ЗОВ АТЛАНТИДЫ

Юрка возмущенно смотрел, как Петя дразнил щенка:

— Тебе неинтересно слушать?

— Интересно!

Они сидели в тени старой акации на усеянном камнями пустыре. Пустырь круто обрывался к океану скалистыми выступами. Полуденный зной уступил место предвечернему бризу. На крыше коттеджа ворковали голуби. Резко вскрикивали неутомимые ласточки.

— Тогда слушай... Оставь щенка!

— Он сам лезет! — оправдывался Петя.

Щенок хватал его то за руки, то за ноги, кружился вокруг с притворным рычанием, припадал на передние лапы, с наигранной свирепостью смотрел на мальчишку. При этом он озорно помахивал хвостиком и косился на Юрку.

«...Книги наши говорят о том, как ваш народ победил некогда одно могучее царство, которое силой оружия шло на всю Европу и Азию. Шло оно извне, с Атлантического моря...» — вполголоса читал Юрка. Слова «С Атлантического моря» он произнес особым тоном. Сделал это для своего рассеянного приятеля. Петю щенок интересовал гораздо больше, чем книга и задуманное Юркой дело.

«На этом острове, называвшемся Атлантидой, было великое, удивления достойное государство...» — читал дальше Юрка, все больше раздражаясь от того, что ни Петя, ни щенок не унимались.

— Сейчас он получит щелчок по носу! — пригрозил Юрка.

Петя взял щенка на руки и сделал вид, что слушает.

Юрка отложил потрепанный том «Диалогов» Платона, развернул на траве гидрографическую карту Атлантического океана. Солнечные лучи отражались от глянцевой бумаги, слепили глаза.

— Смотри!

Петя нехотя, со щенком на руках, подошел к карте, присел на корточки.

— Вот здесь она, Атлантида.— Юрка уверенно ткнул пальцем. В том месте дно океана резко повышалось, приближалось к поверхности четырьмя подводными вершинами. Четыре вершины, словно башни средневековой крепости, стояли на страже древней тайны.

— Ерунда какая-то,— вдруг возразил Петя.— Атлантида совсем в другом месте.

У Юрки глаза полезли на лоб. Такого еще не было, чтобы Петя возражал старшему и во всех отношениях авторитетному другу. Мало того, что Петя возражал,— это возмущало само по себе,— он возражал, не имея на то права, поскольку не прочитал ни одной книги, ни одной статьи об Атлантиде. Если в его руках появлялась книга, можно было не сомневаться, что это или учебник, или сборник сказок. И этот чудак решился возразить Юрке, признанному доке по части популярной археологии. Вот что обидно! Возрази кто-нибудь другой, Юрка не вспылил бы, а просто поспорил. А здесь и спорить-то не с кем! Юрка взял себя в руки и продолжал:

— Здесь! Атлантида могла быть только здесь! Если она вообще где- нибудь была!

Юркина уверенность окрепла после того, как Такума Накамото, научный сотрудник отдела гидрофлоры, привез тяжелый, обросший ракушками предмет. Находка — Накамото поднял ее в окрестностях одной из подводных вершин,— оказалась древним мраморным бюстом молодого воина. Японец знал об увлечении мальчишки археологией. Он работал в одном отделе с Юркиным отцом в Международном научно-исследовательском институте океана на Мадейре. Петин отец тоже работал в этом институте, но в другом отделе. Мальчишки жили по соседству и, естественно, дружили. Юрка перешел в седьмой класс, был на год старше Пети, поэтому считал, что имеет право верховодить.

Он больше всего на свете любил историю, и если случалось приезжать с родителями в какой-нибудь большой город — будь то Киев или Калькутта, Париж или Ленинград,— первым делом — в исторические и археологические музеи. Древний мир, оставивший после себя так мало следов, в Юркином воображении окрашивался в трагические тона. В его голове не укладывалась мысль: в древнем мире было столько событий, но о них ничего не известно. Больше всего занимал вопрос: почему люди столько воюют? Почему человеческая история — это прежде всего история войн и походов? Чего не хватало людям во все времена и эпохи, почему они не могут жить мирно, «каждый домом своим и родом»?

В том, что народы между собой воевали, была какая-то вопиющая бессмысленность. Война не приносила особой радости даже победителям. К торжеству и гордости всегда примешивались скорбь и печаль по тем, кто погиб. Скорбят, печалятся, а все равно воюют. Чем же объяснить эту вечную вражду между людьми?

Юрка иногда удивлялся, до чего просто можно решить любой конфликт — стоит лишь сопоставить жертвы и приобретения. Кому нужны были походы Александра Македонского? Чего добивались римляне, расширяя свою империю? Ведь после каждой войны они обнаруживали, что мужская часть населения римлян сокращалась если не наполовину, то на одну треть! Что толкало татаро-монголов на их страшные нашествия? Чем руководствовался Наполеон, бросая свою армию то на Испанию, то на Египет, то на Москву? Как мог появиться гитлеризм?..

Много вопросов ворочалось в Юркиной голове. С некоторых пор ему не давала покоя Атлантида. Чем она привлекала его? Легендарностью?

Отсутствием достоверных сведений о ней? Втемяшилось в голову — вот и все. И он решил посвятить свою жизнь раскрытию тайн, связанных с Атлантидой. Много читал о ней, много размышлял...

В этом году Юрка, как и его приятель, во время каникул не уехал на родину — институт готовил какие-то обширные комплексные исследования, и родители мальчишек вынуждены были отложить свои отпуска на более позднее время: Юрка обрадовался. Он давно уже обдумал свой план поиска страны атлантов. И теперь случай, как ему казалось, подвернулся. В мечтах он уже видел полуразрушенные стены древних крепостей и дворцов, стоящих, как призраки, в подводном сумеречном царстве.

Петька мужественно согласился разделить с Юрой тяготы поисков. Ребята немало волновались из-за предстоящего разговора с родителями. Кто отпустит их одних в океан? На родительское согласие нечего и рассчитывать. Ребята долго обсуждали этот вопрос, и всякий раз — тупик. Петька вызвался поговорить со своим отцом, но не прямо, а намеками: вот, мол, знакомые мальчишки собираются на целую неделю в океанское путешествие — и не боятся.

Юрка подумал — и запретил. Родители насторожатся.

Однажды Петька прибежал и шепнул: «Придумал!» Ребята уединились, и Петька изложил свой план: на следующей неделе на Канарские острова отправляется туристская группа школьников. Ребята тоже возьмут путевки, но с группой не поедут.

— Но это же обман!

— Обман,— согласился Петька.— Я тоже не люблю обманывать, а что делать?

Юрка наморщил лоб,— он хорошо представлял себе трудности, связанные с его «экспедицией», но они были куда проще предстоящего разговора с родителями.

— Нет, говорить с ними бессмысленно. Мы сделаем вот что: оставим записку, напишем всю правду, а в океан уйдем самовольно. Лучше посамовольничать, чем обманывать.

— Может, и лучше,— подумав, согласился Петька.— Но после всего мы должны быть готовы к хорошей взбучке.

— Беру ее на себя.

Пришлось много хлопотать из-за снаряжения. Юрка оказался неплохим организатором, продумал все до мелочей, ничего не упустил. Главными предметами в списке «экспедиционного» имущества были два силиконвиниловых гидрокостюма «аквагомеус». Костюмы помог достать все тот же Такума Накамото. Не новые костюмы — списанные, с прорехами. Их отремонтировала и подогнала по росту мать одной из Юркиных соучениц... Два электрических, ранцевого типа, гидродвигателя взяли напрокат в местном клубе любителей подводного плавания.

Помимо этого, мальчишки решили взять кинокамеру с набором пленок, два электрических копья для защиты от акул и других океанских хищников, электрофонарики, прибор для определения координат, консервы в тубах, которыми обычно пользуются космонавты и гидронавты, миниатюрный радиоприемник, метров двести нейлонового шнура, гидропереговорные аппараты, смонтированные на шлемах, ножи, компас, реактивы для очистки морской воды...

Все было уложено в водонепроницаемые футляры, в сумки. Был у них еще один прибор, о котором следует сказать особо. Это — логоформ, миниатюрный электронный аппарат, сконструированный отделом института, в котором работал Петин отец, известный инженер-изобретатель. Прибор, изготовленный на общественных началах, прошел проверку, но в серию его не запустили. Серийным стал другой вариант, сконструированный с учетом результатов испытаний первого. Первый образец так и остался у Петиного отца. Отец и сын иногда развлекались, беседуя с кошками, собаками, птицами и другими животными...

Интересный прибор! Через систему датчиков и остронаправленных антенн он принимал биотоки мозга, преобразовывал их в логические понятия и образы. Это был простой и удивительный прибор, благодаря которому легко общались между собою люди, говорящие на различных языках.

Юрка, разумеется, взял логоформ с собой. Это важно, заявил он, для успеха экспедиции. Он немало повозился, монтируя прибор внутри прозрачного куполообразного шлема, герметически соединяемого с костюмом...

 

ГРОЗА НАД ОКЕАНОМ

В синем небе таяли голубые созвездия. Ветер, дремавший в скалах и зарослях вереска на холмах, проснулся, стал потягиваться. Он увидел, что небо на востоке зарумянилось, расправил легкие крылья и полетел к берегу будить чаек на скалах. Он шумно поздоровался с океаном, потрепал его, погнал зыбь.

Океан проснулся и зябко вздрогнул. У ветра были прохладные ладони — мелкая дрожь побежала по синей воде. А ветер полетел дальше, и устремились вслед за ветром чайки, альбатросы, качурки, олуши, летучие рыбы...

Мальчишки стояли на высоком утесе. Было зябко и тревожно. Петя не выспался, зевал, ежился и втайне жалел, что впутался в это дело, но Юрке про то ничего не сказал. Юра вглядывался в бескрайнее океанское пространство, представил себя в этом пространстве, и неожиданная робость на секунду закралась в его душу.

— Юрка, я боюсь,— вдруг сказал Петя, будто прочитал Юркины мысли.

— Чудак! Будь мужчиной!

Океан накатывал размеренную медленную зыбь. Когда вода ударялась о берег, утес вздрагивал. Океан еще пребывал в тени, а высокие облака уже засияли мягким горячим светом невидимого с земли солнца. Прозрачный ноготок луны растворялся в синеве над океанским горизонтом. Океан казался пустынным и враждебным; какое-то неприятное чувство поднималось из потаенного уголка души и нашептывало: «Одумайся, Юрка, посмотри, как неуютно в этих необозримых пространствах, как тревожно!» Мгновенный напор непонятной душевной слабости комком встал в горле. И если бы Петя в эту минуту промолчал, возможно, Юрка отказался бы от задуманного.

— А может, не надо, а?

Юрка встряхнулся, будто сбросил с плеч груз колебаний и сомнений.

— Ты боишься? Посмотришь, все будет отлично!

Стоило Юрке сделать волевое усилие и на смену сомнениям пришла уверенность: нет, не зря он затеял этот поиск! Не зря! Тут же он услыхал тихий, как шепот, тревожный, как предчувствие, таинственный голос: «Благословляю вас в путь, дерзновенные! Будьте смелыми, но рассудительными, и вы не пожалеете о своем путешествии! Это говорю вам я, Хранитель Древних Тайн!» Казалось, вещал сам океан,— голос летел отовсюду, слышался в шуме прибоя, в шелесте ветра, в разгорающейся утренней заре.

Мальчишки спустились в небольшую бухту, где стоял катер, сняли сандалии, взошли на его борт. Со вчерашнего дня там уже лежало все их имущество. Юрка поднял якорь, оттолкнулся веслом и, когда катер выплыл из бухты, включил двигатель. Глухой рокочущий гул всколыхнул утреннюю тишину. Быстроходное суденышко на подводных крыльях медленно отошло от берега, развернулось носом к северу и рванулось вперед. Петя уселся на корме. Встречный ветер так хлестнул его по глазам, что он поспешил перебраться к Юрке под защиту прозрачного козырька.

К половине седьмого вечера путешественники бросили якорь, уточнили координаты.

Глубина за бортом не превышала тридцати метров. Значит, все верно. Под катером покоилась одна из четырех подводных вершин предполагаемой Атлантиды.

Ужин готовили на скорую руку: вскрыли два пакета пастеризованного молока. Пока ужинали, солнце утонуло в синей туче. Она угрожающей громадой вырастала на горизонте.

Туча не понравилась Юрке. Пока Петя беззаботно грыз овсяное печенье и запивал молоком, Юрка отметил, что туча иногда озарялась еле заметными вспышками. Он ничего не сказал. В благодушном настроении Петя был паренек что надо, но стоило ему расстроиться из-за чего-либо, он становился невыносимым; ныл, капризничал, словом — портил настроение другим.

После ужина Юрка взялся разбирать снаряжение:

— Давай облачаться в наши костюмы.

— Зачем? — удивился Петя.— Лезть в воду на ночь глядя?

— А почему бы и нет? Ночью может подняться волна, тебя так раскачает, что... В общем, в воде будет спокойнее... отыщем хорошую пещерку... будем спать в ней, как дома.

Ребята надели костюмы, проверили их герметичность, увешали себя сумками, убедились, что ничего не забыли, задраили люк и натянули над катером брезент... Теперь можно было не торопиться. Как будто все успели сделать, приготовились, но уходить под воду не спешили. Туча уже закрыла собою полнеба, ее внутренности распирало грозовыми разрядами; ветер крепчал, крупная океанская зыбь переходила в мелкую рваную волну, на ней появились белые барашки. Темень наваливалась на океан огромной бесформенной тушей. Мальчишек брала оторопь — страшновато все же спускаться в мрачные океанские глубины. Когда волны стали захлестывать катер, сначала Юрка, а вслед за ним и Петя соскользнули в воду.

Они медленно уходили в глубину, двигателей не включали. Давление воды возрастало. Вскоре в лучах фонарей показались смутные очертания скал, заросших водорослями. Юрка проверил, надежно ли заякорен катер. Кажется, в порядке. Скалы казались фантастическими привидениями. В ярком луче мелькали рыбы, они подплывали на свет, пялили тусклые бессмысленные глаза, а потом вдруг шарахались в сторону и пропадали в черной бездне. Петя плыл вслед за Юркой и замирал от страха. Он знал, что в океанских глубинах будет страшновато, но что настолько — не думал. «И зачем я согласился?» — укорял он себя.

Ребят окружала непроницаемая темень. Петя водил фонарным лучом вокруг себя, уверенный, что там, за пределами света, их наверняка подстерегают какие-нибудь подводные страшилища.

— Далась тебе эта Атлантида! Допустим, ты ее найдешь — и что дальше? — Голос Пети, прошедший через переговорное устройство, казался обесцвеченным и вдобавок еще дребезжал из-за резонанса.

Над зарослями горгонарий луч фонаря наткнулся на стаю коралловых рыбок, переливавшихся желтым и черным. Рыбки будто завороженные пятились перед фонарем, даже не пытаясь вырваться из светового конуса.

— А что это там, впереди? Веревки какие-то...

— Осторожно! Не прикасайся к ним! Это щупальца физалий...

Ребята посветили по сторонам, обошли физалию, чьи щупальца напоминали перепутанный пучок шпагата. На одном из щупалец висела парализованная рыбешка.

У подножия скалы Юрка увидел широкую щель. Ребята подплыли к ней. Луч фонарика высветил внутренность глубокой ниши. Выставив перед собой копье, Юрка медленно вплыл в просторную пещеру. Она была пустой, если не считать омаров, устроившихся наверху, под сводами, и старого краба, забившегося в угол.

— Вот здесь мы и переночуем!

— Я очень хочу спать,— признался Петя.— Должно быть, от страха. Не представляю, как можно спать в воде.

— Вот сегодня и узнаешь. Устраивайся в углу, а я буду поближе к выходу.

Петя направил фонарик на краба. Тот, защищаясь, выставил растопыренные клешни: поосторожнее, мол, я готов за себя постоять.

— Он может прокусить костюм?

— Наверное,— ответил Юра.

— Так выгони его из пещеры!

Юра прикоснулся к «хозяину» концом копья. Краб схватил его клешней и, наверное, почувствовал, что силы не равны. Краб метнулся к выходу из пещеры, распугав привлеченных светом рыбешек.

У входа в пещеру засуетились сардины и исчезли. В полосе света появилась медленно плывущая тень. Юрка снял с предохранителя копье, включил логоформ и занял место у входа.

Тень приблизилась — это оказалась крупная морская черепаха. Она остановилась, близоруко моргая в ярком свете фонаря.

— Чего тебе здесь надо? — спросил Юра.

— Это мое место! — удивилась черепаха.— Я здесь живу.

Юра смутился. Выходит, залезли в чужой дом да еще спрашивают хозяйку, что ей здесь надо!

— Мы не знали, что это твоя пещера,— сказал он, слегка поправляя антенну.— Но зла мы тебе не сделаем. Убежище здесь просторное, так что мы тебе не помешаем, а завтра утром уйдем своей дорогой.

Черепаха, к неописуемому ужасу Пети,— он ведь не слышал их разговора,— втиснулась в пещеру.

— Не бойся,— сказал Юра, увидев, что Петя нацелил копье и пятится к стене.— Я с ней говорил. Это даже хорошо, что с нами будет мирная черепаха, а не злобная мурена!

— Но посмотри, какая она громадная!

— Черепаха как черепаха. Из подотряда морских. Называется логгерхед,— пояснил Юра.— Килограммов двести потянет.

— Она не хищная?

— Нисколько.

Черепаха забилась в противоположный угол пещеры и замерла.

— Откуда вы взялись?— спросила черепаха.

— С острова.

— А куда направляетесь?

— Недалеко. Мы будем плавать несколько дней в окрестностях твоей пещеры.

— Когда-то я тоже любила путешествовать. Давно это было, еще в молодости. Тогда я плавала много, далеко забиралась. Теперь дальше чем на день пути не уплываю. Да и незачем болтаться по океану, если нужда не гонит. Место здесь благодатное — водорослей, крабов, медуз, разных моллюсков ешь сколько влезет.

— А что акулы? Часто наведываются?

— Заглядывают... да где их нет, акул? Вездесущие твари!

Разговор с черепахой растревожил Юрку. Люди, общаясь друг с другом, волей-неволей проникаются мыслями и настроениями собеседника. А тут — общение с животным, с его непривычным для человека восприятием жизни. Юрке порой чудилось, будто его сознание странным образом раздваивается под давлением психоимпульсов, исходящих от черепахи.

— Акулы — это ужасно!—продолжала черепаха.— Но если жить незаметно, осторожно, надежно прятаться в пещеры и гроты, встречи с ними можно избежать. Сколько раз меня спасало только чудо... Акулы сильные — они и властвуют. А у меня одно утешение — крепкий панцирь. Власть утверждают зубами, и если у меня нет крепких зубов, мне только и остается, что быть осторожной...»

Юрка уменьшил напряжение в фонарике. Пещеру заполнил призрачный полусвет. У входа по-прежнему сновали мелкие рыбешки. Иногда какой-нибудь хищник — окунь или морская щука — врывался в стайку, и тогда одна из рыбешек исчезала в зубастой пасти, а остальные бросались врассыпную.

Петя уснул. Руки разбросал, будто находился в состоянии невесомости, копье выпало из руки и держалось на петле, затянутой вокруг запястья. Вода в пещере слегка покачивалась в такт океанским валам, проносящимся наверху, где разгулялась стихия. Юрка спросил у черепахи, что делается на поверхности.

— Там шквальный ветер и сильная гроза. Разве ты не слышишь?

В наушниках переговорного устройства потрескивали грозовые разряды, слышался отдаленный гул.

— Считается, что черепахи — самые древние существа на земле,— сказал Юрка.— Это правда?

— Насчет самых древних — не знаю,— ответила черепаха.— У жизни на земле один возраст. По в то время, как другие существа менялись внешне и внутренне,— так, что если бы самое древнее поставить рядом с современным, то никто и не поверил бы, что у них есть что-нибудь общее,— мы, черепахи, почти не изменились... За двести миллионов лет — почти никаких изменений. Разве это плохо?

— Может, и хорошо,— ответил Юрка.— Было бы плохо — изменились бы. Хоть я и не представляю, как это происходит. Жизнь меняется с каждым новым годом!

— Ты ошибаешься,— возразила черепаха.— Не жизнь меняется, а то, что ее окружает. Я живу долго, замечаю все изменения...

Петя во сне всплыл под самые своды пещеры. У Юрки мелькнула мысль, что за несколько часов, проведенных под водой, они в каком-то смысле отдалились друг от друга. Не в логоформе ли дело? Юра имеет возможность «общаться» с обитателями океана и поэтому может чувствовать себя свободно в чужой стихии. А Пете океанские глубины враждебны.

Он так и остался душой там, «на суше». В этот поход он пустился с неохотой — не желал обидеть Юрку. Роль сопровождающего вполне устраивала его.

Разговаривая с черепахой, Юра подумал о том, что вся его предыдущая жизнь, сколько он помнит, отделилась от него, отодвинулась за какую-то непонятную грань, стала казаться нереальной. Невольно думалось: какая же из них настоящая — та, что осталась в прошлом, или нынешняя, начало которой положило это путешествие в океанские глубины? Он чувствовал себя таким же полноправным обитателем глубин, как и эта черепаха, изредка окидывающая ребят холодным фосфоресцирующим взглядом.

«Мы, черепахи, стоим как бы вне времени...» Образы, переносимые в Юркино сознание биотоками черепахи, текли плавно, без всплесков, точно густой осенний дым в неподвижном воздухе.

«Века идут длинной вереницей, а мы не меняемся...»

Зеленоватое сияние черепашьих глаз обволакивало Юркино сознание, уводило вдаль извилистыми тропинками наследственной памяти черепахи, примитивного и удивительного существа.

«Меня приютил океан — мой дом, мой кормилец и учитель. Он был равнодушен к моей судьбе, в нем я познала мудрость борьбы за жизнь. На моих глазах изо дня в день на протяжении множества лет разыгрывались трагедии. В океане обитает тьма-тьмущая разных существ — добрых и злых, мирных и агрессивных. Мирные и добрые, как правило, становились жертвами злых и жестоких. Я спрашивала себя: «Разве это справедливо?» Океан отвечал мне новыми трагедиями, я в конце концов привыкла к злу и насилию. Вы удивляетесь? Напрасно. Если зло повторяется изо дня в день, становится будничным, к нему привыкают... Однажды на моих глазах две акулы убили ослабевшего дельфина. Он был один. Обычно дельфины ходят стаями. Видели бы вы, как не хотел он умирать. Насмотревшись таких ужасов, я теперь при виде расправы хищника над жертвой втягиваю голову под панцирь и камнем падаю на дно...»

 

КАТЕР ИСЧЕЗ!

Утром, когда свет проник в пещеру, Юрка растолкал Петю и они всплыли наверх. Океан был неузнаваем — под серым низким небом метались взъерошенные волны, дул сильный порывистый ветер.

Катер исчез!

Юра, всплывая на верхушку волны, внимательно оглядел море — пропал катер! Буря сорвала его с места и унесла в открытый океан. Вместе с катером уплыли и молоко, и сыр, и ветчина, и хлеб, и запасы джемов, и пресная вода...

— Что же теперь делать будем?— спросил озадаченный Петя.

— Перейдем на пищу космонавтов,— мрачно ответил Юрка.

Ребята, огорченные, вернулись в глубину, включили гидродвиги, опробовали их на малых оборотах.

— У тебя все в порядке?

— Да!— ответил Петя.

— Тогда не отставай!

Пасмурная погода резко изменила подводное царство: водоросли, скалы и даже пестрые коралловые рыбки — все казалось серым, скучным...

После шести часов поисков Юра толкнул Петю в плечо.

— Смотри туда!

Перед ними возвышался полуразвалившийся корпус корабля, облепленный ракушками и водорослями. Он застрял на склоне подводного холма между скалами. Ребята заглянули в широкие отверстия пробоин.

— Подводная лодка со времени второй мировой войны,— сказал Юра, заглядывая в пробоину.

Мурена, сверкая маленькими змеиными глазками, обнажила мелкие острые зубы. Юра включил логоформ.

— Я хочу войти внутрь! — сказал он мурене.

— Убирайся прочь!— ответила мурена.

— Мне интересно посмотреть, что там внутри!

— Внутри темень и полно мурен. Если ты сюда войдешь, здесь и останешься!

— Не пора ли пообедать?— спросил Петя.— Ведь мы и не завтракали.

Ему уже надоело скитаться в серых подводных сумерках. Тянуло наверх, к открытому небу над головой, к свежему морскому воздуху. «Юрке что! Он что-то ищет... Осматривает каждую скалу. Каждый обломок скалы. А я мотайся хвостиком за ним да поглядывай, не подкрадывается ли сзади акула,— ворчал в Петьке протестующий голос.— Шастаем уже часов семь, а что толку? Нашли ржавый корабль!»

— С обедом придется подождать. Наверху штормит,— сказал Юра.— Стоит откинуть шлемы, как нас захлестнет волнами!

— Ну давай хоть поднимемся, посмотрим!

Океан немного успокоился, тучи поднялись, кое-где проглядывала просинь.

— Не захлестнет!— сказал Петя.

Они вложили маленькие патроны со сжатым воздухом в специальные отверстия надувных поясов и вскоре закачались на поверхности океана, словно серебристые поплавки.

Обед прошел в молчании. Ребята выдавливали из туб фруктовую пасту прямо на языки. Консервированная еда оказалась не особенно аппетитной, но голод утоляла быстро. Юрка зачерпнул в пластмассовый кулек морской воды, бросил в неё щепотку реактива. Вода забурлила, сначала помутнела, а потом прямо на глазах в ней выпал осадок, и она стала прозрачной.

— Держи!— Юра протянул Пете пустой кулек, чтобы слить в него очищенную воду.

Петя отметил, что и вода невкусная.

— От воды требуются два условия: первое — утолять жажду, второе — быть безвредной. Наша вода соответствует этим условиям,— менторски изрек Юрка.

— Молока хочется!

— А я все думаю, как нам быть без катера,— вздохнул Юрка.

— Тебе за него влетит?

— Еще как!

Юра вглядывался в сумеречную бездну, где мелькали таинственные тени. Поиски древней цивилизации оставались пока бесплодными. Ни малейших следов. Может, они не там ищут, не так смотрят? Петя часто ноет, ему хочется домой...

К исходу второго дня небо очистилось от туч, уменьшилось волнение, в подводном царстве стало веселее — яркими красками вспыхнули кораллы. Поразительная красота подводных джунглей отвлекла Петю от мыслей о доме. Вот он замер у отвесной коралловой стены, еле пошевеливая руками и ластами. Застрекотала кинокамера. Прямо перед объективом кормилась стая коралловых рыбок. Какая игра, какое разнообразие расцветок! Рыбки ощипывали веточки кораллов, их нисколько не беспокоили пришельцы. Юра забрался в заросли ламинарии и неожиданно увидел широкую, шишковатую, как у жабы, морду с маленькими злыми глазами. Это был полиприон, морской судак, злой и драчливый. Судак угрожающе раскрыл пасть, так что в нее поместился бы футбольный мяч, вздыбил спинной плавник.

— Ух, какой ты грозный! — воскликнул Юра.

Судак секунду помедлил и вдруг решительно направился к мальчишке. Пришлось выставить копье. Судак бросился на острие, укололся и тут же отскочил. Мальчишка опять подвинул к нему острие, но судак лишь покосился на него. Ребята обогнули гряду кораллового рифа и неожиданно увидели голубых акул. Издали казалось, что акулы, подбрасывая в воде какой-то темный тяжелый предмет, играют в водное поло. Мальчишки, боясь обнаружить себя, прижались к скале. Акулы резвились неподалеку, хищные и грациозные. Плывет этакое ленивое чудовище, еле шевелит плавниками, а потом вдруг, медлительное и гибкое, превращается в серую молнию, нацеленную на жертву.

...Акулы уже совсем близко. В щелевидных зрачках сверкают отраженные поверхностью океана солнечные блики, придавая их глазам особенно хищное выражение.

— Юрка, ты видишь, это же наша черепаха!

