Таллер проснулся изнуренный сновидениями. Целую ночь, во сне, он гонялся за Эллочкой, которая, демонстрируя свою независимость, все время куда-то исчезала. Но он-то знал, с кем и где она пропадает. А главное, во имя чего.

Еще накануне вечером он предупредил жену, что едет в командировку и потому утром соответствующим образом экипировался. Вместо дорогого костюма, в которым он ходил в офис, он надел свитер и джинсы, а белую рубашку, галстук, шлепанцы, бритву, мужской парфюм и две пачки сигарет «Уолл-Стрит» положил в небольшую дорожную сумку. Сверху кинул книгу Наполеона Хиллса "Если хочешь стать богатым, стань им".

В восемь утра его телохранитель Павел Лещук подъехал к его дому, а в восемь десять Таллер уже сидел в теплой кабине своего любимого «мерседеса» и сладко затягивался сигаретой.

— Сейчас ты мне покажешь, где находится любовное гнездо завмага, а потом доедем до нашего офиса… Надо позвонить в Ригу. Во всяком случае, напряг с Фоккером необходимо немедленно устранять.

— Да, раньше было проще, — с сожалением сказал Лещук, — пару раз махнул в Чечню и, считай, полугодовой план выполнен…

— Не то слово, — тоже вздохнул Феликс Эдуардович, — но мне кажется, не сегодня- завтра то же самое произойдет в Дагестане. Почти каждый день взрывы и кого-нибудь захватывают…

— Там это теперь надолго. Возможно, это начало новой дагестанской войны.

— Ничего, перебесятся. Там такие нравы: сегодня ты соседа не зарезал, завтра сосед приколет тебя. Фифти-фифти…

На пересечении Можайского шоссе с МКАД, свернули на Советский проспект и где- то в районе Ромашково, на берегу небольшого озерца, остановились. Покинув машину, они прошли по раскисшей от дождей сельской дороге, и возле котлована, наполненного мутной, ржавой водой, завернули в узкий проход. Тропинка шла вдоль высокого железобетонного забора. По другую сторону поджимали мокрые заросли березняка и серой ольхи. Вид на особняк открылся внезапно, когда они вышли из-за кустов на поляну.

— Все паразиты живут в красивых местах, — сказал Таллер и осмотрелся. — Я всю жизнь работаю, как папа Карла, а только к пятидесяти годам стал кое-что себе позволять.

— Слева от калитки ворота гаража, — сказал охранник. — Я вон из-за тех берез в бинокль наблюдал за ними.

— Все прозаичнее, чем я думал, — с дрожью в голосе проговорил Таллер. У него аж перехватило дыхание, когда он представил, как его дорогая Эллочка входит в это чистилище, притаившееся за зелеными створками ворот. Ему даже показалось, что особняк, забор и все видневшиеся за ними строения, как бы качнулись и сделали несколько ритмических движений: вверх-вниз, вверх-вниз… — Паскуда неблагодарная!

— послал он мысленный привет своей зазнобе и брезгливо сплюнул.

— Вы же можете помешать ей сюда приезжать, — сказал Лещук.

— Поздно, да и зачем? И сейчас я этого не хочу. Монета упала решкой и ничто уже этого не изменит…Давай, дружище, съездим в Кропоткинский и там разбежимся… Однако в офис Таллер не стал заходить — туда отправился Лещук, с поручением к секретарше — позвонить в Ригу.

Таллер пересел на место водителя и помчался исполнять вендетту.

Припарковался поблизости от радиомагазина, и оттуда позвонил по двум номерам: в секцию, где работала сожительница, и в кабинет "е…я", как он назвал про себя завмага. Оба оказались на месте.

Из машины он не видел входа в магазин и потому перешел в подъезд жилого дома напротив. Он устроился на подоконнике второго этажа, откуда хорошо просматривались подходы к магазину.

Он курил сигарету за сигаретой и вскоре за батареей, что ребрилась под подоконником, накопился целый склад окурков. Иногда, чтобы не вызвать лишних подозрений у жильцов дома, он спускался вниз и уже с улицы наблюдал за магазином. Им повелевал азарт охотника, и, если бы кто-нибудь попытался ему помешать, его гнев был бы сокрушительным.

