. Плоть химеры внезапно побледнела, сквозь нее проступила земля, на которой скорчилась фигура мальчика, опутанная коконом серебристых нитей. Перед глазами девушки заплясала радуга, она тянула полупрозрачную тушу монстра назад, к себе. Тонкие напряженные нити лопались одна за другой. Взгляду ее распахнулось нутро чудовища – клубок льдистого пламени, выбрасывающий яростные протуберанцы. А внутри, в самой сердцевине холодного огня мерцала изящная бабочка, фигурный вензель, таящий в себе суть химеры, ее… Имя. Девушка попыталась схватить, постичь эту бабочку, развернуть в понятные ей символы, но безуспешно.

«Это моя работа, – сказал кто-то сильный, стоящий за ее спиной. – Я ее не доделал, Далфин. Надо вот так…»

И химера взвыла пожарной сиреной, когда взгляд Дженни острой иглой вонзился ей в сердце и развернул его, как конфетный фантик.

 

Глава пятнадцатая

– Не могу больше… – Людвиг Ланге сполз на пол, обхватив большими ладонями голову. – Все…

– Держись, Ланге, – просипел Морриган. Лицо его посерело, полные щеки обвисли. – Она справится.

В воздухе шапито звенела не слышная никому, кроме людей Договора, мелодия, и она вот-вот грозила оборваться. Члены Совета бессильно обмякли в креслах, подпитывая «кольцо», а позади, в зрительном зале, раздавались стоны – противостояние с Фреймусом изматывало Магус.

– Слишком много всего, – сквозь зубы заметил Марко. – Ты навесил второй «светлый сон» на «кольцо» снаружи?

– Да, пришлось. Иначе здесь уже собралась бы половина горожан и съемочная группа Би-Би-Си, – еле ворочая языком, ответил директор. – Объясняй им потом, откуда снег в августе и крылатая тварь размером с теленка.

– Не удержим, – вздохнул Дьюла. – Щелкунчик очень силен.

– Удержим, – Марко встал на ноги. Его шатало, он хватал ртом воздух, точно рыба в сетях. – Полу…

Мощная дрожь смяла пространство. Шапито качнуло, крепежные тросы зазвенели – словно кто-то громадный схватил шатер снаружи и потряс, как погремушку. Прожектора под куполом вспыхнули ослепительной вспышкой, разлетелись тысячами осколков. Темнота упала на людей Договора, как топор палача – внезапно и быстро. Только стоны десятков голосов заполнили внутренности шатра – «кольцо» Магуса рухнуло.

Химера выла, изгибаясь, как червяк на рыболовном крючке, а Дженни впилась в нее мертвой хваткой, с беспощадностью хирурга взрезая внутренние слои ее существа, пока, наконец…

– Нашла! – с радостной злостью воскликнула девушка.

Новая сила наполнила ее руки, и она легко, как пластилин, смяла в ладонях колючую чужеродную плоть химеры. А потом играючи подняла ее над головой и, прогнувшись, швырнула назад – прочь от Калеба и вон из цирка!

Чудовище, будто рыдая, мешком рухнуло где-то позади Дженни. А перед ней, на мокрой земле, лежала съежившаяся фигура.

Калеб.

Он был бледен, истощен и бос. Одежда изорвана в клочья, и сквозь дыры проглядывало посиневшее от холода тело. Тяжело дыша, девушка склонилась над ним. Боль на время отступила, в крови бурлил адреналин, она забыла про распоротую ногу и израненные руки и нежно, как сестра, провела по застывшей щеке мальчика, оставляя багровый след.

– Калеб… – Дженни опустилась в мокрый снег. Кто бы мог подумать, что этот толстяк вдруг станет для нее так важен.

Она не понимала, да и не задумывалась. Просто погладила его по грязным волосам. Быть может, ей стало хорошо от того, что освобождением Калеба она хоть как-то искупила то зло, которое так неосторожно выпустила. А может быть, она просто радовалась, что жив один из близких ей людей. «Даже Калеб, – вдруг осознала Дженни. – Ведь мы связаны узами крепче кровных. И тот, кто рожден в Магусе, в нем и останется – навсегда».

