У Майка было такое чувство, будто его сопровождает президентская автоколонна.

Большие чёрные «линкольны», по два в ряд. Неспешно катящиеся по дороге 101. Первый раз в жизни он ехал в «линкольне» с незарешеченными окнами. Огромный китаец по имени By, положив дробовик на заднее сиденье, попросил Майка дать ему свой пейджер.

Майк протянул.

By сжал коробочку в кулаке (пейджер хрустнул) и вышвырнул в окно.

– Добро пожаловать на борт, – сказал он.

– Куда мы едем? – спросил Майк.

– В Святое Сердце.

Святое Сердце оказалось покинутой католической школой. В нем было, должно быть, около сотни людей, все они были одеты в кладбищенски-чёрные одежды. Это было похоже на приют для людей в состоянии депрессии; обитатели передвигались с угрюмой целенаправленностью. Некоторые из них переносили оружие из одних классов в другие. В гимнастическом зале по всему пространству баскетбольной площадки были расставлены койки. В дальнем конце была оборудована сцена для собраний. В углу шла демонстрация применения стрелкового оружия. By помахал молодой женщине с длинными светлыми волосами, которая рисовала мелом на школьной доске белый контур человеческой фигуры. Она улыбнулась By и продолжила урок. Когда она потянулась, чтобы нарисовать голову, её чёрная футболка задралась, обнажая живот с ямкой пупка.

Повернувшись к классу, она спросила с мягким южным акцентом:

– Ну, кто скажет мне, где находятся три точки для чистого выстрела?

Один человек поднял руку.

– Позади уха.

Блондинка кивнула.

Пожилая женщина подняла руку.

– Да, Кей?

– В основании шеи.

Женщина кивнула. Подождала немного.

– Ну, кто ещё? – она вздохнула и сказала: – Да ну же, люди! Прямо в сердце!

Маленькая группа захихикала, в замешательстве глядя в пол.

Блондинка положила руки на бедра.

– Так, а где у нас сердце?

Пристыженные ученики прижали руки к левой стороне груди.

– Супер! — воскликнула блондинка.

Длинный худой человек сидел, читая чёрную Библию. Другой человек, в чёрной футболке, показывал нескольким женщинам, как чистить винтовку. Дот подвела Майка к большой алюминиевой кофеварке, установленной на столе, покрытом белой бумажной скатертью; рядом с ней стоял поднос с «Oreo». Она налила ему чашку, подала и посмотрела на него.

– Что такое? – спросил Майк.

– Кто учил тебя манерам?

Он понятия не имел, о чем она говорит.

– Я налила тебе чашку кофе.

– И что?

– И что в таких случаях происходит?

Странный вопрос. Майк подумал обо всех тех чашках кофе, которые ассистенты приносили из съёмочную площадку. Он потратил лишь одну горячую минуту, чтобы научить команду, какой кофе он любит. После этого они запомнили навсегда: много сливок. Без сахара. Он любит такой кофе. Черт, ему это было необходимо. Двадцать семь дублей в день. Актёр, прекрасно справлявшийся на пробах, а на площадке не способный найти своё место и читающий одну строчку вслух, а другую про себя. Облачный фронт, грозящий накрыть тенью всю площадку и отправить всю долбаную непрерывность к чертям собачьим. Представительница заказчика, посматривающая на часы, барахлящая дождевальная установка – у него было о чем подумать в день съёмок, так что он принимал как само собой разумеющееся, что кто-то берет на себя заботу о том, чтобы приготовить ему кофе.

– Что-то я тебя не пойму, – сказал Майк.

– Хм-м, – протянула Дот, наливая и себе из краника и заворачивая несколько «Oreo» в салфетку.

Взяв с собой свои чашки и печенье, они направились в угол комнаты, где стояли складные стулья. Свет проникал внутрь сквозь высокие окна, забранные частой стальной решёткой, чтоб защитить их от ударов мяча. Заглянув под сцену, он увидел нечто вроде выступа, покрытого плотной темно-бордовой материей – складные скамейки, такие же, какие были в спортзале его школы; их составляли вместе в сложенном виде, как карточки в картотечном ящике. Тяжёлый запах пота и грязных носков. В углу – списанная зенитная установка, бордовая с белым. Над сценой висели флаги – ГОРОДСКИЕ ЧЕМПИОНЫ 1987, 1988, 1989. Кто-то нарисовал на кирпичной стене распятие в современном стиле. Хипповатый Христос с аккуратно подстриженной бородкой, одеяние в виде разноцветных граней. Что-то вроде рисунков кубистов. Стигматы были нарисованы с большим вкусом.

