Десять лунных месяцев прошло со времени возвращения Лейфа и манданов на реку, и в памяти уже стирались празднества, которыми было отмечено вхождение викинга и Иннети-ки в Длинный Дом в Кросснессе. Маленький Эйрик спал в своей резной колыбели под двойным покровительством белой совы и бога-лосося, когда его родители пересекли порог большой горницы, устланной еловыми ветками, благоухавшими смолой.
В ту ночь костры на мысе горели до рассвета, и островные манданы ответили на веселье Кросснесса другими кострами; в тумане они напоминали брошенные на реке головни.
Несмотря на усталость после путешествия, Лейф вынужден был удовлетворить любопытство викингов. Дядя Бьярни, Тюркер, Скьольд, Рунн Ирландец и все остальные, кто, начиная с Исландии, связал свою судьбу с Эйриком Рыжим, жадно слушали, как Лейф вспоминал их совместное с Пурпурным Облаком восхождение к облакам, встречу с похитителями на плато мертвых, где бродит тень Великого Духа, свой поединок с колдуном и, наконец, самопожертвование Виннета-ка.
— В то время, как заходило солнце, яростная барабанная дробь поднималась до последнего плато, где манданы молили своих богов дать Виннета-ка мужество достойно умереть. Позже Пурпурное Облако, сын великого вождя О-Ке-Хе, Мудрого Филина, открыл мне, какими были последние мгновенья Виннета-ка. Ни один стон не сорвался с его губ.
— Он умер, как Рагнар Кожаные Штаны перед нортумберийскими англами, — сказал дядя Бьярни, чувствовавший, как созревает урожай новой поэмы. — Вспомните, викинги, предсмертную песнь Рагнара!
Возвышенный житель блаженных жилищ,
Я скоро вкушу напитка богов!
Дни моей жизни прошли, ускользая!
Падаю я, но смеюсь, умирая!
Восторг переполнял скальда. В него вселились боги, они воодушевляли его.
— Песнь о Винеланде была лишь первой частью помты, о которой я не подозревал. Но вот уже песнь ширится, она наполняется шумом ветра, леса, моря. Вот она уже душит меня и вынуждает меня кричать…
Он потянулся, напрягая грудь, как будто ему не хватало воздуха.
— Я ношу в себе сагу… большую сагу о Лейфе… Она бежит, как река по необозримым просторам.
Тогда Эйрик Рыжий, Скьольд, Тюркер, Рунн Ирландец и все остальные встали, и рога с пивом стали передаваться из рук в руки.
Голос Эйрика возобладал над шумом.
— Я пускаю по кругу свой первый рог в честь северных богов и в честь духа вождя Виннета-ка. Викинги, выпьем во славу Лейфа Турлусона и великой саги о Винеланде. После эйсмоната и таумоната, месяцев льда, придет блидемонат, месяц цветения. Нам предстоит возвести в Кросснессе амбары и дома. Нам предстоит собрать урожай дикой пшеницы, которая походит на рожь и произрастает по берегам реки на мили и мили вокруг. Нам предстоит загрузить наш корабль кленовыми, березовыми и сосновыми бревнами. Так Кросснесс станет житницей Гренландии.
— И вино, вино! Ты забываешь о вине, Эйрик Род! На десятом месяце давильни обагрятся соком.
И Тюркер прыгал с одной ноги на другую, как будто он уже топтал полный чан собранного винограда.
— Нужно будет построить дракар, — сказал Лейф.
— Самый большой дракар, который когда-либо видели на море, — ответил Эйрик.
Тюркер весело подмигнул одним глазом.
— Но кто же захочет повести эти корабли в Гренландию? Значит, ты, Эйрик Род, думаешь, что наберешь команду, чтобы вернуться в Восточный поселок! Кто же окажется настолько безумен, что покинет эту чудесную страну!
— Это мы обсудим позже, Тюркер. Те, кто захотят остаться в Винеланде, выскажут это, когда наступит время. Что до меня, то я говорю ясно: когда наступит время умирать, шести футов гренландской земли мне будет достаточно. Что об этом думаешь ты, Скьольд, ты, кому Бьорн Кальфсон завещал мудрость?
