…Когда разведка напоролось на растяжку, Костиков с Платоновым и сопровождавшими их двумя офицерами находились почти рядом. Всех их обдало землей и срубленными взрывом ветками и они, присев возле березы, притаились. Но когда кто-то начал стрелять и лесополоса наполнилась тугим перестуком автоматов, Костиков вытащил из ранца ракетницу, взвел ее и, подняв руку, выстрелил. Красная точка ушла в небо.

— Теперь уже не скроешься, надо их шерстить, — Костиков поднялся во весь рост. — Как думаешь, Вадим, успеем мы с тобой получить очередные звания или… — Он не договорил, справа раздался взрыв, еще один и Платонов, схватив Костикова за руку, дернул ее вниз.

— Ложись, это, кажется, начал долбежку АГС…

— Неплохо, мерзавцы, вооружены, — голос упавшего рядом с Платоновым Костикова изменился до неузнаваемости. И у него самого было ощущение, что под язык ему насыпали горсть песка.

Он снял с петли трубку и стал вызывать Титова. А у того голос был спокойный, ровный.

— Эти сволочи, нас уложили, нельзя поднять носа… Придется окапываться.

— А где твои гранатометчики? — спросил Костиков.

— Им мешают деревья, тут нужен миномет и не один.

Платонов слышал разговор и потому сказал: «Надо отходить… или вызывать вертолеты…»

И как вещее предсказание, со стороны базы с усердием начал работу противотанковый миномет, который в отличие от гранатомета вел поистине квадратно-гнездовую обработку позиций федералов. И Костиков и Платонов поняли, что штурм смят, операция провалена и что будет дальше, один Бог знает…

— Игорь, прикажи Титову, чтобы отходил. Зря положим людей…

— Да им сейчас нельзя отходить, попадут в самое пекло.

— Уже попали… Неряшливо подготовленная операция, — голос полковника налился раздражением.

— Потому что все происходит в дикой спешке, основные силы на АЭС и государственных учреждениях… — Костиков, прикрыв трубку рукой, прокричал в микрофон: «Третий, третий, ты меня слышишь? Это я, второй, отвечай…» — Но Титов, с которым пытался связаться Костиков, молчал…

Платонов, приловчив автомат, и бросив «пошли» , шагнул в заросли. И словно что-то этим словом переломил: вдруг буханье миномета и частое постукивание гранатомета прекратилось. И лишь в метрах тридцати от них раздавались короткие автоматные очереди. Темнота и кусты мешали продвигаться, но шаг за шагом они приближались к кромке леса, сокращая дистанцию между собой и базой.

— Экономят боезапас, — не останавливаясь, сказал Платонов. — Значит, ретироваться пока отсюда не намерены.

Слева, откуда стрелял автомат, тоже вдруг все стихло. Как бы на полуслове, раздалось два одиночных выстрела и — тишина.

— Тсс, — Платонов замер, ибо с той стороны, откуда стрелял автомат, послышались невнятные голоса и такие суматошные движения, как будто с места сорвалась свора собак. К ним явно кто-то приближался.

Платонов встал за березу, Костиков же, присев за кустом бузины, стал ждать развязки. Сопровождавшие их офицеры тоже насторожились. Вскоре послышались приглушенные голоса и Костиков узнал по-прежнему спокойный и даже с оттенком насмешливости голос Титова: «Что, шкура, ноженьки не идут…»

— Титов, мы здесь, — Костиков окликнул командира группы и поднялся в рост.

К ним подошли трое: Титов, еще один спецназовец и кто-то третий, которого они держали за руки и которого бросили на землю. Костиков нагнулся и посветил фонариком тому в лицо.

— Стрелял гад из автомата, — и Титов присел на корточки и тоже высветил фонариком лицо пленника.

— Славянин, — не то спросил не то утвердил Костиков.

— Продажная шкура, — Титов поднялся. — Его надо как следует допросить…

— Доложите обстановку, — вступил в разговор Платонов.