Она поглядела вверх. Августовское солнце висело над головой, колдовской снег исчез окончательно, открыв зеленую, сверкающую от влаги траву. Земля дышала, освобождаясь от морока химеры. Вода звенела и струилась повсюду, и Дженни зачерпнула из ручья, омывая израненные руки. В прозрачном потоке расплылось алое облачко, и девушку кольнуло острое чувство опасности. Что-то изменилось, пока она сражалась, что-то стало не так. Она прислушалась и с ужасом поняла – мелодия! Неуловимая манящая песня, сопровождавшая ее, дававшая ей опору, песня, которую вели в шатре люди Магуса, – исчезла.

Девушка вскочила, но тут же едва не упала. Нога уже совсем не слушалась. По безмолвному приказу искорка вспыхнула в глазах (Дженни слишком устала, чтобы удивляться таким мелочам). Вокруг Магуса наливался торжествующей фиолетовой тьмой знак Ковена. И Дженни поняла, что в неразрывной цепочке, свитой химерой из крови Калеба, пылает алый отпечаток ее ноги. Она, сама того не замечая, во время драки с химерой завершила знак Ковена!

– Как же так… – Руки у нее опустились.

Звереныш подбежал. Сел у ног, вылизывая раненый бок.

«Я так и не дала ему имени, – безразлично подумала Дженни. – Как же его назвать? Боже, о каких пустяках я думаю».

Львенок встревоженно зашипел. Дженни подняла голову. Туман «кольца» рассеялся. В десяти метрах от нее стояла неподвижная фигура. Человек в сером, цвета мышиной шкурки костюме. Тонкое пальто на плечах. К ногам его жалась полупрозрачная туша химеры. Сердце Дженни рухнуло в пропасть и разлетелось вдребезги о черные скалы. Она поняла, кто это. А значит, все… абсолютно все было бесполезно. Все жертвы, все усилия – все бессмысленно, потому что Магус проиграл. А она даже убежать не сможет, потому что нога ниже колена превратилась в бесчувственный обрубок. Все пропало…

«Твое имя изначально звучит как Гвенвифер, что значит «сияющая тень», твой проводник – дельфин, твой друг – мадагаскарский лев, – порывом морского ветра долетели до нее слова. – Дженнифер Далфин из рода Далфин, в твоих жилах течет славная кровь».

Она облизала пересохшие губы и сказала:

– Добро пожаловать в Магус, мистер Фреймус.

Человек явно не ожидал такого приветствия. Он в замешательстве пригладил прямые волосы.

– Ты меня приглашаешь?

Обычный голос. Бесцветные глаза. Худощав, но не тощ. Средний рост. Сжатые тонкие губы. Ни черных как смоль волос и бровей, ни демонического взгляда, ни крючковатого носа, ни даже благообразной бороды. Тонкие каштановые волосы. Если бы Дженни встретила главу Западного ковена Англии на улице, то просто не запомнила бы его.

– Как это мило с твоей стороны.

Стоящий перед ней человек никак не походил на злобного демона, натравившего на ее родной цирк чудовище. Скорее уж он напоминал менеджера среднего звена или рядового бухгалтера. Если, конечно, забыть о том, что к ногам его жалась ужасная тварь, созданная вопреки законам природы.

В Магусе все не то, чем кажется, напомнила себе Дженни, и, похоже, за пределами Магуса тоже. Химера тихонько подвывала и, как слепой котенок, тыкалась мордой в ботинки «менеджера среднего звена».

– Обижают, бьют, гоняют, – жаловалось чудовище, – а хуже всех – эта мерзкая девка.

– Ну что ты, маленькая. – Альберт Фреймус потрепал чудовище по холке, и оно чуть от восторга не откусило колдуну полруки. – Совсем ослабела…

Он покачал головой, достал из кармана флакон, присел и капнул пару капель в распахнутую пасть. Затем осмотрел зубы, хмурясь, взглянул на помятые крылья. Выпрямился.

– Очень некрасиво, мисс, – заявил он. – Портить чужую собственность – это преступление, и я строго взыщу с вас!

На раны Дженни он не обращал ровным счетом никакого внимания. Девушка так устала, что не обращала на такие мелочи внимания. В словах ей открылась какая-то лазейка…

«Он сказал «чужая собственность» и «кто ваши родители»… – Девушку шатало. – Он признал, что химера принадлежит ему, но при этом он не считает тебя полноправным членом Магуса. Значит…»

– Так эта зверушка ваша? – бросила она, стараясь не морщиться от боли. – Мерзкое создание.

– Что бы вы понимали, – поджал губы колдун. – Редчайший экземпляр, такой результат получается в одном эксперименте из сотен тысяч!

– Так она ваша? – в лоб спросила девушка.