Подброшенная акульим рылом, черепаха медленно погружалась в глубину. Ее сопровождало облачко крови, и оно еще больше раздражало акул. Массивный панцирь был им не по зубам. Подбросив жертву к самой поверхности воды, акулы позволяли ей свободно падать, поджидая, когда она высунет лапу или голову, и тогда бросались снова.

У Юрки дрогнуло сердце, когда он увидел, с какой безжалостной яростью акулы, уверенные в своей безнаказанности, играючи расправляются с безответной черепахой.

Обреченная, черепаха уже не надеялась на спасение. Она задыхалась. Акулы не подпускали ее к поверхности, где она могла бы вдохнуть воздуха. Как только черепаха выпрастывала лапы-ласты или голову из-под панциря, неистовые звери старались отхватить их острыми, как лезвие бритвы, зубами.

Развязка трагедии, по-видимому, близилась к концу. Черепаха истекала кровью...

— Петя, оставайся на месте... Я сейчас...

— Куда ты?!

— Посмотри, что эти звери делают!

— Юрка, не надо! Они тебя растерзают!

Но Юра уже включил гидродвиг, на ходу щелкнул предохранителем копья и устремился на акул. На регуляторе мощности разряда установил максимальный показатель. Появился он так неожиданно, что акулы оторопели. Юра ткнул копьем в первое подвернувшееся акулье рыло. Оно мгновенно окуталось взрывчатым облачком пузырьков. Акула вздрогнула всей тушей, ее будто покорежило током, и она, перевернувшись вверх брюхом, стала тонуть. Остальные хищницы бросились врассыпную и мгновенно скрылись в синей глубине. Юра подплыл к черепахе. Она неподвижно лежала на дне.

— Они меня все-таки настигли,— простонала бедняга.— Видно, судьба...

Она выставила голову из-под панциря и посмотрела куда-то за Юркину спину.

— Берегись!— вскрикнула черепаха и спрятала голову под панцирь.

Мальчишка резко обернулся. На него, приоткрыв пасть, стремительно мчалась акула. Он выставил копье. Хищница, пораженная мощным разрядом, по инерции врезалась в скалу и медленно, подминая водоросли и вздымая облака ила, покатилась по склону. Три или четыре акулы резко взмахнули длинными, серпообразными хвостовыми плавниками и скрылись в морской пучине.

 

«ПЕТЬКА, ОТЗОВИСЬ!»

Мимо ребят в панике промчалась небольшая стайка коралловых рыбок — лазурных попугайчиков. Не успели попугайчики скрыться в коралловых зарослях, как из-за скалы вырвался косяк трахинот, охваченный паническим страхом.

— Петя, будь начеку!— предупредил Юрка, еще не зная причин рыбьей паники. Он высунул голову из-за камня и пальцем поманил Петю: посмотри, мол, только осторожно...

В сумеречном отдалении большая акула яростно преследовала какую-то рыбину, ловкую и увертливую.

— Давай тихонько скроемся!..— прошептал Петя.

— Погоди, я не могу понять, кого она ловит.

— Да ведь это дельфиненок!— воскликнул Петя.— Смотри, он уже выбился из сил...

Не успел Петя договорить, как Юра включил гидродвиг и устремился торпедой к акуле. Увлеченная преследованием, акула не видела ничего, кроме жертвы, а когда краем глаза заметила Юрку, было уже поздно... Она судорожно дернулась, замерла в неестественно изогнутой позе и медленно ушла в синюю непроницаемую глубину. А где же дельфиненок? Увидев, что неизвестный пришелец убил акулу, он бросился на поверхность, чтобы отдышаться. Вскоре он вернулся — робкий, осторожный, и Юрке показалось, что на его губах блуждает улыбка.

— Я подоспел вовремя, не так ли?— сказал Юра.

— О, да! Ты мой спаситель!

— Скажи, а почему ты один? Где твои сородичи?

— Я потерял их ночью во время бури... Ой, опять акула!

— Вас тут двое,— сказала хищница, нервно вильнув хвостовым плавником.— Одного из вас я должна сожрать. С утра я съела только одного небольшого кальмарчика да одного тунца-заморыша. Так что один из вас — мой!

— Смотри, как бы тебя не стошнило! — ответил Юра.

Он щелкнул предохранителем и поплыл навстречу хищнице. Они медленно сближались — четырехметровая акула и щуплый паренек с копьем в руках. Их разделяло не больше пяти-шести метров. ...Акула остановилась, покосилась по сторонам. Ей была непонятна храбрость этого человечка, она подозревала какой-то подвох, поэтому вдруг сильно ударила хвостом и бросилась наутек. Решила, видно, что нечего лезть на рожон. Океан велик, и добыть в нем еду можно без особого риска. А тут дело нечистое...

Но где же Петя? Куда он подевался? Дельфиненок выплыл из-за скалы, и мальчишка спросил его, не видел ли он, куда исчез его друг.

— Я был так напуган,— признался дельфиненок,— что никого не видел, кроме акулы!

— Петя, Петька!— крикнул Юра так, что задребезжало в наушниках переговорного устройства.— Петя, отзовись!!!

В ответ ни звука. В наушниках легонько потрескивало, слышался глухой шум океана. Юра включил гидродвиг и промчался вперед метров двести, все время окликая приятеля. Он испугался,— Петя был не из храбрецов, и если на него нападет акула, он, наверное, даже не сможет воспользоваться копьем. Вот наказание! Юра всплыл на поверхность, океан почти успокоился, солнечные блики мелкой рябью плясали на воде. Нигде ни единого пятнышка. Дельфиненок подпрыгивал над волнами, но тоже никого не увидел.

В душу закрались и тревога, и злость одновременно. И зачем он только взял с собой этого трусишку?! Что теперь делать? Где его искать?

 

ЖИВОИ КАПКАН

Как только Юра пошел на сближение с огромной акулой, у Пети все замерло внутри. Он увидел злобные, беспощадные акульи глаза и от неожиданного страха забыл обо всем на свете. Рука помимо воли включила гидродвиг — и он помчался вдоль холма, ничего так не желая, как оказаться подальше от страшной акулы, от ее неподвижного цепкого взгляда, от ужасных зубов...

Кто знает, куда занес бы Петю работающий во всю мощь гидродвиг, если бы по пути ему не встретились дельфины, добродушные и спокойные животные. Увидев их, Петя остановился. Дельфины окружили мальчишку, заглядывали в его лицо с поистине человеческим любопытством. Их спокойствие и доброе расположение вернули Пете самообладание. Он подумал о Юре. И тут почувствовал, как лицо его запылало. Он оставил друга в беде! Наедине с акулой!

Дельфины продолжали кружиться вокруг мальчишки. Один из них ткнулся губами в прозрачный купол шлема. Но Петя уже не замечал дельфинов. Что случилось? Где Юра? Неужели погиб?..

Куда теперь плыть? Он чувствовал себя ужасно виноватым и, чтобы приглушить голос совести, попытался найти себе оправдание. «Зачем,— думал он,— Юрка нападает на акул? Едва увидит какую, так его и подмывает сразиться с ней! А если не сработает копье?.. Зачем ему вообще далась эта Атлантида! Надо было с самого начала понять, что затея с Атлантидой добром не кончится. Теперь пусть пеняет на себя. Если бы я не убежал, сейчас, наверное, тоже был бы в акульем брюхе. Добраться бы только до острова. Все расскажу отцу, все как было...»

Но, может, Юра еще жив? Тогда почему его не слышно?

Петя повернул назад. Плыл на самой медленной скорости у самого дна, напряженно всматриваясь в океанскую синь, подернутую солнечными бликами. На глубине десяти — двенадцати метров увидел ложбину, свободную от водорослей. В одном конце ложбины высился утес, у его подножия валялось несколько крупных валунов. По дну ползали трепанги. Необычно крупная морская звезда, синяя в красную крапинку, наползала на раковину мидии. Петя отрешенно уселся на плоский, с волнистым краем, камень. Рогатый бычок, уродливое страшилище, неохотно отплыл в сторону, уступая мальчишке место. Усаживаясь поудобней, Петя оперся рукой о камень и тут же вскрикнул от сильной боли — кисть его левой руки оказалась зажатой. Попытался выдернуть ее, но каменные тиски сжались еще сильнее. Только сейчас, разглядев под слоем моллюсков и водорослями «камень», Петя понял, что его руку прихлопнула тридакна, гигантский моллюск. Ему стало дурно.

Вспомнил: Юрка рассказывал о тридакнах жуткие истории. Древние ловцы жемчуга и аквалангисты нередко погибали, схваченные створками тридакн...

Чем сильнее Петька дергал руку, тем крепче сжимались створки.

Рука онемела. Было ясно, что вырваться из этого капкана невозможно. Схвачен намертво. Волки, попадая в капкан, отгрызали себе лапы,— а как быть мальчишке? Отрезать руку? Еще чего! Что угодно, только не это... Лучше умереть!

Вдруг появились дельфины. Они сновали вокруг с озабоченным видом. Один подплыл совсем близко, осмотрел тридакну, попробовал ее зубами и виновато взглянул на Петю: мол, рады бы помочь...

Сколько же тридакна способна вот так не разжимать свои тиски? Не упустить бы только момент — сразу выдернуть руку.

Быстро темнело. Сумерки, прятавшиеся в глубинах, поднимались к поверхности. Дельфины исчезли так же внезапно, как и появились. Свободной рукой мальчишка отцепил от пояса фонарик. В это время перед ним проплыла стайка полосатых рыб. Лоцманы! Петя похолодел. Появились лоцманы — жди акул. Он зажал фонарик, не включая, между колен. Включит, когда совсем станет темно. Вместо фонаря взял копье, решив защищаться до последней капли крови.

Юра чуть не плакал. Поиски пропавшего Петьки не привели пока ни к чему. Как теперь возвращаться домой? Как объясняться с Петькиными родителями? Сердце сжималось от недобрых предчувствий.

Подавленный, Юрка безвольно болтался на волнах, прислушивался к монотонному шуму. Время от времени помахивал фонариком — в темноте луч фонаря виден был далеко. Если Петька сейчас где-нибудь на поверхности — непременно увидит. Послышалось какое-то хрюканье. Юрку окружили дельфины. Среди них он узнал дельфиненка, узнал не только потому, что тот был меньше остальных,— дельфиненок осторожно толкался рылом в шлем. Юрка догадался включить логоформ.

— Ты очень хочешь найти своего товарища?— спросил дельфиненок.

От такого вопроса у Юрки, казалось, остановилось сердце:

— Вы знаете, где он?! Вы его видели?!

— Он в беде. Мы сами не можем его выручить. Его схватила тридакна... Мы поведем тебя к нему!

Несчастный пленник сидел перед тридакной на корточках и светил фонарем, в ярком луче сновали рыбы, словно ночная мошкара вокруг уличного фонаря. Морские окуни выскакивали из темноты, схватывали завороженную светом рыбешку и тут же исчезали во мраке.

— Вот он, твой друг,— сказал старый дельфин.— Не приложу ума, как его можно выручить.

Увидев вынырнувшие из мрака тени, Петя испугался. Окруженный светом собственного фонаря, он ничего не видел за пределами десяти — пятнадцати метров, и когда стая дельфинов влетела в освещенное пространство, подумал, что это акулы. Но тут же заметил Юрку и разразился неожиданными рыданиями. Юрка, чуть не плача от радости, ткнул его кулаком в бок.

— Ты почему сбежал?

— Испугался,— отвечал Петя сквозь слезы.— Это было ужасно, когда акула пошла на тебя...

— Ах, испугался!— язвительно воскликнул Юра, чувствуя, как его захлестывает гнев.— Это мне надо было пугаться, а не тебе! Сидел бы на месте!

Петя ничего не ответил. Слезы продолжали бежать по его щекам, а он не мог их даже вытереть.

— Как это тебя угораздило?— спросил Юра, осматривая тридакну.

Могучие створки раковины сомкнулись намертво. Гигантскому моллюску ничего не стоило совсем отдавить Петьке руку. Подобрав со дна несколько подходящих камней, Юра втиснул их в щель створок по обе стороны Петькиной руки. Надо быстрее что-нибудь придумать. Он старался вогнать каменные клинья поглубже, ударяя по ним другим камнем и надеясь, что хоть немного разожмет эти проклятые створки. А что, если попробовать копьем? Мог пострадать и Петя. Положение казалось безвыходным. Юра с досады несколько раз ударил камнем по замшелой створке, словно взывал к совести спрятавшегося там моллюска. Общаться с ним через логоформ было невозможно: моллюск — существо безмозглое. А раскрыть его створки можно было только силой, но где он, этот силач, способный разорвать мускулы гигантского моллюска!

— Очень больно?— спросил Юра, поглаживая защемленную Петину руку.

— Вначале было больно, теперь не болит. Рука онемела.— Петя перестал плакать. «Что бы дальше ни случилось,— думал он,— а Юрка рядом!»

— Очень сильный моллюск!— заметил старый дельфин, остановившись перед мальчишками.

— Да, очень сильный... Я не знаю, кто может разжать эти створки,— откровенно признался Юра.

— Мы тоже бессильны. Но есть в океане зверь, которому ничего не стоит разорвать их.

— Какой зверь?

— Гигантский кальмар Архитевтис. Однажды я видел, как он схватился с кашалотом и задушил его.

— Где он живет? Не захочет ли он помочь нам?

— Он живет не очень далеко, но там большая глубина... Сможешь ли ты спуститься на такую глубину? Она даже для нас, дельфинов, предельна...

— Нет, большая глубина не по мне.

— Тогда я сам попытаюсь уговорить его,— сказал старый дельфин.— Говорить с ним нелегко, он стар, необщителен... Но попробуем. Если он кое-что вспомнит, то не откажет нам в просьбе... Мы сейчас поплывем к нему, а несколько дельфинов останутся здесь,— в окрестностях рыщут акулы.

Петя с безучастным видом наблюдал за дельфинами. Он не знал, о чем говорил с ними Юра, чувствовал огромную усталость и хотел спать. Тридакна уже не давила с такой силой, как раньше,— мешали каменные клинья. Но и не отпускала! Петя верил, что Юрка придумает что- нибудь. «Он ведь голова!»

— Хочешь спать?— спросил Юра.

Петя кивнул головой.

— Ладно, спи,— сказал Юра, снова берясь за Петину руку. Она у запястья посинела. Это было заметно даже при свете фонаря.

 

ЧУДОВИЩЕ, КАКИХ НЕ ВИДЕЛ СВЕТ

Кальмар Архитевтис жил километрах в семи-восьми от ложбины. Он обосновался в узком гроте среди скальных нагромождений на глубине около ста метров. У него не было врагов. Все боялись его могучих объятий и грозного клюва. Трудная и, надо признаться, случайная победа в схватке с кашалотом принесла Архитевтису славу. Его имя наводило ужас на обитателей океана и вызывало уважение даже у кашалотов, извечных врагов кальмаров. Место, где обитал Архитевтис, кашалоты обходили стороной. Он был злопамятен, этот кальмар, он же спрут, он же кракен, и стоило ему учуять кашалота поблизости, как он багровел от гнева и устремлялся в атаку. Бывало, он нападал даже на подводные лодки и небольшие корабли. Но как ни крепки его мышцы, его щупальца, вооруженные мощными присосками и страшными кривыми когтями, против стальных корпусов и могучих двигателей — они ничто. Ему нелегко было признать, что кто-то может быть сильнее, он был самоуверен и горд, у него было три сердца, а в жилах текла голубая кровь.

Почему же, несмотря на столь грозную славу спрута, вожак дельфиньего стада рискнул обратиться к нему за помощью? Да, Архитевтис грозен и злопамятен, однако помнит он не только зло, но и добро. Еще в пору своей юности, когда он не был так силен, на него напали акулы. Ловкость кальмаров общеизвестна, и от одной-двух акул он, конечно, ушел бы, а вот от стаи уйти не мог. Он пять или шесть раз выбрасывал перед ними чернильные «дубликаты» кальмаров, стремительно менял направления, но акулы не отставали. И пришел бы нашему кальмару конец, если бы не дельфины. Они внезапно налетели на стаю хищниц и рассеяли ее. Акулы бежали, им уже было не до кальмара. C тех пор Архитевтис не трогал дельфинов, а вот акул, как и кашалотов, преследовал с дикой яростью...

На добрую память Архитевтиса и рассчитывали дельфины. Он предпочитал спокойную жизнь, любил уединение, и уж если кто-нибудь мог расшевелить в нем добрые чувства, так только дельфины.

Он согласился, но поставил условие: после того, как он освободит пленника от тридакны, дельфины должны помочь ему добыть на ужин хорошую акулу. Ему ведь придется затратить немало сил, значит, потерю энергии надо восполнить.

— О чем разговор!— ответил дельфин.— Конечно, поможем. Кстати, человек, которого ты освободишь, добудет акулу без особых усилий. Есть у него такое оружие: акула, едва соприкоснувшись с ним, тут же падает бездыханной!

...Вслед за дельфинами из мрака выплыло чудовище, каких еще не видел свет. Не обращая внимания на мальчишек, оно мягко развернулось, раскинуло свои десятиметровые щупальца и улеглось на вершине утеса. Его размеры были столь внушительны, что одни только глаза имели в диаметре сантиметров сорок. Эдакие луны с щелевидными зоркими зрачками. «Ну и ну!»—восхищенно воскликнул Юрка, потрясенный гигантскими размерами спрута, неторопливые движения которого напоминали кадры замедленной киносъемки. У кальмара был синевато-коричневый цвет — свидетельство благодушного настроения.

В этот миг Петя проснулся. Его губы открылись в беззвучном вскрике.

— Не бойся! Его привели дельфины. Он освободит тебя от тридакны.

Спрут тем временем ухватился тремя или четырьмя щупальцами за скалу, а два щупальца, медленно извиваясь, поползли к тридакне. Осторожно, чтобы не задеть Петю, они облепили тридакну с двух сторон. Глаза спрута в свете Юркиного фонаря мерцали спокойно и сосредоточенно. Щупальца словно прилипли к створкам тридакны. Несколько долгих минут они пошевеливались, пристраивались, потом напряглись. Послышался хруст разрываемых мышц. Юрка мгновенно выдернул из щели руку своего бедного приятеля. Спрут разорвал тридакну надвое.

— Если вы не возражаете, я ее тут же съем! — сказал спрут и подтянул тридакну к себе, легко оборвав крепчайшие тяжи, которыми моллюск прирос к скале. Спрут, не мешкая, погрузил огромный коричневый клюв в мясо моллюска и стал похож на бульдога, вылизывающего миску.

— Вот и все!— В утробном голосе спрута чувствовалось сожаление. По его огромному телу волнами расходились тени серого, синего и... красноватого цветов. Красный цвет говорил о возбуждении, и причина могла быть только одна: неутоленный голод. Он обратил свои огромные глаза-луны с узкими щелями зрачков на ребят, точно увидел их впервые. Вожак дельфиньего стада решил, что пришло время напомнить спруту об акулах. Он заблаговременно послал несколько дельфинов на разведку, и один из них уже вернулся с сообщением, что большая стая акул пирует невдалеке, поедая свою сестру, пострадавшую от Юркиного копья.

— Ну, давайте акулу... Посмотрим, как ваши друзья управятся с нею!— сказал спрут.

— Вперед!—поспешно сказал вожак, понимая, что медлить нельзя.— Спрут однажды дал себе зарок не трогать дельфинов, но он не зарекался разнообразить свое меню людьми. Берите свои копья, надо отблагодарить спрута солидной акулой. Одним выстрелом сразу два добрых дела сделаем: акулу прикончим и спрута накормим...

К месту пиршества акул мальчишки и дельфины подплывали широким полукругом, чтобы прижать акул к скале. Гигантский кальмар плыл, несколько поотстав. Акулы, терзавшие свою мертвую сестру, не сразу заметили дельфинов и ребят, а когда заметили, подумали, что пищи прибавилось. Одна из акул, по-видимому, решила сразу же напасть на пришельцев. Она направилась к ребятам. Акула решила, что два-три дельфина не помешают ей разделаться с ребятами.

— Петя, отплыви немного назад, только не вздумай бежать! — сказал Юра.

Дельфин-вожак добавил, чтобы он при этом не слишком приближался к спруту, держался поближе к дельфинам.

Разъяренная,— как же, ее оторвали от трапезы в самый неподходящий момент,— акула бросилась на Юрку. Мальчишка наставил копье, вздрогнул от сильнейшего электрического разряда. Едва хищница перевернулась кверху брюхом, как мелькнула багровая ракета. Спрут подхватил акулу двумя самыми длинными щупальцами. Мощные зазубренные присоски впились в акулью шкуру. Спрут на всякий случай полоснул клювом по жаберным щелям неподвижной хищницы и устремился с добычей в темные глубины, к своему обиталищу.

В то время как спрут подхватил акулу, остальные хищницы почувствовали ловушку и заметались у подножия утеса. Особенно устрашил их спрут. Уже в следующее мгновение их стремительные тела исчезли во мраке.

На свет из морских глубин медленно поднимались осторожные рыбы. Одни останавливались в стороне, другие разыскивали среди водорослей остатки акульего пиршества. Дельфины собрались вокруг вожака, напоминая людей, совещающихся по важному вопросу.

— До утра еще далеко,— сказал Юра, мельком взглянув на часы.— Надо бы где-нибудь приткнуться, вздремнуть...

— Здесь плохое место,— заметил вожак дельфинов.— Место неуютное. Плывите за нами.

Юра боролся с дремотой, двигался в полусне. Усталость свалилась на него совершенно неожиданно. Впрочем, не так уж и неожиданно. Сколько пришлось пережить из-за Пети... Да еще эти схватки с акулами... Со стороны могло показаться, что Юре страх неведом,— а ведь он боялся. Еще как боялся! Когда он шел навстречу акуле и она окидывала его холодным беспощадным взглядом, у него прямо-таки обрывалось сердце. Какая-то часть его существа вдруг отключалась, мир исчезал, оставалось до жути четкое восприятие акулы и опасности. Юрка в это время старался не думать, что произойдет, если копье случайно даст осечку... Через несколько минут после поединка поражался: неужели он одолел такого зверя?

Дельфины остановились над отмелью, усеянной скалами и валунами.

До поверхности оставалось метров пятнадцать. Кораллы образовали здесь нечто вроде крепости: в ней можно было спрятаться. Лунный свет пронизывал спокойную, прозрачную воду, придавал кораллам, водорослям, скалам и многочисленным коралловым рыбам призрачность. В свете фонаря Юрка увидел, как внимательно дельфины обшаривают каждый уголок на площадке, огороженной скалами и коралловыми наростами.

«Все в порядке!»— сказал через некоторое время старый вожак. Это означало, что мурен или других ядовитых соседей здесь уже нет. Юра вытащил из сумки шнур, сложил его вчетверо и серединой привязал к прочно сидящему коралловому выступу так, что концы шнура оставались свободными. Один конец он дал Пете и велел привязать к поясу. Сам привязался вторым концом. Теперь можно было не опасаться, что течение унесет их во время сна в разные стороны.

— Спите спокойно, мы будем поблизости,— сказал, обращаясь к Юре, вожак дельфинов.— Меня зовут Карро.

— Спасибо, Карро! Большое спасибо! Вы здорово нас выручили,— сказал Юрка, стараясь по каким-нибудь приметам запомнить вожака. Пока все дельфины были в его глазах «на одно лицо». Но Карро, если присмотреться, выделялся среди всех. Он был крупнее, массивнее, на его левой щеке был большой рваный розовый шрам — украшение, полученное в одной из многочисленных схваток с акулами.

— Мы здесь живем. Будем вас охранять. Там, где мы кочуем, акулы стараются не показываться. А вы, зная это, будете спать спокойно. А то какой же отдых, если боишься глаза сомкнуть! Мы, отдыхая, выставляем дозорных. В общем, все будет хорошо,— заключил Карро, видя, что Юрка клюет носом...

Дельфины ушли наверх. Петька сказал, что будет спать с зажженным фонарем.

— Не надо. Выключи. Свет привлечет к нам гостей. Барракуд, например.

— Но я боюсь темноты!

— Нечего бояться. Рядом дельфины. Давай выключай — и спать. Завтра надо проснуться с восходом солнца. По твоей милости я потерял сегодня день.

Засыпая, Юрка услышал таинственный голос, который уже слышал в начале путешествия: «Ни одна тайна не дается людям легко. Будьте настойчивы и бесстрашны — и вы будете вознаграждены. Непременно! Это говорю вам я, Хранитель Древних Тайн!»

Утром, едва солнце поднялось над горизонтом, ребята проснулись. Все вокруг сверкало красочным многоцветьем. Особенно хороши были коралловые полипы и рыбки, деловито снующие вокруг них. Дельфины резвились прямо над мальчишками, гонялись друг за другом по мелкой океанской зыби.

— Хорошо!—воскликнул Петя.— Мне снилось, что мы в Лас-Пальмасе... Они всегда будут с нами?— спросил он, указывая на дельфинов.

— Чего захотел! Конечно, нет! У них свои дела.

— Жаль. Были бы они рядом, я ничего не боялся бы!

К ним подплыл Карро.

— Кстати, вы что-нибудь ищете здесь? Или просто гуляете? — спросил он.

— Мы ищем древнюю страну. Вернее, ее следы. Здесь когда-то, очень давно, был остров. Его населяли интересные люди. Потом весь остров ушел под воду. Многие думают, что он был именно здесь,— сказал Юра, скромно спрятав свое «я» в толще слова «многие», ибо уже знал, что скромность — едва ли не самое ценное украшение человеческого характера.

— Океан велик. Остров мог быть где угодно. Возможно, он был здесь, кто знает?— заметил Карро и после небольшой паузы добавил, что среди дельфинов до сих пор жива легенда о катастрофическом взрыве, происшедшем в здешних местах в стародавние времена. Но где точно это случилось, дельфинам неизвестно.

— А вы никогда не находили здесь чего-нибудь, сделанного человеческими руками?

— Как не находили! Часто находим. Люди ведь бросают в океан все, что им не нужно!

— Извини, Карро, я не о том,— перебил Юрка.— Я имею в виду что-нибудь очень старинное, древнее — понимаешь? Если не предметы, то развалины домов и крепостей...

— Ничего такого я никогда здесь не встречал,— ответил дельфин.— Разве в океане может долго сохраняться что-либо? За несколько лет обрастет ракушками так, что и не разглядишь!

— Неужели мы зря затеяли поиски?— подумал вслух Юра, обращаясь скорее к самому себе, чем к собеседнику.

— Для вас это очень важно?—спросил Карро.— Тогда вам придется долго искать вашу страну. И все время помнить, что вы явились в мир, чуждый человеку. Ничему не удивляйтесь. Будьте осторожны. Будьте готовы к любой неожиданности,— здесь, в глубинах, многое решают сила и зубы.

— Юрка, давай вернемся домой!— снова заныл Петя.

Он видел, что Юрка долго говорил с дельфином, но без логоформа не понял, о чем они беседовали. В его душе шевельнулась ревность, он чувствовал себя лишним.

— И зачем только я связался с тобой! Ты же в любую минуту можешь струсить и подвести меня!— вспылил Юрка.

— Я не трус!— насупился Петя.

— Ах, да, ты не трус! Ты просто перепутал направление: вместо того, чтобы вместе со мной сражаться с акулами, ты показываешь им, как хорошо работает твой гидродвиг!

— Не надо на него сердиться,— сказал дельфин, пытаясь погасить неожиданную ссору.— Мальчишка не может быть сильнее, чем он есть на самом деле. Акулу и взрослые боятся, а ему это простительно, ведь он еще мал. Ты тоже не очень взрослый, но я удивляюсь, откуда у тебя такая выдержка? Ты так смело идешь на акулу, точно убиваешь их каждый день по дюжине.

Юрка самодовольно усмехнулся, но, обращаясь к Пете, заметил:

— Ладно! Не будем ссориться. Если тебе очень хочется домой, я попрошу вожака Карро, и дельфины проводят тебя на остров.

Петя оскорбился и ничего не ответил. Ребята отвязали и смотали шнур, спрятали его и всплыли на поверхность. Завтрак прошел на спокойной воде. Дельфины отправились охотиться.

