Ник

То лето, когда мне исполнилось девять, выдалось мокрым. Дождь неделями лил без остановки. Дара даже заработала пневмонию, и при каждом вдохе в ее легких что-то хлюпало, словно влага каким-то образом просочилась и внутрь нее.

В первый солнечный день за все лето мы с Паркером отправились посмотреть на Олд Стоун Крик (обычно вялый ручеек шириной фута в два). Из-за дождя он стал бурлящей полноводной рекой, затопляющей берега и превращающей всю местность вокруг в сплошное болото.

Дети постарше бросали в поток пустые банки и смотрели, как их крутит течение, то унося под воду, то снова позволяя им всплыть на поверхность. Один из этих ребят, Йен Дженнингс, забрался на хлипкий мостик через реку и прыгал на нем, а вода неистовствовала у самых его ног.

А потом в одно мгновение не стало ни Йена, ни мостика. Это все случилось так тихо и быстро. Прогнившее дерево не выдержало, и Йена закружило в водовороте деревянных обломков и бурлящей воды, а все бежали за ним и кричали.

То же самое и с памятью. Мы строим аккуратные мостики. Но они слабее, чем мы думаем.

И когда они рушатся, мы тонем в воспоминаниях.

В ночь аварии тоже шел дождь.

Это вышло случайно.

Он ждал моего возвращения с вечеринки у Арианы, слегка подпрыгивая на крыльце перед домом. Дыхание кристаллизовывалось в воздухе. Капюшон толстовки был низко надвинут, скрывая лицо в тени.

– Ник, – голос был хриплым, словно он слишком долго молчал, – нам нужно поговорить.

– Привет, – проходя мимо него к двери, я старалась держаться на максимальном расстоянии. Онемевшими от холода пальцами я искала в сумке ключи. Дара настояла на том, чтобы я дождалась костра. Но дождь усилился, и темное месиво порванных бумажных стаканчиков и окурков так и не удалось разжечь. – Мне тебя не хватало на вечеринке.

– Подожди. – Он схватил меня за запястье, не дав открыть дверь. Его пальцы были ледяными. Лицо искажено неведомыми мне эмоциями. – Не здесь. У меня.

Только тогда я увидела его машину, припаркованную невдалеке и частично скрытую соснами, словно он намеренно оставил ее там, чтобы остаться незамеченным. Он шел впереди меня: руки глубоко в карманах, плечи были опущены, словно он зол.

Наверно, мне нужно было ответить «нет». Наверно, мне нужно было сказать «я устала».

Но это был Паркер, мой лучший друг. Или тот, кто когда-то был моим лучшим другом. К тому же я и представить себе не могла, что за этим последует.

Поездка до его дома заняла ровно пятнадцать секунд. Но мне они показались вечностью. Он не проронил ни слова, крепко сжимая руль. Лобовое стекло почти полностью запотело. Дворники едва справлялись с потоками воды.

Он обернулся ко мне только после того, как припарковал машину.

– Мы так и не поговорили о том, что произошло в День Отцов-основателей, – сказал он.

Печка была включена, теплый воздух шевелил его волосы, торчащие из-под шапки.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила я, чувствуя каждый удар своего сердца.

– Так для тебя… – Паркер барабанил пальцами по своим бедрам, верный признак того, что он нервничает, – для тебя это ничего не значило?

Я ничего не ответила. Мои руки, лежащие на коленях, казалось, стали весить целую тонну.

На балу в честь Дня Отцов-основателей мы с Паркером забрались в бассейн и попытались найти оттуда выход на крышу. И нам это удалось, мы обнаружили небольшую лестницу, взобрались по ней и, забыв о танцах, просидели вместе целый час, распивая бутылку «Кроун Роял», которую он стащил у отца. Без всяких на то причин нам было невероятно весело.

До тех пор, пока он не взял меня за руку.

До тех пор, пока он не начал смотреть на меня так, что вдруг стало совсем не до смеха.

Мы едва не поцеловались той ночью.

А потом, когда пошли слухи, что танцы я пропустила из-за того, что обжималась в бойлерной с Ароном, я позволила всем так думать.