— Есть доложить обстановку. В основном вся моя группа вошла в мертвую зону и окопалась… если, конечно, в этих условиях можно как следует окопаться. Но бандиты заняли круговую оборону, из окон и проемов зданий бьют крупнокалиберные пулеметы. Их там не меньше тридцати человек…

— Что предлагаете?

— Попытаемся, пользуясь темнотой, просочиться к стенам базы и забросать огневые точки гранатами.

— Сейчас важно обработать внутренний двор, где у них сосредоточены парапланы, — сказал Костиков. И к лежащему пленному: — Эй, гусь лапчатый, сколько вас всего там?

Пленный трясся в нервном ознобе. Это был Николеску. Ему опять стало страшно и он без колебаний стал отвечать на вопросы… Рассказал об Саиде Ахмадове, о прибывшем на базу с группой моджахедов Вахтанге, о мотопарапланах, которые должны вот-вот взлететь в сторону АЭС и уже наверняка взлетели бы, если бы не помешал этому спецназ.

— Кто такой Олег Воропаев? — спросил Костиков.

Николеску стал держать паузу, понимая, насколько важен будет ответ для спрашивающих. Но его носком ботинка подогнал Титов: «Говори, духарь, когда тебя спрашивают старшие…»

Однако Николеску не мог произнести ни слова, от волнения и страха у него заплелся язык, нёбо превратилось в терку.

Титов, отстегнул от пояса флягу, нагнулся над пленным.

— Товарищ майор, посветите, — попросил он Костикова и когда свет упал на лицо Николеску, Титов взяв его за челюсть и приставил ко рту горлышко фляжки. — Пей, паскуда, может, разговорчивее будешь…

Где-то за стеной деревьев пророкотал пулемет, за ним раздалась автоматная стрельба.

— Пошли! — обращаясь к спецназовцу, сказал Титов и шагнул в кусты.

— Стоп! — крикнул ему вслед Платонов. — Подождите, мы идем с вами…

— А этого мудака куда? — спросил Костиков и тоже поднялся с корточек.

— Отдайте на попечение сопровождавших нас людей. Пусть отведут к фургону и допросят.

— Боюсь, его придется нести… — откликнулся сидящий на корточках капитан Недостаев. — Он, кажется, от страха обделался…

Но, видимо, спирт сделал свое дело, ибо Николеску, вдруг отчетливо сказав «я сам пойду» , стал подниматься с земли.

Хрустнули ветки, шелохнулись росистые кусты и группки людей разошлись в разные стороны.

Однако план, о котором говорил Титов, не был реализован. Оснащенные приборами ночного виденья боевики не пропустили к стенам ни одного спецназовца. Засевшие снайперы били без промаха и Титов потерял пятерых бойцов. А тут, как назло, небо стал светлеть и уже просматривались отдельные деревья, тем более хорошо были видны передвигающиеся силуэты людей.

Титов по отрытой траншее дополз до Костикова, вместе с которым был и Платонов, и они начали обсуждать сложившуюся ситуацию. И в это же время, в створ, между гаражом и казармой, боевики обрушили бешенный огонь из всех видом имеющегося у них оружия. Это был настоящий огненный шквал, и деревья с кустарником, росшие на его пути, в одно мгновение, словно ножницами, были подстрижены под нулевку. И первым этот маневр разгадал Костиков: боевики явно готовили взлетную полосу для парапланов. И действительно, когда основной огонь стих, они услышали характерные звуки работающих движков. «А в момент взлета парапланов, — сказал Титов, — они начнут квасить все вокруг… Не дадут нам сделать ни одного выстрела…»

— Игорь, вызывай вертолеты… Это приказ, — Платонов сидел в окопчике, прислонившись спиной к выступавшему из земли корневищу. Он только что отстрелял магазин и потому раскаленный ствол автомата держал на отлёте.

— Я, конечно, вызову их, но мы слишком близко находимся от объекта. Наши же нас накроют вместе с боевиками.