 

ПРИЛИПАЛЫ И ЛОЦМАНЫ

Во второй половине дня за ребятами увязалась небольшая стая полосатых рыб размером с крупную сельдь. Они прижимались к мальчишкам, словно боялись остаться одни в океане. Петя отмахивался от них, но рыбы упорно не отставали. Это были лоцманы. О них в океане ходит дурная слава рыб, наводящих акул на жертву. «Надо отогнать их, а то нагрянут акулы, а у нас только по две запасные батареи»,— подумал Юра. Он посмотрел на ближайшего лоцмана и сказал, чтобы он и все остальные лоцманы убирались прочь.

— Но мы хотим составить вам компанию!—- ответил лоцман тоном, в котором сквозили и удивление и возмущение. Их никто никогда еще не прогонял.

— Нам компания не нужна!

— Мы наведем вас на вкусную рыбу!— пообещал лоцман.

— Если нам понадобится рыба, мы сами найдем. Но если вы сейчас не уберетесь, мы пообедаем вами!— при этих словах Юра выбросил руку с растопыренными пальцами в сторону лоцмана. В тот же миг компания исчезла.

Но одними лоцманами нежелательные встречи не ограничились. Вскоре на пути мальчишек появилось несколько длинных, стройных рыб, головы которых увенчаны овальными морщинистыми нашлепками. Рыбы увидели ребят и тут же бросились к ним, пытаясь приложиться этими нашлепками к их животам. Петя отбивался от них, поражаясь их назойливости. Полуметровый прилипала ткнулся в Юркин живот. Мальчишка почувствовал, как стянулась ткань костюма, и оттолкнул рыбу рукояткой копья. Но она и не подумала отцепиться, посмотрела на мальчишку неприязненно и удивленно. Тогда Юрка перехватил ее поперек гибкого туловища и попытался оторвать от себя. Костюмная ткань потянулась за рыбьим присоском.

— Зачем ты меня толкаешь? Почему тянешь?— спросил прилипала.

— Я не люблю, когда ко мне липнут!— резко ответил Юра.

Прилипала даже глазом не повел.

— Сейчас же отстань от меня!

— И не подумаю!— ответил прилипала.— Мы решили, что вы крупные и сильные рыбы. Мы видели, как вы убивали акулу. Мы вас очень уважаем! Мы преклоняемся перед сильными, пользуемся их благосклонным покровительством, лакомимся остатками их пиршества... Вообще-то мы предпочитаем акул. В присутствии акулы любой прилипала не побоится даже барракуду за хвост дернуть... Но сейчас акул здесь что-то не видно, вот мы и выбрали вас. А что?

— Вам не повезло. Мы презираем прилипал!

— Не может такого быть!— поразился прилипала. Его собратья, услышав необычный разговор, окружили Юру. В их глазах светилось изумление и некоторый страх.

— Не может такого быть!— хором повторили они вслед за своим вожаком, который все еще не отрывался от Юры.

— Если ты сию минуту не отцепишься, я возьму нож и проткну тебя насквозь! Ты своим гнусным присоском порвешь мне костюм!

Прилипала наконец понял — с ним не шутят.

— Ты не посмеешь сделать мне больно,— запричитал он плаксиво.— Большие рыбы так не обращаются с нами. Мы любим их и прислуживаем им. У нас очень тонкое чутье, мы наводим их на вкусную добычу и предупреждаем об опасности!

— Да, да!— поддержали остальные прилипалы.— Нет для нас большего счастья, чем присосаться к сильной рыбе и сопровождать ее! Все остальные рыбы, опасаясь акул, боятся и нас; уважая большую рыбу — уважают и нас! Иначе нельзя!

— Не прогоняй нас,— притворно хныкал прилипала.— Мы так несчастны! Мы без вас пропадем!

Прилипалы вертелись перед глазами, подобострастно виляли хвостами, старались показаться более жалкими, чем были на самом деле.

— Юрка, они меня раздражают!— сказал Петя.— Как их ни прогоняешь, не отстают. Можно я их копьем?

— Копье побереги для акул!— сказал Юра.— Может, и вправду эти рыбы будут для нас полезны!

Ну, возьмите нас с собой! Мы будем вам служить,— продолжали умолять прилипалы.

— Хорошо,— вдруг сдался Юра,— мы возьмем вас, но с условием!

— Мы согласны на любые условия! Мы любим вас! Мы видели, как вы убили нашу акулу, а она, смеем вас уверить, была не на последнем счету среди хищников!

— Погодите! Мы готовы оставить вас при себе с условием, что вы не будете прилипать к нашей одежде!

— Нет! Нет! Нет! На это мы не согласны! Мы слабые рыбы! Где нам угнаться за вами. Мы должны к вам прилипнуть!

Расталкивая стайку сардин, к ребятам снова приблизились лоцманы. Прилипалы заволновались.

— Не разговаривайте с ними!— прошептал прилипала.

— Почему? Разве лоцманы плохие рыбы?

— Нет, не плохие,— ответил прилипала.— Они не плохие, они хуже! Не доверяйте им, если начнут навязываться в друзья! Не общайтесь с ними, не подпускайте их к себе...— прилипала, по мере приближения лоцманов, понижал голос, и теперь его было чуть слышно.

— Это самые коварные и вероломные рыбы океана...

— А, пусть их! Мне что, жалко места?— дразнил Юра настойчивого шептуна.

— Нет, не говори так... Лоцманы — наводчики и предатели. Они клянутся вам в любви, сопровождают вас, а в самый важный момент оставят и переметнутся к более сильной рыбе, а то и наведут ее на вас...

— Посмотрите-ка! — воскликнул первый лоцман, повернувшись к своим друзьям.— Эти жалкие попрошайки и прихлебатели уже здесь! Как вам это нравится?

— Нам это никак не нравится!— дружно ответили лоцманы, и в их глазах сверкнула угроза.

Прилипала вдруг оторвался от Юркиного костюма, и Юра понял, что сейчас произойдет нечто интересное. Прилипалы сбились в плотную группу.

— А вы — подонки! — взвизгнул самый крупный прилипала.

— Ах, так!— оскорбился первый лоцман.— А ну убирайтесь отсюда, и немедленно!

— Сами убирайтесь!— ответили прилипалы.

— Они не хотят убираться!— сказал первый лоцман своим друзьям.

— Не хотят — заставим! — крикнул кто-то из стаи.

— Ну, прилипалы, не хотели подобру, пеняйте на себя!

Лоцманы дружно бросились на прилипал. Преимущество в размерах не помогало прилипалам. Лоцманы дрались яростнее, а уж с их ловкостью ничто не могло сравниться. Вскоре перед ребятами все смешалось. Прилипалы и лоцманы превратились в пестрый мельтешащий клубок, из которого время от времени выскакивала рыбина с обрывком плавника в зубах, поспешно проглатывала его и тут же снова бросалась в драку. Драка была жестокой, и Юра, наблюдая ее, так увлекся, что не заметил, как Петя взялся за кинокамеру. Он услышал стрекотание, оглянулся. Молодец, Петя! Хорошие кадры получатся.

Азарт битвы начал понемногу остывать. Первыми не выдержали прилипалы. Бросились врассыпную. Победа осталась за лоцманами. В роли победителей они выглядели прямо-таки отвратительно: высокомерно ухмылялись, хвастались друг перед другом: «Ты видел, как я цапнул того хиляка?..» «А ты видел, как я наподдал тому длинному?..» Они торжествовали.

Первый лоцман ткнулся в Юркин гермошлем:

— Видал, как мы их?!

Юра насмешливо хмыкнул, чем сильно обидел лоцмана, ожидавшего самых высоких похвал.

— А теперь вы нам позволите плыть впереди вас?

— Пожалуй, нет!— ответил Юра.— Если вы затеяли драку, чтобы доставить нам удовольствие, то напрасно старались!

— А что это делает твой товарищ?— встревоженно спросил лоцман.

— Снимает фильм.

— Это для нас неопасно?

— Ничуть!— И добавил:— К сожалению!

— Я не знаю, что он там делает, но если это для нас неопасно, пусть!.. Ну, так договорились!

Юра хотел уже решительно отказать, но не успел придумать, в какую форму облечь отказ — в грубую или вежливую,— как лоцман напустил на себя многозначительный вид и сказал:

— Если не позволите нам плыть с вами, вы крепко пожалеете! Мы сегодня же наведем на вас акул!

— О, да ты шантажируешь!— Юра, возмущенный до глубины души, замахнулся копьем... Но не ударил. Передумал. Решил посмотреть, что же будет дальше.

— Ладно, мы берем вас!— сказал он, решив отделаться от них хитростью.

— Вот и хорошо,— самодовольно проворчал лоцман.— Нечего было упираться!

Стая мгновенно выстроилась впереди ребят.

Странная кавалькада проскользнула над склоном холма. Когда Юра останавливался, чтобы осмотреть нагромождения скал и камней, лоцманы нетерпеливо шевелили спинными плавниками.

— Ты что, никогда не видел камней? Зачем их так разглядываешь, если они несъедобны? Камни — камни и есть! — сердился лоцман- вожак.

Юра не отвечал. Спокойно занимался своим делом. Погода наверху была солнечная, тихая; видимость в прозрачной воде — превосходная. Подводный мир раскрывался во всем своем великолепии.

— На исходе дня мы подплывем к большому коралловому рифу. Там, перед глубокой нишей в скале, много всякой вкусной живности!— доложил лоцман.

Они обогнули длинный риф и оказались перед одинокой отвесной скалой. Юра извлек из ножен кинжал и начал отковыривать ракушки и водоросли. Надеялся, что это остатки стены,— очень уж похоже.

Лоцман возмутился не на шутку. Вместо того, чтобы наброситься на трепангов, этот странный человек интересуется камнями! «Клянусь животом, его место в акульей утробе!»— решил лоцман.

На свободных от водорослей песчаных полянках, точно дыни на баштане, лежали морские огурцы; между ними ползали трепанги, медленно передвигались морские звезды, было полно морских губок и ежей. Юра напомнил Пете об осторожности — здесь недолго и костюм изорвать. На камне, чуть в стороне, колыхались щупальца пышной бледно-розовой актинии. Юра миновал ее и очутился перед огромным морским огурцом. Почувствовав постороннего, огурец зашевелил иглами, поежился. Юра направил на него антенну логоформа, но разговор не состоялся. Огурец безмолвствовал. Неожиданно мальчишка ощутил сильнейшую апатию, исходившую от этой гигантской голотурии. Апатия была настолько ощутимой, что еще немного — и Юра сам свалится рядом с огурцом, станет таким же толстым и безобразным и не сможет уже подняться» до конца своих дней... Апатия обволакивала сознание, приглушала всякое желание двигаться и думать.

Юра с трудом оторвался от голотурии, посмотрел на актинию, потом залюбовался горгонарией. Вот где раздолье для Пети с его кинокамерой! Такого красивого места в океане Юра не встречал уже давно, а может, и вообще не встречал. Актиния грациозно шевелила нежными щупальцами-лепестками, словно подзывала мелких рыбешек, а те беззаботно, с неистощимым любопытством кружились вокруг мальчишек. Порой какая-нибудь из них забывалась и, не сводя глаз с мальчишки, нечаянно касалась щупальца актинии, вздрагивала, как от удара током, и замирала, мгновенно парализованная ядом. Актиния тут же подхватывала ее многочисленными щупальцами — и рыбешка исчезала в сердце- вине коварного цветка.

Петя неустанно носился со своей камерой, стараясь ничего не упустить. Пятясь, он чуть не налетел на голотурию. Голотурия напряглась, выбросила на кинооператора облако мутной слизи и затем... вывернулась наизнанку. Вывернулась в буквальном смысле слова! Извергнула свой желудок и все, что в нем было. Лоцманы всей стаей набросились на желудок голотурии, точно на самое желанное лакомство. В считанные минуты от желудка не осталось ни крошки. Лоцман приблизился к Юре:

— А ты почему не ел?

— Во-первых, я сыт. Во-вторых, я не ем голотурий,— ответил Юра. Он наблюдал за группой морских коньков. Шахматными фигурками покачивались они на ветках водорослей, цепляясь за них хвостами.

— А что же ты ешь?— полюбопытствовал лоцман.

— Акул!— ответил Юрка, не моргнув глазом.

— О-о!

— Но не всегда!— уточнил Юрка.— Сегодня меня от них тошнит!

— Если тебе не нравятся голотурии и не желаешь акул, я приведу тебя к одной очень вкусной рыбе. Называется калкан. Плоская, безобразная рыбина. Когда лежит на дне, ее почти не видно. Однако нас не проведешь. Глаза у нас зоркие.

— Где же он, этот калкан?

— Недалеко. Поплыли?

— Поплыли!

Ребята медленно шевелили ластами. Под ними проплывали коралловые заросли, скалы, песчаные участки, усеянные раковинами моллюсков, звездами.

— Тише, эта рыба пуглива и ловко умеет прятаться! — сказал лоцман, спускаясь в неглубокую впадину. Юра пошел вслед за ним, махнув Пете рукой, чтобы не очень отставал.

— Вот она!— крикнул лоцман.— Хватайте ее!

— Где? Я не вижу...

— Да вот же! Хватайте!.. Недотепа!— лоцман от возбуждения не находил себе места.

Юра окинул лоцмана жестким взглядом и предупредил, что если он будет обзываться, то придется проткнуть его копьем и швырнуть прилипалам. Лоцман испугался, стал подчеркнуто вежливым и предупредительным.

— Прошу простить меня,— сказал он.— Теперь я буду знать свое место... А калкан — вот он.

Лоцман метнулся к плоскому, почти неразличимому овальному камню, и этот камень... повел глазами. Только хорошо присмотревшись, можно было обнаружить эту рыбину — совершенно сплющенную, будто по ней проехался дорожный каток. Маленькие глазки смотрели недоверчиво, опасливо косились на ребят. Калкан почти не обращал внимания на лоцманов.

— Вы что хотите со мной сделать?— спросил калкан.

— Не бойся, мы не причиним тебе зла! — ответил Юра, близко разглядывая калкана.

— Кто вас знает,— сказал калкан — С виду вы вроде добрые, а что у вас на уме?

— Мы не держим зла.

— Почему же ты медлишь! Хватай!— суетился лоцман.— О чем это можно разговаривать с вкусной рыбой! Зачем?.. Ничего не понимаю... О вас в океане распространилась слава акульих убийц, а вы опускаетесь до разговоров с паршивым калканом!— лоцман, казалось, был оскорблен в своих лучших надеждах. Он и его собратья с вожделением смотрели на калкана.

— Убей его хотя бы ради нас,— просил лоцман.— Убей, чего тебе стоит?

Юра не отвечал, продолжал внимательно разглядывать калкана.

— Нет, вы нам не подходите,— решительно заявил лоцман.— С вами сдохнешь с голоду.

Из синей глубины, из коралловых джунглей, из кустов водорослей все выплывала и выплывала пестрая мелочь. Тихие и любопытные рыбки чем-то напоминали ребятишек, ожидающих циркового представления.

— Лоцманы — ваши друзья?— спросил калкан.

— Нет. Они привели нас к тебе, чтобы мы тебя съели.

— Но это правда, что вы меня не съедите?

— Слово чести!

— Я вам верю. Но зачем вы доверяете лоцманам?

— Мы им не доверяем. Мы их временно терпим!

Лоцман, который не отходил от Юры, кажется, стал прозревать.

— Ах, значит так?— воскликнул он, услышав последние Юркины слова.— Значит, вы нас дурачите? Нас, лоцманов?!

Пока один лоцман выяснял отношения, остальные, нервничая и досадуя, задирались с рыбешками, которых было видимо-невидимо.

— Значит, вы считаете нас круглыми дураками?— приставал первый лоцман к Юре, пока тот не оттолкнул его рукоятью копья. Лоцман скрипнул челюстями, усеянными мелкими и очень острыми зубами. Подплыл к стае. О чем-то они посовещались и удалились. Уплывая, лоцманы бросали на мальчишек злобные взгляды.

 

ЛОЦМАНЫ ОБИДЕЛИСЬ

Калкан беспокойно шевелил плавниками, растерянно ворочая близко посаженными глазами. Иногда он посматривал на Юрку и бормотал: «Нет, добром все это не кончится...»

Из-за куста ламинарии показалась желтая рыбешка и остановилась перед Петей, который повел в ее сторону объективом. Рыбка вдруг надулась, мгновенно стала похожей на усеянный шипами мяч.

— Юрка, поиграем в футбол!— крикнул Петя.

— Ноги исколем!

Казалось, рыба-шар позирует Петьке. Пучеглазая красавица поворачивалась перед ним то так, то эдак. Когда ей это наскучило и она поняла, что ей ничто не грозит, вытолкнула из себя воду, снова стала обыкновенной рыбешкой и начала обкусывать коралловые веточки. При этом она, видно, нарушила границу чужого владения, потому что откуда-то снизу, из расселины в кораллах, выскочил кузовок и прогнал непрошеную гостью. Она отступила, капризно надув маленькие губки. Кузовок вернулся в укрытие и больше не показывался.

— Да, добром все это не кончится!..— все вздыхал калкан. Его плоское бугорчатое тело нервно вздрагивало.

— Да что ты волнуешься!

— Лоцманы... Мне не понравилось, как они уходили.

— Ушли, потому что поняли: нам они не нужны,— успокаивал его Юра.

— Нет, они обещали отомстить вам. Но вы можете за себя постоять, а мне придется плохо. Вы уйдете своей дорогой, а они на мне отыграются.

— Кто о н и?

— Те, кого приведут лоцманы. Скорее всего акулы.

На солнечной стороне скал царствовали водоросли, и в них чего только не плавало: морские коньки, рыбы-иглы, коралловые рыбки, креветки... По дну ползали крабы и морские звезды. Двустворчатые моллюски густо селились на камнях и отмирающих участках кораллов. Розовые тритонии, кокетливо украшенные двумя зелеными розетками, ползали по голым камням. По стеблям водорослей пробирались похожие на цветы дикого лука фиолетовые хермисенды. Глядя на грациозно раскачивающиеся стебли морской лилии метакрины, трудно было поверить, что это — животное. А фиолетово-зеленая комателла казалась кустиком папоротника...

Словом, это был, наверное, самый экзотический уголок Атлантического океана. Петя был убежден в этом. Он тонко чувствовал красоту, поддавался ее очарованию гораздо сильнее, чем Юрка, которого больше интересовала разумная жизнь как сложная система существующих в ней взаимоотношений, история ее развития...

Стрекоча кинокамерой среди водорослей и кораллов, Петя очутился в окружении стайки щетинозубов и коралловых рыбок, похожих на золотые портсигары. Они гонялись за креветками, рачками, морскими паучками. «Ах, вот оно в чем дело!»— догадался Петя. Он вспугивал всю эту живность, а щетинозубы ее ловили.

Петя так увлекся съемками, что потерял из виду Юру. Ему показалось, что он забыл, в какой стороне оставил приятеля. «Спокойно!» — говорил Петя самому себе... Вернулся назад, припоминая детали подводного ландшафта. Они были столь разнообразны, что не повторялись. Юра тоже, в свою очередь, забеспокоился, но в это время приятель появился из-за рифа в сопровождении целой стаи щетинозубов. Копье волочилось за ним на шнурке, точно хвост ската.

— Позвольте мне скрыться!—попросил калкан.

— Мы тебе надоели?

— Нет. Но вы привлекаете к себе слишком много внимания, а я не люблю этого... С минуты на минуту могут появиться акулы. Лоцманы злопамятны.

— Не бойся, с акулами мы справимся. Мне хотелось бы узнать, почему калканы такие плоские?

— Не только калканы сплющены. Палтусы, камбалы, ботусы, самарины, солеты, циноглоссы... Разве перечислишь всех сплющенных?

— Странно, многие рыбы как рыбы — стройные, симметричные, а вас точно кто-то нарочно изуродовал.

— Да так оно и было, приятель! Так оно и было!

— Расскажи! — попросил Юра.

— Когда же мне рассказывать?

— А где ты останавливаешься на ночлег?

— Здесь ночую,— ответил калкан.— Вон там, где побольше песка!

— Отлично!— обрадовался Юра.— День близится к концу, ночь скоротаем вместе.— И он подозвал Петю.

— Я здесь все уже заснял,— сказал Петя, усаживаясь рядом с Юрой,— а как твоя Атлантида?

— Пока никак. Но думаю, что остатки ее стен — под этими коралловыми наростами.

— А как ты до них доберешься?

— Надо взрывать.

— Взрывать? Ты серьезно?— удивился Петя.

— Не пугайся, я взрывать не собираюсь. Но в принципе, если хочешь знать, что находится под кораллами, их надо взорвать или пробурить... Но я надеялся, что мне поможет землетрясение. Нашел же Такума этот бюст!

— Случайно,— возразил Петя.

— Я тоже надеюсь на случайность.

Косые лучи заходящего солнца скользили по зыбкому потолку океана, покрывая его причудливым волнующимся узором. Блики колыхались на лицах ребят, на их серебристых костюмах. В скалах и впадинах сгущались сумерки.

— Спать будем здесь,— сказал Юра.

— Ах, был бы катер, мы бы спали в нем!— мечтательно вздохнул Петя.

 

АКУЛИЙ ТЕРРОР

Скорбные глаза калкана, казалось, затягивало легкой дымкой древней наследственной памяти. Можно было подумать, что он погружается в сон, а между тем логоформ фиксировал четкие биотоки его мозга...

«...Это было давным-давно. Так давно, что мы, калканы, иногда думаем: а было ли когда-нибудь вообще то время, когда мы кочевали в океане неисчислимыми косяками и никого не боялись? Да, было. Глядя на нас, многие обитатели океана завидовали: какие стройные и стремительные рыбы, эти калканы! Легкости и грации наших движений мог позавидовать даже сам сельдяной король. Мы были свободны и потому счастливы. Но разве живущие свободно знают настоящую цену свободе! Она была в нашем сознании столь же обычной и естественной, как вода. Мы попросту ее не замечали.

Однажды мы встретили стаю небольших полосатых рыб. Они вели себя весьма странно. Скажите, вам понравилась бы рыба, которая угодничает перед вами, подлизывается, льстит, а потом вдруг начинает грубить и вести себя высокомерно? За таким поведением, видно было по всему, крылись недобрые намерения. Когда у нас появилось недоверие к лоцманам,— а это были они,— наше положение ухудшилось, хотя лоцманы изо всех сил старались уверить нас в своей преданности.

Нам предстояло перекочевать на новые места. Накануне часть лоцманов вдруг исчезла, а те, что оставались, уговаривали нас немного подождать. «Вы не должны торопиться,— говорили они.— Сейчас, по мнению звездочетов, не время для кочевок. Мы говорим об этом только потому, что очень привязаны к вам, любим вас и для нас было бы большим горем услышать, что калканов постигло какое-нибудь несчастье из-за того, что они не послушались наших добрых советов». Старейшины калканов колебались. Одни говорили, что лоцманы что-то темнят, другие — что в предостережениях лоцманов есть правда. Единого мнения среди калканов не было, начало кочевки откладывалось.

На третий день из сумеречной бездны выплыла огромная стая акул во главе с Кархародоном — самым сильным и злобным зверем акульего рода. Их привели лоцманы, исчезнувшие несколько дней назад. Акулы окружили нас, прижали к рифу, и началось страшное истребление. Мы не могли вырваться, потому что за спиной акул нас поджидали их подручные — жестокие и беспощадные барракуды. Те, кому удавалось прорваться сквозь строй акул, попадали в беспощадные зубы барракуд. К вечеру, когда акулы насытились, а косяки калканов сократились наполовину, побоище утихло. Акулы и барракуды согнали нас на ровную песчаную площадку перед рифами и потребовали лечь на песок. Мы все мысленно прощались с жизнью, чувствовали, что это конец. Но судьбе было угодно иное продолжение.

Из середины акульей стаи выплыл Кархародон и навис над нами. Его ужасная пасть с пятью рядами зубов расплывалась в дьявольской улыбке.

— Вот так-то оно лучше!— сказал Кархародон таким тоном, что сердца наши заледенели. Те, кто предчувствовал, что встреча с лоцманами добром не кончится, обвиняли всех остальных калканов в беспечности и благодушии.

— Калканы!— сказал Кархародон.— Я решил установить в океане новый порядок! Во имя счастливой жизни будущих поколений всех рыб, в том числе и вашего. Я обещаю, калканы, что когда-нибудь вы будете вполне счастливы, но для этого вы должны приносить определенные жертвы, ведь счастье, как известно, не дается даром. Те, кого вы сегодня недосчитались,— ваш первый взнос. Ваше светлое будущее теперь в ваших руках. Отныне каждый вечер вы должны выделять для меня, моих слуг и соратников небольшой косячок калканов, достаточный для утоления нашего аппетита. Нам, царствующим особам, негоже рыскать по океану, как простым смертным, в поисках поживы. Это унижает наше высокое достоинство. Отныне вы будете отбирать между собой каждого пятого с тем условием, что отобранные, как удостоенные самой высокой чести, сами будут устремляться в наши раскрытые пасти...

И не вздумайте сопротивляться! Возможно, поначалу кое-кому нелегко будет привыкать к новому порядку, но таким, если они обнаружатся, с удовольствием помогут мои подручные, мелкие акулы и самые верные наши слуги — барракуды. Уверяю вас, пройдет совсем немного времени — и вы будете единогласно приветствовать мои новшества и всячески проявлять ко мне свою любовь.

Я, великий Кархародон, уважаю идеалы справедливости и свободы. А потому, во избежание всяких недоразумений в будущем, желаю, чтобы вы избрали меня своим господином и повелителем добровольно. Итак, кто против меня? Нет никого! Что ж, похвальное единодушие! Позвольте мне расценить его как первое проявление любви и преданности ко мне.

Калканы оторопели. Они были поражены до беспамятства. Как только Кархародон отвернулся, собираясь удалиться, в толпе калканов послышались единичные голоса тихого протеста:

— Мы не согласны!

— Нам даже не дали подумать!

— До сих пор мы были свободными и независимыми! Как же так! На каком основании нас хотят поработить!

Один отчаянный калкан осмелился выкрикнуть:

— Да здравствует свобода! Да здравствует жизнь!

Кархародон остановился и с изумлением посмотрел на свою свиту. Затем медленно развернулся и заскрежетал челюстями:

— Молча-а-ать!

Но калканы, немного пришедшие в себя и начинающие осознавать, к чему клонится дело, продолжали роптать:

— Так нельзя, мы тоже рыбы!

— Мы против!

По знаку Кархародона стаи мелких акул, вроде суповых и песчаных, а также барракуды бросились на беззащитных калканов. Океан потемнел от крови. Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Наверное, мы все были бы уничтожены, не будь Кархародон себе на уме. Когда тираны жестоки и глупы — это очень тяжело. Но тяжелее во сто крат, когда они жестоки и хитры. Кархародон, увидев, что нас осталась всего лишь одна треть, приказал остановить побоище, иначе некем будет управлять, не с кого будет брать ежедневную дань...

С этого дня океан стал для нас адом, а стоны — нашим утешением. Акулы и барракуды преследовали нас везде и всюду. Они высматривали тех, кто плохо, на их взгляд, ведет себя и тут же приканчивали. Мы пали духом. Наш вожак — всеми уважаемый старый калкан — временами впадал в глубокую меланхолию. «Калканы,— говорил он,— я слышу приближение новых бед. Смотрю я, как вы пугливо прячетесь в пещеры и прижимаетесь ко дну, стараясь остаться незамеченными, и диву даюсь: куда девалась ваша гордость, ваша любовь к свободе? Я уже стар, дни мои на исходе, и нет среди нас таких, кто мог бы поддерживать среди калканов дух мужества и надежды. Вы все больше опускаетесь. Наше племя перерождается на глазах. В сердцах калканов погасло пламя свободолюбия. Что же будет дальше?»

Что мы могли ответить своему мудрому старому вожаку? Что могли ответить ему существа, потерявшие веру в будущее! Мы уступили грубой и жестокой силе. Каждый день мы приносили в жертву своих близких. Но на этом наши беды не кончались. Барракуды и акулы каждый день врывались в наши стаи и опустошали их. Наша жизнь проходила под гнетом постоянного страха.