Целых четыре часа Таллер провел на своем посту. Дважды из мобильника звонил в свой офис и, к своему вящему неудовлетворению, узнал от секретарши, что в Риге с ней не захотели разговаривать и требовали контакта с ним, Таллером.

В 17. 10 он увидел, как мужчина высокого роста и с очень широкими плечами, в кожаной куртке, выйдя из магазина и, вертя на пальце связку ключей, направился в сторону припаркованной у бровки тротуара «мазды». Вскоре из тех же дверей выпорхнула Эллочка. Она была на высокой шпильке, в легкой норковой шубке и шустро направилась в сторону ожидавшей ее машины.

Сердце у Таллера, словно сорвалось с петель. Оно било и хлобыстало по ребрам с такой силой, что дыхание у Феликса Эдуардовича резко участилось и он, чтобы сдержать нервы, сунул в рот сигарету.

Он тоже пошел к своей машине, хотя понимал — чтобы ни случилось, он их ни за что не упустит. Однако в спешке чуть было не столкнулся с тяжелым «дальнебойщиком», внезапно выехавшим с незаметного переулка.

Таллер достал из «бардачка» большой цейсовский бинокль и положил рядом с собой. Он не смотрел на удаляющуюся «мазду» — та двигалась в нужном направлении. На Кутузовском проспекте преследуемая машина вдруг притормозила возле универсама и завмаг пошел отовариваться. Вернулся с большим пакетом, набитым всякой гастрономической всячиной, которую венчал огромный ананас с зеленым гребешком. Они проехали транспортную развязку на Кольцевой, миновали Немчиновку и вскоре тускло блеснуло озеро. "Тут вы навеки и останетесь", — сказал себе Таллер и опять не ощутил при этом никаких болезненных переживаний.

Включил магнитофон. Послышалась музыка, но это был не его репертуар — охранника и Таллер удивился, сколько новых песен за последнее время появилось на свете. Кто-то пел:

Но снедаемого темной страстью Таллера столь простенькие арии уже не могли разжалобить. Наоборот, еще больше раздули то, что горело и дымило в груди.

Он резко затормозил, ибо, отвлекшись думами, едва не влетел в задок «нивы», по самые фары забрызганной грязью.

Машину он припарковал в том же месте, где они уже останавливались с Лещуком. Все дело упрощали сумерки, заметно накрывшие сирый промозглый пейзаж. В руке у него был бинокль.

Когда преследуемая им парочка подошла к гаражу, Таллер напрягся, словно все его сосуды и кости приобрели вдруг титановую упругость. И прав был охранник: одна часть гаража представляла собой настоящий будуар. Он успел разглядеть цветастые обои, на возвышении, словно на выставке мебели, красовалась тахта с розовым покрывалом, а рядом — стол, на котором чернел музыкальный центр и большая голубая ваза с цветами. Но не это едва не сшибло его с ног: как только они оказались в помещении, завмаг облапил Эллочку и, как сумасшедший, стал сдирать с нее одежду. Первой на пол упала шубка…Таллер прикусил губу, отвел глаза. Однако, не совладав с собой, снова уставился на разрывающую его сердце картину. Однако экстаза не последовало…Женщина легонько отстранила партнера и, видимо, что-то ему сказала. Мужчина отошел к воротам и сначала закрыл одну, а затем и вторую створку. «Кино» для Таллера закончилось. Остался лишь небольшой, светящийся прямоугольник над самыми воротами — отдушина, соединяющая гараж с окружающей средой… "Сейчас я вам устрою газовую камеру," — шептали его посиневшие от нервного спазма губы.

