Старая перчатка была забыта и валялась на полу, а Роза сидела в глубокой задумчивости, когда в зале послышались быстрые шаги и чей-то звучный голос запел:

Роза тут же подхватила песню:

Послышался стук в дверь, и в комнату вошел Чарли, веселый и добродушный, как всегда:

— Доброе утро, Роза! Вот ваши письма и ваш покорный слуга, готовый исполнять все ваши поручения.

— Благодарю, у меня нет никаких поручений, разве только вы отправите мои письма, если мне потребуется ответить. С вашего позволения, Принц, я посмотрю, — и Роза принялась распечатывать письма, которые кузен положил ей на колени.

— О Боже, лучше бы глаза мои ослепли! — трагически произнес Чарли, театрально закрывая лицо одной рукой, а другой указывая на перчатку. Как и многим талантливым актерам, ему нравилось лицедейство в обыкновенных разговорах.

— Это дядя забыл свою перчатку.

— А я уж решил, что здесь был соперник, — подняв перчатку, Чарли начал натягивать ее на голову маленькой фигурки Психеи, которая украшала камин, и затянул третий куплет старой песни:

Роза просматривала письма, не переставая размышлять о своем разговоре с дядей и кое о чем другом, связанном с Принцем и его песней.

Все эти три месяца с момента возвращения Роза чаще других видела этого двоюродного брата, потому что только он располагал неограниченным свободным временем «играть с Розой», как они говорили несколько лет тому назад. Все остальные были заняты. Маленький Джеми и тот вместо отдыха усердно боролся с латинской грамматикой — вечным камнем преткновения всех школьников. Доктор Алек приводил в порядок дела после долгого отсутствия. Фиби много занималась музыкой, а тетушка Изобилие по-прежнему развивала бурную деятельность в области домашнего хозяйства.

Итак, естественным образом Чарли завел привычку являться к Розе во всякое время то с письмами, то с какими-нибудь новостями, то с приятными идеями провести досуг. Он помогал ей в рисовании, катался с ней верхом, пел вместе с ней и всюду оказывался рядом. В свою очередь, и тетя Клара, любившая развлечения больше всех сестер, часто сопровождала племянницу в качестве компаньонки.

Какое-то время все это доставляло Розе удовольствие, но мало-помалу ей захотелось, чтобы Чарли взялся за какое-нибудь дело и прекратил всюду за ней следовать. Вся семья относилась к нему с крайним снисхождением; братья считали, что он имеет право на все самое лучшее — ведь он все еще был Принцем, представителем золотой молодежи. До сих пор среди младших членов семьи не развеялось убеждение, что Чарли станет гордостью семьи, хотя он не имел ни одного особого дарования или склонности. Правда, старшие уже покачивали головами — блестящие перспективы и проекты все никак не воплощались в жизнь.

Роза думала обо всем этом и жаждала вдохновить своего двоюродного брата на какой-нибудь труд, чтобы он добился успеха и настоящего уважения. Но это оказалось нелегко. Чарли выслушивал советы с непоколебимым добродушием, откровенно сознавался в своих недостатках и тут же приводил множество возражений и оправданий своего безделья.

Наконец девушка начала замечать, что кузен превратно понял ее дружеское участие и всякий раз возмущается при появлении поблизости от нее поклонника. Он решил, что ему принадлежит какое-то особое место в ее жизни. Роза боялась, что вскоре придет время и другим требованиям. Это возмущало девушку, она догадывалась, что эти мысли внушены ему матерью. Тетя Клара при всяком удобном случае повторяла, как благотворно Роза влияет на Чарли, и при этом выражала явное неодобрение, если возле Розы оказывался какой-нибудь другой юноша.

Девушке не хотелось угодить в эту хорошо спланированную западню: хотя Чарли был самым привлекательным из ее двоюродных братьев, она вовсе не желала связывать с ним свою жизнь, тем более что ее расположения добивались гораздо более достойные молодые люди.

Когда Роза сидела на диване и просматривала письма, все эти мысли смутно бродили в ее голове и бессознательно повлияли на следующий разговор.

— Все это одни приглашения. Я не могу сейчас отвечать на них, иначе никогда не закончу с подарками!

— Я вам помогу, буду надписывать адреса. Вот что значит иметь хорошего секретаря! — заключил Чарли, который в комнате Розы чувствовал себя как дома.

