Следующий день выдался на удивление тёплым и ясным. Даже миссис Симмонс, немного подумав, оставила свою драгоценную шаль в доме. От прошедшего накануне дождя и следа не осталось. Дорожки подсохли, освобожденные от сорняков цветы радостно потянулись к солнцу. Лиз с самого утра занималась обустройством клумбы, а миссис Симмонс руководила работами по сносу беседки.

Экономка Робинс тем же утром навсегда покинула поместье. Перед самым своим уходом она всё же задержалась около группы рабочих, которые обсуждали, с какой стороны лучше начать выкапывать столбы беседки.

– Ничего, ничего, недолго вам тут всем веселиться, – громко проговорила Робинс. – Скоро узнаете, как здесь хозяйничать!

Миссис Симмонс, стоявшая неподалёку, невольно вздрогнула: вид у бывшей экономки был такой мрачный и зловещий, что навевал самые неприятные ассоциации.

– Иди, иди, отсюда, ведьма, – невежливо прикрикнул один из рабочих. И обернулся к хозяйке:

– Не слушайте её, мадам. Она давно от старости из ума выжила!

– Что? – взвизгнула Робинс и от возмущения уронила свой узел. – Ах, ты, мерзавец! Да я тебя…

– Иди отсюда, говорю тебе! – и рабочий погрозил экономке лопатой. Остальные громко и обидно засмеялись.

Подхватив с земли свой узел, Робин заковыляла прочь, ругаясь и проклиная всех, на чём свет стоит. У миссис Симмонс отлегло от сердца только тогда, когда нескладная тощая фигура скрылась за густо разросшимися деревьями.

– Что она тут говорила? – поинтересовалась подошедшая Лиз. – Она вас всё-таки расстроила напоследок?

– Ничего особенного, дорогая, – нервно ответила миссис Симмонс. – Больше мы её здесь не увидим. Отряхни платье, Лиз, оно у тебя в земле.

Беседка оказалась намного прочнее, чем про неё думали. Но после обеда её полностью снесли и выровняли площадку. Останки сооружения были отправлены на задний двор.

Мать и дочь пребывали в прекрасном расположении духа, оживлённо обсуждая, что и где теперь можно посадить. Мрачное пророчество экономки уже полностью изгладилось из их памяти.

Но неприятности их уже поджидали. После обеда миссис Симмонс, решив обследовать дальнюю и почти заброшенную часть дома, споткнулась на рассохшейся ветхой лестнице и сильно повредила ногу.

– Не надо, Лиз, не трогай, – сказала миссис Симмонс, поморщившись – Больно. Я тут немного посижу, и всё само пройдёт.

Она полулежала в кресле в гостиной, Лиз склонилась рядом.

Вошла миссис Ладлоу, новая экономка. Это была приятная женщина средних лет, подтянутая, в высшей степени аккуратная и в то же время очень располагающая к себе. Полная противоположность мрачной и желчной Робинс. Её предыдущий хозяин недавно скончался, наследники не торопились приезжать, и миссис Ладлоу с радостью ухватилась за возможность поработать у Симмонсов.

– Я сейчас приложу лёд, и вам станет лучше, – сообщила она хозяйке и направилась к двери.

– Но я думаю, следует послать за доктором, – сказала Лиз и выпрямилась.

– Зачем такая паника? – слабым голосом спросила миссис Симмонс. – Это всего лишь растяжение.

– Это может быть перелом, матушка, – строго, как к ребёнку, обратилась к ней дочь.

– Ладно, – махнула рукой миссис Симмонс. – Делай, как знаешь. Зови своего доктора.

Экономка остановилась в дверях и обернулась к Лиз:

– Мисс Симмонс, наш добрый доктор Уитни, как я слышала, сейчас сам сильно болеет. И вообще он очень сдал в последнее время. Возраст никого не щадит! Вы не возражаете, если я пошлю за доктором Хейлсвортом? Я о нём слышала прекрасные отзывы, хоть он и так непозволительно молод для доктора.

