Она сидела на качелях. Спутанные волосы закрывали лицо, падая в хаотичном беспорядке на белую рубашку. Такие обычно любят показывать Голливуд, когда снимают пациентов психиатрической больницы.

Тонкий и навязчивый звон заржавевших цепей действовал на нервы.

Повернув голову, словно незрячая, она протянула руку в мою сторону:

– Помоги… помоги… – хрипела голосом зомби из ужастика. – Не верь ему…

Ужасный, дребезжащий, сиплый звук. Рука, протянутая ко мне, дрожала. А вокруг клубился туман.

В ужасе я попятилась и – проснулась.

Солнце только взошло, свет ещё был сумеречный, будто не до конца уверенный, что одержал победу над тьмой. Но день, которого я страшилась, уже наступил. Мне хотелось каким-нибудь особенным образом его миновать, перелететь, проспать. Я осознавала необходимость быть сильной. Но в голову неотвязно долбила боль, будто дятел, твердо решивший сделать себе дупло. В животе порхали – нет, не бабочки, – серые, призрачные, как осенний туман, моли.

«Чего ты боишься?», – попыталась я, то ли пристыдить саму себя, то ли проанализировать ситуацию.

Чего я боялась? Смерти. Неизвестности. Унижения. Всего!

Раз уж проснулась, решила пойти в душ, воспользовавшись тем, что все ещё спят и он в полном моём распоряжении. Горячая вода немного взбодрила.

«Не можешь контролировать ситуацию – отпусти её. И будь, что будет», – сказала я самой себе. Только как собственному мудрому совету теперь бы ещё и последовать?

Обменявшись с сёстрами (да, я стала настолько безумна, что сестёр Эммы воспринимала, как собственных) утренними приветствиями, стала собираться на занятия. И с удивлением заметила в сумке новый предмет.

Его в ней быть никак не должно – маскарадная полумаска. Пустые прорези для глаз угнетали мою нервную психику. Стоило прикоснуться к маске, как в ладонь скользнуло письмо, хотя я могла бы поклясться – минуту назад никаких записок не было.

Поколебавшись, я раскрыла сложенный надвое листок, исписанный мелким косым почерком:

«Дорогая Эмма

Сегодня у нас отличный повод увидеться – Шабаш.

Жду – не дождусь его начала.

Игра подходит к концу.

Верю в твою победу и знаю ты моей веры не обманешь. Будет отличный повод отметить её любимым способом. Я уже заказал твоё любимое сладкое игристое вино. Постель застелена чёрным атласам.

Надеюсь, твоя память уже в порядке? Если нет – обещаю её освежить.

Я соскучился больше, чем когда-либо.

P.S.

Маска, как ты, наверняка уже догадалась, активатор личной телепортации.

Жду тебя с нетерпением.

Я едва подавила желание порвать это послание.

Последние недели Вейл Хант существовал в моём воображении в виде бесплотной, эфемерной идеи. Полученное письмо отрезвляло, доказывая, что наш с Блэйдом противник материален. Неужели мне действительно придётся пойти на это – отдаться чужому, неприятному, вызывающему у меня лишь ужас, человеку?

Нет. Не смогу.

В следующий момент представив, как меня убивают в особо извращённой форме (а разыгравшееся воображение преподносило всё в так, что оставалось только содрогаться) я уже не была так уверена в том, что не смогу. Ради того, чтобы жить, смогу. Наверное.

Ладно. Какой смысл изводить себя. Поживём – увидим.

Винтер снова перехватил меня по дороге в столовую. Это уже стало у него дурной привычкой.

– Эй! – тихо окликнул он, хватая меня за руку.

– Что? – дёрнулась я.

Винтер нервно дёрнул галстук на шее, словно тот внезапно обернулся удавкой и начал его душить:

– Я не спал почти всю ночь. Думал о вчерашнем. Эмма… Алина… о, чёрт! – взъерошил он пятернёй волнистые светлые волосы. – Даже не знаю, как тебя называть и как к тебе относиться.

– Добро пожаловать в реальность, в которой я существую последние месяцы.

– Кто бы ты не была, верить Блэйду глупо.

– Винтер, прошу тебя! – взмолилась я. – Не начинай. Ваша взаимная антипатия…

– Моя антипатия полностью оправдана.

– Чего ты хочешь? Посеять в моей душе сомнения? По-твоему, мне мало неприятностей?

