На душе скреблись кошки с острыми когтями. Поводов для веселья не было. Упрёки Фейраса достигли цели. Против воли, через обиду и застарелую вражду, испытываемую к Тигрице с Гор, Гаитэ чувствовала угрызения совести.

Да, она должна позаботиться о благополучии матери. И вовсе не собирается слагать с себя эту ношу. Но граф Фейрас хотел всего, сразу и слишком быстро. Чтобы добиться желаемого, Гаитэ сначала нужно получить рычаги управления на Фальконэ, пока же её положение столь шатко, что любое неосторожное движение повлечёт за собой не спасение Стеллы, но её, Гаитэ, падение. А возможно даже и гибель.

Единственная надежда, единственный козырь в этой игре против превосходящего по всем фронтам противника, это болезнь Торна и те преимущества, что давал Гаитэ тот самый Дар, за который когда-то семья от неё отреклась.

Нужно доказать свою полезность, необходимость, незаменимость, чтобы Фальконэ согласились хотя бы выслушать её просьбу.

Войдя в комнату, Гаитэ подошла к зеркалу, внимательно вглядываясь в своё отражение. Она была красива, но красота эта была аскетичной, классически-тонкой: бледная кожа, густые, тяжелые, тёмно-русые волосы, большеглазое лицо. С таких лиц рисовать святых, а не куртизанок.

Вся жизнь Гаитэ была направлена на подавление чувств, любого проявления чувственности. Её с малых лет готовили в монахини, а не блистать при дворах.

Гаитэ не верила, что способна внушить мужчинам столь горячую страсть, чтобы те согласились выполнять её прихоти. Более того, привыкшая смотреть на вещи прагматично и трезво, она вообще не верила, что кто-либо из женщин смог бы сотворить такое чудо. Мужская страсть и вожделение столь преходящи, что строить на них собственное благополучие так же глупо и безответственно, как возводить фундамент дома на зыбучем песке – рано или поздно пески тебя поглотят, в лучшем случае оставив не с чем.

Все власть имущие мужчины прагматичны и жестоки. Рассчитывать обуздать и подчинить их с помощью любви так же глупо, как сесть на жеребца горячих кровей, вооруживших лишь тоненькой шёлковой уздечкой – тебе сломают шею и выбросят из седла на первом крутом повороте, а может и раньше.

Увы, но люди только тогда считаются с тобой наверняка, когда зависят от тебя. И Гаитэ благодарила Духов и Создателя за то, что они дали ей возможность накинуть аркан на одного из необузданных сыновей Фальконэ.

Причём если верить слухам, на того самого, кого сам император выделял как своего любимца.

Гаитэ всегда ревниво относилась к врачеванию, но на этот раз дело было не просто в облегчение мук страждущих (большой вопрос, вызывали ли в ней сочувствия эти страждущие); от этого зависело её будущее и, возможно, будущее всех земель под её протекторатом.

Заперев дверь, Гаитэ открыла заветный сундук, что по её приказу доставили в императорский дворец ещё накануне вечером.

В монастыре для приготовления микстур и лекарств у неё была своя лаборатория. При первом же удобном случае нужно будет вытребовать у Торна место для сходных целей. Учитывая обстоятельства, Гаитэ надеялась, что сделать это будет не так уж сложно.

Одному из слуг было велено отправляться в покои к Его Светлости и узнать, когда господину Торну будет угодно принять свою будущую невесту.

У Гаитэ промелькнула мысль послать записку с объяснением цели своего визита, но, не имея уверенности, что письмо не прочтут чьи-то любопытные глаза, она решила ограничиться устным изъяснениями, не доверяя ничего лишнего бумаге.

Отложив всё необходимое для первичного осмотра, она беспощадно затянула волосы на затылке в тугой узел и спрятала их под чепец, чтобы не мешались.

Слуга вернулся быстро и с поклоном доложил, что Его Светлость готовы принять Её Милость незамедлительно.

Всучив парню тяжёлый поднос, в целях дополнительной стерилизации и сокрытия от ненужных глаз своего истинного содержания, накрытый корпией, Гаитэ решительно направилась по крытой галерее в другое крыло дворца.

Днём здесь было многолюдно. Слуги сновали туда и сюда, прибирая всё после бурного празднества. Многие бросали любопытные взгляды в сторону Гаитэ, но ненужных вопросов никто задать не посмел. Госпожа Удача была благосклонна: ни Эффи, ни Сезар ей не встретились и до комнат Торна Гаитэ добралась без приключений.

