– Госпожа, проснитесь!

Гаитэ спросонья села, в испуге прижимая руки к груди и потерянно озираясь. В первый момент она вообще не поняла где она и кто перед ней.

– Граф Фейрас желает незамедлительно встретиться с вами, – доложила служанка.

– О, господи! – сжала пальцами виски Гаитэ, морщась. – Он понимает, о чём просит? И где он предлагает увидеться?

– Здесь, во дворце, у фонтана во внутреннем дворике.

– Какая прелесть! Чтобы нас все видели? Хотя, может он и прав? Лучше уж у всех на виду, чем тайком. Подай платье.

– Какое прикажите? Из ярко-красного шёлка или изумрудного бархата?

– Да какая разница? Лучше всего подойдёт то, что ближе лежит. Давай быстрей!

Горничная метнулась исполнять приказ.

– Ты, случайно, не в курсе, о чём планируется вестись речь? – Гаидэ нервно передёрнула обнажёнными плечами. – Впрочем, догадаться не трудно. О моей матери, конечно же!

– Возможно, у господина графа есть о ней какие-то важные новости?

Простодушная служанка всерьёз полагала, что известия о Стелле способны принести радость Гаитэ?

Граф Фейрас дожидался Гаитэ в тени подстриженных деревьев. Одет он был как в дорогу. Так одеваются наёмники: кожаный дуплет с поясом-перевязью с болтающимся у бедра в ножнах кинжалом.

– Сеньорита! Рад, что вы согласились со мной встретиться, – приветствовал он её.

– Не уверена, что император одобрил бы моё решение.

– С каких это пор вам важно его одобрение? Вы же не пленница – вы ведь его гостья. Хотя вы правы и следует соблюдать осторожность. Скажите, вы уже условились о встрече с вашей матушкой?

– Нет, – холодно и кратко ответила Гаитэ.

– На это не нашлось времени? Вы ведь успели договориться обо всём, кроме этого! Например, о предстоящей помолвке?..

– Это было несложно. В данном союзе Фальконэ заинтересованы едва ли не больше меня, но вот о свободе Тигрицы с Гор и речи не ведётся. Нужно подождать.

Уже не пробуя изображать учтивость, граф Фейрас, встав между лестницей, ведущей во дворец и Гаитэ, выразительно положил ладонь на рукоять кинжала.

– Я согласился доставить вас в Жютен с условием, что вы возьметесь облегчить участь моей госпожи, но во всё, чем вы занимаетесь здесь, это танцы и флирт! Да с кем?! С ублюдками Фальконэ! Вы ведёте себя не как преданная дочь, а как настоящий предатель!

– Вы забываетесь, полагая, что можете указывать, что мне делать! Не я ваш вассал, а вы – мой.

– Это вы ошибаетесь, думая, что безнаказанно можете манкировать своими обязанностями. Отринув союзников, готовых стоять за ваше дело, вы не приблизите свою победу, госпожа. Вы лишь останетесь в одиночестве.

Пальцы его нервно сжимали рукоятку кинжала, так, будто генералу не терпелось прямо сейчас пустить кровожадную сталь в ход.

– Вы мне угрожаете? – выгнула бровь Гаитэ со всей высокомерностью, на которую только была способна.

– Лишь предупреждаю – не позволяйте смрадному воздуху, наполнившими этот дворец и город, затуманить вам голов. Не забывайте, для чего мы здесь.

– И для чего же вы здесь? – раздался бархатный, зловещий голос, – Простите, если помешал, но просто очень любопытно узнать вашу точку зрения.

– Сезар Фальконэ? – поднял голову Фейрас к галерее, с высоты которой за ними наблюдал незамеченный соглядатай. – Вижу, вы зорко следите за своими гостями?

– И, судя по всеми, правильно делаю.

Сезар небрежно облокотился на поручень, с явной, неприкрытой угрозой.

– У меня создалось впечатление (возможно, ложное!) что вы пугаете даму, а мне никогда не нравилось читать огорчение на хорошеньких женских лицах.

– Если даму что-то и огорчает, – теряя терпение, прорычал генерал, – так это то, что вы вероломно лишили её законного права на принадлежащие ей по праву земли, изнасиловали, оболгали её мать, а потом подло заточили в острог!

