Кончалась теплая палермская осень, все чаще шел дождь, погожие деньки стали цениться на вес золота. Мы договорились собраться всей компанией и провести субботний день в парке.

Опаздывать можно только девочкам, поэтому когда Гвидо не пришел через десять минут после назначенного срока, мы забеспокоились. На вызов по комму он ответил.

— Гвидо, ты где? Мы уже собрались.

— Идите гуляйте без меня, — произнес он, как-то пришептывая.

— Гвидо, ты где? — спросил я таким тоном, которому он никогда не мог противиться.

Он назвал улицу и дом.

— Жди, мы сейчас, — велел я и побежал ловить два такси, ребята побежали за мной. Здесь всего-то километра полтора, но так быстрее.

Опять с ним (не-е, что бы там ни говорил Алекс, Гвидо пока еще мелкий) что-то случилось, и он опять не хочет принимать помощь от друзей.

Гвидо сидел на земле, прислонясь к ограде сквера. Как всегда: «Сам решай свои проблемы». Видок у него был еще тот: оба глаза заплыли, и он почти ничего не видел, губы были разбиты, и похоже, что Гвидо потерял пару зубов. Какие повреждения скрывались под одеждой, можно было только догадываться.

Лео присвистнул, девочки ахнули.

— Нужен врач, — сказал я.

— Поехали к нам, — предложила Джессика, — папа дома.

Мы подхватили Гвидо под руки и запихнули его в такси. В ответ на ворчание водителя я с таким ледяным презрением обещал ему утроенную сумму по счетчику, что он покраснел и извинился.

Я прочитал фамилию врача на дверях, к которым нас привела Джессика: Террачино. Где-то я ее уже слышал. Сейчас это не важно.

Джессика побежала вверх по лестнице с отчаянным криком:

— Папа!

Таким воплем можно на всю жизнь человека напугать; Гвидо, конечно, очень плохо, но он не умирает. Этого папу, пожалуй, напугаешь! Спорю на что угодно, синьор Террачино — военный врач: операции под обстрелом, в джунглях, в болоте... тому подобное. Глаза у него такие...

Объяснять ничего не пришлось, перед нами просто открыли дверь кабинета. Приготовленные заранее вежливые извинения я проглотил: так можно и обидеть.

Синьор Террачино предложил девочкам выйти, а нам помочь Гвидо раздеться. Да-а, в таких синяках и ссадинах я был два раза в жизни: подарочки от бывшей банды Бутса его брошенному протеже, нормальным детям такой опыт ни к чему.

— Нет, — прохрипел Гвидо, — они меня не покалечили... умеют... А то ведь неприятностей не оберешься...

— Кто?! — почти хором спросили мы.

— Ну эти четверо, весной... Только теперь их шестеро.

— Идиоты! — взвыл Алекс. — Нам с тобой надо было не дурачиться, а вбить их в землю по самые уши! Чтобы больше в голову не пришло!

Я был с ним согласен.

— Рэкет? — спросил Лео.

— Чего?

— Ну у нас тоже есть такие, деньги отбирают. Думаешь, зачем я так тренируюсь?

— Понятно, — прошептал я.

Мне стало понятно сразу очень много всего. Во-первых, безопасный район, где живет Лео, не такой уж безопасный, просто здесь это не так, как я привык. Во-вторых, Гвидо, герой обороны Джильо-Кастелло, конечно, не мог отступить ни перед кем. Поэтому все так плохо и кончилось.

— Девчонок надо отправить по домам, и Гвидо тоже, — решил я. — Как мы будем искать этих?

— Просто, — ответил Лео, — наверняка у них фиксированный район фланирования. Если вы кого-то узнаете — никаких проблем.

В это время синьор Террачино закончил сканирование и осмотр Гвидо.

— Переломов нет, сотрясения мозга — тоже. Остальное — сами видите, — вздохнул он, — сейчас я его обработаю.

Мы помогли оказать Гвидо первую помощь. Измученный, он так и заснул на кушетке.

Врач накрыл его покрывалом и поманил нас в соседнюю комнату.

Девочки бросились к нам:

— Ну что?

— До свадьбы заживет, — успокоил их врач, — девочки могут пока остаться здесь; если вы задержитесь, я развезу их по домам. Не перестарайтесь, ребята! — напутствовал нас синьор Террачино.

— Тут трудно перестараться, — заметил я, — спасибо вам, до свидания.

Когда мы выходили, я услышал, как синьор Террачино спрашивает у дочери:

— Джесси, и который из них твой?

Алекс удовлетворенно ухмыльнулся.

— Значит, так, — начал я, — они проведут эту ночь в больнице, согласны?

