Потерянный рай

Мы рассмотрели богатые библейские представления о той цели работы, которая соответствует совершенному замыслу Бога. Однако обычно мы этого не ощущаем. Все знают, что мы живем в испорченном и беспокойном мире, в котором есть болезни и смерть, несправедливость и эгоизм, природные катастрофы и беспорядок. С самого начала времен существовало множество теорий о том, почему мир оказался таким и что с этим делать. Библейская история мира в первую очередь говорит о грехе: человек взбунтовался против Бога, и в результате мы оказались в отчуждении от него. Грехопадение Адама и Евы (и потому всех других людей вместе с ними) повлекло за собой великие бедствия. Оно разрушило ткань всего мира – и в сфере работы это глубже, чем где-либо еще. Согласно библейскому повествованию, та работа, которую Бог благословил стать славным использованием наших даров и ресурсов для процветания мира, попала под проклятье из-за падения человека. Теперь это труд в мире, который получает поддержку Бога, но изуродован грехом. Лишь в том случае, если мы понимаем, как грех искажает наш труд, мы можем пытаться противостоять его действию и хотя бы отчасти получать то удовлетворение, которое по Божьему замыслу входит в нашу работу.

В стихе 17 второй главы Книги Бытия говорится о том, как Бог, поселив Адама и Еву в райском саду, сказал им: если вы ослушаетесь и съедите плод с одного определенного дерева, то «смертью умрете». Что же такое особенное было в том дереве? Быть может, ничего особенного в дереве самом по себе нет. То есть, быть может, не было ничего волшебного или необычного ни в дереве, ни в его плоде, а было просто испытание. Бог сказал: «Я хочу, чтобы вы сделали нечто ради меня, не потому что вы понимаете, зачем это делать, не потому, что вы видите в этом потенциальные преимущества или потери. Я хочу, чтобы вы слушались меня просто из-за того, что я таков, просто потому, что ваша любовь ко мне и ваше доверие стоят выше всего прочего».

Фактически это повеление содержало все библейские заповеди, заповеданные народу Израиля гораздо позже. Это давало возможность человечеству добровольно поставить отношения с Богом на самое главное место в жизни и слушаться его Слова просто потому, что так подобает поступать относительно Бога. Когда Адам и Ева нарушили эту заповедь, они стали «как Бог», как обещал им змей (обманом подтолкнувший их к непослушанию). То есть они поставили себя на место Бога, они присвоили себе право решать, как им жить и что для них хорошо, а что плохо. Стать «как Бог» в таком смысле для них было катастрофой. Как парусник создан для воды и, попав на мель, станет бесполезным и испортится, так и мы, люди, оказываемся на мели, когда выбираем в качестве источника авторитета самих себя. Мы были созданы, чтобы познавать Бога, служить ему и его любить превыше всего. И когда мы верны этому предназначению, мы процветаем. Но если вместо того мы решаем жить для самих себя, все начинает работать против нас. После того поворотного момента человечество оказалось врагом вселенной, его жизнь перестала соответствовать человеческой природе и нашему предназначению. Как выразился апостол Павел в главе 8 Послания к Римлянам, ныне весь мир находится в «рабстве тления». Поэт Уильям Батлер Йейтс сказал об этом так:

Бог предупредил Адама и Еву о том, что, если они съедят плод этого дерева, они умрут. Многие читатели думают, что речь здесь идет о немедленной физической смерти, так что их удивляет, что Адам и Ева не пали замертво на землю в момент нарушения заповеди. Но это должно было случиться в свое время, поскольку окончательное физическое разрушение есть один из аспектов всеобъемлющих смерти и распада, которые затронули все стороны жизни человека. Все стало не таким, каким должно было быть. Грех ведет к разрушению каждой сферы жизни: духовной, физической, социальной, культурной, временной, вечной.

Это важно помнить, поскольку многие христиане отделяют «мирские» места и занятия от «священных», как будто грех поразил лишь внешний мир, на самом же деле абсолютно все стороны жизни человека – душа и тело, приватное и публичное, молитва и работа – затронуты грехом. По словам Йейтса, «идет развал всего», а объясняется это грехом.

 

Развал всего

Если мы продолжим чтение главы 3 Книги Бытия, то увидим, что, как только Адам и Ева согрешили против Бога, они пережили внутреннее чувство стыда, вины и крушения. Это было естественным следствием того, что они стали жить не в соответствии со своим предназначением. «И узнали они, что наги» (стих 7). Здесь мы видим резкий контраст со сказанным в стихе 25 главы 2, где говорится, что Адам и Ева были «наги и не стыдились». Исследователь Ветхого Завета Дэвид Эткинсон пишет: «Стыд… есть чувство неуверенности в себе в самой сердцевине бытия». Мы знаем, что с нами не все в порядке, но не готовы это принять или ясно увидеть, в чем здесь дело. Это глубинное беспокойство, принимающее различные формы – иногда это вина и желание доказать свою правоту, или бунт и попытка отстоять свою независимость, или желание подстроиться под других и им угодить. Что-то с нами не так, и это мы видим по итогам, но нам сложно понять, в чем здесь причина.

Современная западная культура пытается найти объяснение этому беспокойству помимо библейского представления о грехе. Психологи показывают, что наши ранние детские переживания могут порождать неадекватное чувство стыда или ощущение, что тебя не любят. Развлечения отвлекают нас от дискомфорта. Когда мы делаем добро, это строит нашу идентичность добрых людей. Но по Библии корень всего есть наше отделение от Бога.

Другим проявлением нашей глубинной неудовлетворенности является недоверие к людям и страх перед ними. Описанное в Библии желание прикрыться одеждой (стих 7: «они… сделали себе опоясания») – это не просто стыдливое отношение к своей сексуальности. Это желание спрятаться от того, что мы могли бы назвать взаимностью без самозащиты. И Адам, и Ева отчаянно стремятся контролировать то, что видно другим, они прячутся и создают стены, за которые чужие взгляды не проникают. Недоверие и страх тотчас же породили напряженность и злость, которые теперь есть во всех взаимоотношениях. Бог берет удивительное интервью у Адама и Евы (Быт 3:10–13), где он спрашивает, что случилось. Адам полностью избегает правды – что он съел плод запретного дерева, – но только жалуется на то, что он несчастлив и испытывает стыд. Бог задает еще один вопрос, настолько прямой, что Адам уже не может умолчать о том, что он сделал, но он тотчас же перекладывает с себя ответственность на Еву. Ева же, в свою очередь, все сваливает на змея. Их раздражение и злость направлены не только на других тварей, но и на самого Бога. Адам винит Бога в том, что случилось: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (стих 12). Один комментатор пишет об этом: «В Быт 3:8 нет адекватного понимания серьезности греха, нравственная оценка события туманна и эгоцентричные ценности стоят намного выше мысли о Боге… Слепота греха начинает распространяться… С момента падения человечество начинает страдать нравственной шизофренией: оно не может отрицать свою греховность, и в то же время неспособно признать ее такой, какова она есть».

В Книге Бытия Бог берет удивительное интервью у Адама и Евы, где он спрашивает, что случилось

Глава 3 Книги Бытия показывает, что грех окутывает собой все стороны нашей природы, каждый аспект жизни человека. В начале там искажаются такие вещи, как сексуальность, пол, любовь и брак. Бог объясняет, какие ужасающие последствия оказывает грехопадение на отношения между мужьями и женами. Исследователи Библии спорят о значении слов Бога о том, что именно происходит здесь из-за греха: «К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (стих 16), – но все согласны с тем, что по меньшей мере речь здесь идет о непонимании, разочаровании, глубоком конфликте и несчастье, которые теперь стали нормой для отношений между мужчинами и женщинами.

Сама ткань физического мира начала портиться, и в результате этого появились болезни, старение, природные катастрофы и сама смерть (Быт 3:17–19). Философ Эл Уолтерс объясняет это так:

Библия недвусмысленно учит тому, что грехопадение Адама и Евы было не отдельным актом непослушания, но событием, которое имело катастрофические последствия для всего творения… Грех оказал воздействие на все творение, в принципе каждая сотворенная вещь оказалась затронута разрушительным эффектом падения. Возьмем ли мы такие социальные структуры, как государство и семья, либо такие культурные явления, как искусство или технологии, либо такие аспекты телесной жизни, как сексуальность и питание, либо какой-либо еще феномен из широкой картины творения, везде мы увидим: изделие рук Божьих становится участником мятежа против Бога. «Вся тварь, – пишет Павел, – совокупно стенает… потому что покорилась суете… и тлению» [93] .

Повествование главы 3 Книги Бытия – древний текст, полный глубоких богословских мыслей. При этом он крайне актуален и практичен для сегодняшней жизни. Отрывок касается самых больных вопросов. «Как вы видите, две важнейшие задачи жизни – любить и работать – крайне трудно осуществить. Здесь вы найдете объяснение, почему это так». В этих стихах Бог тесно связывает одну с другой две боли: боль любви и брака и боль работы. И рождение детей, и обработка земли отныне становятся «скорбью». Как отмечает богослов У. Р. Форрестер, «в разных языках одним и тем же словом описывают и тяжелый труд, и роды, например, в английском такие слова – labor и travail». Так что компании собирают команды, которые отчаянно трудятся сколько-то месяцев или лет, чтобы «родить» новую продукцию или новый проект, которые могут быстро погибнуть в условиях рынка. Знаменитые футболисты часто страдают от перенесенных травм на протяжении всей жизни. Блестящих предпринимателей, таких как Стив Джобс, компании выбрасывают на улицу в трудные времена (и мало кому из них в отличие от Джобса предлагают вернуться обратно). Сорняки, или компьютерные вирусы, или скандалы в связи с коррупцией регулярно возникают как некая расплата. Исследование свойств атома сделало возможным создание атомной бомбы. Другими словами, труд, даже приносящий плоды, всегда несет боль, часто не удается, а иногда нас убивает.

 

Тернии и волчцы

Грех действует не только на личную и частную жизнь, но и на жизнь публичную и общественную, а в частности на сферу труда. Как мы видели, говоря о двух первых главах Книги Бытия, Бог создал нас для работы, однако под действием греха работа стала сопровождаться «скорбью» (стих 17). Работа сама по себе не есть проклятие, но теперь, как и все прочие аспекты человеческой жизни, она попала под проклятие греха. Когда мы пытаемся вырастить пищу, земля рождает «тернии и волчцы» (стих 18). Если вспомнить о том, что садоводство представляет собой все формы человеческого труда и созидания культуры, можно понять эти слова как указание на то, что любой труд и любые человеческие усилия могут быть окрашены разочарованием и неудовлетворенностью. «Отчасти ввиду проклятия, легшего на труд в павшем мире, этот труд бывает бесплодным».

Что мы понимаем под бесплодным трудом? Так мы говорим, когда работа обещала нам куда больше того, чего мы достигли, – либо из-за нехватки у нас способностей, либо из-за сопротивления окружающей среды. Опыт работы включает боль, конфликты, зависть и усталость, и не все, чего мы хотим, в ней можно реализовать. Скажем, вам хочется исполнять такую-то работу и делать ее на определенном уровне мастерства и качества, но, возможно, вам никогда не выпадет шанс делать то, что вы хотите, а если вы и сможете заняться любимым делом, то у вас не получится делать его так хорошо, как нужно. Ваши конфликты с другими людьми на рабочем месте подорвут вашу веру в себя и снизят производительность вашего труда.

Но даже в те времена, когда вы довольны качеством своей работы, вас могут горько разочаровать ее результаты. Вы можете увидеть, как обстоятельства, словно по сговору, сводят на нет все реальное значение вашего проекта. Вы освоили мастерство фермера, но голод, или наводнение, или война не дают собрать урожай. Вы стали выдающимся певцом, но не способны заработать себе на жизнь своим талантом, поскольку вы одарены в сфере музыки, но не в сфере саморекламы или потому что жестокие соперники подвергают вас бойкоту. И тогда вам приходится отказаться от музыкальной карьеры.

Вы надеетесь внести значительный вклад в дело вашей организации или блестяще работать в той области, где чувствуете себя экспертом. Быть может, вам хочется «изменить мир» – внести основательное улучшение в жизнь человечества или оставить свой заметный след в культуре. Большинству удается лишь в малой степени реализовать эти мечты за время всей их жизни, и даже те, кто, как может показаться, великолепны в своей работе, могут чувствовать, что их собственные цели оказываются недостижимыми столь же часто, сколько осуществимыми. И хотя многим из нас это трудно признать, чаще всего мешаем себе достичь целей мы сами.

Допустим, вы входите в команду администраторов госпиталя и желаете сделать великий шаг в усовершенствовании ухода за больными. Вы вносите ряд существенных изменений в то, как медперсонал обращается с пациентами. Вначале пациенты встречают это крайне хорошо, успех отражают и важнейшие параметры статистики причиненного пациентам ущерба, такие как случаи заражения крови, воспаления послеоперационных ран и медицинских ошибок. Однако различные новые меры учета, такие как отчеты министерств и «показатели безопасности», во многом толкнули ваш персонал на сопротивление. Работники жалуются на слишком напряженные условия работы, на несправедливую оценку работы и на то, что теперь ошибка, сделанная по небрежности, может разрушить всю карьеру. Вы пытаетесь говорить с медперсоналом, но все больше занимаете оборонительную позицию. На одном из собраний с сотрудниками вы теряете сдержанность и заявляете, что многие из медработников в первую очередь думают о себе, а не о пациентах. Возможно, отчасти здесь есть правда, но вас ждет ответный удар. Некоторые сотрудники крайне сердиты на вас из-за этих слов. Несколько ваших самых ценных работников увольняются, и нравственный климат госпиталя резко ухудшается.

Что же случилось? Сразу много вещей. Вы можете оглянуться и увидеть те моменты, когда вам следовало бы быть осторожнее и внимательнее к страхам медперсонала. Вам не надо было принимать критику слишком лично, и тогда бы вы не говорили лишних слов на собраниях. Так что вы – и ваш грех – были частью проблемы. Вы, если сказать сурово, были тернием. Сотрудники госпиталя во многом просто проявляли упрямство, их больше беспокоили записи в личных делах, чем безопасность пациентов. А за всем этим стояла трагическая несправедливость (как все это понимали): что на работе в госпитале маленькие и практически неизбежные человеческие ошибки могут навредить жизни или убить. Тернии и волчцы такой ситуации растут из отчуждения от других людей, которое было следствием утраты отношений с Богом. Так что даже в самые прекрасные моменты каждый из нас трудится в системе, которая как бы враждебно к нам относится.