Но, постучав, отворила дверь, опешила. Впрочем, «опешила» слабое слово для описания её эмоций на тот момент.

По непонятной причине, подходя к двери и услышав странные звуки, похожие на сдавленные крики или всхлипы, Гаитэ ни коим образом не связала их происхождение с тем, что предстало перед её глазами, стоило двери открыться.

Она застыла, наблюдая обнажённую, грудастую девицу с распущенными по безупречной фигуре волосами. Та сидела на коленях, а сзади, словно умелый наездник на своевольной кобыле, пристроился Торн. За спиной девушки можно было видеть лишь верхнюю половину его тела, скромно прикрытую рубашкой, но это не спасало положение – картина в целом была красноречива и так далека от целомудрия, как луна от солнца.

С громким стоном удовольствия откинув голову, Торн уставился на Гаитэ с таким выражением, что сомневаться не приходилось – сиё непотребное представление он устроил специально в её честь.

–О! Да у нас гости? – насмешливо протянул он, довольно похлопав по пышному бедру девицы. – Прости, любимая, но я не ждал твоего визита так скоро.

Девица фыркнула, словно подавилась смешком, явно очень довольная.

Интересно, что, по мнению Торна, должна была в этот момент испытать Гаитэ? Ревность? Восхищение? Унижение?

Что творилось в его голове, прямо за тигриными глазами, по молодости лет ещё пока выразительными?

– Вы в своём уме? – холодным, как лёд, голосом, проговорила Гаитэ, чётко выговаривая каждое слово.

– Поставьте поднос на стол, – не дожидаясь ответа, велела она слуге.

Поддев носком мягкой атласной туфельки валяющееся на полу платье, явно не служанке принадлежащее, добавила:

– Помогите даме одеться и немедленно проводите её отсюда.

Девица недовольно надула губы и повернула голову, явно в ожидании, что Фальконэ, никогда не отличающийся мягким и спокойным нравом, поставит зарвавшуюся нахалку на место.

Гаитэ, сощурившись, задержала взгляд на своей возможной будущей пациентке.

Торн ожидания любовница обманул, поднявшись с постели и набросив на широкие плечи бархатный халат.

– Но Бернадетта не собиралась пока уходить, – с ухмылкой сообщил он.

– Не понимаю, в какие игры играете вы, но предупреждаю, что я играть по вашим правилам не намерена, – спокойно отчеканила Гаитэ. – Смешно слышать о том, что вы не ждали гостей после предупреждения о моём визите. Я прибыла с намерением осуществить то, о чём мы договаривались накануне, но, если вы не нуждаетесь в моей помощи, буду рада оставить вас… с Бернадеттой.

– О! Не стоит так быстро поддаваться ревности. Бернадетта всего лишь помогает мне…

– Видимо, ваше недуг распространился дальше, чем я думала, нарушив способности мыслить логически. Причина моего негодования кроется совсем в другом, но, если вам приятней видеть её в ревности, не стану мешать.

Гаитэ шагнула к двери, но слуга с самым тоскливым видом заступил ей дорогу:

– Прочь! – велела она ему.

Слуга опустил глаза:

– Простите, сеньорита, но в первую очередь я служу моим господам Фальконэ, а только потом уже Вашей Милости.

– Не будем ссориться. Что поделать, красавица? – обратился Торн к черноволосой девице, – когда появляются жёны, любовницам всегда приходится отодвигаться на второй план. Таков закон жизни.

– Мне уйти?! – возмущённо вскинулась Бернадетта.

– Увы! И давай побыстрей.

Подобная бесцеремонность по отношению к подруге по несчастью возмущала Гаитэ не меньше, чем всё остальное.

Торн приблизился, останавливаясь рядом, почти вплотную, наклонил голову. На губах его играла глумливая, подначивающая усмешка.

– Ну, вы довольны, моя будущая дорогая жёнушка?

Ярость, накрывая девятым валом, смыла всю решимость оставаться невозмутимой и спокойной. Размахнувшись, Гаитэ со всей силы отвесила оплеуху по этому красивому, наглому, порочному лицу.

– Животное! – тихо зарычала она.

Когда Гаитэ злилась по-настоящему, она никогда не повышала голоса. Напротив, злость словно лишала горло способности дышать и от этого слова звучали ровно и тихо.

Голова Торна мотнулась и вновь вернулась в исходное положение Взгляд потяжелел настолько, что в какое-то мгновение Гаитэ показалось, что он сейчас ударит её в ответ, как в прошлый раз.