– Разве я так сказал? – удивился Фреймус. – Я просто заметил, что так нельзя обращаться с ценным животным.

– Значит, не ваша? – ухмыльнулась Дженни. Она знала, что делать, – невидимый дух, помогавший ей в сражении, сейчас направлял ее мысли, и она догадывалась, кто это. – Что ж…

Она покатала на языке Имя чудовища, как колючую снежинку, и чуть прикусила ее. Химера взвизгнула, распласталась по земле, тело ее сотрясли жестокие корчи. А Дженни без тени жалости смотрела на чудовище.

– Хватит! – Альберт Фреймус разом потерял свою безмятежность. Сквозь облик скромного бухгалтера проглянул иной человек – властный и жестокий.

– Так она ваша или нет? У меня язык чешется уничтожить навсегда эту тварь.

И она с большим наслаждением воззвала к Имени химеры, причиняя ей невыносимую боль.

– Перестань! – Фреймус вышел из себя. – Ты кто такая?

– Она ваша или нет?! – заорала в ответ Дженн. – Отвечайте, или я развею это «ценное животное» по ветру. Клянусь Древней землей, я не шучу!

– Моя! – крикнул Фреймус. – Моя, будь ты проклята!

– И вы признаете договор на поставку химеры, заключенный Роджером Брэдли от имени Магуса, исполненным? – уточнила Дженни, качаясь от усталости.

«Еще немного! – взмолилась она, чувствуя, как подкатывает дурнота и слабость. – Самую капельку!»

«Не смей, Далфин! – Теплая волна подтолкнула ее в спину, удержала на слабеющих ногах. – Не сдавайся!»

Голос Брэдли затухал, превращаясь в шум ветра, и девушка чувствовала, как его присутствие слабеет. Но пока он был рядом и щедро делился всем, что у него было: и силой, и надеждой.

Невыносимо долго Фреймус молчал, глядя, как химера корчится и царапает землю у его ног. Плоть ее стремительно таяла и исчезала на глазах, и лишь когда чудовище уже походило на ничтожный клубок тумана, он сказал:

– Да, я, Альберт Фреймус, глава Западного ковена Англии, признаю договор с Магусом исполненным! Гореть тебе в аду, мерзкая девка.

– Забирайте свою падаль, мистер Фреймус, – выдохнула Дженни.

Колдун сбросил пальто, накрыл им почти растаявшую химеру. С бешеной злобой взглянул на девушку.

– Я запомню тебя, дрянь, – прошипел он.

Он осекся. Бросил острый взгляд куда-то за спину Дженни. На лице его проступила усмешка.

– Так, кто это у нас?

Девушка обернулась. Калеб! Мальчик встал на ноги и медленно побрел к комку полупрозрачной плоти, съежившемуся под пальто колдуна. Глаза его были открыты. Дженни, потянувшаяся его остановить, прикусила язык – такой мертвый, безжизненный был у него взгляд.

– Ты кто, мальчик? – заворковал колдун. – Как тебя зовут? И куда ты идешь? Ах, тебя она позвала…

Он засуетился, как паук вокруг своей жертвы, обматывая ее нитью. Мальчик подошел к химере. Опустился рядом. А потом… Калеб поднял пальто и заполз внутрь, прижимаясь к чудовищу, как детеныш прижимается к матери.

Фреймус наблюдал за этой сценой, и от выражения его лица Дженни передернуло.

– Отпусти его, – хрипло потребовала она.

– Он сам так решил, – колдун развел руками. В голосе его звучала неприкрытая издевка. – Не могу помочь, мисс. Не советую делать опрометчивых движений. У Магуса не осталось сил, а вы здесь совершенно одна. Ваше счастье, что я ценю древности – даже такие ослабевшие и бесполезные, как ваш цирк. Радуйтесь своей победе, а мальчика я заберу в качестве компенсации. Всего доброго, мисс, – холодно попрощался Альберт Фреймус. – Пойдем, мой друг.

Груда зашевелилась, поднялась вверх. Калеб встал на ноги и, кутаясь в большое, не по росту, пальто побрел за Фреймусом. На траве не осталось и следа от ледяной химеры. Дженни смотрела вслед двум фигурам, уходившим прочь по зеленому полю к черной машине. Девушка все глядела, пока колдун и Калеб не сели в нее. Машина тронулась с места. Исчезла за небольшим леском. Потом вынырнула и, постепенно уменьшаясь в размерах, полетела по дороге к городу Чайдок.

– Дженни!