— Нет, я сама это сделаю, а вы отвечайте на письма, если хотите. Нужно отказаться от всех визитов, кроме двух-трех. Читайте имена, а я скажу вам, кому что писать.

— Слушаю и повинуюсь. Ну, кто скажет, что я лентяй? — и Чарли весело уселся за письменный стол, искренне считая часы, проводимые им в этой комнатке, самыми лучшими и счастливыми в жизни.

— «Порядок во всем — непреложный закон», я полностью согласен с этим мнением. Только я не вижу здесь почтовой бумаги, — прибавил он, открывая бюро и с любопытством оглядывая его содержимое.

— В ящике справа лиловая бумага с вензелями для записок, а гладкая — для деловых писем, — ответила Роза, раздумывая, кому лучше подарить платок с кружевами — Ариадне или Эмме.

— Наивное создание! А что если я отворю не тот ящик и открою ваши сокровенные тайны? — продолжал новый секретарь, роясь в изящных бумажках с мужскою неаккуратностью.

— У меня их нет, — скромно пожала плечами Роза.

— Как? Неужели ни одной заветной записочки, ни одного дорогого портретика, засохшего цветочка и еще чего-нибудь? Не могу этому поверить, кузина, — Принц недоверчиво покачал головой.

— Если б у меня были подобные вещи, конечно, я бы их вам не показала, бессовестный вы человек! Тут есть несколько маленьких сувениров, но ничего особенно сентиментального и интересного.

— Как бы я желал их видеть! Но никогда не осмелюсь просить об этом, — заметил Чарли, с жадностью глядя на полуоткрытый ящичек.

— Можете посмотреть, если хотите, но, право, вы разочаруетесь. Там налево, в нижнем ящике, в котором ключ.

— «Ангел доброты! Чем я отплачу тебе за это? О сладкий миг, с каким трепетом я приступаю к этому заветному вместилищу!» — процитировал он «Тайны Удольфа», повернул ключ и открыл ящик с трагическим жестом. — Вот тут в коробочке семь локонов всех цветов: есть светлые, как у вас, темно-каштановые, золотистые, черные, как вороново крыло, и ядовито-рыжие. Все они кажутся мне очень знакомыми. Мне кажется, я знаю, с чьих они голов.

— Если помните, все вы дали мне по локону перед моим отъездом, и я возила их вокруг света в этой самой коробочке.

— Я бы желал, чтобы и головы ездили вместе с ними. Вот тут янтарный флакончик с золотым колечком и душистым ароматом, — продолжал Чарли, с удовольствием принюхиваясь к склянке.

— Дядя подарил мне этот флакон уже давно, и я очень люблю его.

— А вот что-то подозрительное: мужское кольцо с лотосом, вырезанным на камне, и при нем записочка. Кровь бросилась мне в голову! Кто, когда и где?

— Один джентльмен, в день моего рождения, в Калькутте.

— Я могу вздохнуть свободно! Это, вероятно, мой отец?

— Не говорите глупостей. Конечно, он. Ваш отец сделал все, чтобы мое пребывание у него было приятным. И вам следовало бы, как послушному сыну, поехать к нему вместо того, чтобы лентяйничать здесь.

— Дядя Мэк все уши мне прожужжал об этом. Но к чему пустые наставления, я сам выберу путь, по которому идти, — проворчал Чарли с досадой.

— Но если вы выберете неправильный путь, вам будет трудно вернуться назад, — заметила Роза серьезно.

— Все будет хорошо, если вы будете приглядывать за мной, как обещали, судя по благодарностям, полученным вами в этом письме. Бедный старый родитель! Я бы желал его видеть. Прошло четыре года с тех пор, как он был здесь в последний раз, — наверное, он сильно постарел с тех пор.

Чарли был единственным из мальчиков, который всегда называл своего отца «родителем». Другие знали и любили своих отцов, а он так редко виделся со своим, что язык не поворачивался выговорить более теплое слово. С тех пор как отец уехал, их общение в основном сводилось к письменным указаниям и требованиям, которыми сын с легкостью пренебрегал. Когда-то Роза слышала о том, что дядя Стивен был не в силах терпеть страсть своей жены к выездам в свет и предпочел покинуть родину, оправдывая делами свое продолжительное отсутствие.