Уперев руку о белый мраморный парапет, Сезар перемахнул через ограждение, с довольной внушительной высоты приземлился точно между Гаитэ и графом, склоняясь перед Гаитэ в нарочито выверенном поклоне:

– Прекрасная сеньорита, если какие-то из моих действий огорчили вас, я готов принести извинения. Но, смею заверить, ничего вероломного в моих поступках не было. После того, как ваша мать решила не подчиняться власти моего отца-императора, я был вынужден призвать её к благоразумию. Однако, послушавшись неправильных советов, она отказалась внять голосу разума, не оставив мне иного выбора, как подчинить её силой. Это была прямая измена с её стороны, за которую любой мужчина поплатился бы жизнью. Что же касается изнасилования – клянусь, я не опускался до такой низости. Да в этом никогда не было нужды. Женщины, которых я желаю, мне не отказывают, – закончил он, уперев руки в узкие, стройные бёдра.

На губах Сезара зазмеилась улыбка, от которой кровь стыла в венах.

– Но, если вы тоскуете о матери, – продолжил молодой человек, – не правильнее ли было обратиться с просьбой о свидании с ней к нам, вашим родственникам, вместо того, чтобы назначать свидания человеку, отошедшему от дел и давно уже ничего не решающему?

Сезар откровенно упивался новой игрой, в очередной раз демонстрируя собственное превосходство над всеми окружающими.

Поколебавшись, Гаитэ ответила:

– Генерал Фейрас был доверенным лицом моей матери и единственным человеком, на поддержку которого до сих пор могла надеяться. Полагаю, он будет верно служить мне и дальше.

– А вот я так не полагаю, – взмахнул рукой Сезар. – Как по мне, так он пытается настроить вас против законной власти. Такое вряд ли можно назвать верной службой, ведь очередной бунт приведёт вас прямо на плаху.

Улыбка сошла с лица Сезара. Оно приняло спокойное, сосредоточенное выражение.

– Право, тут нечего обсуждать, – выдохнула она испуганная Гаитэ. – Ведь не случилось ничего серьёзного.

– Вы так думаете? – сверкнул глазами Сезар.

– Граф просто хотел, чтобы я встретилась с герцогиней, моей матушкой, и убедилась, что с ней всё в порядке. Разве это измена?

– Герцогиня теперь, милостью моего отца, это вы. И не признавать это значит не подчиняться власти.

– Да, конечно, простите. Я ещё просто не привыкла к собственному титулу.

– Вы ненавидите меня, не так ли? – бесцеремонно перебив её, повернулся Сезар к набычившемуся графу Фейрасу. – За всё то, что есть у меня. И чего нет у вас – нет и никогда не будет! Моё происхождение, красота, талант. Мой успех на войне и в любви.

– Всё это существует исключительно в вашем воображении, а в действительности есть лишь пустое бахвальство, – ледяным тоном отрезал старый вояка. – Вы просто избалованный лестью мальчишка.

– Не могу с вами согласиться, – невозмутимо пожал плечами Сезар. – Я любимец Удачи. Хотите это опровергнуть? Примите вызов.

– Вы? Бросаете вызов? – удивлённо рыкнул Фейрас. – Мне?

– Я. Вам.

Сезар гордо вскинул красивую голову, с прищуром глядя на противника. И от непередаваемого высокомерия, написанного на его узком лице, у Гаитэ защемило сердце от тоски вперемешку с дикой, змеиной злобой. Ей захотелось, чтобы меч графа разрезал эту самоуверенную плоть до самых костей, обрызгав всё вокруг кровью.

Она так явно увидела это, словно воображаемое стало явью. Увидела и испугалась собственных желаний.

– Вы проиграли мне битву, проиграли любимую женщину, – насмешливо процедил Сезар. – Ну так я готов вам дать шанс отыграться! Никаких армий, никаких посредников – только ты и я, Фейрас. Только ты – и я. Любое состязание, любое оружие, любое время, которое назовёшь.

Глаза Фейраса полыхали от ярости до такой степени, что Гаитэ показалось, будто зрачки его покраснели, как у Зверя в Святом Писании.

– Я принимаю вызов, ты! Жалкий, самоуверенный ублюдок! Надутый индюк!

– На чём пожелаете сразиться? – угодливо поинтересовался господин насмешник.

– На мечах, разумеется! – заявил Фейрас.

– Ну, разумеется, – с презрением протянул Сезар. – Время и место?

– Сегодня вечером, на закате. У таверны Роз.

– Буду с нетерпением ждать встречи, – отвесил поклон Сезар, делая шаг назад с таким расчётом, чтобы соперник мог удалиться.

Что тот и сделал.

В принципе, ничего другого в данной ситуации графу и не оставалось.