Она оглянулась. Это движение отняло последние остатки сил: девушка рухнула в мокрую изумрудную траву, прильнула к влажной земле. Ее закачало, как в лодке, – это Людвиг бережно поднял ее на руки. Дед обхватил ее за плечи и что-то сердито сказал, но Дженни уже не слышала его голоса.

– Он так и не оглянулся, Марко, – сказала она и потеряла сознание.

 

Эпилог

Начало октября выдалось промозглым. Холодные осенние туманы окутали улицы городка Бигбери-он-Си на южном побережье Англии. Дженни бездельничала у окна, наблюдая за прохожими, семенящими сквозь ветер и дождь. На душе у нее было так же холодно и мглисто. После летней истории гастроли цирка «Магус» досрочно прекратились. Администрация вернула все деньги за уже проданные билеты, и в одночасье цирк уехал за неделю до истечения срока аренды поля. Недоумевающие горожане еще долго чесали языками, на все лады обсуждая странное поведение циркачей, и громче всех звучал негодующий голос фермера Бэнкса, на чьем пастбище разбил шатер «Магус».

– Половину поля какой-то отравой пожгли, подлецы! – возмущался Бэнкс. – Чем мои овечки теперь кормиться будут? Да я в суд на них подам!

После отъезда цирка поле представляло странное зрелище. С высоты птичьего полета на поле был четко различим идеальный круг. В нем трава пожелтела на месяц раньше, чем на остальном поле.

Фотографию феномена даже напечатали в «Чайдокском вестнике» под заголовком «На поле фермера приземлялись инопланетяне?», что еще больше взбесило Бэнкса. Он разошелся не на шутку, угрожая затаскать по судам не только цирк «Магус», но и всю редакцию «Вестника» за поклеп, потому как никакими инопланетянами на его поле отродясь не пахло, а всему виной мерзкие фургоны циркачей, которым сто лет в обед, и обильная утечка бензина, испоганившая отличное пастбище. И он, Джимми Бэнкс, берется это доказать. Прямо завтра закажет экспертизу почвы, вызовет Би-Би-Си, Гринпис и полицию, и уж тогда эти акробаты и клоуны у него попляшут! За Джимми Бэнксом давно закрепилась слава вздорного и склочного старика, и горожане были уверены, что он подаст-таки в суд. И клоуны попляшут, потому что хватка у старикана мертвая, и если уж он возьмется, то отсудит у заезжих циркачей все, вплоть до жонглерских булав и сценических костюмов.

Однако в то время, когда усердно раздуваемый Бэнксом скандал грозил выплеснуться за пределы городка, в Чайдоке появилась странная парочка. Худой, как щепка, невысокий человек в темном пальто, по виду – выходец из Центральной Европы, и рыжий, кряжистый, плотно сбитый ирландец, слегка бледный, словно после тяжелой болезни. Появились они в городке ближе к вечеру. Осведомились в нескольких пабах, где именно находится ферма мистера Бэнкса. Надо сказать, что они не промахнулись: фермер был большим любителем пропустить пинту-другую пива на ночь глядя, и любой бармен гораздо точнее справочного бюро мог сказать, куда сегодня отправился зловредный старикан.

– Да только что вышел, – махнул полотенцем Уильям Холдман, владелец паба «Красный лев», протирая барную стойку. – Ступайте по дороге и нагоните – тут до его фермы с полчаса ходу. Если он только такси не заказал. Но это вряд ли – старик за пенни удавится. А на кой он вам, мистер… э?

– Дьюла Вадаш, – ответил незнакомец. – Дело у нас к нему. О бараньих мозгах поговорить хотим. Значит, говорите, нагоним?

Приезжие молча вышли в быстрые осенние сумерки, которые озаряла полная луна, всплывшая над улицей.

– Ну и парочка, – заметил Холдман, когда за ними захлопнулась дверь. – Видел того, тощего? Глаза бешеные, как у волка. И ирландец не лучше – мясник натуральный.

Его постоянный посетитель, мистер Генри Гимлоу, согласно икнул. Но, вообще-то, на всех приезжих ирландцев плевал он с пожарной каланчи. Сгинули, и бес с ними. Пусть лучше Холдман ему эля еще плеснет.

Бармен налил ему желанную пинту. Протягивая бокал, он заметил, что рука слегка дрожит. А из головы не выходят серые, с сумасшедшей желтизной, глаза тощего «любителя баранины». Только сейчас Холдман сообразил, что он и вправду сильно напоминал того самого волка из пословицы, который, как известно, упорно смотрит в лес, а не в миску. Бармен тщательно обдумал все эти факты и тоже нацедил себе бокал.