Все эти мысли промелькнули в голове девушки, пока она наблюдала за тем, как двоюродный брат вертит в руках кольцо, внезапно сделавшись чрезвычайно задумчивым. Найдя этот момент благоприятным, она сказала очень серьезно:

— Да, он постарел. Дорогой Чарли, думайте больше о вашем долге, чем об удовольствиях, и я уверена, что вы не раскаетесь в этом.

— Вы хотите, чтобы я уехал? — спросил Принц поспешно.

— Я думаю, что вы должны это сделать.

— А я думаю, что вы были бы гораздо милее, если бы не рассуждали поминутно о том, что хорошо и что плохо. В этом, как и во многих ваших странных воззрениях, чувствуется влияние дяди Алека.

— Я очень рада, что он научил меня этому, — сказала Роза несколько раздраженно, но тотчас же успокоилась и прибавила со вздохом: — Вы знаете, женщины всегда желают, чтобы любимые люди были хороши, а потому и стараются сделать их лучше.

— Да, еще как стараются: мы уже должны бы превратиться в ангелов! Но я твердо убежден, что если бы мы сделались ангелами, то вы, прекрасные создания, любили бы нас вполовину меньше. Не правда ли? — спросил Чарли с вкрадчивой улыбкой.

— Может быть, и нет, но мы удаляемся от вопроса. Так вы поедете? — настаивала Роза.

— Нет, не поеду!

Слова эти были сказаны очень решительно, и затем последовало неловкое молчание. Роза машинально затягивала узел одного из пакетов, а Чарли рылся в ящике — и скорее с волнением, чем с любопытством.

— А вот вещичка, которую я подарил вам давным-давно! — вдруг воскликнул он весело, вынимая маленькое агатовое сердечко на голубой полинявшей ленточке. — Позвольте забрать это каменное сердце и предложить вам настоящее? — проговорил он полушутя-полусерьезно, растроганный воспоминаниями, пробужденными найденной безделушкой.

— Нет, не позволю! — ответила Роза резко, рассердившись на вызывающе смелый вопрос.

С минуту Чарли казался сконфуженным, но его природная веселость всегда брала верх и приводила в хорошее расположение духа и его самого, и окружающих.

— Теперь мы квиты. Оставим это и начнем сначала, — сказал он чрезвычайно приветливо, хладнокровно опустив сердечко себе в карман и собираясь закрыть ящик. Но вдруг что-то поразило его, и он воскликнул: — А это что такое?

И он вытащил фотографию, которая лежала под грудой писем с иностранными марками.

— Ах, я и забыла, что она тут, — торопливо сказала Роза.

— Кто этот господин? — Чарли рассматривал красивого мужчину и хмурил брови.

— Это почтенный Гилберт Мюррей, который вместе с нами путешествовал по Нилу и стрелял крокодилов и разных мелких зверей. Он отличный охотник, я писала вам о нем в письмах, — ответила Роза весело, хотя была недовольна таким поворотом разговора. Это был один из промахов, о которых предупреждал ее дядя.

— А что, дикие звери еще не съели его? Может, я узнаю об этом, прочтя вот эту кучу писем? — ревниво спросил Чарли.

— Надеюсь, что нет. По крайней мере, ничего такого не было в последнем письме от сестры господина Мюррея.

— А, так это она с вами переписывается? Сестры иногда бывают опасными особами, — Принц подозрительно поглядывал на пачку писем.

— О, в таком случае она очень безобидная особа, поскольку взяла на себя нелегкий труд в подробностях описать свадьбу брата.

— А, так он женился? Тогда мне нет до него никакого дела. Я уж было подумал, что нашел причину вашего жестокосердия. Но если это не ваш тайный кумир, то я снова теряюсь в догадках, — и Чарли бросил фотографию в ящик, потеряв к ней всякий интерес.

— Я жестокосердна, потому что разборчива, и до сих пор не нашла никого себе по вкусу.

— Никого? — переспросил он с нежным взглядом.

— Никого! — невольно покраснела Роза и прибавила откровенно: — Одними людьми я восхищаюсь, в других вижу много хорошего и достойного похвалы, но пока не нашла человека, которого бы полюбила. Вы же знаете, мои герои старомодны.

