Верно. Раньше было верно. Но сейчас, именно сейчас, в голове Кая словно бы щелкнул невидимый тумблер, окончательно отключая чувства и эмоции. И оставляя лишь чистый, не обремененный этой завесой разум.
И все странности, несуразности, нелепости последних месяцев, в том числе и сегодняшняя эскапада Греты, все эти корявые кусочки пазла вдруг засуетились, шурша и потрескивая, сгрудились сначала в дурно пахнущую кучу, а потом рррраз — и сложились в целостную, законченную картину.
И картина эта Каю не понравилась.
Нет, слишком мягко сказано. Он ощутил вновь поднимающуюся внутри волну ослепляющей, карающей ярости, готовую обрушиться на всех, кто попадется у нее на пути, если картина окажется реальной…
Реальной историей обмана.
Нет, такого просто не может быть! Грета и ее приспешники прекрасно понимают, ЧТО с ними произойдет, если Кай узнает о такой циничной, такой подлой гнусности!
Хотя… вполне возможно, что до конца‑то как раз не понимают. Они ведь не видели, что он творил тогда в аэропорту. И не знают реального уровня его возможностей.
К тому же явно пребывают в эйфории насчет этих своих защитных браслетов‑приборов. Правда, он и сам толком не знает, насколько эти побрякушки эффективны. Действие парализатора Кай уже имел сомнительное удовольствие испытать на себе, а с работой браслетов ознакомиться пока случая не представилось.
И все равно — вряд ли Грета рискнет так откровенно глумиться над сыном. Превратить его, Кая, в послушную марионетку, всего лишь обещанием не причинять вреда Вике! А в это время Фридрих…
НЕТ!!!
— Кай! — откуда‑то издалека, словно сквозь вату, протиснулся встревоженный голос матери. — Что с тобой? Тебе опять плохо? Ты слышишь меня, Кай?
На этот раз он не стал подавлять бушующую в душе ярость, незачем. В комнате они с Гретой одни, Брунгильда сейчас у врача на очередном обследовании, так что им никто не помешает.
Что? Перед ним все‑таки мать? И что? Эта женщина стала инкубатором для вынашивания мутанта, и больше ничего. Она относится к своему ребенку лишь как к удачному результату эксперимента, к вместилищу чистейших, по ее мнению, генов. Ради правильного использования которых Грета могла сделать то, что лучше бы не делала…
Ничего, сейчас узнаем.
— Мама, — еле слышно, с трудом произнося слова, прошептал Кай. — Мне действительно плохо, подай, пожалуйста, воды.
— Да‑да, конечно, — засуетилась женщина, — сейчас. И врача надо вызвать, срочно.
— Хорошо, вызови. Но сначала — вода. Скорее!
Судорожно вздохнув, он начал сползать по спинке дивана, заваливаясь набок.
— Да что же это! — испуганно вскрикнула Грета, заметавшись по комнате в поисках питья. — Где тут у вас вода или минералка?
— Должна быть на нижней полке, вон там.
— Где? — Женщина присела на корточки, высматривая бутылку с водой.
И вдруг… в предплечья словно стальные клещи впились, так сильно, что Грета вскрикнула от боли и на какое‑то время утратила связь с реальностью.
Потому что реальность была слишком неправдоподобной, невозможной, неправильной!
Кай, ее сын, который, несмотря ни на что, всегда относился к ней с должным пиететом, для которого слово «мать» не было пустым звуком, обращался сейчас с ней, словно с преступницей! Он довольно грубо поднял ее, доволок до дивана и буквально швырнул туда, где только что «терял сознание», затем левой рукой прижал женщину к спинке дивана, обездвижив на время, а правой сорвал с руки защитный браслет!
А лицо… его лицо…
Оно превратилось в маску. Ледяную маску беспощадности.
— Ну что, Грета? — И голос стал чужим, металлическим. — Об этом вы не подумали? Браслеты у них защитные от моего ментального воздействия! А как насчет физического? А?!
— Ты… — В горле пересохло, и каждое слово царапало связки. — Ты что, с ума сошел? Кай! Что случилось, сынок?
— Не называй меня так, — скрипнул чужой голос. — Я никогда не был тебе по‑настоящему родным.
— Но…
— Замолчи! У нас мало времени.
— На что?
Сердце стучало все сильнее, бешено пытаясь проломить грудную клетку. Неужели он узнал?! Но как?! Откуда?! Кто мог сказать ему?!
— На то, чтобы узнать правду.
— Какую еще правду?! — завизжала Грета, надеясь привлечь внимание к происходящему в комнате.