И он, старясь быть расторопным, вернулся к машине, плюхнулся на сиденье и две минуты приходил в себя. Он пытался сохранить убывающие волны ярости. Не заглушая, мерно работающего движка, Таллер достал из багажника длинный гофрированный шланг и направился с ним к гаражу. И в этот момент он отчетливо где-то поблизости услышал работающий автомобильный мотор. Звуки исходили из-за березовой рощицы и ему даже показалось, что там, среди желтизны, мелькнули человеческие силуэты. Другие звуки неслись из гаража, там кажется, шел концерт какой-то рок-группы, от которой могли лопнуть ушные перепонки…

Он поискал глазами и нашел небольшой булыжник, встав на который, дотянулся концом шланга до отдушины. Затем он вернулся к машине и подъехал на ней к самым воротам. Это был сон наяву. Игра с судьбой в поддавки. Он ждал: вот-вот стукнет запор, откроются ворота и он, в очень смешной позе, предстанет перед ними. Хотя знал по себе: упоение женским телом делает самца по глухариному тупым и ко всему равнодушным.

Когда другой конец шланга он насадил на выхлопную трубу, понял: возмездие близко, протяни только руку…И даже тогда, когда мотор его «мерседеса» притаенно заурчал, в нем не колыхнулось ни жалости, ни раскаяния. Более того, мстительное тепло побежало по всем жилам и закоулкам надорванной души…

…Когда Таллер вернулся в офис, секретаршу поразило его лицо. Ей показалось, что к ней заявилась копия ее шефа из музея мадам Тюссо. Так он был бледен и так скованы были его черты. Однако судьба готовила ему новый удар — она, как раненая собака, изо всех силенок тащилась за своим хозяином.

В то же самое время, как он беседовал со своей секретаршей, а потом вызвал к себе Лешука, на подступах к офису происходили странные вещи. Из подъехавшего джипа вышли четыре человека, маскируя под широкими темными плащами легкое стрелковое оружие. Двое из них, скрываясь за кустами, побежали к парадному подъезду, двое других — зашли с тыла и начали взбираться по пожарной лестнице. Еще трое, не считая водителя, остались в машине.

Таллеру нужно было взять в сейфе фотографии Эллочки, которые он сделал, когда ездил с ней на пляжи Туниса и к египетским пирамидам. Он понимал, что начнется расследование и лишние страницы их отношений были ни к чему.

В кабинете пахло застарелыми сигаретными запахами и он, желая проветрить помещение, подошел к окну и взялся за ручку. Но то, что он увидел в прямоугольнике рамы, едва не лишило его дара речи: перед ним был человек в маске "ночка".

Звякнуло стекло и в кабинет ввалился грузный человек в длиннополом темном плаще. На свет появился короткоствольный автомат и человек в маске предупредил, чтобы все было без шума и крика. Однако их отвлекли: в распахнутые двери, теряя равновесие, ввалилась без единой кровинке в лице секретарша. За ней, с еще дымящимся пистолетом, вошла еще одна маска. Секретарша хватала ртом воздух, руки прижимала к животу, и из-под наманикюренных пальцев густо сочились подтеки крови.

Один из ворвавшихся толкнул Таллера на диван и надел наручники. Другой сказал:

— Если я правильно понял, перед нами Феликс Эдуардович Таллер? — человек подошел к стоящему на столе компьютеру и извлек из него дискету.

Таллер сам отдал им ключи от сейфа. И открыв его, налетчики стали шарить в нем, извлекая оттуда бумаги, деньги аудио- и видеокассеты. Он видел, как один из них вырвал с корнем телефонную розетку и ударом приклада разбил компьютер.

— Забирайте его и ведите вниз, — приказал тот, который попал в кабинет через окно. Выходя, они оттолкнули ногой лежащую на пороге секретаршу. Минуя коридоры, Таллер не слышал и не видел никого из своих сотрудников. Было ощущение, что весь офис умер. Только когда спустились на первый этаж, слева, под лестницей, его взгляд уловил чьи-то ноги. Они, безусловно, принадлежали Лещуку — его обувь нельзя спутать ни с какой другой: он носил кованные американские ботинки с настоящими протекторами вместо подошв.

— Что вы с ним сделали? — неизвестно к кому обратился Таллер, однако ему никто не ответил.

Второго охранника он увидел у самого крыльца. Тот сидел в луже крови, склонив голову на грудь.