Однажды примчался молодой калкан. Принес тревожную весть. Барракуды потащили нашего старого вождя к Скалам Убегающего Солнца, где жил Кархародон и его приспешники. Мы переполошились. Послышались плач и причитания. Горячие головы призывали стряхнуть цепи страха, всем вместе ринуться к скалам и погибнуть вместе с вожаком. Все равно, говорили они, жизнь стала невыносимой. «Лучше умереть, чем дрожать, зарывшись в песок!» Осторожные успокаивали: «Это же безумие! Мы все погибнем, а какой прок?» Осторожные всегда так: чего-нибудь да боятся!

Горячие головы, собрав немало сторонников, бросились на выручку нашего вождя, но погибли, окруженные барракудами. Пас еще больше одолевали недобрые предчувствия. Морской петушок, как-то проплывая мимо, сказал, что над нашим вождем будет устроен суд.

Вечером нас навестила зубатка. Она высокомерно вплыла в середину стаи, по пути проглотила юного калкана и остановилась.

— Слушайте все! Я, личный глашатай великого Кархародона, говорить буду! Подлый калканий вожак, гнусный предатель-подстрекатель, будет казнен завтра на восходе солнца! Всем калканам быть к означенному сроку у Скал Убегающего Солнца! Ослушание карается смертью!

Едва рассвело, калканы в полном смятении столпились перед скалами. Нас окружили стаи живодеров. Куда ни посмотришь — злые глаза и острые зубы.

Появился Кархародон, окруженный прилипалами. Он окинул нас холодным взглядом:

— Рыбы! — сказал он (сказал так, что всем послышалось «рабы»).— С тех пор, как я стал вашим повелителем, я забыл, что такое спокойный сон и приятный аппетит. Целые дни провожу в заботах и хлопотах о вашем благе, не щадя зу... кха... кха... своего здоровья. Все стараюсь, чтобы каждый ваш день был сплошным праздником. Я очень крепко привязан к вам и не чаю в вас души. Эту привязанность разделяют и мои верные слуги — акулы, барракуды, мурены, морские черти и другие большие и малые хищники, мои активные помощники в многотрудном деле управления...

По, как мне доложили, моя самоотверженность кое-кому не по нутру. Кое-кто всячески желает калканам всяческого зла. Как вы думаете, кто же этот неблагодарный? Вы все хорошо знаете его. Это — отребье рыбьего рода — старый калкан. До-олго маскировался он под вашего верного друга и советчика, а на деле думал, как бы поскорее вас извести...

Кархародон сделал преднамеренную паузу... И что тут поднялось! «Смерть предателю!», «Позор калканам!», «Да здравствует наш великий и любимый Кархародон!» —кричали барракуды и акулы. По им мало было кричать самим. Они бросились в гущу калканов, требуя, чтобы они тоже славили Кархародона и проклинали своего вождя. Один калкан погиб, другой, третий... десятый. Остальные, обуянные страхом, начали кричать: «Смерть старому калкану!», «Да здравствует Кархародон!»

Кархародон взмахнул плавником. Барракуды бросились в пещеру и выволокли нашего бедного вождя, истерзанного, с оборванными плавниками, с вырванным глазом.

Калкана бросили к подножию скалы, на которой возлежал Кархародон. Тиран лениво взмахнул правым плавником, и меч-рыба, служившая палачом, пронзила калкана, пригвоздив его к песку. Наш вождь пытался что-то выкрикнуть, но другая меч-рыба добила его.

Этот случай совсем доконал нас, калканов. Дни потекли один горше другого. Печаль, тоска, безысходность и скорбь стали обычным состоянием нашего духа.

То было время, когда улыбка на губах калканов стала столь редкой гостьей, что о ней забыли. Калканы никогда не улыбались, зато скорбили постоянно. Кархародон и его подручные не забывали о том, чтобы причины для наших скорбей не истощались.

Шло время, бежали дни и годы, но не заживали наши раны, физические и духовные. И постепенно мы стали замечать странное перерождение калканов. С каждым новым поколением калканы теряли стройность и стремительность, становились все более сплюснутыми, при каждом подозрительном движении вжимались в песок. Сначала мы думали, что это случайности, пока не обратили внимание на то, что случайным становится рождение нормального калкана...»

Калкан вздохнул и замолчал.

 

ВСТРЕЧА С АКУЛОЙ-МОЛОТОМ

Над океаном занималось утро. Спящий Петя, удерживаемый тонким шнуром, напоминал диковинного воздушного змея, если смотреть на него снизу. Сумки, копье, кинокамера тянули его вниз, но костюм несколько раздулся и держал мальчишку на плаву.

Вокруг лениво плавали сонные рыбы. Иные стояли на месте, чуть шевеля губами и грудными плавниками. Белесые зонтики медуз поднимались с глубины к поверхности, поближе к солнцу. Юра, перебирая руками шнур, подтянул Петю к себе.

— Какой сладкий сон! — сказал калкан.

— Да, мой друг любит поспать! — ответил Юра, и тут заметил, что калкан чем-то озабочен.

— Когда ты спал, здесь проплыл тунец,— стал объяснять калкан.— Он остановился и разглядывал тебя и твоего приятеля. Спросил, не те ли вы люди, которые чем-то обидели лоцманов? Когда я сказал: да, те самые,— он попросил передать, что тигровая акула, подстрекаемая лоцманами, решила с вами разделаться... Она может появиться с минуты на минуту.

— Спасибо за предупреждение. «Знатную гостью» мы встретим с честью! — сказал Юра.

— Вы не боитесь ее? Тигровая — чудовище, каких в океане немного!

— Если бы мы боялись, то сидели бы дома!

Он, конечно, храбрился, не хотел показывать калкану, что встреча с тигровой акулой его не особенно радует. Лучше бы такой встречи не было. Может, разбудить Петю? Или спрятать его, спящего, в заросли, пока не минует опасность? Нет, лучше разбудить, кто знает, как обернется дело, пусть мужает...

Юрка растолкал приятеля.

— Зачем ты меня будишь? — спросил тот недовольно.— Я хочу еще спать!

— Он хочет спать! — иронически воскликнул Юра.— Ты что, Петя! Где ты находишься? Дома, в собственной спаленке? Сейчас к нам пожалует ее величество тигровая акула!

— Откуда ты знаешь? — спросил Петя встревоженно. Сонливости как не бывало.

— Дай-ка мне твое копье — проверю,— сказал Юра, считая излишним отвечать на Петькин вопрос.

Он вдруг понял, что помимо своей воли втягивается в какие-то сложные взаимоотношения с обитателями океанских глубин. Вот, пожалуйста, приобрел друзей-дельфинов и врагов — лоцманов и прилипал, которые начинают строить козни! Зачем это нужно? Ведь он надеялся спокойно искать легендарную Атлантиду! Он не возражает против друзей, но враги.. Нельзя ли обойтись без врагов? Надо ли было так грубо вести себя с прилипалами и лоцманами?.. Юрка перебрал в памяти подробности встреч с этими ничтожными рыбешками. Да, ребята не приняли дружбы прилипал и лоцманов — так что ж! Дружить невозможно с кем попало. В конце концов насильно мил не будешь — старая непреложная правда. А для того, чтобы дружить с прилипалами и лоцманами, надо самому быть прилипалой.

Там, где склон подводной горы круто обрывался в глубину, висели вечные сумерки, голубые — поближе к поверхности океана, синие — внизу. В прозрачной голубизне, усеянной медузами, появился дельфин. По тому, как смело он приближался к мальчишкам, они догадались, что это спасенный ими дельфиненок. Он очень обрадовался встрече, уголки его длинных губ так и растягивались в улыбке.

— А я опять потерялся! — возвестил он с таким видом, будто произошло самое радостное событие в его жизни.

— И ты не боишься, что получишь взбучку от родителей? — спросил Юра.

— О какой взбучке ты говоришь? — удивился дельфиненок.

— Взбучка — это взбучка! — сказал Юра.— Если ты совершаешь плохой проступок, тебя наказывают?

— Никогда! — ответил дельфиненок.

— Не может такого быть,— засомневался Юра.— Если я проказничал, меня или наказывали ремнем, если проступок серьезный, или проводили со мной воспитательную беседу, что очень скучно!

— У нас все по-другому,— сказал дельфиненок.— Когда мама перестала кормить меня молоком, я сам стал искать себе пропитание. Родители научили меня самостоятельной жизни: как ловить рыбу, защищаться от хищников, различать ядовитых животных... В остальном я должен был вести себя так, как и члены моего рода. Отец мне сказал: «Ты уже взрослый, то есть почти взрослый, и жизнь научит тебя всему, что надо знать дельфину! Жизнь — это сплошные уроки. Где-нибудь просчитаешься, значит, ты плохой дельфин, значит, тебя ждет смерть. Выживают только сильнейшие и умнейшие...» С тех пор я стараюсь быть самым сильным и самым умным, но это не всегда мне удается... Вот, я опять потерялся!

— Не беда! — успокоил его Юра.— Рано или поздно твои родители найдутся!

— Да, но они опять будут удивляться, что я остался жив! Дельфин, оторвавшийся от своей стаи, считается погибшим!

— Вот и отлично, пусть лучше удивятся, чем будут горевать.

— Но что я слы-ышал! — вдруг воскликнул дельфиненок.— О вас говорят повсюду. Говорят, что вы — истребители акул. Акулам это не понравилось, и они решили во что бы то ни стало растерзать вас. По пути к вам я с трудом увернулся от акулы-молота. Тунец сказал, что мне повезло: акула-молот ищет людей, то есть вас. Потому и не старалась меня поймать... Да, вот и она сама!

«Мы становимся популярными в океане,— подумал Юра.— Все ищут с нами встреч: тигровая акула, акула-молот...»

Зловещий черный акулий силуэт с головой необычной формы появился из темно-синей бездны в окружении полосатых лоцманов. Юра включил логоформ и, когда до акулы оставалось метров тридцать, предупредил хищницу, чтобы она не смела приближаться.

— Не обращай внимания на этого бахвала! — пропищал лоцман, плывущий рядом с акульей пастью.— Слухи о его силе преувеличенны! Это он от страха требует, чтобы ты не приближалась!

— Как будто я сама не вижу, что он хочет припугнуть меня... а сам дрожит от страха! — ответила акула, уверенно взмахивая плавниками.

До сих пор ребята видели акулу-молот только в океанариуме. Голова с вынесенными в стороны глазами — необычное зрелище, и нельзя сказать, что приятное. Сидящий в стороне от головы глаз вроде бы и не имел отношения к собственному туловищу. Казалось, он жил своей собственной жизнью. Было непонятно, зачем природе понадобилось отставлять его так далеко от головы.

— Петя, сдвинь предохранитель и возьми копье в правую руку!.. Оставь кинокамеру! — приказал Юра, медленно плывя навстречу акуле.

Когда ребят и хищницу разделяло не больше десяти метров, акула пошла кругами, ее движения стали нервными, порывистыми. Отведенный в сторону глаз зорко следил за ребятами. Юра знал, что на третьем или четвертом круге акула бросится на них.

— Значит, ты решила на нас напасть?

— А ты в этом сомневаешься?

— Нет, не сомневаюсь,— ответил Юра.— Мне известны гнусные акульи повадки! Только смотри, как бы ты не подавилась нами!

— Насколько я осведомлена, ты не рыба-еж и в моем горле не застрянешь!

— А все-таки подумай, пока еще не поздно!

— Тут и думать не о чем, слопаю вас — и баста!

«Странное дело, подумал Юрка, акула рассуждает, вместо того чтобы нападать. Может, для начала припугнуть ее?» Юрка поставил регулятор мощности на минимум.

— Ну, тогда разевай пасть пошире! — насмешливо сказал Юра, включил гидродвиг и бросился с копьем на акулу.

Акула еще не настроилась на атаку. Действия Юры застали ее врасплох. Через секунду электрический разряд пронзил хищницу от кончика рыла до кончика хвоста. Синие океанские глубины заволокло в ее глазах оранжевым туманом. В этом тумане мелькнула серебристая тень мальчишки с копьем. Акула попыталась схватить его, но решимость оставила ее, и она, беспорядочно размахивая хвостом и грудными плавниками, кинулась прочь, в глубину.

 

ДЬЯВОЛ

— О чем это вы говорите между собой? — спросил дельфиненок.

— Мой друг радуется, что ты с нами!

— Я тоже очень-очень рад. Только жаль, что я не могу разговаривать с твоим другом, как с тобой! — сказал дельфиненок.

— Скажи мне, какая рыба самая кровожадная в океане? — спросил Юра.

— Самая кровожадная и злобная — голубая акула. На ее пути лучше не попадаться. На моих глазах голубые однажды растерзали рыбу-пилу. Ужасно жестокие твари!

— Попалась бы эта голубая нам! Мы бы ей показали, где морские черти водятся! — самоуверенно заявил Юра.

— Где водятся морские черти, она и сама знает. Они водятся везде! — сказал дельфиненок, не уловив переносного смысла поговорки.— Но на вашем месте я поостерегся бы так говорить. Речь идет о самой сильной и самой злобной акуле. Правда, еще более сильные и злобные — мако, но их в океане немного. Они редко встречаются... Вы хоть и сильные, но у вас нет таких зубов, как у голубой акулы. Лучше не хвастайтесь. Хвастуны — самое лакомое блюдо для акул!

— Ты не понимаешь шуток, мой друг,— сказал Юра.— Но не будем об этом... Там, впереди, я вижу какие-то интересные утесы.

Очертания утесов живо напоминали древние развалины. Может, какой-нибудь город атлантов? Но нет! Это были все те же утесы, каких много в окрестностях; утесы, обросшие молодыми коралловыми колониями. Юра скользнул вниз, внимательно осматривая каждый выступ скалы, каждый камень, заглядывая в каждую щель. Везде он натыкался то на флегматичную морду морского судака, то на притаившуюся мурену, то на осьминога... И ничего, что говорило бы о предмете их поиска — легендарной Атлантиде.

Вдруг дельфиненок насторожился. Повернулся в одну, в другую сторону, забеспокоился. Юра в это время осматривал ущелье, Петя кружил с кинокамерой вокруг огненного коралла. Дельфиненок озабоченно доложил, что он чует приближение большой акулы...

— Много акул! Они плывут сюда! Лучше всего уйти с их дороги!

— Ну, нет! — ответил Юра.— Если будем уходить с дороги перед каждой акулой, нам только и придется бегать!

— Смотрите, я предупредил вас. Акул много... Они, несомненно, ищут вас.

— Конечно, мы могли бы включить гидродвиги и уйти от акул, но если они специально ищут нас, то не отстанут, пока мы их не проучим!

— Может, вы и правы,— сказал дельфиненок.— Хочу вам дать один совет. Я услышал его еще от своей матери. Она говорила, что, при всей своей жестокости и злобности, акулы весьма осторожны. Прежде чем напасть, они кружат вокруг жертвы, будто изучают, а на самом деле ждут, когда у жертвы ужас парализует волю к сопротивлению... Так вот, не надо ждать, пока акула приведет тебя в ужас, нападай первым или уходи...

— Спасибо, друг, ты подал очень ценный совет, и я при случае воспользуюсь им!

Он хотел было ответить дельфиненку, что повадки акул ему известны, что в недавних столкновениях с ними он не оплошал, но подумал, что дельфиненок огорчится. Ведь ему так хочется быть полезным для ребят! Они же спасли его от акульих зубов!

— Я чую еще одну большую рыбу! Она тоже направляется сюда... Это не акула. Ее зовут морской дьявол, иначе — манта, гигантский скат. Его нечего бояться, он мирный...

Морской дьявол плыл у самой поверхности океана, лениво взмахивая крыльями-плавниками. Увидел ребят — остановился. Отростки по бокам огромной пасти шевелились.

— Кто вы? — спросил скат, каким-то образом догадываясь, что Юра может разговаривать с ним.

— Мы люди.

— Лучше бы вам убраться отсюда, да поскорее. Здесь бесчинствует меч-рыба.

Скат не стал дожидаться Юркиного ответа, уплыл и приземлился на песчаной поляне среди водорослей. Юра встревожился. Меч-рыба могла нагрянуть с минуты на минуту. «Меч у нее длинный,— подумал Юра,— почти как электрокопье, если целиться в голову, меч может достать меня, а коснуться копьем кончика «меча», наверное, не просто — надо попасть, не промахнуться...»

Пока Юра раздумывал, как быть, трехметровая меч-рыба выскочила из-за скалы и увидела ребят.

— Петя, отойди в сторону! Если бросится на меня — бей сбоку!

Меч-рыба атаковала бы сразу, но ей помешало одно обстоятельство: ребят было двое, и она не знала, не могла сразу решить, кого проткнуть первым. Пока она колебалась, нервы у ската не выдержали, он взвился над поляной и попытался уйти в глубину. Меч-рыба увидела ската и тут же забыла о мальчишках. Она бросилась на ската с такой яростью, что ребята только переглядывались, ее движения и броски были столь стремительны, что скат не успел проплыть и пяти метров, как был насквозь пронзен мечом. Он рванулся в сторону, ударил меч-рыбу крылом. Захваченные зрелищем, ребята не заметили, как из сумеречных океанских глубин появилась акулья стая. Дельфиненок толкнул Юру носом и указал глазами на новую опасность.

— Петя, быстро за мной! — крикнул Юра, прячась за утес.

Акулы их не заметили. Они учуяли кровь ската, мгновенно окружили сражающихся, и всей стаей набросились на агрессора и его жертву.

Вслед за первой стаей появились и другие акулы, и теперь их кружило не меньше полусотни — кровожадных и свирепых. Все живое при виде акул затаилось, притихло. Даже мелкие коралловые рыбки попрятались в заросли. Даже лоцманы держались настороже — акула, возбужденная запахом крови, не задумываясь, проглатывала все, что попадалось на ее пути.

Дельфиненок, прижимаясь к ребятам, дрожал от страха. Только бы не выдать себя!.. Юра понимал, что сражаться с таким скопищем акул бессмысленно. Копьем успеешь поразить двух-трех, остальные растерзают. Осторожной бывает только сытая акула. Голодная, она забывает о всякой осторожности. Думает об одном: кого бы растерзать!

Когда от ската и меч-рыбы осталось только облако крови, которое медленно расплывалось в тихой воде, акулы начали рыскать вокруг да около. Иногда из водорослей выскакивала притаившаяся рыбина, и тогда две-три акулы приканчивали ее в один миг. Они кружили перед скалами, как собаки, и Юра подумал, что рано или поздно какая-нибудь хищница обнаружит их. Среди акул выделялась огромными размерами Мако. Лоцманы толпились у ее тупого рыла, словно наперебой пытались ей что- то внушить. Юра догадался включить логоформ.

— «...должны быть где-то здесь! Надо их хорошенько поискать!» — говорил лоцман. Акула-мако поводила злобными глазами вокруг себя, не торопилась. Акулы помельче изредка подплывали к ней, ожидая ее приказаний.

— Не понимаю, при чем здесь я! — сердилась Мако.— Вы же наши наводчики, черт бы вас побрал, вот и найдите их! Когда найдете, за нами дело не станет!

Лоцманы рассыпались по кустам и зарослям в поисках ребят.

— Петька, приготовься! Включаем гидродвиги на полный ход... Держись рядом со мной, не трусь, чуть что — пускай в ход копье!

Гидродвиги резкими, шумными выхлопами разорвали подводную тишину. Серебристыми стрелами выскочив из-за скалы, ребята бросились прочь от этого опасного места. Дельфиненок не отставал от них ни на метр. Акулы опешили от неожиданности.

— Где они были? — накинулась Мако на лоцманов.

— Здесь где-то прятались... — обескураженно ответил лоцман. Его сородичи тоже чувствовали себя попавшими впросак.

— Эх вы, медузы безмозглые! — рассердилась Мако.— И зачем только я держу вас при себе!

Она окликнула акул и приказала немедленно отправляться в погоню: «Во что бы то ни стало прикончить беглецов!»

Акулы рванулись вслед за ребятами. Дельфиненок мчался впереди, его мускулистое тело от напряжения едва не вибрировало.

— Ты плыви вперед, а мы отобьемся как-нибудь! — крикнул ему Юрка.

Дельфиненок ответил не сразу. Акулы наседали. «А если гидродвиг откажет? Мой или Петькин?» От этой мысли у Юры похолодело внутри.

— Здесь недалеко есть пещера. Может, вы там спрячетесь, пока я разыщу своих сородичей и позову их на помощь?.. Очень уж много акул! — сказал дельфиненок.

— Веди к пещере!

Беглецы по пути стремительно врывались в плотные стайки коралловых рыбешек, и стайки мгновенно рассыпались, разлетались в разные стороны. Впереди показались темные силуэты подводных скал. Ребята завернули за одну из них, проскользнули в узкую, темную, густо обрамленную водорослями щель.

— Вот здесь пещера,— сказал дельфиненок.— Я не буду останавливаться!

 

МУРЕНЫ

Дельфиненок исчез. Ребята на мгновение задержались перед входом, огляделись. Акулы должны были появиться с минуты на минуту. Юра посветил фонариком и вплыл в пещеру. Петя направился за ним, еще раз оглянулся и увидел лоцманов. «Наводчики» стремительно мчались к скалам и вели за собой акул. Едва Петя скрылся в пещере, стая акул запрудила все пространство перед скалами. Одна из наиболее нахальных ринулась было вслед за ребятами, но Петька резко выставил копье, и акула, напоровшись на смертоносный разряд, покатилась вниз по заросшему водорослями склону. Приблизилась и Мако со своими ближайшими друзьями и лоцманами. Она плыла величественно, не торопясь, как подобает царствующей особе. Гибель первой акулы привела Мако в ярость. Когда несколько голодных хищниц, обнажив частоколы зубов, бросились на погибшую, Мако остановила их: «Поберегите свой аппетит! Вы сможете утолить его этими дерзкими нахалами!»

Мако остановилась у пещеры: «Мерзавцы, знали, куда спрятаться!..»

Юра направил фонарик в один из темных углов. Яркий луч высветил оскаленную пасть крупной мурены.

— Петька, отойди от входа! — сказал он.— Здесь мурена! Я попытаюсь выгнать ее отсюда!

— Ты посмотри, сколько акул собралось!

— Об акулах пока не думай. Сюда они не сунутся. Сейчас мурена страшнее!

Змееобразное туловище хозяйки океанских пещер, ядовитой грозы рыб, неторопливо выпрастывалось из тесной щели.

— Надеюсь, ты уйдешь отсюда подобру-поздорову? — Юра посмотрел на мурену в упор.

Мурена, услыхав столь смелые слова, чуть не задохнулась от ярости. Подумать только, какие-то проходимцы осмеливаются прогонять ее, мурену, из ее собственного жилища!

— Сейчас я покажу вам, кто здесь хозяин! — прохрипела мурена.— Сейчас вы пожалеете, наглецы!

— Погоди, успокойся,— миролюбиво сказал Юра.— Мы бы не хотели с тобой ссориться!

— Ссориться? Я не собираюсь с вами ссориться! Я вас просто убью — и делу конец!

— Погоди! — терпеливо повторил Юра.— Не нужна нам твоя пещера. Мы зашли сюда только потому, что нас преследуют акулы.

— Акулы? Что ж, тем хуже для вас! — мурена несколько отвела назад голову и в следующий миг бросилась на Юру. Зубастая пасть сомкнулась в нескольких сантиметрах от его ноги. Мальчишка тут же ударил ее копьем.

Извивающееся в конвульсиях тело мурены Юра вытолкал концом копья из пещеры и столкнулся с тяжелым взглядом Мако.

— Ага-а-а! Вот ты, значит, каков! — Мако взглянула на Юру в упор.— Убиваешь бедных мурен?

— И акул! — ответил Юра, смело глядя в глаза акулы. Его бесстрашие произвело на Мако впечатление, и она незаметно отодвинулась от пещеры.

— Да, я слышала, ты убил нескольких моих сородичей. Ты и твой спутник — вы крепко пожалеете об этом! Я приговорила вас к смерти. Приговоренным к смерти лучше умереть сразу, так что давайте выходите из этой дыры. Выходите! — потребовала Мако, и толпа ее приспешниц согласно взмахнула плавниками. Акул перед пещерой собралось видимо- невидимо, а из синих глубин выплывали все новые и новые, всех рангов и мастей. Были тут и тигровые, и песчаные, и кошачьи, и куньи, и колючие, и леопардовые, и лососевые, и плащеносные, и португальские, и рифовые, и сельдевые, и суповые... Всем было велено участвовать в поиске и казни двух дерзких пришельцев.

— Почему ты думаешь, что мы пожалеем? Нисколько! Напротив, нам весело и приятно!

Мако удивилась. Она могла ожидать чего угодно, но чтобы перед нею, властительницей вод, вели себя так вызывающе... такого не бывало. Впрочем, кто их знает, этих людей, что у них на уме. Может, они и на самом деле ничего не боятся и могут сидеть в пещере и день, и два, и сколько угодно! Тогда какой смысл в осаде?

Первым советчиком акулы был прилипала, льстивый и угодливый. Акула, как и надлежит сильной, злобной и туповатой властительнице, обожала лесть, а первым среди льстецов и лизоблюдов был, конечно, он, прилипала, в лести и угодничестве не имевший себе равных.

— Как ты думаешь, правду говорит этот дерзкий? — спросила Мако, косясь на прилипалу.

— О, несравненная, мне кажется, что он врет! — ответил прилипала.

— А вы как считаете? — спросила акула лоцманов.

— Обычно прилипала брешет, но тут он говорит правду,— ответил один из лоцманов.— Мы считаем, что этих дерзких надо проучить, и как можно скорее!

— Ну, а вы что скажете? — спросила Мако остальных акул.

— Мы собрались перед этими скалами, чтобы расправиться с дерзкими, и не уйдем отсюда, пока не исполним твою волю!

— Но кто может мне ответить, сколько нам придется тут ждать? Они могут сидеть в пещере, сколько им вздумается, а у меня дел невпроворот. Океан велик, и я везде должна успеть! — сказала Мако.

— Мне кажется, этих дерзких можно из пещеры выдворить! — заметила акула-лисица.

— Каким же образом?

Акула-лисица не случайно носила свою кличку. Она была хитра и коварна. Она сказала, что «наглецов» можно изгнать из пещеры и предать их в руки великой вершительницы правосудия при помощи... мурен.

— Мурен? — удивилась Мако.— Как же это мурены смогут выдворить их из пещеры?

— Очень просто! — ответила акула-лисица.— Мы велим собрать всех мурен, живущих здесь. Пусть они все разом ринутся в пещеру! Дерзким придется выбирать, от кого принять смерть: от мурен или от акул.

— Ха-ха-ха! — засмеялась Мако.— Пре-е-ле-ест-н-о-о!.. Давайте же сюда мурен!

Акулы и барракуды бросились по всем закоулкам собирать мурен. Юра слышал все, что говорилось в присутствии Мако. И решил приготовиться.

— Петька, через пять или десять минут на нас нападут мурены. Много мурен. Ты становись слева от входа, за этим выступом, а я буду стоять справа. Регулятор напряжения тока поставь на 120 вольт, муренам больше и не потребуется.

— Много мурен! — испугался Петя.— Ой, страшно!

— Страшно не страшно, а за себя надо постоять.

Юра вдруг подумал о том, сколько сил, нервов, изворотливости надо тратить здесь, в океанских глубинах, чтобы выжить! Они пробыли под водой несколько суток, а кажется — вечность. Каждый час, каждая минута были заполнены изматывающей борьбой за жизнь.

Акулы отступили от пещеры, и на освободившееся пространство из щелей, зарослей и других укромных мест начали выползать мурены. Их гибкие тела, грациозно извиваясь, скользили по усеянному камнями дну. Маленькие глазки зорко всматривались в темное отверстие. Иные мурены достигали в длину больше двух метров, однако, несмотря на столь внушительные размеры, мурены, как большие, так и маленькие, оставались хищниками, действующими исподтишка, из засады, коварно и неожиданно. Проплывая под акулами, сопровождаемые высокомерными акульими взглядами, они явно робели, прижимались ко дну.