Скьольд не отвечал. Он смотрел на Иннети-ки, которая была прекраснее огня и снега, и, наконец-то, понимал, почему его брат Лейф не чувствовал себя чужим на этой земле.
Да, шесть лунных месяцев истекли с той ночи!
Снег давно растаял, выпустив на свободу подпрыгивающие ручьи. По реке к нерестилищам неисчислимыми стаями поднялись весенние лососи. Лес огласился трубным зовом оленей и шумом от их поединков и поединков лосей, Черные медведи, покинув зимние пещеры, разбрелись по подлеску, а бобры вновь взялись за работу землекопов и лесорубов.
Напряженная жизнь оживила берега и тростниковые поросли, где весь долгий день раздавался шум крыльев взлетающих или садящихся уток, гусей, цапель. Выдра отнимала лосося у орлана, нутрия нападала на заснувшую под водой форель, а серый медведь, устроившись на плоском камне, когтями рвал нутрию на куски. Жизнь торжествовала во всех ее проявлениях.
Поселенцы Кросснесса работали целыми днями. Эйрик сказал правду. Блидемонат, время цветения, оказался месяцем крупных начинаний. В спокойных водах под Кросснессом был заложен дракар. С рассвета до наступления сумерек по реке разносился стук топоров и скрежет пил. Сам великий викинг руководил работами. Этот дракар на тридцать пар весел, говорил, станет его последним судном.
В начале весны низкие луга, окаймлявшие реку вверх по течению от Кросснесса, ощетинились тысячами и тысячами нежных копий. Поднималась дикая пшеница, и сильные ростки обещали хороший урожай. Три новых амбара обступили дом Лейфа.
Тюркер следил за «холмами зеленых листьев». В двух днях ходьбы к югу от Кросснесса он открыл новые склоны с виноградниками, и, когда он вернулся, лагерь огласился его радостными возгласами.
— Тор меня щедро одарил, если только это сделал не Великий Дух скрелингов. Я прошагал полдня по виноградникам. Листья доходят уже мне до колен. Никогда столь сладостная музыка не баюкала моих ушей. И когда я очутился на гребне, я увидел перед собой другой холм, зеленый от молодых побегов. Тогда я потерял дар речи.
Затем весна уступила место прекрасному лету, воспламенившему лес и реку.
Скрелинги избрали новым вождем справедливого и рассудительного Ва-Кишолена, который был верным соратником Виннета-ка. Как раз в тот день викинги жали серпами дикую пшеницу на правом берегу реки. Ва-Кишолен в залог дружбы призвал всех мужчин и женщин племени помочь союзникам из Кросснесса.
В течение трех дней более сотни загруженных снопами пирог бороздили реку между лугами и высоким мысом.
В середине третьего дня Иннети-ки, Лейф и Скьольд находились в Длинном Доме, когда вошли обожженный солнцем Эйрик Рыжий и вождь Ва-Кишолен.
Маленький Эйрик играл на медвежьей шкуре, голый, как новорожденный волчонок.
— Скоро вернется последняя пирога, — просто сказал Ва-Кишолен. — Зерновые работы завершены успешно.
Лейф поблагодарил вождя, как того требовал обычай, и повернулся к Иннети-ки.
— Было бы хорошо приготовить большой праздничный обед, Иннети-ки. Скрелинги и викинги собрались бы, как братья, вокруг общих котлов.
Иннети-ки улыбнулась супругу.
— У нас хватит мяса для всех. Виннета-ка, мой отец, хотел бы сесть снами…
Лейф перевел только что сказанное на норманнский язык и добавил для Эйрика и Скьольда:
— Пока мы не можем сделать другого подарка нашим друзьям.
— Это не совсем так, — ответил Скьольд. — Я могу сделать всем бесценный подарок.
— Что ты хочешь сказать?
Скьольд на мгновенье задумался.
— Попрошу вас следовать за мной. Эйрик открыл Винеланд, Лейф открыл скрелингов, Тюркер открыл виноградную лозу, а дядя Бьярни открыл источники саги… И мне нужно было что-нибудь открыть.
Эйрик Род шумно рассмеялся.
— Клянусь Тором, ты меня интригуешь, мастер рун, мы готовы следовать за тобой.