Из-за дождя свет на его крыльце превратился в какие-то сумасшедшие геометрические узоры. Какое-то время он молчал.

– Ладно, слушай. В последние месяцы между нами творится что-то странное. Не спорь, – отрезал он, когда я открыла было рот, чтобы запротестовать. – И это моя вина. Господи, я прекрасно это понимаю. Мне нельзя было… ну, да ладно. Я просто хотел объяснить. Насчет Дары.

– Ты не обязан.

– Я хочу, – ответил он в неожиданном порыве. – Слушай, Ник. Я все запутал. И теперь не знаю, как это исправить.

По моему телу пробежала холодная дрожь, словно мы все еще были снаружи, стояли, глядя на темную кучу мусора, которая упорно не желала превращаться в костер, испуская лишь струйку темного дыма под дождем.

– Уверена: она тебя простит. – Я знала, что это прозвучит зло, но не боялась этого. Я ведь и была очень зла на него.

Всю жизнь Дара брала то, что принадлежало мне. И ломала это.

– Ты не понимаешь. – Он снял шапку и провел рукой по волосам, отчего они, словно под воздействием тока, вопреки закону гравитации стали торчать вертикально вверх. – Я не должен был… Боже. Дара ведь все равно что младшая сестра для меня.

– Это слишком, Паркер.

– Но это правда. Я никогда… это вышло случайно. Это было неправильно. С самого начала. Я просто не знал, как это прекратить.

Он уже не мог сидеть спокойно. Снова надел шапку. Обернулся ко мне и тут же отвернулся, словно не мог вынести моего взгляда.

– Я не люблю ее. Точнее, я очень люблю ее. Но не так.

На мгновение нас накрыла тишина. Я не видела его лица, только профиль. Свет скользил по его щеке. Дождь барабанил по лобовому стеклу, словно топот множества крошечных ног, бегущих навстречу лучшей жизни.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – в конце концов спросила я.

Паркер обернулся ко мне. Его лицо искажала боль, словно невидимая сила вышибла из него дух.

– Мне очень жаль, Ник. Пожалуйста, прости меня. – Его голос срывался. – Это должна была быть ты.

Время остановилось. Я была уверена, что не расслышала.

– Что?

– Точнее, это и есть ты. Вот что я пытаюсь сказать.

Он взял меня за руку. Или это я взяла его за руку. Прикосновение было теплым, сухим и таким родным.

– Ты… теперь ты понимаешь?

Я не помню, он меня поцеловал или я его. Да и важно ли это? Значение имеет лишь то, что это случилось. Никогда за всю свою жизнь мне ничего так сильно не хотелось. Паркер снова был моим. Паркер, мальчик, которого я всегда любила. Дождь все лил и лил, но теперь он звучал мягко и ритмично, словно стук сердца. Лобовое стекло совсем затуманилось, и внешний мир исчез.

Я хотела бы, чтобы это никогда не заканчивалось.

А затем Паркер резко отстранился, когда позади меня раздался резкий удар о стекло.

Дара. Ее ладонь легла на пассажирское окно, глаза потемнели, волосы прилипли к щекам, и такая странная улыбка была на ее лице. Победная. Триумфальная. Словно она давно этого ждала.

На секунду Дара задержала свою руку на стекле, словно ожидала, что я прислоню свою в ответ. Как в игре.

«Повторяй за мной, Ник. Делай то же, что и я».

Я могла бы пошевелиться. Я могла бы ее окликнуть. Она убрала руку, оставив призрачные отпечатки пальцев на стекле. А потом и они исчезли… вслед за ней.

Она запрыгнула в автобус раньше, чем я успела ее догнать. Двери закрылись, когда я была еще в половине квартала. Я окликнула ее. Может, она слышала, а может, и нет. Ее лицо побелело, рубашка потемнела от дождя. Стоя в потоке неонового света, она напоминала негатив, все цвета неправильные. Затем автобус скрылся за деревьями, будто ночь разинула пасть и поглотила его.