— Зануды, вроде графа Альтенбурга и Джона Галифакса? Я знаю типажи, которые нравятся красивым девушкам, — проворчал Чарли, предпочитавший Ливингстонов и Боклерков.

— Ну, так значит я — девушка некрасивая, потому что педантов не люблю. Мне нужен джентльмен в лучшем смысле этого слова, и я подожду, потому что уже встретила одного такого и точно знаю, что на свете они есть.

— Одного вы уже встретили! Я его знаю? — встревожился Чарли.

— Думаю, да, — и глаза кузины хитро сверкнули.

— Если это не Пэм, то я отказываюсь угадывать. Он самый благовоспитанный малый, какого я только знаю.

— О, нет! Тот, о ком я говорю, несравненно лучше мистера Пэмбертона и существенно старше его, — проговорила Роза с чувством такого искреннего уважения, что Чарли был смущен и встревожен.

— Может, кто-нибудь из духовных лиц? Вы, набожные создания, часто поклоняетесь пасторам. Ради сострадания, скажите мне его имя! Я страшно мучаюсь в неведении! — умолял Принц.

— Александр Кэмпбелл.

— Дядя? Ну, это уже легче, хотя ужасно нелепо. Так значит, если вы встретите святошу, только помоложе, выйдете за него замуж? — спросил Чарли, несколько повеселевший, но вместе с тем и разочарованный.

— Если я встречу человека вполовину столь честного, благородного и доброго, как дядя, то буду счастлива выйти за него, если он попросит моей руки, — прозвучало в ответ.

— Какие странные вкусы бывают у женщин… — и Принц задумался о слепоте женщин, которые восхищаются добрым старым дядей, пренебрегая блестящим молодым кузеном.

Роза между тем усердно перевязывала свои пакеты и надеялась, что была не слишком строга с Чарли. Читать ему нотации было очень непросто, хотя, казалось, он был не против, а иногда даже каялся добровольно. Он отлично знал, что тогда женщины охотно прощают все грехи.

— Я думаю, почта уйдет прежде, чем вы закончите, — проговорила Роза, так как молчание было менее приятно, чем болтовня.

Чарли принялся за дело и написал несколько записок наилучшим образом. Дойдя до делового письма, он посмотрел на него и спросил с изумлением:

— Что это такое? Стоимость ремонта от господина по имени Бюффом…

— Оставьте это, я сама посмотрю позднее.

— Но я хочу знать, в чем дело! Меня интересуют все ваши дела. Хотя вы и полагаете, что я не способен заниматься делом, но вы убедитесь в обратном, если испытаете меня.

— Это по поводу двух моих старых домов в городе, которые требуют ремонта и переделки, чтобы все комнаты стали отдельными.

— А, вы хотите сделать в них ночлежные дома? Это недурная мысль, я слышал, что такие дома очень выгодны.

— Вот именно этого я и не хочу. Ни за какие миллионы не возьму я себе на душу такого греха, как ночлежный дом, — сказала Роза решительно.

— А что вы о них знаете, кроме того, что в них живут бедняки и что они приносят хороший доход владельцам?

— Я много знаю о них, потому что видела несколько подобных домов и здесь, и за границей. Право же, я путешествовала не для одного удовольствия! Дядя интересовался и госпиталями, и тюрьмами, и я часто ходила с ним, хотя это было и тяжело для меня. Именно он предложил мне заняться благотворительностью иного рода, когда мы вернемся домой. Я посещала школы для детей, женские рабочие дома, приюты для сирот и тому подобные места. Вы не можете себе представить, как много пользы принесло мне это, и как я счастлива, что имею средства хоть немного облегчить страдания нашего мира.

— Но вы ведь не станете, дорогая кузина, транжирить свое состояние направо и налево, чтобы кормить, одевать и лечить всех бедных, которых встретите? Помогайте бедным; это должен делать всякий, и я, как никто, этому сочувствую. Но, ради Бога, не уподобляйтесь некоторым безумным женщинам, которые неистово ударяются в благотворительность. С ними невозможно даже рядом находиться, — взмолился Чарли.

— И не нужно находиться. Поступайте, как вам угодно, а я буду заниматься благотворительностью, прося совета и следуя примеру самых серьезных, практичных и добродетельных людей, которых знаю. И если вы не одобряете меня, давайте прекратим знакомство, — Роза сделала особое ударение на последней фразе, как всегда, когда отстаивала свое мнение.

