Ужинали в Институте с семи до восьми часов вечера. Жёстко время не фиксировалось, в течение часа можно было подойти и выбрать еду, свободно стоявшую на подносах у раздаточного стола.

Вечером столовая, в дневные часы имевшая довольно казённый вид, преображалась. На столиках горели огоньки. Можно было наколдовать себе ширму и отгородиться от остальных. А можно было присесть где-нибудь незаметно в уголке и совмещать вкушение деликатесов с ценными наблюдениями за кем-то из студентов.

Словом, вечер – время расслабиться.

Жаль, вина, даже столового, к ужину не подавали. А так атмосфера была как в хорошем ресторане.

– Ты куда? – метнула в меня настороженным взглядом Эвелин.

– Пойду, немного пройдусь перед сном. Подышу свежим воздухом. Голова что-то тяжёлая.

Эвелин смерила меня сочувственным взглядом. Потом метнула его в нашего кузена, который уже очаровывал очередную несчастную, избранную пасть жертвой его неотразимых чар. Судя по тому, как они облизывались, мой воспитательный порыв утром прошёл впустую. Ну и чёрт с ним.

Однако Эвелин предположила, что я грущу, застряв в длинной очереди, и сочувствовала от всей души.

– Пойти с тобой?

– Не стоит, – я тут же попыталась смягчить отказ. – Вокруг всё время столько народу. Мне хочется немного побыть в одиночестве.

Рыжая понимающе кивнула:

– Только не попади ни в какую историю.

– Не волнуйся. Я скоро вернусь.

За порогом сгущались сумерки, но небо было пока ещё светлым. Его лишь слегка затянуло тенью.

Я нервничала. Не знаю почему. Может быть, боялась заплутать в незнакомом месте, нарваться на незнакомых людей или магию? Или куда больше меня пугала возможность встречи с людьми уже знакомыми?

Стоило шагнуть за ворота, лес обступал со всех сторон. Ухоженный, больше похожий на парк, но всё же наполненный непонятными шорохами и хрустами.

Дойдя до условленного места, я опасливо огляделась по сторонам. Вот два дерева из одного корня, разросшийся куст боярышника, поваленный ствол сосны. Чуть дальше тропинка забирала влево.

– Бу!

От неожиданности я чуть не подпрыгнула.

Прислонившись плечом к стволу дерева и крутя в пальцах длинное Стило, Блэйд взирал на меня насмешливым взглядом.

– Чтоб тебя! – выругалась я, не сдержавшись. – Ты меня напугал!

– Ты уже была изрядно напугана, – с улыбкой проговорил он.

Я словно видела перед собой незнакомца. Теперь, когда черты лица не искажала гримаса ненависти или ледяного пренебрежения, Блэйд казался ещё симпатичнее.

– Я не опоздала?

– Точна как часы.

Не зная, что сказать или сделать, я в ожидании глянула на моего предполагаемого учителя.

– Ну, что? Начнём?

– Начнём, – согласилась я. – Только с чего?

Блэйд встал в боевую позицию:

– Нападай.

Я растерялась.

– Как?

– Как посчитаешь нужным, – едва уловимо пожал плечами он.

Видя, что я продолжаю неуверенно топтаться на месте, вздохнул, качая головой:

– Представь, что мы встретились не здесь, а на настоящем поединке. Не стой и не думай. Действуй. Как сможешь.

Зажав Стило в руке, словно нож, я ринулась вперёд, воинственно, но беспорядочно размахивая им.

Блэйд не напрягаясь, даже не стал парировать – просто ушёл от моей, с позволения сказать, атаки. Мазнув вдогонку удивлённым взглядом.

Кое-как удержавшись на ногах, я повторила попытку пырнуть его моим оружием.

Он снова увернулся.

Не знаю, сколько конкретно по времени продолжался этот фарс.

Я не сдавалась, нет. С упорством, достойным любого воинствующего барана, если таковой в природе существует, я размахивала Стило, передвигаясь вперёд то вприпрыжку, то плавненько, падала на четвереньки, снова поднималась, пытаясь раз за разом достать противника.

– Довольно, – наконец прервал этот фарс Блэйд.

Я остановилась, переводя сбившееся дыхание.

