ДОРОГАЯ НИКИ, Я НАЧАЛА ИГРУ. ОНА НАЗЫВАЕТСЯ «ПОЙМАЙ МЕНЯ, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ». Д.

Ники: 22:35

Думаю, хорошо бы выпить галлон кофе. Чувствую себя супер напряженной, нервной и встревоженной. По дороге домой я все время смотрю в зеркало, ожидая увидеть незнакомца на заднем сиденье, который угрожающе смотрит на меня.

Как только я вошла в дом, то сразу увидела, что вещи тети Джеки пропали. Вероятно, она решила после всего уехать домой. Мама спала в кабинете, её ноги запутались в одеяле; верный признак того, что засыпала она под снотворным. Экран телевизора освещал комнату голубым светом, отражая движущиеся картинки на стены и потолок, словно комната погрузилась под воду. Загорелый телеведущий серьезно смотрел в камеру над пылающей красной строкой с надписью «ЗАГОВОР СНОУ? ПОВОРОТ В ДЕЛЕ МЭДЕЛИН СНОУ».

На экране ведущий новостей говорил: «После перерыва мы покажем интервью соседки Сноу, Сьюзан Хардвелл».

Я выключаю телевизор, благодарная тишине. Сколько раз я это слышала за последнюю неделю? Когда человек исчезает, самые важные - это первые семьдесят два часа. Я видела Дару прямо перед ужином несколько часов назад, она заходила в автобус. С ней не было большой сумки, у неё нет телефона. Так куда, черт возьми, она собралась?

В комнате Дары я включаю весь свет, чувствуя себя немного лучше; менее тревожно, когда весь беспорядок освещен и очевиден. На этот раз я точно знаю, что искать. Несмотря на нытье Дары о праве на частную жизнь, она слишком ленива, чтобы лучше прятать личные вещи. Поэтому нахожу её дневник там же, где и всегда, в самом маленьком ящичке её расшатанного столика, под кучей ручек, старых телефонных зарядок, презервативов и фантиков от жвачки.

Затем сажусь на её кровать, которая ужасно стонет подо мной, будто протестуя против моего вторжения, и открываю на коленях её дневник. Мои ладони чешутся, как происходит всегда, когда я нервничаю. Но я под воздействием того же самого неописуемого инстинкта, который завладел мной много лет назад во время глупого теста по географии. У Дары проблемы. Проблемы уже давно. И только я одна могу помочь ей.

Почерк сестры прыгает на бумаге,  страницы дневника смяты, покрыты нацарапанными заметками, бессмысленными рисунками и случайными замечаниями.

«Это случилось», - гласит заметка, датированная началом января. – «Паркер и я реально встречаемся».

Я перелистнула страницы на неделю вперед. Встречи, расставания, жалобы на маму, папу, доктора Личми и на меня. Здесь было все: злость и триумф. Всё переплеталось аккуратным пересечением чернил. Что-то из этого я уже видела (однажды я читала её дневник, после того, как я узнала от своей подруги Иши, что она и Ариана подсели на кокаин). Прочла её заметку обо мне, полную насмешек, по поводу того, что произошло на Балу в День основателей. Я тогда собиралась рассказать родителям, что их маленький ангел не такой уж и ангел на самом деле. Если бы только она знала.

15 февраля: Счастливый день после Дня Святого Валентина. Хотелось бы мне взять того, кто придумал этот праздник, вывести на задний двор и по старинке выпороть. А еще лучше, подвесить Купидона и засунуть стрелы в его тупую толстую задницу!

28 февраля: Паркер влюблен в кого-то еще. Это немного разбивает мне сердце.

2 марта: Думаю, исчезновение действительно прекрасная вещь. Особенно та часть, где люди ищут тебя и умоляют вернуться домой.

Я замедлилась, когда дошла до 26 марта. В этот день с номера из Восточного Норуолка были отправлены фотографии тем парнем, который угрожал мне (угрожал Даре) советуя держать рот закрытым. Эта запись была относительно короткой, всего несколько строк.

26 марта: Сегодня еще одна вечеринка! Андре был прав. Становится легче. Последний раз я работала три часа и заработала около двухсот баксов чаевых. Остальные девушки тоже хороши, но одна из них предупредила меня, чтобы я не слишком сближалась с Андре. Думаю, она просто ревнует, потому что очевидно, что я нравлюсь ему больше других. Он говорил мне, что продюссирует шоу на TV. Представьте, что будет с Ники, когда она узнает, что у меня свое собственное реалити-шоу? Она просто умрет. Тогда Паркер почувствует себя в дерьме по-настоящему.

Я слышала это имя. Дара упоминала об Андре при мне. И у неё есть его фото на телефоне. Я перевернула следующую страничку. Запись Дары в утро аварии еще короче.

Черт возьми. Я действительно думала, что покончила с ним. Но сегодня я проснулась с дерьмовым чувством. Ариана говорит, что я просто должна пойти и поговорить с Паркером. Не знаю. Может и должна. Может Лизни Меня был прав. Я просто не могу найти другой выход. Или я, наконец, должна вырасти.

Перед глазами снова появляются картинки той ночи: льет дождь и отражается стальным цветом на капюшоне Паркера; фары разрезают мир на куски света и тени; во взгляде Дары триумф, будто она первой пересекла финишную черту.

Вперед. Записи прекратились на некоторое время. Я перевернула несколько пустых страниц. У Дары были переломы правого запястья после аварии; она не могла держать ни ручку, ни вилку. Следующая запись – последняя - от вчерашней даты, и написала всеми заглавными буквами, как заголовок или крик.

ДОРОГАЯ НИКИ, Я НАЧАЛА ИГРУ. ОНА НАЗЫВАЕТСЯ «ПОЙМАЙ МЕНЯ, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ». Д.

Секунду я ничего не могла делать, просто ошеломленно смотрела, читая сообщение снова и снова, разрываясь между облегчением и злостью. Злость победила. Я захлопнула дневник и, встав, зашвырнула его через комнату, где он стукнулся об окно и, падая, ударился о пустой стакан для карандашей.

- Думаешь, это гребанная игра? - Громко закричала я, а потом неожиданно почувствовала холод, будто кто-то подул мне в спину.

Это были почти те слова, что неизвестный написал мне в сообщении: «Думаешь, это гребанная шутка?»

Я встала, перешагивая через груды барахла, в поисках хоть чего-то, может быть, какого-нибудь ключа, который подсказал бы, куда она ушла и почему. Ничего. Только обычная одежда и мусор, такой торнадо-хаос Дара за собой оставляла везде. Четыре новые картонные коробки валялись в углу. Предполагаю, мама, наконец, попросила её разобрать свои вещи, но коробки были пустые. Я пнула одну из них, испытывая удовлетворение, когда она перелетела через всю комнату и с глухим стуком упала у противоположной стены. Я проигрываю. Глубоко вздохнула. Стоя в углу, снова оглядела комнату, мысленно пытаясь представить, каким я все тут видела несколько дней назад. Это как наложить картинки вместе и найти, что не совпадает. А потом что-то щелкнуло. Пластикового пакета под её кроватью, я уверена, не было неделю назад.

Внутри пакета были случайный набор вещей: щипцы для завивки, спрей для волос дорожного размера, блестящие стринги, которые я передвинула мизинцем, не уверенная -  чистые они или грязные. Четыре визитные карточки разных людей, от маляра до секретаря. Я выложила их на кровать, одну за другой, надеясь найти что-то типа послания. Последняя визитка принадлежала бару «У Бимера». Я знала это место. Прямо 101-у шоссе, на полумилю южнее «ФанЛэнд» и в миле от того места на побережье, где мы с Дарой попали в аварию.

Я перевернула визитку, и тогда весь мир заострился и сократился до воронки на имени Андре, и на нескольких номерах, нацарапанных шариковой ручкой. Снова испытала небольшой приступ боли, как выстрел из скрытой части моего мозга. Я узнала этот номер. Я переписывалась с ним меньше, чем два часа назад.

«Тебе лучше держать свой рот на замке или...!!!»

Самое страшное, что я даже не испугалась. Я не чувствовала ничего.

Не было еще и одиннадцати, поездка до «У Бимера» займет меньше двадцати минут. Достаточно времени.

Ники: 23:35

Как только я заезжаю на парковку бара «У Бимера», то чувствую разочарование. Я надеялась увидеть еще один ключ, непосредственный знак того, что Дара связана с этим местом. Но «У Бимера» выглядел как еще один из десятков баров, которыми усеян Восточный Норуорлк. Только находился он в стороне, совсем около Сиротского пляжа, где смертельно сильное течение, поэтому и посетителей, которые появляются только по особой необходимости, здесь должно быть мало. Однако, на парковке было полно автомобилей.

Флайеры в темном окне пестрили рекламой: «Дамская вечеринка», коктейль «Похотливый Сосок»,  VIP вечеринка «Затмение» (довольно банальное название). Здесь были даже бархатные веревки перед входом со стеклянными дверями, что выглядело смешно, учитывая, что никакой очереди не наблюдалось. На парковке был лишь одинокий посетитель, одетый в грязные джинсы и футболку «Будвайзер»; он курил сигарету, болтая по телефону; должно быть задержался. Я смотрю, как «Будвайзер» гасит окурок об ведро, предположительно оставленное для этой цели, выдыхая дым через нос, наподобие дракона. Собираюсь выйти из машины и последовать за ним, когда дверь открывается, и появляется вышибала, имеющий формы приблизительно размером с горбатого кита. Он перехватывает «Будвайзера» за руку, а тот показывает амбалу, вероятно, свою печать посетителя, и вышибала вновь уходит. Я не рассчитывала, что удостоверение личности будет необходимо. Но, конечно, должна была. На мгновение волна усталости проходит сквозь меня, я уже подумываю развернуться и поехать в направлении дома, оставив Дару катиться ко всем чертям. Но упрямая часть меня отказывается сдаваться так быстро. По крайней мере, у Дары не было подделки, насколько я знаю. Она всегда хвасталась, что это ей не нужно, так как она может пофлиртовать по дороге к бару. Если она смогла это сделать, я тоже смогу.

Я опускаю зеркало, сожалея, что на мне простая майка и шорты, и что я не переоделась, прежде чем выйти снова из дома. И никакого толкового макияжа, кроме туши и блеска для губ, - выглядела я бледной и юной. Осматриваюсь вокруг и перелажу на заднее сиденье, где находится огромное количество разной одежды и другого мусора, точно также как и в комнате Дары. Мне не понадобилось много времени, чтобы найти блестящий короткий топ, блеск для губ, и даже трехцветную палетку теней для глаз тёмного цвета. Я набираю тёмный оттенок на большой палец, стараясь вспомнить, что Дара всегда говорила в те редкие моменты, когда убеждала меня позволить ей сделать мне макияж. Тогда я выходила из ванной комнаты неузнаваемой и всегда немного стеснялась, как будто она натягивала на меня чужую кожу. Недолго думая, растушёвываю на верхних веках, а более тёмный цвет накладываю в складку века. Наношу блеск для губ, распускаю волосы из хвостика и пальцами расчёсываю их, а затем, убедившись, что на парковке нет людей, надеваю топ. Блестящий топ Дары настолько короткий, что мой бюстгальтер, к счастью, чёрный, а не тот жёлтый с принтом и пятном от кофе прямо над левым соском, который я обычно ношу, выглядывает из под топа. В последний раз смотрю на своё отражение в зеркале и испытываю потрясение. Одетая в одежду Дары, с макияжем Дары, я похожа на неё куда больше, чем я могла бы себе представить. Делаю глубокий вздох, хватаю сумку и выхожу из машины. По крайней мере, я переобула кроссовки, чтобы пойти на ужин, зная, что папа будет читать лекции. У моих золотых гладиаторских сандалий есть даже небольшое подобие каблука.

Вышибала появляется даже раньше, чем я протягиваю руку к двери, по-видимому, он выскользнул из темноты за стеклянными панелями, которые расположены как при подъёме на поверхность при подводном плавании. Из-за двери доносятся многочисленные звуки: хип-хоп музыка, женский смех, болтовня десятков человек.

- Удостоверение личности, - говорит он скучающим голосом.

Его глаза опущены и полузакрыты как у ящерицы. Я выдавливаю из себя улыбку. Выглядит так, как будто кто-то душит меня садовым шлангом.

- Уверен? - Я задираю подбородок так, как всегда делает Дара, когда чего-то хочет, и прищуриваюсь, глядя на него, но сама чувствую, что моя левая нога дёргается. - Я на пять минут. Даже меньше. Я только зайду отдать подруге её бумажник.

- Удостоверение личности, - повторяет он, как будто даже не слышал моего объяснения.

- Послушай…, - начинаю я.

Он придерживает открытую дверь одной ногой, и я даже могу различить за его спиной часть бара, тускло освещаемого ужасной новогодней гирляндой не по сезону. Несколько девушек собрались группой, потягивая напитки. Может быть, среди них есть Дара? Слишком темно, чтобы разобрать.

- Я пришла сюда не для того, чтобы пить, понятно? Я просто ищу подругу. Можешь за мной проследить. Я зайду и выйду.

- Без удостоверения личности ты не войдешь.

Он пальцем указывает на табличку на двери, которая гласит: «ПРЕДЪЯВИ УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ».  Под ней ещё одна: «НИКАКИХ ТУФЕЛЬ, НИКАКИХ РУБАШЕК, ИНАЧЕ - БОЛЬШИЕ ПРОБЛЕМЫ».

- Ты не понимаешь, - начинаю сердиться.

Через секунду резкая вспышка гнева, потом что-то щёлкает, и я осознаю, что оказалась в её коже, хотя не понимаю этого до конца. Встряхиваю волосами и залезаю в задний карман, вытаскивая визитку, которую нашла в комнате Дары.

- Меня пригласил Андре.

Это огромный риск, ведь я не знаю кто такой Андре и работает ли он тут. Он может оказаться случайным парнем, которого Дара встретила в баре. На фото в телефоне Дары он был одет в кожаную куртку и смотрел на Дару с таким выражением, которое мне совсем не понравилось. Возможно, этот Андре схватил первую попавшуюся визитку, чтобы записать свой номер. Но сейчас я полагаюсь на инстинкт, прислушиваюсь к глухому жужжанию где-то глубоко в моём мозге. Зачем записывать номер? Почему не прислать его сообщением или просто записать его в телефон Дары? В этом номере скрывается сообщение, я уверена в этом: секретный шифр, приглашение, предостережение.

Вышибала рассматривает визитку и, кажется, проходит целая вечность. Он медленно вертит её в руке: переворачивает с лицевой стороны на заднюю, с задней стороны на лицевую. А я терпеливо жду, стараясь сильно не выдавать своё волнение. Затем он снова смотрит на меня, - что-то переменилось в его взгляде, - глаза осматривают моё лицо, опускаются вниз к груди. Я борюсь с желанием скрестить руки. Он больше не скучает, он оценивает.

- Заходи, - бормочет он.

Интересно, ограничивается ли его словарный запас лишь словами, которые нужны ему для работы: удостоверение личности, заходи, нет.

Локтём амбал немного приоткрывает дверь, так что мне хватает места лишь протиснуться. Поток воздуха от кондиционера и сильный запах алкоголя приветствуют меня. Мой желудок сжимается. Что я делаю? Но намного важнее, - что делает Дара?

Стоит сильный шум, я не могу разобрать, что произносит вышибала, когда основа начинает говорить. Но он берет меня за локоть и жестом указывает следовать за ним вглубь помещения.