– Да что с тобой такое? Ты словно ослепла!

Как он не понимает, что сейчас не время сводить счёты!

– Ты действительно ему доверяешь?

– Доверяю, – ответила я без обиняков.

– Любопытно, почему? Что он такого сделал? Показал тебе парочку заклинаний?

– Ты не сделал и этого.

– Эмма, послушай. Он же манипулирует тобой! Он никогда не был нам другом. Он ненавидит всех нас уже за одно то, что мы существуем.

– Не утруждая себя выработкой очередной дозы яда, кузен. Я всё равно тебя не слушаю.

– А зря.

– Жизнь покажет.

С тем и разошлись в разные стороны.

Ожидание неприятных событий тягостно. Вроде как даже устала бояться. То, что я чувствовала, не во всём напоминало страх. Это как когда сдаёшь экзамены и не выучишь пару-тройку вопросов – то вот тогда боишься, вдруг именно они и попадутся. А когда из всего экзаменационного материала пару-тройку вопросов всего и знаешь, можно ли назвать испытываемые чувства страхом? Это скорее безнадёжное тихое отчаяние.

Рет Блэйд не смотрел в мою сторону. А я вот на него поглядывала всё чаще. Может быть Винтер прав? Может быть, я зря доверяю жизнь человеку с репутацией самой тёмной лошадки в Университете?

– Привет, Дарк. Ты готова к сегодняшнему мероприятию? – Сэлли, как всегда, подоспела некстати.

– Привет, – кивнула я.

– Маску уже получила?

Я кивнула.

– Наряд приготовила?

– Какой ещё наряд? – в недоумении нахмурилась я.

– Для шабаша, – недоумённо глянула на меня подруга Эммы.

– А нужно что-то особенное?

– Ну не в университетской же форме ты собралась туда отправиться, – за хихиканьем подтекстом читалась мысль, что мне не память – мозги отшибло.

Плевать. Может быть, Эммы и была умницей, но человек она точно гнилой. Я лучше. Только вот радоваться этому факту боюсь мне недолго осталось.

– Так что ты собираешься надеть?

– Чёрное платье. Заказала его ещё на каникулах, – с гордостью оповестила Сэлли.

– Покажи, – велела я со всей отпущенной мне природой властностью.

Блондинка сдулась. Но перечить, слава богу, не решилась. Вот она – репутация! В некоторых случаях потрясающе полезная штука!

Платье оказалось из серии «готичненько». Длинное, чёрное, в пол (мода такая, тут всё в пол), с жестким воротником и турнюром (подушка такая на попе, с которой материал спадает пышно подобранными складками). Не хватало трости и монокля. Не знаю, отчего мне так хотелось добавить сюда эти аксессуары, но они прямо так и просились.

– Нравится? – с надеждой протянула блондинка.

– Годится, – отрезала я, в уме прокручивая гардероб Эммы и пытаясь в нём вспомнить хоть что-то подобное.

Черных вещей было много. Да что там? Судя по гардеробу, это был любимый Эммин цвет. Но вот как я буду драться в этом викторианском безобразии? Я же запутаюсь в бесконечных юбках. Правда, подушка на заднице обещала мягкую посадку, но на этом хорошие новости исчерпывались.

Эвелин, поднявшись в комнату нашла меня застывшей статуей над разорённым гардеробом. Вникнув в суть проблемы, взялась помочь. В результате мы наколдовали наряд с брюками, над которыми колыхалась юбка с разрезами от талии до пола, а сама длинна юбки укоротилась до щиколотки.

Эльза помогла мне забрать волосы в высокий пучок. При помощи темных красок подчеркнула глаза и раскрасила губы. В итоге глядя на себя в отражении я и впрямь видела Пиковую Даму. Именно такой эта мрачная особа представлялась мне в далёком детстве.

«Пикая Дама, приди!».

– Будь осторожна, – обняла на прощание Эвелин.

– Если до утра не вернусь, дай знать отцу, – с тяжёлым сердцем обняла я её в ответ.

Эвелин ободряюще похлопала в ответ по плечу:

– Не бойся. Возможно, на Шабаше тебя и ждут всякие ужасы, но уж точно не смерть. Наш отец герцог, Алина! Ты не какая-нибудь безродная сирота, чтобы эти твари посмели утопить тебя в близлежащем болоте.

