Гаитэ опасалась, как бы братья вновь не сцепились между собой, но склоки всех порядком утомили, продолжать ссору ни у кого не оставалось ни сил, ни желания. Все предпочли разойтись в разные стороны, хотя и чувствовалось, что ссора не исчерпала себя, а лишь затихла, затаилась до поры, до времени.

Торн предложил Гаитэ руку. Её взгляд невольно задержался на сбитых костяшках.

– Позволишь проводить?

– С радостью, если обещаешь, что мы не станем говорить о случившемся.

После сеансов исцеления она всегда испытывала дурноту и головокружение. Этот раз не стал исключением. А низкое атмосферное давление лишь усугубляло общее состояние.

– Это сложно, – проронил Торн. – Хочу попросить прощение за свою несдержанность, особенно за то, что грубо толкнул тебя. Я не хотел причинить боль, просто в пылу драки от мужчин лучше держаться подальше. В такие минуты плохо себя контролируешь.

– С самоконтролем в вашей семье вообще всё плохо. С учетом того, как много от вас зависит – это грустно.

Лицо Торна в момент словно затянуло грозовым облаком:

– Ты осуждаешь меня? По-твоему, я должен был молча проглотить такое оскорбление?! Или тебе нравятся домогательства Сезара? Нравятся, признайся?

Схватив за руку, он резко развернул Гаитэ, с ревнивой ненавистью заглядывая ей в лицо. Она с трудом удержалась, чтобы не начать топать ногой, закатывать глаза и кричать – повышенный эмоциональный фон, кажется, заразителен?

– Мне не в чем признаваться, а тебе не в чем меня упрекать. И я не осуждаю тебя, но ты меня пугаешь. Такая необузданность и ярость… ты потерял контроль, Торн.

– И это называется – не осуждаю?

Гаитэ покачала головой:

– Поведение Сезара меня не радует. Откровенно говоря, пугает даже больше твоего. И ещё – я ужасно устала. Этот дождь, предстоящая поездка, в которой придётся во всём зависеть от твоего брата, неприкрытые угрозы твоего отца. Я словно иду по тонкому льду! Ни в чём нет уверенности.

Лицо Торна смягчилось. Он сжал её ладони между своих, заглядывая в глаза:

– Меня тоже бесит необходимость подчиняться! Отец должен был послать с тобою меня! Не понимаю, какие цели он преследует? Чего добивается?

– Возможно, моя кандидатура на роль твоей жены не так сильно его прельщает, как он хочет показать? – поделилась предположениями Гаитэ. – Другого объяснения найти не могу. А роль игрушки твоего брата никогда меня не устроит.

– Как и меня! – сверкнул глазами Торн. – Если я узнаю, что он посмел досаждать тебе, кастрирую собственными руками! На сей раз разбитым смазливым личиком не отделается!

– Прошу тебя, давай не будем больше говорить о Сезаре! С меня на сегодня его больше, чем достаточно. Как думаешь, этот Кристоф – он сумеет защитить меня от твоего брата?

– Думаю, да. Он силён и хитёр, как лис. Ловкий парень. И, что немаловажно, кажется, предан тебе? Благодарность редка в нашем грешном мире, но бродяга решил её проявить. На наше счастье.

– Можно устроить так, чтобы он поехал с нами?

– Можно? Нет, не можно! – тряхнул головой Торн. – Это необходимо сделать!

Они остановились у двери в покои Гаитэ. Торн, судя по настроению, надеялся, что невеста предложит зайти, но она не собиралась этого делать. Слишком далёким от лирического был её настрой, а ведь именно на романтику он, как жених, и вправе был рассчитывать.

– Я не поблагодарил тебя за твои чудодейственные рецепты, а ведь они действительно заставили меня забыть о мучениях, терзающих вот уже несколько месяцев. Благодарю! Ты настоящая чародейка.

– И всё же до настоящего выздоровления тебе следует сохранять целибат. Полный.

Торн усмехнулся, ехидно, недовольно и, одновременно с тем, понимающе.

– Ну, конечно. Разрешите откланяться, прекрасная дама?

Гаитэ протянула руку для поцелуя.

Легко коснувшись губами ей пальцев, Торн удалился лёгкой походкой, насвистывая незамысловатый мотивчик легкомысленной песенки. Гаитэ с облегчением толкнула дверь, надеясь, наконец, на одиночество и небольшую передышку.

Но, к её неудовольствию, в комнате её дожидался гость. Или, вернее, гостья.

– Эффидель? Что ты здесь делаешь? Как сюда попала?

– Не удивляйся. Тут повсюду тайные ходы, по ним можно попасть в любую комнату замка.

Информация Гаитэ не порадовала.

– А пришла я, чтобы поговорить, – решительно заявила Эффи.

– Отлично! Давай поговорим. Что ты хочешь обсудить? – стараясь сохраняться спокойствие, спросила Гаитэ.