Мне часто кажется, что у меня самая прекрасная работа в мире – для меня. Я делаю то, что хочу. Мы увидели столько плодов нашего церковного служения, сколько я никогда не ожидал увидеть за свою жизнь. Но и здесь я сталкиваюсь со многими терниями и волчцами. Однажды я узнал, что у меня рак щитовидки, и мне пришлось отказаться от большей части моей работы, за исключением самых важных вещей. Неожиданное серьезное ухудшение здоровья моей жены заставляло меня откладывать поездки и отвлекало нас от новых проектов. Иногда мои сотрудники жаловались на то, что мои великие замыслы не соответствуют моим способностям вести к их осуществлению или их способностям эти планы реализовывать. Некоторые важнейшие лидеры моей конгрегации переезжали в другой город в те самые моменты, когда я готов был доверить их заботе что-то в жизни церкви. Я благодарен Богу за то, что он дал мне хоть краем глаза увидеть работу такой, какой она замышлялась. Но я каждый день чувствую помеху волчцов и терний на путях в этом мире, которые временно были доверены мне.

 

Принять бесплодие

Разочарование и ощущение бесплодия в связи с трудом ярче всего отражено в пьесе Питера Шеффера «Амадей». Антонио Сальери служит придворным композитором при дворе габсбургского императора, он крайне успешный сочинитель опер. У него есть власть и богатство, но он чувствует, что пишет посредственную музыку. И вот Сальери встречается с Моцартом и, слушая его произведение, здесь же в нетерпении вскакивает. Он кое-что понял про себя. В музыке Моцарта он слышит ту красоту, которую стремился создать всю свою жизнь, но которую, как он в тот же момент понимает, сам он породить не сможет. Глядя на нотные записи музыки Моцарта, Сальери чувствует себя в клетке, где ему позволяют смотреть сквозь прутья на то величие, которого он жаждал, но в котором ему не дано участвовать. Глядя на ноты, он думает: «Перемести одну ноту, и величие вещи уменьшится. Измени одну фразу, и распадется структура… Здесь сам голос Божий! Через клетку этих нанесенных чернилами штрихов я смотрел на абсолютную и неподражаемую красоту».

Сальери приходится жить с экзистенциальным разочарованием в труде. Другими словами, несмотря на свой опыт и трудолюбие, он пишет музыку не так хорошо, как того хотел бы. Хотя с точки зрения результатов он был великолепным профессионалом, так что он достиг высокого статуса и получал хорошие деньги. Моцарт же был музыкальным гением со множеством даров, но в то же время не имел должного признания и жил в бедности. Как Моцарт, так и Сальери в каких-то аспектах профессиональной жизни добились успеха, а в каких-то испытывали глубокое разочарование.

Для нас важно помнить о том, что Библия говорит о таких в чем-то конфликтующих вещах, как творение и грехопадение – о работе, какой ее замыслил Бог, а также о проблемах труда в испорченном мире. Великая депрессия и две мировые войны привели к тому, что мои родители и поколение дедушек были рады иметь любую работу, поскольку это позволяло им и их семьям выживать. Но люди из поколения моих детей устроены совершенно иначе. Они говорят, что работа должна приносить удовлетворение и быть плодотворной, что она должна полностью соответствовать их талантам и мечтам и что работать означает «делать нечто изумительное в мире», как один из исполнительных директоров компании Google говорил о ее миссии. Энди Крауч отметил: «Нас, современных людей, трудно обвинить в недостатке веры в себя. Целое море книг об «изменении мира» соответствуют нашей самооценке». Хотя обстоятельства, сформировавшие поколение моих родителей, быть может, ограничивали их понимание труда по сравнению с библейской картиной творения мира, поколение моих детей наивнее и утопичнее смотрит на работу, чем то позволяет Библия с ее описанием мира, впавшего в грех.

Можно ли в свете всего этого сказать, что Сальери упустил свое призвание? Может быть, ему бы следовало трудиться не над сочинением музыки, а заниматься чем-то еще, что не вызывало бы в нем такого разочарования? Думаю, многие нынешние достаточно молодые взрослые дали бы ему именно такой совет, но они были бы неправы. Сальери был призван внести свой вклад в жизнь этого мира как композитор – фактически написанная им музыка дошла до наших дней. Быть может, то же самое относится и к вам. То, что вы не можете воплотить свою мечту в работе, не значит, что вы сделали неверный выбор, или не призваны к вашей профессии, или что вы должны тратить время жизни на поиск совершенной карьеры, где вас не настигнет разочарование. Это будет самым бесплодным занятием изо всех возможных. Вы можете постоянно переживать разочарования на своей работе, даже если она точно соответствует вашему призванию.

Правильно ли тем не менее ставил вопрос Сальери? Оправдано ли его стремление к работе, которая принесла бы ему величайшее удовлетворение своим величием? Конечно, да, и хотя такие мысли показались бы поколению моих родителей потворством своим желаниям, мы знаем десятки примеров, когда подобный вопрос позволял людям найти новое призвание. Одну молодую женщину из нашей церкви по окончании колледжа пригласили работать на Уолл-стрит. Она была одним из лидеров в нашей церкви в служении финансистам. Несмотря на успех и высокую зарплату, несколько лет назад она решила заняться тем, чем хотела заниматься всю жизнь, и сделалась медсестрой. Отказавшись от больших денег, она поступила в сестринское училище и затем начала работать по новой специальности. В мире, где на протяжении своей профессиональной жизни люди в среднем меняют по три-четыре карьеры, такое изменение, вполне естественно, может сделать работу особенно плодотворной. Бог может призвать нас к чему-то новому – и нередко именно так и делает.

 

Глубокое утешение

Природа творения Божьего такова, что для счастья нам требуется работа. И замысел Бога о нашей работе, чтобы мы помогали миру процветать, позволяет нам догадываться о том, чего мы можем достичь. Но из-за грехопадения человека наша работа также несет нам глубокое разочарование, она никогда не приносит такие плоды, которых мы ждем, и часто оказывается полной неудачей. Вот почему так много людей склонны к двум крайностям – к чрезмерному идеализму или цинизму, – а порой мечутся туда-сюда между этими полюсами. Идеалист говорит: «Моя работа изменит положение вещей, будет иметь значение, позволит достичь чего-то нового, даст справедливость миру». Циник рассуждает: «На самом деле ничего не меняется. Не стоит питать в себе ложные надежды. Надо просто зарабатывать на жизнь. И не стоит здесь слишком беспокоиться. Бери отсюда все, что можешь».

Природа творения Божьего такова, что для счастья нам требуется работа

Стих 18 третьей главы Книги Бытия содержит не только слова о волчцах и терниях, но и другое: «будешь питаться полевою травою». Тернии и еда. Работа все равно приносит плод, хотя он всегда меньше, чем можно было надеяться. Работа содержит в себе и фрустрацию (разочарование), и удовлетворение одновременно. И это нередко можно видеть – труд позволяет нам на миг увидеть ту красоту и ту гениальность, которые могли бы стать рядовой характеристикой любой нашей работы и которые, по милости Божьей, снова станут таковыми на новом небе и новой земле. Мечты Толкина и написанный им из-за них рассказ «Лист кисти Ниггля» просто описывают эту надежду. Ниггль представлял себе прекрасное дерево, которое он так и не смог изобразить на холсте на протяжении всей своей жизни, так что, умирая, он сожалел, что его картина, великий труд всей жизни, остается незаконченной. Никто ее уже никогда не увидит. Но вот, когда художник попал в небесную страну – там было это дерево! Этим Толкин хотел сказать – как нам, так и самому себе, – что наши самые глубокие рабочие замыслы сполна принесут свои плоды в Божьем будущем. Как дерево Ниггля сохранилось во всей своей славе, так люди услышат музыку Сальери и почувствуют вкус плода того замысла, над которым вы работаете сегодня. В будущем раю будет работа, как была она в раю прошлом, потому что Бог сам получает радость от труда. В этом раю вы будете ценны для других настолько, что это подарит вам бесконечные радость и удовлетворение, и вы будете делать свое дело с таким мастерством, какое трудно себе вообразить.

Надежда на то, что Бог искупит тот мир, который он создал, дает христианину глубокое утешение, позволяющее трудиться всем своим существом, никогда до конца не поддаваясь разочарованию, связанному с нынешним положением дел в мире, где на месте, где ты хочешь что-то создать, вырастают тернии. Мы принимаем тот факт, что работе всегда будет чего-то недоставать, как мы, грешники, всегда будем «лишены славы Божьей» (Рим 3:23), поскольку мы знаем, что нашей работе в этой жизни не принадлежит последнее слово.

Мы вспоминаем об этом утешении на каждое Рождество, хотя часто не понимаем те слова, что мы произносим:

 

Под солнцем

Как мы видели, работа в падшем мире может быть бесплодной; кроме этого, она может стать бессмысленной. Это еще один аспект отчуждения, которое люди чувствуют, занимаясь трудом. Иными словами, когда многих тружеников удручают недостаток мастерства и невозможность реализовать свои мечты, многие другие не чувствуют удовлетворения или радости достижения в своей работе, даже когда им удается осуществить мечты и добиться успеха. О глубокой бессмысленности человеческого труда очень ярко говорит один древний текст, ветхозаветная книга Екклесиаст.

Эта книга написана от имени человека, которого еврейский текст называет словом «Когелет», что можно перевести как «Учитель» или, быть может, даже «Философ». Но чтобы понять слова Книги Екклесиаста о работе, нам следует сначала понять, каков литературный жанр этого произведения и как ее автор доносит до читателя свои идеи.

Любой человек, прочитавший эту книгу, будет поражен, потому что встретит здесь много таких вещей, которые на вид противоречат другим частям Библии. Библия постоянно призывает людей вести мудрую и праведную жизнь, а Екклесиаст, похоже, предостерегает от чрезмерной праведности, как и от крайностей порока, и советует использовать средний путь – не быть ни слишком нравственным, ни слишком безнравственным, ни слишком мудрым, ни слишком безумным (Еккл 7:15–17). Как нам следует понимать подобные высказывания?

Исследователь Ветхого Завета Тремпер Лонгмэн считает, что это существовавшая тогда литературная форма, которую можно назвать «вымышленная автобиография». Автор такого произведения может изобразить вымышленного персонажа, описать его жизнь, а затем в заключении поведать о том, что показывает представленная им жизнь и чему она учит. И в Книге Екклесиаста на самом деле можно выделить двух повествователей или два голоса. Сначала автор, создавший пролог, представляет нам своего вымышленного героя Когелета, а затем тот начинает говорить от первого лица обо всех вещах под солнцем, в которых он искал удовлетворение и смысл. Выражение «под солнцем» крайне важно для понимания перспективы Философа. Как правило, оно указывает на жизнь в этом мире саму по себе, независимо от высшей или вечной реальности. Философ ищет осмысленную жизнь, опираясь лишь на те вещи, которые можно найти в пределах материального мира, таких как достижения, удовольствие и учеба. В самом конце первый автор снова говорит своим голосом и дает оценку сказанному в эпилоге (12:8-14). Это дает возможность автору драматизировать многие сцены, описав самого мудрого, самого богатого и самого одаренного человека изо всех возможных, который при этом не получает удовлетворения от жизни.

Читая некоторые книги Библии, ты как бы слышишь голос пастора, который объясняет тебе, как надо жить (скажем, Послание Иакова в Новом Завете или Притчи Соломоновы в Ветхом Завете). Но чтение Екклесиаста больше похоже на семинар по философии, на котором преподаватель пытается спровоцировать тебя с помощью трудных сократических вопросов и странных примеров, чтобы ты вступил в диалог и открыл истину самостоятельно. Философ вынуждает тебя взглянуть на основы твоей жизни и задать те важнейшие вопросы, от которых мы склонны убегать: «Есть ли какой-то смысл в твоей жизни? Зачем ты все это делаешь, если говорить честно? Почему в мире столько неправды? Как ты с этим справляешься?».

Автор Екклесиаста использует вымышленного Философа, чтобы подтолкнуть читателя к пониманию превосходящей мир уникальности Бога и того, как он нам нужен. Ничто в этом мире не дает надежной основы для осмысленной жизни здесь. Если мы будем строить жизнь на работе и достижениях, на любви и удовольствии, на знании и учебе, наше существование станет ненадежным и хрупким, поскольку жизненные обстоятельства всегда ставят под угрозу самые основы нашей жизни, а смерть неизбежно отнимет у нас все то, что для нас всего дороже. Книга Екклесиаста указывает на то, что экзистенциальная зависимость от милостивого Бога Творца – а не какая-то абстрактная вера – необходимое условие для жизни, которая полна самого подлинного смысла.

Если мы будем строить жизнь на работе и достижениях, на любви и удовольствии, на знании и учебе, наше существование станет ненадежным и хрупким

Кэтрин Олсдорф, подобно многим другим, кто пришел в церковь, уже делая успешную карьеру, может рассказать об этих трех формах поиска: она искала смысл жизни в учебе в колледже, после этого стремилась к удовольствию и приключениям, а затем, после тридцати, почти с отчаянием взялась за работу и карьеру и изо всех сил старалась сделать свою жизнь осмысленной. Ей уже удалось чего-то достичь, и она даже добилась финансового процветания, но в ней постоянно росли разочарование и даже горечь. По ее словам, в тот период жизни ее возмущали люди, которые радовались плодам доброй жизни, хотя вовсе того не заслужили! Достигнутого ей никогда не хватало, и блага, обильно сыпавшиеся на нее, никогда не приносили удовлетворения. Как она сказала: «Я не могла вынести мысли о том, что все это бессмысленно, так что я просто опускала голову и работала еще старательнее». В итоге она заинтересовалась благой вестью Христовой, потому что философии этого мира не показывали ей пути. Пустота жизни подтолкнула ее к пониманию этой трансцендентной неповторимости Бога.

 

Бессмысленность труда

Философ постепенно подбирается к тому, что он хочет сказать. В начале книги представлены, если можно так выразиться, три «проекта жизни», каждый из которых отражает попытку найти осмысленную жизнь под солнцем. Это, во-первых, попытка найти смысл жизни с помощью обучения и мудрости (Еккл 1:12–18; 2:12–16). Вторым идет стремление найти полноту жизни через удовольствия (2:1-11).