— Проучите их хорошенько!.. Хорошенько проучите их! — напутствовала Мако мурен.

— Вот они ползут! — крикнул Петя; его голос выдавал сильное внутреннее напряжение.

— Спокойно, не волнуйся. Одного прикосновения копьем достаточно. Смотри!

Первая мурена с полураскрытой зубастой пастью стремительно рванулась в пещеру и напоролась на Юркино копье. Следующую мурену достал Петя. Затем две или три мурены бросились в пещеру одновременно. Одна вцепилась в Петькины ласты. Пораженная током, она так и не разомкнула пасти. Петя несколько раз попытался сбросить ее, но хватка мурены была действительно мертвой.

— Они лезут, как смертники! — удивился Петька, тыча копьем то в одну, то в другую сторону. Перед входом в пещеру валялось уже около десятка мертвых мурен.

— А что им остается? Акулы велели им прикончить нас. Если мурены ослушаются, их прикончат барракуды. Вот они и лезут напролом... Все равно смерть.

Вдруг случилось неожиданное: старая, зеленого цвета, мурена поняла, что так или иначе смерти не миновать. Она остановилась перед грудой мертвых тел и подумала: «А чего ради мы должны нападать на этих людей? Что плохого они нам сделали? Почему мы должны умирать по прихоти акул?» Старая мурена тут же повернулась к остальным, следовавшим за нею, и сказала им о своих сомнениях.

— Не будем слушаться акул!—крикнула она.— Бросимся врассыпную по своим щелям. Покажем зубы барракудам и акулам. Пусть не всем, но кое-кому из нас удастся скрыться. Иначе — смерть всем!

Сказав это, зеленая мурена повернулась и стремительно бросилась в сторону от пещеры, к нагромождению камней, где можно было укрыться. Несколько мелких акул набросились на нее. Завязалась схватка. Конечно, силы были неравными. Старая мурена вцепилась в песчаную акулу и не разжала клыков до тех пор, пока остальные акулы не оставили от нее одну голову.

— Безобразие!— воскликнула Мако, возмущенная до глубины своей акульей души неповиновением мурен.— Как они посмели?

Мако была удручена. Она не привыкла к неповиновению и теперь подумала, что с мальчишками надо разделаться обязательно. Их надо убить любой ценой, в противном случае непререкаемый авторитет Мако расшатается. Мальчишки подают в океане Дурной пример неповиновения.

— Позовите ко мне суповую акулу!— потребовала Мако.

Суповая неуверенно подплыла.

— Ближе! Чего дрожишь?— прорычала Мако, презрительно глядя на суповую акулу. Другие акулы, более слабые, чем Мако, но посильнее суповой, тоже смотрели на последнюю с нескрываемым презрением. Сочувствия никто не проявил. Не осмелился проявить. Суповая акула слабо шевельнула плавником и придвинулась на один сантиметр.

— Мурены оказались слишком трусливыми и слабыми, чтобы расправиться с нахальными пришельцами. То, что не по зубам ничтожным муренам, надеюсь, будет по зубам акулам... Ну-ка, суповая, полезай в пещеру и вытащи негодяев на белый свет!

— Я? Но почему — я?— удивилась суповая.— Боюсь, я не смогу управиться с ними!

— Если ты акула, докажи это своими зубами!— проскрипела Мако, приходя в бешенство.

— Но есть более достойные акулы, например молот, голубая...— начала было суповая, надеясь угодить Мако. Но та уже потеряла самообладание.

— Ничто-о-о-жная! Эй вы, мои верные слуги! Суповая акула не заслуживает права именоваться акулой! Прикончить ее!

Суповую акулу растерзали в мгновение ока. Акула-лисица подумала, что, чего доброго, и ее может постигнуть такая же участь. Она приблизилась к Мако и сказала:

— Стоит ли напрягать ваши драгоценные нервы? Спрятавшихся в пещере мальчишек зубами не возьмешь. Их надо брать хитростью, а этим качеством я, слава богу, не обделена.

— Что же твоя хитрость предлагает?— спросила Мако.

— Пусть лоцман приблизится к пещере и передаст мальчишкам, что мы оставим их в покое, если они уберутся отсюда по-хорошему.

— А если они не захотят убраться?— недоверчиво спросила Мако.

— Тогда сделаем вид, что нам надоело осаждать их, и уплывем. Но оставим засаду,— сказала лисица.

— Ну, а если им вздумается принять наше требование и они уберутся?— спросила Мако.

— Пусть убираются!— воскликнула акула-лисица.— Нам того и нужно! Как только они оставят пещеру, нападем на них!

— Хорошо, быть сему!— ухмыльнулась Мако.

Юра видел, что Мако разговаривает с акулой-лисицей, но о чем у них шла речь — не знал, потому что логоформ позволял «слышать» собеседника только в непосредственной близости, не далее десяти метров. Остальные акулы медленными кругами ходили вокруг Мако, поодаль мелькали барракуды. Юра и не заметил, как они исчезли. Последней ушла Мако. Она приблизилась к пещере и, не останавливаясь, скользнула мимо, недобро косясь узким зрачком.

— Ушли!— воскликнул Петька.— Наконец-то ушли! Мне надоело сидеть в этой дыре!

 

АКУЛАМ НЕЛЬЗЯ ВЕРИТЬ

Там, где над бездной обрывалась рифовая гряда, возвышалась скала необычной, слишком «правильной» формы. Юра сковырнул ножом несколько мидий, оборвал водоросли и обнаружил небольшой участок гранита. Как ни всматривался он в него, ничто не говорило о причастности человеческих рук к этому «сооружению». Юра обследовал ее, от основания до верхушки — ни малейшего намека на Атлантиду. «Может, я не там ищу!»— подумал мальчишка, окидывая скалу рассеянным взглядом. Он мечтал найти остатки крепостной стены или хотя бы какой-нибудь необыкновенный архитрав с надписью на неизвестном до сих пор языке, гигантскую статую, амфору — да мало ли что могло остаться и сохраниться на морском дне от легендарного народа!

— Юрка, акулы!— вдруг закричал Петька.

Они нагрянули из темной бездны и устремились на ребят, которые только и успели, что прижаться к скалам.

— По крайней мере с тыла мы защищены!— нервно сказал Юра.

Петька заметил, что спокойствие дается ему с трудом, но это обстоятельство только возвысило Юрку в его глазах.

— Копье поставь на триста вольт!— сказал Юра.— Будь внимателен!

Белоперая акула в три метра длиной на большой скорости кинулась к ребятам и в последний миг, точно ястреб на вираже, ушла в сторону, чуть не задев Юру хвостом. Юра успел толкнуть ее копьем, акула судорожно дернулась.

Такое начало решительно не понравилось остальным акулам. Они начали медленно кружить невдалеке.

— И зачем мы ушли из пещеры?— с сожалением сказал Петька.

— Нельзя же сидеть там все время!

— Теперь акулы не дадут нам проходу!

— Ну, это мы еще посмотрим!— сказал Юра, всматриваясь в стаю акул. Там появилась и Мако. Как ни старалась она скрыть свою неуверенность, акулы почувствовали, что в поединке с людьми их могущественная соплеменница явно пасует. Такое поведение Мако было более чем странным. Они ведь знают, что Мако — злобный и решительный хищник, нападает не задумываясь. А если задумывается, значит, что-то здесь не так.

— Как же их прикончить? — ломала себе голову Мако, медленно плывя в сопровождении эскорта лоцманов и прилипал. Ответ не приходил, и Мако все больше раздражалась. Она увидела ребят, слегка пошевеливающих ластами, у крутой, обросшей густыми водорослями стены подводного утеса. «Подумать только, какая мелюзга! Смотреть не на что, а вот не подступишься! А все из-за этих смертоносных палок...»

Мако остановилась в некотором отдалении, всматриваясь в мальчишек. Если бы ей удалось заметить в их поведении хоть немного страха, она была бы довольна. Но мальчишки вели себя осторожно, уверенно, и это больше всего пугало акулу.

— С ними надо разделаться во что бы то ни стало! — горячила себя Мако.— Иначе весь наш акулий авторитет... ах, да что об этом рассуждать!.. Эй, лоцман!

Лоцман подплыл к акуле и остановился напротив ее злого глаза.

— Отправляйся к этим людям и скажи, что я оставлю их в покое, если они уйдут отсюда по-хорошему!

Лоцман передал Юре слова Мако.

— Так я и поверил!— ответил Юра.

— Какие доказательства тебе нужны? Мако не обманывает!

— В океане нет ни одного существа коварнее и вероломнее акул! — сказал Юра.— Заверения Мако ничего не значат. Мы-то знаем акульи повадки! Передай Мако, что мы никому не хотим причинить зла. Мы уйдем отсюда, когда сочтем нужным. А тот, кто вынудит нас уйти раньше, чем мы этого захотим, может пожалеть!

Лоцман вильнул хвостом и вернулся к Мако. Остальные акулы из огромной стаи, кружащейся невдалеке, замерли в ожидании исхода переговоров.

— Ну, что они?— спросила Мако, упорно глядя на ребят.

— А чего можно ждать от наглецов?— ехидно ответил лоцман.— Говорят, что ты, Мако, гнусная и вероломная тварь, и они, если захотят, крепко тебя проучат.

— Так и сказали?!— спросила Мако.

— Так и сказали!— ответил лоцман.— Они сказали еще больше, но я не могу повторять их подлых слов, унижающих твое высокое достоинство.

— Ну, берегитесь, негодяи!—скрипнула зубами Мако.— Доберусь я до вас!.. Лоцман, передай им, что я — миролюбивая и добрая акула, но мое терпение не бесконечно!

Лоцман, весьма довольный своей миссией посредника, остановился перед Юрой и, понизив голос, сказал:

— Друзья мои, Мако вас боится. Все акулы вас боятся после того, как вы убили столько острозубых хищниц... Я ваш друг и уверяю вас, что вы можете разгуливать по океану совершенно свободно!

— Пошел прочь, наводчик! Мы знаем, чего стоят акулы и знаем, чего стоите вы, лоцманы!— проворчал Юра.

— Ну, как хотите!— сказал лоцман, поворачивая к Мако.

— Юра, давай прогоним их! Осадили нас и думают, что мы их боимся!— сказал Петька.

Юра с удивлением взглянул на товарища. Неужели не боится?

— Мы могли бы их прогнать, но видишь, сколько их тут? У меня осталась только одна запасная батарейка. Если будем слишком часто пользоваться копьями, они превратятся в обыкновенные палки. Как тогда будем защищаться?

Разговаривая с Петькой, Юра забыл выключить логоформ, и это могло кончиться для ребят плохо. Лоцман, сделав вид, что возвращается к Мако, юркнул в заросли и незаметно вернулся к ребятам. Он подслушал их разговор, из которого понял, что грозное оружие каким-то образом может потерять свою смертоносную силу. С этой радостной вестью он поспешил к Мако.

— Весть хорошая,— согласилась Мако.— Но я не знаю, как поскорее обезвредить их. Позовите лисицу, может, она что-нибудь придумает!

Тонким акульим чутьем Мако угадывала, что подслушанный лоцманом разговор мальчишек может сослужить ей неплохую службу.

— Юрка, если мы не можем прогнать акул, то давай убежим от них. Включим гидродвиги — и убежим!

— Не годится. Еще подумают, что мы трусы... Кстати, ты совсем забыл про свою кинокамеру, а где еще встретишь такое сборище,— Юра кивнул на акульи стаи. Он старался отвлечь Петю, но и сам боялся, что акулы налетят все разом, тогда отбиться будет уже невозможно. К тому же надо экономить батарейки.

— Смотри, Петя, акула-лисица опять подплыла к Мако! Что-то мне не нравятся эти их совещания...

Мако спросила акулу-лисицу об оружии мальчишек. Лисица ответила, что оно поражает, как удар электрического ската, только во много раз сильнее.

— А что это делает второй наглец? Что это стрекочет у него в руках?— спросила Мако обеспокоенно.

— Я тоже вначале думала, что это какое-то оружие,— сказала лисица,— но он строчит-строчит, а никто не пострадал. Вот я и подумала, что оно не опасно.

— Так что же нам предпринять, чтобы обезвредить их копья?— спросила Мако.

— Трудно ответить. Я не совсем поняла то, что подслушал лоцман.

— Эй, лоцман, повтори, что сказал мальчишка про свое оружие!

— Он сказал, что если копьями пользоваться слишком часто, они станут бесполезными...— сказал лоцман.

— Мне все ясно! — вдруг воскликнула акула-лисица.

— Что же тебе ясно?— недоверчиво спросила Мако.

— В их оружии самое страшное то, что является самым страшным в электрическом скате. Но ведь скат может сильно ударить не больше трех-четырех раз подряд. Потом он уже не может бить, и я, например, преспокойненько его пожираю. Точно так же, наверное, действует и оружие пришельцев. Если его слишком часто пускать в дело, оно теряет свою смертоносную силу. Вот и вся разгадка!— воскликнула акула-лисица.

— Слишком уж все просто! — заметила недоверчивая Мако.

— Другой разгадки, я думаю, быть не может!— сказала лисица.

— А как бы проверить?— спросила Мако.

— Налетать на мальчишек без передышки! — ответила лисица.

— Как, налетать? Ты, например, налетишь?

Акула-лисица задумалась.

— Налечу,— сказала она уверенно.— Однако потом, не сразу... Пусть сначала идут песчаные акулы, а я буду наблюдать. Как только увижу, что копья перестали убивать, вот тогда я и ринусь на мальчишек!

— Ишь, какая хитрая!— воскликнула Мако.— Нет, ты ринешься первой!

— Хорошо, я могу и первой,— спокойно ответила акула-лисица,— но если меня убьют, кто будет давать тебе полезные советы?

Мако испытывающе взглянула на лисицу и ухмыльнулась. Ей очень хотелось послать эту самонадеянную длиннохвостую первой в атаку, но она права. «Акула-лисица часто бывает полезной, в то время как вокруг шныряет столько мелких тварей: плащеносных, кошачьих, леопардовых, суповых, колючих и прочих... Не акулы, а мусор. Пусть всю силу своего оружия мальчишки израсходуют на них, тогда я и сама расправлюсь с ними — проглочу целиком!» Так думала Мако, готовясь бросить в атаку на мальчишек полчища мелких акул. И кто знает, как обернулось бы дело, если бы в эту минуту в стае не появилась акула-леопард. Она сказала, что невдалеке плавает мертвый кит, огромная жирная туша, которой хватит, чтобы насытить не одну сотню акул. Сама она, по ее словам, нажралась до отвала и удивляется, как это остальные акулы до сих пор не пронюхали о таком количестве мяса.

Изголодавшиеся акулы даже пасти разинули, слушая леопардовую. Они тут копошатся вокруг каких-то людишек, а рядом плавает столько мяса! Акулы мгновенно забыли о мальчишках и ринулись туда, где, по словам леопардовой, дрейфовал мертвый кит. Мако тоже успела проголодаться и теперь мчалась впереди всех.

Юра напряженно вслушивался в акулий разговор и, когда они все сразу куда-то умчались, усмехнулся:

— Акулы остаются акулами.

— Куда это они?— спросил Петька. Ему не верилось, что непосредственная опасность миновала.

— Умчались на обед.

 

ГОРЬКАЯ ПАМЯТЬ КАЛКАНА

Под ребятами проносились ущелья, узкие расселины, песчаные участки дна, коралловые рифы. Когда Юре показалось, что они ушли достаточно далеко, он решил всплыть на поверхность. Долгое пребывание под водой начинало угнетать. Они поужинали консервированной мясной пастой, запили очищенной морской водой, а главное — подышали нормальным воздухом. Океан все еще был тих и пустынен. Заходящее солнце — огромный багровый шар — опускалось в воду. Поморники летели в одну сторону — на юго-запад, возвращались на ночлег к береговым скалам Мадейры. Петька провожал их задумчивым взглядом, в котором легко читалось желание последовать за птицами.

— Ну, Петр, айда вниз!.. Выберем место для ночлега.

— А, это вы?— сказал калкан.— Ну что, нашли то, что искали?

— Пока нет. Но найдем!

— Если не помешают акулы,— рассудительно добавил калкан.

— A-а, что нам акулы!— Юра с деланной беспечностью махнул рукой.— Акулы нам не могут помешать, но, если говорить откровенно, они нам досаждают!

— Вам что! У вас есть чем защищаться!— сказал калкан.

— Да, в обиду мы себя не дадим!

— А у нас единственная защита — это поплотнее вжаться в песок, сделаться как можно менее заметными.

— Это тоже неплохая защита. Мы называем ее мимикрией.

— Твой друг уже спит!— заметил калкан.— А я вот сплю плохо. Все время надо быть настороже, чтобы не проглядеть опасность.

— Знаешь, калкан, я много думаю о том, что ты мне рассказал о своих сородичах. Ты многое помнишь. Расскажи еще что-нибудь интересное!

— На память я не жалуюсь,— не без гордости ответил калкан.— И рассказывать люблю... В прошлый раз я говорил тебе о том страхе, в котором держали нас акулы, барракуды, зубатки, морские окуни. Они находили нас всюду, куда бы мы ни прятались. Печаль и скорбь стали нашими вечными спутниками...

Как-то в наши края заплыл веселый, никогда не унывающий тунец. И то сказать, с чего унывать! Он быстрый, от любой акулы уйдет, не то, что мы, несчастные... «Братцы, что носы повесили!— воскликнул он.— Жизнь прекрасна! Долой печаль — она мешает наслаждаться жизнью! Долой скорбь — она уродует ваши души! Будьте оптимистами! Чему быть — того не миновать! Все к лучшему в нашем далеко не лучшем океане. Кто может сказать, что я тоже жертва? Мне приходится постоянно остерегаться облав, которые нам, тунцам, устраивают акулы. Жизнь тунца полна тревог. А разве по нас это видно? Я знаю, Кархародон и его подручные — а их у него тьма-тьмущая!— хотят, чтобы все рыбы в океане жили по принципу: «рыба рыбе — враг!» Нашим поработителям выгодно, чтобы часть нашей ненависти к ним перекинулась на других рыб, таких же обездоленных, как и мы сами. Тогда кархародонам легче было бы жить и править в океане. Мы все это знаем... Так будем, друзья, жизнерадостны назло нашим лютым врагам! Берите пример с нас, тунцов! Кто нас только не жрет, ха-ха-ха! Все, у кого острые зубы и широкая пасть! А нашим сестрам-скумбриям приходится и того хуже. Ну и что? Все равно мы веселы и толсты, потому что у нас жизнерадостный характер. Тунец — это весельчак, неунываха! Ха-ха-ха!

Призываю вас, друзья калканы, презреть удары судьбы... кха-кха!»

Тут тунец осекся, его глаза округлились, и он обеспокоенно стал оглядываться, готовый немедленно скрыться. Все стало понятно, когда мы увидели, что за кустом горгонарий притаился лоцман, подлый шпик, презренный доносчик... Он понял, что его обнаружили, и кинулся к акулам. Всем нам стало не по себе. Еще бы! Лоцманы — самые надежные осведомители Кархародона и его зубастой клики.

Тунец заторопился по своим делам, а нами еще больше овладели тоска и безнадежность. Нас томила неизвестность...

 

И ТОГДА НАГРЯНУЛИ КОСАТКИ

Ночью снова прошел сильный тропический ливень. Юрка проснулся от монотонного шума, доносившегося с поверхности океана. Там, казалось, кипел огромный котел. Время от времени подводный мрак озарялся ярким сиянием — наверху ночную темень вспарывали ослепительные молнии. Ливень прибил, пригладил размашистую океанскую зыбь. Вода почти не двигалась, заросли водорослей и буйные кусты горгонарий неподвижно толпились вокруг песчаной площадки.

...Ребята неторопливо плыли на глубине около пяти метров. Солнечные блики весело играли на кораллах, водорослях, камнях, на песке, в котором странно мерцали глаза звездочета. Вода была столь прозрачной, что коралловые рыбки четко различались даже на тридцатиметровой глубине. Из синей бездны всплыло огромное количество медуз, мелких и крупных. Они, едва пошевеливая краями полупрозрачных — с розовым и фиолетовым оттенками — зонтов, направлялись к поверхности, предвещая тихую, солнечную, безветренную погоду. Петя весело и беспечно носился со своей кинокамерой, снимал каждую рыбешку, каждый красивый уголок среди скал. Его беспечность привела к тому, что он запутался в длинных нитевидных щупальцах физалий. Юре пришлось вмешаться, чтобы освободить приятеля от цепких узлов.

— Они не повредили мне костюм?— встревожился Петя.

— Нет.

— Очень уж красиво сегодня — и ни одной акулы!— восторгался Петя.

— Ну вот, я так и знал!— воскликнул Юра упавшим голосом.

— Что «знал»?— спросил Петя, да так и застыл с открытым ртом.

Вокруг них, в какую сторону ни посмотришь, кружились акулы. Их движения были нервны, целеустремленны. Центром их внимания были мальчишки — это не вызывало сомнений. Кольцо постепенно сужалось. Появилась и Мако.

— Плохи наши дела!— прошептал Петька.— Теперь все...

— Спокойно, Петька, что-нибудь придумаем... Они сыты, смотри, как их всех расперло... Сразу набрасываться не станут.

Юра мучительно думал, как вырваться из акульей осады.

Вдруг акула-лисица насторожилась. Она прислушивалась, пока не обратила на себя внимание Мако.

— Что ты там слышишь?— спросила Мако.

— Мне кажется, сюда плывут косатки.

— Косатки?! Откуда им тут взяться? Еще утром их здесь не было!

Мако испугалась. С косатками шутки плохи. Их хитрость равна их силе, а кому не известно, что в силе косатка уступает разве что одному кашалоту! Мако подумала о том, как бы незаметно скрыться, так, чтобы остальные акулы не заметили ее трусливого бегства. Она могла бы повелеть всем акулам немедленно рассеяться, но тогда у нее самой осталось бы меньше шансов на собственное спасение. Мако строго посмотрела на акулу-лисицу и прошипела:

— Тише! Что орешь на весь океан?! Ты действительно слышишь косаток? Не ошибаешься?

— Не ошибаюсь! Они уже близко!

— Хорошо.— Я скажу остальным акулам, что мы уединяемся, чтобы посовещаться, а сами незаметно улизнем!

— Уже поздно!

— Что значит поздно?

— Да вот они, косатки! Они уже окружили нас!— крикнула лисица и рванулась в глубину.

Мако бросилась вслед за нею, но сверху стремительной глыбой свалилась косатка, ужасные зубы которой сомкнулись на загривке акулы.

— Что это, Юрка?— спросил Петя. Акул вдруг охватила отчаянная паника, они заметались, сбились в кучу. Со всех сторон на них налетели косатки и дельфины...

Это было ужасное побоище. В нем погибло около четырех десятков крупных акул. Косатки и дельфины окружили их тесным кольцом, не позволяя вырваться из круга смерти. Впрочем, небольших акул, таких, как суповая, кошачья, кунья, косатки выпускали...

Перед Юркой появился дельфиненок и пытливо уставился на мальчишку.

— Я очень боялся, что мы опоздаем!

— Так это ты привел косаток и дельфинов?

— Я!—сиял дельфиненок.— Дельфины сразу решили выручить вас, но косатки... их пришлось упрашивать!

— Ну, молодец, малыш!

Пока Юра разговаривал с дельфиненком, побоище закончилось. На дне лежали убитые косатками акулы: синие, мако, тигровые, молоты... Одна из косаток, чья голова была покрыта множеством шрамов, приблизилась к ребятам.

— Что, натерпелись страху?— спросила она.— Мы, кажется, поспели вовремя...

— Мы вам очень благодарны,— сказал Юра.— Акулы готовились убить нас, и, если бы вы немного опоздали, нам пришлось бы нелегко!

— Мы рады были помочь. О нас в океане чего только не говорят, но людей мы не обижаем. Мне кажется, что мы, косатки, и вы, люди,— дальние родственники.

— Дельфины — тоже родственники людям! — сказал старый дельфин Карро.

— Возможно,— согласилась косатка.— Мы-то с вами, дельфинами, родственники несомненные, хоть вы и терпите иногда от нас всяческие притеснения, особенно в голодные годы, не правда ли?

— Что правда, то правда... Косатки иногда очень сильно обижают дельфинов, а ведь мы — их меньшие братья! — грустно сказал Карро.

— Если б я мог помирить вас на веки вечные, я с радостью сделал бы это!— признался Юра.

— Такова жизнь, друзья! — сказала косатка.

— В таких случаях надо бы утолять голод акулами,— сказал Юрка.— На них в океане всегда урожай!

— А ты когда-нибудь ел акулятину?— спросила косатка.

— Не приходилось,— признался Юра.

— То-то и оно! Уверяю вас, съедите маленький кусочек — тошноты на целую неделю хватит! Мы вас понимаем, но и вы поймите нас! Если уж в наши зубы поймался какой-нибудь болезненный дельфинчик, убытку дельфинам от такой потери нет. Скорее, наоборот!

Кто знает, сколько времени упрекали бы друг друга дельфин и косатка, если бы не дельфиненок. Он все время пытался вставить слово, порывался что-то сказать и наконец решился:

— Конечно, всем хочется жить. Но если бы передо мной поставили выбор — в чьих зубах умереть: в акульих или косаткиных, я выбрал бы косаткины!

— Странная логика!— воскликнул старый дельфин...

Косатки ушли. Дельфины еще некоторое время резвились на поверхности океана вокруг ребят.

Петя достал из сумки тюбик абрикосового джема. Он любил сладкое. Выдавливая на язык небольшие комочки, он подолгу смаковал их. Юра, считая, что для восстановления сил нужна пища поосновательней, ел консервированный сырок.

— Смешная у вас еда!— заметил дельфиненок.— Это черви?

Паста, выдавливаемая из тубы, и впрямь напоминала червя: у Петьки — желтого, у Юрки — белого.

— Что ты!— воскликнул Юра.— Люди червей не едят!

— А похоже на червя... Я иногда встречаю похожих червей в песке, но я не ем их.

— Хочешь попробовать?

— Не знаю,— застеснялся дельфиненок.

— А ты все же попробуй! — Юра вынул тюбик с яблочным джемом, - отвинтил колпачок, продавил фольгу и попросил дельфиненка раскрыть пасть.

— А это не противно?— спросил дельфиненок.

— Нет. Это очень вкусно.

Дельфиненок открыл пасть, Юра выдавил на его толстый язык немного пасты. Дельфиненок смотрел на Юру очень серьезно.

— Теперь ешь!

— Боюсь!— признался дельфиненок, покачиваясь на волнах с полуоткрытой пастью. Он не знал, как ему быть: выплюнуть — ребята обидятся, проглотить — боязно.

— Да не бойся! Размажь пасту на языке — увидишь, как вкусно!

Дельфиненок рискнул. Сначала его глаза не выражали ничего, кроме тревоги. Потом тревогу сменило удивление.

— Сладко! — воскликнул он.

— Ну вот, а ты боялся!

— Можно еще попробовать?

— Пожалуйста! — Юра выдавил на язык дельфиненка небольшими порциями всю пасту. Дельфиненок причмокивал, как поросенок.

— Вкусно!— заметил он, преданно глядя в глаза.

— Жаль, у нас мало такой еды! Вся осталась на борту катера!

— И много ее там, на катере?

— Порядочно!

— Тогда я обязательно разыщу ваш катер. И вы меня еще покормите, ладно?

— Значит, понравилось?

— Понравилось. Но рыба все-таки вкуснее. Я ведь все время питаюсь рыбой, креветками, крабами!

— Если ты поможешь найти наш катер, обещаю отдать тебе весь джем.

 

НАДО ОПЕРИРОВАТЬ!

Юра задержался у отвесной стены утеса и начал перебирать пряди тонких водорослей. Они мягко колыхались, словно нашептывали: «И что ты, мальчик, тут разыскиваешь?»

— Все зря! — вырвалось у Юры с досадой, и он ударил рукоятью ножа по утесу.

— Что зря?— не понял Петька.

— Не найдем мы никакой Атлантиды!

— Ну вот еще!— Петька с возмущением посмотрел на приятеля.— Раскис... Юрка, я тебя не узнаю!

