Меня будит движение и шум. Джулиана рядом нет.

Солнце стоит высоко, на небе ни облачка, ясный день. Я сбрасываю одеяло и сажусь, моргая. Во рту у меня пересохло, как в пустыне.

Неподалеку стоит на коленях Рэйвен, по одной скармливает веточки костру. Она поднимает взгляд на меня.

— Добро пожаловать в мир живых. Как спалось?

— Который час? — спрашиваю я.

— Да уже за полдень. — Рэйвен выпрямляется. — Мы собираемся к реке.

— Я с вами.

Вода! Вот что мне нужно! Я хочу вымыться и на­питься. У меня такое ощущение, будто все тело покры­то грязью.

— Ну, так пошли, — говорит Рэйвен.

Пиппа сидит на краю своего лагеря и разговарива­ет с какой-то женщиной.

— Из сопротивления, — объясняет Рэйвен, пере­хватив мой взгляд, и у меня екает сердце. Моя мать в сопротивлении. Возможно, эта незнакомая женщина знает ее. — Она опоздала на неделю. Шла из Нью-Хэйвена с припасами, но напоролась на патрули.

Я сглатываю. Я боюсь спрашивать незнакомку о новостях. Я боюсь однажды разочароваться снова.

— Как ты думаешь, Пиппа собирается уходить из Уотербери? — спрашиваю я.

Рэйвен пожимает плечами:

— Посмотрим.

— Куда мы пойдем? — уточняю я.

Рэйвен мимолетно улыбается мне и касается моего локтя.

— Эй, не беспокойся ты так, а? Это моя работа.

Меня переполняет приязнь к Рэйвен. Наши отно­шения изменились после того, как я обнаружила, что они с Тэком использовали меня — и Джулиана — для целей движения. Но без Рэйвен я погибла бы. Все мы без нее погибли бы.

Тэк, Хантер, Брэм и Джулиан стоят кучкой, с само­дельными ведрами и другими емкостями в руках. Они явно ждут Рэйвен. Где Корал и Алекс, я не знаю. Ла тоже не видать.

— Привет, спящая красавица, — произносит Хан­тер. Он явно выспался. Он выглядит в сто раз лучше, чем вчера, и больше не кашляет.

— Ну что, выступаем, — командует Рэйвен.

Мы покидаем относительную безопасность лагеря Пиппы и проталкиваемся через людскую толкотню, сквозь лабиринт сбившихся в кучки укрытий и само­дельных палаток. Я стараюсь не дышать глубоко. Здесь воняет немытыми телами и, того хуже, сорти­ром. Полно мух и мошки. Я жду не дождусь, когда же доберусь до воды и смою с себя все эти запахи и грязь. В отдалении я замечаю темную ленту реки, вьющуюся вдоль южного края лагеря. Уже немного осталось.

Мешанина палаток и укрытий внезапно обрывает­ся. Местность пересекают полосы старого дорожного покрытия, нынче растрескавшегося и сохранившегося лишь частично. Большие пятна бетона указывают на фундаменты старых домов.

Когда мы добираемся до реки, то видим на ее бере­гах толпу. Люди кричат, толкаются и прокладывают себе путь к воде.

— Ну а теперь-то в чем проблема? — бормочет Тэк.

Джулиан вскидывает ведра на плечи и хмурится, но молчит.

— Да нет никакой проблемы, — говорит Рэйвен. — Просто каждому неймется вымыться.

Но голос ее звучит натянуто.

Мы прокладываем себе путь через мешанину тел. Запах просто с ног сшибает. Я задыхаюсь, но здесь слишком тесно, даже руку ко рту не поднесешь. Уже не в первый раз я радуюсь тому, что во мне всего пять фу­тов два дюйма. По крайней мере, это позволяет мне протискиваться в малейшие щели между людьми, и я пробиваюсь к краю толпы первой, вырываюсь на крутой, каменистый берег реки, а толпа продолжает колы­хаться у меня за спиной, стремясь к реке.