В баре много людей, большинство из них мужчины, которые выглядят, по крайней мере, на десять лет старше для того, чтобы так шуметь и напиваться, как они это делают. Они сидят в красных виниловых кабинках, смонтированных на приподнятом помосте. Один из мужиков ощупывает свою девушку, которая потягивает ярко-розовый напиток из самого большого бокала, который я только видела. Диджей в углу играет плохую хауз-музыку. Одновременно на четырех телевизорах, висящих над баром, идёт бейсбол, как будто бар «У Бимера» не определился с направлением: европейский трэш-клуб или спорт-бар. Мой личный сигнал опасности вырывается наружу. Что-то не так с этим местом, как будто оно ненастоящее место, а искусственное, наспех созданное для того, чтобы что-то за собой скрывать.

Я выглядываю Дару или кого-нибудь, похожего на её друга. Но все девушки здесь  старше, от 20 до 30 лет. В своём дневнике Дара упоминала, что работает на Андре. Но все официантки, втиснутые в микро мини-юбки и узкие короткие топики с логотипом бара «У Бимера» (две груди, которые, по моему мнению, выглядят как соски, украшают их грудь, но это выглядят скучно, или ошеломляет, или лишь раздражает) также старше. Я думаю о той фотографии Дары на софе: она откинулась назад, её глаза стеклянные. У меня в желудке снова всё скручивается.

Мы идём по узкому коридору, который ведёт к туалетам. Стены обклеены разноцветными флайерами: «Счастливые часы по средам!», «Золотая вечеринка четвёртого июля!», «Каждую субботу вход для девушек бесплатный!», - и ещё множество странных монохроматических вывесок с рекламой «Затмение» и других фотографий. Одна моя половина надеется увидеть фотографию Дары, а другая молится, чтобы её не было. Но на стене порядка пятиста фотографий, все практически одинаковые: загорелые девушки в коротких топиках, изображающих поцелуи на камеру; парни с рюмками текилы. Да и мы идём слишком быстро, чтобы я смогла разобрать более десятка лиц.

В конце коридора показалась дверь с табличкой «Частный сектор». Вышибала дважды тихо стучит. В ответ на приглушенный приказ, который я опять не смогла расслышать, он открывает дверь. В кабинете, загромождённом коробками с пластиковыми соломинками и барными салфетками с напечатанным логотипом бара «У Бимера», не без удивления вижу сидящую за столом женщину.

- Кейси, - говорит вышибала. - Девушка пришла к Андре.

Проследив, как я вхожу внутрь, он немедленно нас оставляет. Закрытая дверь заглушает почти весь шум из бара. Но в ноги отдаёт пульсирующий ритм басов.

- Садись, - говорит женщина, Кейси, не отрывая глаз от экрана компьютера. - Подожди секунду. Эта чёртова система...

Она так стучит по клавиатуре, как будто хочет забить её до смерти. Затем резко отталкивает клавиатуру в сторону. На вид ей лет сорок, у неё каштановые волосы с белыми промелированными полосками и пятно или что-то подобное - от шоколада? - на верхней губе. Она выглядит как школьный психолог, за исключением её глаз, очень ярких, неестественного оттенка голубого.

- Хорошо, - говорит она. - Чем я могу тебе помочь? Дай-ка отгадаю. - Она глазами осматривает меня, остановившись на груди, как это делал вышибала. - Ты ищешь работу.

Я решаю, что моим лучшим будет ничего не говорить, и просто киваю.

- Тебе восемнадцать? - спрашивает она; я снова киваю. - Хорошо, хорошо. - Она становится расслабленной, как будто я прошла тестирование. - Такие законы, сама знаешь. Тебе должно исполниться двадцать один, чтобы работать официанткой, поэтому мы не подаём еду. Но на частных вечеринках мы должны отклоняться от правил. Она говорит так быстро, что я с трудом успеваю понять её. - Ты должна написать заявление и подписать документы, где ты подтверждаешь, что говоришь нам правду о своём возрасте.

Она через стол протягивает мне лист бумаги. Очевидно, что она не будет спрашивает у меня удостоверение личности. В заявлении мне нужно заполнить только своё имя, номер телефона и адрес электронной почты, а также подтвердить подписью, что совершеннолетняя. Когда я начала работать в «ФанЛэнд», я думала, что они попросят меня пройти тест на ДНК.

Склоняюсь над документами и делаю вид, что озадачена ими, хотя на самом деле пытаюсь выиграть время и придумать свой следующий ход.

- У меня нет опыта работы официанткой, - говорю я извиняющимся тоном, как будто это только сейчас пришло мне в голову.

За Кейси расположено несколько серых картотечных шкафов, некоторые из них приоткрыты, так как содержимое больше не помещалось. И я знаю, что где-то среди всех этих документов и счетов скрывается заявление Дары с уверенно поставленной подписью. Уверена, она сидела здесь, на этом стуле. Может быть, она работала здесь до аварии. И это не совпадение, что в ночь своего дня рождения она исчезла, не взяв свой мобильный телефон. И всё ведёт к этому месту, к этому офису и к Кейси с её радостной улыбкой и холодными сверкающими глазами. К Андре. К тем фотографиям и его угрозам.

«Думаешь, это гребанная шутка?»

Мне нужно всё узнать. Кейси улыбается.

- Если ты можешь идти и одновременно жевать резинку, то всё будет отлично. Как я сказала, мы не просим наших официанток подавать еду. Это противозаконно. - Она откидывается на стуле. - Кстати, как ты узнала о нас?

Её голос остаётся весёлым, но я чувствую высокую ноту, скрытую за этой непринуждённостью. На долю секунды мой разум абсолютно пуст; я не придумала легенды, понятия не имею, что именно должна знать. Чувствую, будто неуклюже барахтаюсь, пытаясь ухватиться за что-нибудь в холодной воде, но всё, что попадается - это грубые образы, тупые лезвия, совсем никаких деталей.

- Я встретила Андре на вечеринке. Он упомянул об этом, - выпалила я.

- Аааа, - кажется она немного расслабилась. - Да, Андре - наш генеральный директор и специалист по подбору персонала. Он ответственный за наши особые мероприятия. Хотя, должна тебя предупредить, - она снова наклоняется вперёд, скрестив руки на столе, притворившись заинтересованным школьным психологом прежде, чем взорвать бомбу, если ты не сдашь экзамен по химии и не поступишь в колледж. - В ближайшее время у нас не запланировано вечеринок. Я не могу сказать, честно говоря, когда мы будем готовы устроить их снова.

- О. - Я делаю все возможное, чтобы выглядеть разочарованной, хотя до сих пор точно не уверена, что она имеет в виду под «вечеринками». - Почему нет?

Кейси слегка улыбается, но выражение её лица остаётся настороженным.

- Мы улаживаем некоторые неполадки, - говорит она. - Проблемы с персоналом.

Она делает легкий акцент на первом слове, и я не могу перестать думать о сообщении, которое мне (Даре) прислал Андре: «Тебе лучше держать рот на замке, иначе!!!»

Дара - одна из его проблем?

На секунду я представляю, что Кейси прекрасно знает, кто я такая и для чего пришла. Затем, к счастью, она отворачивается, переводя внимание на компьютер.

- Не буду докучать тебе подробностями, - отвечает она. - Если хочешь продолжать, напиши свой номер телефона и мы тебе позвоним, когда ты будешь нужна.

Она указывает на заявление на той странице, которую мне нужно заполнить, дав мне понять, что я свободна. Но я еще не могу уйти, не тогда, когда я ничего не узнала.

- Андре здесь? - Отчаянно спрашиваю, перед тем, как принять это решение. - Могу ли я с ним поговорить?

Она печатала на компьютере, но прервалась; её пальцы неподвижно зависают над клавиатурой.

- Ты можешь с ним поговорить. - Когда она смотрит на меня, то прищуривает глаза, как будто между нами большое расстояние; я отворачиваюсь, покраснев, но надеясь, что она не заметит моей схожести с Дарой; сейчас я жалею, что накрасилась на манер сестры. - Но он скажет тебе о том же самом.

- Пожалуйста, - умоляю я, а потом, так, чтобы она не подозревала, насколько я в отчаянии, быстро добавила, - Просто мне очень нужны деньги.

Кейси пристально разглядывает меня немного дольше, чем положено. Затем, к моему удивлению, она улыбается.

- А кому они не нужны? - соглашается она, подмигнув. – Ну, хорошо. Ты знаешь, где его найти? Вниз по лестнице, на противоположной стороне от девушек. Но не говори, что я тебя не предупреждала. И не забудь оставить мне своё заявление, прежде чем уйдёшь.

- Не забуду, - отвечаю я, встав со стула так быстро, что он заскрипел по полу. - Я имею в виду, спасибо.

Вернувшись в холл, на секунду останавливаюсь, потеряв ориентацию в темноте. Прямо передо мной наверху крутится диско-шар, откидывая фиолетовые лучи на пустой танцпол. Музыка играет так громко, что начинает болеть голова. Зачем сюда кто-то приходит? Зачем сюда приходила Дара? Я закрываю глаза и вспоминаю день перед аварией. Странно то, что единственное, что приходит - это образ машины Паркера, запотевшее лобовое стекло и стук дождя по нему.

Мы не хотели, чтобы ...

Я снова открываю глаза. Две девушки быстро выходят из уборной, держась за руки и хихикая. Как только они начинают спускаться в коридор, я проскальзываю вслед за ними, сразу заметив темную нишу напротив знака «ЖЕНЩИНЫ» и лестницу, ведущую вниз в подвал. Винтовая лестница огибает маленькую пустую лестничную площадку и переходит с деревянной на бетонную. Ещё несколько шагов, и я оказываюсь в длинном коридоре без отделки; стены здесь из шлакоблока, а бетонный пол забрызган краской. Весь подвальный этаж кажется забытым и неиспользуемым. В фильмах ужасов именно здесь бы умерла блондинка в первом эпизоде.

Начинаю дрожать от внезапной прохлады. Здесь внизу холодно и подвальный запах отдаёт сыростью. Простые цоколи с электрическими лампочками свисают в беспорядке с потолка, музыка раздаётся глухим стуком, как будто в отдалении слышится биение сердца чудовища. В дальнем конце коридора нагромождены коробки, а сквозь одну приоткрытую дверь я вижу комнату, где, должно быть, переодеваются сотрудники. Там страшные серые шкафчики с врезанными замками, несколько пар кроссовок под лавкой, и одиноко звенящий мобильный телефон, демонстрирующий вращение на четверть оборота по деревянной лавке во время звонка. Ко мне приходит раздражающее ощущение, что за мной наблюдают, и я оборачиваюсь, ожидая, что кто-то на меня набросится. Никого нет. Но моё сердце всё ещё продолжает сильно биться.

Я уже хочу вернуться наверх, думая, что неправильно поняла указания Кейси, когда в конце коридора внезапно резко раздаются голоса, заглушая музыку. Но даже так я не могу расслышать ни единого слова, но сразу понимаю, что это спор. Поэтому продолжаю идти по коридору, двигаясь осторожно и сдерживая дыхание. С каждым шагом зуд по коже усиливается, как будто невидимые люди прильнули и дышат в спину. И тогда я вспоминаю случай, как в детстве Паркер подбил меня и Дару на спор пройти через кладбище «Крессида Сёкл» ночью.

- Но идите бесшумно, - сказал он тихим голосом, - а то они вылезут и...

Неожиданно он схватил меня за талию, я закричала. После этого он не мог сдержать хохот; а я до сих пор боюсь зайти на кладбище. Вдруг, если зайду, из могилы появится рука и, схватив меня, повалит на сырую землю.

Прохожу мимо ещё одной полностью раскрытой двери, за которой обнаруживается грязная ванная комната, с чем-то липким и похожим на толстых гусениц в трещинах стен. Сейчас голоса становятся громче. Остаётся последняя дверь, закрытая, на несколько метров дальше. Это, должно быть, кабинет Андре. Голоса внезапно затихают, а я замираю, затаив дыхание, переживая, услышали ли они меня, и обдумывая, постучаться ли мне в дверь или развернуться и убежать.

Потом слышу тихий, но отчётливый женский голос.

- Полицейские допрашивали меня около четырех часов. И у меня не было ничего, чтобы сказать им. Я не могла им ничего рассказать

Мужской голос (Андре?) отвечает.

- Так почему ты беспокоишься, черт возьми?

- Она моя лучшая подруга. Она была пьяна. Она даже не помнит, как пришла домой. И ее сестра пропала без вести. Конечно, я чертовски волнуюсь.

Мое сердце пропускает удар, я понимаю, что речь о Сноу.

- Тише! Не неси эту чушь собачью! Ты пытаешься прикрыть свою задницу. Но ты знала, во что ввязываешься, когда регестрировалась.

- Ты говорил, что все будет конфиденциально. Ты говорил, что никто не узнает.

- Я сказал тебе говорить тише.

Но слишком поздно. Её голос становится похож на свисток кипящего чайника.

- Так что произошло той ночью? Раз ты что-то знаешь, ты должен рассказать. Ты должен мне рассказать.

Наступает тишина. Мое сердце жестко барабанит в горле, как кулак, пытаясь пробить себе путь.

- Хорошо. - Ее голос дрожит, пропуская регистры. - Хорошо. Тогда не говори мне. Я думаю, ты можешь просто подождать, пока полиция выбьет тебе дверь.

Ручка двери начинает двигаться, я отскакиваю, прижавшись к стене, как будто так меня не заметят. Затем раздаётся какой-то скрежет, может, звук откинутого стула, и дверная ручка замирает.

- Я не знаю, что случилось с этой маленькой девочкой, - шипит Андре; то, как он произносит словосочетание «маленькая девочка», вызывает у меня тошноту, как будто я съела что-то испортившееся. - Но если бы знал, ты на самом деле думаешь, что это разумно прийти сюда и изображать Нэнси Дрю? Ты думаешь, что я не знаю, как загладить проблемы?

Наступила короткая пауза.

- Ты угрожаешь мне? Потому что я не боюсь тебя. - Последнее предложение, видимо, ложь; даже через дверь я могла слышать, что голос девушки дрожит.

- Тогда ты тупее, чем я думал, - говорит Андре. - А сейчас убирайся из моего офиса.

Прежде чем я успеваю отойти или среагировать, дверь с силой открывается, ударившись об стену, и девушка в спешке выбегает. Её голова опущена, но мне удаётся её сразу узнать: бледная кожа, прямая чёрная чёлка и красная губная помада, как будто она пришла на кино-кастинг пробоваться на роль вампира из 1920-х. Это лучшая подруга Сары Сноу, девушка, которая, предположительно, покупала с ней мороженое в ночь исчезновения Мэделин. Она грубо толкает меня и даже не останавливается, чтобы извиниться, и прежде чем я успеваю окрикнуть её, исчезает, быстро поднявшись по лестнице. Я хочу последовать за ней, но Андре уже видел меня.

- Чего ты хочешь?

Его глаза налиты кровью; выглядит он усталым и нетерпеливым. Это он - парень с фотографии, парень в кожаной куртке. «Он никто», - сказала Дара несколько месяцев назад. – «Они все никто. Они не имеют значения».

Но она ошибалась на счет этого одного.

Я стараюсь смотреть на него так, как это сделала бы Дара. Он старше, наверное, немного за двадцать, его волосы редеют, хотя он и укладывает их гелем, чтобы скрыть это. Его даже можно назвать симпатичным, одним из тех, кто чистит зубы зубной нитью. Его губы слишком тонкие.