Нагнали ли незнакомцы Бэнкса и столковались ли с ним по поводу поставок баранины – неизвестно. Но в следующий раз фермер объявился в Чайдоке лишь неделю спустя и шарахался от каждой тени. А о судебных исках и экспертизах и думать забыл.

– Неужто ты передумал, Джим? – поинтересовался Холдман, когда однажды Бэнкс завис у него в пабе. – Никогда бы не подумал, что Джимми Бэнкс от денег откажется.

– А ты попробуй по-другому, – пьяно пробормотал он, глядя на него мутными то ли от страха, то ли от алкоголя глазами. – Попробуй… Господи боже, если бы только ты знал, Холдман!

Фермер всхлипнул. Бросил пиво, горестно махнул рукой и вышел из паба. Большего любопытные горожане от него добиться так и не смогли и сошлись во мнении, что дело тут нечисто.

…Дженни не знала про всю эту историю. По правде сказать, пересуды горожан Чайдока или душевные терзания фермера Бэнкса ее ни капли не интересовали. Ее сейчас вообще мало что заботило – весь сентябрь она просидела в своей комнате на втором этаже маленького домика, половину которого Марко снял на зиму. Хозяйка гостиницы миссис Ллойд сочувственно покивала головой, услышав слезливую историю фокусника о внучке – талантливой спортсменке и подающей надежды звезде цирка, которая пережила большую трагедию во время тренировок и нуждалась в тишине и покое, чтобы восстановить силы.

В начале осени туристы и отдыхающие из Бигбери уже разъехались, так что старушка была рада новым постояльцам. Тем более что документы в порядке, девушка и правда как-то подавлена, видимо, перенесла душевную травму, старик о ней заботился, а в руках у миссис Ллойд хрустящая пачка фунтов за три зимних месяца. Дженни такой пачке денег даже не удивилась. Ее не волновало, откуда у Марко деньги, хотя в начале августа они еле-еле сводили концы с концами. После того что произошло, они стали, как чужие. В их вагончике было тихо и тоскливо. Дженни не хотела говорить ни с кем, а Марко молчал. Просто молчал, видимо, полагая, что лучшее лекарство – это время. Несколько раз он пытался наигранно бодрым голосом обсудить рождественское путешествие в Лондон или рассказать последние новости о Магусе, но каждый раз в ответ встречался с угрюмым молчанием девушки. Эта нарочитая бодрость была настолько не в духе Марко, что он сам чувствовал, как несуразно выглядит, тушевался и замолкал.

Она не интересовалась, куда разъехались остальные члены Магуса. Судьбы Людвига, Морригана, Эдварда и Эвелины, Джеймса, Дьюлы, Брэдли и всех остальных цирковых знакомых были ей безразличны. Не волновал ее и грядущий стандартный тест по успеваемости – за месяц она ни разу не прикоснулась к учебникам. Даже львенок, деливший с ней комнату и облюбовавший в качестве дома старую плетеную колыбельку, в которой Дженни спала еще совсем грудной, даже львенок, с которым они вместе столько пережили, не мог ее расшевелить. Она до сих пор не удосужилась придумать ему имя. Так и бегал зверь безымянным, отзываясь на звуки голоса и интонации знакомых людей. Иногда он даже раздражал ее своей неуемной энергией. Глядя, как он рвет ее детские варежки, которые запасливый Марко так и не решился выкинуть, она испытывала только глухое раздражение.

«Если бы не он, ничего бы не было, – точил ее сердце едкий червь. – Не купи его Брэдли, я бы не полезла ночью открывать клетку. И химера бы не вырвалась. И Калеб…» Так она терзала себя, накапливая злобу. А на маленький город от моря наползали туманы – они входили в город, отряхивая густые гривы на черных досках причалов, и текли под бледно-желтыми фонарями по узким улочкам, заглядывая в окна.

Дженни часами просиживала на втором этаже, наблюдая, как туманы берут город в плен, затапливают улицы так, что над их поверхностью проступают лишь крыши и мансарды. По стеклу струилась осенняя влага, а под окном день за днем шли волшебные звери тумана. Ей казалось, что распахни она окно и протяни руку, коснется их мягкой шерсти. И в этом их шествии ей чудилось волшебство – настоящее волшебство детских сказок, а не та страшная магия, которая существовала на самом деле. Спала ли она наяву? Грезила ли во сне? Кто знает. Дженни просто сидела у окна, смотрела, как уплывает вдаль душа, и чувствовала, что постепенно исцеляется в этом удивительном путешествии. Она была, как отравленный колодец с мертвой водой, внутри которого вскрылся звонкий ключ и очищает ее своим током.