– Эта катастрофа, – озвучил он печальную очевидность. – С такими навыками ты сможешь достать меня разве что мёртвым.

– Давай рассмотрим другие варианты, – настаивала я, держась рукой за разболевшийся бок.

– Например, можно попробовать использовать магию? – подтрунивал он.

Мы обменялись взглядами. Втянув воздух через зубы, я кивнула и, вскинув Стило над головой, посла в него сногсшибающее заклинание. Белый, похожий на лазерный, луч, разрезал уже успевший сгуститься вокруг мрак.

Лёгкий взмах рукой и мой белый луч словно поглотило чёрное облако, сорвавшееся с руки Блэйда. Я замерла, наблюдая это странное явление.

– И это – всё?! Один единственный удар, который отразит и пятилетний ребёнок?! – рыкнул он на меня.

Стало обидно. Когда на тебя повышают голос никому не нравится.

Вскинув Стило, я послала в сторону Блэйда целую серию ударов. Их, увы, постигла печальная участь первого луча. Они все растаяли, не достигнув цели.

Не то чтобы я была слишком огорчена отсутствием результата, я ничего другого, откровенно говоря, и не ожидала, но обескураженное лицо Блэйда не могло меня порадовать.

Опустив оружие, мы смотрели друг на друга.

– Если бы мы встретились на настоящей дуэли я бы размазал тебя по стенке раньше, чем мы бы начали.

– Скорее всего так бы и было, – кивнула я.

– Это… – запустив пятерню левой руки в волосы, он взъерошил их.

Пальцы скользили в прядях волос, словно зубья гребня:

– Это, признаться, хуже всего того, что я ожидал. А я, чёрт возьми, не из оптимистов.

Отойдя на несколько шагов, Блэйд сел прямо на землю, усыпанную сухими хвойными иглами, уронив руки на остры коленки, в задумчивости вращая зажатым в чутких пальцах острым Стило.

Я осторожно присела рядом на колени.

– В мире, откуда я родом, из магии существуют только суеверия и экстрасенсы, снимающие порчу деревенских бабок, возомнивших себя колдуньями. Ну, ещё иногда показывают фильмы о волшебниках с волшебными палочками, – зачем-то оправдывалась я. – Не думаю, что всерьёз смогу использовать магию так, как умеете вы.

Повернув голову, Блэйд посмотрел на меня так, словно видел впервые.

Под этим взглядом мне стало совсем неуютно.

– Тебе придётся.

– Невозможно.

– Значит сделаем то, что невозможно!

В следующие полчаса я узнала, почем фунт лиха, какое оно, небо с овчинку и поверила, что на самом деле дядька Карачун – это предыдущее воплощение Блэйда. А ещё если с карьерой некроманта у него чего-то там не заладится, Рету нужно идти в учителя.

Ну, правда! У него же призвание! Блистательный, как начищенный клинок. И такой же беспощадный.

С превеликим усилием мне давались азы того самого боя, который показывал мне Блэйд.

– Да не размахивай ты Стило, словно домохозяйка ножом. Делай короткое, резкое движение, будто сметаешь что-нибудь. Пробуй ещё раз.

Я пробовала. Очень старательно. Но судя по недовольному выражению его лица, получалось не очень.

– Делай замах резче, Алина. Эмма была довольно резкой особой, такими плавными скольжениями ты запросто себя выдашь. Ещё!

Холодные темные глаза с вызовом уперлись мне в лицо. Не осталось ничего иного, кроме как принять этот вызов. В благодарность за то, как мило прозвучало моё настоящее имя из его уст, я удвоила старания.

А Блэйд решил сменить тактику. Если первую четверть часа я нападала, теперь эту функцию он взял на себя сам, правда, посылая лишь те заклятия, которые мы сейчас отрабатывали.

Я постаралась максимально сосредоточиться, чтобы грохнуться хотя бы со второго-третьего, но никак не с первого заклятия.

Первый удар отбить удавалось. Второе тоже полетело рикошетом в ближайшие кусты ежевики. Туда же следовало и третье. Я осмелела и уже почти поверила в себя, как большое чёрное мерцающее облако, словно мяч, пущенный с немалой силой, ударил, сбивая с ног.