Третий «проект» Философа, сопротивляющегося бессмыслице, – это стремление к достижениям через усердный труд (Еккл 2:17–26). Попытавшись жить для обучения и для удовольствия, теперь он стремится ставить перед собой конкретные цели и накапливать богатства и власть. Однако в конце он делает вывод о том, что сам по себе труд не ведет к осмысленной жизни. «И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все – суета и томление духа!» (2:17). Что привело его к такому заключению?

Когда мы работаем, мы стремимся оставить след. Это может быть признанием наших трудовых заслуг, или мы мечтаем что-то изменить в нашей области, или сделать что-то такое, что сделает наш мир лучше. Ничто не приносит столько удовлетворения, как та мысль, что благодаря нашим достижениям что-то стойко изменится. Но Философ охлаждает наш энтузиазм, говоря, что, даже если мы принадлежим к тем немногим, которым удается достичь того, о чем они мечтали, это ничто, потому что в итоге наши достижения не будут стойкими. «И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. И кто знает: мудрый ли будет он, или глупый? А он будет распоряжаться всем трудом моим, которым я трудился и которым показал себя мудрым под солнцем. И это – суета! И обратился я, чтобы внушить сердцу моему отречься от всего труда, которым я трудился под солнцем» (2:18–20).

Раньше или позднее все результаты нашего труда будут стерты историей. Человек, который займется вашим бизнесом или тем делом, которое было вам дорого, или созданной вами организацией, может свести на нет все ваши достижения. Разумеется, все помнят изобретателей и новаторов, которые подарили человечеству что-то ценное на долгое время, но таких людей в истории немного, и, разумеется, в итоге даже самых знаменитых «не будут помнить вечно» (2:16), поскольку все вещи и любые достижения под солнцем в конце концов обратятся в прах, включая саму цивилизацию. Все труды, даже изменившие ход истории, в конце будут забыты и полностью утратят свое значение (1:3-11).

Короче говоря, даже если ваш труд приносит плоды, он в итоге бессмыслен, если существует только жизнь «под солнцем».

 

Отчуждение труда

Труд под солнцем лишен смысла, потому что он имеет преходящий характер, а это отнимает у нас надежду на будущее. Он также отчуждает нас от Бога и друг от друга, а потому лишает нас радости уже сейчас.

Мы снова можем с сочувствием подумать о герое пьесы «Амадей» Сальери. Этот человек хотел бы творить чудесную музыку, но его талант достаточно скромен. Рядом с Моцартом он понимает, насколько банальна его музыка. Он просит у Бога дать ему блестящие творческие способности, но ничего из этого не выходит. Сальери начинает злиться на Бога. И он говорит Богу: «Отныне мы враги, Ты и я… Ты не приходишь ко мне, хотя так мне нужен, Ты смеешься над моими стараниями… Ты несправедлив, нечестен, недобр». Сальери наполняется горечью при мысли о Боге и делает все возможное, чтобы уничтожить Моцарта, Божий инструмент.

Был ли Бог нечестным и недобрым? Если это правда, то она касается не только Сальери. Никто не станет спорить с тем, что лишь малое число музыкантов во всей истории обладало дарами, сравнимыми с дарами Моцарта. Нет, Сальери погрузился в пучины мрака и отчаяния по той причине, что вся его жизнь строилась на мечте о славе композитора. И ему стало казаться, что Бог ему что-то должен.

Пока мой отец горячо молился Богу о защите его торгового дела, я тайно возносил ему свою молитву – самую честолюбивую молитву из всех мальчишеских молитв. Господи, сделай меня великим композитором! Да буду я прославлять тебя через музыку – и прославлюсь через нее сам! Сделай меня знаменитым в этом мире, дорогой Бог! Сделай меня бессмертным! Пускай после моей смерти люди вечно упоминают мое имя с любовью из-за того, что я написал! [104]

Слово «бессмертный» дает ключ к тому, что происходило в сердце Сальери. Его вполне понятные амбиции заменили ему спасение, и потому, несмотря на большой успех, ему чего-то не хватало. Это было не обычное разочарование, но отчуждение и несчастие из-за того, что он не так хорош, как Моцарт.

«Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Потому что все дни его – скорби, и его труды – беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это – суета!» (2:22–23). Тоска и боль человека настолько сильны, что он не может успокоиться: это переживания того, душа которого полагается исключительно на обстоятельства его работы. В этой яркой картине автор явно противопоставляет своего героя Богу, за чьими трудами последовал настоящий отдых (Быт 2:2), а бессознательно Спасителю, который способен спать даже во время бури (Мк 4:38).

Другая причина, по которой работа порождает отчуждение, – это несправедливость и обезличенность, которые свойственны всем социальным системам и которые часто заражают саму природу нашей работы. Так, в стихе 7 пятой главы Книги Екклесиаста Когелет говорит: «Если ты увидишь в какой области притеснение бедному и нарушение суда и правды, то не удивляйся этому: потому что над высоким наблюдает высший, а над ними еще высший». Автор комментариев на ветхозаветные книги Майкл Итон говорит об этом тексте следующее: «Представьте себе, насколько разочаровывает ожидания гнет бюрократии с ее бесконечными промедлениями и оговорками… так что справедливость теряется за разными ярусами иерархии». Когда это говорил Когелет, лишь государство было достаточно большим институтом для того, чтобы стать бюрократией, но в течение последних двух сотен лет на фоне индустриального подъема появились современные корпорации. Карл Маркс первым заговорил об «отчуждении труда» в начале XIX века, когда наблюдался расцвет европейской индустрии, так что «тысячи рабочих наполняли промышленные центры… и работали по четырнадцать часов в сутки, занимаясь физически изматывающим и притупляющим ум фабричным трудом… когда в лучшем случае работа была жестокой формой отречения от себя ради чисто физического выживания».

Разумеется, на протяжении многих столетий люди надрывались на тяжелой работе ради выживания, тем не менее маленькие хозяйства или лавочки позволяли, по крайней мере, видеть плоды твоего труда. Но на фабрике рабочий может вставлять по пять болтов в дырки на колесе за каждые полминуты, и это он делает час за часом, день за днем. В своей книге «Работа» Стадс Тэркел приводит интервью с разными промышленными рабочими, включая Майка, который клал стальные части на стойку, затем погружал их в чан с краской, покрывавшей их поверхность, после чего поднимал стойку и разгружал ее. Вся его работа заключалась только в этом. «“Положи, сними, положи, сними, – говорил Майк. – В промежутках я даже не пытаюсь думать”. Это типичный труд на фабрике или даже в офисе, где процесс разделяют на малые задачи и упрощают ради эффективности и повышения производительности».

Великий переход от промышленной экономики к экономике знания и обслуживания для многих сделал непосредственные условия труда лучше, однако многие другие в результате оказались в сфере малооплачиваемых работ, где переживают такое же отчуждение, потому что отделены от продуктов своего труда. И даже, например, в сфере финансов, где зарплата отнюдь не такая, как на «потогонных» работах, размер и сложность глобальных корпораций сегодня не позволяют даже высокопоставленным работникам, занимающимся управлением, понять, что же именно появляется на свет в результате их труда. Банкир в маленьком городке, занимающийся закладами и займами для малого бизнеса, с легкостью может увидеть цели и плоды своего труда. Работнику банка, в чьем ведении находятся тысячи субстандартных займов, которые он продает и покупает с помощью необъятного капитала, ответить на вопрос «Ради чего существует твоя работа?» гораздо труднее.

Работа может даже изолировать нас друг от друга. «Человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него; а всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством. “Для кого же я тружусь и лишаю душу мою блага?” И это – суета и недоброе дело!» (Еккл 4:8). Этот человек «одинокий» – без друзей и семьи – в результате своего труда. Работа позволяет думать, что вы трудитесь изо всех сил ради семьи или друзей, хотя на самом деле соблазн амбиций порождает в вас презрительное отношение к ним. Работа включает в себя «лишения» – это отсроченное удовлетворение потребностей и жертвы. Но человек спрашивает: «Для кого же я тружусь и лишаю душу мою блага?» В итоге он видит, что работа ради самого себя не оправдана. Комментатор Дерек Киднер по этому поводу говорит: «Образ одинокого и бессмысленного бизнеса… ставит под вопрос любую попытку заявить, что тяжкий труд заслуживает особого благословения».

 

Опасность выбора

Екклесиаст говорит: «Не в том ли благо для человека, чтобы ел он и пил и позволял душе своей изведать счастье в трудах?» (2:24). По иронии судьбы одна из причин неудовлетворенности работой состоит в том, что сегодня у нас гораздо больше возможностей выбирать направление карьеры, чем то было в прошлом. Недавно Дэвид Брукс писал в The New York Times об одной сетевой дискуссии, которую преподаватель из Стэнфорда вел со студентами и недавними выпускниками. Они обсуждали вопрос о том, почему так много студентов самых престижных университетов идут в сферу финансов или консалтинга. Одни отстаивали правильность такого выбора, а другие были недовольны, говоря, что «самые умные люди должны бороться против бедности, устранять заболевания и служить другим, но не себе». Хотя, говорит Брук, эта дискуссия на многое проливала свет, его поразили некоторые несформулированные прямо предпосылки.

Многие из студентов имели крайне ограниченные представления о своих возможностях. Существует такое примитивное, но весьма доходное занятие, как банковские инвестиционные услуги. Есть бедный, но достойный некоммерческий мир. И есть мир «стартапов», связанных с высокими технологиями, который как по волшебству дает и деньги, И ощущение крутизны. Но они неохотно говорили И мало знали о таких вещах, как пастырство, военная служба, академии, правительственная служба И несметное количество других. Кроме того, немногих студентов привлекала работа в компании, производящей реальную продукцию…

Общественные работы заняли место нравственности. У многих людей сегодня просто нет языка для разговоров о том, что такое добродетель, что создает характер, где находится истинное величие, и потому они просто говорят об общественных работах… В какой бы области ты ни работал, там ты найдешь жадность, разочарование и неудачи. Твоя жизнь может пройти через такие испытания, как депрессия, алкоголизм, неверность, твоя собственная глупость или чрезмерное потакание себе… Поэтому… где же та конечная цель, вокруг которой должна вращаться твоя жизнь? Способен ли ты на героическое самопожертвование или жизнь просто есть ряд достижений?.. Ты сможешь посвятить всю свою жизнь общественным работам И остаться полным глупцом. Ты можешь провести жизнь на Уолл-стрит и стать героем. Чтобы понять героизм И глупость, нам нужны скорее не таблицы Excel, но произведения Достоевского и Книга Иова [112] .

Брукс прежде всего указывает на то, что многие студенты колледжа выбирают не такую работу, которая соответствует их способностям, талантам и умениям, но скорее работу из узкого набора представлений, которая лучше всего поддержит их самооценку. Существуют лишь три типа работ, связанных с высоким статусом, – те, за которые хорошо платят, те, которые непосредственно обращены на нужды общества, и те, которые окрашены «крутизной». Поскольку уже не существует дееспособного консенсуса относительно достоинства всякой работы, не говоря уже о той мысли, что в любой работе мы есть руки и пальцы Бога, служащего семье человека, в их умах есть крайне узкий спектр выбора работ. Это значит, что большинство молодых совершеннолетних людей выбирают не ту работу, что соответствует им, или попадают в слишком соревновательную среду, где большинству людей трудно хорошо обитать. И это порождает у многих разочарование или чувство бессмысленности труда.

Быть может, это связано с мобильностью нашей городской культуры и ее последствием в виде разрушения сообщества, но в Нью-Йорке многие молодые люди понимают под принятием решения о карьере скорее выбор знака идентичности, а не размышление о своих дарах и стремлениях, которые могут позитивно менять наш мир. Один молодой человек говорил так: «Я выбрал консалтинг по менеджменту, потому что там работают потрясающие люди – такие люди, с которыми мне бы хотелось быть рядом». Другой сказал: «Я понял, что, если останусь в сфере образования, мне будет стыдно на встрече выпускников через пять лет, и потому теперь я собираюсь учиться в юридической школе». В прежних поколениях идентичность определяли такие вещи, как твои родители, или что ты живешь в такой-то части города, или что принадлежишь к этой церкви или тому клубу, сегодня же молодые люди пытаются определить свою идентичность самостоятельно с помощью статусной работы.

Что же мудрого может сказать нам Библия о выборе работы? Во-первых, если перед нами раскрыт богатый веер возможностей, следует выбрать ту работу, которую мы способны выполнять хорошо. Она должна соответствовать нашим дарам и нашим способностям. Когда мы беремся за дело, которое можем выполнять хорошо, это все равно что возделывать самих себя как сад со скрытым потенциалом, это означает дать много места служению компетентности. Во-вторых, поскольку главная цель работы есть служение миру, следует выбрать ту работу, что приносит пользу другим. Нам надо спросить себя относительно нашей работы, нашей организации или нашего производства: делают ли они жизнь людей лучше или же обращаются к худшим аспектам их характера? Не всегда мы найдем здесь только черное или белое, фактически ответ может быть разным для каждого отдельного человека. В книге о христианском подходе к профессиональному призванию Джон Бэрнбаум и Сайион Стир рассказывают о Дебби, которая сделала немало денег, когда работала в компании, занимавшейся интерьером, в Аспене, штат Колорадо. Дизайнер интерьера, подобно архитектору или художнику, увеличивает благополучие людей. Но ей часто приходилось использовать ресурсы таким образом, что это шло вразрез с ее заботой об общем благе. Она оставила интерьер и начала работать в церкви, а затем на одного сенатора США. Дебби сказала: «Не то чтобы я делала что-то постыдное или противозаконное, но мне платили на комиссионной основе – тридцать процентов от валовой прибыли. Один наш клиент потратил двадцать тысяч долларов [в начале 1980-х] на меблировку комнаты размером 3,4 на 4 метра. Я начала спрашивать себя, какой мотив заставляет меня помогать людям… тратить огромные суммы на обстановку. И затем… решила уйти». Этот пример не позволяет выносить суждения о ценности профессии дизайнера интерьера или формы оплаты по комиссии. Скорее он о том, что каждому человеку необходимо найти ясные ответы на вопрос, как его труд служит миру.

Другой человек в такой же ситуации мог бы остаться на этом месте, думая, как помочь клиентам сделать жилища красивыми, и счел бы оплату по комиссии достойным выражением ценности такой красоты.