– Хочу спросить, зачем ты поступила так с Сезаром?

– Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

– Всё ты отлично понимаешь! Зачем ты выставила его в таком свете перед отцом?

– Я всего лишь сказала правду. Сезару не следовало весте себя со мной подобным образом, тогда у меня не было бы причин жаловаться. Я несколько раз просила его об уважении…

– Ты не поверишь мне сейчас, но придёт время, и ты пожалеешь, что вела себя сейчас подобным образом.

Гаитэ вздохнула. Потом ещё раз. Нет, она не сорвётся на крик и не опустится до банальной визгливой ругани. Они обе, она и Эффи, королевских кровей, и потому не станут собачиться между собой, словно торговки на базаре.

– Прости, Эффи, но с меня сегодня достаточно угроз. Сначала Его Светлость ваш брат Сезар, потом Его Величество ваш отец Алонсо, теперь вы…

– Я тебе не угрожаю, – сжала девушка крохотные, как у куклы, кулачки. – Я констатирую факт. Ты выбрала не того брата, Гаитэ.

– Не тебе судить.

– А кому тогда? Я знаю обоих с детства. Знаю, кто из них и на что способен.

– Ладно. Допустим, ты права. Ты знаешь их лучше. Но с какой стати тебе стараться ради меня?

– Я стараюсь ради Сезара. Не знаю, что он нашёл в тебе, но ты ему нравишься.

– Эффи, прошу, довольно. Я не хочу казаться грубой, но мои отношения… нет, даже не так! Выбирала не я – за меня выбрал жребий. Так случилось, что Сезар, по многим причинам, не может быть моим избранником. Он женат.

– И что с того?! Это так важно? Для тебя важнее чувства или благопристойность?

Гаитэ с изумлением уставилась на девушку.

Что это сейчас такое было? Эффи на самом деле ещё такое наивное дитя? Или её считает за дурочку? Ладно, если она так хочет, Гаитэ ей подыграет, тем более что особо сильно кривить душой не придётся – Торн ей нравился.

– Можешь допустить возможность того, что я люблю твоего старшего брата?

– Могу! Потому и говорю – ты допускаешь ошибку. Ты думаешь, он лучше и честнее Сезара, думаешь, Сезар интриган, расчётливый и холодный, который желает использовать тебя против Торна…

– Очень сложно думать что-то иное в сложившейся ситуации, – усмехнулась Гаитэ, скрещивая руки на груди. – И, откровенно говоря, не то, чтобы твоё заступничество сильно играло кому-то на руку, ведь, едва зная тебя, доверять я тебе не могу. С первых дней знакомства ты явно выказала привязанность к Сезару и откровенно встала на его сторону. Это твоё право, хотя мне и непонятно, как можно так откровенно держать лишь одну сторону? Они оба тебе братья.

На лице Эффи появилась гримаса неприязни.

– Я этого не отрицаю. А твоя попытка быть верной достойна уважения, только слепая вера скорее глупа, чем восхитительна.

– Кто говорит о слепой вере? Торн пока ничем всерьёз меня не обидел.

– Правда? – зло рассмеялась Эффи. – А то, что он чуть не изнасиловал тебя в первый же день вашей встречи, тебе не о чём не говорит? Да, конечно, когда он узнал, кто ты такая, чем ты можешь быть ему полезна и, судя по слухам, ещё и помогаешь решить ему одну деликатную, далеко не маленькую проблему такого свойства, о которой в приличном обществе предпочитают не распространяться, он изменился. Но первая встреча тебя не настораживает?

– Как быстро распространяются здесь слухи, – холодно обронила Гаитэ.

– У стен во дворце повсюду уши и двери, так что лучше быть начеку.

– Спасибо за совет. Учту.

– Вернёмся к теме нашего разговора, – у Эффи была хватка взявшей след гончей. – Твоя проблема в том, что ты полагаешь настоящим того Торна, который явился с утра, в то время как его истинное лицо ты видела, как раз вечером. Именно так он говорит с теми, в ком не нуждается. Именно так он поступает с другими людьми – вытирает о них ноги и забывает.

– В тот вечер он был сильно пьян.

– Его это оправдывает? – с иронией тряхнула головой Эффи.

– Нет. Но это многое объясняет.

– Если ты решила быть слепой и глухой, решила оправдывать Торна во чтобы-то ни стало, любой ценой, я не в силах помешать твоему самообману. Всё отлично ведь складывается, правда? Ты выйдешь замуж за наследника, станешь императрицей, будет управлять мужем… но это всё иллюзия, Гаитэ. Вся картинка в твоей голове – лишь мираж! Он рассеется от первого порыва ветра реальности. Торн не станет считаться с тобой. Или со мной. Или с кем бы то ни было, кроме отца – единственного человека, который может хоть как-то ограничить его низменных, животные порывы и непомерные аппетиты. Хочешь знать, почему я так прямо и безыскусно пытаюсь свести тебя со Сезаром? Тому есть причина. За тобой может встать реальная сила северо-западных провинций, а под его предводительством это может помешать занять трон Торну.