– Чёрт! – выругалась я, барахтаясь в длинных юбках, мешающих подняться.

Блэйд усмехнулся и протянул мне руку, помогая подняться.

– Теперь попробуй не просто отбивать атаки. Постарайся меня обезоружить. Концентрируйся и посылай энергетический импульс в нужный тебе поток. Готова? Начали.

Я раз десять начинала атаку, сыпля в сторону Блэйда заклятиями. Но результатом было лишь то, что я либо промахивалась, либо противник отбивал их почти без всякого старания. По крайней мере именно так это выглядело со стороны.

– Ничего. Не расстраивайся, – подбодрил меня Блэйд, заметив, что я готова совсем пасть духом. – Никому ещё не удавалось взять всех вершин сходу и сразу. Ты работоспособная, ответственная, старательная. Результат обязательно будет. Рано или поздно. Беда только в том, что поздно нам с тобой никак не подходит. Ладно, на сегодня достаточно. К завтрашнему занятию подготовлю ещё серию заклинаний. Как только отработаем их до сносного состояния, постараемся сделать связку и будем закреплять до автоматизма.

– Думаешь, хотя бы неделя в запасе у нас будет?

– Будет, – уверенно кивнул Блэйд. – Хант сейчас занят с другой игрушкой и не торопится вспомнить об Эмме.

– Прекрасно, – вздохнула я.

Подул ветерок, заставляя поежиться от свежести, охватившей разгорячённое движениями тело.

Со всех сторон то тут, то там, тянулись белёсые испарения. Земля остывала, отдавая прохладу. Белая кисея тумана то здесь, то там висела, напоминая зловещих призраков. Я боязливо пододвинулась к Блэйду поближе.

Мы неторопливо топали по тропинке. Песок и хвоя поскрипывали, шуршали при каждом нашем шаге.

– У тебя есть хоть какой-нибудь план?

– Ты про предстоящий Шабаш?

– Я про то, как нам одолеть Ханта. Как думаешь, если у нас получится вытащить на всеобщее обозрение дела Клуба, этого будет достаточно?

– Откровенно говоря, сомневаюсь. Самый надёжный способ остановить Ханта – убить его.

– Как у тебя всё радикально! Во-первых, как ты собираешься это сделать? А, во-вторых, если и получится, что будет дальше?

– Дальше меня, скорее всего, засадят в какой-нибудь замок лет на двадцать. А если судья будут особенно милостивы, можно заполучить и смертную казнь. Впрочем, если мы добудем исчерпывающие доказательства в подтверждения того, каким гадёнышем является эта сволочь, может быть дело ограничится пожизненным. Вот только можно ли считать такой поворот дел к лучшему?

– Ты всё это всерьёз? Тебя либо посадят пожизненно или казнят, если ты убьёшь одного Ханта, на чьей совести столько смертей?

– Хант королевских кровей, пусть он и ублюдок в прямом смысле этого слова. А я родом из нищенских трущоб. Как и те, кого он убивал ради развлечения. Цена жизни разная.

Повисла недолгая пауза. Потом Блэйд спросил:

– В твоём мире всё иначе?

– Наверное, наши миры находятся в том поясе, где власть имущие стоят не «под», а «над» справедливостью. До черта тому примеров. Глядя на беззаконие, иногда начинаешь сомневаться в том, что справедливость вообще существует.

– Это – да, – вздохнул Блэйд.

– А потом я ещё немного подумала, и пришла к утешающему выводу, что те, кого наказывают люди, на самом деле счастливчики. Высшие Силы берут дороже. Не деньгами и не свободой.

– А чем же?

– Зависит от человека. Для тех, кому дороги его дети наказание может прийти через них. Законченный эгоист спивается, карьерист – перестаёт получать удовольствие от достигнутых высот, а у разнузданных прелюбодеев тело начинает гнить изнутри также, как сгнила их душа. Праведник не теряет способности радоваться жизни даже если из радостей у него всего-то и есть маленький домик с удобствами во дворе, да три ярких цветочка в палисаднике. А заядлый грешник кажется себе бедняком посреди дворца.

– Прописные истины. В любом грехе заключается и наказание за него.