— Может, лучше в морге? — предложил Алекс.

— Хорошая идея, — невозмутимо подтвердил Лео.

— Я серьезно!

— Я тоже.

Не только меня скрутило от ненависти.

— Лежачего не бьют, — криво ухмыльнулся я, — его поднимают и бьют, потом опять поднимают и опять бьют.

— Если мы попадемся охране — мало не покажется, — предупредил Алекс.

— Гвидо они не защитили, — возразил Лео.

— Я не предлагаю отказаться, — возмутился Алекс, — просто отметил.

— Угу, — согласился я, — ладно, начнем искать с того места, где мы нашли Гвидо.

Мы ходили довольно долго, пока Лео, знатоку обычаев всякого хулиганья, не пришла в голову замечательная идея:

— Пусть лучше они нас ищут!

— Что?

— Ну если мы будем вести себя понаглее, им сообщат, и они сами прибегут разбираться с теми, кто зашел на их территорию.

— Я всегда говорил, что ты — гений, — проникновенно произнес Алекс.

— А как ведут себя понаглее? — заинтересовался я.

— Да, — задумчиво проговорил Лео, — у нас не получится. Можно хотя бы разговаривать погромче. И дорогу никому не уступать.

Дальше мы шли в молчании: орать никому не хотелось. Но прямо посереди улицы и никому не уступая дорогу, Алекс чувствовал себя так неловко, что с облегчением вздохнул, когда они наконец на нас вышли. Прекрасно. Двоих я узнал. Они нас, впрочем, тоже узнали (а! Приятели бедного маленького Гвидо!), но по дури своей решили, что вшестером справятся.

Для начала они собрались загнать нас в угол, чтобы мы не смогли сбежать, мы с удовольствием загнались, а потом быстренько сделали рокировку — они и понять не успели как. «В бою никогда не злись», — часто повторяет сенсей. Я и не злился. Я спокойно вышибал дух из той пары, которая мне досталась. Алекс и Лео поступали так же, и помощь им не требовалась. Минут через десять этих скотов действительно пришлось поднимать, чтобы вдарить им еще по разу. Я придавил к стенке и придушил их главаря:

— Ты, ублюдок, еще кого-нибудь тронешь — убью!

Он испуганно покивал. Я врезал ему еще раз. И услышал за спиной:

— Всем стоять!

Мы попались. Неважно. Главное, этих прибили качественно. Я выпустил горло, которое сжимал, и повернулся лицом к городским охранникам. За моей спиной что-то шмякнулось.

Виноватым никто из нас не выглядел, и это очень не понравилось сержанту, начальнику патруля.

— Вызовите медслужбу, а этих — в мобиль, — приказал он.

Мы без сопротивления забрались в машину: огрести электродубинкой никто не хотел, и вообще, попались, так что уж тут...

В машине мы молчали. У каждого на кончике языка висел вопрос, что будет с нами дальше. Но никто не собирался сдаваться и задавать его первым. Если бы кто-нибудь из нас знал, что нас ждет, уже бы поделился информацией.

В участке нам велели зайти в клетку и ждать. Почему-то мне показалось, что в этом нет никакой необходимости, просто психологическая обработка. Они просчитались, у каждого из нас свой сенсей, и все они настоящие мастера. Поэтому когда офицер городской охраны пришел с нами разбираться, он обнаружил в клетке трех спокойно медитирующих мальчишек. Вид у него был удивленный и недовольный: не подействовало.

— Выходите! — приказал он.

Мы вышли. Некоторое время он нас разглядывал. Безрезультатно. Дрожать никто не начал. Я поймал его взгляд и не отпустил: сейчас ты прекратишь тянуть резину.

— Вы знаете, что вы их чуть не убили? — не выдержал он наконец.

— Ну так не убили же, — лениво ответил я.

— Думаете, вам это сойдет с рук, папенькины сыночки?!

Мы переглянулись.

— Классовая солидарность охранников с хулиганами, — заметил Алекс.

— Чего? — не понял офицер.

Истории он не изучал, это шутка для нас троих.

— Назовитесь.

Мы назвали свои фамилии и имена. Офицер поискал нас по муниципальной базе. По-моему, он очень хотел влепить нам лично, но не решился. Очень уж у меня знаменитая фамилия. Да и вид у нас был такой... Готовность сопротивляться, если надо, до смерти. Офицер опять надолго задумался. Ну надоел, зануда!

Наконец он собрался с духом, сел за комп и набрал какой-то номер, как оказалось, профа.

— Генерал Галларате, простите за беспокойство. Лейтенант Аличе, третий участок охраны порядка.

— Я вас слушаю, — раздался голос профа.