– Хорошо, – согласилась Лиз. – Посылайте.

Когда экономка ушла, миссис Симмонс томно обратилась к дочери:

– Лиз, дорогая, принеси мне книгу. Ту, что на моём столике, с закладкой. И можешь идти к своим цветам. А я тут поскучаю.

– Матушка, я могу составить вам компанию.

– Незачем, Лиз. Иди, слишком хорошая погода, чтобы сидеть в душной комнате. Да, перед уходом открой, пожалуйста, окно.

Лиз отправилась в сад, решив побыстрее доделать самые неотложные дела и вернуться к матери. Но быстрее не получилось. За время её отсутствия юный Паркер не сделал ни единой попытки закончить вскапывание порученной ему клумбы. Лиз застала его оживлённо беседующим с Грейс, новой горничной. Рядом на солнцепёке бесформенной грудой лежали выкопанные цветы и медленно увядали.

– Джон! – от возмущения голос обычно сдержанной Лиз зазвенел металлом. – Вам нечем заняться? Я же вам поручила тут всё закончить!

Испуганный Паркер-младший вздрогнул и уронил лопату. Он отчаянно смутился, покраснел, начал её поднимать и наступил на цветы.

– О, боже, – вздохнула Лиз. – Отойдите, я сама.

Горе – садовник окончательно сконфузился и начал бормотать извинения:

– Я сейчас всё сделаю, мэм, не беспокойтесь, я быстро.

Смешливая горничная, стараясь не расхохотаться, побежала в дом.

А юный Паркер схватил лопату и минут за пять сделал то, на что ему не хватило предыдущих сорока. Теперь можно было высаживать многострадальные растения в землю, пока они совсем не изжарились. Но такую тонкую работу Лиз не доверила своему помощнику, отправив его за водой.

Лиз как раз заканчивала посадку последнего ряда колокольчиков, когда рядом раздался вежливый голос:

– Добрый день. Мисс Симмонс, я не ошибаюсь?

Лиз выпрямилась, держа в руке пучок колокольчиков, поправила прилипшие волосы. Вежливый голос принадлежал худощавому молодому человеку с живыми карими глазами.

– Я доктор Хейлсворт, – представился молодой человек и улыбнулся.

Лиз сообразила, что у неё руки сейчас в земле, подол пыльный, а чепчик сбился на сторону и смущённо ответила:

– Мы вас ждём. Вас сейчас проводят.

– Да я могу и сам, – непринуждённо ответил доктор.

– Нет, нет, – поспешила сказать Лиз. – Вы можете заблудиться.

На пороге появилась миссис Ладлоу и пригласила доктора войти. Лиз, поспешно прикопала цветок, дала задание Паркеру-младшему полить все посадки и тоже заторопилась в дом. Но, прежде чем отправиться в гостиную, она посмотрелась в зеркало и ужаснулась своему непрезентабельному виду. Лиз вымыла руки и быстро привела в порядок причёску, чтобы предстать перед незнакомым человеком в приличном виде.

Снова посмотревшись в зеркало, она осталась почти довольна своим видом. Почти, потому что лучше было бы надеть розовое платье, а не серое рабочее, которое было на ней. Но переодеваться времени уже не было.

Когда она вошла в гостиную, доктор уже заканчивал осмотр.

– Со мной всё в порядке, Лиз, – сообщила миссис Симмонс. – Это не перелом, а просто растяжение.

– Да, – подтвердил доктор. – Растяжение сильное, но дня через три-четыре, я надеюсь, всё уже пройдёт. Главное, полный покой.

Он встал:

– Простите, я был невнимателен, когда сюда шёл. Где у вас выход?

Миссис Симмонс оживилась и даже приподнялась в кресле:

– Лиз, покажи доктору как выйти. Главную лестницу пришлось пока закрыть, чтобы никто не свернул себе шею, там ступеньки еле держатся. Дом, к сожалению, в ужасно запущенном состоянии.

