— Кай!

Громкий, настойчивый стук в дверь.

— Кай, поторопись! Все уже собрались, Брунгильда нервничает, ее отец начинает что‑то подозревать!

— Так расскажи им все, может, сами уберутся.

— Кай! — Голос матери хрустнул льдом. — Виктория Демидова едва оправилась после случившегося, ты же не хочешь, чтобы с ней произошла очередная неприятность?

— Я все время думаю, мама, — тихо произнес Кай, открывая дверь, — неужели ты всерьез можешь причинить вред девушке, которую я люблю? И без которой мне плохо, мне физически плохо, понимаешь?!

— Не понимаю, — жестко припечатала Грета. — И никогда не пойму. Сексуальное влечение к этим недочеловекам еще как‑то объяснить можно, среди них попадаются весьма достойные образчики. Но это уже привело когда‑то к исчезновению нордической расы, и…

— Грета, хватит! Меня тошнит от всей этой бредятины!

— Бредятины, значит, — теперь замерзло и лицо женщины, превратившись в ледяную бесчувственную маску. — Ты сам виноват, Кай, что нам пришлось пойти на шантаж, ты вынудил нас. Своим легкомысленным, нет — предательским поступком ты свел на нет все наши усилия по делу фон Клотца, выброшены на ветер немалые средства, не говоря уже об упущенной выгоде — наследство Фридриха осталось у этих славянских выскочек, а сам Фридрих больше и слышать о нас не хочет! И если он все‑таки добьется когда‑нибудь своего, то нам его денег не видать.

— Ничего он не добьется, пусть только попробует причинить вред Вике! — процедил Кай. — Раздавлю, как таракана. И это относится ко всем. Надеюсь, мы понимаем друг друга.

— Разумеется. — Показалось или в глазах Греты мелькнул… испуг? Да нет, показалось, мать никогда не обманывала его, знает, что бесполезно. И опасно. — Мы свое слово держим — Виктория давно уже дома, в Германии, мать отправила ее на виллу в Варнемюнде, девица там загорает, купается и, между прочим, не одна, а в компании весьма интересного молодого человека. Похоже, ты для нее был всего лишь забавным эпизодом.

— Неважно, кем я был для нее, важно, кем стала для меня она.

— Не понимаю…

— Грета, не пытайся понять, просто радуйся.

— Чему же это, позволь полюбопытствовать? Тому, что мой сын, гордость «Аненербе», сошел с ума из‑за убогой самки недо…

— Хватит! — заорал Кай, срывая с шеи галстук‑бабочку. — Не смей ее так называть! А радоваться ты и твои приспешники должны тому, что получили беспроигрышный рычаг воздействия на меня и можете манипулировать мной по своему усмотрению. В разумных пределах, конечно, злоупотреблять этим не стоит. И еще, мама, — Кай вплотную приблизился к женщине и, склонившись, пристально всмотрелся в ее глаза, — наш уговор основан на доверии. Я по твоему настоянию не пытаюсь связаться с Викой, найти ее, узнать, как у нее дела, а вы заботитесь о том, чтобы с ней все было хорошо. И чтобы душка Фрицци не пытался снова протянуть к ней свои похотливые лапы. Таков был уговор?

— Да. — Грета спокойно выдержала взгляд сына, если только зрачки расширились, словно у насторожившейся кошки. Но ничего необычного в этом не было — воздействие фиолетового пламени в серебре не может не вызвать совсем никакой реакции. — И мы его соблюдаем. А вот ты — нет.

— Что значит — нет? Я с того дня, вернее, утра, когда вы всем Президиумом ворвались в мои апартаменты и подвергли меня унижению и физическому насилию…

— Не физическому, к тебе никто не прикасался.

— Ну да, ты всего лишь врубила парализатор на полную мощность! — горько усмехнулся Кай. — И едва не отправила меня на тот свет!