В-третьих, когда это возможно, мы должны стремиться что-то дать не только нашей семье, человечеству и самим себе – нам следует стремиться обогатить и ту сферу, где мы трудимся. В двух первых главах Книги Бытия Бог не только возделывал свое творение, но и создавал других для этого дела. Подобным образом, нам надо не просто делать свою работу, но и увеличивать способность человечества возделывать сотворенный мир. Достойная цель, когда это возможно, – стремиться сделать вклад в свою дисциплину, показать, что есть лучшие, более глубокие, более справедливые, более умелые и благородные способы делать то, что вы делаете. Дороти Сейерс исследует этот вопрос в своем знаменитом эссе «Зачем работать?». Она согласна с тем, что нам следует трудиться ради «общего блага» и «для других» (о чем мы говорили в главе 4), но не хочет, чтобы мы останавливались на этом. По ее словам, работник должен также «служить работе».

Сегодня все повторяют фразу о том, что долг каждого служить обществу, но… фактически работа ради служения обществу заключает в себе парадокс, и он заключается в следующем: цель непосредственного служения обществу искажает работу… И у этого есть вполне понятные причины.

В тот момент, когда вы еще только решили служить другим людям, у вас возникает мысль, что другие люди должны как-то компенсировать вашу боль, вы начинаете думать, что имеете право на что-то претендовать в обществе. Вы начнете торговаться насчет достойной награды, искать восхищения и будете обижены, если вас не оценят. Но если вы сосредоточитесь на служении своей работе, тогда поймете, что вам нечего ожидать; труд дает вам лишь одну награду – удовлетворение от того, что вы его выполнили совершенно. Работа забирает у вас все и не дает взамен ничего, кроме себя; потому служение работе есть труд чистой любви.

Единственный способ по-настоящему служить обществу – это испытывать искреннюю симпатию к людям, самому быть частью общества, а затем – служить работе… Это работа служит обществу, а занятие работника – служить работе [115] .

Сейерс прекрасно сказала о такой вещи, о которой мало говорят и которую мало понимают. Легко себе вообразить, что вы «служите обществу», потому что ваше дело пользуется популярностью, по крайней мере, на данный момент. Но вы, быть может, уже перестали служить обществу – вы используете его, потому что одобрение людей вам приятно. Но если вы делаете свое дело так хорошо, что по благодати Божьей оно помогает другим, которые вас никогда не отблагодарят, или тем, кто придет после вас и будет делать то же дело лучше, тогда вы знаете, что «служите работе» и действительно любите вашего ближнего.

 

Горсть покоя

Посреди мрачных замечаний Когелета о бессмысленности труда мы вдруг видим отблеск солнечных лучей. «Нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его» (Еккл 3:22). Да, работа есть наша неотъемлемая «доля», и потому удовлетворение в этой сфере необходимо для удовлетворения от жизни. Но как получать удовлетворение в работе, когда столько вещей этому препятствуют? Ответ звучит так: «И если какой человек… видит доброе во всяком труде своем, то это – дар Божий» (Еккл 3:13). Как мы можем получить такой дар? Когелет дает нам намек.

Глупый сидит, сложив свои руки, И съедает плоть свою.

(Еккл 4:5–6)

Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с трудом и томлением духа.

Когелет рекомендует нам, если перевести текст буквально, «одну горсть покоя» и противопоставляет ее двум альтернативным вариантам. Это «две горсти» богатства, нажитого «трудом и томлением духа» (стих 6б). Другой вариант – «пустая горсть» праздного глупца, который не трудится вообще (стих 5). Когелет признает, что удовлетворение трудом в падшем мире есть всегда поразительный дар Божий, и тем не менее нам надо стремиться получить этот дар, храня определенное равновесие. Спокойствие без трудов не принесет нам удовлетворения, как и труды без спокойствия. Нам нужны и труд, и покой.

Как нам достичь такого равновесия в жизни – одна из главных тем Писания. Во-первых, для этого надо найти в себе склонность творить идолов из денег и власти и отказаться от нее (см. Еккл 4:4 – «Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это – суета и томление духа!»). Во-вторых, для этого нужно поставить взаимоотношения на должное место (см.

Еккл 4:8 – «Человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него»), несмотря на то, что это может означать зарабатывать меньше («одну горсть» вместо двух).

Однако важнее всего здесь стремление к тому, что находится за горизонтом Книги Екклесиаста. Новый Завет говорит нам, что самый высший источник спокойствия, которого мы ищем, есть Иисус Христос, который, поскольку он совершил за нас тяжкий труд на кресте, может дать истинный покой душам нашим (Мф 11:28–30). Если бы не благовестие Иисуса, мы бы трудились не из радости служить другим, не для удовольствия от хорошо выполненной работы, но чтобы создать себе имя.

 

«Сделаем себе имя»

Одна из причин, по которой работа становится и бесплодной, и бессмысленной, есть выраженная склонность сердца сделать работу и приносимые ею блага главной основой смысла жизни и идентичности человека. Когда это происходит, работа уже не позволяет создавать и показывать порядок в творении, как сказал бы Кальвин, или быть инструментом Божьего провидения и удовлетворять важнейшие потребности человека, как сказал бы Лютер. Вместо этого она просто позволяет выделиться на фоне моих ближних, показать миру и доказать самому себе, что я особенный. Тогда работа есть средство для обретения власти и безопасности и управления моей судьбой. Наблюдения Когелета так часто справедливы: «Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это – суета и томление духа!» (Еккл 4:4).

Резкий переход, в результате которого труд из благодарного служения нашими дарами превращается в невротическое создание нашего самоуважения, нигде так не очевиден, как в первых одиннадцати главах Книги Бытия. В двух первых главах этой книги труд есть радостная забота о творении ради него самого и ради Бога (Быт 1:28, 2:15). В главе 4 технология стала средством обретения власти. А в главе 11 мы находим знаменитую историю о строительстве вавилонской башни.

Там говорится о двух причинах того, почему ее начали строить. В стихе 3 люди, поселившиеся в Сенааре, говорят: «Наделаем кирпичей и обожжем огнем», – и повествователь комментирует: «И стали у них кирпичи вместо камней». Кто-то научился обжигать кирпичи, и это был шаг вперед по сравнению с прежними методами строительства. Это означало, что теперь они могут строить гораздо более высокие здания, чем раньше. Они хотели использовать свои новые таланты и изобретения для строительства большого города. С тех пор люди с самыми креативными новыми идеями продолжают искать города, где можно было бы поэкспериментировать со своими мечтами и попытаться воплотить их на практике. Пока здесь нет ничего плохого.

Однако там говорится и о второй, более глубокой, причине строительства: «…и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» (стих 4). Ради чего трудились строители башни? Ради чего наиболее амбициозные работники трудятся сегодня? Стих 4 об этом красноречиво говорит, и мотивация людей с того дня до нашего времени ничуть не изменилась. Это стремление увеличить свою силу, славу и автономию. Но даже их похвальба отражает стоящую за ней глубокую неуверенность. Они строят город, чтобы «сделать себе имя» через свои достижения, но когда у кого-то нет имени, это означает, что он не знает, кто он такой. «Создать себе имя» на библейском языке означает построить свою идентичность. Либо мы получаем наше имя – ту суть, что нас определяет, нашу безопасность, достоинство и уникальность – через то, что Бог совершил для нас и в нас (Откр 2:17), либо делаем себе имя через то, что можем совершить сами. Исследователь Ветхого Завета Дерек Киднер пишет: «Элементы этой истории содержат вневременные характеристики духа этого мира. Это в типичном случае грандиозный проект, о нем возбужденно говорят так, как если бы это было величайшее достижение… В то же время бросается в глаза глубинная неуверенность людей, которые собираются в толпу, чтобы сохранить свою идентичность и контролировать свою судьбу».

Похоже, строители башни получают свою идентичность двумя путями. Во-первых, претендующие на грандиозность слова о «башне высотою до небес» предполагают духовную ценность их труда, хотя Бог дал бы ее намного больше. Это ведет к материализму, когда мы хватаемся за плоды наших трудов, чтобы убедиться в том, что мы здоровы и в безопасности.

Во-вторых, желание «не рассеяться по лицу земли», похоже, говорит о следующем: они получают имя от того, что собраны в большую группу. Чувство власти и безопасности, среди прочего, им дают размеры и богатство их города. Первая часть строительства идентичности основана на создании идола из своих личных талантов и достижений, а вторая связана с идолом группы. Это, разумеется, порождает такие явления, как снобизм, империализм, колониализм и различные разновидности расизма.

В последней сцене этой краткой истории Бог приходит судить город, но стоит обратить внимание на род использованного им наказания. Если бы в Голливуде создавали соответствующий блокбастер со спецэффектами, Бог использовал бы молнии и землетрясения, чтобы разрушить построенное. Вместо этого он «смешивает язык» их, так что между ними наступает разлад и они рассеиваются. Здесь мы видим принцип всей Библии: у греха существуют естественные последствия. Желания пораженного грехом сердца создают перенапряжение в ткани реального мира, которое всегда ведет к катастрофе. Наша гордость и желание показать свою значимость неизбежно порождают соревнование, разлад и борьбу. Когда люди прославляют сами себя, единство и любовь становятся чем-то невозможным. Мы оказываемся перед ужасным выбором: сделать идола из самих себя (что приведет к разобщенности людей в обществе индивидуализма), либо сделать идола из группы (что приведет к подавлению свободы личности ради племени или коллективистского общества). Две вещи, к которым мы так отчаянно стремимся – слава и взаимоотношения, – могут сосуществовать только в Боге.

Все, что не имеет основания в Боге, – это идолы, которые неизбежно разочаруют. Такими идолами могут стать семья, собственное Я, богатство, интересы общества, организации, движения и т. д.

История вавилонской башни ясно показывает, что любого рода коллективное начинание – общество, организация, движение – не станет дееспособным, если не опирается на что-то вне тебя – на Бога. В любом другом случае придется создавать идолов из того, что в итоге нас разочарует. Будь это семья, собственное Я, гордость нации или накопление личного богатства – все, что не есть Бог, – в итоге они станут основой, summum bonum, тем, что дает имя. Как говорит об этом Дерек Киднер, «недостроенный город есть прекрасный памятник этому аспекту жизни человека».

Жители Сенаара хотели построить самое высокое здание в мире. Похоже, к подобным странным проектам человечество возвращалось снова и снова на протяжении многих тысячелетий, так что и сейчас каждый год мы слышим о строительстве здания, которое сделает имя кому-то новому и на время станет высочайшим зданием в мире. Это яркий пример духа соревнования и гордыни, который побуждает людей трудиться в самых разных областях. Разумеется, такая мотивация в каком-то смысле ценна – она порождает ценные инновации и увеличивает продуктивность, – но в ней есть также нечто разрушительное.

Вот как об этом написал К. С. Льюис в книге «Просто христианство»:

Нам следует ясно понять, что гордости органически присущ дух соперничества, в этом сама ее природа… Гордость не довольствуется частичным обладанием. Она удовлетворяется только тогда, когда у нее больше, чем у соседа. Мы говорим, что люди гордятся богатством, или умом, или красотой. Но это не совсем так. Они гордятся тем, что они богаче, умнее или красивее других. (Пер. И. Череватой) [118] .

Льюис показывает нам, что мы можем создавать наилучшую мышеловку (самое высокое здание, самый быстрый компьютер, самый дешевый перелет, самый роскошный отель) из желания достичь совершенства и служить людям либо в духе соперничества, стараясь поставить нашу организацию и себя выше других. Второе ведет к пренебрежению нравственными принципами и к борьбе против тех, кто стоит у нас на пути.

Крайне опасно считать одних людей «хорошими», потому что они своим трудом служат миру, а других «плохими», потому что они служат себе и своей славе

Я хотел бы здесь ясно объяснить, что ни один человек не способен жить только из чистого стремления служить интересам других людей в любой момент. Даже самые прекрасные люди, которые лучше всех умеют любить, иногда поступают на основании корысти, страха или стремления к славе. Если мы знаем, что испорчены – как и наш мир, – мы можем возвращаться к Богу, вспоминая, что не можем полагаться лишь на себя. Фактически крайне опасно считать одних людей «хорошими», потому что они своим трудом служат миру, а других «плохими», потому что они служат себе и своей славе. ДНК эгоцентризма и гордости, готовой к соревнованию с другими, есть во всех нас.

 

Власть оказавшихся «во дворце»

Исследование тем корысти, власти и призвания на конкретных примерах мы найдем в Ветхом Завете в Книге Есфирь. В данной книге речь идет об одном происшествии в Персидской империи, в разных местах которой обитали евреи. В первой главе говорится о персидском императоре, царе Артаксерксе, который отверг царицу Астинь, чья прямота не понравилась ему. Царь начинает искать себе другую царицу и находит Есфирь, прекрасную молодую еврейку. Он спит с ней, и она ему по нраву. Есфирь скрывает, что она еврейка, когда становится царицей во дворце властителя персов.

Почти каждого читателя чем-нибудь возмущает такое начало Книги Есфирь. Феминисток приводит в ярость раболепие юной еврейки. Других оскорбляет тот факт, что в отличие от Даниила, который мог, не скрывая своей еврейской идентичности, занимать официальную должность при языческом дворе, Есфирь хранит молчание. Людей, следующих традиционной нравственности, возмущает то, что она спит с мужчиной до брака. Благодаря всем этим моральным компромиссам она занимает место во дворце около самого центра власти. Это ставит перед нами вопрос: в такой двусмысленной с нравственной, культурной и духовной точек зрения ситуации продолжает ли Бог действовать с нами и через нас? И книга дает на это утвердительный ответ.

В начале третьей главы Книги Есфирь, где, если можно так выразиться, начинается второе действие, мы узнаем, что Аман, высокопоставленный чиновник, убедил царя в том, что евреи представляют опасность для империи, и выпросил издать царское распоряжение о том, что в определенный день в будущем соседи еврейских семей по всему царству получат право убивать чужаков и брать себе их богатство (Есф 3:1-15). Родственник Есфири и лидер евреев Мардохей связывается с Есфирью и говорит, что она должна спасти народ от опасности, используя свое положение во дворце. Это великое поручение. Здесь верующая, чья власть в публичной сфере достаточно скромна, призвана использовать свой личный и культурный капитал, чтобы восстановить социальную справедливость. «И кто знает, – говорит ей при этом Мардохей, – не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского?» (Есф 4:14).