Близился к середине октябрь, и Король Дуб, владыка лета, уже передал свою корону Королю Остролисту – повелителю зимы. А Дженни все так же целые дни проводила на широком подоконнике, оборудовав себе удобное лежбище, накинув плед и примостив пару подушек под спину. Отсюда прекрасно просматривалась вся улица, и так хорошо было следить за туманами, что сходила она с этого насеста только перекусить или в туалет. Частенько она и засыпала на подоконнике, но просыпалась неизменно в постели – Марко каждый раз переносил ее в кровать. Эта тихая кротость и всепонимание деда начали бесить Дженни. Лучше бы он взял ее за плечи и потряс, как следует. Дал бы пощечину, надрал бы уши, устроил хорошую головомойку – такую, какие устраивал до того, как… как все сломалось.

Тот, прежний Марко, ни за что бы не допустил, чтобы она кисла целыми днями на этом дурацком подоконнике! Он бы живо согнал ее и отправил на турник, или кольца, или зубрить ненавистную математику. А этот только и делает, что носит ей горячий шоколад, подтыкает одеяло и гладит по голове с таким выражением на лице, будто она уже умерла, но почему-то не догадывается об этом, а сказать ей неприлично!

Дженни фыркнула. Она внезапно поняла, что впервые улыбнулась с тех пор, как исчез Калеб. Девушка еще раз повторила вслух его имя и поразилась – воспоминание о нем не вызвало чувства вины. Нет, она не оправдала себя, но острота пережитого ужаса, горя и страшной вины притупились, словно море унесло их в неведомые края. А взамен в душе крепло жгучее желание все поправить, рождалась вера, что это возможно.

В дверь позвонили. Девушка выглянула в окно: как же она пропустила гостя? И кто это может быть? Молочник приходит утром по четвергам, почтальон оставляет газеты в ящике. А сейчас шестой час вечера. Сумерки окутывают город, смешиваясь с туманной дымкой, выступающей из подворотен. Кем бы ни был неведомый гость, он явно здесь впервые. Он звонит сначала в половину миссис Ллойд, и та долго его о чем-то выспрашивает через дверь. Наконец гость разобрался, что к чему, его встретил Марко. Дженни смотрела в окно, но поневоле продолжала слушать. Грубый мужской голос незнакомца показался ей знакомым. Девушка слезла с подоконника и, запахнувшись в плед, подошла к лестнице. Поглядела вниз.

«Кто бы это мог быть?»

Львенок поднял голову из корзины, где сонно дремал, и удивленно расширил глаза – впервые за последнее время хозяйка казалась чем-то заинтересованной. Здраво рассудив, что уж ему тогда сам бог велел выяснить, в чем, собственно, дело, он выпрыгнул из корзины. Девушка, тихонько переступая ногами, одетыми в разноцветные носки, по скрипучим доскам, последовала за ним.

– …пока никакого просвета, – тихим низким баритоном сообщал незнакомец. – Я зарядил Дьюлу – пусть пороет землю вокруг, перекинется парой слов с местным собачьим племенем. И за обстановкой приглядит. А сам сюда рванул.

– Разумно, – ответил Марко. – Но у нас все равно нет никакой гарантии.

Стукнула чашка – дедушка пьет чай. Незнакомец что-то шумно глотнул, потом почесался, и эти звуки тоже показались Дженни странно знакомыми.

– Как она? – после долгой паузы спросил гость.

– По-прежнему, – коротко ответил дед. – Сидит днями на окне, ни о чем не хочет разговаривать. Апатия и безволие. У меня уже руки опускаются. Не знаю, что делать.

– Значит, даже не поговорить… – вздохнул незнакомец. – А ято надеялся…

– Не думаю, что это здравая идея.

– Может, врачи?.. – Реплику гостя Марко прервал злым шепотом:

– Джен не больна, ты прекрасно знаешь. У нее душа надорвалась, когда она химеру голыми руками брала и у Фреймуса контракт выторговывала. Она спасла весь Магус!

– Знаю, – ответил гость, – я был с ней тогда.