- Кейси послала меня сюда, - выпалила я. - Я имею в виду, я искала ванную комнату.

- Что? - Андре смотрит на меня недоверчиво.

Он занимает практически весь дверной проём. Он крупный, ростом под два метра, а руки как у огромного дровосека. Моё сердце бьётся, сильно. Он знает, что случилось с Мэделин Сноу. Это не подозрение. Это точно. Он знает, что случилось с Мэделин Сноу и он знает, где Дара. Он избегает проблем. До меня доходит, что никто меня не услышит, если я закричу. Музыка наверху играет слишком громко.

- Ты ищешь работу? - Спрашивает Андре, не дождавшись от меня ответа, и я понимаю, что всё ещё держу в руках дурацкое заявление о приёме.

- Да. Нет. То есть, я пыталась; запихиваю заявление в сумку. - Но Кейси сказала, что вы сейчас не устраиваете вечеринок.

Андре смотрит на меня с боку, как змея наблюдает за мышью, которая приближается ближе и ближе.

- Мы не устраиваем, - говорит он, осматривая всё моё тело, медленно, подобно длительному аккуратному прикосновению, затем улыбается (мегаваттная улыбка кинозвезды, улыбка, которая заставляет людей сказать «да»). – Но, может, ты зайдёшь и присядешь? Никто не знает, когда мы снова начнём.

- Хорошо, - быстро отвечаю я. - Я не... я имею в виду, что мне нужна работа прямо сейчас.

Андре продолжает улыбаться, но что-то в его взгляде изменилось. Как будто отключилось дружелюбие. Сейчас его улыбка холодная, изучающая, недоверчивая.

- Эй, - говорит он, указывая на меня пальцем, и у меня в животе что-то ёкает, - он меня узнал, он понял, что я сестра Дары, он знает, что я пришла её искать, и всё это время он меня обманывал. - Эй. Ты кажешься знакомой. Я тебя знаю?

Я не отвечаю. Не могу. Он знает. Бессознательно иду вниз по лестнице, двигаясь так быстро, как только можно, стараясь не побежать, перепрыгивая через две ступеньки. Выскочив на танцпол, наскакиваю на парня в тёмно-фиолетовом костюме, от которого сильно разит одеколоном.

- Что за спешка? - Бросает он мне вслед, смеясь.

Я уворачиваюсь от вереницы девчонок, пьяно семенящих на каблуках и подпевающих словам песни. К счастью, вышибалы не было на месте, вероятно, уже было слишком поздно для новых посетителей. Вырываюсь в густой ночной воздух, наполненный влагой и свежестью, глубоко и радостно вдыхаю его, будто только что вынырнула из воды.

На парковке всё еще полно машин, расставленных как фигуры в игре «Тетрис», бампер к бамперу, слишком много машин для того количества людей, находящихся в баре. На секунду я дезориентируюсь, не могу вспомнить, где припарковалась. Я выуживаю брелок из сумки, открываю машину, успокоившись, услышав знакомый звуковой сигнал, и вижу мигающие фары в ожидании меня. Медленно плетусь к авто, пробираясь между других машин. Неожиданно меня ослепляет свет фар. Маленький тёмный «Фольксваген» проезжает мимо меня, от колёс летит гравий. Когда он равняется с фонарём, я вижу сидящую за рулём подругу Сары Сноу. Её имя, услышанное и прочитанное десятки раз за последние десять дней, вдруг всплывает в моей памяти.

Кеннеди.

Я стучу рукой по её багажнику, пока она не успела отъехать.

- Подожди!

Она жмёт на тормоз. Обегаю машину к водительской стороне, держа руку на капоте, как будто это не позволит ей уехать.

- Подожди.

Я даже не успела придумать, что сказать. Но у неё есть ответы; я это точно знаю.

 - Пожалуйста.

Я прикладываю руку к стеклу. Кеннеди отстраняется на несколько сантиметров, как будто ожидает, что я пролезу через окно и побью её. Но через секунду опускает окно.

- Что? - Она держится за руль обеими руками, как будто боится, что он выпрыгнет из рук. - Что ты хочешь?

- Я знаю, что ты сказала неправду о той ночи, когда исчезла Мэделин. - Слова выскакивают у меня изо рта прежде, чем я успеваю обдумать их, а Кеннеди резко вздыхает. - Ты и Сара приходили сюда.

Это утверждение, а не вопрос, но Кеннеди кивает, движение настолько незначительное, что я практически этого не замечаю.

- Откуда ты узнала? - Проговаривает она шёпотом; сейчас она выглядит испуганной. - Кто ты?

- Моя сестра, - мой голос ломается; я сглатываю привкус опилок; у меня тысяча вопросов, но ни один не приходит на ум. - Моя сестра работает здесь. Ну, во всяком случае, раньше работала. Я думаю... я думаю она попала в беду. Я думаю, с ней могло случиться что-то плохое.

Я смотрю на лицо Кеннеди, чтобы уловить признаки одобрения или вины. Но она смотрит на меня, уставившись своими огромными запавшими глазами, как будто я тот, кого стоит бояться.

- То же, что случилось с Мэделин.

Сразу понимаю, что сказала это зря. Сейчас она не выглядит испуганной. Она выглядит злой.

- Я ничего не знаю, - отвечает она твёрдо, как будто это строчка, которую она постоянно повторяет, и начинает поднимать стекло. - Оставь меня.

- Подожди. - В отчаянии просовываю руку в узкое отверстие между дверью машины и окном; Кеннеди издаёт недовольное шипение, но всё-таки снова опускает стекло. - Мне нужна твоя помощь.

- Я говорю тебе. Я ничего не знаю, - она снова уступает, как внизу в кабинете Андре, голос становится выше, дрожит. - Я рано ушла в ту ночь. Я думала, что Сара уехала домой. Она была пьяна. Вот что я думала, когда пришла на парковку и увидела, что дверь машины открыта, что она была слишком пьяна и забыла её закрыть. Что она повезла Мэдди домой на такси.

Я представляю себе машину, открытую дверь, пустое заднее сидение. Свет,  отбрасываемый от кафе «У Бимера» как сейчас, приглушённый звук музыки, отдалённый плеск волн. Вверху по улице виднеется заострённая крыша «Эпплби», несколько сдаваемых в недорогую аренду квартирных домов вдоль берега, закусочная и магазин с товарами для сёрфинга. Через улицу грязная лачуга, бывший магазин футболок, сейчас находящийся в залоге. Всё настолько обычное, не меняющееся. Практически невозможно поверить во все эти ужасные вещи, трагедии, перипетии мрачных сказок. На секунду она здесь, а в следующую секунду её уже нет.

Даже не осознавая этого, я опираюсь на машину, как будто это поможет мне держаться на ногах. К моему удивлению Кеннеди выходит из машины и берёт меня за руку. Её пальцы ледяные.

- Я не знала, - хоть она и говорит шёпотом, её выдаёт высокая нота, крещендо. - Я не виновата. Это не моя вина.

У неё огромные тёмные глаза, цвета неба. Секунду мы стоим так, на расстоянии десяти сантиметров, уставившись друг на друга, и для себя я знаю, что мы друг друга понимаем.

- Ты не виновата, - отвечаю я, потому что она хочет, или ей это нужно, чтобы я так сказала.

Она убирает руку и тихо вздыхает, как будто весь день шла пешком и наконец-то присела.

- Эй!

Я оборачиваюсь и замираю. Андре только что вышел из главного входа. В контрастном свете он кажется тенью.

- Эй, ты!

- Чёрт. - Кеннеди запрыгивает на сидение. - Уезжаем, - говорит она мне, её голос низкий и настойчивый.

Когда оконное стекло с жужжанием поднимается, и она убеждается в этом, гравий отскакивает от шин её машины. Мне приходится отпрыгнуть назад, чтобы он в меня не попал; я ударяюсь голенью о номерной знак и чувствую острую боль в ноге.

- Эй, ты. Стой!

В панике мои движения замедлены. Я плетусь по парковке, жалея, что сейчас не в своих кроссовках. Моё тело кажется мне громоздким, жирным и чужим, как в ночных кошмарах, когда ты пытаешься убежать, но обнаруживаешь, что не сдвинулся с места даже на сантиметр.

Андре быстрый. Я слышу шум его шагов по гравию, отдающему рикошетом по припаркованным машинам. Наконец-то я дохожу до своего автомобиля и быстро запрыгиваю внутрь. Пальцы трясутся так сильно, что я попадаю ключом в зажигание с третьей попытки. Затем переключаю коробку передач на задний ход.

- Стой! - Андре стучит по окну ладонями, лицо искажено от гнева, и я вскрикиваю от испуга, давлю на газ, отъезжая от него, хоть он уже и барабанит кулаком по капоту. - Стой, чёрт возьми!

Я переключаю коробку передач на передний ход, выкручиваю колёса влево, мои ладони вспотели, хотя всё тело дрожит от холода. Из горла непроизвольно раздаётся хныканье, звуковые спазмы. Он делает последний рывок ко мне, как будто хочет броситься под машину, но я уже мчусь прочь по направлению к трассе 101, наблюдая, как скорость на спидометре медленно ползёт вверх. Давай, давай, давай!

Всё еще жду, что он появится на дороге, но проверив в зеркало заднего вида, вижу лишь пустую трассу. Затем дорога поворачивает и уводит меня прочь от бара «У Бимера», прочь от Андре, домой.

30 июля: Ники, 0:35

Я выезжаю на трассу «Спрингфилф», где мы с Дарой брали уроки музыки, пока наши родители не осознали, что таланта в этой области у нас абсолютно никакого. Все еще опасаясь, что Андре может меня преследовать, я петляю по улицам. Наконец, останавливаюсь на парковке позади Макдональдса, который открыт 24 часа в сутки, и успокаиваюсь, увидев движения персонала за прилавком, смеющеюся молодую пару с бургерами за столом у окна.

Вытащив свой телефон, тут же ищу различные сведения по делу Мэделин Сноу. Сначала выскакивают самые недавние материалы, куча новых постов в блогах, комментариев и статей.Что известно семье Сноу?

Первая статья, которую я открываю, была размещена на «Блоттере» всего пару часов назад, в 22:00. Заголовок гласит: «Расследование по делу Мэделин Сноу окружают новые вопросы».

Полиция недавно выяснила, что показания Сары Сноу касательно ночи исчезновения ее сестры могут быть неполноценными, или, возможно, даже выдуманными. По словам соседки семьи Сноу, Сьюзаны Хардвелл, Сара Сноу вернулась домой почти в пять часов утра, причем вернулась она явно в нетрезвом состоянии. « Она проехалась прямо по моей лужайке», - рассказала нам Хардвелл, указав на помятую и грязную траву около почтового ящика, - «От нее всегда были лишь проблемы. Не то, что младшая. Мэделин была ангелочком».Так где же была Сара все это время? И почему она соврала?

Закрываю статью и вытираю потные ладошки о шорты. Это похоже на то, что Кеннеди рассказала о Саре: она была пьяной в ночь исчезновения сестры, может, напилась на одной из таинственных «вечеринок» Андре. Я прокручиваю результаты поиска и нахожу статью о Николасе Сандерсоне, мужчине, которого ненадолго задерживали в связи с исчезновением Мэделин Сноу, а потом быстро отпустили. Не совсем уверена, что конкретно ищу, но у меня смутное навязчивое чувство, что я приближаюсь и кружусь вокруг ужасной правды, натыкаясь на неё, но не могу охватить в полной мере. Я едва могу держать телефон, руки трясутся. И уже прочла половину статьи, прежде чем поняла, что смысл доходит до меня через слово. Полиция никогда формально не арестовывала мистера Сандерсона, при этом они не объясняют ни причину вызова его на допрос, ни последовавшего освобождения. Супруга мистера Сандерсона отказывается от комментариев… «…но мы уверены, что в ближайшее время нас ждет прорыв в этом деле», - заявляет старший лейтенант Фрэнк Эрнандес из департамента полиции Спрингфилда.

Под статьей двадцать два комментария.

«Будем надеется», - гласит первый, по видимому, в ответ на последнее заявление лейтенанта Эрнандеса.

«Эти полицейские не просто бесполезны. Они не стоят ни доллара потраченных на них налогов», - пишет некто Freebird337.

Кто-то еще отвечает на этот комментарий: «Люди вроде тебя заставляют меня хотеть взяться за оружие, и если копы не схватят меня, может быть я так и сделаю».

И ниже аноним написал: «он любит молодых девушек».

Я смотрю на эти четыре слова снова и снова, - «он любит молодых девушек». Без заглавной буквы, без знаков препинания, словно тот, кто писал, хотел сделать это как можно быстрее. Тошнота скручивает мой желудок и, внезапно, я понимаю, что вспотела. Включаю кондиционер в машине, слишком напуганная, чтобы открыть окно, представляя, что если сделаю так, черная рука может появиться из ниоткуда и задушить меня хваткой монстра.

Почти час ночи, но я все равно набираю домашний номер. Все больше и больше я убеждаюсь, что Дара влезла во что-то опасное, во что-то, в чём участвует и Андре, и Сара Сноу, и Кеннеди, и, может быть, даже Николас Сандерсон, кем бы он, черт возьми, не был. Может быть, Дара выяснила, что Андре ответственен за то, что случилось с Мэделин. Может быть, Андре решил убедиться, что сестра будет держать рот на замке.

Прижимаю телефон к уху, щека становится влажной от пота. Через некоторое время включается автоответчик, - голос Дары, жесткий и неожиданный, предлагает звонящему говорить сейчас или замолчать навсегда. Быстро вешаю трубку и набираю еще раз. Ничего. Мама, наверное, спит, наглотавшись снотворного.

Я попыталась дозвониться на сотовый отцу, но звонок сразу уходил на голосовую почту, - верный признак того, что у него проводит ночь Шерил. Чертыхаясь, нажимаю отбой, выбрасывая из головы образ Шерил, подтянутой и веснушчатой, разгуливающей голой по дому отца. Соберись! Что дальше? Мне нужно с кем-нибудь поговорить.

Полицейская машина подъезжает к Макдональдсу, из неё, смеясь над чем-то, вылезают два парня в униформе. Один из них кладет руку на петлю на ремне рядом с кобурой, словно пытаясь привлечь внимание. И следующий мой шаг становиться очевидным. Я снова залезаю в телефон, чтобы проверить имя, - лейтенант Фрэнк Эрнандес, офицер по делу Мэделин Сноу. Мой телефон, разряжаясь, мигает мне предупреждающим световым сигналом. Тогда я делаю последний по навигатору поворот и оказываюсь перед полицейским участком, неуклюжим каменным зданием, похожим на фантазию ребенка о том, как должна выглядеть старая тюрьма. Территория стоянки обнесена забором, и её кто-то уже попытался сделать менее мрачной, насадив полосы газона и разбив узкие клумбы. Я припарковалась на улице.