Таллера повели за дом. Ноги не хотели ему подчиняться и он, как и днем, все реальное воспринимал, словно кошмарный сон. В кармане у него запищал мобильный телефон и это услышали те, кто его сопровождал. Один из них вытащил трубку у него из кармана и включил. Поднес ее к уху Таллера. Приказал:

— Говори, баклан!

Но Таллер, принявший первый удар довольно мужественно, заартачился. Он мотнул головой, за что тут же схлопотал автоматом по ребрам. Трубку снова притерли к его уху. Он услышал, как в ней призывно звучал голос Брода. И Таллер, не таясь, с каким- то злорадным вызовом, выкрикнул: "Веня, меня взяли в плен гансы…Никаких условий не принимай…"

Однако он не успел договорить: кто-то наотмашь ударил по его руке и трубка полетела на землю.

Его затолкали в машину и чьи-то услужливые руки напялили ему на глаза вязаную шапочку. Он потонул во мраке и неизвестности. В салоне было накурено и этот табачный аромат был густо настоян на разнообразных мужских запахах — одеколонов, табака и несвежих носков.

Его везли долго, он не питал на свой счет ни малейших иллюзий. Не рассчитывая на снисхождение, он размахнулся и вслепую послал сжатый кулак в ограниченное пространство джипа. И кого-то, видимо, достал, ибо тут же раздалась грязная брань и в его голову, словно вбили железный гвоздь. Опять все зазвенело в ушах и он потерял сознание. Когда оно к нему вернулось, он увидел себя полулежащим в глубоком кресле. Он весь был мокрый, по-видимому, с помощью холодной воды его приводили в чувство.

— С добрым утром, Феликс Эдуардович! — бодро обратился к нему человек, сидящий напротив. Ему было не более тридцати-тридцати пяти лет, с широко расставленными глазами и сбитым набок носом. — Что вы нам скажете новенького?

Таллер от таких разговоров сразу же захандрил. Он понимал, что от него потребуют. Кто-то вошел и открыл стоящую на столе бутылку водки.

— Снимите наручники, они до мяса содрали кожу, — попросил Таллер. — Я не могу достать из кармана нитроглицерин.

— Боюсь, он тебе больше не понадобится. Если, конечно, не будешь играть в нашу игру.

— Снимите наручники…Сегодня у меня такой расклад, что ни от кого и никакие угрозы я не принимаю.

Тот, кто сидел напротив, нагнулся к нему и Таллер ощутил запах несвежего рта.

— Не делай из себя Зорро, так тебе будет легче жить, — сказал тип. — И если тебя интересует судьба твоей любовницы, могу сказать одну приятную вещь…

У Таллера перехватило дыхание. Его затомило, захотелось нестерпимо пить, но еще больше захотелось узнать, что же кроется за его словами. Но Таллеру, видимо, не суждено было узнать, что его покушение на Эллочку и ее хахаля, было совершено непрофессионально и все дело кончилось средней тяжести отравлением угарным газом и реанимацией.

— Итак, когда и где мы можем получить свои бабки? — спросил тот, который вошел в комнату. — И как взять за хоботок твоего вице-президента Веню Брода?

Таллер ощущал себя совершенно раздвоенной личностью, и чтобы хоть как-то сохранить идентичность своему «я», он бесстрашно, с вызовом бросил:

— У вас нет таких аргументов, которые могли бы меня склонить к предательству. Вы гопники и не за свое взялись…

— А это мы сейчас увидим… Валера! — обратился незнакомец к кому-то находящемуся в другой комнате, — тащи сюда технику, клиент артачится…

Однако похитители слишком форсировали события. Сделанные в вену Таллера три кубика морфина, которые, как они надеялись развяжут ему язык, оказались для его сердца роковыми. Он широко раскрыл глаза, открыл рот, в котором полно было золота и фарфора, и все его тело охватила мелкая судорога. Все произошло в считанные мгновения: одна рука дернулась, но сдерживаемая кольцом наручников, затихла, пальцы другой руки стали сжиматься и разжиматься, словно хотели убыстрить ток крови. Все его тело сотряс внутренний толчок и изо рта хлынуло содержимое желудка.

— Тупица! — сказал один другому. — Ты сломал все дело.