— Над вами будут смеяться!

— Я привыкла к этому.

— Вас будут критиковать и избегать!

— Не те, чьим мнением я дорожу.

— Женщины вообще не должны соваться в подобные места!

— И тем не менее некоторые из них это делают.

— Вы можете заразиться какой-нибудь ужасной болезнью и потерять свою красоту!

Если Чарли надеялся этим аргументом запугать молодую филантропку, то ошибся — глаза девушки внезапно заблестели, поскольку ей на память пришел недавний разговор с дядей Алеком.

— Это нисколько не огорчит меня. Скорее обрадует: ведь если я потеряю красоту и растрачу состояние, то узнаю, по крайней мере, кто меня искренне любит.

С минуту Чарли молча грыз перо, но затем мягко спросил:

— Могу я почтительнейше спросить, какие великие преобразования будут произведены в старых домах их прелестной владетельницей?

— Я хочу превратить их в удобные помещения для бедных, но почтенных женщин. Это именно тот класс людей, которые не могут много платить и страдают от того, что им приходится жить в шумных, грязных, густозаселенных местах, наподобие ночлежных домов и дешевых квартир. Я смогу помочь хоть некоторым из них.

— Осмелюсь поинтересоваться: эти почтенные, но неимущие личности будут жить в этих роскошных помещениях даром?

— Таков был мой первоначальный план; но дядя доказал, что благоразумнее не принимать их за нищих и брать небольшую плату, тогда они будут чувствовать себя более независимыми. Конечно, эти деньги я употреблю на содержание дома или на помощь другим беднякам, — Роза не замечала, что двоюродный братец исподтишка смеется над ней.

— Не ждите от них благодарности! Да и хлопот с такой толпой несчастных будет немало. Я уверен, что рано или поздно вам надоест возиться со всем этим.

— Благодарю за ваши добрые предсказания, но я все-таки рискну!

Она имела такой неустрашимый вид, что Чарли разгорячился и необдуманно выпустил последний выстрел.

— Хорошо, но знайте, что вы никогда не выйдете замуж, если будете действовать так бездумно! А вам следовало бы позаботиться о себе и сберечь свое состояние.

Роза была вспыльчива от природы, но редко выходила из себя. На этот раз, однако, чаша ее терпения переполнилась. Особенно возмутили девушку последние слова кузена, потому что она услышала в них отголоски речей тети Клары, которая не раз предостерегала девушку от корыстолюбивых искателей и благочестивых замыслов. В эту минуту Роза разочаровалась в своем двоюродном братце и досадовала на то, что позволила ему смеяться над своими планами.

— Я никогда не выйду замуж, если придется лишиться права поступать так, как нахожу справедливым. Лучше я завтра же пойду в богадельню, чем буду думать только о том, как сохранить свое состояние.

Чарли понял, что зашел слишком далеко. Он поспешил заключить мир, для чего, обернувшись к пианино, запел приятным голосом трогательный старинный романс:

Очевидно, прекрасный Принц не напрасно играл роль трубадура. Сам Орфей не мог бы петь сладостней. Музыкальное извинение было принято со всепрощающей улыбкой и с откровенным восклицанием:

— Мне жаль, что я вспылила, но вы не разучились провоцировать меня. Тем более, что я сегодня не в духе: на меня дурно действует, когда я поздно ложусь спать.

— Значит, вы завтра не поедете на вечер к мисс Хоуп? — спросил Чарли с искренним сожалением, которое немного польстило Розе.

— Я должна там быть, потому что вечер этот устраивается ради меня, но уеду раньше, чтобы хорошенько выспаться. Ненавижу себя в таком раздраженном состоянии, — Роза потирала себе лоб, ее голова горела от множества впечатлений.

— Но ведь танцы начинаются поздно, а я дирижирую ими! Останьтесь подольше ради меня, — умолял Чарли, которому очень хотелось блеснуть перед кузиной.

— Нет, я обещала дяде быть умеренной в удовольствиях и сдержу слово. Сейчас я совершенно здорова, и было бы глупо с моей стороны заболеть и доставить ему беспокойство. Вдруг я заболею какой-нибудь ужасной болезнью и потеряю свою красоту? — подразнила она Принца, процитировав его недавнее высказывание.

