Навигатор показывал, что он углубился в парк Йотунхеймен уже на двадцать километров. Клаус Хампельман притормозил, поднял лыжные очки и взглянул на часы. Проклятье. Они уже в долине Ветлеутла и не останавливаются. Если так пойдет и дальше, он не нагонит ее к закату. Уже четвертый час, а расстояние между ними почти не сократилось – проклятая девчонка гнала так, будто родилась в этих горах, прямо на сиденье снегохода. Или у нее хороший помощник. В прицел Клаус разглядел, что на снегоходе было двое. Может быть, он гонится не за теми?

Хампельман обдумал подобную возможность и счел ее маловероятной. Дженни Далфин находилась в приюте «Озеро троллей» еще двое суток назад. И исчезла оттуда прямо перед его приездом – причем на снегоходе, след которого вел именно сюда. Он вычислил их стоянку – в небольшой избушке на склоне гор, и обнаружил там пару светлых волос на расческе. Это была Дженни Далфин – и сотрудники, и воспитанники приюта опознали ее на фотографии.

Как же она оказалась в Норвегии? Как она смогла переплыть Северное море?! Это выше человеческих сил. Подобное в голове у Хампельмана не укладывалось, хотя он уже многое повидал за время службы у Фреймуса. Но все равно, какой силой бы она не обладала, она просто девчонка. Ах, если бы он приехал чуть раньше, то уже бы ехал обратно в аэропорт, а на заднем сиденье лежала бы его дорогая «дочка» с лошадиной долей транквилизатора в крови. Если бы не этот проклятый рыжий кот, который перебегал дорогу прямо перед машиной! Клаус едва не улетел в пропасть, его спас только отбойник. Пришлось вызывать дорожную полицию, звонить в службу проката, разбираться со страховкой и менять машину. Это отняло у него часов шесть, не меньше. Тело проклятой кошки, кстати, не нашли. Наверное, ее зашвырнуло в пропасть. Хампельман был готов поклясться, что рыжая тварь, которая самоубийственно бросилась под колеса его «Ауди», была точь-в-точь как та бестия, с которой Дженни Далфин заявилась в резиденцию Фреймуса в Дартмуре. Разумеется, это обман зрения – любимая зверюшка Дженни давно гниет где-то в дартмурской трясине. Все его нервы, эта работа загонит его в могилу…

Хампельман поморщился. Не долеченная рана в легком опять заныла, отсутствующие пальцы тут же откликнулись, их мотив подхватило треснувшее ребро, и некоторое время в теле Клауса Хампельмана играл свою мелодию маленький, но бодрый оркестр боли.

Клаус вытянул небольшой пузырек, с трудом удерживая его искалеченной правой рукой, и пальцами в толстой перчатке отвинтил крышечку. Выкатил на ладонь одну красную горошину. Потом подумал и добавил еще две. Закинул их в рот и расслабился, ожидая, когда препарат растворится и начнет свое волшебное действие.

Снег вспыхнул, каждую его крупинку будто подсветили изнутри прожектором, скалы источали благородную черноту, и седина льдов струилась с их вершин прямо в зрачки Клаусу. Шеф безопасности поднял винтовку и поймал в прицел далекую мишень – снегоход, прыгающий, как заяц, среди сугробов.

– Бегите, детки, бегите. – Хампельман довольно потянулся. Сила бурлила в его теле и рвалась наружу. Теперь он был готов гнать эту добычу до конца, до тех пор, пока не кончится земля и перед ними не распахнет соленые просторы Ледовитый океан – а если потребуется, и дальше, вспарывая волны в поисках крови под пламенеющей короной полярного сияния.

Подобные образы никогда не приходили раньше к Хампельману, он всегда считал, что поэзия – это чушь, которой занимаются неудачники, больше ни на что не годные. Но теперь этот образ мысли казался ему естественным.