Что-то не так. Вода стоит чрезвычайно низко — река превратилась в ручеек с фут шириной и, пожалуй, такой же глубины, и вода эта взбаламучена до состоя­ния жидкой грязи. И от города досюда по берегам реки люди, стремящиеся наполнить свои емкости.

Издалека эти человеческие фигурки кажутся насеко­мыми.

— Что за черт? — Рэйвен наконец-то проталкивает­ся к берегу и останавливается рядом со мной, ошелом­ленная.

— Вода уходит, — говорю я. При виде этого медли­тельного потока грязи я начинаю паниковать. Внезап­но меня охватывает такая жажда, какой я в жизни не испытывала.

— Этого не может быть, — говорит Рэйвен. — Пип­па сказала, что с рекой было все в порядке еще вчера.

— Лучше взять то, что можем, — отвечает Тэк. Они с Хантером и Брэмом наконец пробиваются к нам че­рез толпу. Секунду спустя появляется и Джулиан. Лицо у него красное и вспотевшее. Ко лбу прилипли волосы. На мгновение мне становится мучительно жаль его. Не надо было мне звать его за собой. Не надо было предлагать ему сменить сторону.

Все больше и больше людей стекаются к реке и де­рутся за остатки воды. Выбора нет: придется и нам вступить в эту драку. Я двигаюсь к воде, но кто-то от­брасывает меня в сторону, и я падаю навзничь и силь­но ушибаюсь о камни. Спину пронзает боль, и мне уда­ется встать лишь с третьей попытки. Слишком много людей проходят мимо и толкают меня. Через некото­рое время Джулиан пробивается обратно и помогает мне подняться на ноги.

В конце концов, нам удается добыть лишь малую долю той воды, что мы хотели принести, да и то часть мы теряем на обратном пути к лагерю Пиппы, когда какой-то тип наталкивается на Хантера и вода выплескивается из ведра. В ней полно ила, и ее станет еще меньше, когда мы ее прокипятим, чтобы избавиться от грязи. Я бы расплакалась, но нельзя терять жидкость.

Пиппа с той женщиной из сопротивления стоят в центре небольшого круга людей. Алекс с Корал верну­лись. Я невольно пытаюсь угадать, где они были вместе. Глупо — поводов для беспокойства и без того хватает, но мои мысли раз за разом возвращаются к этой теме.

«Амор делирии невроза. Она воздействует на ваш разум, и вы теряете ясность мышления и способность принимать рациональные решения, касающиеся ваше­го благополучия. Симптом номер двенадцать».

— Река... — начинает было Рэйвен, когда мы под­ходим поближе, но Пиппа перебивает ее.

— Мы слышали, — говорит она. Лицо у нее мрач­ное. При дневном свете видно, что Пиппа старше, чем мне сперва показалось. Я полагала, что ей немного за тридцать, но у нее глубокие морщины и седина на ви­сках. Или, быть может, это всего лишь следы пребыва­ния здесь, в Диких землях, и участия в этой войне. — Река не течет.

— То есть как? — переспрашивает Хантер. — Река не может просто взять и перестать течь посреди ночи.

— Может, если ее запрудить, — произносит Алекс.

На мгновение воцаряется тишина.

— В каком смысле — запрудить? — первым подает голос Джулиан. Он тоже старается не поддаваться па­нике. Я слышу это по его голосу.

Алекс смотрит на него.

— Запрудить, — повторяет он. — Остановить. Пе­рекрыть. Перегородить при помощи...

— Но кто ее перекрыл? — перебивает его Джулиан. Он упорно не смотрит на Алекса, но, все же, отвечает на его вопрос именно Алекс.

— Разве не очевидно? — Он слегка подается к Джу­лиану. В воздухе повисает напряжение. — Люди на другой стороне. — Помолчав, он добавляет: — Твои люди.

Джулиан все еще не привык выходить из себя. Он открывает рот, потом закрывает. И очень спокойно произносит:

— Что ты сказал?

— Джулиан. — Я касаюсь его руки.

— Уотербери почти полностью эвакуировали еще до того, как я сюда пришла, — вмешивается Пиппа. — Мы думали, это из-за сопротивления. — У нее вырыва­ется хриплый смешок. — Очевидно, у них были другие планы. Они перекрыли источник воды в городе.