– Это как. Слушай. Вот возьмём, к примеру, человека, который во главу всего ставит престиж и статус. Он и людей ценит не за качества, которые у них есть, а за ту цену, что им ставят другие.

– Не понимаю.

– Глядя на женщину, он оценивает её не по категории «нравится-не-нравится», а потому, насколько её внешность соответствует нормативам, принятых в обществе. Так называемый, стандарт.

– И какой же стандарт принят в вашем обществе?

– Женщина должна быть высокой, узкобёдрой, узкоплечей. При этом у неё должна быть грудь не меньше третьего размера.

– Это как?

– Вот так, – показала я, слегка покраснев от его очередной усмешки.

– Ясно. Что ещё в золотом стандарте?

– Светлые волосы и обязательно пухлые губы.

– Очень пухлые?

– Очень. Ещё у нас существуют услуги, позволяющие как-то вписаться в стандарт тем, у кого от рождения внешние данные отличаются от заданных пропорций. Называется эта услуга «пластическая хирургия».

Я рассказывала об имплантатах и прочих чудесах современной косметологии, чем немало повеселила собеседника.

– В основе отношений конкурентно способных личностей лежат товаро-денежные отношения, – разглагольствовала я. – Естественно, владелец товара считает себя вправе избавиться от приобретённой красотки в любой момент, как только одна из частей её тела перестаёт подходить под описанный стандарт. Стоит женщине родить или просто возраст перевалит за тридцать, она становится не конкурентно-способной на рынке резиновых игрушек, созданных для утех современных принцев.

– И у вас все женщины участвуют в таких вот купле-продажах? – подивился Блэйд.

– Не все. Но многие. В моём мире всё давно синтетическое – еда, чувства, жизнь. А чтобы не слышать пустоты, летящей нам в лицо, мы заполняем её громко звучащей в наушниках музыкой, пустыми историями о любви принцессы к дракону, непременно самому-самому богатому, самому-самому красивому. В таких историях влюбляются только во Властелина Ада, Повелителя Тьмы, Главу Вампирского Кавена – всё с Большой Буквы.

Главной героине нельзя любить простого воина, я уже помолчу о рядовом адвокате. Ну а простой работяга и вовсе не вариант.

А пока мы глотаем плохо выдуманные истории настоящая жизнь проходит мимо. Настоящая жизнь, в которой никто и никому просто так не делает подарков. Чудес не бывает даже в чудесном мире. Мало того, что принцы женятся только на принцессах, так они ещё бывают страшнее и глупее сантехника Васи.

Я закончила свой монолог, споткнувшись о внимательный взгляд Блэйда.

– Кто такой сантехник? – спросил он.

– Профессия такая, вроде трубопроводчика. Сантехник смотрит, чтобы вода не текла из крана, или сам кран не сорвало. А Вася просто это имя. Когда-то было очень распространённым.

– Твой мир похож на наш?

– В общем и целом да. Правда, у нас мода, похожая на то, что вы носите сейчас, была в прошлые века.

– Расскажи о вашем мире? – попросил Блэйд.

Я охотно выполнила его просьбу. Рассказывала о городах-многомиллиониках и средствах коммуникации. О машинах, телефонах, компьютерах, телевизорах и прочих чудесах техники.

Блэйд внимательно слушал.

Мы уже успели выйти из леса, захлопнуть за собой двери Института и, найдя укромное местечко в длинных коридорных переходах, притулиться на широких подоконниках.

Мне нравилась его манера слушать. Хотя большую часть времени мой собеседник молчал, лишь изредка оживляя мой монолог своими вопросами, у меня отчего-то создалось впечатление содержательной и живой беседы.

Почему так бывает – с одними людьми нам легко и интересно даже молчать, а с другими обсуждения на самые распространённые темы, знакомые всем с детства, даются с трудом? Одному мужчине достаточно посмотреть на тебя долгим взглядом, и пульс частит, и сердце замирает, и кажется, что паришь высоко-высоко над землёй? А другому не добиться подобного результата даже самыми искусными ласками?

Что делит людей на наших и не наших? Может быть то самое, что делает созвучными одни звуки, собирающиеся в аккорды, и диссонирующими – другие?