«Таблеточки…» – Клаус невольно облизнулся, ощущая их терпкий, солено-сладкий вкус, похожий на вкус крови и железа, только гораздо слаще, намного слаще. Наверное, вкуснее их могла быть только кровь… кровь Дженни Далфин.

Он был глупцом, что сначала не принимал их – хотя Альберт Фреймус приказал начать их пить еще до отлета. Он подозревал подвох и не понимал, что босс хочет помочь ему, хочет сделать его совершенным охотником, идеальной гончей, которая загонит этого верткого зайца – Дженни Далфин.

Края его зрачков дрожали, а радужка мерцала и будто не знала, какой цвет ей выбрать – привычный блекло-голубой или насыщенный бордовый. Хампельман надвинул лыжные очки – настолько непрозрачные, что в них можно было смотреться вместо зеркала, и рванул вперед.

Впереди была Дженни Далфин – запах ее преображенной крови висел в воздухе: несколько молекул пота или, быть может, слеза? Неважно, Клаусу Хампельману этого достаточно. И все равно, кто ей помогает – его никто не остановит.

* * *

Судя по карте и расчетам Арвета, они должны быть на высоте примерно километр над уровнем моря. Гора Хиллерхо осталась позади справа, и перед Арветом стоял выбор – ехать к трассе 55 и городу Кроссбю, ехать дальше по долине вдоль реки – там, где пешеходные тропы вывивались среди бесчисленных мелких озер и ручейков, скованных льдом, или повернуть направо в сторону ледника, к горе Стороксла, где в горной хижине должен быть запас топлива.

Справа горы поднимались все выше, казалось, что край мира поднимается, словно они находятся в огромной чаше, а на острых вершинах чудовищным зверем вольготно разбросался ледник, выкатывая в долину свои лазурные языки. В эту сторону было страшно даже глядеть, не то что ехать. Слева путь шел узкой долиной, постепенно повышаясь, но карта четко говорила, что снегоход там пройдет, они минуют основные вершины и легко выйдут в Кроссбю.

Выбор был очевиден. Оставалась только одна проблема. Топливо. Указатель уровня бензина дрожал у нижней отметки – Арвет шел на последних остатках, скреб по дну бака. Еще немного, и они заглохнут посреди этой нечеловеческой красоты, так и не добравшись до обжитых мест. А потом их нагонит «опекун» Дженни. До сей поры Арвет немного сомневался в правдивости рассказов девушки – очень уж невероятно все это звучало. Но упорство, с каким их преследовали, показывало, что этот Клаус Хампельман – кем бы он ни был, настроен серьезно. И действовал он, как наемник, выполняющий заказ, а не как обычный человек, ищущий свою дочку. Он не обратился в полицию. Не поднял вертолеты спасателей. Он раздобыл снегоход и кинулся следом. Нестандартное поведение для обывателя.

Вариантов не было. Приют у горы Стороксла. Юноша плавно повернул руль и направил снегоход правее, царапая выступающие из-под снега камни и прыгая по участкам открытого льда. Сморстабббрин лежал перед ними – неподвижен и молчалив, он равнодушно сиял миллионами тонн своего бирюзового тела. Ледник ждал.

Дженни ехала с закрытыми глазами. Ей было страшно. Рев мотора и резкий ветер немного помогали – они заглушали шепот, который неотступно сопровождал ее, с тех пор, как она увидела ледник. Чем глубже в горы они заходили, тем отчетливей был этот шепот, и девушке чудилось, что она различает слова – необычные, чудны́е слова языка. Этот язык древен, знала она, он родился здесь, в нем неслышная, неостановимая поступь голубых ледников, в нем грохот обвалов и рев водопадов, но в нем и плеск форели, и звон ручьев, и мягкие удары капели. В нем солнце, цвет камнеломки, седой мох на скалах и шепот холодных летних вод фьордов, полных обманчивой, теплой лазури. Это язык Первых, коренных обитателей этой страны. Они все еще здесь, они укрылись от Договора и не ушли на Ту сторону, в Скрытые земли. И Дженни боялась открыть глаза, боялась их увидеть. Ведь тогда они никогда не выберутся отсюда.