– А я люблю старинные дома, они такие необычные, – сказал доктор, выходя. – Всего хорошего, миссис Симмонс.

Лиз показывала дорогу. Доктор шёл по узкому коридору и с явным интересом смотрел по сторонам. Увидев на стене старую потемневшую от времени, а, может, от копоти картину, он даже приостановился. Картина изображала нечто непонятное, то ли пейзаж, то ли натюрморт.

– Простите, мисс Симмонс, – весело сказал доктор, разглядывая картину. – Вы не в курсе, что здесь изображено? Быть может, это шедевр какого-нибудь художника прошлого века?

Лиз пожала плечами:

– Я не знаю. Мы здесь совсем недавно, не успели во всём, как следует, разобраться.

Доктор с интересом потрогал резные перила скрипучей лестницы:

– Извините моё любопытство, мисс Симмонс, я живу здесь уже почти три года, но ни разу не был в этом доме. Хотя слышал о нём немало.

– Вот как? – удивилась Лиз. – А разве мистер Холл не болел и не нуждался в услугах доктора?

– Болел, – кивнул доктор Хейлсворт. – Но он предпочитал общаться с нашим старым доктором, пока окончательно не разругался и с ним. Меня он не приглашал ни разу. Мистер Холл, по его словам, не доверял современным специалистам. Его кумиром был выдающийся, опять же по его словам, врач, мистер Сеттерфилд.

– Я не знаю такого врача, – удивилась Лиз. – Но я невежественна в вопросах медицины.

– Так и я не знаю этого врача! – доктор улыбнулся. – Этот почтенный эскулап лечил ещё дедушку мистера Холла. Стало быть, расцвет его карьеры пришёлся на 18 век.

– Думаю, с тех пор медицина шагнула далеко вперёд, – улыбнулась Лиз.

– Вы совершенно правы, мисс Симмонс. О, мы уже пришли? До свидания, желаю вам удачного дня. Надеюсь, к моему следующему визиту ваша матушка будет в добром здравии. И вы тоже.

Лиз вернулась в гостиную к матери.

– Прекрасный специалист этот доктор, – сообщила ей миссис Симмонс и отложила книгу, которую перед этим читала. – Внимательный, немногословный. Не то, что наш старый гилфордский шарлатан мистер Майлз! Лиз, почти 5 часов, давай пить чай.

Когда, наконец, длинный и утомительный день подошёл к концу, Лиз, пожелав матери спокойной ночи, удалилась в свою комнату. Она очень устала, но перед сном решила немного посидеть у открытого окна, полюбоваться ночным парком, освещённым луной. Вечер был тихий и душный, но уже начался лёгкий ветерок, грозивший перейти в грозу. Ветки деревьев качались, где-то кричала ночная птица. Голос у неё был неприятный, унылый, больше похожий на стон.

Какие-то тени мелькали в саду, наверное, летучие мыши. Лиз думала о завтрашнем дне, о том, что надо прополоть заросший розарий и посетить жену викария. Ночная птица закричала совсем близко, и Лиз вздрогнула. Она никогда не слышала подобного крика. Что это за птица? Сова, филин? Но они, вроде, кричат совсем не так.

Снова раздался тоскливый крик, перешедший почти в плач. У Лиз невольно побежали мурашки по спине. Говорят, так страшно кричит выпь. Но выпь – птица болотная, а ближайшее болото отсюда милях в двух.

Лиз отошла от окна, зажгла свечу и взяла со столика книгу, чтобы прочитать перед сном хоть пару страниц. Ветер начал раскачивать деревья, наползавшие тучи закрыли луну. Таинственная птица завопила где-то под самым окном. Потом птичьи когти заскребли по подоконнику. Лиз опустила книгу, повернулась – и увидела бледное человеческое лицо.