В Библии мы найдем две параллели к истории Есфири – в повествованиях о Данииле и Иосифе. Все эти трое персонажей веровали в Бога Израилева. Каждый из них занимал официальное положение в плюралистическом неверующем правительстве и обществе. Никто из них не был пророком, священником, старейшиной или учителем. Они получили огромную власть в рамках секулярных институтов. И Бог использует их в полной мере.

Дик Лукас, англиканский проповедник из Великобритании, однажды произносил проповедь об Иосифе. Сказанное им вполне можно отнести и к Есфири. Он сказал: если вы подойдете к книжной лавке в церкви и увидите биографию с заголовком «Человек, которого использовал Бог» или «Женщина, которую использовал Бог», вы сразу решите, что перед вами история миссионера, учителя, церковного деятеля или специалиста по какому-либо духовному деланию. А история Иосифа – это рассказ о крайне успешном светском деятеле. «По большому счету, – продолжал Лукас, – я думаю, что быть проповедником или миссионером либо вести библейскую группу во многом легче. Существует определенный шарм в подобных вещах, а в том, что мы делаем ежедневно, легче выделить больше темного и светлого, там меньше серого. Часто нелегко указать христианину на то, что Богу нужны люди не только для религиозного служения, но и для труда в области права и медицины, в бизнесе и искусстве. Этого нам сегодня крайне не хватает».

Та история дает нам тому прекрасный пример. После разрушения Иерусалима Навуходоносором евреи оказались в изгнании. В тот момент они собирались вернуться. Они пытаются воссоздать свой образ жизни, свои города и свой народ. Ученый и писатель Рэй Бейкк говорит, что Бог, желая показать, каких разных людей он использует, оставил нам три библейские книги о восстановлении Израиля на его родной земле. Во-первых, Книга Ездры рассказывает о служителе, об учителе Слова. Евреев нужно было заново познакомить с Библией, чтобы их жизнь формировало то, что сказал Бог. Во-вторых, в Книге Неемии мы видим градостроителя и разработчика, который использует свои управленческие умения, чтобы восстановить стены Иерусалима и воссоздать стабильность, что создало бы условия для благополучного развития экономической и гражданской жизни. И наконец, Книга Есфирь рассказывает о женщине, получившей власть в гражданском правительстве, которая борется с расовой несправедливостью. Итак, перед нами представители мужчин и женщин, мирян и духовных лидеров. Это люди, трудящиеся ради духовного взросления, экономического процветания и лучшей государственной политики, в обществах, которые понимают и оценивают эти вещи не так, как евреи. И Бог использует всех таких людей.

Не стоит думать, что ситуация Есфири почти никак не связана с нашей ситуацией. Несколько лет назад я слышал проповедь латиноамериканского пастора о Книге Есфирь. Раньше он служил в церкви, где были иммигранты, у которых было мало денег или влияния, хотя многие из их детей поступили в колледжи и стали профессионалами. Проповедник сказал им: хотя вы того не замечаете, вы оказались «во дворце». У них больше финансового и культурного капитала, чем они думают. И многие из них, прямо сказал он, используют этот капитал, чтобы украсить свое гнездо и двигаться вверх по лестнице карьеры, а не чтобы с его помощью помогать другим. Он напомнил им, что в городе есть более бедные люди, которым нужны их связи и их таланты. А внутри кругов влияния и сферы труда, где они оказались, существует коррупция, нуждающаяся в их внимании. Он признал, что, если его слушатели будут поступать так, они, быть может, будут зарабатывать меньше или продвигаться по лестнице карьеры медленнее, а могут и столкнуться с такими конфликтами, которые разрушат их карьеру. Но это неважно, сказал он. Если вы попали во дворец, это не значит, что вы должны подчиняться любому правилу, лишь бы здесь остаться. Служите. «Не для такого ли времени вы и достигли достоинства царского?»

Я знаю, что кто-то из нас чувствует себя так же, как Есфирь. Скажем, вице-президент инвестиционного банка, который что-то скрывает – быть может, лишь пассивно – от многих инвесторов. Или футбольный тренер, нарушающий многие правила Национальной ассоциации студенческого спорта относительно набора игроков. Или муниципальный служащий, который сам не берет взяток, но обычно закрывает глаза на то, что это делают его коллеги. Отчасти они получили власть именно из-за подобных компромиссов, но их совесть нечиста. Вы можете походить на них в малой или великой степени. Быть может, какие-то ваши поступки нарушали этические принципы или принадлежали к «серой зоне». Быть может, вам велят упорно говорить клиентам, что работа была произведена таким-то образом, хотя это неправда. Или вы промолчали, когда надо было высказаться. Теперь вы обрели некоторое влияние, но совесть ваша неспокойна. Думаете ли вы, что Есфирь жила с чистой совестью? И есть ли какой-нибудь человек, кто совершенно чист во всем? Здесь никогда не бывает слишком поздно. Бог хочет, чтобы вы подумали о том, где вы находитесь и для чего, чтобы вы осознали, как важно быть во дворце. Быть может, лишь после этого Бог сможет использовать вас для его работы в этом мире.

Один мой друг занимался частными капиталовложениями в крупной фирме, оказывавшей финансовые услуги. Мы предложили ему провести в нашей церкви встречу, посвященную характеру и честности. На этой встрече он поделился одной из своих недавних дилемм. Команда, работавшая на него, выявила одну прекрасную инвестиционную возможность, которая обещала большую прибыль этой команде и компании. Единственная проблема заключалась в том, что этот бизнес, как считал мой друг, не просто не приносил обществу ничего ценного, но и вредил ему. Этот бизнес не был противозаконным, и сама компания не видела никаких проблем, рассматривая вопрос об инвестировании в этот бизнес. Он раздирался между обязанностью заботиться о доходах своей компании и ее персонала и христианским стремлением трудиться для процветания человечества. Он мог бы приостановить ту сделку, но это значило бы, что инвестированием того бизнеса займется конкурирующий банк. Он мог согласиться и получить доход от того, что кажется ему дурным. Ему хотелось найти хоть какую-то позицию и затем ее отстаивать. И затем он объявил своей команде, что не будет препятствовать сделке, но он лично предпочитает отказаться от любых выгод, которые может принести это инвестирование. Это дало ему возможность объяснить свои доводы и раскрыть перед сотрудниками идею замысла Бога о процветании человечества. Сделка была заключена, и инвестиция принесла банку большие деньги. Но что можно сказать о жертве моего друга? Он использовал возможность, которая ему поистине дорого стоила, настоять на своем и указать коллегам на альтернативную возможность обитания во дворце.

 

Риск жизни «во дворце»

Есфирь имела полное право беспокоиться: Мардохей предложил ей совершить крайне рискованный поступок. В то время и в том месте немилость царя означала не увольнение с работы, а гораздо чаще – смерть. Есфирь отвечает Мардохею, что вошедшего к царю без приглашения ждет смертная казнь, «…только тот, к кому прострет царь свой золотой скипетр, останется жив. А я не звана к царю вот уже тридцать дней» (Есф 4:11). И конечно, Есфирь помнит, что прошлая царица была изгнана потому, что говорила слишком прямо. Мардохей не знает, о чем он ее просит; она может потерять все.

Мардохей отвечает, что он все это знает. И здесь наступает кульминация – риторическая, повествовательная и богословская – всей истории: «Не думай, что ты одна спасешься в доме царском из всех Иудеев. Если ты промолчишь в это время, то свобода и избавление придет для Иудеев из другого места, а ты и дом отца твоего погибнете» (Есф 4:13–14). Мардохей говорит, что если Есфирь рискнет потерять дворец, она может потерять все, но если не рискнет, она наверняка все потеряет. Это мучительная аргументация. Если всех евреев убьют, Есфирь разоблачат и убьют тоже. Если же евреев не убьют, Есфирь станет предательницей. И в заключение Мардохей говорит с надеждой: «И кто знает, не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского?» (стих 14). Слова Мардохея прямо относятся к большинству из нас.

Фактически Мардохей обращается к идее призвания. Он говорит те же слова, что и латиноамериканский пастор: если ты не используешь твое влияние, твою репутацию и твои деньги для служения людям вне дворца, дворец будет для тебя тюрьмой; он уже дал тебе твое имя. Ты можешь думать, что тебе дано мало, потому что всегда стремишься к большему, но ты получил много, и Бог призывает тебя это использовать. Видеть корень твоей идентичности в том месте, что ты занимаешь во дворце, естественно, как и видеть твою безопасность в том, что ты в какой-то мере контролируешь условия своей жизни, и видеть твое значение в том, что ты пользуешься влиянием в определенных кругах. Но если ты неспособен рискнуть своим местом во дворце ради ближних, значит, ты принадлежишь дворцу.

Как получить новое имя на основе чего-то иного, кроме дворца? Наш текст намекает на ответ, который звучит так: благодать. Мардохей говорит Есфири: «И кто знает, не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского?» В еврейском слово, переведенное как «достигла», представляет собой глагол в пассиве. Быть может, лучше было бы перевести это так: «И кто знает, не для такого ли времени ты и была возведена в достоинство царское?» Он напоминает Есфири, что она оказалась во дворце лишь по милости. Не она создала или заработала свою красоту, не она подстроила соответствующую возможность, все это было ей дано. Размышляли ли вы о том, в какой мере все это относится к вам? Если кто-то скажет, что вы достигли своего профессионального положения по благодати, вы здесь же подумаете: «Они не знают, каких трудов мне стоило поступить на учебу, как трудно было учиться и стажироваться, как выгодно я отличался от сверстников по навыкам работы», – и тому подобное. Тем не менее вы использовали таланты, которые себе не зарабатывали, они просто были вам даны. Пред вами открывались двери возможностей, которые вы не могли для себя создать: они просто вам предоставлялись. Поэтому все, что вы имеете, вы получили по благодати, и потому вы можете служить миру своим влиянием так же, как и своей компетентностью.

Все, что вы имеете, вы получили по благодати. Ваши таланты были даны вам

 

Жить с величием «во дворце»

Есфирь готова ответить. Женщина, знакомая нам по главам 1 и 2, – застенчивая красавица, которая скрывает свое происхождение, дабы сохранить свою позицию, – потихоньку исчезает. Та Есфирь, что никогда не раскачивала лодку и всегда сглаживала острые углы, начинает отдавать распоряжения. Она сообщает Мардохею: «Пойди, собери всех Иудеев, находящихся в Сузах, и поститесь ради меня, и не ешьте и не пейте три дня, ни днем, ни ночью, и я с служанками моими буду также поститься и потом пойду к царю, хотя это против закона, и если погибнуть – погибну» (Есф 4:16).

Далее идет одно из самых захватывающих повествований в Библии. В результате череды «совпадений», которые, разумеется, имеют другую природу, и благодаря смелости самой Есфири она может войти к царю и раскрыть перед ним злобный расчет Амана, так что Амана казнят, а евреи спасены.

Однако было бы ошибкой поставить точку на этом месте. Есть опасность, что вас просто вдохновит пример Есфири. Думая об Есфири, вы скажете себе, что отныне будете смотреть на свое положение и на свой интеллектуальный, социальный и денежный капитал новыми глазами. Ваше влияние уже не будет для вас средством карьерного продвижения, вместо этого вы поставите его на службу людям; вы будете рисковать ради осуществления справедливости. Или вы решите, что слишком долго молчали о своей вере, и примете решение говорить, чтобы все узнали, что вы верующий. Это добрые и правильные порывы, и вам надо решительно следовать им.

Однако этого недостаточно. Прежде всего ваше решение не будет стойким, если вас просто вдохновил чужой пример – вы хотите стать, как Есфирь или как те люди, которые, по словам латиноамериканского пастора, нам крайне нужны, – значит, возможно, ваш основной мотив есть чувство вины. Быть может, это вина из-за себялюбия, элитизма или даже вашей неблагодарности. И порой это неплохо для начала. Но если ваши мотивы измеряются виной, они скоро перестанут работать, потому что такая новая жизнь будет непростой.

Или вдохновение может вызвать чрезмерную реакцию. Я так часто встречал людей, которые до какого-то момента хранили свою веру в тайне, а потом становились несносными проповедниками. Они решили быть прямыми и принципиальными людьми, непохожими на «этих скрытных христиан». Но они на самом деле не ушли из дворца, но все еще строят свою идентичность на том, что верны «лучшему» христианству, чем прочие люди. На самом деле они не изменились, их самодовольство стало еще более откровенным.

Позвольте мне сказать, как вам более вероятно удастся жить во дворце с честностью и даже величием. Вам стоит увидеть в Есфири не просто пример, а указатель пути. Бог создал нас, он дал нам все, что у нас есть, он поддерживает нашу жизнь всякую секунду, поэтому мы обязаны ему всем. Но мы так не живем. Мы живем так, как если бы все, что у нас есть, принадлежало нам, чтобы мы этим распоряжались, как пожелаем, и делали себе имя. Даже люди, не относящие себя к христианам, если поразмыслят, поймут, что в этой картине что-то не так. По любым стандартам мы искажаем наши отношения с Богом. Мировые религии спорят о главной истории и первоосновах, но они все согласны с одним утверждением: что существует разрыв, если не пропасть, между нами и божеством. Некоторые религии говорят, что этот разрыв преодолевается жертвоприношениями, ритуалами, переменой сознания или нравственными поступками. Как бы там ни было, нам надо построить мост через пропасть между Богом и нами. Как это сделать?

Вот какой ответ мы найдем в Библии – причем именно в книге, о которой сейчас говорим. Есфирь спасла свой народ через идентификацию и посредничество. Ее народ был проклят, она идентифицировалась с ним и подпала под проклятье. Она рискнула жизнью со словами: «Если погибнуть – погибну». Такая идентификация позволила ей исполнить роль посредника перед престолом власти таким образом, каким того не мог бы сделать никто другой, а поскольку она добилась поддержки, эта поддержка распространилась на весь ее народ. Спасти народ через отождествление и посредничество – это вам ничего не напоминает? Иисус Христос, Сын Божий, жил в непревзойденном дворце наивысшей красоты и славы, и он добровольно ото всего этого отказался. В главе 2 Послания к Филиппийцам, стихи 6-11, говорится, что он был равен Отцу, но за это положение не держался; вместо того он опустошил себя, отождествившись с нами, и взял на себя наше осуждение. Он заплатил за это не риском потери жизни, но ценой самой жизни. Он не говорил: «Если погибнуть – погибну», – но: «Когда я погибну, тогда погибну». Он взошел на крест и умер, он искупил наши грехи. Теперь он стоит перед престолом всей вселенной, и то благорасположение, что он получил, достается нам, если мы верим в него. Вот посредничество в его наивысшей форме.