Но больше ей не удалось издать ни звука — к губам с силой прижалась ладонь сына:
— Не надо. Иначе пострадают ни в чем не повинные люди.
Увидев мгновенно расширившиеся от ужаса зрачки матери, Кай усмехнулся:
— Не бойся, я не причиню тебе боли. Ты ведь прекрасно знаешь, что я все могу узнать абсолютно безболезненно. Ты сейчас сама мне все расскажешь. И кричать не будешь, правда?
Пульсирующее фиолетовое пламя приблизилось почти вплотную. Грета изо всех сил пыталась избежать прямого взгляда в глаза сына, но бежать ей было некуда…
И через мгновение Кай почувствовал, как напряженные мышцы женщины расслабились, а из глаз исчезли страх и отчаяние. Там, в бледно‑голубых озерах, вообще ничего не осталось, лишь ровная гладь равнодушной пустоты.
— А теперь поговорим. — Он убрал ладонь от лица Греты и, придвинув стул, сел напротив матери. — Коротко и по существу. Где Вика?
— Там, где и должна быть, — монотонно произнесла женщина. — У Фридриха.
— То есть вы меня обманули?
— Да. Неужели ты всерьез мог подумать, что мы согласимся лишиться такого мощного источника финансирования, как состояние фон Клотца?
— А о последствиях своего обмана вы подумали?
— Да перестань, какие еще последствия! Что ты можешь один против всех, особенно если у нас есть защитные браслеты. Со всех сразу ты ведь их сорвать не сможешь. И вообще, мы были уверены, что со временем ты успокоишься и забудешь о своем помешательстве и об этой девке. Разве можно сравнивать ее и Брунгильду! Мы думали, что рядом с таким совершенством ты поймешь, почувствуешь разницу, и тебе самому будет стыдно вспоминать, ради кого ты едва не разрушил наши планы.
— Тут вы правы, я почувствовал разницу.
— Ну вот, видишь.
— Только сравнение не в пользу вашей леди совершенство! Но я терпел общество нелюбимой женщины ради любимой. Думал, что у Вики все хорошо, что она дома!
— А у нее и так все хорошо. Фридрих, в отличие от тебя, с задачей справился превосходно, эта девка понесла буквально сразу, и у них уже родился сын.
— Что?!!
— Да, ребенку уже месяц исполнился. Скоро Фридрих приступит к выполнению второй части нашего плана — к устранению матери и брата Виктории Демидовой. Они погибнут в автокатастрофе, Западное подразделение «Аненербе» уже все подготовило на самом высшем уровне — полиция ничего не заподозрит.
— Я вам верил, — процедил Кай, с трудом балансируя на грани гневного безумия, за которой пульсировала бездна. — Я подчинялся. Я выполнял все условия договора! Я трахал осточертевшую мне женщину!! А в это время белобрысая тварь насиловала мою женщину!!! МОЮ!!!!
— Не драматизируй, — поморщилась Грета. — Может, этой твоей Вике даже понравилось. Фридрих нам говорил, что после рождения ребенка девка резко изменилась. Если до этого она даже пыталась покончить жизнь самоубийством…
— Она…
— Не волнуйся, Фридрих успел вовремя, все обошлось. Так вот, после рождения сына Виктория угомонилась и стала хорошей матерью. Фридрих даже подумывает о том, чтобы не убивать ее, а взять с собой в Германию. Потому что мальчишка признает только мать, а отца терпеть не может. Фридрих жаловался, что ребенок орет до посинения, стоит только отцу приблизиться или, не дай Бог, взять малыша на руки. Что поделаешь, славянская кровь! Упрямство у ребенка в генах. Представляешь, Фридрих дал сыну такое красивое имя — Вильгельм! Вильгельм фон Клотц! Звучит! А эта девка уперлась и назвала мальчишку Михаэлем!
— Как?..
— Михаэлем! Тоже ничего, конечно, но Вильгельм — имя короля! А эта…
Мать зудела и зудела, но Кай больше не вслушивался в ее бубнеж. В голове, в душе, в сердце вспыхнула и начала разгораться маленькая искорка, становясь постепенно все сильнее и сильнее, пока не превратилась в пламя. Но не обжигающее пламя ярости, а ровное, сильное, вечное пламя счастья. Радости. Надежды.
Тот сон не был сном. Это была картинка из его жизни. Будущей жизни. В которой будут и солнце, и лес, и возня с сыном. И ждущая их где‑то вместе с маленькой дочерью Вика…
Сын у него уже есть! Михаэль. Малыш с его глазами и улыбкой матери.
И он, Кай, должен сделать все возможное и невозможное, чтобы повторить свой сон в реальности.