Спрингфилд в четыре раза больше Сомервиля. И даже в час ночи четверга полицейский участок гудит: двери с шипением открываются и закрываются, впуская или выпуская полицейских, некоторые из них тащат скрюченных пьянчуг или подростков под чем-то, или мужчин с татуировками и угрюмыми глазами, которые смотрятся тут более уместно, чем эти жалкие цветочные клумбы. Внутри ярко горят флуоресцентные лампы, освещая большое офисное пространство, где десятки столов стоят вплотную друг к другу, а толстые кабели тянутся от компьютера к компьютеру. Стопки бумаг раскиданы буквально везде, бумаги в лотках для входящих и исходящих документов перемешались, будто по зданию недавно прошелся ураган, переполошив все эти листики. В участке очень шумно: телефоны звенят через каждые две секунды, а еще откуда-то доносятся звуки включенного телевизора. Меня посещает то же самое чувство, которое я испытала, когда стояла на парковке «У Бимера», пытаясь представить себе исчезновение Мэделин Сноу на фоне «Эпплби», - как такое возможно, чтобы необъяснимые вещи происходили в обыденные дни, как всё это могло сосуществовать бок о бок?

- Могу я вам чем-нибудь помочь? - Спрашивает женщина у регистратуры, чьи волосы так сильно затянуты в пучок, что причёска выглядит, будто паук вцепился ей в голову.

Я делаю шаг вперед и прислоняюсь к стойке регистратуры, непонятно из-за чего, чувствуя себя неловко.

- Мне... мне нужен Лейтенант Фрэнк Эрнандес, - отвечаю я ей тихим голосом.

Позади меня сидя спит какой-то мужчина, его голова качается в такт неслышного ритма, наручниками за одну руку он прикован к ножке стула. Мимо проходит группа копов, тараторящих о бейсбольном матче.

- Это по поводу Мэделин Сноу.

Брови женщины, выщипанные почти на нет, слегка приподнялись. Я забеспокоилась, что она будет расспрашивать меня дальше, или откажет, или - такая возможность пришла мне в голову только сейчас - скажет, что он ушел домой. Но она ничего из этого не делает. Потом снимает телефонную трубку с древнего черного зверя, который выглядит так, словно был спасен со свалки когда-то в прошлом столетии, набирает номер и тихо говорит. Затем встает, скользя немного боком, чтобы вместить живот, первый раз показав, что беременная.

- Пойдем. Следуй за мной.

Она ведет меня по коридору, вдоль стен которого находятся картотечные шкафы, многие из них частично открыты и набиты таким количеством файлов и бумаг (в основном именно бумагами), что похожи на отвисшие челюсти монстров, демонстрирующих ряды кривых зубов. Обои здесь странного желтого цвета, закопченные сигаретным дымом. Мы проходим мимо небольших кабинетов и оказываемся в зоне застекленных офисов, большинство из которых пусты. Место в целом производит впечатление кучи квадратных аквариумов. Женщина останавливается перед дверью, на которой висит табличка «Старший лейтенант Эрнандес».

Эрнандес - я узнаю его по фотографиям в Интернете - показывает что-то на экране своего компьютера. Другой полицейский, волосы которого такие рыжие, что кажутся пламенем, опирается на стол, а Эрнандес поворачивает к нему монитор, чтобы было лучше видно. Меня начинает кидать то в жар, то в холод, словно меня сжигают заживо.

Женщина стучит и сразу же открывает дверь, не дождавшись разрешения войти. Мгновенно Эрнандес разворачивает монитор, чтобы непосвящённым не было видно, что там на экране. Но поздно. Я уже увидела кучу фотографий девушек в бикини или топлесс, лежащих или сидящих на ярко-красном диване. Все фотографии были сделаны в той же комнате, где фотографировали Дару.

- Кое-кто хочет тебя видеть, - сказала женщина из приемной, ткнув пальцем в мою сторону. – Говорит, это по делу Мэделин Сноу. - Она произносит это почти виновато, будто выругалась в церкви. – Как, ты сказала, тебя зовут, дорогая?

Я открываю рот, но мой голос застрял где-то позади миндалин.

- Ники, - наконец произношу я. - Николь.

Эрнандес кивает рыжеволосому полицейскому, и тот сразу же выпрямляется, реагируя на невысказанный приказ.

- Дай мне минуту, - говорит Эрнандес; его лицо выглядит уставшим и помятым, как застиранное одеяло. - Входи, - обращается он теперь ко мне. - Присаживайся. Можешь пройти вперед и устроиться где-нибудь.

Стул, приставленный к его столу, завален папками. Рыжеволосый бросает на меня заинтересованный взгляд, когда проходит мимо, и я улавливаю запах табака и жвачки. Женщина из приемной удаляется, оставив меня наедине с Эрнандесом.

Я все еще не двигаюсь. Эрнандес пристально смотрит на меня. Глаза у него красные.

- Все в порядке, - просто говорит он, будто мы старые друзья и шутим. - Не садись, если тебе не хочется. - Он откидывается на спинку стула. - Ты сказала, что у тебя есть информация об исчезновении Сноу?

Он вежлив, но его вопрос ясно дает понять, что он не думает, что я смогу сообщить ему что-то важное. Этот вопрос он задавал десятки раз, может сотни, когда случайные женщины пытались обвинить в исчезновении Мэделин своего бывшего мужа, или случайные дальнобойщики по дороге во Флориду сообщали, что видели странную блондинку на заправке.

- Думаю, я знаю, что произошло с Мэделин, - быстро говорю, прежде чем успеваю передумать. - И те фотографии, которые вы рассматривали… Я знаю, где они были сделаны.

Но как только я произношу это, то понимаю, что «У Бимера» не видела похожей комнаты, что была на фото Дары. Могла ли я пропустить дверь или еще одну лестницу?

Правая рука Эрнандеса мгновенно напрягается на подлокотнике. Но он хороший коп, даже не вздрогнул.

- Ты знаешь? - Даже его голос не выдает никаких признаков - верит он мне или нет.

Внезапно, к моему удивлению, он встает. Он немного выше, чем я ожидала; комната неожиданно сужается, словно стены затягиваются вокруг моего тела, как целлофан.

- Может быть, воды? - Спрашивает он. - Пить хочешь?

Я отчаянно пытаюсь заговорить. Каждую секунду мне кажется, что воспоминания о том, что произошло «У Бимера» просто исчезнут, испарятся как жидкость. Но в горле сухо, и раз уж Эрнандес предложил воды, я понимаю, что отчаянно хочу пить.

- Да, - отвечаю я. - Конечно.

- Чувствуй себя как дома, - говорит он, показывая на кресло.

На этот раз я понимаю - это не только приглашение, но и приказ. Он берет папки с бумагами и перекладывает их на подоконник, и даже двигаясь с бумагами в руках, показывает уверенную силу.

- Я сейчас вернусь.

Затем исчезает в коридоре, а я присаживаюсь. Мои голые бедра прилипают к искусственной кожи кресла. Я задумываюсь, - не было ли ошибкой прийти или все же Эрнандес поверит мне. Интересно, пошлет ли он отряд на поиски Дары? Все ли с ней хорошо?

Он возвращается спустя минуту, в руках держит маленькую бутылочку воды комнатной температуры. Тем не менее, я жадно выпиваю половину бутылки. Он садиться напротив меня, нависнув над столом и скрестив руки на груди. За стеклянной стеной кабинета рыжеволосый коп просматривает на компьютере какой то файл, а его губы сложены так, будто он свистит.

- Ненавижу это гребанное место, - говорит Эрнандес, перехватив мой взгляд; я удивлена, услышав от него это слово, думаю, он это сделал, чтобы показать, что похож на меня (сработало, слегка).- Будто в аквариуме. Хорошо. Так что ты знаешь о Мэделин?

В его отсутствие у меня было время подумать, что сказать. Я делаю глубокий вдох.

- Думаю...думаю её старшая сестра работала в месте на берегу под названием «У Бимера», - говорю я. - Как и моя сестра.

Эрнандес выглядит разочарованным.

- «У Бимера»? - повторяет он. - Бар на 101-ом шоссе? - Я киваю. - Они работали там официантками?

- Не официантками, - отвечаю я, вспомнив, как женщина, Кейси, смеялась, когда я сказала ей, что не имею опыта работы («Если ты одновременно можешь идти и жевать жвачку, то всё в порядке»). - Кем-то другими.

- Что? - Он пристально смотрит на меня, как кошка, которая собирается прыгнуть на игрушку.

- Я не уверена, - признаюсь я. - Но... - делаю глубокий вдох. - Но это возможно связано с теми фотографиями. Я не знаю. - Начинаю путаться и теряю нить; как-то это связано с тем баром и красным диваном, но в баре не было красного дивана, по крайней мере, такого, как на фотографиях. - Мэдлин не просто растворилась в воздухе, не так ли? Может быть, она увидела то, что не должна была видеть. А теперь моя сестра... Она тоже пропала. Она оставила мне записку...

Он выпрямляется, дико встревоженный.

- Какого рода записку?

Я качаю головой.

- Это был своего рода вызов. Она хотела, чтобы я нашла её. - Видя его замешательство, добавляю. - Она такая. Драматическая. Но почему она сбежала на свой собственный день рождения? С ней случилось что-то плохое. Я чувствую. -

Мой голос сорвался, я сделала еще глоток воды, прогоняя спазм в горле.

Эрнандес берется за дело. Он хватает блокнот и ручку, снимая колпачок зубами.

- Когда в последний раз ты видела свою сестру? - Спрашивает он.

Я взвешиваю в уме, - сказать ли Эрнандесу, что видела Дару рано вечером, заходящую в автобус. Но решаю, что не стоит об этом упоминать. Без сомнения, он скажет, что у меня паранойя, что она, вероятно, с друзьями, и мне нужно подождать 24 часа, прежде чем делать заявление.

- Я не знаю. Вчера утром?

- Назови мне её полное имя.

- Дара. Дара Уоррен.

Его рука замирает, будто его поразил невидимый удар. Но потом он плавно дописывает оставшуюся часть имени. Когда коп снова поднимает взгляд на меня, я впервые замечаю, что у него темно-серые глаза.

- Ты из...?

- Сомервилля, - отвечаю я, и он кивает, словно так и думал.

- Сомервилль, - повторяет он.

Далее делает еще несколько пометок в своем блокноте, прикрывая бумагу так, чтобы я не видела, что он там пишет.

- Хорошо. Я помню. Не вы ли попали в аварию этой весной?

Я делаю глубокий вдох. Почему все всегда вспоминают об аварии? Похоже, это уже стало моим определяющим признаком, как косоглазие или заикание.

- Да, - подтверждаю я. - С Дарой.

- Двое из моих людей получили вызов. Это было на 101-ом шоссе, не так ли? Рядом с Сиротским пляжем. - Он не дождался моего ответа; вместо этого написал еще несколько слов и, оторвав лист бумаги, аккуратно сложил его. - Плохой участок дороги, особенно после дождя.

Я сжимаю подлокотник.

- Разве Вы не должны искать мою сестру? - Спрашиваю я, понимая, что это звучит грубо, но мне всё равно.

Кроме того, если бы я и хотела отвечать на его вопросы, я все равно не смогла бы. К счастью, он пропускает мой вопрос мимо ушей. Кладет обе руки на стол, чтобы встать и вылезти из-за стола.

- Дай мне минутку, - говорит он. - Жди здесь, хорошо? Хочешь еще воды? Или содовой?

Я начинаю терять терпение.

- Я в порядке, - отвечаю ему.

Эрнандес похлопывает меня по плечу, когда проходит мимо к двери, словно мы приятели. Или, может быть, он хотел подбодрить меня? Потом выходит в коридор, закрывая за собой дверь. Через стекло я вижу, как его перехватывает рыжеволосый коп в холле. Эрнандес протягивает ему записку, и они перебрасываются парой слов, слишком тихо, чтобы я могла расслышать. Ни один из них не смотрит на меня - и у меня такое ощущение, что это преднамеренно. А через минуту оба идут через холл и исчезают из поля зрения. В офисе душно. Оконный кондиционер гоняет тепловатый воздух по комнате, шевеля бумаги на столе Эрнандеса. С каждой прошедшей минутой мое нетерпение возрастает, внутри начинается зуд. Такое ощущение, что происходит что-то неправильное, что Дара в беде, и что мы должны остановить это. Но Эрнандес всё не возвращается. Я встаю, отталкивая кресло от стола, слишком нервная, чтобы усидеть на месте.

Блокнот Эрнандеса – тот, куда он записывал, пока я говорила - лежит на столе, а на верхнем листе отпечаток с тем, что он писал. Подхваченная желанием увидеть то, что он записывал, я беру блокнот, оборачиваясь через плечо, чтобы удостовериться, что Эрнандес не вернулся. Некоторые слова было не разобрать. Но очень четко я смогла увидеть - «позвонить родителям», и под этой надписью чётко – «авария».

Злость поднялась внутри меня. Он не слушал. Он просто терял время. Мои родители ничем не помогут, они ничего не знают.

Я кладу блокнот на место, иду к двери и выхожу в холл. Из переднего офиса доносятся обрывки разговоров и телефонные звонки. Я нигде не вижу Эрнандеса. Но мимо меня проходит с огромной сумкой, перекинутой через плечо, женщина, которую я узнаю. У меня занимает ровно секунду вспомнить её имя. Марджи, кажется, репортер, которая комментировала дело Мэделин Сноу на берегу для местного телевидения.

- Подождите! – Окликаю я её.

Очевидно, она не слышит меня и продолжает идти.

 Постойте! - Кричу я немного громче.

Полицейский с мутными глазами подозрительно смотрит на меня из-за другой стеклянной стенки офиса, но я продолжаю.

- Пожалуйста. Мне нужно поговорить с Вами.

Она останавливается, положив руку на дверь, ведущую к парковке, осматривает комнату в поисках того, кто звал её, потом делает шаг в сторону, чтобы пропустить полицейского, ведущего перед собой пьяного. Пьяный мужчина бросает на меня взгляд и бубнит что-то, что я не могу разобрать - это звучит как счастливого Рождества - прежде чем коп направляет его дальше по коридору.

Я догоняю Марджи, ощущая нехватку кислорода. В стеклянных дверях наши отражения выглядят как мультяшные призраки: большие темные глазницы, белые, как полотна, лица.

- Мы встречались? - Её глаза быстро оценивают, но на лице остается улыбка.

Женщина в регистратуре, та, которая провожала меня к Эрнандесу, смотрит на нас, нахмурившись. Я поворачиваюсь к ней спиной.

- Нет, - тихо говорю я. - Но я могу помочь Вам. И Вы тоже можете мне помочь. - На её лице не отражаются эмоции: ни удивление, ни волнение.

- Помочь мне как?

Марджи минуту изучает меня, словно раздумывая, - можно мне доверять или нет. Потом указывает головой направо, показывая, чтобы я следовала за ней наружу подальше от пристального взгляда секретаря. Это настоящее облегчение - покинуть полицейский участок с застоявшимся запахом пережженного кофе, перегара и отчаяния.

- Сколько тебе лет? - Спрашивает она, становясь деловой, как только мы останавливаемся на тротуаре.

- Это имеет значение? - Парирую я.

Она щелкает пальцами.

- Ники Уоррен. Верно? Из Сомервилля.

Я не стала спрашивать, откуда она знает меня.

- Так Вы поможете мне?

Она не отвечает прямо.

- Почему ты так заинтересована?

- Из-за сестры, - отвечаю я.

Если она уклоняется от ответа, то и я могу. Марджи репортер, а я хочу, чтобы история о Даре пока не появлялась на местном телевидении. До тех пор, пока мы не будем знать больше. До тех пор, пока у нас не останется другого выбора. Она разводит руками - словно говоря: «Давай, покажи мне, что у тебя есть».