— Да ничего страшного, у него ведь есть еще главный бухгалтер, вице-президент, которые тоже могут решить вопрос с бабками.

Последние слова, сказанные тем, кто сделал укол, долетели до самых глубинных слоев подсознания Таллера и ему привиделся образ в виде картины, которую он топтал ногами в квартире Эллочки. Последними остатками воли и безостановочно умирающими нейронами, он силился вспомнить название той картины, но так и не вспомнил. Густая зеленая паста навсегда заполнила его мозговые извилины и от личности Таллера осталась одна, не очень визуально привлекательная, телесная оболочка.

— Этот кент из нашей породы, — сказал тот, у кого сломанный нос, и направился в ванную комнату. Его поташнивало. Он закурил и сильно удивился, когда увидел, как противно вибрируют его пальцы. "Отбросить копыта, оказывается, не так сложно, — подумал он, — куда сложнее помереть, не потеряв лица…"

* * *

Когда Брод услышал в трубке срывающийся голос Таллера, понял — из Риги приехали выбивалы. Собрав людей, Брод на двух машинах выехал в Кропоткинский переулок. И то, что он там увидел, потрясло его. Налицо была двусмысленная ситуация: было очевидным, что без МУРа не обойтись, а с другой стороны — кого следствие прежде всего возьмет за жабры?

Разумеется, в оперативную разработку сразу же попадет ближайшее окружение тех, кого нашли убитыми в офисе. По статистике МВД, в 80 процентах организаторами убийств глав коммерческих фирм проходят их заместители. Поэтому, прибыв на место, Брод не стал входить в кабинет, а велел Карташову сделать осмотр места преступления. А сам через открытую дверь окинул взглядом помещение — открытый сейф, разбитый экран компьютера, зияющее темнотой разбитое окно…

Из клиники Блузмана срочно приехал врач и осмотрел секретаршу — она еще была жива, ранение в левую нижнюю часть живота не было смертельным. Он сделал ей обезболивающий укол и два кубика лекарства, останавливающего кровотечение, а также препарат для поддержания работы сердца. Карташов в приемной увидел отчетливый след от рифленого ботинка. Спустившись на территорию и осмотрев ее, он обнаружил на границе с клумбой еще два таких же рифленых отпечатка ноги. На одном из них легко считывался фирменный знак с надписью «Dockers» и "Styled in U.S.A." У самого забора, в пожухлой траве, он увидел окурок с фильтром и его белизна говорила, что появился он здесь недавно. Когда Карташов наклонился, чтобы поднять находку, он почувствовал в руках привычную дрожь охотника, который прицелился в дичь и осталось только нажать на курки.

Уже сгущались сумерки и потому сразу он не смог разобрать надпись на сигарете, а когда вернулся в офис и под настольной лампой осмотрел окурок, удивлению его не было конца. Такие сигареты делались только в одном месте мира и назывались они женским именем «Элита». Когда он еще работал в рижском уголовном розыске, он сам курил эту марку и при том вечном дефиците иногда приходилось покупать эти сигареты на "черном рынке", у мелких спекулянтов…

Когда он рассказал Броду о находке, тот озадаченно проговорил: "Не много ли, Мцыри, гадостей идет из твоей Латвии? Возможно, это случайность?"

Карташов не стал спорить, хотя в глубине души у него сомнений не было — выбивалы прибыли из Латвии.

Дело принимало слишком зловещий оттенок, чтобы долго раздумывать — звонить ли в милицию или попытаться прежде спрятать какие-то концы…

Отослав Карташова с Одинцом домой, Брод с Николаем остались в офисе. Муровцы приехали быстро — целая бригада с собакой и Вениамину с охранником пришлось всю ночь отвечать на вопросы старшего оперуполномоченного Федора Трубина.