– Безответственная глупая скотина! Трахаешь всё, что движется!

– О! Какое изящное выражение в устах столь хрупкой и элегантной дамы! И кто тут отрицает, что ревнует?

– Ревную?! Да ты что, не понимаешь разве, что, не ограничивая себя в своих аппетитах, ты заражаешь каждую несчастную женщину, с которой был? Что эти женщины понесут заразу дальше, а поскольку при дворе твоего отца адюльтер возведён в ранг нормы, то через полгода при таких темпах вы все рискуете остаться без носа! А через год все сливки саркосорского общества превратятся в психованных идиотов! Кто вы, Торн Фальканэ? Неотесанный деревенский увалень, не знающий элементарных правил? Беспринципное чудовище, нарочно распространяющее заразу в качестве вендетты за поруганную честь? Или слабак, не умеющий управляться с собственным удом?

– Полегче! – ошарашенно пробормотал он. – Мой лекарь заверил, что болезнь не передаётся в той стадии, в которой…

– В таком случае твой лекарь просто дешёвый шарлатан и идиот!

– Дешёвый? – хмыкнул Торн, покачав головой. – Ну, я бы так не сказал! Он мне обошёлся очень даже дорого.

– Первое, что ты должен был сделать, это исключить из своей жизни всех женщин!

– Да что ты?! Я – мужчина! Это невозможно.

– Если для тебя это невозможно, то ты просто слабак.

– Повтори это ещё раз, и я… – Торн взял паузу, хмурясь, подбирая слова.

Бросаться угрозами на ветер он явно не привык.

– И ты?

– Мужчинам я резал глотки и за меньшее. Женщины обычно расплачивались тем, что у них ниже талии, – его рука выразительно и грубо легла сверху на её лоно, чувствительно надавливая, заставляя рдеть щёки Гаитэ от смущения и бессильной ярости. – Но что делать со своей будущей женой? Одновременно и такой невинной, и такой сведущей в столь…хм-м?.. скользкой теме? Ума не приложу!

– Трудно к чему-то прикладывать то, чего нет, – оттолкнула его от себя Гаитэ.

Отвернувшись от него, она привела в порядок платье, заправив в чепчик выбившуюся прядь волос.

– Жаль. С локоном твоё лицо выглядело не таким строгим, – вздохнул Торн. – Ну, ладно, мы что-то отвлеклись. Кажется, ты пришла сюда с определённой целью?

– Прежде попроси прощения.

Челюсть Торна сжалась, скулы обострились:

– Прощения – за что?

– За то, как обошёлся со мной. И с этой несчастной женщиной. За то, какой ты есть.

Торн снова сделал шаг вперёд, приближая своё лицо к лицу Гаитэ глядя ей прямо в глаза:

– А если не попрошу, то?..

Гаитэ ядовито выплюнула:

– А если не попросишь, прежде, чем перейти к моим эффективным и безболезненным методам, попрошу твоего дорогого лекаря обработать твой слишком прыткий и активный орган тем самым зонтиком, с которым ты наверняка уже успел близко познакомиться.

Она думала, что он сейчас её размажет по стенке, но вместо этого Торн рассмеялся:

– В который раз убеждаюсь, что ты дочь своей матери. Вы смиряетесь только тогда, когда вас закуёшь в цепи. Но в цепях ты для меня бесполезна. Похоже, ты припёрла меня к стенке? – он склонил буйную голову в шутливом поклоне. – Приношу извинения за то, какой я есть. – Вскинув её, с улыбкой добавил. – Довольны, сеньорита?

– Нет. Но условия выполнены.

– И что теперь?

– А теперь – раздевайтесь.

На лице Торна отразилось сомнение:

– Я не ослышался? Вы предлагаете мне раздеться? Это такая шутка?

– Нет, Ваша Светлость, это начало первичного осмотра. Мне нужно осмотреть ваши кожные покровы на наличие сыпи и язв и по их виду понять, как далеко зашла болезнь.

– Но у меня нет никакой сыпи.

– Прекрасно. Я хочу сама в этом убедиться.

– Такого оригинального предлога для того, чтобы заставить меня обнажиться, не придумывала ещё ни одна женщина!

Гаитэ глубоко вздохнула, стараясь набраться терпения.

– Вы хотите моей помощи или нет? Если да, то очень прошу вас, не усложняйте мне и без того нелёгкую задачу.

Торн, в свой черёд, глубоко вздохнул:

– Вы предлагаете мне избавиться от одежды полностью?

– Для вас это так сложно?

