1

Кушка…

В семь часов вечера это слово ещё было загадочно и непонятно. Ровно через час о нём узнала вся Россия.

В восемь часов вечера телеграфные аппараты всех железнодорожных станций стали выстукивать тревожные сигналы:

ТОВАРИЩИ, КРОВЬ СТЫНЕТ В ЖИЛАХ… ПОМОГИТЕ…

Телеграф не работал уже больше недели. Это было в дни, когда всю страну охватила почтово-телеграфная забастовка, Аппараты молчали восьмой день.

И вдруг они заговорили, нет — заговорили, а закричали о помощи:

ТОВАРИЩИ, ПОМОГИТЕ, КРОВЬ СТЫНЕТ В ЖИЛАХ…

Это далёкая, затерянная в закаспийских песках станция Кушка в отчаянии взывала ко всей стране:

Сегодня, в пять часов вечера, военно-полевой суд приговорил к смертной казни инженера Соколова и нескольких железнодорожников. Казнь назначена на рассвете. Примите меры к недопущению.

Кто мог не допустить, кто мог остановить казнь, когда всё находилось в руках царского правительства? Да и что можно сделать за эти несколько часов, которые оставались до рассвета?

А оттуда, из далёкой Кушки, продолжали подаваться сигналы:

ТОВАРИЩИ, ПОМОГИТЕ, КРОВЬ СТЫНЕТ В ЖИЛАХ…

2

Ровно в восемь часов эту телеграмму получил и граф Витте, глава царского правительства, председатель совета министров.

Не успел он ещё как следует подумать над ней, а лакей уже подал другую телеграмму. Она была написана коротко и решительно:

ГРАФУ ВИТТЕ.

Требуем немедленной отмены казни. Ждём до двенадцати ночи. В случае неисполнения объявляем с двенадцати часов ночи всеобщую забастовку железных дорог.

Под телеграммой стояла подпись, заставившая затрепетать всесильного министра.

Он знал, что довольно одного слова людей, пославших телеграмму, чтобы все поезда остановились.

— Ваше превосходительство, — вдруг раздался голос вошедшего секретаря, — получены телеграммы от Киевского и Ярославского железнодорожных узлов. Они объявят забастовку в случае казни Соколова и товарищей.

Секретарь проговорил это и вышел. Потом, через несколько минут, снова вернулся.

— Минский железнодорожный узел также грозит забастовкой.

В течение двадцати минут секретарь входил и выходил не менее десяти раз.

Со всех концов России летели телеграммы железнодорожников. Все они грозили объявить забастовку в случае, если…

А в это время люди, пославшие графу такую дерзкую телеграмму, терпеливо ждали. Изредка они поглядывали на часы. Стрелка медленно ползла, приближаясь к двенадцати часам.

Вот до срока осталось только двадцать минут, потом десять, потом семь.

Вдруг двери с шумом распахнулись, и в комнату ворвался запыхавшийся курьер. Он привёз от графа Витте телеграмму на имя коменданта крепости Кушка:

СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР ОТМЕНИТЬ.

В этот момент часы показывали 11 часов 55 минут. До срока оставалось всего пять минут.

Граф оказался аккуратным человеком.

3

Люди, пославшие графу Витте телеграмму, называли себя Исполнительным комитетом Петербургского Совета рабочих депутатов.

Всё это происходило в 1905 году. Волны революции бушевали по всей стране.

Каждую неделю происходили забастовки, каждую неделю ходили по улицам многотысячные толпы с красными флагами. Царский трон шатался.

Вот в эти-то дни и был организован в Петербурге Совет рабочих депутатов.

13 октября его основали сами рабочие фабрик и заводов.

Победоносно развивалась революция, успешно проходили забастовки, но всё же власть оставалась в руках царского правительства, всё же оно расстреливало и вешало кого хотело.

А Питерский Совет с первых же дней начал разговаривать самым решительным образом. Такую силу не всегда имело даже царское правительство.

4

— Слышали, царь выпустил манифест? В этом манифесте говорится о том, что теперь будет дана свобода.

— Конечно, слышал. Только вряд ли что из этого выйдет.

Такие разговоры слышались в этот день на всех перекрёстках. Это был день 17 октября 1905 года.

Царь действительно выпустил манифест.

Он обещал в нём и свободу, и Государственную думу, и другие блага.

Конечно, всем царским обещаниям рабочие не верили. Вот что писали «Известия Петербургского Совета» по поводу манифеста:

Дана свобода собраний, но собрания оцепляются войсками. Дана свобода слова, но цензура осталась неприкосновенной. Всё дано — и ничего не дано.

Жалкие лживые обещания даны с наглым расчётом обмануть народ.