Гаитэ с отчаянием посмотрела вслед широкой, коренастой фигуре старого друга. Как только дверь за ним затворилась, она, подобрав юбки, шагнула к лестнице, но Сезар заступил дорогу:

– Прошу вас, не уходите! Давайте воспользуемся утренними часами прохлады и прогуляемся в саду?

Гаитэ попыталась обойти его, но, положив руку на перила, Сезар не позволил ей этого сделать, упрямо продолжая стоять на пути.

Длинный алый кафтан, перехваченный широким поясом, оставлял сухопарую грудь обнажённой почти до пояса. В отличие от груди Торна, на ней не было растительности. Она была гладкая.

– Прошу вас, – повторил он с мягкой настойчивостью.

– К чему прогулки? – тряхнула головой Гаитэ, словно отгоняя наваждение. – Свои угрозы вы можете изложить мне прямо здесь, не сходя с места.

– Угрозы? – улыбка у него была мальчишеская, открытая, полная огня и лукавства. – Вам? Никогда! У меня вообще нет привычки угрожать женщинам.

– Ну да. Моя мать тому свидетель.

– К черту вашу мать! – тихо рыкнул Сезар в досаде. – Она слишком часто встаёт между нами!

– Проблема. Которую вы решили. В отличие от вашего брата, которого так просто не подвинешь. А теперь – дайте пройти!

– Невозможно. Как только вы это сделаете, я не увижу вас до самого вечера.

– Вы хоть понимаете, до какой степени ужасно себя ведёте?!

– Конечно. Но, признайте, вам нравится то, как я это делаю? Моё ужасное поведение исполнено очарования, свойственного падших ангелам. Оно производит неизгладимое впечатление.

– Я понимаю, что мои чувства не должны вас волновать…

– Но они меня волнуют!

Он навис над ней, сцепив руки за спиной, словно подавляя искушение немедленно схватить Гаитэ в объятия.

Красное сукно бархатного кафтана, блестящая кожа, горящий взгляд – всё отпечатывалось в памяти, заставляя задыхаться. Отчего? Гаитэ сама не понимала. Вернее, не хотела понимать.

– Хватит! Я вам не игрушка! Не канат, который можно и нужно перетягивать! Ваше желание обладать моим герцогством понятно, но, сударь, у вас же тоже есть сестра! И вы, кажется, любите её? Скажите, хотели бы вы, чтобы к ней относились так, как вы сейчас ко мне?

Лицо Сезара омрачилось, словно затянулось облачком. На мгновение в его выражении Гаитэ даже померещилось нечто вроде раскаяния или сомнения.

Но очередная самоуверенная улыбка убедила её в том, что она ошибается.

– Хотите присутствовать на поединке? – внезапно сменил он тему.

– О чём вы?

– О возможности пойти сегодня со мной.

– Нет, конечно.

– Боитесь, что мой брат не одобрит? Ну а если Торн пойдёт с нами?

– Вы дадите мне пройти или нет? – еле сдерживаясь от клокотавшей в душе ярости, прошипела Гаитэ.

– Обязательно, – с мягкостью кошки, готовой вот-вот выпустить когти, отозвался Сезар.

И добавил:

– Как только ответите на мой вопрос.

– Зачем вам моё присутствие?

– Хочу увидеть восхищение в ваших глазах, когда отрежу уши вашему генералу. Или, может, лучше отрезать ему что-то другое?

Сузив глаза Сезар сделался удивительно похожим на Торна.

– Чтобы ваша нездоровая фантазия не подсказала ему отрезать, сильно сомневаюсь, чтобы меня это восхитило, – фыркнула Гаитэ. – Вот если бы наоборот?

– Вас бы порадовали мои раны?

– Возможно, я сочла бы их справедливой карой за всё, что вы сделали с моей семьёй.

Гаитэ поднялась на ступеньку выше, приближаясь к нему вплотную, принимая не озвученный вызов:

– А может быть, мне плевать на мою семью? Может быть, вы бесите меня сам по себе вашим беспринципным цинизмом и самоуверенной наглостью? Бесите до такой степени, что я не побрезгую радоваться вашим отрезанным ушам?

Сердце колотилось от испуга и какого-то сладкого, незнакомого чувства. Гаитэ наслаждалась вызовом, который бросала. Наслаждалась тем, что рисковала.

Ударит он её? Или – поцелует?

Но прежде, чем Сезар окончательно определился с решением, Гаитэ с проворством птички поднырнула ему его руку и опрометью поднялась по ступенькам, сопровождаемая заразительным, весёлым смехом Сезара.