Гаитэ с трудом удержалась от того, чтобы не хихикнуть.

Не вязался образ могучего Торна, охотно демонстрирующего мужскую силу с приступами скромности. Хотя никаких противоречий нет – даже самые самоуверенные люди без одежды чувствуют себя уязвимыми. Нельзя сказать, чтобы и сама она испытывала удовольствие от создавшегося положения.

– Ну что ж? Можно раздеться по частям. Хотя в первом варианте всё было бы быстрее и проще.

– Вы меня убедили. Можете смотреть.

Сложен Торн был отлично. С таких тел впору лепить скульптуры – отличны образец идеальной мужской красоты. Поневоле при взгляде на такое идеальное сочетание пропорций испытываешь восхищение и трепет. Каждая мышцы была выпуклой и функциональной, всё в этом теле дышало силой и мощью.

И Торн был прав. Никаких признаков сыпи на его теле не наблюдалось. Кожа была чистая и гладкая, как у младенца, за исключением тем мест, где кустилась растительность – подмышечных впади, паховой области, груди.

Ни розеол, ни папул, ни кондилом.

– Ну что? – встревоженно спросил Торн.

– Судя по состоянию коже, либо ваша болезнь находится в фазе засыпания, либо…

– Либо? – встревоженно отозвался он.

– Либо это другая болезнь, – подвела черту Гаитэ. – Скажите, а на вашем пенисе появлялись безболезненные язвы?

– Нет, никаких язв не было. Но с него то и дело течёт, а стоит помочиться, так боль такая, словно я его в огонь сунул! – сдавленно прорычал Торн, при этом не глядя на Гаитэ.

Только теперь Гаитэ сделалось понятной странная терапия лекаря. Судя по всему, она ошиблась в первичных предположениях.

– Обязательно это показывать? – угрюмо поинтересовался Торн.

– К сожалению – да. Я должна убедиться в своих подозрениях. Ошибочный диагноз ведёт к неправильному лечению и, как следствие, отсутствию результата.

Хватило одного лишь взгляда, чтобы понять, что её догадки справедливы.

– И почему у вас такой довольный вид? Чему вы улыбаетесь? – раздражённо отбросил волосы с лица Торн.

– Тому, что всё гораздо лучше, чем я думала по началу. Ваша болезнь один из даров разгневанной богини Любви, которой вы служили через чур усердно, но своё жестокое ожерелье она вам, – пока! – по счастью, не подарила.

– Вы хотите сказать?.. – с надеждой протянул Торн.

– Большинство современных лекарей две болезни не разделяет, что является одной из главных причин неуспешной терапии…

– Говорите проще! – нетерпеливо мотнул головой Торн.

– Проще? Пожалуйста. В отличие от Ожерелья Любви, ваш недуг во внутренности забирается гораздо медленней и, хотя его симптомы более мучительны на первых порах, он куда менее смертоносный и гораздо легче лечится. Если станете следовать моим советам, практически со стопроцентной гарантией излечитесь без всяких последствий как для себя, так и для других в ближайшие же недели.

– Это правда? – повеселел Торн.

– Лгать не в моих интересах.

– Верно. «В горе и радости» мы вскоре станем едины. Это нужно отметить! Выпейте со мной, мой прекрасный лекарь!

– Нет! – решительно оборвала его Гаитэ.

Улыбка, преобразившая красивое лицо Торна, сделавшая его почти прекрасным, разом увяла.

– Нет? – разгневанно фыркнул он.

– Вам нельзя пить во время лечения.

– Даже рюмку?

– Даже каплю, – решительно настаивала на своём Гаитэ. – На ближайшие месяцы вы должны будете отказаться от вина, копченного мяса, солёностей и всего острого.

– И что?! Мне теперь есть пареную капусту?! – взревел Торн.

– Можно добавить в неё морковь. И даже чуточку присолить, – как могла, утешила его Гаитэ.

– Прекрасно! Стану питаться как последний крестьянин в моём королевстве!

– У всего своя цена. За грехами следует покаяние, за излишествами – пост. Но вы можете продолжать вести ваш образ жизни, Ваша Светлость. И тогда вскоре не сможете мочиться без уже наверняка известного вам металлического устройства. Либо катетер – либо капустка.

Торн с бессильным гневом сжал кулаки, в негодование глядя ей в лицо:

– Признайтесь, вам ведь нравится изводить меня?