Дженни чуть не задохнулась на лестнице. Она узнала этот голос!

В следующее мгновение она с грохотом слетела вниз, перепрыгивая через три ступеньки разом, и повисла на мощной шее, ткнулась носом в колючую рыжую щетину, вдохнула запах крепкого пива и дешевых сигарет.

– Бррээдли!

От этого вопля задремавшая с клубком шерсти миссис Ллойд подскочила в кресле на своей половине дома и покачала головой. Ну вот, перепугал бедную девушку. Может быть, стоило сфотографировать этого посетителя? Вдруг он в розыске? Где-то у нее был старенький поляроид. Бдительная старушка углубилась в недра кухонного шкафчика.

– Роджер, ты… ты ирландская сволочь! – ликующая Дженни качалась на шее побагровевшего от смущения дрессировщика. Плевать она хотела, что приличные девушки не висят на шее мужчин старше их на двадцать с лишним лет – это же Роджер, диктую по буквам – РО-ДЖ-ЕР! Тот, кто в «охотничьем трансе» стоял рядом с ней в самой страшной битве в ее жизни, чьи руки помогали ей держать химеру, когда все силы на планете отказались от нее. Для прошлой Дженни Далфин – ее самый заклятый враг, а для нынешней – самый лучший друг.

Марко остолбенел от изумления.

– Ап… патия, говоришь?! – прохрипел полузадушенный Брэдли. – Бббезволие??

Он оторвал от своей шеи прилипшую крепче энцефалитного клеща Дженни.

– Роджер! Почему ты не приезжал так долго?!

– Я был очень занят! – улыбался дрессировщик. – Прости, Джен, мы все боялись за тебя. Думали, что тебя нельзя тревожить.

– А вот и нет! – заорала Дженни. – Меня очень даже можно тревожить!

Она заплясала вокруг стола и даже пару раз прошлась колесом. По дороге она своротила два табурета, но совершенно не расстроилась по этому поводу, а еще больше развеселилась. Через это радостное возбуждение она выплеснула остатки меланхолии, сосавшей ей душу полтора месяца. Дженни Далфин распрямлялась, как сжатая пружина. Ей снова хотелось жить. Роджер отпустил дурацкую шутку насчет ее отросших волос, и девушка с готовностью кинулась в бой. В шутливом поединке они покружили по кухне, свалив еще пару табуретов. Свою лепту в это радостное безумие вносил повизгивающий львенок, беснующийся вокруг них.

Вспышка фотоаппарата ожгла сетчатку. Они замерли, тяжело дыша. Ворот водолазки Роджера перекосился. Она тоже была хороша – длинные, уже закрывающие уши волосы растрепались и накрыли половину лица, пижама помялась. В общем, готовая картина на тему «охотник и ведьма делят лесные угодья, богатые зверем и целебными травами».

– Безобразие, – миссис Ллойд гневно потрясла поляроидом. – Я сообщу в полицию! А еще приличный человек, называется! Ваша внучка… со взрослым мужчиной… какой стыд!

– Это не мужчина, – вышел из ступора дед. – Это всемирно известный врач-психотерапевт Герхард фон Штоц. Он практикует с моей внучкой новую лечебную методику «активного двигательного экстаза».

– Так он еще и иностранец, – подозрительно прищурилась старушка. – А почему у вашего доктора в паспорте записано Роджер Брэдли?

– Методика герра фон Штоца настолько революционна, что ему приходится скрываться от происков врагов, – пояснил фокусник. – Сами понимаете, все эти фармацевтические компании со свету сживут человека, если узнают, что он способен поднимать людей буквально из мертвых.

– Прямо из могилы? – ахнула миссис Ллойд.

– У самого края ловит и оттаскивает, – заверил ее Франчелли. – А сейчас, если позволите, у нас лечебный сеанс…

И он выпроводил хозяйку до двери. По пути хитрый итальянец темпераментно жестикулировал, подмигивал и даже слегка заигрывал с пожилой женщиной, что было ей, чего греха таить, даже приятно. Миссис Ллойд оглянуться не успела, как уже шла в свою комнату, расплываясь в блаженной улыбке и прижимая к груди фотоаппарат. Проявленного снимка, кстати, в нем не оказалось – он куда-то исчез, пока старушка следила за плавными движениями обаятельного мистера Франчелли.

Дверь закрылась.

– Доктор Герхард фон Штоц! – простонала красная от сдерживаемого хохота Дженни.