– Почему вы выбрали это место? – спросил Майк.

– Оно используется ещё и как арсенал. Здесь почти неограниченный запас боеприпасов.

– Только не надо пытаться втирать мне очки.

– Прямо под ризницей часовни, – пожала плечами Дот. – Ты хочешь узнать, что здесь происходит?

– Конечно.

– Клиндер успел тебе что-нибудь рассказать?

Пересказывая вкратце бредовую теорию доктора, он смотрел на своё двойное отражение в её широких изогнутых очках и гадал, какого цвета у неё глаза. Он заметил, что карман её чёрного платья оттопыривается. Носовой платок? Пистолет? Заканчивая, он сказал:

– Это была тупейшая история из всех, какие я когда-либо слышал. Колибри. Пришельцы. Виртуальная жизнь после смерти.

Дот запила «Oreo» глотком чёрного кофе.

– Это правда, – сказала она.

Майк посмотрел на неё.

– Все, что говорил тебе Клиндер – правда до последнего слова.

– Тогда почему же вы не на его стороне?

– Мы не хотим идти за Крылатым, – сказала она, усмехнувшись. – Он жулик.

– Но ты же только что сказала, что веришь во всю эту херню насчёт колибри.

– Это как со священным писанием. Мы верим, но интерпретируем это по-другому, – она улыбнулась и положила ногу на ногу. – Как тебе кофе?

Он уставился на пластиковую чашку с дымящимся напитком. Он ещё ни разу не отхлебнул его.

– Превосходно.

– Нет, серьёзно. Как он тебе нравится?

Кофеманка, подумал он. Как там называла эта маленькая французская переводчица таких людей? Тех, кто наслаждается? Снобов? «Connoisseurs»? Он не мог вспомнить её голос.

– Хороший, – сказал он.

Она наклонилась к нему.

– Майкл. Возможно, ты думаешь, что я просто разыгрываю гостеприимную хозяйку. Это не так. Я задаю тебе серьёзный вопрос.

Ну что ж. Он отхлебнул. Он проглотил. Он посмотрел в чашку и увидел отражение своего носа и глаз в тёмной жидкости. Это никак нельзя было назвать чашкой хорошего кофе. Это была, возможно, лучшая чашка кофе из всех, что ему довелось попробовать за всю жизнь.

– Это… – он выдохнул и запнулся в поисках подходящего слова. – Это великолепно.

Дот откинулась назад и улыбнулась.

– Лучшего ты никогда не пробовал?

– Точно.

Она протянула ему «Oreo».

– Попробуй это.

Он взял его, понюхал и откусил. Вкус какао взорвался у него во рту. Печенье чудесно хрустело – оно не было ни слишком сухим, ни слишком твёрдым. Сандвич со вкусом ванили был настоящим вихрем острого удовольствия. Как если бы он первый раз в жизни пробовал мороженое. Как если бы он опять был ребёнком.

– Бове мой, – сказал он с набитым ртом.

– Нравится?

– Вошхишишельно.

– Лучше ты никогда не пробовал? Он посмотрел на неё и проглотил.

– Кто вы, ребята? Шеф-повара в гурманском клубе, подрабатывающие по ночам убийствами?

– Ты ведь не очень часто ешь в последнее время, не так ли?

Это было правдой. После джунглей он потерял аппетит. Он не мог припомнить, когда ел в последний раз. Это его немного беспокоило, но, в конце концов, еда никогда не стояла у него на первом месте.

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

– Здесь все так же вкусно.

– Вся ваша пища? Неудивительно, что у вас так много последователей.

– Нет. Не наша пища. Вся пища. Каждый персик. Каждый хот-дог. Каждая тарелка супа. Откуси кусочек клубничного торта – ты будешь думать о нем часами.

В это было трудно поверить.

– Ты мне не веришь? – она улыбнулась. – Я вижу, ты давно не занимался сексом. Я могла бы доказать тебе, но это, пожалуй, лучше будет сделать с кем-нибудь, кто тебе нравится.

– Я здесь чего-то не понимаю.

– Здесь так со всем, – она окинула взглядом гимнастический зал. – Каждый день. Каждое ощущение. Абсолютное совершенство. Как будто наши вкусовые рецепторы были усовершенствованы. Они пытаются дать нам все, что мы пожелаем. Пытаются предугадать любое из наших требований. Они не выносят нужды. Ты никогда не замечал ничего такого?

– Нет, – признался он. – Клиндер сказал, что пришельцы изгнали из мира смерть.

– Что ж, мы приносим её обратно, – сказала Дот. – Мы ведём войну, Майк. Мы – партизаны на оккупированной территории. Мы – киллеры.