Ни злодейский приказ «не жалеть патронов», ни предательский манифест 17 октября не могут изменить тактики пролетариата. Чего не сделает стачка, то будет добыто вооружённым восстанием. Пролетариат Петербурга бодро и уверенно встречает грядущий день. Может ли это сказать о себе г. Витте или его жалкий хозяин?

Под жалким хозяином подразумевался царь.

5

«Россия не повинуется законному правительству, а повинуется правительству самозванному». Так писало о Совете рабочих депутатов «Новое время» — газета, стоявшая на стороне царя. В те дни Совет уже всеми считался правительством.

И царское правительство бессильно было сделать что-нибудь против этого «самозванного» рабочего правительства.

Однажды с почты принесли письмо в синем конверте. На нём стояло только три слова:

ПЕТЕРБУРГ. РАБОЧЕМУ ПРАВИТЕЛЬСТВУ.

Письмо было доставлено Совету. Таким образом все уже признавали его силу и считали его настоящим правительством.

6

Появилась газета — замечательная газета.

В день её выхода толпы народа дежурили, ожидая свежего номера, вырывали друг у друга из рук. Такой смелой газеты до сих пор ещё не было. На улицах разъезжали казаки и жандармы, людей сажали в тюрьму за каждое лишнее слово, а в газете чёрным по белому было напечатано:

ДОЛОЙ ЦАРЯ!

В то время все дрожали перед генералом Треповым. Это он издал знаменитый приказ солдатам:

«Патронов не жалеть!»

А через несколько дней приказа газета ласково похвалила генерала:

КРОВАВЫЙ ПОДЛЕЦ!

Газета не боялась никого. Её боялись все, кто боялся революции.

Для них это была страшная газета. Её запрещали, а она выходила открыто и свободно.

А «первый человек после царя», граф Витте, написал в редакцию почтительное письмо:

«Высылая вам подписную плату, покорнейше прошу вас высылать мне в течение года вашу уважаемую газету».

«Вы», «нас», «вам»… Граф был определённо испуган.

7

А печаталась газета так.

Однажды в типографию «Сын отечества» явились какие-то люди и объявили всем находившимся в конторе:

— Вы арестованы. Отсюда никто не выйдет.

У пришедших не было оружия, их было очень мало, но арестованные, узнав, что в типографии должна печататься запрещённая газета, сами обрадовались своему аресту.

— Может быть, вам помочь, — предложили они и очень обиделись, когда от их помощи отказались.

Как назло, в типографию непрерывно входили всё новые и новые люди.

Сначала арестованные сердились, но, узнав в чём дело, начинали улыбаться.

А в это время в наборной уже работали наборщики. К вечеру газета вышла.

Когда в типографию явилась полиция, было уже поздно.

На следующий день то же самое произошло в другой типографии.

Управляющий сказал:

— Печатать вам не удастся. У нас нет электричества.

В Петербурге шла забастовка, и электричества не было.

Управляющий уже несколько дней напрасно добивался света хотя бы только для своей квартиры, но ему отказывали.

Поэтому он злорадно смотрел на пришедших, думая, что теперь им придётся уйти, несолоно хлебавши. Но те спокойно поговорили между собой и потом послали на станцию человека с запиской.

«Как же, дожидайтесь», — подумал управляющий.

Прошло полчаса. И вдруг хлынул яркий ослепительный свет: станция, узнав, что свет нужен для газеты, моментально подала ток.

Газета каждый раз печаталась в новой типографии. Полиции следила, посылала своих агентов, но никогда не могла узнать, в какой типографии будет печататься очередной номер.

Газета продолжала выходить. Она называлась «Известия Совета рабочих депутатов».

У самого Зимнего дворца люди читают газету, а в ней открыто говорится его императорскому величеству: «Пошёл вон!» У самого Зимнего дворца.

Вы подумайте: у самого Зимнего дворца!

8

Всеобщая железнодорожная забастовка.

Омертвело свыше сорока тысяч рельсовых путей. Изредка лишь показывался дымок паровоза, мчавшегося по линии с одним-двумя вагонами Это делегаты железнодорожной армии поддерживали связь между собой, объезжая свою дорогу.

В эти дни совет министров оказался отрезанным от царя. Министры не могли попасть в Царское Село с докладами. Они не могли проехать и одной версты, а к услугам Совета и его делегатов были все железнодорожные пути России.

Царские министры не могли послать ни одной телеграммы, но Совет был связан телеграфом со всеми уголками страны.

В Совет каждый день приходили сотни людей, просивших разрешения отправить какую-нибудь частную телеграмму.

Одна сенаторша обила все пороги у министров, желая послать телеграмму.

Была она у самого Витте, но даже он ничего не мог для неё сделать. Тогда она обратилась в Совет:

— Умоляю вас переслать моему сыну телеграмму о смерти его отца.