— Ну не отправила же. А что нам было делать? Мы прекрасно осознавали, что ты будешь, мягко говоря, недоволен нашим вторжением, а превращаться в кабачок или тыкву никому из нас не хотелось. Вот и пришлось принять превентивные меры.

— Вы даже не позволили мне попрощаться с Викой!

— Зачем?

— Чтобы я мог объяснить как‑то наше расставание.

— А разве я тебе не говорила?

— Что? — насторожился Кай.

— Ты же знаешь, наши ученые занимаются разработками по массовому зомбированию людей, чтобы с помощью аппаратуры делать с ними то, что ты можешь самостоятельно. И нам многое удалось.

— Уж не хочешь ли ты сказать… — Мужчина со свистом втянул в себя воздух и недобро прищурился.

— Не волнуйся, никто ее в овощ не превращал, мы просто стерли ей все воспоминания последних дней. Все, начиная с ее вылета из Москвы. Так что и Портнов, и Фридрих, и ты, мой дорогой сын, — все это исчезло из памяти Виктории Демидовой.

— Но зачем?

— А затем, чтобы ее семейка, и в первую очередь выкормыш ЦРУ Винсент Морено, не пошли по следу и не вышли на нас. Так что ты для нее никогда не существовал, поэтому забудь об этой девице и пойдем. У тебя свадьба сегодня, не забыл?

— Значит, меня нет в ее жизни… — задумчиво произнес мужчина, поднимая с пола отброшенную черную бабочку. — А знаешь, так даже лучше, ты права.

— Я всегда права.

— Но вы уверены, что не переборщили с ментальным воздействием на мозг Вики? Насколько мне известно, методика еще в стадии разработки и долгосрочных экспериментов пока не проводилось.

— Это ты так думаешь. Ты просто последние годы совсем не интересуешься делами нашей организации, только своими. А у нас много интересного появилось, и кое‑что со временем может стать сюрпризом для тебя.

— Сюрпризом? — насмешливо приподнял бровь Кай. — Для меня? А подробнее?

— Нет уж, погоди, а то сюрприза не получится. И вообще, нам давно уже пора в зал собраний, невеста заждалась.

— Невеста… — Мужчина непроизвольно содрогнулся, словно от прикосновения к чему‑то холодному. — Господи, да меня от одной мысли о брачной ночи тошнит!

— Не говори глупостей! Я бы смогла тебя понять, будь Брунгильда косой и горбатой уродиной, но она ведь — само совершенство!

— Ледяное совершенство.

— И что? Растает, не волнуйся. — Грета многозначительно улыбнулась и подмигнула сыну. — Я ведь вижу, как она на тебя смотрит! У вас все сегодня получится, поверь. И не один раз!

— Грета!

— Ладно, извини. Ну все, — женщина поправила вновь повязанный галстук и стряхнула с плеча сына невидимые пылинки, — пошли.

— Пошлю, — проворчал тот. — Причем с удовольствием.

— Как оригинально! — усмехнулась мать и, подхватив Кая под локоть, направилась с ним к выходу. — И учти, дорогой, шутки кончились. И капризы — тоже. Никаких «не хочу, не буду», супружеский долг ты обязан выполнять ежедневно. Вернее, еженочно. До тех пор, пока Брунгильда не забеременеет. А тогда сможешь и отдохнуть. Если захочешь, конечно.

— Захочу. Тоже мне, свадьба! Торжественные проводы племенных жеребца и кобылы на случку!

— Можешь и так назвать, если угодно. По сути — да, а все эти ритуалы и церемонии нужны лишь для внесения хоть какого‑то разнообразия в нашу жизнь. Даже великой расе необходимы праздники. И не вздумай нам его испортить, помни о Виктории!

— Я не забываю о ней никогда, — с тоской прошептал Кай, входя в зал собраний, где гомонила нарядно одетая толпа.

В центре которой стояла его будущая жена.

Безупречно красивая, само совершенство.

Совершенство льда…