– Но почему?

– Потому что это извращение. Колибри просто кормятся нами. Мы – их «Oreo». Их снедь. Мы – их любимое лакомство. И мы хотим, чтобы они подохли с голода.

– И поэтому вы убиваете?

– Убийство – единственное оружие, которое может их остановить. Мы пытаемся создать парадокс. Мы убиваем некоторое количество людей, приносим некоторое количество страдания в эту маленькую утопию, и она перестаёт быть раем. Они должны выбросить нас за борт.

– И они делают это?

– Они делают это. Вот почему нас все меньше. Этот спортзал раньше бывал полон. С каждым человеком, которого мы убиваем, мы становимся ближе к свободе. Мы начали друг с друга. Потом мы перешла на близких, тех, кого мы любим. Потом – чужие люди. Сейчас мы действуем наудачу.

– Наудачу.

– Любого человека, в любое время.

– Господи, да ты не шутишь!

– Думаешь, мы сошли с ума?

– Нет, конечно нет! Это замечательный план. Стреляешь в кого попало не глядя, пришельцев это в конце концов задалбывает, и они вышвыривают тебя из своего рая к чёртовой матери.

Иисусе, почему я сразу не подумал об этом?

– Здесь все немного не так просто. Существуют определённые правила. Чтобы тебя вышвырнули – стёрли, как мы это называем, – необходимо убить трех человек. Незнакомого человека. Кого-нибудь, кто тебе нравится. И кого-нибудь из родственников.

Майк почти готов был рассмеяться. Он не хотел вникать в смысл всего этого. Когда он пытался вникнуть в смысл, его начинало тошнить.

– И сколько времени вам понадобилось, ребята, чтобы вычислить это?

– Годы.

– А что происходит с теми людьми, которых вы убиваете?

– Они возвращаются.

И все же он не смог удержаться. Он начал смеяться, и смеялся добрых несколько минут. Люди в спортзале стали оглядываться, интересуясь, в чем была шутка.

– Ты ведь не узнал меня, верно?

Она сняла свои тёмные очки, и Майк перестал смеяться.

– Выстрел в голову, – сказала она.

Это была женщина в розовом джемпере. Та женщина, которую он убил. У неё не осталось даже шрама.

Майк несколько раз сглотнул. Из всех ужасов, которые встречались на его пути в последнее время, это было наихудшим. Он обнаружил, что с трудом может заставить себя взглянуть ей в глаза.

– Никогда не удивлялся, что можешь произносить это слово? – спросила Дот. – «Смерть»? Далеко не все могут. Клиндер может. Некоторые из нас могут. Это птички нас запрограммировали, на глубоком уровне. Вроде табу, – Дот опять надела очки. – Ты можешь произнести его, потому что ты убивал.

С минуту помолчав, он сказал:

– Ты принимала меня за моего брата.

– Да. Прости. Здесь мы прокололись.

– Вы хотели убить его.

– Да.

– Почему?

– Мы пытались спасти тебя.

– От кого?

– От него. Он будет пытаться убить тебя.

– Но зачем ему это?

– Для Перешедших это единственный способ победить.

Майк обхватил голову руками. Его мозг перешёл тот предел, на котором ещё было возможно какое-то сцепление между мыслями, и теперь они скользили беспорядочно, как яйцо по тефлоновой сковородке. В этом не было смысла. Такахаши сказал: если хочешь жить, найди своего брата. Зачем ему было посылать меня искать Денни, если он думал, что Денни собирается меня убить? И – господи боже, да Денни не способен обидеть и муху! Неужели они не знают этого?

Наконец Дот сказала:

– Майк? Ты спросил меня о том, что происходит с нашими жертвами, но ты так и не поинтересовался, что происходит с убийцами.

Его ум был оглушён, и голова кружилась от ужаса.

– Что? – спросил он через силу. – Что происходит с убийцами?

Она позвала через весь зал:

– By!

Огромный китаец подошёл походкой тяжеловеса, как будто держал под мышками две подушки.

– By, ты сейчас на какой отметке?

– Два, – сказал он с гордостью.

– Скажи ему, – велела она.

By пододвинул стул и сел на него задом наперёд, скрестив мясистые руки на спинке.

– Парень на роликах на Венис-Бич. Моя жена, – он увидел выражение лица Майка и добавил: – Чистые выстрелы.

Дот пояснила:

– Он имеет в виду, что они не испытали боли – или почти не испытали. Скажи Майклу, что случится, когда ты убьёшь кого-нибудь из тех, кого любишь?

Он улыбнулся.