Он спал и видел сны. Облака летели над ним – быстротекучие, легкие, неуловимые, как время. Месяц за месяцем, год за годом, столетие за столетием, время не меняло его, а лишь откладывалось в теле, как соль, прессовалось в тысячелетний лед в его расщелинах. Лес всходил и засыхал на его склонах, реки и ручьи протачивали новые морщины на его лице, а Грелдалстинд спал, и рядом спали его братья и сестры – Хиллерхо, Стороксла, Сторебьорн, Гейта и дальше, дальше, до самого сердца Йотунхеймена, до самой седой великанши Гальхёпигген – они все спали непробудным сном. На спинах их дремали их верные сторожа, их извечные спутники, лазурные звери древнего льда, выпуская во сне холодные когти.

Грелдалстинд спал, и ему снились дети Восхода, Первые — он помнил, как они появились на заре времен, когда он сам еще поднимался из жаркой, гремящей глубины Великой матери, они сопровождали его юность и зрелость, они были плоть от плоти этих гор, и они ушли. Да, почти все ушли, исчезли, их больше нет, и без них осиротели воздух, вода и горы. Только в самом сердце Йотунхеймена еще таились их следы, но и там век от века их присутствие гасло, сходило на нет. Как же они уступили свое место в мире этим мошкам, быстролетным и надоедливым, почему они оставили свои горы?

Грелдалстинд спал и оплакивал во сне ушедших Первых. Он не проснулся, но сон его стал неровен и зыбок. Что-то приближалось – снизу, из долин, полных суетливой жизни, что-то быстро поднималось в горы, и Грелдалстинд впервые за долгие века услышал отзвук Первых. Приближались дети Полудня, люди, но кто-то из них был неведомым образом причастен Первым, хранил на себе тень их силы.

А следом… Еле заметная дрожь, не уловимая никаким сейсмографом, сотрясла Грелдалстинд. В Йотунхеймен поднималось зло.

Крупный темно-рыжий зверь бежал краем большого озера. Он прыгал с валуна на валун и легко пробегал по обледенелым, черно-зеленым корягам. Зверь охотился – он выглядывал добычу в быстрой воде, совал нос в расщелины и норы, ворошил опавшую листву и пятнал снег своими следами, так похожими на следы большой рыси. Выше по склону вилась лента шоссе, там изредка проносились железные коробки, остро пахнущие человеческими запахами – металлом, маслом, бензином. Зверь как раз подумывал, не обратиться ли на поиски белок – эта диета его никогда не подводила. Но в этот момент одна из металлических коробок притормозила, завернула на парковочную площадку, остановилась. Зверь замер, насторожил уши.

– Здесь перекусим.

– Слушай, какая красота… – согласился женский голос. – Давай сюда, на смотровую площадку.

Зашуршала обертка, и зверь почуял сводящий с ума запах сэндвичей с ветчиной. Он запрыгал вверх по склону, огибая препятствия. Толстый хвост азартно колотился о камни.

– Да, это озеро Ар-далс-ват-нет, – запинаясь, прочитал мужчина. – Ну и названия у этих норвежцев. А там, впереди, будет город Овре. А дальше… видишь горы? Это самая высокая точка на Скандинавском полуострове. Заповедник Йотунхеймен. Погоди, я тебя сфотографирую…

Мужчина отложил сэндвичи на перила и побежал к машине. Вернулся, навел, сфокусировался и застыл, забыв нажать на спуск. В углу кадра появилась нахальная усатая морда какой-то большой рыжей кошки. Примерно в рысь размером. Зверюга облизнулась, одним махом проглотила сэндвичи и исчезла, показав на прощание розовый язык и белые, весьма длинные зубы.

– Эй… что случилось?

– Милая, кажется, у нас украли завтрак.