– Признаюсь. Забавно наблюдать за тем, как прославленный воин, объявленный бесстрашным, жестоким завоевателем, покорителем женских сердец, ведёт себя как капризный ребёнок. Лучше смиритесь. Любые наши поступки ведут к последствиям. Вам не на кого обижаться, кроме как на самого себя.

– Почему это не утешает? – с отвращением Торн поставил бокал на стол с такой яростью, что хрупкое стекло едва не хрустнуло, а малиновая жидкость расплескалась вокруг.

– И как долго я буду пребывать на положение кающегося грешника?

– Пока бесследно не исчезнут последние симптомы, – просветила его Гаитэ.

– Просто отлично! Ладно, капуста – так капуста. Но одним постом недуг из тела не изгнать?

– Увы, но нет.

Гаитэ подошла к принесённому с собой подносу. Она выбрала два флакончика, один с драже на основе сульфаниловой кислоты, в Храме её добывали из каменноугольной смолы, другой – с настойкой на основе пиролюзита.

– Вот средство для лечения, – повернулась Гаитэ к Торну. – Вот из этого будете делать состав для промываний. Пока воспаление бурное, раствор делайте слабый – не больше 2-х наперстков на ковш с водой. Это поможет удалить весь гной с уретры. На первых порах можете почувствовать ложное ухудшение вашего состояния. Это нормально. Так происходит из-за отёка тканей под воздействием препарата, благодаря чему создаются неблагоприятные условия для возбудителей болезни. Вот эти таблетки начнёте принимать внутрь, три раза в день перед едой. После их приёма тоже может чувствоваться головная боль, тошнота или сонливость. Симптомы временны и преходящи. Если всё пойдёт как надо, через десять дней будете здоровы.

– Всего через десять дней? – недоверчиво протянул Торн, с сомнением взглянув на Гаитэ. – Я не слышал, чтобы кому-то удавалось справиться с этим недугом так быстро!

– Так пошлите шпионов в горы и наведите справки о моих бывших пациентах и узнаете много интересного. А пока будете ждать вестей и результатов – по возможности, оставайтесь в покое, избегайте горячих ванн и исключите любые контакты подобные тому, что продемонстрировали мне полчаса назад. И да, составьте список всех тех несчастных женщин, которые, по вашей милости, тоже должны пройти курс лечения.

– Ты сможешь излечить их всех?

– Нет, к сожалению. Мои средства для лечения ограничены.

– Есть способ пополнить их?

– Да. Но для этого мне нужны ингредиенты, помещение и оборудование.

– Если твоё лечение будет столь же эффективно, как ты ручаешься, ты получишь всё, что захочешь. И даже больше. Нам нужно распространить то, что может реально помочь нашим подданным, – в задумчивости погладил ухоженную щегольскую бородку Торн. – Или, подобно другим, ты не станешь распространять свои тайны?

– Я бы охотно распространила, Ваша Светлость, но проблема в том, что большинство мужчин отвергают даже самую непреложную истину, если она исходит их уст женщины.

– Посмотрим, как они посмеют что-то отвергнуть, когда наши мечи станут блестеть из-за твоей спины. Но это дело будущего, пока же от души стану надеяться, что твои средства подарят мне не только надежду.

– Организм любого человека уникален, всегда есть возможность погрешности, но до сих пор тех, кому мои средства не помогали, я не встречала.

– Аминь, – кивнул Торн.

Гаитэ, поправив корпию, закрывающую поднос, выпрямилась и, переминаясь с ноги на ногу, в нерешительности подняла глаза на Торна.

Тот слегка свёл брови:

– Что-то ещё?

– Да. Видишь ли, сегодня утром, когда во дворец по моей просьбе доставили лекарства и прочие средства для лечения, их сопровождал генерал Фейрас.

– Имя этого изменника нам прекрасно известно.

Тон Торна оставлял мало надежды на получение милости.

Гаитэ терпеть не могла ставить условия в момент оказания медицинской помощи, считая, что так действовать не этично. Да что говорить? Она вообще не любила просить кого-либо о чём-бы то ни было. Но в данный момент речь шла не о её желаниях, а о жизни другого человека.

Поэтому, пересилив себя, она продолжила.

– Понимаю, что рискую вызвать ваш гнев, но не могу не заострить внимание на том, что мнение ваше несправедливо. Граф Фейрас присягал на верность моей семье, и он остался верен данным клятвам. Так какой же он изменник? Это именно он принес мне известие о поражение моей семьи, помог выбраться из монастыря до того, как другие лорды налетели подобно стервятникам, в надежде использовать меня в своих грязных, политических играх. Это он обеспечивал мою безопасность, хотя я ничего ему не платила и даже не обещала за верную службу.