– С чего бы мне ему в этом мешать?

– Да с того, глупая ты гусыня! – всплеснула руками Эффи. – Если с отцом что-нибудь случится, нам всем не поздоровится. Меня брат отошлёт в дальние провинции или, так или иначе, разрушив мой теперешний брак, постарается продать ещё раз. Тебя отправит в монастырь, уверив всех, что в том твоё истинное желание и предназначение, а, если не в монастырь, так в дальний дворец. Но самая незавидная участь у Сезара! Торн избавится от него при первом же удобном случае. Сезар умнее, сильнее, храбрее, образованнее. Он во всех отношениях лучше Торна. И Торн его за это не пощадит.

– Ну хватит, Эффи. Твои речи попахивают заговором. Вот предположим, что я поддалась на твои провокации и решила броситься в объятья Сезара, став его возлюбленной. Как, по-твоему, это улучшило бы ситуацию? Предположим, тебя Сезар бы никуда не стал отсылать и оставил бы при дворе, Торна он бы устранил совершенно так же и из тех побуждений, что и в первом случае, а я? Что ждёт меня?

– Ты стала бы королевой.

Голосу Эффи не доставало уверенности.

– Что не помешало бы мне, в итоге, оказаться в том же монастыре или захудалом дворце. К слову, эта участь меня не пугает. Я прекрасно умею жить вдали от столицы. Весь ваш придворный серпентарий кажется мне занятным, странным и неприятным. И да – за глупую гусыню отдельное спасибо.

– О! – щёки Эффидель заметно покраснели. – Прости! Не знаю, как сорвалось с языка. Я так вовсе не думаю.

– В твоей ситуации только и остаётся, что утверждать нечто подобное. Но, конечно же, я тебя прощаю. Однако слушать весь этот, попахивающей изменой и заговором бред, больше не стану. По счастью, твой отец жив и здоров, и есть надежда, что он будет жив и здоров в ближайшее десятилетние. Так что к тому времени как придётся делить трон, возможно, и у твоего брата с женой и у меня с Торном, и даже у тебя, моя дорогая, уже дети подрастут, а наши страсти поутихнут вместе с пылом ушедшей молодости.

– Правду говорят – обречённого не вразумить. Хочешь видеть в Торне прекрасного принца? Время всё расставит на свои места. Меня он всегда травил. И когда ты надоешь ему, тебя ждёт та же участь.

– Что ты подразумеваешь под словом «травить»? – усмехнулась Гаитэ, но усмешка её увяла под слишком тяжёлым для такой юной и хрупкой девушки, взглядом.

– Например однажды, на моих глазах раздавил сапогом котёнка. Всё из-за того, что хотел довести меня до слёз. Нужно признаться, у него получилось. А ещё отрывал крылья у птенчиков, и бросал их живых обратно в гнёзда.

– Прекрати! – скривилась Гаитэ. – Это всё выдумки! Ты просто лжёшь!

– Утешай себя этим, если хочешь. Но знай, если этот человек не брезговал приставать даже ко мне, к своей единокровной и младшей сестре, то подумай, какая горькая и незавидная участь ждёт тебя, когда ты будешь во всём зависеть от его воли. И не жди от Торна ни пощады, ни жалости. Он – чудовище.

– Вы все тут чудовища! – не выдержала Гаитэ.

Она всерьёз разозлилась.

Прежде всего из-за того, что слова Эффидель прекрасно попадали в цель, зарождая в её душе зёрна сомнения. Не в том, что нужно плести интриги по изничтожению Торна во славу Сезара, а в том, стоит ли, можно ли доверять старшему из Фальконэ?

Могли ли слова Эффи быть правдой? Если да, то всё просто отвратительно. Человек, способный раздавить беспомощное существо и наслаждаться болью другого, сгорающего от жалости к страждущему, воистину конченное создание. И не стоит ждать, что он может перевоспитаться. Люди либо способны на какие-то поступки, либо нет, а уж если могут…

– Я не склонна верить ничему на слово. Не поверю, пока не увижу собственными глазами. Слишком легко одному человеку оболгать другого.

– Когда увидишь своими глазами, будет слишком поздно, – без всякого выражения поставила точку в разговоре Эффидель.

И, не сказав ни слова, направилась к одной из книжный полок. Потянув за рычаг, открыла тайный проход. Не оборачиваясь, исчезла в чёрном чреве подземелья, словно червивые ходы, пронизывающие замок насквозь.

Гаитэ, как зачарованная, смотрела ей вслед не шевелясь, слушая тихий ропот бесконечного дождя, роняющего капля за каплей в тесный оконный переплёт.

Она не поверила Эффидель. Но тревога, тяжёлым грузом лежавшая на её душе, возросла.

«Как же я устала! Как бы я хотела хоть кому-нибудь верить!», – подумалось с тоской.