– Марко, мне гадалка нагадала, что я от карт помру. – Брэдли утирал кулаком глаза. – Я уж думал – соврала, от смеха загнусь. Ох…

Он размял лицо сильными ладонями, прогоняя остатки смеха.

– Роджер, как тебя сюда занесло? – Дженни подняла табурет и, усевшись на него, заболтала ногами.

– Да вот, решил проведать. Магус беспокоится о тебе, Джен.

– Я тут рехнусь скоро! – возмутилась девушка. – Сам же слышал – апатия и безволие. Так всем и передай – чахнет Далфин без тренировок, на манеж хочет – мочи нет.

Марко покачал головой.

– Еще вчера была бледнее асфодели, а сегодня – полна сил, как мексиканский кактус.

– Сам ты кактус, – обиделась девушка. – Даже спрашивать не буду, кто такие асфодели. Наверняка очередная магическая гадость. Я все помню! Роджер, он мне хотел запихнуть в рот жука-словоеда!

– Это всего лишь педагогический прием.

– Ты, фокусник, девочку не обижай. – Дрессировщик убедительно покачал пудовым кулаком. Затем с грохотом опустил кулак на стол, и чашка вместе с блюдцем подлетела в воздух сантиметра на два. Миссис Ллойд, прильнувшая ухом к замочной скважине с той стороны, подпрыгнула и пребольно стукнулась о дверную ручку.

– Я есть думайт, что ви тьяжело болен, юный мисс, – с чудовищным акцентом прогремел Брэдли. – Но герр фон Штоц вас есть починить. Чик-чик, и готов. Мне только нужен немного старушечьей крови для переливаний. Подобное лечить бесподобным – такой мой принцип. Можно взять ваш ножик?

Из-за двери раздался удаляющиеся торопливые шаги.

– Брэдли, она вызовет полицию, – улыбнулся Марко. – Ты уедешь, а нам еще здесь жить.

– Подслушивать – плохо, – заметил дрессировщик. – Да, Дженни?

Девушка вздрогнула, с ее лица сползла улыбка, а руки разом опустились. Черная тоска накатила снова. Зачем Роджер напомнил ей о том злосчастном вечере, когда она пряталась под его вагончиком? Он приехал нотации читать? Она себя сама так уже изгрызла, что от сердца, наверное, остался только малюсенький кусочек.

– Да, мистер Брэдли, все верно, – она вяло качнула головой. – Я пойду, пожалуй.

– Постой… – Дрессировщик удержал ее за плечо и поразился, какое оно худое, даже костлявое. Неужели эта девушка в одиночку, без подготовки и опыта одолела химеру? Неужели это она смогла найти Имя чудовища, чего не делали Ловцы уже несколько поколений?

– Постой, Джен, – мягко сказал он. – Вся эта история началась, когда одна девочка подслушала разговор взрослых, которые проворачивали грязное дело. Я не хочу, чтобы это повторилось. Поэтому прошу, останься.

– Роджер… – нахмурился фокусник, – она только сегодня пришла в себя.

– Она полноправный член Магуса, – отрезал дрессировщик. – Сам же сказал – Джен спасла Магус. Так что хватит держать ее на коротком поводке.

– Свободу мне! – подхватила Дженни. – Свободу! А в чем вообще дело?

Дрессировщик выразительно посмотрел на Марко. Тот кивнул, не торопясь выставил на стол маленькую резную статуэтку из слоновой кости. Три крохотные обезьянки сидели рядком: одна с закрытыми глазами, вторая с закрытым ртом, третья – с захлопнутыми ушами.

– Порода макака-резус, – определил Брэдли.

– Это три мистические обезьяны. – Бровь у фокусника слегка дернулась.

– И что они делают? – девушка с любопытством поглядела на фигурки, но трогать не стала – так, на всякий случай.

– Прикрывают нас. Что бы мы сейчас ни обсуждали, со стороны человек будет слышать обычный пустой разговор, – пояснил Марко. – Вот, к примеру, наша милая хозяйка миссис Ллойд, стоящая за дверью, слышит, как мы рассуждаем о целебных свойствах корнуоллских туманов или вкусе устриц с лимоном. А если амулет задействован в полную силу, то сторонний наблюдатель видит не нас, а вообще каких-то других людей, а вскоре и вообще забывает об этом.

– Здорово, – оценила девушка. – Но зачем нам прятаться?

– Есть причины. – Брэдли сел за стол. – Дело в том, что мы нашли Калеба.

Конец первой книги.

Продолжение следует!