— Да не раскис я! Сколько скал, камней и утесов мы осмотрели, но нигде ни намека на Атлантиду!

— Может, она в другом месте?— спросил Петька.— Или ее так разрушило, что не осталось камня на камне... Ты же сам говоришь — прошло много времени. И вообще... Смотри, как здесь красиво!

Юра не ответил. Сумрачным взглядом окинул ближайшие утесы. Хотел что-то сказать, но замер на полуслове — в наушниках послышался странный, низкий, какой-то виолончельный гул. И на фоне непонятного гула четко выделялся голос Хранителя Древних Тайн:

— Не отчаивайся, человек! Не торопись разуверяться. Иногда не хватает жизни, чтобы раскрыть тайну... Но тебе я обещаю: ты кое-что узнаешь...

— Странно. До сих пор я думал, что это все-таки галлюцинации.

— Какие галлюцинации? О чем ты?— спросил Петя.

— Я уже несколько раз слышу непонятный голос.

— Человеческий?

— Человеческий... Только какой-то особенный, очень... широкий.

— Как это «широкий»? Разве голос может быть широким?— усомнился Петька.

— Представь себе! Такое чувство, что идет он отовсюду.

— Почему же я не слышу?

— Наверно, дело в логоформе.

— И о чем этот голос говорит?

— Об Атлантиде. Он говорит: «Не отчаивайся, человек!»

— Интере-е-сно,— протянул Петя, вглядываясь Юре в глаза.— А ты меня не дурачишь?

— Вот еще! Зачем нужно тебя дурачить?

— Интере-е-сно... Чей же это голос?

— Он назвал себя Хранителем Древних Тайн.

— Так пусть он выложит тебе тайну об Атлантиде — и дело с концом.

— Ха, это было бы слишком просто!

Юра задумался. Кто же он, этот Хранитель? Как он выглядит? И сколько же тайн хранит он? Все, или только самые важные? Если в мире что-то происходило, то память об этом не может исчезнуть бесследно... Не должна исчезнуть. Может быть, она витает вокруг нас в форме каких-то особых волновых сигналов. Этакие кванты вечной памяти. Надо только уловить их, расслышать. И если я слышу этот голос, то благодаря чему: логоформу или какому-то особому устройству моего мозга? Я ведь действительно слышу его. Мне это вовсе не кажется...

Петя начал снимать двух крупных крабов. Крабы дрались за мертвую рыбешку. Юрка, не торопясь, опустился на глубину и вошел в широкую расселину между двумя замшелыми утесами. В расселине было темно. Он переложил копье в левую руку и полез в сумку за фонариком. Пока разыскивал его среди туб с джемом, из черной глубины тихо выскользнула толстая змея и схватила Юру за руку, ту, что с копьем. Юра рванулся прочь, наверх. Змея напряглась, но не отпустила его. Он присмотрелся, увидел на змее ряды присосок и понял: «лапу дружбы» протянул ему крупный головоногий моллюск, кальмар или осьминог. Это надо еще выяснить.

В первое мгновение Юрка замер. Подумал, что моллюск успокоится и отпустит его. Не тут-то было! Чудовище начало потихоньку подтягивать Юрку к себе, в черную расселину. Юрка попытался перехватить копье правой рукой, однако моллюск тут же выбросил еще одно щупальце, и оно метнулось к свободной Юркиной руке. Мальчик быстро завел руку за спину — и щупальце оплело ногу. Позвать Петю? Испугается и наделает глупостей. Позову, решил, в крайнем случае. Вдруг пришла в голову спасительная мысль — гидродвиг! Он включил его свободной рукой во всю мощь — и рванулся наверх. Щупальца натянулись, напряглись. Из щели выползло еще одно, третье, и схватило Юрку за ласты. Хотя бы не порвал костюм,— подумал Юрка и начал брыкаться, в то время как гидродвиг понемногу оттаскивал его от расселины, вытягивая из нее и моллюска. Так и есть — осьминог! Старый, злобный, он цеплялся несколькими щупальцами за скалу, а остальными пытался подтянуть к себе мальчишку. С гидродвигом, конечно, осьминогу не совладать. И тут он просчитался — отпустил Юркину руку с копьем и схватил за ногу. Нечего и говорить, какую оплошность он допустил! Юрка, не медля, схватил копье правой рукой и ударил осьминога между глаз — они тускло отсвечивали в темноте расселины. Оглушенный моллюск отпустил мальчишку и выбросил густое фиолетовое облако. Внезапно освобожденный, словно выброшенный пращой, мальчишка метнулся к поверхности и сильно ударился спиной о выступ скалы. Гидродвиг заглох. Наступила тишина.

— Юрка, ты где?— в Петькином голосе слышалась тревога.

— Не беспокойся, я тут, рядом,— сказал Юрка и, обогнув скалу, носом к носу столкнулся с Петькой.— Посмотри, что с моим гидродвигом.

— О, на нем большая вмятина!

— Да?!— Юрка нащупал кнопку. Гидродвиг не работал.

— Как ты умудрился так долбануться?— озабоченно спросил Петька. Он сразу оценил положение: катер потеряли, гидродвиг остался один на двоих, ближайший берег — в нескольких сотнях километров...

— Чертов осьминог!— бурчал Юрка, расстегивая ремни.

Ребята поднялись на поверхность и заколыхались на оранжевых поплавках. Юрка вертел в руках злосчастный гидродвиг. Понял, что повреждение серьезное, без инструментов не обойтись, все осталось на катере, а где сейчас катер — один бог ведает.

— При чем тут осьминог?— спросил Петька.

— Он меня схватил.

— Да?— Петькины глаза округлились от изумления.

— Но теперь он уже никого не будет хватать. Я ударил его копьем.

На горизонте — ни единого пятнышка. По вечернему небу проплывали белые облака, темные тени скользили по воде. Откуда-то прилетел буревестник, привлеченный, очевидно, оранжевым цветом поплавков. Он кружил над ребятами, широко раскинув трехметровые крылья.

— Эй, ты, не знающий усталости! — обратился Юрка к вечному бродяге океанских просторов.— Тебе сверху виднее, скажи, ты не видишь поблизости какого-нибудь катера?

— Поблизости не вижу,— ответил буревестник,— но в середине дня я встретил катер. Он качался на волнах, и на нем не было людей.

— Он далеко отсюда?

— Отсюда не видно,— сказал буревестник.

— Ты хоть покажи, в какой он стороне,— попросил Юрка.

Буревестник указал клювом на юго-запад:

— Больших кораблей тоже нет поблизости?

— Есть один,— сказал буревестник,— но он быстро удаляется на север.

Пока Юрка разговаривал с буревестником, Петька сдвинул переднее стекло шлема, зажмурился от солнца.

— Хорошо здесь, наверху,— вздохнул он.— Дыши не надышишься... Что говорит буревестник?

Юрка, провожая глазами улетающую птицу, пересказал разговор.

Было ясно, что ребят поджидают нелегкие испытания. Пете придется тащить Юрку на буксире, скорость их передвижения заметно снизится. А если нападут акулы, спастись бегством теперь не удастся...

— Смотри, что это там?

Юрка увидел опадающий фонтан.

— Кит...— равнодушно ответил Юрка.

— Давай попросим его, может, он подвезет нас,— предложил Петька таким тоном, будто речь шла о такси.

Ребята закрыли шлемы и направились навстречу киту. Тень огромного животного смутно маячила в толще воды. Кит плыл медленно, шумно извергал фонтан за фонтаном.

— Это финвал,— прошептал Юрка. Он увидел белое брюхо и белые пятна на боках.

Кит, кажется, услышал ребят, потому что остановился и притих.

— Эй!— глухо пророкотал финвал.— Кто вы?

Мальчишки, едва шевеля ластами, приблизились и остановились перед левым глазом финвала, внимательным и огромным.

— Вы одни?— спросил финвал.

— Одни,— ответил Юрка.

— А что вы тут делаете?

— Да так, прогуливаемся,— ответил Юрка, не считая нужным рассказывать о действительной цели.— Мы приплыли сюда на катере,— добавил он,— но во время грозы, когда мы ушли под воду, буря сорвала катер с якоря и унесла куда-то.

— Плохи ваши дела,— вздохнул финвал.— Но мои еще хуже.

— Почему?— спросил Юрка.

— А ты зайди с другой стороны и посмотри, что у меня под правым плавником!

Ребята обогнули огромную голову финвала, медленно проплыли мимо его печального правого глаза и оказались под крылом напряженного, отставленного в сторону плавника. Его основание вспухло. В самом центре огромной двухметровой опухоли торчал гарпун с концом оборванного линя. Юрка осмотрел рану. К гарпуну не прикасался, боялся причинить гиганту боль.

— Кто это тебя?— спросил Юрка.— Ведь охота на финвалов запрещена!

— Мы и сами радовались, когда увидели, что нас, финвалов, больше не преследуют, но вот... видишь... Все-таки преследуют, пытаются убивать!

— Это браконьер,— сказал Юрка.

— Наверное, браконьер, но мне от этого не легче... Мне очень трудно передвигаться...

— Если ты потерпишь, мы попробуем вытащить гарпун,— сказал Юрка.

Финвал обрадовался, но засомневался:

— У вас не хватит сил!

— Мы все-таки попробуем,— сказал Юрка,— нам очень хочется помочь тебе!

— Ну ладно, попробуйте,— согласился кит.

— Петька, помоги!— попросил Юрка, приблизившись к гарпуну.

— Ты хочешь его вытащить?

— Конечно! Надо же выручить финвала.

— Но ведь он от боли шевельнет плавником — и нам крышка,— возбужденно прошептал Петька.

— Не шевельнет... Он понимает, что мы хотим ему помочь...

Ребята взялись за конец гарпуна, уперлись ногами в бок финвала и

попытались вырвать ржавое железо. Оно не сдвинулось ни на миллиметр. По телу финвала пробежала судорога, но кит даже не пошевелился.

— Петька, я буду тянуть за гарпун, а ты возьми конец линя, натяни его и включи гидродвиг.

Петька сделал, как велел Юрка. Струя воды от гидродвига захлестнула Юрку. Он весь скрылся в мелких пузырях... Мальчишки изо всех сил тащили гарпун. Но все напрасно. Гарпун засел глубоко и прочно. Облачко крови и гноя заволокло рану. Юрка махнул рукой, Петька выключил гидродвиг.

— Ничего не получается,— сказал Юрка с сожалением.— Наших сил здесь маловато.

— Конечно, маловато,— ответил кит.

— Но гарпун обязательно надо вытащить,— сказал Юрка,— иначе ты пропадешь!

— Конечно, пропаду,— горько вздохнул финвал.— Я понял, что смерти мне не избежать.

— Ну, нет, ты не должен умирать,— возразил Юрка.— Мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Конечно, придумаете!— сказал кит.— Люди — существа сообразительные... Вот и гарпун сообразили!

В словах финвала Юрка учуял иронию, и ему стало неловко, он почувствовал себя причастным к тем негодяям, что всадили гарпун в тело этого милого, добродушного гиганта.

— Не отчаивайся, мы спасем тебя во что бы то ни стало!

Но как? Воспользоваться кинжалом? Увы, Юрка хоть и не хирург, но понимает, что такая операция немыслима — нет обезболивающих лекарств; резать китовую плоть надо глубоко, а как это сделать обыкновенным ножом? Юрка задумался.

— Так что?— спросил Петька, который все это время не отрывал глаз от гарпуна и опухоли вокруг раны.

— Не знаю, что делать.— Надо вытащить гарпун.

— Вот бы Архитевтиса сюда!— воскликнул Петька.— Он запросто вытащил бы!

Верно, спруту ничего не стоило бы выдернуть эту занозу, но где он, этот спрут! Его могли бы уговорить дельфины, да ведь и дельфинов не видно.

Юрка снова начал обследовать рану. Страшная рана! Бедный финвал! Каково ему терпеть! Вытащить гарпун совсем не просто — он раскрыл свои чудовищные рога и захватил соседние мышцы.

— Юрка, я придумал вот что: привязать к гарпуну шнур. Другой конец шнура привязать к скале... или к затонувшей подлодке. Потом сказать финвалу, чтобы дернулся в сторону. Он сам себе и выдернет гарпун.

Юрка посмотрел на Петьку с удивлением. Он привык ожидать от приятеля всего, только не дельного предложения. То, что придумал Петя,— просто и гениально! Даже не верится!

Финвал внимательно слушал Юрку и согласился.

— Выбирать не приходится,— сказал он.

— Будет больно,— предупредил Юрка.— Очень больно.

— Я уже много дней плаваю с болью. Каждое движение причиняет мучительную боль. Притерпелся.

Ребята размотали шнур, сложили его и соединили с обрывком линя на гарпуне. Юрка вспомнил, какие скалы встречались на его пути — подходящего выступа он не примечал, а для скалы шнур был коротковат.

—- Где-то здесь на склоне холма лежит затонувший корабль,— сказал Юрка финвалу.— Если ты поможешь нам найти его, все будет в порядке.

— Я знаю, где он лежит. Плывите за мной,— сказал кит и осторожно взмахнул огромными хвостовидными плавниками. Могучий, не осознающий своей силы, он проплыл мимо ребят, как вагон пассажирского поезда. Мальчишки устремились за ним и безнадежно отстали, хотя он едва шевелил хвостом.

— Вы не можете плыть быстрее?— спросил финвал, подождав их.

— Не можем. У меня поломался двигатель,— объяснил Юра, показывая на гидродвиг за спиной.

— В таком случае взбирайтесь ко мне на спину.

Минут через десять-пятнадцать финвал всплыл на поверхность, ребята кубарем скатились с его спины вместе с потоками воды. Финвал запустил в небо фонтан и несколько раз шумно вздохнул.

— Корабль под нами,— сказал финвал, опускаясь в пучину. Юрка увидел внизу неясные очертания подводной лодки и узнал ее. Финвал остановился, а мальчишки поплыли вдоль изъеденного ржавчиной корпуса. В одном месте обшивка корпуса истлела. Обнажилась швеллерная балка. Юрка осмотрел ее, подергал,— вроде бы прочная. Он попросил финвала придвинуться как можно ближе правым боком. Кит послушно, с видом обреченного на муки, остановился возле Юрки. Мальчишка схватил конец шнура и привязал его к балке. Затем еще раз осмотрел рану и гарпун.

— Одну минутку, дружище,— сказал он киту.— Гарпун, как ты понимаешь, штука ужасная. Чтобы он легче вышел, я должен сделать вокруг него два-три надреза... поглубже... Иначе вместе с гарпуном ты выдернешь огромный кусок плоти... Ты согласен?

— Делай, как знаешь,— ответил финвал.— Я во всем полагаюсь на тебя. Действуй!

Юрка вытащил кинжал и решительно вонзил его в китовый бок рядом с гарпуном; представил, как финвалу, должно быть, больно, и сам вздрогнул. Разрезая неподатливую шкуру, он вдруг почувствовал себя настоящим хирургом, понял, что не имеет права поддаваться эмоциям. Лучеобразные надрезы потянулись, кровоточа, во все стороны от гарпуна. Толстый слой жира под шкурой разрезался легко и, очевидно, безболезненно. Когда Юрка, утопив руку с кинжалом по самый локоть, прикоснулся к мышцам, в которых застряли крылья гарпуна, финвал вздрогнул и слегка подался в сторону. «Дальше разрезать не буду,— подумал Юрка.— Будь что будет*.

Он велел Петьке подняться наверх, подальше от финвала и ржавого корабельного корпуса, а сам остановился перед правым Глазом кита и попросил его, не обращая внимания на боль, отодвигаться от корабля. Шнур натянулся. Финвал на мгновение остановился, но затем резко бросился в сторону. Раздался скрип и скрежет, шнур натянулся струной, корпус корабля слегка качнулся.

— Смелее, дружище!— крикнул он финвалу, который даже глаза сощурил от боли.— Смелее, резче!

Кит опять на мгновение остановился, будто собирался с силами, а затем резко рванулся влево. Скрежет повторился, что-то громко хрустнуло, треснуло.

Юрка увидел, как гарпун вырвался из китового бока и ударился о корпус корабля. Ржавое облако крови окутало рану кита. Финвал всплыл на поверхность, чтобы отдышаться. Юрка приблизился к ране. Из-за сильного кровотечения трудно было что-либо разглядеть, но ясно было одно — рана ужасная.

— Сейчас обработать бы ее антибиотиками,— заметил Петька.

— Очень больно?— спросил Юрка финвала.

— Все еще больно, но как-то легче,— ответил кит.

— Ты хочешь посмотреть гарпун?

— Гарпун?— удивился финвал.— А зачем?

— Ну как зачем? Ты чуть не погиб от него!— воскликнул Юрка.

— Нет, мой спаситель,— заметил финвал.— Причиной моих мучений был не гарпун, а тот, кто стрельнул в меня гарпуном... Ну да бог с ним.

— Рану надо бы полечить, но у нас нет никаких лекарств. Кровь так и хлещет!

— Ну, это ничего. Похлещет и перестанет. Крови у меня много.

— На кровь могут налететь акулы,— заметил Юрка.

— Не налетят. Я слышал, какое побоище устроили акулам косатки. Акулы еще долго не будут здесь показываться. На этот счет можно быть спокойными.

— На китов акулы тоже нападают?

— Бывает. Нападают на тяжело больных или раненых.

— Мы будем с тобой, пока твоя рана не затянется. Хорошо?— сказал Юрка.

— Не возражаю, если вы примете и мое условие.

— Какое?

— Я смог бы плыть в ту сторону, которая нужна вам. Куда вы хотели бы плыть?

— Вообще-то нам надо возвращаться домой, на остров Мадейру,— ответил Юрка.

— Вот и отлично. Мне тоже на юг. Наши пути пока совпадают, а дальше я поверну на запад.

Пока Юрка разговаривал с финвалом, Петька освободил шнур от тяжелого гарпуна, окруженного тучей мелких рыбешек, смотал его и повесил на пояс.

— Ну что, Петька, пора возвращаться домой!— сказал Юрка.

— Правда? Но как? Гидродвиг-то не работает!

— Нас подвезет финвал. Нам по пути.

— Вот здорово!.. А тебе не жаль возвращаться без Атлантиды?

— Жаль, да что поделаешь. Ее, наверное, надо искать иначе.

 

ОСЕДЛАЛИ ФИНВАЛА

Часа два спустя, когда багровое солнце опускалось в океанскую пучину, финвал набрел на скопление планктона. Удачная хирургическая операция подняла ему настроение. У финвала появился аппетит. Мощно ударяя хвостом, финвал входил в вираж, начинал кружить, вода завихрялась воронкой, густо насыщенной планктоном, и тогда финвал, распахнув огромную пасть, втягивал в себя «воронку». Пасть смыкалась, кит шумно выжимал воду и заглатывал многопудовый ком из рачков и мелкой рыбы.

Когда финвал кинулся «закручивать» воду и она закипела, как в гигантском котле, ребята не удержались на спине кита и скатились, ошеломленные невиданным зрелищем.

— Зачем он это делает? Взбесился?— спросил Петька.

— Какое там взбесился — кормится!

— Ничего себе! Попади мы в этот водоворот, он бы и нас проглотил. Смотри, какая пасть! Кровать поместится!

Глубина океана наливалась загадочной теменью. Первыми звездочками, будто в вечернем небе, вспыхивали искорки. С каждой минутой становилось их все больше, этих живых звездочек — мелких рачков и рыбешек, которым природа подарила фонарики для жизни в глубинах. Сумерки, наступающие в океанской бездне,— зрелище удивительное, располагающее к спокойным размышлениям. Но ребята не обращали внимания на красоту и не были склонны к размышлениям. Все силы у них уходили на. то, чтобы удержаться на широченной спине финвала. Сначала они сидели, прижимаясь к спинному плавнику, но вода бурлила вокруг них с такой силой, что пришлось лечь. Мышцы под толстой кожей кита перекатывались, как бревна. Финвал то погружался в воду, то выныривал, выпуская шумные фонтаны в усеянное звездами небо.

— Юрка, я уже не могу... Сейчас свалюсь,— признался Петька.

— Были бы у нас присоски, как у прилипал, мы бы теперь и горя не знали.

— А если попросить его, чтобы он плыл потише?

— Нельзя. Иначе он не может кормиться,— ответил Юрка.— Но я кое-что придумал.

— Дружище,— обратился он к финвалу,— ты можешь на минутку остановиться?

— Пожалуйста!

— Нам трудно удержаться на твоей спине, вот если бы...— и Юрка изложил киту свою мысль. Она не сразу дошла до великана. Финвал, надо прямо признать, соображал туговато.

— Делайте все, что находите нужным,— благодушно сказал кит.

Ребята распутали шнур и опоясали финвала. Затем они пристегнулись к шнуру поясами. Юрка спросил финвала, не туго ли затянут шнур.

— Нет, не туго,— ответил гигант.

— Тогда все в порядке. Можно плыть дальше.

Едва Петька убедился, что буксир достаточно надежен, он тут же уснул. Его расслабленное сном тело серебристым поплавком устремлялось за могучей тушей финвала, трепыхалось в завихрениях воды, иногда толкалось о китовые бока. Юрка ощупал в этом месте шкуру гиганта и обнаружил на ней несколько моллюсков, чьи раковины могли повредить гидрокостюмы. Он достал нож и осторожно, чтобы не обеспокоить финвала, удалил паразитов. Глядя на спящего Петьку, Юрка позавидовал ему. Сам он спать не хотел. Думал о том, с каким тактом финвал решил отблагодарить мальчишек за избавление от гарпуна. Финвал все свел к тому, что им якобы по пути. Хотя Юрка доподлинно знал, что на широте Гибралтара киты обычно поворачивают и кочуют в сторону Саргассова моря.

— Послушай, дружище,— сказал Юрка,— там, куда мы плывем, вода еще теплее, чем здесь. Тебе, наверное, будет жарко.

Финвал ответил не сразу. Казалось, он обдумывал ответ.

— Верно, мы, финвалы, не любим слишком теплых районов. Там жарко. Там нас облепляют рачки-паразиты... Но, с другой стороны, если мы забираемся южнее, попадаем в попутное течение. При моей ране это очень важно, мне легче будет кочевать.

— Ты всегда кочуешь один?

— Теперь всегда один... Раньше, когда я был молод, кочевал с подругой... Тогда у нас и дети были... Теперь стадо меня раздражает. Одному спокойнее...

— Но и опаснее!— сочувственно заметил Юрка.

— Опаснее,— согласился финвал.— Но я достаточно осторожен... Меня в стаде звали Голубой Горой. В своих скитаниях я привык к одиночеству. Моя стихия — необозримые океанские просторы. У меня почти не бывает попутчиков, если не считать маленького мормируса. Если вы умеете слушать, я расскажу вам историю моей жизни. Она у меня длинная- предлинная, длиннее моих скитаний.

Голубая Гора был в том возрасте, когда к жизни и обитателям океана относишься строго и мудро. Шрамы на его голове и боках свидетельствовали о многочисленных стычках с врагами. Финвал с грустью вспоминал годы своей безмятежной юности, когда он кочевал вместе со стадом и его не отягощали будничные заботы, такие как поиски планктона и сражения с косатками...

Он хорошо помнил первую схватку с самыми сильными хищниками океана. В то время он питался молоком матери, но все чаще и чаще оставлял ее и вместе со своим сверстником по имени Шумное Сопло отправлялся бороздить океанские просторы. Первое время мать беспокоилась — не слишком ли рано ее сын становится самостоятельным? Потом решила, что он действительно стал взрослым и чересчур нежная опека с ее стороны его тяготит.

Целыми днями юнец резвился со своим другом. Правда, инстинкт безопасности подсказывал им, что отрываться слишком далеко от стада неблагоразумно. Океан был населен страхами — по нему вдоль и поперек носились стаи черных зверей с белым брюхом и косыми спинными плавниками. Мать рассказывала, что от их зубов погибало немало финвалов.

Но рассказы рассказами, а жизнь жизнью. Голубая Гора и Шумное Сопло не очень-то верили этим рассказам, гонялись друг за другом по безбрежной океанской пустыне. Дни бежали безоблачные, веселые, быстрые. Однажды Голубая Гора нырнул в бездну и погнался за косяком юрких сельдей. А Шумное Сопло остался на поверхности. Вскоре Голубая Гора нагнал косяк, и он рассыпался перед его носом во все стороны, как тысяча серебристых осколков. Голубой Горе нравилось это зрелище, нравилось ощущение радости, доставляемое преследованием быстрых серебристых рыб.

Голубая Гора всплыл и с шумом ударил в небо фонтаном. Тут же услышал душераздирающий стон. В сотне метров метался из стороны в сторону его друг Шумное Сопло, а вокруг него разрезали воду косые плавники.

— Держись, друг, я плыву на выручку! — крикнул Голубая Гора, вкладывая всю мощь свою в плавники.

Шумное Сопло бросился вверх, его могучее тело взмыло над волнами. Две косатки повисли на нем, ухватившись за его бока. Все тело Шумного Сопла было изранено. Услышав Голубую Гору, он из последних сил закричал, чтобы тот уходил к стаду, все равно силы не равны, и лучше погибнуть ему одному, чем обоим.

Голубая Гора оставил без внимания предсмертные слова друга. Он ворвался в стаю косаток, которые терзали уже бездыханное тело Шумного Сопла, и стал наносить им тяжелые удары хвостом и плавниками.

Оглушенные косатки отлетали, как мячи.

Прямо перед собой Голубая Гора увидел хищный оскал и глаза... До чего же дико горели эти глаза! В ту же минуту его пронзила острая боль. Он бросился на поверхность и помчался к своему стаду. Несколько черных плавников, оставляя за собой пенные буруны, устремились в погоню, и кто знает, чем окончился бы этот поединок, если бы вожак стада не услышал звуков кровавой трагедии...

Там, где столкнулось стадо китов и стая косаток, вода забурлила и вспенилась. Могучие киты молотили хищниц хвостами и боковыми плавниками. Некоторые финвалы, умудренные опытом, выбирали мгновенья, когда косатки всплывали, чтобы набрать свежего воздуха. Тогда киты взвивались над водой и обрушивались на хищниц тяжестью многотонных тел. Не каждой косатке после этого удавалось уцелеть, чаще они медленно уходили в глубину с переломленными хребтами...

Хищницы, видно, не ждали дружного отпора и растерялись, а когда пришли в себя, то поняли, что надо спасаться бегством.

Голубая Гора дрожал всем телом. Мать плавала вокруг него и время от времени подталкивала к поверхности, чтобы он не задохнулся.

После злополучной встречи с косатками хорошее настроение надолго оставило Голубую Гору. Трудно заживали раны. Постоянно приплывали, привлеченные кровью, маленькие зубастые рыбки-паразиты. Пришлось терпеть прилипал. Прилипала таился возле раны и хватал докучливых рыбок.

Прошло несколько лет. Голубая Гора превратился в огромного красавца кита. Молоденькие самки подолгу не сводили с него взгляда, заигрывали с ним, терлись о его могучие бока, густо обросшие ракушками.

Он и сам не заметил, как влюбился в одну из них, светлокожую Лё. У них появился малыш, которому они долго не могли подобрать имя. Выручила подруга. Как-то утром она заметила, что у их детеныша один плавник черного цвета.

Голубая Гора скосил глаз, посмотрел на плавник и радостно воскликнул:

— Ха! Его имя — Черный Плавник!

Лё согласилась и, пока он был маленький, для краткости называла его Чёпла.

Семейная идиллия была нарушена хмурым весенним утром. На горизонте показался громадный корабль. Вокруг корабля сновало много маленьких корабликов. Финвалы без боязни поплыли навстречу флотилии, остановились на приличном расстоянии от кораблей и молча следили за ними. Чёпла, чье любопытство доставляло матери столько тревог и переживаний, что их хватило бы на все стадо, незаметно нырнул. Надо было видеть отчаяние Лё, когда она обнаружила пропажу своего шалуна! Ну, теперь-то она задаст ему!.. Только где же он? А в это время Чёпла во весь опор мчался к ближайшему кораблю, который, как скала, торчал из воды. Чёпле очень хотелось потереться о крепкие бока корабля. Только бы мать не помешала! Если бы она понимала, как Чёпле надоели ее окрики.