– Короче, сударыня! Каких благ вы желаете для своего верного слуги? Озвучьте. Если это не пойдёт вразрез с интересами моей семьи, я подумаю, как выполнить вашу просьбу.

– Граф Фейрас проявил резкость. Он упрекал меня в том, что я плохая дочь и думаю лишь о собственном благе…

– Ах, вот что! – лицо Торна словно закаменело. – Если вы намерены вести речь о вашей матери…

– Вовсе нет! – сжала руки Гаитэ. – Хотя – да, но не в этот раз. Просто ваш брат, Сезар, услышал нашу перепалку, ввязался и, пользуюсь случаем, бросил вызов графу Фейрасу.

– Это вполне в духе Сезара, ввязывать в то, что его совершенно не касается.

– Он был настолько дерзок, что предложил мне присутствовать на поединке!

– И что вы ответили? Отвергли его предложение?

– Конечно!

Лицо Торна потемнело. От гнева крылья носа Торна затрепетали, но ничем другим он не выдал своего неудовольствия.

– Не вижу смысла отказывать ему.

– Что?!

– Почему бы нам и не посмотреть на этот поединок? Что в этом плохого? – похлопал густыми ресницами Торн.

Гаитэ душила ледяная ярость. До чего же они все несносны, бесчеловечны и жестоки!

– А вы не допускаете возможности, что потерпеть поражение может ваш брат?

– К сожалению – нет. Сезар отлично владеет любым видом оружия и не знает поражение. Я единственный, кто может драться с ним на равных. Мне жаль говорить вам это, это, кажется, вас расстроит, но ваш преданный генерал уже всё равно что труп.

– Так нужно этому помешать!

– Дерзайте. Я не стану этим заниматься.

– Но почему?!

– А с какой стати, дорогая, я должен препятствовать уничтожению нашего врага? – бросив взгляд на гневное, расстроенное и разочарованное лицо Гаитэ, Торн смягчился. – Понимаю. После того, что вы пытаетесь для меня сделать, вы ожидали другого ответа. Но, во-первых, при всём уважении, дальше обещаний и счастливых прогнозов дело пока не пошло. А, во-вторых, попросите всё что угодно из того, что так любят женщины: от цветов и томиков со стихами, до драгоценностей и дворцов. Я буду рад вам угодить. Но политику и войны оставьте мужчинам.

– Мне плевать на политику! Я прошу за жизнь человека, который проявил ко мне заботу и доброту!

– Я вас не знаю, сударыня. И у меня нет гарантий, что завтра этот человек, проявляющий к вам заботу и доброту, по вашей же просьбе не постарается перерезать глотку мне или моему отцу. Без людей, подобных вашему генералу, вы всего лишь женщина. Прелестная, как рассвет, и безопасная, как ромашка. Но оружие мужчин способно превращать женщин в ядовитых опасных змей. Мне это ни к чему.

– Как низко вы мыслите, сударь!

– Я мыслю здраво. И вам советую сделать тоже. Придержите гнев. Напомнить, что это не я иду на поединок с вашим верным слугой? И если это способно укротить вашу праведную ярость, (так, к слову), так то, что я не желаю вмешиваться в развитие ситуации вовсе не означает, что, вмешавшись, я смогу изменить её к лучшему. Напротив, моя просьба о милосердии будет как масло в огонь. Сезара она не остановит, а лишь подстегнёт.

– И что же мне делать? – всплеснула руками Гаитэ.

– Можете попробовать уговорить его сами. Возможно, ваши чары окажутся волшебными и Сезар вас послушает. Но учтите, мой брат ничего не делает бескорыстно. И пока он не болеет болезнями Венеры, вам совершенно нечем прижать его к стене, – криво усмехнулся Торн.

– Вы очень великодушны. Беседа с вами просто сняла огромную тяжесть с моей души, – язвительно проговорила Гаитэ, намереваясь уходить.

– Так вы примите приглашение Сезара? Будете присутствовать на поединке? – поинтересовался Торн.

– Какое вам до этого дело? – вскинула голову Гаитэ.

– Вы моя будущая жена. Мой лекарь. И одна из моих прекраснейших подданных, – Торн рассмеялся, оставляя напыщенный тон. – Словом, я не могу допустить, чтобы вы без меня наслаждались зрелищем отменного поединка. А то, что он будет именно таким, я не сомневаюсь. Сегодняшний вечер обещает быть интересным. Чего-чего, а развлекаться Сезар всегда умел весело!