Я со вздохом представила себе чувства Иланты. Она как раз была такой сиротой. Которую утопили. Правда в озере, а не в болоте. Но сути дела это не менялою.

Всё же слова Эвелин вселили в меня надежду. В самом деле, зачем Вейлу Ханту большие неприятности? Ладно, бог не выдаст, свинья не съест. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

– Удачи, – кивнула Эльза перед тем, как я приблизила маску к лицу.

Ощущение, будто тебя накрыли тряпкой и закрутили на карусели. Быстро-быстро, до тошноты.

Туман рассеялся, и я очутилась…нет, вовсе не в сумрачном лесу!

Вот что представляется при слове: «шабаш»? Если и не Кудыкина Гора, то дремучая чащоба – точно. Костры горят высокие, котлы кипят кипучие – и так далее, и тому подобное, всё в том же роде.

А тут вместо леса стоял симпатичный особняк, освещённый как для светского раута. Вместо котлов – лакеи в нарядных ливреях разносят чаши с пуншем. Поверх маслянистой алкогольной жидкости плещутся дольки цитрусовых фруктов.

Гости все, как один, в чёрном и, словно бы намечался карнавал, в полумасках.

Оглядевшись, я зашагала по аккуратно стриженным газонам, пытаясь отыскать знакомые лица – лучше Блэйда, но сгодится и докучливая Сэлли.

Стоило мне войти в дрожащий отсвет газовых фонарей, стороживших присыпанную красным гравием дорожку, все головы, словно по команде, повернулись в мою сторону. С трудом подавив желание втянуть голову в плечи, я продолжала шествие. Шла не зная куда. Куда дорога выведет.

Дорога вывела к беседке-ротонде. Я остановилась, заметив, что беседка занята. Потребовалось несколько секунд, чтобы рассмотреть происходящее и признать в парне Вэйла Ханта.

Видок у него расхлестанный. Белая рубашка выпущена из брюк, распахнута на груди и болтается на плечах. Удивительно, как на землю-то не падает. Ремень расстёгнут, голова откинута на плечи одной из трёх красавиц его ублажающих.

Красавицы, все до одной, были в чёрных платьях, усыпанных драгоценностями словно трава росой. Головы их венчали парики. Груди выпирали из корсета как аппетитные созревшие яблочки. Для полноты пасторальной картины не хватало только лютни и ягнёнка.

Хант развалился на скамье с видом турецкого падишаха, отдыхающего в своём гареме. Его вытянутые вдоль парапета руки окутывали пышные рукава. Длинные пальцы унизаны перстнями.

Красавицы трудились со рвением одалисок. Одна ласкала член, вторая оглаживала гладкую, без малейшего намёка на растительность, грудь, третья целовалась.

Я хотела по-тихому раствориться в лёгком туманчике, из которого так некстати организовалась, но не вышло.

– Эмма?

Голос был тягучий, как мёд. И не поручусь, что трезвый.

– Вот и ты, наконец! Куда ж уходишь? Мы ведь даже толком не поздоровались?

Девушки на миг прервали свою деятельность и застыли с пустыми лицами, словно ожидая дальнейшей команды.

Хант, оттолкнув их от себя легко поднялся на ноги.

– Ты не спешила с визитом.

– Нет, – покачала я головой, стараясь унять или хотя бы скрыть охватившую меня дрожь.

– Пошли вон, – небрежно бросил он оставленным девицам.

Те испарились так быстро, что это наводило на мысль, будто приказ стал для них скорее избавлением, чем огорчением. Мне же не оставалось пока ничего другого, как стоять и ждать приближения местного царька.

Хант был отнюдь не дурён собой. Худощавый, с сухими, тонкими, слегка неправильными чертами и выразительными тёмными глазами в густых ресницах. О таких говорят – смазлив. Но следы излишеств, алкогольных и сексуальных, успели наложить свой отпечаток на его внешность. Под глазами набрякли мешки. В уголках глаз и на лбу пролегли ещё тонкие, но всё же уже заметные глазу морщины.

Я чуть не задохнулась от испуга и возмущения, когда, приблизившись, он по-хозяйски обвил мою талию рукой и, притянув к себе, накрыл мои губы поцелуем.

Хорошо быть сыном короля, пусть даже незаконнорожденным. Да ещё с репутацией отморозка. Потому что, если бы не эти два фактора, фиг бы два я спокойно снесла такое поведение.

От Ханта резко пахло одеколоном.