Чёпла вынырнул, пустил в небо фонтанчик и недовольно фыркнул. Он так энергично работал под водой плавниками, что должен был одолеть по меньшей мере половину пути, но до корабля оставалось все еще далеко. В эту минуту его увидела мать и пустилась в погоню. Чёпла хлестко ударил хвостом по воде и снова нырнул. Мать нагнала его в несколько минут и несколько раз толкнула плавником. Чёпла закапризничал, и его пришлось подталкивать силком. «Боже, до чего трудный ребенок,— негодовала Лё,— сладу с ним нет! Не миновать мне с ним беды...»

Пока Лё, подталкивая малыша, возвращалась к стаду, в настроении финвалов произошла перемена. Они заволновались, вожак стал нервничать. Лё оглянулась и увидела, что к финвалам, вздымая седые буруны, мчится один из маленьких кораблей. Лё всем телом почувствовала гулкую дрожь, исходившую от него. Киты поворачивали, уходили в глубину. Лё велела Чёпле тоже нырять, но Чёпла не слушался — его просто распирало от любопытства. Мог ли он упустить столь подходящий случай? Ведь сам диковинный корабль торопился засвидетельствовать ему, Чёпле, свое почтение! Лё устала толкать своего неслуха, была в отчаянии. На помощь пришел Голубая Гора. Другие киты тоже остановились и окружили малыша. Но вместо того, чтобы подчиниться и присмиреть, он стал делать все наоборот...

Корабль был уже близко. Чёпла успел заметить, что по его спине бегают какие-то проворные существа. Раздался выстрел. Черная молния с тонким длинным хвостом, чуть не задев Чёплу, вонзилась в тело его матери. Мать глухо вскрикнула. Перепуганный Чёпла бросился к ней и увидел, что «молния» застряла в ее боку. Мать пыталась освободиться от нее, бросаясь из стороны в сторону, кровь хлестала ручьем. Голубая Гора не отставал от Лё ни на шаг, но что он мог сделать? Длинный трос тянулся от «молнии» к кораблю, звонко дрожал, и Чёпла со всего хода налетел на него. Он порезался, но не обратил внимания на боль. С его матерью случилась беда. Чёпла видел, как она с каждой минутой слабела. Голубая Гора дважды выталкивал ее на поверхность, чтобы Лё не захлебнулась. Из ноздри Лё вырвался кровавый фонтан, а маленькие чудовища на корабле приплясывали от радости.

Наконец Лё последний раз вскинулась, судороги свели ее тело. Трос стал сокращаться, подтягивая ее к кораблю. Голубая Гора прошел под кораблем, ударил спиной по его днищу, корабль вздрогнул, словно наскочил на подводную скалу. Китобои повалились на палубу, но тут же повскакивали и начали вглядываться в воду. Тотчас раздался новый выстрел, и гарпун вонзился в Голубую Гору.

— Я взвился от боли вверх, обрушился в воду и изо всей силы ударил по ней хвостом. Удар пришелся по тросу. Новая боль пронзила меня. Через несколько секунд я с облегчением почувствовал, что, хотя боль и не прошла, гарпун оставил мою спину.

Я погрузился в пучину и долго плыл под водой. Один раз поднялся на поверхность, чтобы отдышаться, и увидел, как несколько маленьких корабликов яростно преследовали моих собратьев, рассыпавшихся по океану.

С тех пор я ни разу не встречал финвалов из моего стада. Чёпла тоже исчез. То ли корабль его убил, то ли косатки подстерегли...

Так я начал жизнь отшельника. В своих скитаниях избегал чужих китовых стад. Память о Лё вытравила в моем сердце всякое желание искать новую семью, новую привязанность. Моим постоянным спутником стал маленький мормирус.

Юрка незаметно для себя уснул. Спал он, по-видимому, недолго. Проснулся внезапно. В сердце ныла тревога. Он пошарил вокруг себя в темноте. Петьки не было. В свете звезд глянцево мерцала покатая спина финвала. Петька пропал.

— Голубая Гора, остановись! — закричал Юрка.

— Что случилось?

— Потерялся мой приятель. Его надо отыскать.

Юрка испугался не на шутку. Глухая ночь, океанская бездна... И он даже не знает, как давно исчез Петька.

— Не беспокойтесь. Я знаю, где он,— заметил мормирус, плывущий рядом с китом.

— Ты видел, как он отстал от нас?— с надеждой спросил Юрка.

— Видел,— ответил мормирус.

— Почему же ты не разбудил меня?

— Я думал, что так надо!

Финвал молча развернулся и поплыл в обратную сторону. Маленький мормирус скрылся в темноте и через несколько минут вернулся. Он был встревожен:

— Возле него сидит Лягва-рыболов!

...Все глубже и глубже опускался Юрка со своими спутниками, все гуще окутывала их темнота. Внизу вспыхнуло слабое сияние. Это светились стайки миктофид, глубоководных анчоусов. В их неверном свете Юрка и увидел Петьку. Раскинув руки и ноги, он безмятежно спал, а в двух шагах от него на крупной гальке лежало чудовище с такими свирепыми глазами, что Юрка оторопел. Пока он раздумывал, как поднять Петьку и не разозлить Лягву, Лягва в два прыжка исчез в темноте.

— Осторожно!— вскрикнул мормирус.— Осторожно! С другой стороны лежит бугорчатка!

Юрка поднял Петькину руку, отцепил фонарик, висевший на шнурке у запястья. В белом свете прожектора померкли миктофиды и созвездия других светящихся существ. Почти рядом с Петей лежала серая глыба, утыканная острыми шипами. Никто никогда не сказал бы, что это рыба, если б не ее глаза! Настороженные, подозрительные, они в каждом обитателе океана видели своего врага, и потому у нее было неотличимое от валуна тело и ядовитые шипы. Прикоснитесь — и вам несдобровать...

Юрка дернул Петю за плечи. Тот проснулся и зажмурился от резкого света.

— Потуши фонарик!— потребовал он.

Юра отвел луч в сторону. Сотни рыбешек кружились в луче света. Из щели высунулся Бычок-подкаменщик и спросил:

— Что здесь происходит?

В зоне Света — переполох. Из темноты туда ворвался хаулиод, и в его несоразмерно большой пасти, усеянной острыми зубами, стали одна за другой исчезать рыбешки...

Увидев, что Петю опять клонит в сон, Юрка еще сильнее дернул его.

— Слушай, мне надоело с тобой возиться. Проснись! Посмотри, где ты лежишь?

— Чего ты ко мне привязался? Отстань, я хочу спать!

Юрка схватил его за руку и потащил наверх. Петя начал было отбрыкиваться, но Юрка ткнул Петьку кулаком в бок, и тот окончательно проснулся.

— Что случилось?— спросил он, округлив глаза.

— Что случилось! — передразнил Юрка.— Ты опять потерялся.

— Как?!

— Не знаю, как,— огрызнулся Юрка и посмотрел на Петькин пояс. Он был расстегнут.

Юрка пристроил Петьку у самого основания спинного плавника. Струя разрезаемой плавником воды проносилась в стороне, и, таким образом, создавалось нечто вроде гидровакуума со слабыми завихрениями, где Петьку не так болтало.

 

КАК ВЫБРАТЬСЯ ИЗ КАШАЛОТА

Юрка уже засыпал, когда услышал, что в стекло гермошлема что-то ткнулось. Он посветил фонариком. Мормирус! Рыбешка таращилась на Юрку.

— Чего тебе?

— Я узнал, что в эти края забрел какой-то сумасшедший Кашалот,— сказал Мормирус.— Отбился от стада, а может, его выгнали, не знаю. Опасный зверь. Я решил предупредить финвала.

— И что же финвал?

— Ничего. Промолчал.

— Если промолчал, значит, нет причин для тревоги...

Юрка, засыпая, снова услышал Хранителя Древних Тайн. Фиолетовый старик, у которого вместо бороды колыхались нити водорослей, ехидно спрашивал: «Значит, не хочешь открывать Атлантиду?»

Петьке же приснилось, что отец принес ему билет для полета на Луну, и вот он сидит в кресле, пристегнутый ремнями, и всем своим телом ощущает дрожь огромных турбин...

Встреча финвала с Кашалотом произошла вскоре после полуночи. Финвал пытался обойти Кашалота стороной, но это еще больше разозлило бродягу. Он бросился на добродушного кита с оскаленной пастью, а какая у Кашалота пасть — это известно каждому. Финвал увернулся, отделавшись несколькими глубокими царапинами. Кашалот зацепил зубом и оборвал шнур на спине финвала. Он собирался снова броситься на великана, как вдруг его внимание привлекли два еле различимых в темноте существа. Недолго думая, Кашалот распахнул свою пасть — и Петька в потоке мощной струи покатился куда-то вниз. Мышцы кашалотовой глотки сдавили его так, что раздался хруст в костях. Все это произошло в считанные секунды. Кромешная тьма — что-то густое, скользкое и горячее...

Петька довольно быстро пришел в себя. Мысль, что он оказался в брюхе хищника, была слишком нелепой, чтобы в нее поверить. От жары и недостатка кислорода он стал задыхаться. Его все время что-то переворачивало и толкало.

Кое-как нащупал фонарик. Перед ним предстало фантастическое зрелище. Он находился в мешке из живого мяса, тесном от того, что в нем было полно всякой всячины. Луч яркого света выхватывал из мрака то акулью голову, то щупальце кальмара, то полупереваренные остатки незнакомых глубоководных рыб. Среди всего этого он увидел и автомобильное колесо, и обломок бревна. Стены желудка постоянно вздрагивали, съеживались; в нем шла будничная пищеварительная работа. «Вот это влип»,— с тоской подумал Петька, и его обуяла такая злость на постоянное невезение, что страх впервые сам по себе куда-то исчез. Надо что-то предпринять! Надо искать выход!

Он вытащил из футляра охотничий нож и ткнул острием в стену. Мускулистая ткань желудка мгновенно съежилась, по ней пробежала судорога. Петька поскользнулся, упал и выронил нож. «Черт... Ищи его теперь в этой мешанине...»

...Как только Кашалот проглотил Петьку, Юрка увязался за ним следом, а мормирус помчался с этой ужасной вестью на поиски дельфинов, справедливо считая их самыми мудрыми и смекалистыми. Уж они-то что-нибудь да придумают!

Финвал куда-то исчез. Впрочем, он тут ничем не мог помочь.

Вожак дельфинов искренне горевал. Все дельфины от мала до велика, окружили вожака. Посыпались восклицания:

— Что же делать?

— Как он посмел глотать человека?

— Надо, чтобы он его отрыгнул!

Вожак успокоил дельфинов и попросил мормируса вести их к Кашалоту как можно быстрее. Вскоре они настигли зубастого гиганта, беспечно разгуливающего среди волн. Это был еще молодой и глупый Кашалот из числа тех, которые больше всего на свете рады крепким зубам и сильной челюсти. Он готов был глотать все, что ни встретит. Юрка рядом с ним выглядел крохотным и беспомощным. Кашалот удивился, когда вдруг очутился в окружении множества дельфинов.

— Послушай, родич,— обратился к нему вожак дельфинов,— ты проглотил нашего друга. Мы тебя очень просим: выплюнь его обратно!

Кашалота просьба сначала изумила, а потом рассмешила.

— Вон чего захотели!— ответил Кашалот.— Да если бы я даже согласился отрыгнуть его, я не смог бы это сделать! Меня никогда не тошнит, заметьте себе. Между прочим, не скажу, что ваш дружок — лакомое блюдо. Я все время чувствую какую-то тяжесть в желудке, а один раз меня так что-то кольнуло, что я не мог места найти себе.

— Как же сделать, чтобы он все же отрыгнул его, а?— спросил вожак своих приближенных.

— Надо, чтобы он проглотил что-нибудь рвотное!

— Что же именно?

Этого никто из дельфинов не знал. Спросили самого кашалота, и он ответил, что его желудок переваривает все, что туда ни попадет.

Кашалоту, кажется, понравилось, что его упрашивают дельфины. И он плыл себе, играючи, на крупной океанской зыби, сытый и довольный жизнью. Вдруг кашалот снова почувствовал режущую боль в брюхе и даже вскрикнул.

— Вы правы,— сдался он,— я хочу его отрыгнуть. Но как?

— Проглоти физалию!— предложил вожак дельфинов.

— Не поможет. Я однажды по глупости проглотил их штук десять — и ничего.

— А мурены? Наглотайся мурен!

— Тоже глотал. Мурены мне даже понравились.

— Прилипалы! Мы забыли о прилипалах!

Услышав о прилипалах, Кашалот сделался весьма серьезным, брезгливо поежился.

— Надо попробовать,— согласился Кашалот, когда режущая боль возобновилась.— Это зловредное существо в брюхе, видно, взбесилось и, должно быть, очень ядовито. Если не язва, то хронический гастрит мне наверняка обеспечен. Ой-ой-ой!— снова застонал бедный Кашалот.— Пригоните прилипал! Да побольше и поскорее.

В несколько минут дельфины собрали стаю прилипал, штук тридцать, и погнали их прямо в раскрытую пасть Кашалота. Мучаясь, он проглотил их все до единой. В немом ожидании дельфины столпились перед ним...

Позже Петька вспоминал, что долго разыскивал нож. Нашел и сразу же начал прорезать в желудке Кашалота... окошко. Вдруг какая-то могучая сила подхватила его и увлекла вперед, к сумеречному свету.

На Кашалота уже никто не обращал внимания. Ребята обнимались в окружении дельфинов, которые радостно терлись об их бока и повизгивали.

Дельфиненок тщетно пытался пробиться к Юрке.

— Мы рады, что твой друг не пострадал!— сказал вожак дельфинов.— Можно сказать, что ему повезло! Оказаться в пасти Кашалота — это же верная смерть!

Петька все не мог успокоиться. Но вокруг были друзья, и все страхи вскоре развеялись. Ребята надули поплавки и закачались на волнах. Над ними раскинулось звездное небо.

У Юрки мелко дрожали руки и подбородок. Петька вздохнул. В свете звезд его лицо казалось особенно бледным.

— Наш финвал теперь, наверное, ой как далеко!— сказал Петька, зевая.

— Он испугался. Кашалоты — самые лютые враги финвалов.

— Как же мы теперь будем добираться домой?

— Подождем до утра. Закроем шлемы и попробуем спать на плаву.

— Как? Прямо на волнах?

— Да.

— Но мы пристегнемся друг к другу? А то уснем,— и понесет нас в разные стороны... Хорошо-то как наверху...— Петька широко зевнул, Юра промолчал. Если бы его спутник в эту минуту присмотрелся к нему, то заметил бы в его лице и голосе некоторые перемены. Взгляд стал пытливее и строже. В то же время его словно обволокло рассеянностью. Должно быть, сказалась усталость. Над переносьем обозначилась морщинка — свидетельство того, что он уже не прежний, хоть и любознательный, но все же легкомысленный паренек, а мужающий молодой человек, обремененный чувством ответственности...

— Слышишь, Петр,— сказал Юра, оглядывая темный горизонт. Петя не отозвался, и Юра потряс его плечо.— Петька, проснись!

Петя, не открывая глаз, промычал нечто невразумительно-капризное.

— Ну проснись же! Я передумал! Нам нельзя спать на поверхности!

— Почему?

— В темноте на нас может налететь какой-нибудь корабль.

Сон у Петра как ветром сдуло.

— Что же нам делать?

— Надо погружаться.

— Но здесь ведь очень глубоко!

— Думаю, не очень. Метров семьдесят. Давай мне гидродвиг — я уйду в глубину и привяжу там конец шнура, а второй ты закрепишь на своем поясе.

— Я с тобой. Не хочу оставаться один.

— Не бойся. Ты будешь у меня как на привязи. Снимай гидродвиг.

Петя нехотя расстегнул ремни и принял у Юры поврежденный аппарат, явно не желая крепить его на себя.

— Может, подарим этот гидродвиг Нептуну? Зачем таскать бесполезный груз?

— Я отремонтирую его.

Юра затянул ремни, поправил у пояса копье. В левую руку взял свободный конец шнура, в правую — зажженный фонарь и уже приготовился было нырнуть, как его остановил испуганный голос приятеля.

— Ты что?— повернулся к нему Юрка.

— А шлем?— укоризненно сказал Петька.— Ты же его не закрыл.

— И правда,— удивился Юра, захлопывая фонарь шлема.— Ты тоже закрой. Если шнур окажется коротким, я потащу тебя под воду.

Юрка нырнул и включил гидродвиг на малые обороты. Петя молча наблюдал за желтым пятном фонарика, которое слабело по мере того, как Юрка погружался. Потом вздохнул и «загерметизировался». Желтое пятнышко света в толще воды еле угадывалось.

Когда Юра погрузился на всю длину шнура, дно еще не просматривалось. Петя, пребывающий на поверхности в роли поплавка, почувствовал, как шнур натянулся и повлек его под воду.

Юра тем временем шарил лучом фонаря, всматриваясь в глубины: они оживлялись призрачными тенями мелких рыб, мелькающих в жалком снопике света. Дна все не было, и он забеспокоился. Но вот чуть левее по курсу из непроницаемого мрака, словно чудище, выплыла, вся в водорослях, тяжелая глыба. На некотором расстоянии возникла другая. Юра прошелся над ними на бреющем «полете», высматривая место, где можно привязать шнур. Наконец такое нашлось. Густые водоросли мешали завязывать узлы. Вода сдавила грудную клетку, было трудно дышать. Когда он поднимался к Петьке, почувствовал, как по лицу бегут струйки пота. До поверхности оставалось метров десять.

— Теперь можно бай-бай?— спросил Петя.

— Спокойной ночи,— ответил Юра, привязываясь к шнуру неподалеку от приятеля.

Как только Юра выключил фонарик, темень навалилась на ребят всей своей тяжестью. Впрочем, Петька ее не почувствовал, уснув раньше, чем погас фонарик, а Юрка долго не мог уснуть; его глаза приспособились к темноте, и теперь она не казалась такой тяжелой — сверху в толщу воды проникало звездное сияние, и Юра различал Петькину фигурку над своей головой. Он расслабился, раскинув руки и ноги. Легкое покачивание воды, вместо того, чтобы убаюкать, наводило на странные размышления: он попытался представить себе жизнь древних атлантов. Нелегко это, если не располагаешь ничем, кроме легенды, дошедшей до нас благодаря Платону. Юра подумал, что есть вопиющая несправедливость в том, что прошлое Земли, Жизни, Человечества таит в себе столько загадок. Ученые пытаются реконструировать прошлое наших далеких предков по археологическим раскопкам, как будто жалкие черепки могут поведать, чем жил, о чем думал, чему радовался или отчего печалился древний гончар. Конечно, и древние кувшины, и кремневые топоры, и полуистлевшие наконечники стрел могут о многом рассказать. Но это многое — ничто по сравнению с тем, о чем они никогда не смогут рассказать....

 

ВОЗМЕЗДИЕ

— Привет тебе, о дерзновенный!

Голос Хранителя Древних Тайн не был для Юры неожиданным. Таинственный собеседник, однажды появившись, не может исчезнуть, не сыграв своей роли до конца. Правда, до сих пор этот Некто отделывался риторическими недомолвками. Единственное, что вызывало интерес в его словах,— это загадочность. Юра надеялся, что в конце концов наступит час, когда Хранитель тайн снизойдет до более содержательных бесед в общении с любознательным человеком, который ищет следы Атлантиды. Иначе какой смысл в этом таинственном голосе. Даже Хранитель Тайн обязан понимать, что никакие тайны не могут оставаться вечными, потому что тогда не будет различия между тем, что б ы л о, но до поры оставалось неведомым, и тем, чего никогда не было.

Великие события, определявшие судьбы народов, но неизвестные нам, потомкам, не могли исчезнуть бесследно. В свое время они запечатлелись в сознании множества людей и потом, до появления письменности, веками передавались из уст в уста от поколения к поколению. Могло статься, на каком-то поколении цепочка оборвалась, память о событии сгинула вместе с ее носителем, индивидуальным человеческим сознанием. Так что же, все ушло в небытие, превратилось в небыль?!

Юра никак не мог с этим согласиться. Например, никто толком не знает, почему Киев называется Киевом, и кто был этот Кий, и что было до него. А ведь было что-то, и оно не исчезло навеки, осталось в воздухе, которым я дышу, в земле, по которой я хожу, в душах людей, которые даже не подозревают о том, что в них спит историческая тайна, не дающая покоя любознательным. Неужели, думал Юра, этот сон беспробуден?

Он всерьез верил: однажды встретит человека, который в подробностях расскажет ему, как жестокий и коварный готский царь пригласил на переговоры Полянских князей и подло умертвил их. Этот человек назовет имена и даты, причины и следствия, и когда Юра спросит его, откуда ему все это известно, человек объяснит, что рассказанное хранится здесь (правую руку он приложит ладонью ко лбу) и здесь (левую руку — к груди). Я ясновидец, скажет человек, и Юра ему поверит...

— Приветствую тебя,— повторил таинственный голос.— Я не знаю, что ты надеялся найти в этих местах, но, если ты наберешься терпения и выслушаешь внимательно, я приоткрою завесу над загадкой Атлантиды...

Юра затаил дыхание. Ночной океан и звездное небо над ним тоже затаили дыхание, замерли. Вокруг стало тревожно и торжественно.

— Если ты спросишь, когда это было, я отвечу так: это было в далеком прошлом, таком далеком, что и память о нем стерлась. А жаль,— в прошлом было столько великого и интересного, что если бы оно дошло до людей, они стали бы намного мудрее и рассудительнее.

— А может, оно и к лучшему? Может, людям ни к чему знать прошлое? «Преданья старины глубокой»— какая в них польза?

— Опасное заблуждение! Ушедшие тысячелетия... Начало человека. Детство племен и народов. Трудный и горький путь сквозь тернии к звездам... Иные из вас говорят: важно не прошлое, важно будущее. Глупцы! Как будто зрелость человека можно отделить от его юности, от детства, от жизни его родителей. Верно, будущее не может не заботить. Вы верите, что оно придет, и надеетесь, что оно будет благополучным, но многие ли задумываются над тем, что оно придет как следствие вашего настоящего и — в не меньшей мере — прошлого! Думая о будущем, постигайте прошлое, и тогда вам легче будет понять, что вас ожидает. И ответы на свои вопросы сначала ищите в прошлом, а не в будущем. Будущее не отвечает на вопросы,— оно выносит приговоры... Но тебя, наверное, не это интересует. Ты хочешь знать, чем была Атлантида... Ну так слушай.

У вождя атлантов Диониса было три сына-близнеца: Геос, Гефест и Марс. Они были так похожи друг на друга, что различали их только близкие люди. Зато характеры и повадки... О, в этом они были совершенно разные! До удивления разные, хотя и воспитывались в одинаковых условиях.

Дионис в молодости много воевал. Соседние народы трепетали при одном звуке его имени. Он объединил под своей властью все острова Атлантского архипелага: четыре крупных и несколько десятков помельче. И настало время, когда Дионису надоело воевать. В дни своей молодости вождь мог бросить клич — и его дружины собирались вокруг него в считанные дни, чтобы обрушиться на кого-либо из соседей по самому пустячному поводу, по одному капризу Диониса. Много зла принесли свирепые, сильные, храбрые атланты своим соседям. На всех берегах Средиземного моря не было народов, которых бы не повоевали атланты. Но Дионису, как я уже сказал, надоело воевать. То ли он удовлетворился тем, что соседи безропотно платили атлантам дань и поставляли рабов, то ли с годами пришли доброта и мудрость, а жажда воинской славы уступила место совестливым размышлениям о природе добра и зла, только на острова снизошел мир. Дионис окружил себя мудрыми и многознающими людьми, талантливыми певцами, ваятелями, художниками, сказителями и зодчими. Он вдруг понял, что жизнь проходит, а ему нечем потешить память,— былые походы лежали на ней невыносимо тяжким бременем.

Он все чаще думал о. своих сыновьях, присматривался к ним и ломал голову над нелегким вопросом: кто же наследует его престол? По освященному веками обычаю у атлантов неоспоримым правом наследия пользовался первенец. А с близнецами Диониса получилась вот какая история. Появившегося на свет первым повитуха пометила алой ленточкой. Повязала ему запястье левой руки. Второй получил зеленую ленточку, третий — белую. Спустя полгода несмышленые наследники преподнесли сюрприз: развязали и перепутали ленточки. Особых примет ни у кого из них не было.

При дворе вождя переполошились. Что делать? Королева посадила близнецов в круг, положила перед ними ленточки. Ручонки с пухлыми растопыренными пальчиками дружно потянулись к алой ленточке. Близнецы ухватились за нее и стали тянуть каждый к себе. Казалось, уже в этом возрасте они понимали, что алая ленточка означала первородство, а первородство открывало дорогу к власти, власть же обеспечивала ни с чем не сравнимое чувство превосходства над остальными смертными. Как тут быть?

— Все это неспроста,— заметил один из придворных мудрецов.— Не обошлось тут без вмешательства небесных сил.

Спросили прорицательницу. Она изрекла туманно и двусмысленно: «Да не будет отмечен сын твой среди прочих». Вождь и его сановники изрядно поломали головы, толкуя прорицание, пока не пришли к выводу: наследники в правах равны между собой. «Ради чего же я пролил столько крови?— думал Дионис.— Я объединил Атлантиду под единой властью, теперь что же — опять дробить ее?»

Дионис присматривался к сыновьям. Гефест с малых лет тянулся к людям, занимающимся каким-либо ремеслом, часами наблюдал за работой гончаров, ваятелей, резчиков по дереву, зодчих... Подрос — и сам стал вырезать фигурки из крепкого черного дерева, привезенного из краев, заселенных черными людьми, или высекал из белого мрамора.

Гефест был одним из тех, кто стал выплавлять олово и медь. Это ему пришло в голову сплавить вместе оба металла и получить бронзу. Дионис поначалу пытался воспретить сыну занятия, достойные рабов и ремесленников, но Гефест с упрямством, непонятным вождю, отстаивал право на свои увлечения, и в конце концов повелитель вынужден был на все махнуть рукой, тем более что и в поведении Геоса начали проявляться удивительные странности. Он начал скрещивать различные сорта цветов, а затем, путем отбора и кропотливого выращивания, вывел удивительный цветок и назвал его гелиотропом. Затем он вывел несколько сортов роз, цитрусовых, абрикос и слив.

А что же Марс? На взгляд Диониса, Марс вел себя наиболее достойно: занимался гимнастикой, стрельбой из лука, метанием копий и дротиков, был лют и неукротим в драках. Правда, пользуясь положением принца, Марс в любых схватках и состязаниях выходил победителем, ибо никто не осмеливался метнуть свое копье дальше Марса или дать ему сдачу, когда он набрасывался с кулаками.

Настоящий атлант — сильный, храбрый и воинственный. Дионис, хоть его взгляды и переменились, считал Марса наиболее подходящим претендентом на трон. Но что поделаешь, вещие слова прорицательницы надлежало исполнить — разделить Атлантиду между сыновьями по жребию.

После смерти Диониса земли Атлантиды, разделенные Между сыновьями, стали называть по их именам: Марсией, Геосией, Гефестией. Жизнь в каждой земле складывалась в согласии с нравом ее вождя. В Геосии процветало земледелие, в Гефестии — ремесла, а Марсия продолжала воинственные традиции Атлантиды времен молодого Диониса. Марс постоянно был занят обдумыванием новых походов и набегов, занимался сколачиванием армии и ее вооружением. Нелегкое это дело — готовиться к новой войне, не успев прийти в себя от предыдущей. Войны требовали воинов а их не хватало Не набирать же из рабов В первые годы и не набирали но вскоре Марс понял, что после хорошей выучки рабы могут воевать не хуже самих атлантов. И немудрено: убивать, грабить, жечь куда легче, чем гнуть спину на полях, на строительстве крепостных стен, оросительных каналов и на других тяжких работах.

Воевать-то они могут, только вот веры им нет. Того и гляди, поднимут копья на своих хозяев. Марсу в нескольких случаях пришлось усмирять мятежи, обуздывать воинов, слишком уж распоясавшихся во время грабительских походов.

