Начальник болтал ложечкой в стакане и внимательно следил, как крутится и прыгает в янтарно желтом чаю маленький черный листочек. Леночка тоже сидела за чайным столом, проглядывала иллюстрированный журнал. У нее смешная детская привычка: далеко оттопыривать губы, когда что-нибудь особенно интересует. Начальник переводит глаза от своего стакана на эти губы и украдкой вздыхает.

Третий день уже он приходит из конторы сердитый и озабоченный, и даже потемнело как будто золотое шитье его погон.

Очень хотелось бы оставлять за порогом конторы все служебные тревоги и огорчения, чтобы приходить в эти уютные комнаты совсем другим, и спокойным, и веселым. Но заботы словно проскальзывали из-под вышитой скатерти, незваные и незримые расплывались по комнате вместе с паром кипящего самовара.

Спросил, размешав сахар и кончиком ложки осторожно выуживая чаинку:

— А не скучно тебе со стариком, Леночка?

Леночка удивленно подняла глаза от журнала.

— Почему же это? Какой ты выдумщик, папочка.

Она и в самом деле пока еще не скучала. Слишком много еще полной и радостной жизни было в ней самой, в ее девических мечтах, в ее бодром молодом теле. Но начальник успел уже забыть свою собственную молодость, и ему казалось, что дочь говорит неправду.

— Уж ты не скрывай, Леночка. Я знаю. Все одна да одна, а когда я дома, так от меня тоже мало интереса. Вон я какой… затхлый… Тебе надо знакомых завести.

— Ну, что же! — быстро согласилась Леночка. — Можно и знакомых.

— Я, видишь ли, одно время думал взять тебе компаньонку… француженку какую-нибудь, или немку… Ты ведь понимаешь языки-то, — и все-таки было бы веселее, чем со мной да с собаками. Но еще неизвестно, какую найдешь. Да и дороговато. Жалованье у меня не Бог весть какое. Обстановку вот подновлял перед твоим приездом и даже этими расходами несколько бюджет нарушил… А знакомых — следует.

Он положил себе полное блюдечко вишневого варенья.

— У меня есть-таки кое-кто из хороших знакомых, но тоже народ все пожилой и для тебя неинтересный. Начальник отделения из казенной палаты, потом полковник один, старый сослуживец. Поп наш тюремный заглядывает частенько. Не по тебе все…

— Я и старых люблю, папочка. Они интересно рассказывают. И с ними можно обо всем говорить, не думая. А с молодыми надо думать.

— Это конечно. Но нужно тоже и соответственно возрасту. Поедем-ка мы с тобой к тетке. Сама-то она сухарь баба и хуже попа тоску нагонит, но народу у нее бывает много. Там и выберешь, кто понравится.

Леночка перевернула несколько листков в иллюстрации и, засмотревшись на какую-то картинку, опять оттянула губы. Начальник вздохнул всей грудью и подумал, поднося ко рту ложечку с вареньем:

«Ребенок, совсем ребенок! Пожалуй, ей еще и в самом деле рано по гостям трепаться. Но с другой стороны…»

Необходимо было на другой день отправить Леночку куда-нибудь подальше от тюремного флигеля, — и сделать это возможно скорее, потому что ходатайство кривоногого Иванченки имело в городе самый благоприятный исход. Генерал, от которого это зависело, даже похлопал дружески начальника по плечу и сказал своим сочным, с нежными переливами, баритоном:

— Очень рад, очень рад, мой милый… Вы посудите сами, какое было глупое положение: живем в большом городе и вдруг не имеем во всякое время под рукой столь необходимого по нынешним временам человека! Теперь все прекрасно устроится.

И начальник раскланивался и благодарно улыбался в ответ на похвалы и тоже утверждал, что все будет прекрасно.

Тогда, в кабинете генерала, он сам очень искренно это думал, но теперь, за чайным столом, при розовой Леночке, тогдашние мысли представились ему дикими и темными. Одно время пришло даже в голову, что хорошо было бы, если бы Леночка совсем не приезжала.

Конечно, она все осветила и украсила, превратила простую тоску безделья в радостный отдых. Но все, что прежде было так хорошо и удобно налажено, теперь расстроилось; старая правда вдруг сделалась ложью. Потому и рождаются все эти нудные и запутанные мысли, в которых прежде не было никакой нужды.

— Если человек живет в одиночестве, то он дичает и грубеет! — несколько нравоучительно сказал начальник. — Я сам этому живой пример. Но я человек уже старый, и ко мне мерка прикладывается другая. А ты молода, у тебя характер только что формируется. И одиночество тебе особенно вредно.

Он говорил еще долго и многословно в таком духе, а потом подумал: «И зачем это я болтаю столько? Ведь она вовсе даже и не спорит»…

И закончил более уверенно:

— Стало быть, мы сегодня же и отправимся к тетушке. С родственниками можно обойтись и без особых официальностей. Живет она у черта на куличках, поэтому я тебя только провожу и вернусь домой, а ты можешь даже остаться там ночевать.

Леночка утвердительно кивнула головой, закрыла журнал и, напевая французскую песенку, прошлась по комнате. Поправила криво висевшую на стене разрисованную тарелку, смахнула с буфетной доски хлебные крошки. Потом остановилась у окна и, продолжая напевать, смотрела на решетки главного корпуса, на избитую мостовую тесного двора, на скучающего привратника. Все это успело уже немножко примелькаться, потеряло значительную долю завлекающей новизны. И Леночка уже не без удовольствия подумала о предстоящей поездке.

Наденет светлое платье с вышивкой шелковым сутажем и модной юбкой. Жаль только, что нет хорошей сумочки, — та, что куплена еще в институте, уже совсем неприлична, — да и башмаки могли бы быть получше. Надо будет после двадцатого напомнить об этом папе.

Внизу, во дворе, маленькая суета, хлопанье кнута и скрип. Леночка посмотрела вниз, прижавшись лбом к стеклу.

— Бревна какие-то привезли… и ящики… Ужасно смешные ящики: точно гробы.

Это равнодушное сообщение почему-то очень нехорошо подействовало на начальника. Он покраснел до корней коротко остриженных волос, торопливо обтер салфеточкой запачканные вареньем губы и закричал грубо и сердито:

— Нечего там смотреть на всякие глупости! Может встретиться совсем неподходящее зрелище для молодой девушки. Что за привычка вечно торчать на этом окошке? Вот, завтра же прикажу его замазать краской, чтобы ничего не было видно. Обязательно прикажу…

Леночка сделала круглые глаза.

— Но ведь просто бревна, папочка! Бревна и ящики. И вообще здесь никогда не бывает ничего неприличного. Один бедненький арестант, вон там, наверху, вчера смотрел-смотрел на меня, и вдруг поклонился. У него оказались очень хорошие манеры. Он, должно быть, из интеллигентных, папа.

— Глупости… Подлецы одни там сидят! Вот изругают тебя, так будешь знать. И в бревнах ничего особенного нет. При тюрьме мастерские. Туда и везут.

— Да ведь и я тоже говорю, что ничего особенного.

Леночка обиделась и ушла. Начальник проводил ее долгим и подозрительным взглядом, с сердцем бросил салфеточку и отправился вниз. Сердце у него билось часто и больно, в висках шумело и, чтобы оправиться, он должен был разрядить на чем-нибудь запас своего волнения. Поэтому он сначала заглянул в контору, но, не отыскав там никакой неисправности, позвал старшего надзирателя и отправился в главный корпус.