Подлинное величие можно обрести только на пути служения

Если вы видите в Есфири не пример, но указатель, знак, указывающий на Иисуса, и если знаете, что Иисус не пример, но Спаситель, совершивший сам все эти поступки лично для вас, вы поймете, насколько вы дороги ему. Поразмышляйте над этими вещами, и истина изменит вашу идентичность. Она убедит вас в вашей подлинной неизмеримой ценности. И по иронии судьбы, когда вы узнаете, как сильно вас любят, ваш труд станет намного менее эгоистичным. Внезапно все прочие вещи в вашей работе – ваше влияние, ваш послужной список вместе со всеми теми благами, что они вам дают, – станут просто обычными вещами. Вы сможете ими рисковать, их расходовать и даже потерять их. Вы свободны. Есфирь могла делать то, что делала, опираясь просто на смутное представление о том, что Бог есть Бог благодати. Но теперь мы знаем гораздо больше. Она не знала, что Бог сам придет на землю и совершит то, что она сделала, в куда более грандиозном масштабе, заплатив за это безмерно большую цену, что принесет безмерно большее благо человечеству. Мы гораздо больше знаем о его благодати, о том, как мы дороги для него, и о нашем будущем.

Если вы понимаете, что сделал для вас Иисус Христос, покинувший ради вас наивысший дворец, вы можете начать служить Богу и ближнему из того места во дворце, где вы находитесь. Кэрин Джобс, написавшая комментарий на Книгу Есфирь, говорит, что главная героиня книги названа царицей Есфирью четырнадцать раз, причем тринадцать раз это выражение стоит после ее слов: «Если погибнуть – погибну». Она обрела величие не через попытку сделать себе имя, и вы обретете величие не на таком пути, но лишь на пути служения Тому, Кто сказал своему Отцу: «Тебя ради да будет воля Твоя».

 

Присутствие и могущество идолов

Дэвид закрылся в своем прекрасном кабинете с огромными окнами, а в это время его новый совет директоров размышлял над его требованиями. «Я сделаю так, что они придут ко мне», – подумал он, намереваясь добиться своего с помощью техники переговоров, которую он освоил за время своей весьма успешной карьеры. За два десятилетия Дэвид побыл генеральным директором ряда компаний, связанных с высокими технологиями, одна успешнее другой, и на прошлой неделе настал один из великих моментов получения награды за труды. Он наслаждался успехом за ужином, после звонка аналитика, который объявил о продаже его прошлой компании предприятию, известному на всю страну, и сказал одному из коллег: «Вот как! Лучше быть не могло! Вот как это делается!»

Однако теперь настало время расстаться с прошлым и перейти к новым возможностям. Он получал достойное вознаграждение от сделки – деньги в размере его трех годовых заработков и прекрасный миллион, – но это был просто очередной шаг к более великому начинанию. Он сделал то, что научился делать, – продал компанию прежде, чем ее технологию вытеснила другая, и обеспечил инвесторам хороший доход от вложенных ими денег.

Дэвид думал о полученном миллионе. Его жена мечтала о доме на берегу океана, он хотел дом на озере; в их изящном жилище только что сделали ремонт, с детьми все было в порядке. Они также могли бы купить два дома для своих родителей неподалеку от себя и в хорошем квартале. Дэвид с удовольствием думал о том, что ему прекрасно удается содержать свою семью. Это было для него важно.

Много лет назад, когда его отец выбивался из сил, зарабатывая деньги, которых семье всегда не хватало, Дэвид обещал себе, что будет жить иначе. Он должен использовать возможности, хотя и не блестящие, предоставленные ему родителями, чтобы чего-то достичь. Это означало для него почтить память отца, ныне уже покойного. И его дети ни в чем не будут нуждаться. Хотя его мама всегда говорила: «Дэвид, у тебя уже все есть. Тебе действительно нужна новая компания побольше и получше? Что стоит за этой неугомонной деятельностью?»

Вдруг открылась дверь и вошел один из членов совета, с которым Дэвид много работал над сделкой. Присев, он сказал: «Дэвид, нам очень важно, чтобы ты с уважением отнесся к своему контракту и остался на полный год. Мы решили, что покупка компании будет выгодной сделкой, главным образом из-за тебя – ты умен, ты прекрасный руководитель, умеешь говорить с партнерами и заключать сделки, дающие компании преимущества. Мы не можем согласиться на то, чтобы ты ушел».

Перспектива остаться еще на год вызывала у Дэвида отвращение, и он был полон решимости бороться за полное вознаграждение, несмотря на статьи контракта. У него на руках была одна козырная карта: они, разумеется, не захотят его оставить, если он ясно даст понять, что оставаться не хочет. Никто не может быть хорошим руководителем, если его сердце к этому не лежит, не правда ли?

Неделю спустя, не отступив от своих позиций ни на пядь, он ушел с полным вознаграждением и очень скоро занял директорский кабинет в компании Fortune 500.

Современные люди, услышав слово «идол», вероятнее всего представляют себе индустрию развлечений, где знаменитостей называют идолами подростков или где претенденты соревнуются за звание очередного «американского идола». Или, быть может, это вызывает в уме представления о примитивных народах, поклоняющихся статуэткам и изображениям. Если это слово как-то и связано с миром работы, то скорее как риторический прием, позволяющий сказать, что кто-то стал трудоголиком или одержим невероятной жадностью, так что успех или деньги стали для него объектом горячего поклонения. Все это законное использование термина, однако это лишь крайние случаи применения мощной и широкой концепции, очень важной для веры Библии. Самый знаменитый и самый существенный для всего мира моральный кодекс, Десять заповедей, начинается с великого распоряжения Бога об идолопоклонстве: «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим» (Исх 20:3).

Что означают слова о других богах? Заповедь говорит: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им…» (Исх 20:4–5). У нас появится альтернативный или ложный бог, если мы возьмем какую-то часть творения и начнем «поклоняться» ей, то есть ее любить, служить ей и искать смысл скорее в ней, нежели в истинном Боге. Поскольку мы способны воздвигать идолов в своих сердцах (Исх 14:3–7), мы понимаем, что «сделать изображение» чего-то не обязательно предполагает физический процесс, но всегда есть духовный и психологический феномен. Это означает нечто себе воображать и полагаться на нечто, видеть в этом нечто источник контроля, безопасности, смысла, удовлетворения и красоты – тех вещей, которые может дать лишь подлинный Бог. Это означает превратить хорошую вещь в вещь наивысшую.

Все мы ищем какой-то вещи, которая убедила бы нас в том, что мы прожили жизнь не напрасно

Многие понимают значение библейского запрета поклоняться идолам, который стоит в самом начале указания Бога о том, как жить. Никто не понял всей его силы лучше, чем Мартин Лютер. Согласно его определению, идолопоклонство – это когда ты смотришь на сотворенную вещь и ожидаешь от нее того, что может дать только Бог. Потому, говорил он, нерелигиозные люди также служат «богам» – идеологиям или способностям, которые, как они считают, могут оправдать их существование. Французский философ Люк Ферри, который не верит в Бога, также утверждает, что каждый стремится «каким-то образом жить с уверенностью и встретить смерть без страха и сожаления». Все мы ищем какой-то вещи, которая убедила бы нас в том, что мы прожили жизнь не напрасно. Дэвид, о котором мы говорили выше, быть может, видел в финансовой обеспеченности и успехе «спасение» от трудностей своего детства, хотя сам он никогда не использовал такого слова. Чего бы мы ни искали, говорит Ферри, это всегда какая-то форма спасения. Это соответствует тем выводам, которые можно сделать из первой заповеди Декалога. Бог говорит: «Я Господь, Бог твой, да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». Обратите внимание: Бог говорит, что либо он будет нашим Богом, либо им станет что-то еще. Он не оставляет никакой третьей возможности – мы не можем полагаться на то, что не боги, думая, что здесь наше «спасение». Лютер видел, насколько гармонично идея идолопоклонства соединяет Ветхий Завет с Новым Заветом. Ветхий Завет много говорит об идолопоклонстве, тогда как Новый Завет, особенно послания Павла, говорит о союзе с Христом и оправдании верой, подразумевая, что мы спасаемся Божьей благодатью, а не нашими собственными усилиями. Лютер увидел связь между двумя этими вещами: сделать что-либо идолом и попытаться спасти себя собственными усилиями – это по сути одно и то же. В своем «Трактате о добрых делах» Лютер писал:

Первая заповедь повелевает: «Да не будет у тебя других богов», – что значит: «Поскольку только Я есть Бог, тебе надлежит отдать свое крепкое доверие и свою веру Мне одному И никому другому»… Все те, кто не всегда верит Богу и… Его милости, благодати И благоволению, но стремится угодить Ему через иные вещи или самих себя, те не хранят эту заповедь и на деле поклоняются идолам… Если мы не верим в то, что Бог милостив к нам И благоволит к нам, или если заранее думаем угодить Ему только через наши труды и их исполнение, все это чистый обман, значит, мы внешне воздаем честь Богу, но внутренне делаем самих себя ложным богом… [123]

Когда мы не верим, утверждает Лютер, в то, что Бог во всей полноте принимает нас во Христе, и ищем иные пути, чтобы оправдать или утвердить себя, мы совершаем идолопоклонство. Светские люди могут искать «милость, благодать и благоволение» в усилении власти или в наслаждениях, тогда как религиозные люди могут верить в свою нравственную добродетель или в дела благочестия либо служения. Но по сути внутренний смысл этих вещей один и тот же. В каждом случае сердце отдается ложному богу.

Когда Павел ходил по Афинам, его возмущал вид «города, полного идолов» (Деян 17:16). Он говорил о реальных физических предметах, но если мы поймем библейское определение идолопоклонства, то осознаем, что каждый город и даже каждое сердце человека полны идолов. Они буквально повсюду.

Идолы не только широко распространены, но и могущественны. Почему Десять заповедей начинаются с запрета идолопоклонства? Потому, как считал Лютер, что мы никогда не нарушаем ни одну из прочих заповедей, не нарушив эту. Допустим, вы знаете, что полная прозрачность при деловых переговорах заметно снижает ваше влияние по сравнению с незначительным обманом. В такой ситуации вы лжете или скрываете неудобные факты потому, что успех для вас важнее послушания Богу или блага ваших «ближних», с кем вы ведете переговоры. Так что за грехом лжи стоит более глубокий грех идолопоклонства, который все определяет. Мы вправе думать, что все наши дурные поступки – акты жестокости, нечестность в словах, эгоцентризм – проистекают из глубоко укорененного в наших душах убеждения в том, что есть вещи более важные для нашего счастья и осмысленной жизни, чем любовь Божья.

Идолопоклонство влияет на наши действия потому, что имеет власть над нашими сердцами.

Двадцатидвухлетний Эндрю остался без работы и без гроша, потому что его пугает мысль зарабатывать разгрузкой коробок на складе: стоит один раз за это взяться, думает он, и он всю жизнь будет зарабатывать минимум денег, выполняя работу, которую делают люди, стоящие ниже его, потеряет статус крутого парня среди своих друзей и, быть может, даже потеряет свою девушку. Он мечтал играть в бейсбол и продолжает вынашивать эту мечту, думая, что если сможет вернуться в колледж, играя в бейсбол, его жизнь сразу наладится. Когда наша жизнь зависит от подобных идолов, мы говорим себе: «Если бы у меня было это, все было бы исправлено: тогда я чувствовал бы, что моя жизнь действительно имеет цену». Если мы в чем-то видим наше «спасение», нам необходимо это что-то, и мы считаем, что это бесспорный факт. Когда обстоятельства ставят эту вещь под угрозу, нас парализует невыносимый страх; если что-то или кто-то у нас ее отнимет, мы пылаем гневом и боремся с чувством отчаяния.

 

Идолы общества и культуры

Выше мы говорили только о личных идолах, которые разрушают жизнь отдельных людей. Мы знаем, что некоторые люди «фатально привязаны» к статусу и власти, к признанию со стороны окружающих и достижениям, к романтическим похождениям и сексуальному удовольствию или к роскоши и комфорту. Личные идолы мощно управляют нашим поведением и формируют его, включая поведение в сфере работы. Идолы комфорта и удовольствия, с одной стороны, могут помешать усердно трудиться, хотя это необходимо для добросовестной и плодотворной карьеры. Идолы власти и признания, с другой стороны, могут заставить нас перерабатывать или вести себя безжалостно на работе, где мы рискуем потерять равновесие. Идолы контроля принимают разные формы, включая интенсивное беспокойство, потерю способности доверять и мелочность в менеджменте. Обычно мы слепы к собственным идолам, но нам несложно заметить их у других и увидеть, как ложные боги людей наполняют их тревогой, злостью и отчаянием. Так что нам нетрудно понять концепцию личных идолов.

Однако идолы лежат в основе не только личных грехов и проблем, но и коллективных. Когда один человек создает идола и служит ему, это искажает его психику и порождает проблемы; когда же семья, группа или страна создают идола и служат ему, возникают проблемы социального и культурного характера. Чтобы понять концепцию культурных или «корпоративных» (в смысле групповых, а не в смысле организаций в бизнесе) идолов, нам надо дать более четкое определение культуре, чем то, что мы давали в главе 3. Профессор Колумбийского университета Эндрю Дельбанко пишет:

Под термином «культура» я буду понимать те истории И символы, которые позволяют нам бороться с меланхолическим подозрением о том, что мы живем в бессмысленном мире… Таким образом, любая история надежды в Америке должна дать в себе место этому вечному спутнику надежды – тайной мысли о том, что, получая и отдавая, мы только лишь делаем беспокойные движения в ожидании смерти.

В любой культуре есть потребность контакта с тем, что Уильям Джемс называл «идеальная сила», с помощью которой можно достичь «ощущения участия в более широкой жизни, чем жизнь этого мира с его мелкими интересами» [125] .