— Значит, мы уйдем, — говорит Дэни. — Есть и другие реки. В Диких землях их полно. Мы уйдем в другое место.

Ее предложение встречают молчанием. Дэни пере­водит взгляд с Пиппы на Рэйвен и обратно.

Пиппа проводит рукой по своим коротким во­лосам.

— Да, конечно, — подает голос женщина из сопро­тивления. Она занятно говорит — ритмично и напев­но, словно масло на хлеб мажет. — Люди, которых мы можем собрать, те, кого можно мобилизовать, — мы можем уйти. Мы можем рассеяться, разойтись, вер­нуться в Дикие земли. Но там нас, вполне вероятно, поджидают патрули. Несомненно, они уже сейчас стя­гиваются сюда. Им же легче, если мы пойдем малыми группами — меньше шансов, что мы сможем сражать­ся. Плюс к этому такая картина приятнее для прессы. Крупномасштабную резню трудно скрыть.

— Откуда ты так много об этом знаешь?

Я оборачиваюсь. К группе присоединилась Ла. Она слегка запыхалась, и лицо у нее блестит, как будто она бежала. Интересно, где она была все это время? Как обычно, волосы у Ла распущены и сейчас прилипли к шее и ко лбу.

— Это Саммер, — ровно произносит Пиппа. — Она из сопротивления. Именно благодаря ей, у тебя будет сегодня ужин.

Подтекст вполне ясен: «Думай, что говоришь».

— Но нам придется уйти! — Тон Хантера на грани грубости. Мне хочется взять его руку и пожать. Хантер никогда не выходит из себя. — Что нам еще оста­ется?

Саммер встречает его напор, не моргнув глазом.

— Мы можем сражаться тоже, — отвечает она. — Мы все ищем возможность собраться вместе, сделать что-то из этого бардака. — Она указывает на скопление укрытий, которые, поблескивая подобно громадной шрапнели, уходят к горизонту. — Именно из-за этого мы пришли в Дикие земли, не так ли? Ради всех нас. Мы устали от того, что нам указывали, что выбирать.

— Но как мы будем сражаться? — Я робею перед этой женщиной с ее мягким, мелодичным голосом и неистовыми глазами, как уже давно ни перед кем не робела. Но я не унимаюсь. — Мы слабы. Пиппа гово­рит — мы не организованы. Без воды...

— Я не предлагаю идти в рукопашную, — перебива­ет меня Саммер. — Мы даже не знаем, с чем имеем дело - ни сколько народу осталось в городе, ни соби­раются ли в Диких землях патрули. Я предлагаю вер­нуть реку обратно.

— Но если река перегорожена дамбой... И снова Саммер меня перебивает.

— Дамбу можно взорвать, — просто произносит она. Новая пауза. Рэйвен с Тэком переглядываются.

Мы ждем, что скажет кто-нибудь из них, большей ча­стью по привычке.

— Каков же твой план? — интересуется Тэк, и я по­нимаю: это реально. Это происходит. Это произойдет.

Я закрываю глаза. Перед глазами проносятся кар­тины: как мы с Джулианом выходим из фургона после нашего бегства из Нью-Йорка, как верим в ту минуту, что мы избежали самого худшего, что жизнь снова начнется для нас.

Вместо этого жизнь стала лишь труднее. Закончится ли это когда-нибудь? Я чувствую руку Джулиана у себя на плече: пожа­тие, поддержка. Я открываю глаза.

Пиппа, присев на корточки, рисует пальцем на зем­ле подобие большой капли.

— Будем считать, что это Уотербери. Мы вот здесь, — она ставит крестик на юго-восточной стороне более крупной части капли. — Насколько нам извест­но, когда начались бои, исцеленные отступили в за­падную часть города. Я полагаю, река перегорожена где-то здесь. — Пиппа рисует крестик на восточной стороне в том месте, где капля начинает сужаться.