Иннети-ки осталась с ребенком, а Скьольд отвел своих спутников шагов на пятьсот от Кросснесса, к торфянику. Лейф заметил, что вся земля перерыта и что сотни и сотни отпечатков ног перекрещиваются во всех направлениях.
Ва-Кишолен как будто не интересовался своим проводником, а Эйрик ворчал.
— У нас есть дела поважнее, чем месить грязь в этом торфянике. Хо! Скьольд…
Но Скьольд, похоже, не расслышал.
Они дошли до лощины, равномерно усеянной кучками торфа.
— Ты прошелся плугом по этому болоту… Слово Эйрика Рода, ячмень не будет расти в этой гнилой земле, Скьольд.
Подросток нагнулся и, сложив ладони вместе, погрузил их в одну из куч торфа.
— Речь идет о кое-чем поценнее ячменя, Эйрик. Я обнаружил на этом месте болотную руду.
— Железо! — воскликнул Эйрик.
— Да, железо в частицах торфа!
В голосе Скьольда звучала гордость.
— Я лишь следовал наставлениям Бьорна Кальфсона, моего учителя. Видишь, как в земле блестят частицы. Пощупай их пальцами. Это настоящее железо, какое попадается в Исландии. Бьорн меня научил. О! Мне почти не стоило труда. Я воткнул железный стержень в почву и покачал им вот так.
Он изобразил рукой движение туда-сюда.
— Тогда слышно, как руда в частицах шуршит и скрежещет о стержень, как подпилок. Железо, оно тут есть всюду в торфяниках вдоль реки. Его хватит и на стрелы, и на копья, на топоры и на гвозди, на лемеха плугов и на гарпуны. Его хватит и для викингов, и для скрелингов.
Восхищенные, Эйрик и Лейф погрузили в свою очередь руки в торф. Чудесный металл был там, более ценный, чем золото и серебро. Оставалось лишь отделить его ситом от земли…
Лейфу стоило немалых трудов убедить Ва-Кишолена, что из этого торфа выйдет железо и что манданы вскоре получат столько рыболовных крючков, ножей и железных наконечников, сколько захотят. Затем он обнял младшего брата за плечи.
— Скьольд, брат мой, ты займешь теперь важное место в саге викингов, и тебя назовут «великим делателем железа» — jarngoroamaor mikill.
— С завтрашнего дня я начну строить печь из камня и глины, как учил меня мой наставник. И из первого же слитка я сделаю для Иннети-ки двойное кольцо на запястье. Когда «Большой змей» поднимет якорь, я тоже оставлю свой след на новом континенте, и, может быть, вы сохраните память о моем имени.
— Оставайся и живи подле меня, Скьольд, под крышей Длинного Дома.
— Не могу, Бьорн Кальфсон ждет меня в Гренландии. Я еще многому должен научиться, а изучение рун требует неусыпного внимания. Винеланду требуются отважные люди и увлеченные первопроходцы. Что здесь делать мастеру рун?
Глаза его блестели, а насмешливая улыбка смягчала серьезность лица.
— Каждый должен идти дорогой своей судьбы, Лейф. Ты и я, Тюркер и дядя Бьярни. Разве сам Эйрик Род не говорил, что наступит час, когда гренландской земли хватит для его отдыха?
Медленным шагом они поднялись по склону Кросснесса. Лейф шел сзади.
Высоко в небесной лазури неподвижно парил коршун. Не дух ли это Виннета-ка стерег сверху реку?
«Каждый волен идти дорогой своей судьбы», — сказал Скьольд. Лейф ощущал полное единство с этой землей, и огромный, неизвестный мир, окружавший его, не казался ему таким уж опасным. Он заключил союз со скрелингами. Омене-ти, Пурпурное Облако и О-Ке-Хе были его друзьями. На берегах вдоль всей реки до самого озерного края, куда он бесстрашно устремился, остались его следы.
Когда они подходили к плато Кросснесса, из Длинного Дома вышла Иннети-ки, неся на руках маленького Эйрика. Она направлялась к ним сквозь заросли высокой травы. Она смеялась, играя с ребенком, и смех ее каскадами звонких жемчужин далеко-далеко разносился ветром.