— Когда они прилетят, мы попытаемся отойти…

— Тогда будет поздно, — Костиков стал вызывать авиагруппу и когда на связи оказался командир вертолетчиков Николай Сябров, Костиков очень спокойным и вместе с тем безапелляционным тоном проговорил: «Коля, пора поработать твоим орлам… Слышишь, какая тут у нас катавасия? — Он отставил от уха трубку, — теперь слышишь? Они хотят вылетать, но ты обруби им крылышки по самое не могу и, ради Бога, старик, не мешкай…»

Платонов, охлаждая автомат, прислонил ствол к холодной, сырой земле, потом заменил магазин и поднялся с места.

— Титов, прикажите своим людям, — сказал он, — открыть огонь по окнам казармы, чтобы они сукины дети не могли высунуть носа…

Титов отдал команду командирам отделений.

Платонов легко ( поймав себя на мысли «что я делаю?» ) вскочил на бруствер неглубокого окопчика и по пластунски пополз в сторону казармы. Секунду раздумывал Костиков и тоже выбрался наверх, за ним устремился Титов.

Они были в метрах двадцати от стены казармы, когда резанули очереди со стороны федералов и трое офицеров оказались прижатыми к земле разноцветными, как лоскутное одеяло, трассерами. Однако огненные цепочки шли поверху, ибо нижние окна казармы находились в полутора-двух метрах от земли и это не помешало Платонову, приблизиться к зданию, и вдоль него подать вправо. Костиков понял замысел полковника: тот пытался взять под контроль коридор, по которому вероятнее всего будут взлетать парапланы. Платонов завернул за угол, где стояла на ребре прислоненная к стене железобетонная конструкция, которую с помощью трактора боевики вытащили с территории базы. Между плитой и стеной дома образовался лаз, достаточный для того, чтобы в него пролез человек.

Полковник прополз по этому лазу до конца плиты и оказался в нескольких метрах от двора. Он видел темный силуэт первого параплана. Он был расчехлен, мотор работал на малых оборотах.

Костиков с Титовым отползли метров на пятнадцать от казармы и заняли уязвимую позицию, укрывшись за поросшей древосилом кучей старого мусора. Титов вставил в подствольный гранатомет гранату и прицелился в просвет, который уже отвоевывал у ночи пространство между гаражом и казармой.

Где-то с севера послышалось рокотание — приближались вертолеты Сяброва. И, видимо, их приближение заставило боевиков торопиться. Платонов услышал речь с кавказским акцентом: «Эй, Саид, ты слышишь, кто к нам летит в гости? Давай, поднимай свои велосипеды в воздух, чего ждешь?» И в ответ, тоже с акцентом: «Куда поднимать, к Аллаху в гости? Сам видишь, какая тут стрельба…» «Поднимай или я тебе прострелю башку» , — говоривший пытался зычным, истерическим голосом перекрыть звуки автоматных очередей, и потому фраза получилась обрывочная, из отдельных слогов…

Звук вертолетов стал ближе, но как ни вглядывался Костиков с Титовым в светлеющее небо, ничего там они не увидели. Зато услышали, как в той же стороне, откуда исходил рокот вертушек, прозвучал взрыв, за которым последовал еще один, но более мощный. Над лесом взошло зарево и они осознали, что больше не слышат близких звуков вертолета.

Костиков стал связываться с авиагруппой, но ему долго не отвечали. То же самое делал Платонов и они с разницей в минуту узнали, что вертолет-лидер был сбит на подлете к базе. И тут же они услышали радостный, скатившийся на высокие ноты, голос с акцентом: «Вахтанг, а что я говорил… Мои люди подцепили вертушку… Ты, это хорошо слышал, геноцвали?»