Как ни успешны были войны Марса, он понимал, что до воинской славы отца ему еще далеко. В сравнении с завоеваниями отца его походы выглядели разбойничьими набегами.

Гефестия и Геосия жили в это время совсем иной жизнью. В Гефестии развивались ремесла, науки, искусства, поощрялись творческие поиски талантливых людей, росли красивые города, производились различные изделия из бронзы, строились корабли.

В Геосии люди занимались все больше земледелием и скотоводством, но не чурались и ремесел. Велась оживленная торговля. Торговали они и с Марсией, которая поставляла им рабов. Жители Гефестии и Геосии были довольны своей мирной жизнью. У них даже рабы не чувствовали себя порабощенными, хотя и были ограничены в правах.

Иное дело — Марсия. Марс установил в своих владениях жестокий военизированный режим. Глазам гостей и купцов Марсия представлялась огромным военным лагерем с тонко продуманной системой государственного управления.

Казалось бы, немного времени прошло с тех пор, как Дионис, перед тем как успокоиться на смертном одре, разделил Атлантиду между сыновьями, а какие глубокие различия отделяли Марсию от Гефестии и Геосии!

Главный жрец-советник царя Тутеф, угрюмый, недоверчивый, желчный старик, постоянно поучал Марса: «Внимай словам моим, и станет памятным в умах потомков царствование твое... Будешь владычествовать всеми пределами земными... Остерегайся простого люда, не приближайся к толпе в одиночестве, не доверяй даже братьям своим, не приближай к себе никого, кроме тех, в чью преданность ты веришь...»

Умные головы в Марсии предсказывали, что Марс ведет страну к гибели, потому что все физические и духовные силы народа направлялись к одной цели — завоеваниям других народов. Их предсказания подкреплялись примером Гефестии и Геосии, где люди жили вольно и благополучно. Такое сравнение не устраивало Марса, и однажды, когда настал срок объявленного им похода в далекую страну Нила, он разделил свою армию на две части и неожиданно направил ее на земли своих братьев. Гефестия и Геосия не ожидали такого вероломства, не были готовы к отражению нашествия, и Марс в считанные дни покорил их. Он решил было казнить братьев и всех мудрых людей Гефестии и Геосии, но потом рассудил иначе: теперь, когда вся Атлантида оказалась в его власти, а братья не были столь честолюбивы, чтобы помышлять о свержении Марса, перед его завоевательскими планами открылись новые, более легкие пути. Его силы, можно сказать, утроились. Он призовет под свои знамена всех молодых и здоровых мужей Атлантиды. Гефестии поручит изготовить тридцать тысяч бронзовых мечей и кинжалов, а также триста тысяч бронзовых наконечников для копий и стрел. Бронзовое оружие было новым в то время и обещало Марсу абсолютное превосходство над армиями всех остальных известных атлантам народов.

— Все это так,— сказал ему Тутеф-жрец, он же учитель Марса и один из главных военных учителей-советников, мнением которого Марс особенно дорожил.— Верно, хорошее оружие и хорошо подготовленная армия — главное условие победы. Но просто победить — мало. Надо еще и удержать покоренные народы. А для этого существует только одно средство — страх. Смертельный страх. Твое имя должно наводить ужас — и тогда ты прославишься в веках.

Еще в те времена, когда молодой Дионис водил свои дружины в набег на какую-нибудь страну, Тутеф был одним из самых беспощадных предводителей войска. Он ни во что не ставил человеческую жизнь, его радовал вид крови.

Марс задумался. Он и сам успел убедиться, что страх не однажды помогал ему держать в повиновении не только собственную армию, собственный народ, но и помогал победить врага.

— Кровь!— восклицал жрец.— Чем больше крови покоренных народов ты прольешь, тем ярче и незыблемее будет твоя слава!

— Но, учитель, нет ли в твоих словах неправды?— спрашивал Марс. Спрашивал не для того, чтобы усомниться в высказываниях учителя- советника, а чтобы лишний раз укрепиться в их правоте, отвечающей духовным потребностям великого завоевателя, каким он видел себя в веках.

— Неправды?!— удивлялся жрец.— Какой неправды? Если ты хочешь прослыть великим воином — утверждай себя мечом! А меч, как ты знаешь, питается только кровью. Не позволяй себе мягкотелости, не щади, укрепляй свое сердце кровавым зрелищем чужой беды, чужой смерти. Если же не сумеешь подавить в себе доброту, ступай в подручные к своим братьям!

Тутеф знал, в какую точку бить. Напоминание о братьях привело Марса в ярость.

— Я?! В подручные?!

На следующий день Марс вызвал двух начальников сотен и повелел им отправляться в Гефестию и Геосию, чтобы доставить оттуда Гефеста и Геоса. Когда стражники пришли за Гефестом, он был в кузнице — заканчивал отделку отлично выкованного обоюдоострого меча. Увидев стражников во главе с сотником, Гефест почуял неладное, нахмурился, но вида не подал, продолжал работу, как ни в чем не бывало. Начальник стражи хотел было сразу арестовать Гефеста, но залюбовался невиданной красотой и отделкой меча, а посему велел стражникам расположиться вокруг кузницы и быть наготове. Гефест не торопился, похоже — нарочно тянул. Меч переворачивался на наковальне с боку на бок, сверкал острым лезвием. Начальник сотни уселся на пороге и наблюдал за работой знаменитого мастера, который сам мог бы стать великим вождем своей страны. Но не стал. Неужели не пожелал? Кто знает. Ведь и старый Дионис в конечном счете пришел к мысли, что воинская слава — не утешение на исходе жизни.

Гефест провел несколько раз бруском по звенящему металлу, вытянул меч в правой руке и прищурился, разглядывая безукоризненно прямую линию лезвия. Начальник сотни насторожился, вскочил. Уж не вздумал ли Гефест выкинуть какую-нибудь штуку? Нападет еще на сотника, а то приложит меч к собственной груди и... Но нет, не похоже. Любуясь изделием своих рук, Гефест, кажется, и думать забыл о стражниках. Начальник махнул рукой — и несколько стражников, сжимая копья, подошли к дверям кузницы.

Начальник стражи осмелел и протянул руку:

— Дай-ка сюда этот меч!

Гефест безропотно отдал оружие, вздохнул, вытер закопченные руки о фартук и вышел во двор, где тотчас был окружен стражей.

В это время другая сотня стражников нагрянула во дворец Геоса, бывший вождь сидел за широким столом и сортировал зерна нового сорта пшеницы. Он поднял голову, увидел стражников. Они вошли во двор уверенной поступью людей, исполняющих чью-то непреклонную волю. Начальник сотни приблизился к столу, в то время как стражники остановились поодаль, опираясь на копья.

— Велено доставить тебя в Марсию,— вымолвил начальник стражи.

— Меня?— удивился Геос.

— Тебя,— отрезал начальник.

Геос уперся локтями о столешницу и уронил курчавую голову на ладони. Он сидел молча, углубленный в какие-то свои мысли. Прошла минута, другая, третья. Для начальника Стражи пауза, по-видимому, показалась слишком затянувшейся.

— Нам велено спешить. Собирайся.

Геос опять поднял голову и мрачно уставился на начальника. Встал.

— Куда идти?

— За нами.

В окружении стражников Геос вышел со двора и сел в колесницу, запряженную парой аравийских скакунов. Бывший вождь попросил начальника стражи сделать крюк, ехать мимо полей, садов и виноградников, привольно раскинувшихся на отлогих склонах холмов. Начальник согласился не задумываясь, и Геос горячо поблагодарил стражника. Колесница катила мимо абрикосового сада, и Геос со слезами на глазах смотрел на крупные, наливающиеся легкой желтизной плоды. Он догадывался, что вкус зрелых плодов выведенного им сорта оценят уже другие, не он. Эта мысль и огорчала и радовала — для людей он кое-что успел сделать...

Марс, его советники и начальники боевых отрядов собрались утром на площади перед царским дворцом. Привели связанных Гефеста и Геоса. Марс встретил братьев сверкающим взглядом и взялся за рукоять меча, висевшего на поясе. Вокруг площади стояли вооруженные воины — пешие и конные. Над Атлантидой всходило солнце. В небе — ни облачка. В голубизне кувыркались голуби, пели жаворонки. Листья на деревьях томились в преддверии знойного дня.

Марс извлек меч из ножен. Солнечные лучи ярко вспыхнули на отполированных гранях.

— Отличный меч выковал ты, Гефест. Надеюсь, он принесет мне славу...

Гефест, посмотрев прямо в глаза Марсу, промолчал. Геос вздохнул и стал следить за голубями. Братья стояли друг против друга, и жрец подумал: «Похожи, но как мало теперь в них общего!»

— Твой меч, Гефест, принесет мне славу — повторил Марс.— Очень жаль, брат мой, но первой жертвой этого чудесного меча станешь ты... И ты, Геос, брат мой, станешь жертвой этого оружия.

— Зачем ты нас убиваешь, Марс?— спросил Геос.— Мы не сделали ничего дурного и, видит бог, не замышляем против тебя ничего такого, за что нас следовало бы казнить.

— Я вам верю, братья,— ответил жестко Марс.— Вы, может, и не замышляете, но, пока вы живы, всегда найдутся люди, которые будут сопоставлять наши достоинства, и, по-видимому, не в мою пользу... Я хочу раздвинуть пределы Атлантиды. Хочу покорить все страны, известные и неизвестные. Этот меч я хочу пронести по всей земле.

— Зачем тебе это, Марс?— спросил Геос.— Разве нам не хватает своей земли? Зачем ты навлекаешь горе и беду на другие народы? Они не причиняли нам зла, за что же их наказывать? Пусть живут они в мире в своих пределах, места под солнцем всем хватит. Пусть каждый живет, как хочет...

— Замолчи, Геос!— повысил голос Марс.— Ты рассуждаешь, как пахарь... Я хочу, чтобы моя Атлантида правила всем миром. Я хочу стать повелителем и владыкой всех земных пределов! Хочу стать царем Вселенной. Хочу, чтобы все народы жили под моей волей! Чтобы все судьбы были в моей руке!.. И я добьюсь этого!— Голос Марса сорвался на визг.— А чтобы моя душа в походах была спокойна, я должен убить вас. Сейчас я не могу думать о вас как о братьях. Вы — соперники. Следовательно — враги. Видят боги, мне больно чувствовать врагов в моих кровных, единоутробных братьях. Но, чтобы по-прежнему любить вас, я должен вас убить. Я сам убью вас, и ваша смерть укрепит мою волю и решимость завоевать весь мир... Кто осмелится ждать от меня пощады, зная, что я не пощадил даже братьев своих? Многие из моих врагов будут повержены задолго до того, как над их головами сверкнет молния моего меча.

Казнив братьев, Марс начал готовиться к великому походу на восток по Срединному морю. На острове Гефеста строилась огромная флотилия кораблей и множество колесниц, ковалось оружие и боевые доспехи. На островах Геоса объезжались огромные табуны лошадей, заготовлялось зерно, сушились овощи, коптилось мясо. Всех здоровых мужчин в возрасте от семнадцати до тридцати лет Марс призвал в армию. Носильщиками пешего и вспомогательного войска служили неисчислимые толпы рабов. Обремененная поборами и подготовкой к войне, Атлантида из счастливой и самоуверенной страны превратилась в страну уныния и печали. На главном острове Атлантиды перед дворцом Марса в канун похода жрецы развели жертвенный костер и принесли в жертву трех рабов, трех великолепных черных быков и трех павлинов — обычную жертву богам, благословляющим воинов.

Марс разделил свое огромное войско на две части: армию Ястреба и армию Сокола. Он поставил над ними знающих дело, преданных командующих. Перед Ястребом ставилась задача высадиться на Пиренеях и, пройдя с огнем и мечом северное побережье Срединного моря, прибыть в страну Кар, откуда всходит солнце. Туда же должна идти и армия Сокола, которой предстояло высадиться в стране обитателей песков, завоевать страны Чемех, Нам, Кау, Уант, Куш, Седжру, то есть страны южного побережья Срединного моря, и через страну Хор прибыть на соединение с первой армией.

Флотом управлял лично Марс. Он должен был завоевать в Срединном море острова Иси, Кефти с Микенским царством, Шардану и все остальные, а также южные области Пиренеев, Аппенин, Пеллопонеса и бросить якоря у города Библ. На весь поход отводилось время в 36 рождений Луны.

Виноградарям Атлантиды Марс повелел приготовить и хранить вино из двух урожаев. Оно понадобится для великого пира победителей.

После сожжения жертвоприношений и зловещих заклинаний Тутефа Марс велел собрать во дворце командующих армиями и начальников отдельных отрядов.

— Мы отправляемся в великий поход,— сказал царь.— Такого похода еще не знали люди, обитающие на земле. Мы должны повергнуть их в ужас. Наши руки должны быть крепкими, а сердца — каменными, не ведающими жалости. Боги, благословляющие нас в этот великий поход, требуют крови, так не жалейте ваших стрел, копий и мечей! Пусть кровь народов, встающих на вашем пути, льется рекой и радует глаза наших богов, а те, кого вы оставите в живых, пусть станут нашими вечными данниками. Счастье и славу Великой Атлантиды мы воздвигнем на скорби и костях наших врагов!

Военачальники всех рангов, слушая воинственные призывы молодого царя, с внутренней дрожью вглядывались в сузившиеся сверкающие глаза. В тот час они даже представить себе не могли, сколько ни в чем не повинных людей ляжет под их сандалии из сыромятной бычьей кожи. Уже с первых схваток атлантов обуяет ненасытная жажда убийства, и они, с мечами и копьями, с дикими криками: «Горе вам! Горе вам!»— устремятся на малочисленные дружины и беззащитные селения других народов.

В завоеванных землях атланты обычно убивали каждого второго или третьего, в зависимости от силы сопротивления жертв. Навьючив пленников награбленным, они устремлялись все дальше и дальше на восток по берегам Срединного моря. В Нубийских землях атланты убивали только пожилых людей. Многих пленников навьючивали бурдюками с водой. Как только вода в бурдюке истощалась, пленника или убивали, или оставляли умирать в безводной, пышущей зноем пустыне, чтобы не расходовать на него запасы пищи и воды.

Ожесточенно и дружно сопротивлялись атлантам нубийцы племени Ирчета. Но и они оказались бессильны, как бессильна сухая солома перед яростным всепожирающим пламенем.

Особой изобретательностью в зверствах, чинимых на завоеванных землях, отличался сам царь. Он был страшно разъярен длительной осадой Микен, богатой и красивой крепости на острове Кефти, где погибло немало атлантов. В конце концов стены были проломлены, но защитники крепости во главе с вождем укрылись в неприступной цитадели. Марс часами просиживал над вырубленными в скалистом плато огромными ямами микенского зверинца, заселенного львами, леопардами и крокодилами. По его знаку воины время от времени бросали в ямы пленников. Это было самое приятное сердцу Марса зрелище.

Однажды защитники цитадели прислали Марсу десять самых красивых девушек Микен в надежде задобрить царя и сохранить жизнь осажденным. Марс скользнул по печальным лицам красавиц яростным взглядом и тут же приказал столкнуть их в ямы с голодными леопардами и львами...

Нечего и рассказывать, с какой жестокостью расправились атланты с осажденными, когда жажда и голод вынудили несчастных сдаться на милость победителей.

В земле Ирцена жили мирные и трудолюбивые люди. Видя, какие беды несет людям нашествие атлантов, жители Ирцены призвали всех способных держать оружие на защиту очагов и детей. В битве,— она продолжалась весь день до сумерек,— атланты вначале дрогнули. Слишком уж самоотверженно и храбро бросились ирцены на пришельцев «из-за моря». Но вовремя подоспел другой отряд атлантов — и почти все ратники Ирцен полегли на поле боя. Атланты были безжалостны, глухи к мольбам своих жертв, к душераздирающим крикам детей и женщин. Их охватил всеобщий психоз великого завоевания. Если атланты в течение дня не убивали хотя бы одного из тех, кого считали врагами, день считался потерянным, прожитым почти зря.

В первые дни похода несколько десятков атлантов были публично казнены за проявление милосердия к побежденным. После этого в атлантской армии не стало сердобольных. Охота за человеческой жизнью очень скоро стала внутренней потребностью каждого воина Великой Атлантиды. Путь атлантов по знакомым и незнакомым пределам освещали зарева пожарищ... А уж сколько проклятий пало на их головы! Но проклятия мало трогали завоевателей. Они считали, что проклятия — не вьюк, на плечи не давят. И потому убивали легко и даже весело, будто соревновались друг с другом в отвратительном пренебрежении человеческой жизнью.

Когда по истечении тридцати лунных рождений собрались атланты в окрестностях города Библа, все земли, окружающие Срединное море, были повержены в прах. Марс насторожился. Надо было отправляться в обратный путь, а припасы почти кончились, и завоеванные земли остались почти безжизненными. Охваченный жаждой убийства, царь не думал о последствиях. В разграбленных землях нечего было и думать о возможности прокормить армию, хотя она и заметно поредела.

И тогда к нему пришли соглядатаи и сказали, что дальше на восток идут обетованные земли, сказочно богатые и многолюдные. Лежат эти земли на берегах двух бегущих рядом рек. Марс велел трубить сбор. Приказал в дальнейшем убивать только пожилых людей, а молодых брать в плен. Междуречье было разграблено за тридцать дней. Добыча в рабах, зерне, в стадах домашнего скота, в золоте и драгоценных камнях была неисчислимой. Атланты погрузили награбленное на пленников, на ослов и быков и двинулись в обратный путь. Обозы победителей растянулись на несколько дневных переходов.

На исходе тридцать шестого рождения луны победоносное воинство Марса возвратилось в Атлантиду. Впереди, на колесницах, запряженных самыми красивыми полонянками, восседали Марс и его самые знатные военачальники. За их спиной осталась пустыня, полная печали и горя.

Всем жителям Атлантиды было велено выйти к обочинам дорог, встречать победителей цветами и радостными восклицаниями. Подготовка к великому пиру началась несколько недель назад, как только пришли первые вести о возвращении царского войска. Священный холм, окруженный рощами и садами, был уставлен бесконечными рядами дощатых столов и скамей, которые спиралями поднимались к вершине, где стоял царский стол.

Пир открылся массовым жертвоприношением пленников. Тысяча молодых пленников из всех завоеванных народов была предана закланию и огню. Затем начался пир.

...Уже третий день пируют атланты. Третий день льется рекой вино, в отдалении дымятся костры с вертелами, на которых поджариваются телята, свиньи, бараны и различная дичь.

На исходе дня к Марсу подошла старушка. Телохранители начали ее отталкивать, но Марс великодушно разрешил ей подойти и изложить свое дело.

— Будь вовеки славен и здоров, мой царь,— сказала старушка, прикрывая ладонью свои уста.

— Я слушаю тебя, мать,— произнес Марс, пьяно сверкая глазами.

— Было у меня три сына. Все они ушли с тобой, и ни один из них не вернулся. Где мои сыновья?

Марс помрачнел.

— Ты хочешь встретиться с ними?— хмуро спросил царь.

— Кроме них нет у меня никого.

Марс встал из-за стола, подошел к старушке, вынул из ножен меч и вонзил женщине в грудь.

— Надеюсь, встреча с твоими сыновьями принесет тебе радость,— сказал Марс, возвращая меч в ножны.

И в ту же минуту ужасающий грохот прокатился из края в край. Земля под атлантами вздрогнула, затряслась, ее разорвали глубокие, изрыгающие пламя и дым трещины. Твердь вздыбилась. Тысячегорлый вопль ужаса потонул в чудовищных раскатах разверзающейся земли.

На мгновение все затихло. Слышалось только шипение пара и мощный подземный гул. Затем раздался взрыв. Пламя устремилось к небесам, освещая летящие во все стороны камни, деревья и скалы. Серия новых ужасающих взрывов расколола широкое пространство, превратив яркий солнечный день в непроглядную темную ночь. Взрывы следовали один за другим и продолжались семь дней. Атлантиду заволокло черными тучами дыма и пепла. На восьмой день земля успокоилась, ветер понемногу отогнал черные тучи, и там, где возвышались зеленые острова, глазам нескольких чудом уцелевших рыбаков предстала необъятная морская равнина...

— Что же это было? Вулкан?— спросил Юра хриплым голосом.

— Какой там вулкан!— ответил Хранитель Древних Тайн.— Убийство женщины-матери было той каплей, которая переполнила чашу терпения великодушной Матери-Природы, и она низвергла Атлантиду со всем, что на ней было, в океанскую пучину. Слишком велико было зло, причиненное Марсом. Такое не прощается...

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Вокруг было тихо, пустынно. Только темнота океанской бездны и таинственные тени вдалеке. Быстро наступал рассвет. Все стало оживать. В глубинах зашевелились щупальца актиний и офиур, распустились удивительно нежными хризантемами коралловые черви. Рак-отшельник с актинией на спине деловито направился в заросли в поисках чего-нибудь съестного. По пути тронул клешней мантию пугливого моллюска, и моллюск мгновенно втянулся в раковину. Солнечные лучи проникали все глубже.

Морская звезда, лениво изгибаясь, раздумывала, в какую сторону двинуться. А над зарослями кораллов закружилась стайка резвых лазурных попугайчиков. Поодаль, у куста ламинарий, остановился огромный окунь. Он открыл зубастую пасть, оттопырил жабры, и несколько маленьких, червеобразных, ярко окрашенных рыбок засуетились вокруг него. Они заплывали окуню в пасть, тыкались носиком о его бока... В глубинах воцарялся мир.

Петька опять вздохнул.

— Как ты думаешь, что еще нас тут ждет?

— Не знаю!

Прохладное дыхание утра ворвалось под откинутые стекла гермошлемов. Мертвый штиль совершенно преобразил поверхность океана. Солнце поднялось над горизонтом, купаясь в собственных лучах.

В стороне, противоположной солнцу, показались черные точки. Одна... третья... десятая... Дельфины. Как по команде, взвивались они в воздух и по крутой траектории почти без всплеска врезались в воду.

Вскоре резвые, шаловливые животные с умными глазами окружили ребят. Юра подумал, что у обыкновенных зверей такого умного выражения глаз не бывает. Всепонимающие глаза у собак, но у дельфинов они совершенно необычны: в них светится такое любопытство, они так доброжелательно подмигивают, что нельзя отделаться от ощущения, будто под гладкой шкурой морского млекопитающего скрывается очень добрый и лукавый человек.

Годовалая афалина с любопытством наблюдала, как Юра достает из водонепроницаемой сумки транзисторный приемник. Непривычно громкий поющий голос взлетел над волнами.

Афалина оторопела и пугливо отодвинулась. Другие дельфины тоже насторожились, но, увидев, что ребята спокойны, стали недоуменно переглядываться.

А когда над океаном полилась грустная мелодия виолончели, дельфинов стало не узнать. Они тесным кольцом окружили ребят, задние напирали на передних, каждому хотелось быть поближе к непонятному источнику прекрасных звуков... Дельфины возбужденно хрюкали, повизгивали, толкались.

Юре Надоела толкотня вокруг, и он выключил приемник. Тут же к нему приблизился старый дельфин и ткнулся в плечо, явно стараясь привлечь к себе внимание. Юра настроил логоформ:

— Ты хочешь что-нибудь сообщить мне?

— Да, я хочу сообщить, что ваш катер нашелся. Мы нашли его.

— И далеко он отсюда?

— Мы оставили возле него молодых крепких дельфинов. Они волокут ваш катер за якорный трос. Прежде чем солнце спрячется на ночь, они будут здесь.

— Спасибо, это хорошая весть!

Петька заметил, что у Юры глаза засияли радостью. Это было связано с чем-то весьма важным.

— Что он тебе сказал? — спросил Петька, указывая глазами на старого дельфина.

— Они нашли катер и теперь буксируют его сюда.

— Юрка, а он не обманывает?— встрепенулся Петя.

— Запомни, животные не могут обманывать,— сдержанно ответил Юра.— У них нет нужды обманывать. Они не знают, что такое обман. К вечеру наш катер будет здесь... Но если мы двинемся навстречу...

— Конечно, двинемся! — воскликнул Петя, мгновенно зажигаясь нетерпением.— Нам незачем ждать!

Юра сказал о своем решении старому дельфину, и спустя несколько минут ребята, окруженные резвящимися дельфинами, устремились в юго-западном направлении. Их одиссея приближалась к концу.

— Юрка, какое счастье, что дельфины нашли наш катер, правда?— говорил Петя, держась за пояс приятеля.

— Само собой. Без катера мы долго бы добирались домой.

— А ты вроде бы и не очень рад... Огорчен, что не нашлась твоя Атлантида?

— Нет, не огорчен... Я нашел больше, чем искал.

— Что же ты нашел?— спросил Петя с удивлением.

— Длинная история. Дома расскажу.

Ответ Петьку не удовлетворил, но, видя, что в глазах его друга застыла непонятная печаль, не стал больше приставать с расспросами. Ему, подогреваемому нетерпением, последние часы пребывания в открытом океане давались особенно трудно, хотелось поскорее выбраться на берег и побежать домой. Не беспокоило даже неминуемое объяснение с родителями; главное — жив и здоров.

А Юра все еще находился под впечатлением услышанного ночью. Перед его глазами клубились тучи дыма и пепла погибающей Атлантиды, в монотонном рокоте гидродвига ему чудился отдаленный грохот подземных стихий...

После полудня Петя первым увидел катер и, к большому недоумению дельфинов, стал прыгать и кувыркаться на радостях.

— Здорово, бродяга! — радостно крикнул Петька и шлепнул ладонью по гладкому пластиковому борту. Юра осмотрел катер со всех сторон, заглянул под днище... Осмотром остался доволен.

— Ой-ой-ой!— озабоченно воскликнул Петя, вскарабкавшись на палубу.

— В чем дело?— встревожился Юра.

— Посмотри, что здесь чайки натворили! Мерзкие птицы! Загадили весь брезент!

— Ну это полбеды, дома отмоем.

Ребята осторожно свернули брезент. Между планками настила поблескивала вода. По это пустяк. Петя лихорадочно снял гидрокостюм и надел легкий тренировочный. Юра извлек из трюма канистру и заправил топливный бак.

— Фу-у-у,— отдувался Петя,— век бы не видеть этот силиконвинил!

Юра нажал кнопку стартера, двигатель несколько раз фыркнул и зашелся деловитой скороговоркой...

А вокруг катера толпились любознательные дельфины и, как на цирковое представление, смотрели на приготовления ребят к возвращению домой.

Юра, переодевшись в спортивный костюм, снова напялил на голову шлем с логоформом и перегнулся через борт к дельфинам.

— Карро, мы возвращаемся домой. Мы рады были подружиться с вами и очень благодарим за помощь. Если бы не вы, нам пришлось бы совсем плохо.

— Не стоит благодарности,— ответил вожак.— Мы рады были помочь вам, надеемся на новую встречу!

— А что вы мне обещали?— спросил дельфиненок, проталкиваясь поближе к Юре.

Юра вначале немного растерялся. Что он. мог обещать? Вдруг вспомнил: джем! Полез в трюм, извлек ящик с тюбиками.

— Ну, дружище, подходи поближе!

Дельфиненок придвинулся, поднял голову.

— Ну-ка, где твой язык?

Дельфиненок раскрыл пасть с мелкими острыми зубами, и Юра выдавил на толстый дельфиний язык полтюбика смородинового джема. Дельфинчик проглотил с причмокиванием. Затем была очередь яблочного и абрикосового джема.

— У него совершенно извращенный вкус!— заметил вожак.

Юра рассмеялся. Дельфины понимающе закивали: мол, что с него взять, с несмышленыша.

Петя в это время сидел отстраненно и внутренне ликовал при мысли, что еще до восхода солнца они будут дома.

Это было прекрасное зрелище: катер мчался, оставляя за собой длинные буруны а по сторонам наперегонки с катером стремительно скользили гибкие, мощные дельфиньи тела. Ребята приветственно махали руками. Юра увеличил скорость, и дельфины понемногу отстали. За спиной ребят во всю ширь полыхал багровый закат, и след от катера терялся среди пламенеющих волн...