Особенно тягостно было опознавать одного из охранников, которому, видимо, в лицо выпустили полный магазин — полчерепа как не бывало. У Лещука в руке была зажата осколочная граната, которую, он так и не успел использовать по назначению… Секретаршу со сквозной раной в области печени отправили в Склиф. Сотрудники, которых допрашивали муровцы, показали, что к ним зашли люди в масках и велели не двигаться. Перерыли столы, сейфы и ушли. Но никто их лиц не видел…Если не считать одной парикмахерши, которая работала в салоне красоты, расположенном как раз напротив фирмы «Оптимал». Карташов, представившись работником РУБОП, опросил всех, кто был в тот момент в парикмахерской. Клиентки, разумеется, ничего особенного не заметили, а вот мастер Вера, со второго от входа кресла, как раз выбегала в магазин менять деньги…

— Эта Вера видела, как к ограде подъехал темно-синий джип и четверо человек в длинных плащах вышли из машины, — рассказывал Карташов Одинцу, когда они уже направлялись из Кропоткинского переулка в Ангелово. — Все молодые…ну не старше, как сказала парикмахерша, двадцати пяти лет… Самое то — боевики…Двое прошли к калитке, а двое перелезли через забор. Эта дивчина имеет просто соколиное зрение: ей показалось, что у одного из этих людей было, как она выразилась, какое-то асимметричное лицо…Какой-то одной приметы она назвать не смогла, но что-то необычное в лице было…

— Ты считаешь, банда приехала из Латвии? — спросил Одинец.

— По-моему, это вероятнее всего. Сигареты «Элита» выпускаются только там…

— Я тоже думаю, что это дело гастролеров из Латвии… А скажи-ка, Мцыри, каким способом ты проводил осмотр места преступления? — на лице Одинца появилось озорное выражение.

— Вопрос на засыпку? Ну, что — тебе процитировать абзац из учебника? Хорошо, говорю на память: существуют три способа осмотра места преступления: концентрический, когда осмотр ведется по спирали от периферии к центру, эксцентрический — от центра к периферии и фронтальный, то есть линейный осмотр… Хватит или еще цитату?

— Садитесь, Карташов, пять с плюсом…

— Все экзаменуешь? Небось получил спецзадание от Николая, он ведь до сих пор мне не доверяет…

— Просто не могу тебя представить настоящим сыскарем, больно ты часто бываешь рассеянным…

— Это от рассеянной жизни.

…Однако самое неприятное для Брода началось позже, когда стали почти ежедневно вызывать на Петровку, 38 в качестве свидетеля. Был, правда, и один плюс: вся документация и дискеты были похищены и потому не могли свидетельствовать против деятельности фирмы. А буквально через неделю Москву потрясли не менее жестокие преступления и дело Таллера, как и многие другие безнадежно легло под сукно. Следователи и прокуратуры и без того были заняты расследованием террористических актов — взрывов нескольких ночных баров…

Брод, для страховки, на время «очистил» клинику Блузмана — кого-то уволил, кого-то отправил в «сверхоплаченный» отпуск. Временно от дел были отстранены и Карташов с Одинцом. В штате остались Николай и Валентин — оба они имели соответствующие лицензии от охранной фирмы. Однако Брод прекрасно понимал, что произошедшее с Таллером лишь пролог к более кровавой драме…

Всю неделю, которая прошла после исчезновения Таллера, Брод посвятил превентивным мерам по усилению безопасности. Он прекрасно понимал — пропажа шефа и убийство его людей, отнюдь не случайность.

Созвав экстренное совещание, он без обиняков объявил сотрудникам, что в фирме вводится режим повышенной бдительности. Николай получил особое указание — ни одного постороннего человека не должно быть на территории и в помещениях лаборатории.

Брод вызвал к себе Одинца с Карташовым и в присутствии Николая проинструктировал.

— У Мцыри, кроме зажигалки, ничего больше нет, — сказал Броду Одинец. Он не стал говорить о пистолете, который они конфисковали у Сучкова на водохранилище.

— С этим вы обращайтесь к Николе, это он у нас оружейных дел мастер.

И действительно, начальник охраны повел их в гараж, за лжетрансформаторный щит. Он выложил перед ними несколько разных систем пистолетов, а сам пошел вглубь тайника, где в оцинкованных ящиках хранились патроны.

Карташов не стал привередничать и сразу положил глаз на «стечкин». Он несколько раз взвесил его на руке, после чего неоднократно опробовал спуск.