Тогда я рассказываю ей о моей поездке в бар, о разговоре, который я подслушала в офисе Андре. Я говорю ей, что почти уверена, что Сара Сноу работала на Андре, делая что-то незаконное. Пока я говорю, её лицо меняется. Она верит мне.

- Похоже, - пробормотала она. - Мы знаем, что Сары не было дома почти до пяти утра понедельника. Она изначально соврала об этом. Она боялась неприятностей.

- А если Мэделин Сноу увидела что-то, чего не должна была видеть? - предполагаю я. - И Андре решил...? - Я замолкаю, не могу заставить себя произнести фразу «избавиться от неё».

- Может быть, - говорит Марджи, но хмуриться; она не убеждена. – Это притянуто за уши. Копы всё знают о «У Бимера». Но никогда не обвиняли Андре в чем-то серьезном, тем не менее. Несколько штрафов тут и там от департамента здравоохранения. А в прошлом году восемнадцатилетнему подростку, прошедшему по поддельному удостоверению личности, делали промывание желудка. Но убийство девятилетнего ребенка? - Она вздыхает; неожиданно она выглядит лет на двадцать старше. - Что ты хочешь от меня?

Я не колеблюсь.

- Мне нужно узнать, где были сделаны фотографии, - говорю я это так, что получается приказ, а не просьба.

Выражение её лица становится настороженным.

- Что за фотографии?

Актриса из неё неважная.

- Фотографии на красном диване. Нет смысла притворяться, что Вы не понимаете.

- Как ты узнала об этих фото? - Спрашивает она, опять увиливая от ответа.

Я колеблюсь, все еще не уверена насколько могу доверять Марджи. Но мне нужно заставить её сказать, где сделаны те фотки. Дара связана с этим местом. Чего бы она не боялась, от чего бы не бежала - все это тоже связано с этим местом.

- Моя сестра была на одной из них, - наконец говорю я.

Она выдыхает: длинный низкий свист. Потом трясет головой.

- Никто не знает, - отвечает она. - Фотографии пришли с защищенного паролем сайта. Только для членов, супер-засекреченный. На них девочки-подростки, большинство из них до сих пор не опознаны. Сара Сноу была одной из них.

И Кристал, подумала я, русалка, которая покинула «ФанЛэнд» после того, как её родители нашли фотографии, где она позировала на каком-то порно сайте, если верить рассказу Мод. Кристал в возрасте Дары: семнадцать исполниться этим летом. Все начинает приобретать ужасный смысл.

- Удача улыбнулась копам, когда они допрашивали одного из членов. - Она делает паузу, многозначительно смотрит на меня, и я понимаю, что это бухгалтер, который был задержан для допроса полицией, Николас Сандерсон, и вспоминаю комментарий от анонимного пользователя: «он любит маленьких девочек». - Но он не знал больше ничего. Это частный сайт. Каждый заинтересован в секретности: создатель, участники, даже девушки.

Всплеск тошноты поднимается из моего желудка к горлу. Моя младшая сестра. Вспоминаю, как у неё был воображаемый друг Тимоти - Говорящий Кролик; он ходил с нами везде, но любил сидеть около окна, поэтому Дара всегда садилась в центре. Когда все пошло не так? Когда я потеряла её?

- Это Андре.

Я преодолеваю гнев и отвращение, готова изрезать ему лицо канцелярским ножом, готова выцарапать ему глаза.

- Я уверена, что это он. У него может быть другое помещение , что-то частное.

Марджи кладет руку мне на плечо. Прикосновение удивляет меня.

- Если это он, если он тот, кто за все в ответе, полиция поймает его, - мягко говорит она. - Это их работа. Уже поздно. Иди домой, ложись спать. Твои родители уже, вероятно, волнуются о тебе.

Я отскакиваю.

- Я не могу спать, - отвечаю я, чувствуя дикое желание ударить кого-то или закричать. - Вы не понимаете. Никто не понимает.

- Я понимаю, - говорит она, обращаясь ко мне нежно и ободряюще, будто я бездомная собака и она волнуется, что я могу укусить или убежать. - Могу я рассказать тебе одну историю, Николь?

«Нет», - хочу сказать я. Но она продолжает, не дождавшись моего ответа.

- Когда мне было одиннадцать, я подбила младшую сестру переплыть реку Грин. Она хорошо плавала, и мы вместе делали это десятки раз. Но на половине пути к другому берегу она начала задыхаться и захлебываться. И ушла под воду. - Взгляд Марджи проходил сквозь меня, будто она все еще видела, как тонет её младшая сестра. - Врачи диагностировали у неё эпилепсию. Первый приступ застал её в воде. Поэтому она начала тонуть. Но после приступы начали преследовать её все время. Она сломала ребро, когда упала по пути в школу. Она все время была в синяках. Незнакомые люди думали, что с ней плохо обращаются. - Женщина покачала головой. - Я думала, это моя вина... что я каким-то образом спровоцировала её болезнь. Потому что заставила её рисковать.

Теперь она снова посмотрела на меня. На долю секунды я увидела собственное отражение в её глазах, увидела себя в ней.

- Я была одержима её безопасностью. Старалась не выпускать сестру из вида. Это почти убивало меня. И это почти убивало её. - Марджи слегка улыбнулась. - Тем не менее, она поступила в колледж в Калифорнии. После окончания, переехала во Францию. Встречалась с парнем по имени Жан-Пьер, вышла за него замуж, получила французское гражданство. - Она пожала плечами. - Полагаю, ей было необходимо уйти от меня, и не могу сказать, что виню её.

Не знаю, ожидала ли она, что её рассказ заставит меня почувствовать себя лучше, но это не так. Теперь я почувствовала себя еще хуже. Марджи положила обе руки мне на плечи, немного наклонившись, чтобы мы смотрели друг другу в глаза.

- Вот что я думаю, - сказала она. - Это не твоя вина.

- Николь!

Я оборачиваюсь и вижу Эрнандеса, направляющегося к нам по улице, а в руках у него два стаканчика кофе и пакет из «Данкин Донатс». На его лице убедительно приветливая улыбка тренера из спортзала.

- Говорят, что полицейские как пончики? Я подумал, мы могли бы съесть по одному, пока ждем.

Холодный пот течет по моему телу. Он не собирается помогать мне. Он не собирается помогать Даре. Никто не будет помогать.

Я бегу, быстро дыша, сердце бьется о ребра. Слышу свое имя, выкрикиваемое снова и снова, потом звуки становятся бессмысленными: только ветер, шум океана, невидимо бьющегося где-то долеко.

Е-майл от доктора Леонарда Личми Шерон Мауфф, 5 марта, 10:30 вечера

Дорогая миссис Мауфф,

Первоначально я отправлял это письмо несколько недель назад на старый электронный адрес, который был у меня в файле. Предполагаю, Вы вернулись к своей девичьей фамилии? Когда письмо вернулось обратно, я запросил Ваш новый адрес у секретаря телефонной компании. Прошу прощения за пропущенный вызов. Я только что увидел, что пропустил Ваш звонок сегодня утром. Могли бы Вы сказать, когда Вам удобнее пообщаться со мной? У меня есть несколько существенных вопросов, которые я хотел бы обсудить с Вами, особенно в преддверии нашей семейной сессии шестнадцатого числа.

С уважением,

Леонард Личми, доктор философии.

Е-майл от Шерон Мауфф Кевину Уоррену, 6 марта 3:00 дня

Кевин, 

Вчера я получила очень пространное письмо от доктора Личми и не смогла связаться с его офисом. Он разговаривал с тобой? 

Шерон. 

P.S. Не имею понятия, где твои клюшки для гольфа и думаю, что тебе неуместно просить меня искать их.

Е-майл от Кевина Уоррена доктору Леонарлу Личми, 6 марта 3:16 дня

Доктор Личми, 

Моя бывшая жена только что проинформировала меня, что Вы недавно связывались с ней по поводу «значимых вопросов». Какие-то проблемы с Дарой, о которых я не знаю? И почему Вы также не связались со мной? Несмотря на то, что Шерон может заставить Вас поверить в обратное, я все еще член семьи. Уверен, что оставлял Вам телефон моего офиса и номер сотового на такой случай. Пожалуйста, дайте мне знать, если мне нужно еще раз выслать или назвать номера моих телефонов. 

Кевин Уоррен.

Е-майл от доктора Личми Кевину Уоррену, 6 марта 7:18 вечера

Дорогой мистер Уоррен, 

Мои волнения связаны не с Дарой, а с Николь. В случае, если Вы претендуете на участие в обсуждении, то я бы предпочел обсудить все вместе с Вами и Шерон, желательно в моем офисе. Надеюсь, Вы будете присутствовать на семейной сессии 16-го?

В то же время, у меня до сих пор есть Ваш номер и я пытался связаться с Вами в тот же вечер. 

С уважением, 

доктор Леонард Личми, доктор философии.

Е-майл от Кевина Уоррена Шерон Мауфф, 7 марта 10:00 вечера

Шерон, 

Я, наконец, переговорил с доктором Личми. Ты уже с ним разговаривала? Если говорить честно, я не очень впечатлен. Он предложил, что ты и я могли бы извлечь выгоду из этого клуба анонимных алкоголиков, например, помочь «направить наши импульсы на коррекцию Дары». Я сказал ему, что он единственный, кто должен корректировать её. Он сказал, что больше беспокоиться за Ники. Потому что Дара более активна, принимает наркотики, общается Бог знает с кем, она выражает свои эмоции и, следовательно, более здорова, чем Ники, которая не причинила ни дня беспокойства за всю свою жизнь. Разве это не прелестный парадокс? Он пытался убедить меня, что раз Ники никогда не показывает признаков того, что у неё проблемы, значит у неё действительно проблемы. И вот за это мы платим 250 долларов в час (кстати, ты должна мне свою долю за февраль, пожалуйста, выпиши чек). Полагаю, что он знает, о чем говорит. Просто я не убежден в этом. Ники прекрасная старшая сестра, и Дара должна быть счастлива, что Ники есть у неё. 

Увидимся шестнадцатого. Надеюсь, мы сможем вести себя цивилизованно.

Кевин. 

P.S. Я не имел в виду, что ты должна искать мои клюшки. Я просто спросил, не видела ли ты их. Пожалуйста, не воспринимай все в штыки.

Ники: 1:45

Как только я вернулась на шоссе, то схватила телефон и набрала номер Паркера. На секунду испугалась, что не смогу связаться с ним, - мой телефон мигал каждые пять секунд и показывал 2% зарядки. Давай, давай, давай же. Потом раздались гудки: четыре, пять, шесть, - прежде чем звонок перешел на голосовую почту.

- Давай, - громко сказала я и ударила ладонью по рулю; потом сбросила звонок и набрала снова: три гудка, четыре, пять. Прямо перед тем, как я снова хотела сбросить звонок, Паркер ответил.

- Алло? - Прохрипел он.

Я разбудила его. Не удивительно. Сейчас примерно 2 часа ночи.

- Паркер? - Горло свело так, что я с трудом произнесла его имя. - Мне нужна твоя помощь.

- Ники? - Слышу шорох, будто он садиться. - Боже мой. Который час?

- Слушай меня, - продолжаю я. - Мой телефон сейчас сядет. Я думаю, что у Дары проблемы.

Возникла короткая пауза.

- Ты думаешь... что?

- Сначала я подумала, что она играет со мной, - торопилась я. - Но теперь думаю, она вовлечена во что-то крупное. Во что-то очень плохое.

- Где ты? - Когда Паркер заговорил снова, его голос был встревожен, он полностью проснулся, я знала, что он уже вылез из кровати.

Я могла расцеловать телефон, могла поцеловать его, хотела его поцеловать. И этот факт был огромный и твёрдый, как айсберг, неожиданно выскочивший из темной воды.

- 101-е шоссе. В южном направлении.

Я ощутила головокружение, словно дорога перед фарами превратилась на самом деле в длинную яму, а я падала.

Ты не дашь мне делать все одной, не так ли? Ты всегда была лучше, чем я.

Голос Дары снова возник у меня в голове, голос громче, чем просто воспоминание. И теперь я поняла, вспомнила. Она говорила это мне. Я уверена, говорила. Но в ту секунду, когда я попыталась вспомнить в связи с чем, поручни моей памяти соскользнули в воду, а мой разум окутало холодной неопределенной темнотой.

- Ты за рулем? - Голос Паркера стал выше и недоверчивее. - Тебе нужно остановиться. Сделай мне одолжение и остановись, ладно?

- Мне нужно найти её, Паркер, - мой голос охрип; телефон начал пищать еще интенсивнее. - Мне нужно помочь ей.

- Где именно ты находишься? - Повторил он.

Его комната встала у меня перед глазами: старая лампа в форме бейсбольной рукавицы бросает теплый конус света на темно-синий ковер; смятые простыни, которые всегда слегка пахнут сосной; вращающееся кресло; кучи книг, видео игр и растянутых футболок. Я представила, как одной рукой он надевает рубашку и роется под кроватью в поисках кед.

- Я направляюсь к Сиротскому пляжу.

Потому что это единственное о чем я могу думать. У Андре должно быть второе помещение, частное место, куда он приводит девушек фотографироваться. И ответ на мой вопрос находится вдоль пляжа, рядом с баром, может даже внутри него. У них может быть второй подвал, или я где-то пропустила дверь, или вход, который находится ближе к воде. Мне нужны доказательства. Во мне растет чувство, что все было изначально запланировано, по крайней мере, Дарой. Она устроила так, что я нашла её телефон с фотографиями. Она оставила мне подсказки, чтобы я смогла ей помочь. Это был крик о помощи.

- Сиротский пляж?

На том конце я слышу как открывается и с щелчком закрывается дверь. Теперь я представляю, как он двигается вдоль коридора, ориентируясь на ощупь и двигая рукой по стене с обоями с выцветшими лентами и цветами (презираемый им дизайн).

- Там, где отмечали прошлый день рождения Дары? Где мы нашли маяк?

- Да, - отвечаю я. - Там еще бар прямо около дороги, он называется...- слова превращаются в пыль у меня во рту.

Неожиданно приходит понимание. Изображения и слова мигают в моей голове: неоновая вывеска «У Бимера», коктейльные салфетки, на логотипе которых две фары, луч света, - и теперь я точно знаю, куда Андре водил девушек, где проходят его вечеринки, где он фотографировал Дару, Сару Сноу и где что-то ужасное случилось с Мэделин.

- Как называется бар? - Голос Паркера теперь звучит отдаленнее и тоньше, он, скорее всего, на улице, торопиться через газон, придерживая телефон плечом и подбородком, роясь в кармане джинсов в поисках ключей.

- Ники, ты там?

- О Боже. - Я так крепко сжимаю телефон, что болят костяшки пальцев, и именно тогда он полностью разряжается.- Дерьмо!

Ругательство, произнесенное вслух, заставляет чувствовать себя лучше. Потом я вспоминаю про телефон Дары и чувствую прилив надежды. Держа одной рукой руль, пытаюсь нащупать его в подстаканнике, но там ничего нет, кроме застаревшей массы жвачки и бумажек, заполняющих подстаканник на четверть. С отчаянием я провожу рукой по пассажирскому сиденью. Ничего.