— Но ведь настоящее веселье начинается обыкновенно после ужина. Там будет очень весело, уверяю вас, и мы проведем вечер так же приятно, как на прошлой неделе у Эммы.

— О нет, конечно, этого не будет. Мне так стыдно, когда я вспоминаю, что это было за безумие, и как дядя был серьезен, когда впустил меня домой в три часа утра совершенно измученную. Платье мое было разорвано, голова горела, ноги до того устали, что я едва стояла! Никакой пользы от этой пятичасовой трудной работы, кроме полного кармана конфет, искусственных цветов и дурацких колпаков из шелковой бумаги. Дядя сказал, что можно было бы просто надеть такой колпак на голову и лечь в нем спать, тогда можно было бы воображать, что я была на французском маскараде. Я никогда больше не хочу слышать от него ничего подобного и ставить себя в глупое положение.

— Но ведь это была не ваша вина. Мама не настаивала на отъезде, и я доставил вас обеих домой до рассвета. Дядя слишком строг, и я с ним не согласен — мы весело провели время, и никому от этого не было вреда.

— Как не было? Все мы пострадали. Тетя Клара простудилась, я спала весь следующий день, а вы так вовсе стали похожи на привидение. Вы, кажется, всю неделю не спали толком ни одной ночи.

— О, это пустяки! Всем приходится утомляться во время сезона, и вы скоро привыкнете к этому, — продолжал уговаривать ее Чарли. Бальный зал был его стихией. Он чувствовал себя совершенно счастливым, когда вел под руку свою хорошенькую кузину.

— Да я вовсе не хочу к этому привыкать! В конце концов, это слишком дорого обходится: обращать день в ночь, терять время, которому можно найти лучшее применение, ради того чтобы тобой вертели в душном зале кавалеры, от которых пахнет вином, и чтобы прослыть светской девушкой, которая не может ни дня прожить без развлечений. Я не отрицаю, многое из этого очень приятно, но не хочу слишком пристраститься к удовольствиям. Помогите мне воздержаться от того, что я считаю вредным, и не смейтесь над хорошими привычками, которые дядя с таким трудом старался мне привить.

Роза говорила совершенно искренне, и Чарли сознавал, что она права. Однако ему всегда было трудно отказаться от всего этого, каким бы вредным оно ни было.

Сначала мать во всем потворствовала ему, избаловав еще мальчишкой, затем он сам начал потакать себе, а это гибельный путь для любого человека. Вот почему, когда Роза призвала его вырваться из безумного водоворота, который беспощадно втянул в себя столь многих молодых людей, Принц лишь пожал плечами и ответил коротко:

— Как вам угодно. Я провожу вас домой так рано, как вы пожелаете, а Эффи Уаринг может занять ваше место в танцах. Каких вам прислать цветов?

Это был ловкий маневр со стороны Чарли, потому что мисс Уаринг, легкомысленная светская девушка, открыто восхищалась им, называла «прекрасным Принцем», и это прозвище утвердилось в свете. Роза не любила ее, считая, что та дурно влияет на Чарли. Юности простительно тщеславие, остроумие требует изящества, а красота в глазах мужчин всегда покрывает множество грехов. При имени Эффи Роза почему-то вспомнила последние слова своего «первого помощника» и решилась не сходить с прямого курса, хотя течение сильно увлекало ее в противоположную сторону. Надписывая имя Ариадны на свертке с парой просторных туфель, предназначенных дяде Мэку, она твердо произнесла:

— Не беспокойтесь обо мне, я ускользну с дядей, никого не тревожа.

— Я думаю, у вас не хватит на это духу, — сказал Чарли недоверчиво, заклеивая последнее письмо.

— Посмотрим.

— Я все-таки буду надеяться, что вы останетесь, — Принц коснулся губами руки кузины и понес письма на почту, убежденный, что мисс Уаринг не будет с ним заправлять танцами.

Роза чуть было не кинулась за ним к двери со словами «хорошо, я останусь до конца вечера», но не сделала этого. Постояв с минуту, она взглянула на старую дядину перчатку, надетую на голову Психеи, затем, как бы озаренная какой-то внезапной мыслью, решительно кивнула головой и медленно вышла из комнаты.