— Это любимая игрушка моего командира, — сказал он.

— Приклад дать? — спросил Николай. — Вернее, кобуру-приклад…

— Обойдусь, я ведь не собираюсь стрелять очередями. Ты лучше насыпь мне побольше патронов.

— Этого добра я могу тебе дать хоть ведро, а вот с обоймами…Для «стечкина» всего три обоймы…

— Я бы не стал брать "стечкин", — тихо сказал Одинец. — Он слишком громоздкий и…слишком легкий. При стрельбе большая отдача, нужен упор…

— Это, если стрелять в автоматическом режиме. Саня пожал плечами.

— Как хочешь, но мне кажется, этот пистолет не зря сняли с вооружения.

— Зато он дальнобойный и его не надо часто перезаряжать.

Одинец долго примеривался к пятизарядной «помпе» и, несколько раз шмурыгнув стволом, вскидывал «помпу» к плечу и нажимая курок.

— Жаль, такую дуру не спрячешь в кармане, — посетовал он и подхватив из ящика несколько ручных гранат, засунул их в целлофановый пакет.

Когда они вышли из тайника, Карташов сказал:

— В принципе, мне «стечкин» не нужен, меня вполне устраивает "глок"…

— Ты только об этом не трепись. Брод убьет, если узнает, что у нас чужое оружие.

— Но ведь тот пистолет новый…

— Откуда ты знаешь? На вид новый, а может, из него уже пристрелили сто человек. Впрочем, стволы никогда не бывают лишними.

За оградой раздался треск мотоциклетного движка. Стоявший ближе к выходу Карташов увидел, как из-за забора, проделав небольшую траекторию, упал на землю какой-то странный сверток. Карташов подошел и увидел обыкновенный кулек из-под сахара с болтающимся клочком белой бумаги, на котором печатными буквами было написано только два слова: "Броду, лично". Карташов наклонился и прислушался, но нет, никакого тиканья его слух не уловил. Осторожно, указательным пальцем, дотронулся до кулька и тот легко сдвинулся с места.

— Веня, тут для тебя посылка! — крикнул Карташов и потряс пакетом.

Они отошли с Бродом в сторону и развернули неожиданную находку. Увидев содержимое кулька, Брод схватился за горло, как бы сдерживая рвоту. Он побледнел и тяжело задышал. Перед ними была верхняя губа Таллера, с его элегантными усиками.

— Только что кто-то перекинул это через забор, — объяснил Карташов. — Я слышал шум мотоцикла, возможно на дороге остался от него след…

— Значит, шефа начали понемногу расчленять, — заметил Брод и вернулся к машине. Вытащил из ящичка бутылку водки и принялся ее поглощать. Жидкость, не успевая убегать в пищевод, заливалась и текла по подбородку, лацканам пиджака, несколько капель упали на носки ботинок.

— Значит, газават! — неизвестно кому сказал Брод, и шаркающе передвигая ноги, направился в дом. — Никола, завтра же собирай всех людей, и ставь перед ними задачу — найти гадов.

— Я думаю, прежде всего надо прошерстить гостиницы, и всех, кто из Латвии, взять на заметку.

— А если это московские или казанские глоты? Обыкновенный заказ… Киллеры, мать их перемать…

— Это, конечно, возможно, но другого варианта кроме гостиниц у нас пока нет, — Николай смотрел куда-то мимо Брода и выражение его лица ни о чем не говорило. — Они слишком далеко зашли, но, мне кажется, Таллер зря тянул резину. Надо было идти на опережение…

— Еще не вечер, — твердо процедил Брод. — Я прошу тебя, Никола, и прими это как личную просьбу — приложите все силы, но убийц надо наказать…В конце концов у нас есть живой мент, розыскник, так пусть пашет…А вы с Одинцом будьте у него на подхвате…

— Мцыри, что ли?

— Ну не ты же, Никола, сиделец, с двадцатилетним стажем…Извини, я ей-богу, что-то не то говорю.

— Нужно, хотя бы одно удостоверение на имя оперуполномоченного…

— За ксивой заедите к Гудзю, лучше него никто в Москве этим промыслом не занимается…