— Почему? — спрашивает Рэйвен. Ее лицо вновь энергично и полно жизни. Я гляжу на нее, и меня на мгновение пробирает озноб. Она живет ради этого - ради боя, ради битвы за выживание. Ей это действи­тельно доставляет наслаждение.

Пиппа пожимает плечами:

— Я так предполагаю. Эта часть города все равно почти полностью занята парком — возможно, они просто затопили ее целиком, перенаправили поток воды. Конечно, им следовало укрепить здесь линию обороны, но если бы у них было достаточно огневой мощи, чтобы разбить нас, они бы уже напали. Речь идет о любых силах, которые они собрали за неделю- две.

Пиппа поднимает голову и смотрит на нас, чтобы убедиться, что мы улавливаем ее мысль. Потом она рисует вокруг основания капли изогнутую стрелку, указывающую вверх.

— Возможно, они ждут, что мы пойдем на север, туда, куда теперь течет река. Или они думают, что мы рассеемся. — Пиппа рисует черточки, расходящиеся в разные стороны от основания капли. Теперь капля напоминает чокнутую бородатую ухмыляющуюся ро­жицу. — Я думаю, нам следует не атаковать в лоб, а по­слать в город небольшой отряд и взорвать дамбу. — Она быстрым движением проводит черту, разделяющую каплю надвое.

— Я участвую, — говорит Рэйвен. Тэк фыркает. Ему можно и не говорить, что он тоже участвует.

Саммер скрещивает руки на груди и смотрит на на­черченную Пиппой схему.

— Нам потребуются три отдельные группы, — го­ворит она медленно. — Две диверсионные, чтобы соз­дать проблемы вот здесь и здесь, — она наклоняется и ставит крестики в двух удаленных друг от друга точ­ках по периметру, — и одну поменьше, чтобы пройти туда, сделать свою работу и уйти.

— Я участвую! — неожиданно встревает Ла. — Если меня возьмут в главный отряд. Я не хочу возиться со всякой обходной фигней.

Это меня удивляет. В старом хоумстиде Ла никог­да не выражала ни малейшего желания присоединить­ся к сопротивлению. Она даже не сделала себе фаль­шивую процедурную метку. Она просто хотела держаться как можно дальше от боя. Она предпочита­ла делать вид, будто противоположной стороны, сто­роны исцеленных, просто не существует. Что-то явно изменилось за те месяцы, что мы с ней не виделись.

— Ла может пойти с нами. — Рэйвен усмехается. — Она — просто-таки ходячий амулет удачи. Именно за это она и получила свое имя. Верно, Лаки?

Ла не отвечает.

— Я тоже хочу войти в главный отряд, — внезапно произносит Джулиан.

— Джулиан! — шепчу я. Он меня игнорирует.

— Я пойду туда, где буду нужен, — говорит Алекс. Джулиан бросает на него взгляд, и на секунду я ощу­щаю разделяющую их неприязнь, жесткую, резкую, сильную.

— И я тоже, — поддерживает его Корал.

— Посчитай и нас, — говорит Хантер за себя и Брэма.

— Я хочу поджечь спичку, — заявляет Дэни.

Остальные принимаются шуметь, вызываясь тоже исполнять разные задачи. Рэйвен смотрит на меня.

— А ты, Лина?

Я чувствую на себе взгляд Алекса. У меня пересо­хло во рту: солнце сегодня слепящее. Я перевожу взгляд на сотни и сотни людей, которых выгнали из дома и из жизни в это царство пыли и грязи только за то, что они хотели иметь возможность чувствовать, ду­мать, самостоятельно делать выбор. Они даже не мог­ли знать, что это ложь — что мы никогда его не делаем. Во всяком случае, полностью. Нас всегда подталкива­ют, вынуждают пойти той или другой дорогой. И вне­запно мы оказываемся на пути, которого вовсе не вы­бирали.

Но, быть может, счастье не в выборе. Возможно, все это выдумки, притворство — что мы вправду на­меревались прийти туда, где оказались.

Корал пододвигается и касается руки Алекса.

— Я с Джулианом, — произношу я, наконец. Ведь я именно это выбрала.