И первый параплан, словно воодушевленный победой того чеченца, который российской «Стрелой» поразил в самое сердце российский же Ми-8, завибрировал своим хрупким тельцем, дернулся и снова застыл, прислушиваясь, как моторчик набирает обороты. А когда он побежал по дорожке и выскочил за пределы территории базы, все, кто следил за его подъемом, были удивлены его прыткости. Это было так неожиданно и почти неуловимо, ибо параплан взлетал на фоне леса и слился с ним, и потому граната из подствольного гранатомета, которую Костиков направил в него, не сумела достичь цели. И Платонов, видя, что параплан начинает разбежку, начал по нему стрелять, но железобетонная конструкция мешала, не позволила выбрать нужный угол обстрела. От досады он стукнул кулаком по автомату и чуть не заплакал. Он тоже слышал взрыв и тоже понимал, что это значило. Но вместе с тем в этом была отсрочка: начни сейчас вертолет долбежку базы, вряд ли бы у Платонова был хотя бы один шанс выйти отсюда живым.

А между тем, федералы продолжали с двух сторон поливать огнем бывшую воинскую автобазу и с таким же остервенением автобаза отвечала окопавшимся федералам.

В ход опять пошли минометы и хотя боевики сильно рисковали, они били по противнику по очень крутой дуге. Мины ложились рядом с базой, осколки от них теребили бетонные стены, изредка залетая в окна-амбразуры.

Костиков связался с Платоновым, но ничего нового они сообщить друг другу не могли. Единственное, о чем спросил полковник — почему был только один вертолет? Однако об этом он так никогда и не узнает.

Он увидел, как темное аляповатое пятно начинает движение, как мотор еще одного параплана набирает обороты и Платонов, сглотнув сухость, выполз из укрытия и прислонился к каменному, пахнущему сыростью углу казармы. Одна рука его нашаривала на поясе гранаты, другая, придерживая автомат, не позволяла отвести ствол от движущейся тени. Зубами он выдернул чеку и накатом швырнул гранату под шасси этой сумасшедшей карикатуры на самолет. Полковник выдернул кольцо у другой гранаты, но в это время его отмахнуло взрывной волной и он упал на землю. Однако гранату не выпустил и из последних сил, размахнувшись, бросил ее во все еще движущуюся цель. Но это уже было лишнее: движение параплана было смято. Его субтильные крылья, как крылья бабочки на зубах кошки, скукожились, хаотично смялись и из того, что минуту назад могло обрести прелесть свободного полета, теперь лежало никчемным утилем. Мало того, Костиков, тоже выйдя из-за укрытия, почти в упор разрядил в параплан гранатомет, после чего в него же всадил почти весь магазин.

Платонов лежал возле железобетонной плиты, не пытаясь за ней укрыться. Осколок попал ему в живот, как раз туда, где кончался бронежилет. От боли он стиснул зубы, прижав к ране холодный приклад автомата. Он слышал крики, по-русски и по-чеченски, слышал как в стороне нарастало урчание вертолета — это Ми-24, выпуская тепловые ракетки, отвлекающие ракеты земля-воздух, подлетал к базе с южной стороны. С той самой стороны, куда только что улетел параплан.

Платонов лежал на спине и потому видел первые залпы, которые вертолет произвел по базе. Несколько ПТУР обрушились сначала на гараж, четыре других — в проем… Платонов слышал, как прозвучали первые разрывы и ничего не слышал после — его оглушило, сдернуло с места и изрешеченного осколками поволокло в сторону кустов девясила.

Вертолет прогремел над ним, сделал разворот и зашел по новой на цель. И того, что происходило дальше, ни Платонов, ни Костиков с Титовым уже не видели. Одна из ракет попала в третий параплан, на котором были закреплены два фугаса, от взрыва которых сдетонировали два других на втором параплане. Оба здания, словно игральные карты, поставленные друг к дружке, отвалились одно от другого на обе стороны.

Все пространство было усыпано белым шифером, которым были покрыты крыши зданий автобазы, кусками силикатного кирпича, на которых висели ошметки человеческой плоти с прилипшими к ней спекшимися металлическими шариками…