— У нас здесь ваш сын с приятелями, мы задержали их потому, что они зверски избивали другую компанию мальчишек...

О том, что их было шестеро, он не упомянул.

— Продолжайте...

— Тех пришлось отправить в больницу.

— Так, ясно. Поверните монитор, пожалуйста.

Смотреть в глаза профу на этот раз почему-то было непросто.

— Вы перестали отличать войну от мира? — печально спросил проф. — И вооруженных десантников от детей?

Мы промолчали. Не буду я оправдываться. Не хочу, не здесь... лучше поскорее оказаться дома...

— Лейтенант Аличе, правильнее всего будет, если вы просто сообщите об этом родителям. Я вас уже понял.

— Хорошо, — согласился Аличе, — до свидания.

Он обернулся к нам:

— Вы можете идти, лучше всего — домой.

Не слишком чистая улочка с обшарпанными стенами домов и чахлыми деревцами показалась мне райским местечком.

Почему я никогда не ценил свободу просто пойти в ту сторону, в которую хочешь? Я вдохнул поглубже.

— Естественная вентиляция легких, — попытался пошутить Алекс, вид у него был мрачный, мрачнее я его никогда не видел.

Мне тоже, если подумать, веселиться нечему: проф здорово разозлился, чужим это, конечно, незаметно.

— А по-моему, — потянул Лео, — мы все сделали правильно.

Алекс сразу же приободрился.

— Ну не совсем, — пробормотал он, — но в общем...

Мои друзья правы: чего это мы? С какой стати тут такие похороны? Почему это я решил, что проф поверит чьему-нибудь слову против моего? И почему это мы «не совсем правы»?

Мы договорились связаться вечером и разошлись по домам.

В Лабораторном парке я сначала пошел к себе и долго стоял под душем, стараясь смыть кошмарный запах «обезьянника». Желание объясняться постепенно улетучивалось, а может быть, утекало вместе с водой. Простояв под струями горячей воды минут двадцать, я оделся и отправился в кабинет профа.

Он меня уже ждал. Проф немного помедлил — надеялся, что я что-нибудь объясню, потом не выдержал и нарушил молчание:

— Какая муха тебя укусила?

— Их было шестеро!.. — запальчиво начал я.

— Я догадался, что не двое, — с едва заметной иронией перебил меня проф, — они вам все равно не противники.

Ну все понятно, Алекс тоже именно это и имел в виду. Зачем я так извратил главное правило честной драки — «Поднимают и бьют»?

— Иди, сделай что-нибудь умное, — порекомендовал мне проф.

Я поскорее убрался в парк. И что это за такое «умное», которое я должен сделать?

Вечером я позвонил друзьям: их родители оказались совершенно нормальными людьми! Черт! Почему это такое открытие?

С утра я связался с Гвидо. Его здоровьем надо поинтересоваться.

Гвидо по-прежнему пришептывал, но обрадовал меня сообщением, что ему лучше, а пару выбитых зубов ему вставят на днях. Он хотел сказать что-то еще, но не решался. Я ему помог.

— Гвидо, ты очень хочешь мне что-то сказать, — утвердительно заявил я.

— Э-э, да! Энрик, э-э, м-м, тут мой папа сообщил синьору Террачино, куда прислать счет... Ты не можешь, ну... Не знаю... Извиниться за меня. Я тут еще несколько дней дома просижу.

— Хорошо, я понял, не переживай.

— Угу, и еще мне звонила Лаура. Говорила, что вы попались...

— Только не вздумай извиняться и говорить спасибо, — прервал его я. — Понимаешь?

— Да!

— Вот и умница. Ну выздоравливай.

Летучие коты! Бывают же такие... бестактные! У-у, болван! Как бедный Гвидо его только терпит?

В воскресенье проф старательно меня избегал. Весь день шел ливень, и я, пофланировав по дому и убедившись, что в высоком искусстве маневрирования мне до профа далеко, смирился и сел решать задачи. Геракл долго терся о мои ноги, но я так и не разрешил ему забраться мне на колени (его законное место), он обиделся и ушел, независимо задрав хвост.

В понедельник проф почти не отреагировал на меня за завтраком. «Доброе утро». — «Доброе утро». Э-э, это уже слишком. Один день — еще куда ни шло, но больше...

Что же делать? Подкинул бы синьор Мигель нам какую-нибудь работу, тогда профу придется со мной разговаривать.

Во вторник утром проф совершенно бесцветным голосом разрешил мне после университета заехать в центр. Мне надо было выполнить просьбу Гвидо — извиниться перед синьором Террачино.

Замечательный у Джессики отец: с полуслова все понял и просил передать Гвидо, что вовсе не сердится. Мои собственные проблемы так просто не решаются.