Да он вообще благоухал как парфюмерная лавка, потому, что брошенные им на полпути девицы с духами явно переборщили. На губах его ощутимо чувствовался след чужой помады. И весь он был пропитан сексом, к которому я не имела (и не хотела иметь) никакого отношения.

Нельзя сказать, что было мучительно неприятно. Отвращения во мне поцелуи Ханта не вызывали. Судя по всему – уверенности жестов, по тому, как неторопливо и в то же время страстно он ласкал моё тело, как его язык умело дополнял прикосновения губ, любовник Хант был опытный (меня это не удивляло).

Он явно знал, как доставить женщине удовольствие.

Но я была пока на том этапе развития личности, когда в поцелуях ищешь не наслаждения, а любви. Для того, чтобы тебя закружило в водовороте страсти, нужно иметь голову, свободную от забот (моя-то была забита тревогами, страхами, дурными предчувствиями под завязку). И сердце, если уж не рвущееся к этому мужчине, так хотя бы свободное от другого образа (а моё только и делало в последнее время, что тянулось к Блэйду).

Словом, я не мешала Ханту меня целовать, пассивно замерев в его объятиях, терпеливо дожидаясь, когда закончится очередной порыв страсти или каприза.

Видимо, Эмма вела себя иначе.

Потому что Хант отстранился от меня и посмотрел не столько гневно, сколько озабоченно, если не сказать – разочарованно.

– В чём дело?

– Прости, – пролепетала я, машинально приводя в порядок платье, разглаживая собравшиеся складки.

– Ты как каменная. Словно… словно девственница, пугающаяся первой брачной ночи, – презрительно скривил он губы.

И был так убедителен, что я едва не устыдилась того, что в душе всё пребываю в этом невыразительном состоянии. Знал бы он, до какой степени прав!

– Что ты от меня хочешь? – рассержено зашипела я в ответ. – У меня из головы не идёт предстоящий поединок с Блэйдом. Когда тебя могут превратить в мокрое место ещё до того, как взойдёт солнце, как-то не до любовной неги.

– Ты боишься Блэйда? – удивлённо приподнял брови Хант. – Ты никогда мне об это раньше не говорила.

– Потому что не хотела казаться слабой.

– Сейчас что-то изменилось?

– Я не хочу… – я хотела сказать «умирать», но замолчала, подумав, не перегну ли палку?

– Не хочешь – чего?

– Не хочу стать посмешищем в общих глазах!

Мне казалось, это вполне в стиле Эммы.

– Проиграть достойному противнику не так уж и страшно. К тому же ты сама его выбрала. Я был против, помнишь? Хотя нет, не помнишь. Ты ведь всё забыла.

– Можешь смеяться, но всё так и есть.

– Теперь я ничего уже не могу поделать. Тебе придётся драться, Эмма.

– Я и не отказываюсь. Просто все мои мысли о предстоящем поединке. В голову больше ничего не идёт.

– Понимаю, – кивнул Вейл к моему бесконечному удивлению.

Его поведение меня напрягало. Он вёл себя вполне нормально. Так, будто и в самом деле был влюблён в Эмму.

Я себе иначе представляла нашу встречу. Угрозы, насмешки, унижение – вот к чему я себя готовила. А Хант, кажется, пытается поддержать свою любовницу? Вечер начался совсем иначе, чем я представляла.

– Что ж? Вернёмся к развлечениям после того, как покончим с вечеринкой? – усмехнулся он, предлагая мне руку.

– Ты хоть застегнулся бы что ли, приличия ради?

– Ну, если только исключительно ради приличия!

Хант привёл себя в порядок и мне не осталось ничего другого, как принять предложенную им руку.

И снова, как и в первый раз, головы поворачивались нам вослед. И снова я слышала зловещий завистливый шёпот, летящий в спину. Но, стоило повернуть голову, вокруг были только бесстрастные маски. Жутковатый эффект, если честно.

Рука об руку с Вейлом мы вошли в большой, пока ещё полупустой, зал, где высокие арочные окна закрывали тяжелые гардины. Свет, распространяющий от свечей в канделябрах, не столько рассеивал полутьму, сколько подчёркивал её. В этом полумраке фигуры словно тонули. Лиц не рассмотреть, даже если бы на них не было полумасок.

Хант вскинул руку и гомон голосов окончательно стих, как замирает сквозняк, стоит перекрыть воздуху ток.