Совет немедленно отправил телеграмму.

Всюду, где царское правительство было бессильно сделать что-либо, Совету достаточно было сказать одно слово, чтобы всё исполнилось в одно мгновение.

9

Утро.

В помещении Совета толпы просителей.

Тут рабочие, прислуга, приказчики, крестьяне, матросы, солдаты.

Вот слепой инвалид, участвовавший ещё в русско-турецкой войне. Он весь в медалях и орденах.

— Нужда одолела, — жалуется он делегату Совета, — нельзя ли как-нибудь помочь? Вы уж нажмите, пожалуйста, на самого (то есть на царя).

В Совет очень часто приходили заявления из самых отдалённных мест.

Из Полтавской губернии один старик прислал письмо, в котором жаловался на несправедливость князей Репниных.

Я служил у них конторщиком двадцать восемь лет. А теперь они уволили меня без объяснения причин. Прошу вас оказать давление на князей Репниных.

Может быть, примут обратно.

Аршков

Сотни людей приходили в Совет, и почти всегда их просьбы удовлетворялись.

Совет тесно связан с работой масс. От этого его власть всё растёт и усиливается.

Царское правительство скрежетало зубами, но было бессильно сделать что-либо против Совета. Оно боялось, что в случае ареста рабочие сразу поднимутся, как один человек, и сметут и царя, и его министров.

— Мы действовали совершенно открыто, — рассказывает член Питерского Совета Д. Сверчков. — Против нас была громадная организация — монархическая Россия с её полицией и охранкой, жандармами и войсками, колоссальными средствами и силами. Против нас были все капиталисты, торговцы и банкиры, но мы действовали открыто.

Революция ещё не кончилась, она продолжается. Её страшатся царские министры.

10

Сонет постановляет объявить в двенадцать часов дня 2 ноября всеобщую забастовку.

Забастовку было решено объявить в ходе протеста против смертного приговора над восставшими кронштадтскими матросами. Кроме того, Совет требовал от правительства, чтобы было снято военное положение в Польше.

Ноябрьская забастовка началась точно в указанный срок.

Перепуганный граф Витте разослал по заводам следующую телеграмму:

Братцы-рабочие, станьте на работу, бросьте смуту, пожалейте ваших жён и детей, не слушайте дурных советов. Государь приказал нам обратить особое внимание на рабочий вопрос. Дайте время. Всё возможное будет для вас сделано. Послушайте совета человека, к вам расположенного и желающего вам добра.

Граф ВИТТЕ

А вечером того же дня Совет ответил, что «пролетарии ни в каком родстве с графом Витте не состоят».

В воззвании Совет напомнил о царской милости питерскому пролетариату — о кровавом воскресенье 9 января. Совет не нуждался в расположении царских приказчиков, он требовал народного правительства.

И всё-таки царское правительство оказалось сильнее. Рабочие ослабели от бесконечных забастовок. Армия осталась покорна царю.

И 3 декабря войска окружили здание Вольно-экономического общества, где заседал Совет. Совет знал о предстоящем аресте, но решил не сопротивляться.

У пролетариата ещё но было достаточных сил, чтобы организовать вооружённое сопротивление.

Вот как произошёл арест.

Делегаты услышали лязг оружия и звон шпор.

Отворилась дверь, и в комнату вошёл полицеймейстер. С ним несколько охранников.

— «Согласно распоряжению министров…» — начал читать полицеймейстер.

— Прошу не перебивать оратора, — резко оборвал его председатель собрания, — сначала попросите слово.

Полицеймейстер растерялся и умолк.

Когда оратор кончил, председательствующий обратился к собранию:

— Представитель полиции желает сделать сообщение. Разрешите?

Собрание разрешило. Полицеймейстер прочитал вслух приказ.

— Объявляю вас всех арестованными, — закончил он.

Председатель, невозмутимо выслушав приказ, предложил принять его к сведению и перейти к очередным делам.

Полицеймейстер теряется вновь.

— Позвольте… начинает он.

— Прошу вас не мешать. Удалитесь отсюда, — резко говорит председатель.

Полицеймейстер, потоптавшись на месте, уходит под громкий хохот присутствующих.

Делегаты быстро уничтожают все документы.

Заседание продолжается.

В комнату входит шеренга городовых. Они окружают всех членов Исполнительного комитета. Председатель объявляет заседание Исполнительного комитета закрытым.

Так был арестован Питерский Совет рабочих депутатов. Он просуществовал пятьдесят два дня. За это время он неустанно боролся с царизмом и смело вёл за собою рабочих всей страны.

Он показал своей работой, какой силой обладает рабочий класс.

А через двенадцать лет, в 1917 году, Советы возродились снова для того, чтобы окончательно взять власть в свои руки.