В каждой культуре есть набор ответов на те вопросы, что ставит Книга Екклесиаста, например на такие вопросы, как: «Что мы должны совершить в этой жизни? Для чего мы получаем, отдаем и живем?» Без каких-то ответов на эти большие вопросы невозможно жить и принимать решения, так что любая культура на каком-то уровне основывается на ряде общих представлений о том, как отвечать на подобные вопросы. Таким образом, не только отдельным людям необходимо жить ради чего-то, но и каждому обществу. Или, если сказать другими словами, каждое общество предлагает своим членам определенные идеи или ценности, которые должны придавать смысл жизни.

Фридрих Ницше также утверждал, что каждое общество предлагает «идеи» своим членам. Древние культуры содержали призывы жить ради Бога (или богов), семьи, племени или нации. Современные общества отказались от авторитета религии и традиции, заменив его авторитетом разума и личной свободы. Ницше преимущественно рассматривал современные культуры, но отмечал, что все культуры, даже заявляющие о своей «секулярности», предлагают нравственные абсолютные принципы и трансцендентные ценности, которым (настаивают они) все люди должны соответствовать, если они претендуют на достоинство или смысл. Такие идеалы культуры есть самые настоящие идолы в библейском смысле, их преподносят людям не просто как хорошие идеи. Скорее к ним относятся как к священным и неоспоримым вещам, и о них говорят с религиозным пылом и страстью. Они призваны, как считают, нести людям счастье и полноту жизни (земные формы спасения). Все люди обязаны служить этим идеалам, а те, кто относится к ним пренебрежительно, сами достойны презрения. Так, если древние культуры подвергали остракизму того, кто не верил в богов, современные культуры осуждают того, кто считается виновным в фанатизме или кажется врагом равенства и свободы личности.

Идолы есть в каждой сфере человеческой деятельности

Если каждой культуре присущи свои идолы, как они влияют на стиль нашей работы? Поскольку любой идол есть хорошая вещь, превращенная в нечто высшее, то корпоративный идол есть чрезмерное выпячивание или абсолютизация достойного аспекта культуры. Поэтому нам стоит предполагать, что такие преувеличения в каждой культуре, оказывая благоприятное влияние на работу, одновременно ее искажают и разрушают. Христианин, стремящийся работать верно и хорошо, должен различать, какие идолы действуют в его профессии и сфере производства, чтобы одновременно утверждать ценные их аспекты и отказываться от излишеств и искажений.

Какие же корпоративные и культурные идолы здесь действуют? Помня о том, что при таких кратких формулировках неизбежны упрощения, я хотел бы дать обзор основных идолов, разделив их по трем важнейшим культурам западной истории: традиционной, современной и постмодернистской. Почти в каждой сфере работы вы столкнетесь со смесью из этих категорий идолов культуры, поскольку на протяжении жизни разных поколений они различными способами повлияли на основателей, героев, вождей и новаторов важнейших институтов.

 

Идолы традиционной культуры

Как уже упоминалось, традиционные культуры в прошлом и настоящем предполагали, что мир содержит абсолютные нравственные принципы, которые нам известны в основном через традицию и религию. Мудрость от одного поколения другому здесь передают авторитетные фигуры, такие как родители, священники и правители. Такие культуры учат членов общества тому, что их жизнь имеет смысл, если они принимают на себя и верно исполняют свои социальные обязанности и роли – как сыновья и дочери, как отцы и матери и как члены своего племени и своего народа. В подобных культурах семья, раса и нация приобретают великое значение, что порой опасно.

Это основа убийств во имя чести, когда члены семьи убивают какого-то ее члена, навлекшего, как им кажется, бесчестие на клан. Поскольку в традиционных культурах семья ценится очень высоко, часто жертва жестокого обращения в доме – женщина или ребенок – получают крайне мало поддержки. Это также позволяет нам понять, почему японские солдаты во время Второй мировой войны с презрением относились к военнопленным из противников. Ведь эти пленные, думали они, поставили свою личную жизнь выше интересов нации и не дрались до смерти. Все эти вещи почти невозможно понять членам современных западных обществ.

Тем не менее и на Западе не окончилось сражение с могущественными идолами расы и расизма. Американский богослов Рейнгольд Нибур считал, что тенденция ставить интересы своего племени и своей нации выше интересов других объясняется «космической неуверенностью» наших грешных сердец. Эта неуверенность заставляет концентрировать внимание на расе, чтобы люди могли обрести чувство своей ценности. Тогда мы начинаем судить о превосходстве нашей культуры над другими, используя язык нравственности, мы смотрим сверху вниз на иные расы, что позволяет нам считать себя наилучшими. Такой идол может с легкостью породить крайнюю жестокость. В результате можно превратить национальную безопасность или культурную и расовую чистоту в самостоятельную высшую ценность, оправдывая милитаризм и угнетение каких-то групп или хотя бы безразличие к положению меньшинств.

Идолопоклонство более традиционных мест и культур влияет и на работу. Влияние идола расы может закрыть многие сферы деятельности для людей иной культуры и расы с их идеями, что в целом снижает конкурентоспособность компании и ухудшает здоровье общества. Идол национализма, разумеется, заставлял промышленников поддерживать милитаристские программы, которые в какой-то момент казались патриотическими, но в итоге повлекли за собой полный крах репутации их сторонников.

Традиционные культуры создают идолов социальной стабильности и всеобщего блага, которые выше прав отдельных людей. Это существенно влияет на стиль ведения бизнеса. В Японии, где во многом сохранилась традиционная культура, считалось неприемлемым, когда работник переходит из одной компании в другую в поисках лучшей зарплаты или когда компания временно увольняет работников, чтобы не терять дохода. До начала этого века японским идеалом была пожизненная занятость – работник, который служит одной и той же компании всю жизнь. В традиционной культуре бизнес – это не только прибыль, но и выполнение важной социальной обязанности предоставить людям работу. Служащих здесь заботит не столько оплата их труда, сколько статус и репутация компании, в которой они работают.

Мы начинаем судить о превосходстве нашей культуры над другими, используя язык нравственности, мы смотрим сверху вниз на иные расы, что позволяет нам считать себя наилучшими. Такой идол может с легкостью породить крайнюю жестокость

Несомненно, такая забота о лояльности и социальной стабильности дает и определенные преимущества. Тем не менее она также ведет к эксплуатации работников, которых часто позорят, если те выдвигают справедливые (с точки зрения западной культуры) требования о повышении зарплаты и улучшении условий жизни и труда. Это также может привести к полному краху экономики во времена экономических спадов. Во время экономического кризиса 1992 года в газете New York Times появилась статья под названием «Принципиальный отказ от увольнения работников дорого обойдется Японии», где говорится о том, что в периоды кризисов американским компаниям легче восстановить свое финансовое здоровье – а потому в долгосрочной перспективе дать работу большему количеству людей, – уменьшив количество работников. Японский идеал привел к тому, что многие компании развалились, и это причинило еще больше вреда людям и все потому, что в этой культуре увольнение кажется чрезмерно жестокой мерой.

 

Идолы современного мира

Около пяти столетий назад на Западе произошли великие перемены. Расцвет современной науки и подъем философского движения под названием Просвещение привели к тому, что современное общество ниспровергло идолов религии, племени и традиции, заменив их разумом, эмпиризмом и личной свободой как наивысшими ценностями, которые важнее всех прочих.

Современная ценность под названием «разум» включает несколько элементов. Это, в частности, идеал прогресса, который воплощает в себе неуклонное движение вперед науки и техники. Общества Современности держатся «того убеждения, что распространение науки и техники приблизит счастливую жизнь и что история и политика должны формироваться под действием [этого] идеала». Только наука считается здесь строгим эмпирическим методом, который дает нам доказательства, а не просто спекуляции или эмоции. Кроме того, современное мировоззрение приписывает естественные, а потому физические причины абсолютно любому явлению. На популярном уровне этот взгляд все еще обладает огромной властью. Большинство людей не осмелится публично за что-то выступать, не сославшись на «научные данные», которые кажутся объективными и неопровержимыми. Косвенно это предполагает, что наука, если бы у нее было достаточно времени, смогла бы ответить на все вопросы и решить все проблемы. Научные методы вышли за рамки естественных и социальных наук, и теперь их используют в маркетинге, политике или в сфере развлечений. Современная культура отказалась размышлять о мудрости древних или искать откровений от каких-либо религиозных авторитетов, разве что если дело касается частного «духовного» комфорта для любителей. Для создания процветающего общества нам нужен только человеческий разум, вооруженный научным методом.

С этой совершенно новой надеждой на человеческий разум тесно связана абсолютизация индивидуальной свободы. Для современных обществ мир уже не содержит общеобязательных истинных нравственных стандартов, которым должны соответствовать все люди. Скорее наивысшей общеобязательной ценностью для них является право каждого человека выбирать себе такой образ жизни, какой ему хочется. Единственное моральное зло, с такой точки зрения, состоит в том, чтобы мешать другому выбирать такую жизнь, какая его удовлетворяет. Это означало, что в итоге не существует нравственного авторитета или какой-то ценности важнее, чем твое собственное счастье. Как многие отмечали, в результате «выбор» и чувства стали чем-то сакральным и святым. В современном мире «отныне отдельный человек стал центром вселенной и тем существом, которое прежде всех прочих претендует на абсолютное уважение». Иными словами, человеческое Я заменило Бога.

Идолы современной культуры глубоко повлияли на стиль нашего труда сегодня. В традиционных обществах люди обретали смысл и ощущение ценности через отказ от своих интересов и принесение в жертву своих желаний ради служения чему-то высшему: Богу, семье и другим людям. В современных обществах часто превыше всего стоят личные интересы и желания. А эта перемена заставила радикальным образом пересмотреть смысл труда в жизни, который стал теперь средством самоопределения. В традиционных обществах существовала тенденция думать, что положение человека на социальной лестнице дано ему природой или обычаями, так что каждая семья занимает «свое надлежащее место». Здесь личная одаренность, честолюбие и трудоспособность в гораздо меньшей степени определяли, как сложится жизнь отдельного человека. В ответ на это современное общество приписало слишком большое значение автономной личности. Философ Люк Ферри объясняет, каким образом индивидуализм современного общества повлиял на наш труд:

В аристократическом [традиционном] мировоззрении работа виделась как порок, раболепная деятельность – в буквальном смысле предназначенная рабам. В современном мировоззрении она стала площадкой для самореализации, средством не только самообучения, но и достижения полноты жизни… Работа стала определяющей деятельностью человека. Он стремится создать себя, переделывая мир… [134]

Таким образом, современный идол индивидуализма в целом возвышает смысл труда: из просто хорошей вещи он стал почти путем к спасению. В то же время современные идолы разума и эмпиризма сделали опыт работы интенсивнее, поскольку требования к производительности труда стали высокими, как никогда раньше. В конце XIX века Фредерик Тейлор разработал принципы «научной организации труда», назвав их «рационализация производства». Это было энергичной попыткой внедрить научные методы в трудовой процесс ради достижения максимальной эффективности.

В те времена рабочие фабрик, на которых внедрялись методы Тейлора, реагировали на это с бешеной яростью. Они чувствовали себя обезличенными, поскольку все личные особенности и инициативы были у них отняты, как будто их превратили в рабов. По системе Тейлора каждую задачу следовало упростить, стандартизировать и исполнять каждый раз точно по одной и той же схеме. Как многие отмечали, именно так работают машины. Питер Друкер, главный критик подхода Тейлора, утверждал, что крайняя рационализация труда на самом деле превращает людей в зубчики шестеренок механизма. «Машины, – писал он, – работают лучше, если исполняют лишь одну задачу, если делают это повторно и если это наипростейшая задача из возможных… [Но]… человек представляет собой плохо устроенный станок. Человек превосходит машины… в координации. Он лучше их претворяет перцепции в акции. Он работает лучше, когда все его существо: мускулы, чувства и ум – участвует в работе».

Оказывают ли идолы Современности положительное влияние на работу сегодня? На это можно дать такой ответ: порою оказывают, но по большому счету нет. Идолы Современности приписали некоторым видам работ большее достоинство, чем то делали древние культуры, и в каком-то смысле это ближе к библейским представлениям о труде, но здесь часто ощущаются перегибы. Мы стали куда более умелыми производителями, чем раньше, но за это нам пришлось дорого расплатиться. История моего дедушки хорошо демонстрирует ту смесь добра и зла, которая появилась в эпоху Современности в работе. Он родился в Италии в 1880 году в семье гончаров в традиционном обществе, но сказал отцу, что не хочет следовать по его стопам в труде. Ему сказали, что в том стратифицированном обществе он просто не сможет найти себе другую работу или даже переехать в другую деревню. И как бы в ответ на это в 1897 году он переезжает в Америку, где общество куда более затронуто Современностью и где существует социальная мобильность, какую невозможно было бы и представить себе у него на родине. Он начал работать в нью-йоркской подземке в ужасных условиях, где от него требовали высокой производительности, но при этом мало заботились о его безопасности, чего не могло бы быть в его родной деревне. В результате одной катастрофы он чуть не потерял ногу, после чего переехал в Уилмингтон, штат Делавэр, где он умудрился открыть свою мясную лавку, что тоже было бы почти невозможно в его деревне в Италии. И так пустил корни в новой стране. За годы своей жизни здесь он был освобожден, отшлифован и восстановлен в правах под воздействием современной культуры.

 

Постмодернистские идолы

Начиная с трудов философа Фридриха Ницще второй половины XIX века на Западе началось еще одно изменение культуры. Задолго до ужасов мировых войн немецкий философ провозгласил, что идея о науке, ведущей человечество к неизбежному прогрессу, есть идол – новая псевдорелигиозная вера – и что она не имеет основы в реальности. Наука может сказать нам лишь о том, что есть, но она молчит о том, каким все должно быть. Люди способны быть добрыми и бескорыстными, но также грубыми и жестокими, а наука лишь обслуживает интересы тех, кто стоит у власти. Нет причин думать, указывал Ницше, что наука каким-то образом поведет нас к лучшему будущему. Она так же может повести нас к мрачному будущему вооруженных конфликтов, или к экологической катастрофе, или к появлению тиранов, которые используют технику для установления жесткого социального контроля.

Ницше нанес удар не только по современному идолу разума и морали, но и по новой современной нравственности индивидуальных прав и свободы. С великой силой он указывал на глубокую непоследовательность взгляда Современности. Современная культура говорит, что не существует абсолютных нравственных принципов и что каждый должен выбирать собственные стандарты добра и зла, но здесь же нелогично добавляет: нам следует уважать права человека и высоко ценить свободу и достоинство каждой личности. «Но на каком основании?» – задал бы здесь свой вопрос Ницше. Если нет абсолютных нравственных принципов, какое право имеет кто-то заявлять обратное? Если человек есть просто продукт тех же природных процессов, что ржавчина или камни, почему нужно стоять за равенство и требовать уважать достоинство каждого человека?