– Дорогие мои друзья! Я рад приветствовать вас в этом зале снова. У нас есть отличный повод собраться – начался новый учебный год. Будет интересно. Лучше того – будет весело. Как и всегда.

Во вкрадчивом голосе Вейла сквозила ирония. Над кем, интересно, он тут насмехается?

– Я рад видеть Охотников в прежнем составе. Видеть в ваших глазах прежнюю жажду. Чувствовать в вашем дыхании затаенную тоску по крови новой Жертвы. Со дня сотворения земли и до скончания дней есть хищники и есть их добыча, принадлежащая им по древнейшему праву – праву сильного. Наступает Новый год, близится новая Охота. Но прежде, чем будут сделаны ставки, мы посмотрим на игру финалистов. Я призываю всех так же не забывать, что на нас самих объявлена охота, ведь наша деятельность вне закона. Следует таиться и соблюдать осторожность.

Так, кто тут подумал о том, что всё не так уж и страшно? Вот не нравятся мне такие речи. Я вообще не фанат идей об избранности чего-то и превосходства кого-то над кем-то. А уж фанатичный блеск в глазах и вовсе вызывает у меня панику.

Но может быть это просто свечи так неудачно отражаются в глазах толпы?

Оглядывая собравшихся юнцов из золотой клетки, детей сливок местного общества, я не могла не задаваться вопросом: что заставляет их приходить сюда? Желание быть таким, как все? Желание не отставать от моды? Жажда острых ощущений? Они ищут власти? Запретных знаний? Осуществления порочных желаний? Что ими движет?

– Избранные, такие как мы с вами, могут позволить себе всё. Даже то, что для плебса недопустимо. Пока не пробил час, пока большая стрелка не добежала до полуночи, мы сохраним на себе оковы, налагаемые долгом. Но после полуночи мы будем свободны!

Восторженный гул голосов подхватил конец фразы.

– Музыка! – взмахнул рукой Хант.

Стены заполнились мелодичным вальсом. Обвив мою талию рукой, Вейл увлёк за собой, закружив в вихре танца.

– Хватит бояться, – шепнул он мне. – Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. На сегодняшний вечер у меня планы поинтереснее, чем врачевание телесных или душевных ран.

– Что будет дальше? – подняла я глаза, заглядывая в дышащее тёмной энергией лицо.

– Не считая вашего с Блэйдом поединка ничего нового. Чтобы было раньше, то и будет впредь, помнишь?

– Нет.

– Ах, да, – с досадой тряхнул он головой. – Ты каким-то образом ухитрилась забыть предпочтения здешней публики. Их развлечения разнообразием не отличаются: пытки, насилия, оргии и, на десерт, убийства.

– Ты это серьёзно?!

Вертанув меня с особенным шиком, Вейл едва не опрокинул меня на пол, хищно нависая сверху. Подхватив, поставил на место, и завертел в танце дальше.

– Я даю каждому из моих слуг то, что они хотят от меня получить. Никто не должен скучать на празднике жизни. Только взгляни на этих людей, окружающих нас? Никакие маски не способны скрыть их от меня. Я знаю их желания лучше своих собственных. Все они опасные чудовища – но чудовища на поводках. И эти поводки я держу в своих руках.

Он остановился. Тёмные глаза горели с каким-то мрачным азартом.

– И ты, мой темный ангел, ты тоже была в моих руках. Я видел твою душу насквозь. Почему всё изменилось?

Я твёрдо выдержала его взгляд, храбро сказав правду:

– Узнаешь, когда эта адская вечеринка подойдёт к концу.

– Ты меня заинтриговала, – засмеялся Хант. – Даже больше, чем обычно.

Подняв руку к губам, онт так галантно коснулся кончиков моих пальцев, что я против воли почувствовала себя польщённой.

«Он это неискренне», – сказала я самой себе. – «Просто молодой человек умеет волочиться за женщинами».

В этот момент широко распахнулись створки высоких позолоченных дверей, пропуская очередную фигуру в чёрном.

Сердце моё пропустило удар. По походке, по тому, как вошедший горделиво, почти спесиво держал темноволосую голову, по небрежным жестам я узнала Блэйда.

Приблизившись, он отвесил поклон Ханту. Мазнул по мне взглядом, едва приметно поприветствовал кивком.

В тот момент, когда Блэйд скинул с себя маску, где-то в чреве дома часы начали бить двенадцать раз.