Именно тогда животное - енот или опоссум, слишком темно, чтобы сказать точно - вылетает из подлеска и, сверкнув глазами, замирает прямо перед моими колесами. Я выворачиваю руль на соседнюю полосу, не проверяя наличие встречного движения, ожидая жесткий удар о капот. Но через секунду я возвращаю контроль над ситуацией, выкручиваю руль обратно, чтобы не пробить ограждение, и несусь мимо пляжных домиков, резко остановившись практически у воды. Когда я смотрю в зеркало заднего вида, то вижу темную фигурку, пробегающую через дорогу. Значит цел. Тем не менее, не могу отогнать приступ паники, ужас вышел из-под контроля, перевалил за грань.

Я могла оставить телефон Дары в доме, когда заходила проверить её комнату. Это означает, что я действительно одна. Все ответы там, внизу, на пустынном участке пляжа между баром и местом аварии. Течение делает это место смертельным для пловцов. Но там ответы на то, что случилось с Мэделин Сноу, на то, почему изменилась моя сестра, ответы на то, что случилось той ночью четыре месяца назад, когда мы отчалили от края земли в темноту. И маленький настойчивый голосок в моей голове умолял меня вернуться обратно, говоря мне, что я не готова узнать правду. Но я проигнорировала его и продолжила путь.

Дара: 2:02

Снаружи маяк выглядел заброшенным. Он поднимался над строительными лесами как палец, указывающий на луну. Узкие окна заколочены серой фанерой, и вывески гласили, что место закрыто для посещений. «ВНИМАНИЕ!!! ТОЛЬК В КАСКЕ!». Но никакого строительства тут не было долгое время, даже деформированная от непогоды вывеска была в разводах соли и разрисована граффити с чьей-то подписью. Мне нужно было взять фонарик.

Я не помнила, как заходить. Только то, что тут секретная дверь, как проход в другой мир. Повертевшись по пляжу, немного попрыгала по береговым валунам. Даже издалека, стоя за этими валунами, я видела, как горят огни «У Бимера», растянувшись по берегу как сверкающее насекомое. Время от времени я слышала, как по трассе проезжают машины, видела, как свет от фар скользил по камням, несмотря на то, что скрылась из виду за густой оградой пляжных трав - песколюбов и карпобротусов, росших возле отбойника.

Сейчас прилив. Чёрная тина плещется между камней, волны вспениваются в метре от того места, где я стою, образуя бассейны между скал при отливе. Это уединённое место, которое никто не догадается проверить, хотя, в трёхстах метрах вниз по дороге начинаются огни и хаос Восточного Норуолка.

Я пролезаю под строительными лесами, проводя рукой по изгибам маяка, и краска отпечатывается на моих пальцах. Единственная дверь заколочена досками, как и все окна. Но я продолжаю обходить маяк кругом. Я была здесь ранее. Здесь должен быть ещё один вход. Если только... Неожиданно мне в голову приходит одна мысль. Если только Андре, зная, что копы продвигаются в расследовании, не замёл свои следы.

Но в то мгновение, когда я думаю об этом, мои пальцы нащупали что-то, - неровную очень маленькую щель на деревянной поверхности. Под строительными лесами настолько темно, что я с трудом могу различить свои руки, исследующие поверхность маяка. Вот это место, спрятанное ото всех глаз и заколоченное гвоздями, как будто давным-давно ураган вырвал глыбу от стены, а потом в спешке её кто-то заделал. Я толкаю. Дерево отодвигается на сантиметр, издаёт скрип, когда я прислоняюсь к нему. Здесь находится дверь, специально вырезанная в стене, а затем замаскированная приколоченными досками. Но как бы я её не толкала, она не поддаётся. Может быть, она заперта изнутри? Я просовываю пальцы в почти незаметный стык, и вскрикиваю, уколовшись об острый гвоздь. Засовываю палец в рот, чувствуя вкус крови. Всё так, как я и думала. На самом деле, дверь не заколочена гвоздями, они просто вбиты в дверь, а потом согнуты, наклонены параллельно двери. Но она всё же не открывается.

В отчаянии пинаю дверь (мне это необходимо), а затем отпрыгиваю, так как она отлетает со скрипом, повиснув на петлях. Ну конечно. Не от себя. Нужно было потянуть на себя. Чувствую за собой какое-то движение. Оборачиваюсь. Поднимается ветер, на берег обрушивается очередная волна, между гладкими тёмными камнями разбиваясь в пену. Я осматриваю пляж, но не вижу ничего, лишь тёмные очертания старых валунов, дикие заросли травы и тусклые огни бара «У Бимера», мерцающие вдалеке сине-серебристым цветом.

Затем проскальзываю в маяк, нагнувшись за покрытым песком камнем, который сможет придерживать дверь приоткрытой. Теперь хоть немного света попадает в тёмное помещение. Кроме того, это пригодится Ники, если она сможет найти меня.

Внутри воняет несвежим пивом и сигаретным дымом. Я делаю шаг вперед, нащупываю выключатель и что-то - бутылка? - откатывается в сторону. Потом сталкиваюсь с торшером и едва успеваю его поймать, до того как он упадет на пол. Лампа, запущенная генератором, еле-еле освещает винтовую лестницу, ведущую на верхние этажи маяка. Комната пустая, за исключением нескольких пивных банок и бутылок, сигаретных окурков и, странно, мужских шлёпанцев. Дюжина следов пересекали комнату по толстому слою опилок и штукатурки. Муравьи роились вокруг брошенного в углу пакета из Макдональдса. Я перетащила лампу ближе к лестнице, которая в свете стала похожа на змею, а потом я начала взбираться вверх.

Красный диван унесли из помещения наверху. Даже до того, как я смогла найти другую лампу, уже поняла, что какой-то большой предмет недавно тащили через комнату – на пыльном полу остались видимые следы - и двигали вниз по лестнице. Но лампы остались, четыре из них с огромными колбами, как лампы для кино, и старый журнальный столик с темными окружностями пятен от стаканов. Кондиционер стоял в углу, его решетка вся была в пыли, пеноблоки и фанерные доски сложены у стены, вероятно, планировался ремонт, который так и не сделали. В другом углу валялся женский бюстгальтер с принтом пчелок на чашках.

На секунду я задерживаюсь на середине комнаты, борясь с желанием заплакать. Как я сюда попала? Как каждая из нас попадал сюда? Теперь все кончено: ложь, напряжение, подлость.

Помню, как мы с сестрой гонялись на велосипедах, - кто быстрее доберется до дома. На последнем повороте мыщцы моих бедер и ног горели, я желала не просто остановиться, но и сдаться, перестать крутить педали, позволить инерции нести меня последний квартал. То же самое испытываю и сейчас, - не триумф победы, а облегчение, что уже не надо стараться. Но остаётся еще одна вещь, которую я должна сделать.

Перемещаюсь по комнате в поисках чего-то, что свяжет Андре и Мэделин Сноу. Не знаю, что именно хочу увидеть. Но правда всегда выходит наружу. Эта фраза всё время крутиться в моей голове. Нет. Истина делает тебя свободным. Кровь возьмет свое. Кровь. У стены на полу замечаю малиново-коричневое пятно. Я присаживаюсь на корточки, ощущая легкую тошноту. Пятно размером с ладонь ребенка, почти впиталось в доски. Невозможно сказать насколько старое или свежее оно.

Внизу хлопает дверь. Я быстро встаю, сердце клокочет в горле. Внизу кто-то посторонний. Ники не захлопнула бы дверь. Она бы двигалась тихо и осторожно. Здесь только одно место, где можно спрятаться: позади фанеры и пеноблоков в углу рядом с лестницей. Двигаясь так тихо, как могу, и морщась всякий раз, как пол поскрипывает подо мною, я забираюсь в узкое темное пространство между строительными материалами и стеной. Пахнет плесенью и мышиными экскрементами. Я неудобно присаживаюсь на корточки и жду, стараясь услышать звуки внизу, - может чье-то движение, шаги или дыхание. Ничего. Ни шепота, ни скрипа, ни дыхания. Я считаю до тридцати, затем в обратном порядке до нуля. Наконец, вылезаю из своего тайника. Наверное, всего лишь ветер захлопнул дверь.

Когда выпрямляюсь, то замечаю отблеск чего-то серебряного, спрятанного под фанерой. Пальцами достаю это. Мир сжимается в узкую точку, места тут не больше, чем для вытянутой руки ребенка. Это браслет Мэделин Сноу. То, ради чего мы так тщательно обыскивали берег, когда я присоединилась к поисковому отряду. Её любимый браслет. Поднимаюсь на трясущихся ногах, сжимая браслет. Теперь я на открытом месте.

- Что за черт?

Голос Андре стал для меня полнейшей неожиданностью. Я не слышала, как он подошел. Он стоял на лестнице, сжав перила так, что побелели костяшки пальцев, его лицо искажала чудовищная ярость.

- Ты, - выплевывает он, а я не могу пошевелиться, не могу отреагировать. - Какого черта ты тут делаешь?

Он делает два шага ко мне, отпуская перила. Я не думаю, просто бегу. Пролетаю мимо него, он откидывается назад, открывая мне достаточно пространства, чтобы я оказалась на лестнице. Вниз, вниз, вниз. Металлические ступени клацают как зубы под весом моих шагов, небольшая боль поднимается от лодыжек к коленям.

- Эй! Остановись! Стой.

Я мчусь на пляж, рыдания рвутся из моей груди, поворачиваю направо, слепо бегу по берегу. Андре вылетает из маяка за мной.

- Послушай. Послушай. Я просто хотел поговорить с тобой.

На одном из камней я теряю равновесие и случайно роняю браслет. В течение одной ужасной секунды не могу найти его; слепо ползу по мокрому песку, омываемому прибоем, вода просачивается сквозь мои пальцы и возвращается обратно в океан. Могу различить позади меня барабанящие шаги Андре и его гневное дыхании. Мои пальцы натыкаются на металл. Браслет. Хватаю его, вскакиваю на ноги, игнорируя сильную боль в ногах, и мчусь по склону к шоссе. Высокая песчаная трава колет мою голую кожу, но я игнорирую и её тоже. Затем взбираюсь между камней, используя толстые веревки из пляжной травы, чтобы подтянуть себя. Под ногами сыпется песок, грозя свалить меня вниз. Здесь настолько густая растительность, что я едва могу разглядеть трассу. Вижу лишь быстрые вспышки фар автомобилей, которые скользят по широкой стене из вьющихся лиан и униол. Продолжаю пробиваться вперед сквозь растительность, защищая одной рукой лицо. Я чувствую себя сказочным рыцарем, пытавшимся боем пробиться через заколдованный лес, который становится все гуще и гуще. Но это никакая ни сказка.

Андре, бранясь, тоже ломиться через заросли. Но падает. Я решаюсь оглянуться и вижу, как яростно качается трава, по мере того, как Андре пытается пробиться вперед. Наконец, заросли заканчиваются, и я сразу попадаю на трассу. Гладкая поверхность тротуара блестит, словно луна.

Пригнувшись, прохожу еще пару футов до дороги, наступая на пустые банки и пластиковые пакеты. Перепрыгнув через отбойник, поворачиваю налево, дальше от Сиротского Пляжа, дальше от бара «У Бимера» в сторону пустого побережья, где были недостроенные дома, деревянные доски которых уже образовали некое подобие огромных камней. Там, во мраке я могу избавиться от его преследования, могу прятаться здесь, пока он не сдастся.

Иду вниз по дороге, держась ближе к дорожному отбойнику. Одна из машин на быстрой скорости с шумом проноситься мимо меня, сигналя мне, из окон гремят с басы. Где-то вдалеке звучат полицейские сирены , - кто-то ранен или умер, еще одна разрушенная жизнь. Я оборачиваюсь. Андре тоже добрался до трассы. Лица не разглядеть, слишком темно.

- Господи-Боже! - кричит он. - Ты что совсем сошла с...

Что бы он там ни сказал, его дальнейшие слова глушит свист еще одной машины. Теперь больше сирен. Я не была так далеко на юге с ночи аварии и все выглядит незнакомым: по одну сторону шоссе острые камни, поднимающиеся от пляжа; по другую - скалистые холмы и сосны. Бежала ли Мэдлен Сноу этим путем? Поймал ли он её и вернул назад в маяк? Визжала ли она?

Я еще раз оглядываюсь, но позади меня лишь пустая дорога: Андре либо сдался, либо упал. Сбавляю шаг, становится тяжело дышать, мои легкие горят. Все тело охватывает боль. Чувствую себя деревянной куклой, которую разрубили пополам.

Ночь становится очень тихой. Если бы только не эти визжащие сирены, звук которых приближался, мир казался бы картиной, написанной масляными красками, абсолютно неподвижным, покрытый кромешной тьмой. Должно быть, именно здесь Ники и я разбились. Меня охватывает странное ощущение, будто ветер проходит сквозь меня. Только вот здесь нет никакого ветра: листья деревьев неподвижны. Но все же, по моей спине бегут мурашки.

- Останавливай.

Яркие вспышки памяти, картины внезапно подсвечиваются, словно кометы в темноте.

- Нет. Не остановлю, пока мы не поговорим.

- Больше никаких разговоров. Никогда.

- Дара, пожалуйста. Ты не понимаешь. Я сказала, останавливай.

Дорожный отбойник на расстоянии около десяти футов от меня был искривлен в сторону от трассы. Кусок металла был начисто снесен. Поблекшие шелковые ленты висят вдоль оставшихся концов отбойника. Они слегка колыхаются, словно сорняки, встревоженные невидимым толчком ветра. Слегка искривленный деревянный крест помещён в землю, а поверхность большого обработанного камня, стоявшего сразу за пробоиной, покрыта клочками бумаги, кусками ткани, сувенирами и письмами. Несколько свежих букетов сложены в кучу возле креста, и даже на расстоянии несколько футов я узнаю плюшевую зверушку Арианы - мистера Стивенса, ее любимого медвежонка. Она даже покупает ему подарок на каждое Рождество, и каждый раз какой-нибудь другой аксессуар, наподобие зонтика или каски. У мистера Стивенса новый аксессуар - лента на шее с посланием, написанным маркером на ткани. Мне приходится присесть, чтобы прочесть его.

С Днем рождения, Дара. Я каждый день по тебе скучаю.

Время разверзлось, замедлилось, успокоилось. Только сирены нарушали тишину.

Записки, деформированные от воды и теперь нечитаемые, выцветшие шелковые цветы и брелоки, и в центре всего этого...фотография. Моя фотография. Фото из ежегодника на втором курсе старшей школы. Та, которую я всегда ненавидела. Та, на которой мои волосы слишком короткие. Под фото размещена блестящая металлическая табличка, прикрученная к камню.

Покойся с миром, Дара Жаклин Уоррен. Ты будешь жить в наших сердцах вечно.

Теперь сирены кричат, настолько громко, что я чувствую их шум даже зубами, настолько громко, что даже думать не могу. А затем, одновременно, звуки возвращаются в мир в порывах ветра, в шуме дождя, идущего со стороны океана, откидывая меня назад. Мир вспыхивает вспышками из красного и белого. Красного и белого. Сирены замолкают. Все будто в замедленном движении, даже крупные капли дождя замирают в воздухе, струйки воды, застывают в диагональном направлении. Три машины останавливаются у обочины. Люди бегут в мою сторону, превратившись в безликие тени в ярком свете фар.

- Ники! - Кричат они. - Ники! Ники!

Беги. Слово приходит ко мне с дождем, мягким потоком ветра на моем лице. Так я и делаю.