Через двадцать минут я догнала автобус на 101-м шоссе, а еще через двадцать она сошла на остановке, прикрываясь руками от дождя, и зашагала мимо сверкающих вывесок с рекламой безалкогольного пива и эротического видео.

Куда она направлялась? В «Бимерс», чтобы увидеться с Андре? На пляж к маяку? Или хотела просто убежать подальше, затеряться среди скал Ист Норуока, где земля сливается с разъяренным морем?

Я ехала за ней еще полмили, сигналя и мигая фарами, но в конце концов она согласилась сесть в машину.

– Поехали, – сказала она.

– Дара, послушай. То, что ты видела…

– Я сказала, поехали.

Но когда я стала разворачиваться, чтобы поехать домой, она резко дернула руль на себя.

Я ударила по тормозам. Но она даже не моргнула. Она не казалась злой и расстроенной. Она просто сидела спокойно, глядя прямо перед собой. Вода стекала с нее на обивку сидений.

– Туда. – Она указала на юг, направление в никуда.

Но я сделала так, как она сказала. Мне нужен был шанс все объяснить. Дорога была плохая. Когда я попыталась нажать на газ, колеса начали проскальзывать, и я снова сбавила скорость. Во рту пересохло. Ни одно оправдание не приходило на ум.

– Извини, – наконец сказала я. – Это не… В смысле, это не то, что ты могла подумать.

Она не ответила. Дворники работали во всю силу, и тем не менее я едва различала дорогу за стеной дождя, почти не видела света собственных фар во мраке.

– Это вышло случайно. Мы просто разговаривали. На самом деле мы разговаривали о тебе. Он мне вообще не нравится, – говорю я. И это самая большая ложь, которую я произносила за всю свою жизнь.

– Дело не в Паркере, – ответила она. И это по сути были первые слова, которые она произнесла с тех пор, как села в машину.

– Ты о чем?

Я хотела посмотреть на нее, но побоялась отрывать глаза от дороги. Я даже не знала, где мы находимся, пока не разглядела на обочине супермаркет «7–11», в котором мы останавливались прошлым летом, чтобы купить пива по пути на Орфанс Бич.

– Дело в тебе и во мне, – голос Дары звучал тихо и холодно. – Ты не можешь позволить мне иметь что-то свое, да? Тебе всегда нужно быть лучше меня. Всегда нужно побеждать.

– Что? – Я была так ошарашена, что даже не могла спорить.

– Не притворяйся невинной. Со мной это не пройдет. Это просто еще один акт твоего спектакля. Идеальная Ник и ее сестренка-неудачница. – Она говорила так быстро, что я едва понимала. Мне показалось, что она была под кайфом. – Ну, ладно. Тебе нужен Паркер? Забирай его. Мне он не нужен. И ты мне тоже не нужна. Останови.

Мне понадобилась минута, чтобы понять, чего она хочет. Когда до меня дошло, она уже начала открывать дверь, хотя машина еще двигалась.

И внезапно ко мне со всей четкостью пришло осознание: нельзя ее отпускать. Если я ее выпущу, я ее потеряю.

– Закрой дверь. – Я надавила на газ, и она откинулась на сиденье. Теперь мы ехали слишком быстро, она уже не могла выпрыгнуть. – Закрой дверь.

– Останови.

Быстрее, еще быстрее, хотя я почти не видела дороги, хотя дождь лил стеной, оглушительный, словно аплодисменты в конце спектакля.

– Нет. Сначала договорим.

– Мы договорили. Останови.

– Дара, прошу тебя. Ты не понимаешь.

– Я сказала, останови. – Она наклонилась и дернула руль к себе.

Задние колеса занесло. Я ударила по тормозам и выкрутила руль влево, чтобы выровнять машину.

Но было слишком поздно.

Нас закрутило. Я думала, мы умрем. Мы ударились в отбойник и пробили его. Взрыв стекла и металла. Из двигателя валил дым. На секунду мы оказались в воздухе, и я смогла взять Дару за руку в темноте.

Помню, ее ладонь была очень холодной.

Помню, она не кричала, не говорила, не произнесла ни звука.

А дальше я ничего не помню.