Хотя аргументы Ницше вызывают глубокое беспокойство, его главные положения звучат эффектно и убедительно, а катастрофы и злодеяния XX века как будто только подтвердили их справедливость. В результате, хотя в западном обществе все еще наблюдается сильное скрытое влияние традиционных мировоззрений, например христианства, наряду с большой долей старинного оптимизма Современности относительно науки, прогресса и свободы человека, в нем произошло глубокое изменение, которое называют «постмодернистский поворот». Это скорее не связный набор представлений, но некое настроение. Появилось гораздо больше цинизма относительно претензий на истину и планов развития общества – как старинных традиционных, так и более современных, либеральных. Кинофильмы и романы о будущем, созданные около середины XX века, часто изображали общество с поразительным прогрессом в сфере здоровья, образования, научного познания и социальной гармонии. Сегодня почти все фильмы и романы куда сильнее окрашены пессимизмом и повествуют скорее об антиутопиях.

Кинофильмы и романы о будущем, созданные около середины XX века, часто изображали общество с поразительным прогрессом в сфере здоровья, образования, научного познания и социальной гармонии. Сегодня почти все фильмы и романы куда сильнее окрашены пессимизмом и повествуют скорее об антиутопиях

Хотя Ницше намеревался избавить культуру от идолов, в итоге постмодернистская мысль, как многие отмечают, делает идола из реальности как таковой. Писатель Эдвард Доке в своей статье «Постмодернизм мертв» хорошо обосновывает эту критику. Если, говорит Доке, все нравственные заявления на самом деле есть просто игры власти и продукт положения человека в социуме и культуре, как утверждают теоретики постмодернизма, значит, критика любого состояния общества невозможна. Никто не может предложить программу реформ или обличать несправедливость. Постмодернизм, таким образом, боготворит существующую реальность как абсолют.

Наиболее выдающимся критиком Ницше и плодов постмодернизма был немецкий философ Мартин Хайдеггер. Он указывает на идола нашей культуры сегодня, когда называет нас «мир технологии». Люк Ферри объясняет мысль Хайдеггера так:

Прежде всего прочего, технику беспокоят не итоги, а средства… Вместо того чтобы черпать вдохновение из трансцендентных идей… современная экономика действует подобно дарвиновскому естественному отбору… Никто [сегодня] не может со всей уверенностью сказать, что умножение богатств и разрушительный эволюционный импульс… неизбежно породят лучшее будущее… Впервые в истории жизни на земле биологический вид получил средства для уничтожения всей планеты, причем этот вид не знает, куда он движется [139] .

Хайдеггер, Доке и другие мыслители, такие как Жак Эллюлль, говорят, что технология, неопределенность и рынок стали идолами общества эпохи Постмодерна. Поскольку в таком обществе никто не верит в «конец» или цели человечества либо не может договориться о них с другими, у нас остаются только «средства», то есть техники. Поскольку уже не существует какого-либо господствующего представления о здоровой человеческой жизни или хорошем обществе, нам остается только лишь соревнование индивидуумов за свой личный успех и свою власть. Если что-то можно сделать с помощью технологии, это будет сделано, поскольку для технологии не существует стоящих выше нее идеалов или нравственных ценностей, которые бы ее направляли и ставили бы ей границы.

Фрагментация общества, порожденная постмодернистским поворотом, сама стала постоянным предметом дискуссий среди ученых. И Роберт Белла, и Эндрью Дельбанко согласно утверждают: любое сплоченное общество должно предложить отдельным людям жить ради чего-то большего и более значительного, чем они сами. Дельбанко показывает, что по иронии судьбы и «новые левые», ставшие популярными в 1960-х, и «новые правые», вошедшие в моду в 1980-х, «вместе потрудились над тем, чтобы сделать немедленное удовлетворение желаний главным критерием хорошей жизни… При этом было полностью утрачено… представление о том, что в подлинную жизнь входят слезы, жертвы, а иногда даже готовность умереть».

Дельбанко согласен с теми, кто говорит, что в итоге идолы постмодерна формируют таких людей, которые соответствуют образцам рекламы, так что они «неосознанно подлаживаются под сменяющие один другой продукты рынка». Многие авторы убедительно продемонстрировали, что ценности рынка – консюмеризм и рентабельность – ныне распространились на все сферы жизни человека, включая даже и семейную жизнь. Все это объясняется тем, что современный капитализм уже перестал быть просто инструментом распределения благ и услуг и превратился в идола, требующего почти полного подчинения. И даже в самых успешных капиталистических обществах, таких, например, как США, многие видят их внутренние противоречия, отмечая, что консюмеризм разрушает те самые добродетели самообладания и ответственности, на которых капитализм был основан.

Как подобная перемена настроения и значения вещей отражается на нашей работе сегодня? Я говорил с одним человеком, который был одним из пионеров в сфере хеджевых фондов. Ему сейчас за семьдесят. Он сказал, что в конце 1950-х и на протяжении большей части 1960-х подавляющая часть лучших и блестящих людей не желала работать в сфере финансовых услуг – они хотели посвятить себя образованию и науке. Им хотелось преподавать молодым людям, обеспечивать возможность полета на луну и бороться с голодом в мире. И самые влиятельные мыслители того времени говорили им: вы можете это сделать. Где-то ближе к концу 1980-х он почувствовал перемену настроений в обществе. Социальный прогресс – даже сама его идея – стал вызывать все меньше оптимизма. Людей разделяли культурные войны. Появился цинизм, и со временем самые честолюбивые и одаренные люди стали приходить в бизнес и финансовое дело. Всем стало казаться, что только профессионал с хорошей зарплатой может жить полноценной свободной жизнью. «Это признак нездоровья», – сказал тот человек, и он был прав. О том же самом говорили философы и ученые, но мой знакомый не следил за влиянием идеологий, но наблюдал, как этот поворот настроения самым конкретным образом повлиял на молодых людей в момент выбора карьеры. Он прожил достаточно много, так что мог наблюдать переход от понимания работы преимущественно в духе Современности к более постмодернистскому ее пониманию.

Ценности рынка – консюмеризм и рентабельность – ныне распространились на все сферы жизни человека, включая даже и семейную жизнь

Самый очевидный эффект от постмодернистского идолопоклонства «средствам без конечной цели» – это (на тот момент, когда я пишу данные строки) распространение лжи, мошенничества и корыстных действий финансовых компаний, которые разоблачил кризис 2008 года вместе с его последствиями. Наоми Вульф, автор статей из ежедневной газеты The Guardian, сделала обзор газетных заголовков за июнь и июль 2012 года. Вот их список: Банк Беркли вступил в сговор с некоторыми другими банками, чтобы манипулировать процентными ставками; банковская группа из HSBC потратила между 2004 и 2010 годами миллиард долларов на то, чтобы сделать возможным отмывание денег («крайне выгодная деятельность, которой не следует мешать»); в «Перегрин Кэпител» 215 миллионов долларов из денег клиентов «куда-то пропало», а основателю группы после попытки самоубийства были предъявлены обвинения по уголовному делу; компания «Уэллс Фарго» согласилась заплатить 175 миллионов долларов штрафа за («снова очень выгодное дельце») то, что рутинно завышала проценты ставки при субстандартном кредите афроамериканцам и выходцам из Латинской Америки по сравнению с белыми людьми такой же кредитоспособности. По той же самой причине штрафы заплатили также Банк Америки и SunTrust. Сам финансовый кризис 2008 года во многом породили банкиры, занимавшиеся продажами невероятного количества закладных, истинная не столь высокая цена которых оставалась в тени.

Заключение этого грустного списка звучит в подзаголовке к статье Вульф: «Штампы СМИ о “ложке дегтя” уже неверны. Мы наблюдаем системную коррупцию в банковском деле и систему тайных сговоров».

Чуткие критики либерального направления быстро замечают действие постмодернистского идола «средств без конечной цели» в сфере бизнеса. Но они не столь чувствительны относительно еще более распространенного явления – что сегодня наше ощущение Я связано не столько с нашими ролями в семье или обществе, сколько с нашим потреблением. Нам предлагают создавать свою личность через выбираемые нами бренды и через ту идентичность, что мы способны создать в Интернете.

Влияние этого феномена особенно заметно в таких сферах, как СМИ, развлечения и маркетинг. Я много говорил с членами нашей церкви, занимающимися маркетингом и рекламой, об одном сдвиге: теперь все чаще рекламируют не преимущества продукта, а историю, которая обещает потребителю обогатить его идентичность и повысить качество его жизни. Йельский философ Николас Уолтерсторфф отмечает, что для современной культуры счастливая жизнь есть жизнь, где все «идет хорошо» – и она полна чувственных удовольствий, – тогда как для древнего человека счастливая жизнь есть жизнь, прожитая хорошо, где просматриваются характер, смирение, любовь и справедливость. Таким образом, работники маркетинга и рекламы сегодня обещают людям не только то, что их товар будет хорошо выполнять свое предназначение, но и то, что он принесет людям счастье.

Я разговаривал с мужчиной и женщиной, которые оба работали руководителями в сфере рекламы и оба готовились уйти из своих компаний. Женщина работала в фирме, у которой было два основных клиента – косметические компании. «Мои клиенты хотели, – говорила она, – чтобы с моей помощью их продукция говорила потенциальной покупательнице: это поможет тебе в итоге обрести любовь и полюбить саму себя. Но ведь это просто яд». Мужчина работал в агентстве, клиентом которого была компания, продающая спортивные машины. Он не раз сталкивался с тем, что его вынуждали представлять машины как средство повышения сексапильности. Оба они сопротивлялись тому, что от них требовали, и на обоих оказывали большое давление. Мужчина сохранил свое место, потому что ему удалось заменить «сексапильность» идеей «высококачественной машины», и он сделал это с таким мастерством и убедительностью, что заказчик и его компания были этим удовлетворены. Женщине не повезло: ей пришлось покинуть фирму, после чего она открыла свой бизнес.

Теперь все чаще рекламируют не преимущества продукта, а историю, которая обещает потребителю обогатить его идентичность и повысить качество его жизни

Христианин согласится с тем, что когда мы что-то продаем или рекламируем, нам нужно показать потенциальному покупателю, что этот продукт «увеличит стоимость» их жизни. Но это не значит, что товар может дать им жизнь. Но поскольку христиане глубже понимают суть человеческого благополучия, мы часто плывем против очень сильного течения корпоративных идолов нашей культуры.

 

Работа: ситуация не безнадежна

Мы описали предназначение труда, а затем поговорили о том, что в этой сфере испортилось. Даже если нам удалось делать то, что мы хотели, в оптимальных рабочих условиях, нам часто кажется, что испорченность самой природы труда сильнее нас. «На что нам здесь надеяться? Как устранить испорченность работы?» – можем мы спрашивать себя. Как за этими глубокими проблемами можем мы увидеть руку и замысел Божьи? Реалистично ли это желание или это просто мечты, не имеющие отношения к завтрашней деловой встрече или к карьерным планам на следующий год?

Если мы попытаемся ответить на эти вопросы, нам следует начать с одного очевидного факта: ничто не станет совершенным, как говорит апостол Павел, до «дня Христова» в конце истории (Флп 1:6; 3:12). До этого все творение «стенает» (Рим 8:22), находясь в рабстве у распада и немощи. Так что труд полностью исправится лишь тогда, когда небо воссоединится с землей и мы окажемся в нашей «настоящей стране». Говорить о полном искуплении работы было бы отражением наивности, а иногда гордыни.

Однако не все потеряно. Та трансцендентная надежда, которая с таким мастерством описана в «Листе кисти Ниггля», и экстатическое представление о том, на что тогда будет походить творческий труд, могут оказаться крайне полезными для того, чтобы мы работали с удовлетворением в несовершенных рамках этого мира. Христианское благовестие дает нам важнейшие ресурсы для того, чтобы сегодня мы работали с большим вдохновением, реалистичнее, с большим удовлетворением и вернее. Каким же образом?

Во-первых, благая весть дает нам альтернативную историю, куда мы помещаем и наш труд; это жизненно важно, поскольку стимулом любого труда является мировоззрение или повествование о том, что составляет человеческую жизнь и что ведет к ее процветанию.

Во-вторых, христианская вера дает нам новую богатую концепцию работы как участия в деле Божьей любви и его заботы о мире. Это библейское представление позволяет нам ценить все работы, от самой простой до наисложнейшей, независимо от того, кто ее выполняет – верующий или нет. Таким образом, христианин, который постиг библейское богословие работы, обретает способность не только ценить труд всех людей и участвовать в нем, но и находить отличительные особенности труда христианина.

В-третьих, благая весть через ряд здравых этических наставлений дает нам новый особо чувствительный нравственный компас, позволяющий принимать решения, а также мудрые советы о сердце человека.

И, в-четвертых, благая весть радикально меняет нашу мотивацию в сфере труда и дает нам новую и устойчивую внутреннюю силу, которая будет с нами при любых обстоятельствах.

Большинство тех книг и программ, что помогают интегрировать веру и работу, чаще посвящены одному-двум из этих факторов. Так, есть книги, где речь идет только о первом. Написанные несколько в академическом стиле, они строят из богословских принципов «христианский подход» к искусству, правительству, экономике и так далее. Другие говорят почти исключительно о втором. Там присутствует опасение, что, если слишком заострять внимание на библейских представлениях о работе, это приведет к триумфализму и не даст по достоинству оценить Божье провидение. Некоторые работы содержат более личный и основанный на опыте подход, они призывают людей к новой встрече со Христом и придают особое значение внутренней силе, которая появляется в сердце, преображенном Евангелием. Другие же авторы опасаются, что, когда слишком много внимания уделяют внутренней трансформации сердца, вся сила тяжести падает на личный мир души и успех, а при этом вне поля внимания остаются социальная справедливость, основанная на благой вести, и идея о том, что христиане должны служить своим трудом ближним.

Все эти акценты и опасения верны, и в последней части книги мы постараемся показать, что в итоге они дополняют друг друга и составляют вполне практичные вещи. И действительно, библейский взгляд на труд так убедителен и ценен для любого общества, социального положения и профессионального призвания, среди прочего, еще и потому, что он богат и многомерен.