Ники

РАНЕЕ

Лето, когда мне было девять, выдалось дождливым. Неделями дождь шел, казалось, без остановки. Дара даже заболела пневмонией, её легкие чавкали и хрипели, словно жидкость в них попала жидкость. В первый солнечный день, который казался бесконечным, Паркер и я пересекали парк в направлении Старой Каменной Бухты, обычно мелкой, с плоским дном, примерно в два фута глубиной, а теперь превратившуюся в рокочущую бушующую речку, выкатившуюся из берегов и превратив округу в болото.

Несколько подростков постарше собрались побросать пустые банки, чтобы посмотреть, как течение будет их вертеть и подбрасывать. Один из них, Айдан Дженнигс, стоял на мостках, подпрыгивая вверх-вниз, пока вода не поднялась выше деревянной опоры и не залила ему ноги. А потом в одно мгновение и Айдан, и мостки исчезли. Это случилось так быстро и без звука; гнилая древесина провалилась, Айдана затащило в водоворот с расколотым деревом и бурлящей водой, и все, крича, бросились за ним.

Память такая же. Мы тщательно строим мосты. Но они слабее, чем нам кажется. И когда они рушатся, воспоминания возвращаются, затапливая нас.

В ночь аварии тоже шел дождь. Но всё произошло не из-за него.

Он ждал меня возле дома после вечеринки у Арианы, поднимаясь и спускаясь с крыльца, его дыхание кристаллизовалось на воздухе, капюшон был натянут на голову и бросал тень на лицо.

- Ники. - Его голос охрип, словно он давно не разговаривал. - Нам нужно поговорить.

- Эй. Я скучала по тебе на вечеринке.

Я старалась не подходить близко к нему, направляясь к двери и на ходу роясь онемевшими от холода пальцами в сумке в поисках ключей. Дара настаивала, чтобы я осталась посмотреть на костер. Но дождь усилился, и огонь не разгорался: только почерневшее топливное масло, журналы, раздавленные бумажные стаканчики и окурки.

- Подожди. - Он схватил моё запястье прежде, чем я открыла дверь; его пальцы были холодные, а выражение лица я не могла понять. - Не здесь. У меня дома.

Я не замечала припаркованной машины рядом на улице, пока он не махнул на неё рукой. Она была скрыта несколькими редкими соснами, как будто преднамеренно. Он шел на несколько шагов впереди меня, засунув руки глубоко в карманы, сгорбившись под моросившим дождем, как будто был зол. Может быть, мне надо было ответить «нет». Может быть, мне надо было сказать, что я устала для разговоров. Но это был Паркер, мой лучший друг, мой на-все-времена лучший друг. С другой стороны, я же не знала, что будет дальше.

Дорога до его дома заняла пятнадцать секунд. Тем не менее, они тянулись вечность. Он вел машину в тишине, его руки сжимали руль. Лобовое стекло запотело; дворники двигались по стеклу, сметая потоки воды вниз к капоту. Только после парковки он повернулся ко мне.

- Мы так и не поговорили о том, что случилось в День Основателей, - произнес он.

Печка в машине была включена, поток теплого воздуха взъерошивал ему волосы под бейсболкой, надпись на которой гласила: «Будьте ботанами. У нас есть число Пи».

- То есть? - Осторожно спросила я; помню, как сильно сжалось мое сердце тогда.

- Значит... - Паркер барабанил пальцами по ноге, верный признак того, что он нервничал. - Для тебя это ничего не значит?

Я промолчала. Мои руки мертвым грузом лежали на коленях; они были похожи на огромных раздувшихся существ, вынесенных на берег прибоем. На балу в честь Дня Основателей Паркер и я прокрались в бассейн и взобрались на стропила в поисках пути на крышу. И нам, в конце концов, это удалось, - мы обнаружили дверь, она вела через старый театр. Мы пропустили танцы и находились в обществе друг друга около часа, заливаясь смехом без всякой причины и распивая бутылку виски «Crown Royal», которую Паркер стащил из тайника своего отца. А потом  он взял мою руку в свою. В том, как он смотрел на меня в тот момент, уже не было ничего смешного. В ту ночь мы чуть не поцеловались. А когда позднее начали расползаться слухи о том, что я пропустила танцы ради того, чтобы перепихнуться с Аароном в котельной, я позволила всем думать, что это и вправду было так.

Свет на крыльце его дома из-за дождя представлялся безумными узорами. Некоторое время Паркер хранил молчание.

- Хорошо, послушай. Последние месяцы наши отношения стали весьма странными. Не спорь, - сказал он, когда я открыла свой рот, чтобы возразить. - Это правда. И это я виноват. Боже, я знаю. Во всем виноват я. Я никогда не должен был... ну, как бы там ни было. Я просто хотел объясниться. По поводу Дары.

- Ты не обязан.

- Но мне это нужно, - произнес он с внезапной настойчивостью. - Послушай, Ники. Я облажался. А теперь... я не знаю, как все исправить.

Все мое тело покрылось мурашками, как если бы мы все еще стояли снаружи возле потухшего костра и наблюдали, как дождь гасит пламя, превращая его в дым.

- Уверена, она простит тебя, - сказала я.

Мне было плевать на то, что это прозвучало грубо. Я и вправду была сердита. На протяжении всей моей жизни Дара брала и портила все.

- Ты не понимаешь, - он снял свою бейсболку, проведя рукой по волосам так, что они поднялись, будто наэлектризованные, вопряки притяжению. - Я никогда не должен был... Господи! Дара мне как младшая сестра.

- Это отвратительно, Паркер.

- Но это так. Я никогда... просто так вышло. Все это неправильно. Всегда было неправильным. Просто я не знал, как это прекратить.

Он не мог спокойно сидеть. Вновь натянул бейсболку на голову. Повернулся ко мне лицом, а потом будто не мог выдержать взгляда, и тут же отвернулся.

- Я не люблю ее. То есть, люблю. Но не в этом смысле.

На мгновение воцарилась тишина. Я не видела лица Паркера, лишь его профиль, свет скользил по его щеке. Дождь барабанил по лобовому стеклу, будто это были сотни крошечных ног, в панике убегавших отсюда к чему-то лучшему.

- Почему ты рассказываешь мне все это? - Произнесла я.

Паркер вновь повернулся ко мне. Его лицо исказилось от боли, будто невидимая сила ударила ему в грудь, сбив дыхание.

- Мне жаль, Ники. Пожалуйста, прости меня, - его голос дрожал. - На ее месте должна была быть ты.

Время словно замерло. Я была уверена, что ослышалась.

- Что?

- Я имею в виду, это именно ты. Вот что я пытаюсь сказать.

Его рука нашла мою, а быть может это моя рука нашла его. Его прикосновение было мягким, крепким и знакомым.

- Теперь... теперь ты понимаешь?

Не помню, я ли поцеловала его или он меня. Какое это имело значение? Важно было лишь то, что это случилось. Важно было лишь то, что я хотела этого. За всю жизнь я никогда ничего так сильно не хотела. Паркер снова был моим. Паркер, парень, которого я всегда любила. Дождь все еще шел, но теперь он звучал приятно и ритмично, будто биение невидимого сердца. Бегущие капли разукрасили лобовое стекло, превратив внешний мир в одно расплывшееся пятно. Я могла провести так вечность. Но потом Паркер резко отстранился, когда за моей спиной прозвучал глухой удар.

Дара. Ее раскрытая ладонь на пассажирской стороне окна, пустые глаза в тени, волосы, прилипшие к щекам, а на лица эта странная улыбка. Злорадствующая. Ликующая. Будто знала, что она здесь обнаружит.

Какое-то мгновение Дара не отрывала свою ладонь от окна, словно ждала, что я поднесу туда свою ладонь, почти как в игре.

«Будь моим отражением, Ники. Повторяй за мной».

Возможно, я немного сдвинулась, возможно, я окликнула ее. Она опустила свою руку, оставив отпечатки своих пальцев на стекле. Но затем они исчезли, как и она. Дара запрыгнула в автобус прежде, чем я смогла догнать ее. Двери наглухо закрылись, когда я была еще в половине квартала от нее, крича в след. Может быть, она слышала меня, а может - нет. Ее лицо было белым, а футболка темной от дождя. Стоя под флуоресцентными лампами, она выглядела как на фото в негативе с красками не в тех местах. Затем автобус укатился прочь, скрывшись за деревьями, словно ночь раскрыла свои объятия и поглотила его.

Мне понадобилось двадцать минут на то, чтобы догнать автобус на 101-ой трассе на своей машине. Прошло еще двадцать минут прежде, чем сестра вышла из автобуса и шла мимо мигающих рекламных щитов, изображавших пиво «Bud Light» и видео для взрослых, вжав голову в плечи и скрестив руки на груди. Куда она направлялась? В бар «У Бимера» повидаться с Анрде? Вниз к Сиротскому Пляжу и маяку? Или она просто хотела уйти дальше, заблудиться в скалистых пляжах Восточного Норуолка, где берег граничил с бурным морем? Я следовала за ней еще половину мили, моргая ей фарами и сигналя, прежде чем она согласилась сесть в машину.

- Поехали, - сказала она.

- Дара, послушай. То, что ты видела...

- Я сказала, поехали.

Но когда я начала выкручивать руль, поворачивая к дому, она наклонилась и дернула руль в другом направлении. Я ударила по тормозам. Сестра не дрогнула. Она даже не моргнула. Она не казалась злой или расстроенной. Дара просто сидела, капли стекали на обивку, но она смотрела прямо перед собой.

- Туда, - указала она на юг, где-то у черта на куличках.

Но я сделала так, как она сказала. Я просто хотела объясниться. Дорога была плохая; покрышки скользили, когда я ускорялась и снова притормаживала. Мой рот пересох. Я не могла придумать ни одного извинения.

- Мне жаль, - произнесла я, наконец. - Это не было... Я имею в виду, это не было тем, на что было похоже.

Она ничего не ответила. Дворники работали постоянно, но я все равно с трудом различала дорогу, почти не видя света фар, разбивающего дождь в брызги.

- Мы не собирались. Мы просто говорили. На самом деле, мы говорили о тебе. Он мне даже не нравится.

Ложь - одна из самых больших, которую я когда-либо ей говорила.

- Дело не в Паркере, - ответила она, практически первые произнесенные ею слова, после того, как она села в машину.

- Что ты имеешь в виду?

Я хотела на неё посмотреть, но боялась оторвать глаза от дороги. Я даже не знала, куда мы едем - смутно узнала «7-11», где мы останавливались прошлым летом, чтобы купить пива по дороге на Сиротский пляж.

- Дело в тебе и во мне. - Голос Дары низкий и холодный. - Ты не можешь позволить мне иметь ничего собственного, не так ли? Тебе всегда надо быть лучше. Ты всегда хочешь побеждать.

- Что? - Я была так поражена, что не могла даже спорить.

- Не изображай из себя святошу. Ты все поняла. Это еще одна часть твоего большого спектакля. Идеальная Ники и ее никчемная сестра!

Она говорила так быстро, что я едва понимала ее. Мне показалось, что она уже приняла какое-то решение.

- Отлично! Хочешь Паркера? Забирай! Он мне не нужен! И ты тоже мне не нужна! Останови машину.

Мне понадобилось пара секунд, чтобы осознать ее просьбу. Когда я поняла, чего она хочет, Дара уже начала открывать дверь, несмотря на то, что машина еще была в движении. Внезапно, с безнадежной ясностью я поняла, что не могла ее выпустить. Если бы я это сделала, то потеряла бы.

- Закрой дверь, - я нажала ногой на газ, и она плюхнулась назад в кресло; теперь мы ехали слишком быстро, и она не могла выпрыгнуть. - Закрой дверь.

- Останови машину.

Быстрее, быстрее. Несмотря на то, что я едва видела дорогу. Несмотря на то, что шел ливень стеной, звуча так громко, будто это были аплодисменты в конце пьесы.

- Нет. Не остановлю, пока мы не поговорим.

- Больше никаких разговоров. Никогда.

- Дара, прошу. Ты не понимаешь.

- Я сказала - останови машину!

Она дотянулась до руля и дернула его в свою сторону. Задняя часть машины вышла на встречную полосу. Я ударила по тормозам, выворачивая руль налево, пытаясь вернуться в свою полосу. Но было слишком поздно. Нас закрутило поперек полос.

«Мы умрем», - подумала я. Затем мы ударились в ограждение, прорвали его со взрывом стекла и металла. Из двигателя шел дым. На долю секунды мы зависли в воздухе, в безопасности. В тот момент моя рука нашла руку Дары в темноте.

Я помню, было очень холодно. Я помню, она не кричала и ничего не говорила, не издавала ни звука.

А затем уже ничего не помню.

Ники: 3:15

ПОСЛЕ

Я не понимала куда направляюсь и как далеко убежала. А потом увидела Пирата Пита со светящимися глазами и с поднятой в приветствии рукой. «ФанЛэнд». Взгляд Пирата, маячившего за деревьями, казалось, следовал за мной, пока я бегала по парковке, превращенной штормом в атолл: куча сухих бетонных островков, окруженных глубокими колеями воды, в которых плавал старый мусор.

Снова сирены, такие громкие, что, кажется, обладают физической силой; они словно просовывают руку глубоко в голову и раздвигают занавес, открывая быстрые вспышки воспоминаний, слов, картинок.

Рука Дары на окне, следы её ладони

«Покойся с миром, Дара»

«Больше никаких разговоров. Никогда»

Нужно отсюда уйти, уйти прочь от этого шума, прочь от этих ярких вспышек. Мне нужно найти Дару, чтобы доказать, что всё это неправда.

Это не правда. Не может ею быть.

Мои пальцы распухли от холода, непослушные. Я тыкаю в клавиатуру, дважды неправильно набираю код, прежде чем замок открывается прямо перед тем, как первая из трех машин врывается на парковку, разрывая тьму всполохами света от фар. На секунду замираю в этом свете, как насекомое на стекле.

- Ники! - Снова эти крики.

Это имя - и знакомое и нет - словно птичья трель из леса. Я проскакиваю в ворота и бегу, чувствуя вкус соли во рту, бросаюсь вправо, хлюпая по лужам, образовавшимся из-за наклонных плоскостей. Минуту спустя ворота снова открываются, голоса преследуют меня, перекрывая барабанящий шум дождя.

- Пожалуйста, Ники. Ники, подожди.

Там вдалеке среди деревьев мелькает свет. Фонарик? В моей груди поднимается чувство, которое я не могу описать, ужас от того, что что-то произойдет, как в тот момент, когда мы с Дарой повисли, сцепившись руками, а фары авто освещали скалу.

«Покойся с миром, Дара»

Невозможно.

- Дара! - Мой голос срывается от дождя. - Дара! Это ты?

- Ники!

Вперед! Мне нужно добраться, нужно доказать им, нужно найти Дару. Я пробираюсь среди деревьев, выбирая кратчайший путь, следую за призрачным светом, который останавливается, а потом пропадает у подножья «Врат Ада», словно вдруг погасшее пламя свечи. Листва прилипает ко мне, будто толстые языки облизывают мои голые руки и лицо. Грязь проникла в мои сандалии и теперь отлетает назад на икры. Ужасный шторм, единственный за это лето.

- Ники. Ники. Ники.

Теперь слова кажутся бессмысленным напевом, как стук дождя по листьям.

- Дара! - Кричу я.