– Дембель. Меня стирают.

Она протянула ему свой пистолет.

– Выбирай.

Его глаза расширились, он взял пистолет.

– Это правда, мисс? О, спасибо! Огромное спасибо!

By рванулся через спортзал, как мальчик, только что узнавший, что он выиграл поездку в Диснейленд; он переходил от одной группы к другой, возбуждённо беседуя.

– Он ищет добровольцев?

– Угу.

– Кого-нибудь, кого он… любит?

– Именно.

– Это отвратительно.

– Дот! – позвал By. Он держал за руку тоненькую блондинку, которая рисовала на доске. – Это Дон!

– Веди её сюда.

Майк уже видел это. В магазине «7-Eleven». Рита и её брат. Он не мог вспомнить его имени.

Молодая пара стояла перед ними, вся в улыбках. Как будто их собирались провозгласить мужем и женой.

Дот спросила:

– Ты уверена, Дон?

– Ещё бы. By – мой брат.

– Ну, тогда давайте.

Дон приподняла край своей мешковатой чёрной футболки и вытащила курносый «тридцать восьмой». Ещё раз мелькнул пупок. Она протянула пистолет By.

– Возьми лучше мой, милый. Я только что почистила его.

– Круто! – Он взял его и медленно прокрутил барабан большим пальцем. Потом отдал Дот её пистолет.

– Ну, смотри не промахнись, – поддразнила его Дон.

– Подождите! – сказал Майк, вставая, и все они замерли, глядя на него.

– Кто это? – спросила Дон.

– Майк Глинн, – представила Дот. – Дон Джейкобс.

Майк сказал:

– Вы не должны делать этого.

Мгновение спустя Дон сказала:

– Я знаю. Но мы хотим этого.

– Ну да, – повторил толстый китаец. – Мы хотим этого.

– Они хотят этого, – сказала Дот и кивнула By.

– Подождите! – сказал Майк.

Блондинка закрыла глаза, и толстяк выстрелил сбоку ей в голову. Отдача эхом прокатилась по гимнастическому залу, как удар тарелок на репетиции оркестра. Женщина упала лицом вперёд. Струя крови прочертила дугу на отполированных деревянных планках. Как молодая луна. Она лежала в темно-бордовом пятне. Трехсекундное преступление, подумал он.

Майк посмотрел на толстяка, который улыбался безумной улыбкой, сжимая в руке пистолет.

Экзальтированный. Трепещущий от благодарности. Майк мог бы поклясться, что вокруг него разливалось мерцание, как будто он был покрыт росой. Он почувствовал неприятный запах: пахло палёными волосами. Их взгляды встретились, и Майк увидел то, что не хотел бы увидеть ещё раз в своей жизни.

Глаза By. Чёрный зрачок – точка пустоты, покоящаяся в центре коричневого кольца, зажатого между двумя белыми клиньями – стал расширяться вовне. Чернота быстро просочилась в радужную оболочку, поглощая её цвет. Круговая чёрная волна расширялась, пропитывая глаз до самого края, пока он не стал совершенно пустым – выпуклая щель, полная блестящей черноты.

Глазные яблоки By стали чёрными.

Потом почернели его зубы.

А потом он исчез.

Пистолет упал на пол спортзала, тускло звякнув.

Зал взорвался аплодисментами. Люди забирались на койки, бешено хлопая в ладоши. Кто-то ревел: «Стёрли!»

Худой человек, который читал чёрную Библию, вышел вперёд, как деревенский похоронных дел мастер, и накрыл тело женщины белой простыней. Встав, он сложил руки перед собой, держа Библию, и начал читать.

На реках Вавилонских, там сидели мы И плакали, поминая Сион. Ибо там пленившие нас требовали от нас песен, И разорившие нас требовали от нас веселья, Говоря: воспойте нам от песен Сиона.
Как воспеть нам песнь Господню в земле чуждой? Если забуду тебя, Иерусалим, Пусть забудет меня десница моя! Если не вспомню тебя, Пусть язык мой прилепится к гортани моей;
Вспомни, Господи, Сынов Едомских, глаголивших в день Иерусалима: Разрушьте его, Разрушьте его до основания его.
О дщерь Вавилона, разрушительница, Блажен будет тот, Кто воздаст тебе, как ты воздала нам. Блажен будет тот, Кто возьмёт и разобьёт младенцев твоих о камень . [46]

Бобби, вспомнил Майк. В магазине. Мальчика звали Бобби. Дот нагнулась, чтобы подобрать пистолет. Она предложила его Майку, но он лишь посмотрел на неё.

– Вот, – сказала она, – как крошится печенье.