Любовь – как вдохновение. Приходит нежданно-негаданно, заполняет душу до краёв красками, иногда светлым, иногда тёмными, но мир в этот момент становится ярким и цветным, контрастным и интересным. Искусственно это состояние вызвать невозможно. Либо есть. Либо нет.

Рядом с Блэйдом я летала. Он просто смотрел, а в душе цветы цвели. А ещё, как ни странно, лёгким человеком его можно было назвать ну очень с большой натяжкой, а мне рядом с ним было легко.

Вечер в его обществе прошёл так быстро и интересно, что я не замечала бегущего времени, пока часы где-то внизу, (наверное, в столовой) не пробили два часа.

– О, господи! – всполошилась я. – Неужели же уже так поздно? Мне давно пора идти!

– В самом деле, – согласился Блэйд. – Пора спать.

– Увидимся завтра, – кивнула я.

– Увидимся. Спокойно ночи, Алина.

На прощание он легко сжал мои пальцы. И это мимолётное касание, сухое и твердое, было отчего-то даже эротичнее, чем поцелуи.

Я чувствовала себя взбудораженной.

Эвелин не ложилась, дожидаясь меня. А когда я появилась, набросилась с упреками:

– Не переборщила ты там со свежим воздухом случаем? – ворчала она.

Я в ответ только пожала плечами и стала готовиться ко сну.

Эвелин, обижено надула губы и тоже укрылась одеялом.

Я лежала и улыбалась в темноту, переполненная тёплой негой.

В душе всё трепетало светлой радостью. Голова кружилась. Казалось, кровать подо мной качается, словно большой корабль и уносит куда-то к новым берегам, покрытым первым весенним цветом.

Я так и уснула с ощущением счастья.

***

Я стояла перед большим, в полный рост, зеркалом. И понимала, что нахожусь в теле Эммы Дарк. Из-за зеркальной глади в качестве двойника на меня глядело моё настоящее отражение – образ Алины Орловой.

Маленькое худенькое тело, вместо груди – холмики, намекающие на наличие в моём организме этого важного женского органа обольщения. Волосы мышиного оттенка собраны в хвост. Никаких тебе юбок-кринолинов. Взгляд то ли дразнили, то ли раздражали привычные джинсы в комплекте с топиком и кедами.

Не могу сказать, что отражение порадовало. Глядя на себя со стороны, я отчего-то отчётливо увидела то, что наотрез отказывалась замечать в себе раньше – отсутствие яркой женственности, желания нравиться мужчинам, той обольстительности, в которой нельзя было отказать моей конкурентке. И дело тут было не просто во внешних данных. Дело было в самой подаче себя, в мироощущении. Алина Орлова никогда не любила в себе женщину. И это было заметно.

А Эмма Дарк, пожалуй, что переоценивала силу своих женских чар.

Истина была где-то посередине таких подходов.

Словно со стороны глядя на нас обеих, я отчётливо понимала, что в Эмме Дарк сексуальности было слишком много, а во мне наблюдался её явный недостаток.

Я вздрогнула, когда мой зеркальный двойник поднял глаза, и наши взгляды встретились.

– Не позволяй себе слишком увлечься. Слишком больно будет потом. Когда придётся вернуться.

– Вернуться? Но я не хочу возвращаться, – затрясла я головой. – Я не вернусь.

Лицо двойника исказилось, глаза заволокло тьмой.

– Ты должна вернуться! – прокричало это непонятное, пугающее нечто.

И от того, что у владельца голоса было такое знакомое лицо пугало лишь сильнее, почти до дрожи.

Двойник с силой ударил кулаком по разделяющей нас хрупкой преграде и зеркало изнутри пошло разбегающимися трещинами.

Потом оно словно взорвалось изнутри и на меня хлынул поток грязной воды, полной ила, песка и водорослей.

Вместе с ними утопленница из прошлого кошмара упала к моим ногам.

Хватая меня за ноги ледяными, распухшими и посиневшими от воды, пальцами, она в который раз захрипела:

«Торобоан тюажарто алакрез! Тюа жарто алакрез. Лакрез улис йузло пси я мерв тёд ипр адгок».

Я закричала и проснулась с отчаянно бьющимся от ужаса сердцем.