Снова мой голос поглощает воздух. Выскакиваю из-за деревьев на аллею, ведущую к «Вратам Ада», где пассажирские вагончики все еще стоят на своём месте, накрытые тяжелым синим брезентом. Люди кричат, окликая друг друга. Оборачиваюсь. Позади меня мелькают быстрые вспышки фонариков, и я представляю, что это луч маяка стремиться через темное море, передавая азбукой Морзе сигнал бедствия. Но я не могу понять сообщение. Поворачиваюсь обратно к «Вратам Ада». Именно тут я видела свет, я уверена в этом; именно туда отправилась Дара.

- Дара! - Кричу так громко, как могу, моё горло раздирает от усилий. - Дара!

Грудь словно заполнена камнями: легкими и тяжелыми одновременно. Там стучится истина, угрожая затопить меня, угрожая снести меня.

«Покойся с миром, Дара»

- Ники!

Потом замечаю это, - рывок, движение под брезентом, и облегчение разрывает мне грудь. Всё это было испытанием, чтобы посмотреть, как далеко я зайду, как долго буду играть. Уже всё, она здесь, она ждет меня.

Снова бегу, задыхаясь от облегчения, плачу, но теперь не потому, что я в печали, а потому что она здесь и я нашла её, и теперь игра окончена, мы сможем идти домой вместе, как раньше.

В одном из углов завязки брезента ослаблены. Умница Дара! Нашла место, чтобы спрятаться от дождя. Поднимаюсь над ржавым металлическим покрытием и ныряю под брезент в темноту старых потрескавшихся сидений. И я сражена запахом жвачки, старых гамбургеров, грязных волос и неприятным запахом изо рта. А потом вижу ее. Она отскакивает назад, словно боится, что я ударю ее. Ее фонарик стучит об землю, и металл вибрирует в ответ. Застываю, боясь пошевелиться, боясь спугнуть ее.

Не Дара. Слишком маленькая, чтобы быть Дарой. Слишком юная, чтобы ею быть.

И даже прежде, чем я подобрала и включила фонарик, осветив обертки от «Твинки» и смятые банки из-под содовой, пустые фантики от «МилкиВей» и коробки из-под гамбургеров, - всё то, что еноты натащили сюда за прошедшие несколько дней; даже до того, как свет фонарика высветил пальчики в розово-фиолетовых шлепанцах, скользнул выше к пижамным штанишкам с Диснеевскими принцессами и, наконец, приземлился на личико в форме сердечка с широко распахнутыми светло-голубыми глазами, на бледную копну спутанных светлых волос; даже до того, как голоса настигли нас, и кто-то отбросил брезент, позволив ночному небу нависнуть над нами, - даже до этого я знала.

- Мэделин, - шепчу я, и она хныкает или вздыхает, я не могу точно сказать. - Мэделин Сноу.

Он-лайн журнал «Настоящий тинейджер»

Статья номера: Это случилось со мной!

Кто-то продавал мои обнаженные фото в интернете.

Интервью: Сара Сноу

Журналист: Мэган Донахью

Все, что я помню…. Я очнулась, не имея представления о том, как добралась до дома и ни малейшего представления о том, что случилось с моей сестрой.

Мы с лучшей подругой Кеннеди как-то тусовались в торговом центре в субботу, когда этот парень подошел к нам, сказав, что мы обе настоящие красавицы. Он спросил, не были ли мы моделями. Поначалу я подумала, что он просто к нам подкатывает. Ему было около 24 лет, он был довольно красив. И сказал, что его зовут Андре.

Потом оказалось, что Андре владеет баром «У Бимера» в Восточном Норфолке и спросил, не хотим ли мы заработать, показываясь на вечеринках.

(Примечание издателя: Эндрю Маркенсон был мэнеджером бара «У Бимера» вплоть до своего недавнего ареста; законные владельцы, «Фреш интеретеймент», поспешили снять с себя любую ответственность и осудили деятельность мистера Маркенсона)

По началу, это не заслуживало доверия, но он сказал, что будут и другие девушки, а нам придется только разносить спиртное, быть дружелюбными и собирать чаевые. Парень казался таким милым и просто, знаете, нормальным. Было легко ему доверять.

Первые вечеринки были такими, как он описывал. Все, что нам приходилось делать, это красиво одеваться и прогуливаться, разнося напитки, быть милыми с парнями, которые приходили, и через пару часов мы уходили, унося порядка двух сотен баксов. Мы не могли в это поверить.

Там всегда работали другие девушки, обычно четыре или пять за смену. Я почти ничего о них не знаю, кроме того, думаю, что они тоже были старшеклассницами. Но Андре был осторожен, говоря, что нам должно быть восемнадцать, хотя он никогда не просил доказательств, так что я всегда полагала, что он вроде как знал, что мы были несовершеннолетними, но просто притворялся, и мы тоже делали вид.

Я помню ту девушку, Дару Уоррен. Она запомнилась мне, потому что погибла в автокатастрофе спустя несколько дней после одной из вечеринок. Странно, что именно её сестра, Николь, стала той, кто нашла Мэдди.

(Примечание редактора: Мэделин Сноу, после исчезновения которой 19 июля было начато крупнейшее в округе расследование).

С ума сойти, верно? Во всяком случае, Андре всегда казался приятным и рассказывал нам о своей жизни, что он продюсер клипов и ищет таланты для  TV-шоу и так далее, хотя я догадывалась, что это всё ложь. Он иногда брал с собой одну из девушек, чтобы привезти еду? возвращался с бургерами и картофелем фри на всех. У него была действительно крутая машина. И он всегда делал нам комплименты, говоря, что мы достаточно красивы, как модели и актрисы. Теперь я понимаю, что он просто пытался заработать наше доверие.

В апреле, мае и июне не было вечеринок. Не знаю почему. Может из-за полиции или чего-то такого? В это время он рассказывал нам, что занят на других проектах и намекнул, что скоро будет помогать с отбором на TV-шоу. Это тоже было ложью. Но в то время у меня не было поводов ему не доверять.

Позже, в июне «Затмения» начались снова.

(Примечание редактора: «Затмение» - название частных вечеринок, проходящих два раза в месяц, за которые гости платили значительный членский взнос).

Ночью, когда всё случилось, моя бабушка заболела, и родители поехали в Теннесси навестить её в госпитале, так что я должна была нянчиться с Мэдди, хотя уже сказала, что буду на работе. Мне нужны были деньги, потому что я рассчитывала купить новую машину и, хотя знаю, что прозвучит глупо, я действительно хотела этого. На вечеринках было весело и легко, и мы чувствовали себя особенными, понимаете? Потому что мы были избранными.

Мэдди должна была быть в постели к девяти, так что, в конце концов, мы с Кеннеди решили оставить её одну. Вечеринки обычно заканчивались после полуночи, мы подумали, что она просто поспит на заднем сидение машины. Обычно она спала везде, даже под ураган.

Но только не в ту ночь. Андре был особенно мил со мной в ту ночь. Он угостил меня рюмочкой особенного сладкого ликера, по вкусу похожего на шоколад. Кеннеди была в бешенстве, потому что я была за рулем, да и я понимала, что это глупо, но решила, что одна рюмка не навредит. Но потом начали происходить странные вещи.

Не могу объяснить, но у меня начала кружиться голова. Что происходило потом, не могу вспомнить. Это было так, будто я смотрю фильм, но половины кадров не хватает. Кеннеди уехала раньше, потому что у неё испортилось настроение из-за того, что какой-то парень нахамил ей. Но я этого тогда не знала. Мне просто хотелось прилечь.

Андре сказал, чтобы я шла в его офис и легла там на диван, что я могу там спать столько, сколько хочу.

Это было последнее, что я помню до следующего утра. Я проснулась от тошноты. Моя машина была припаркована наполовину на газоне соседей. Моя соседка, миссис Хардвелл, была очень рассержена. Я не могла поверить, что доехала до дома. Это было так, словно кто-то вырезал часть моих воспоминаний.

Когда я поняла, что Мэдди пропала, мне захотелось умереть. Я была дико напугана и понимала, что это моя вина. Поэтому я соврала о том, что мы делали. Оглядываясь назад, понимаю, что должна была сразу всё рассказать родителям и полиции, но я была настолько смущена, мне было стыдно, думала, что смогу сама найти способ всё исправить.

Теперь я знаю, что произошло, что Мэдди проснулась и пошла за мной на маяк, где у Андре был «офис». Только это не офис, а просто место, где он фотографировал девушек, чтобы потом выкладывать в сеть их фотографии. Полиция думает, что меня накачали наркотиками, поэтому я ничего не помню.

Думаю, Мэдди испугалась и решила, что я умерла! Она всего лишь ребенок. Она подумала, когда увидела меня лежащей без движения, что Андре убил меня. Вероятно, она закричала, потому что он заметил её. Она была в ужасе, что он убьет и её тоже, поэтому побежала. Она была так напугана, что он придет за ней, что пряталась несколько дней, воруя еду и воду, выбираясь на несколько минут только ночью. Спасибо, Господи, что нам вернули её домой в целости и сохранности.

Сначала я не думала, что смогу когда-либо простить себя, но после длительных разговоров с другими девушками, кто прошел через подобные ситуации...

< < Страница 1 из 3 > >

Е-майл от доктора Майкла Хуенг доктору Леонарду Личми, 7 августа

Дорогой Доктор Личми, 

Насколько я понимаю, Вы в этом году ранее непродолжительное время наблюдали Николь Уоррен. Недавно она стала моей пациенткой в Восточной мемориальной береговой клинике, и я бы хотел обсудить с Вами свое первое впечатление касательно её душевного состояния, потому что ей, без сомнения, необходимо постоянное наблюдение, которое она сейчас и получает.

Физически Николь здорова. Кажется спокойной и идет на контакт, хотя очень стеснительно. Кажется, она страдает некоторыми крупными диссоциативными расстройствами, которые я все еще пытаюсь диагностировать точнее. Предварительно, хотя думаю, что данный вывод еще подлежит обсуждению, я бы сказал, что присутствуют элементы обоих МПД/ДИД [17]Диссоциативное расстройство идентичности и Расстройство множественной личности — очень редкие психические расстройства из группы диссоциативных расстройств, при которых личность человека разделяется, и складывается впечатление, что в теле одного человека существует несколько разных личностей.
При этом в определённые моменты в человеке происходит «переключение», и одна личность сменяет другую. Эти «личности» могут иметь разный пол, возраст, национальность, темперамент, умственные способности, мировоззрение, по-разному реагировать на одни и те же ситуации. После «переключения» активная в данный момент личность не может вспомнить, что происходило, пока была активна другая личность.
и деперсонализационное расстройство, без сомнения являющееся следствием травм после аварии и смерти сестры. Кроме того есть признаки наследственной психологической предрасположенности, хотя не все стандартные характеристики были выявлены.

В какой-то момент после аварии, думаю, когда она вернулась в Сомервилль после нескольких месяцев и столкнулась с доказательствами отсутствия сестры, она начала периодически жить сознанием своей погибшей сестры, разбавляя происходящее различными совместными воспоминаниями, основанными на глубоком понимании привычек сестры, её личности и предпочтениях. Со временем это начало прогрессировать, бред усиливался, превращаясь в зрительные и слуховые галлюцинации.

В настоящее время, хотя она и признает, что её сестра мертва, у неё остается немного не восстановленных воспоминаний о событиях, которые произошли, когда она использовала психику сестры, и я надеюсь, что со временем это пройдет благодаря консультациям и правильной комбинации лекарств.

Пожалуйста, позвоните мне в любое время для обсуждения. 

Спасибо,  

Майкл Хуенг

O: 555-6734

Восточная мемориальная береговая клиника

66-87 бульвар Вашингтона

Main Heights

Это сообщение может содержать конфиденциальную и/или секретную информацию. Если Вы не предполагаемый получатель (или получили это сообщение по ошибке), пожалуйста, немедленно сообщите отправителю или сотрите это сообщение. Любое несанкционированное копирование, раскрытие или распространение материалов данного сообщения строго запрещено.

Е-майл от Джона Паркера Ники Уоррен, 18 августа

Привет, Ники.  

Как дела? Может, это глупый вопрос. Может, писать письмо тоже было глупо. Я даже не уверен, что ты его получишь. Я пытался позвонить тебе, но не смог. 

Я уезжаю на сборы меньше чем через неделю. Сумасшествие! Надеюсь, меня не съедят заживо в метро какие-нибудь гигантские крысы. Или не нападут радиоактивные тараканы. Или не изобьют волосатые спортивные хипстеры.

В любом случае, твоя мама сказала моей маме, что тебя не будет несколько недель или больше. Ужасно, что не смогу увидеть тебя. Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше. Дерьмо. Тоже звучит глупо. 

Боже, Ники. Я даже не могу представить, через что ты прошла. 

Думаю, я должен сказать «пока», и я думаю о тебе. Много.

-П.

Е-майл от Джона Паркера Ники Уоррен, 23 августа

Привет!

Не уверен, что ты получила последнее письмо. Завтра великий день. Я лечу в Нью-Йорк. Думаю, что рад, но действительно хотел бы увидеть тебя или хотя бы поговорить, прежде чем улечу. Твоя мама говорила, что я просил позвонить мне? Она сказала, что навестит тебя, и я попросил её передать сообщение, но не уверен, что она это сделала. Я звонил на собственный телефон, чтобы убедиться, что он работает, ага.

В любом случае, пожалуйста, пиши. Или звони. Или отправляй голубиную почту. Неважно.

Случайно не помнишь, когда мы были детьми, я привязывал красный флаг на дуб, когда хотел, чтобы ты и Дара встретились со мной в форте? Не знаю почему, но это на днях пришло мне в голову. Забавно, когда ты ребенок, странные вещи кажутся тебе логичными. Будто все намного сложнее, но в то же время проще. Я брежу, знаю. 

Я буду скучать по «ФанЛэнд». Буду скучать по Сомервиллю. А больше всего буду скучать по тебе. 

Целую – П.

Мемориальный госпиталь Восточного Шорлейна

Бульвар Вашингтон 66-87

Мэйн Хайтс

Выписной эпикриз (форма Q-55)

Полное имя пациента: Николь С. Уоррен

Идентификатор пациента: 45-110882

Консультирующий психиатр: Доктор Майкл Хуенг

Консультирующий врач: Доктор Клэр Винник

Дата госпитализации: 30 июля

Текущая дата: 28 августа

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ:

Пациент показал значительные улучшения за последние тридцать дней. Изначально пациент имел признаки диссоциативного расстройства ПТСР или ПТД. Пациент казался раздражительным и неготовым к групповой или персональной терапии.

Доктор Хуенг рекомендовал 100 мл золофта и амбиен для улучшения сна. В течение нескольких дней самочувствие пациента значительно улучшилось, появился аппетит и готовность взаимодействовать с другими пациентами и консультантами.

Пациент понимает, почему она поступила в клинику и стремиться справиться с ситуацией. Пациент больше не страдает галлюцинациями.

Предположительный курс дальнейшего лечения:

100 мл золофта раз в день для лечения депрессии и терапия индивидуальная и семейная у психиатра доктора Леонарда Личми.

Рекомендации:

Выписка

Е-майл от Ники Уоррен Джону Паркеру, 1 сентября

Привет, Паркер, 

Прости, что не смогла тебе позвонить или написать. Какое-то время я не очень хорошо себя чувствовала. Хотя сейчас мне лучше. Я дома. 

Но теперь ты в Нью-Йорке. Надеюсь, ты хорошо там проводишь время. 

- Ники 

P.S. Конечно, я помню про твой красный флаг. Иногда я все еще ищу его.