1 июля 1989 года в заливе Тампа, штат Флорида, какой-то рыбак заметил со своей лодки трех утопленников или, по его выражению, «три клецки». Он сообщил об этом береговой охране и полиции Сент-Питерсберга, которые и выловили три сильно попорченных водой женских тела, связанных за руки и за ноги желтой пластиковой лентой и обычной бельевой веревкой. Тела были погружены при помощи привязанных к шеям пятидесятифунтовых шлакобетонных блоков. Конструкция блоков была довольно редкой — с двумя отверстиями вместо более распространенных трех. Рты оказались заклеенными серебристой изоляционной лентой, свободные концы которой прилипли к глазам, когда тела были брошены в воду. Все три были одеты в майки и лифчики от купальных костюмов. Трусики отсутствовали, что предполагало преступление на сексуальной почве, хотя после долгого нахождения в воде тела пришли в такое состояние, которое не позволяло судебно-медицинской экспертизе дать однозначное заключение об изнасиловании.

Из документов, найденных в брошенной неподалеку на берегу машине удалось установить, что погибшими были тридцативосьмилетняя Джоан Роджерс и две ее дочери — Мишель, семнадцати лет, и Кристи, пятнадцати лет, проживавшие на ферме в штате Огайо. Они отправились на машине провести каникулы девушек, уже побывали в «Уолт Дисней уорлд» и перед возвращением домой остановились в гостинице «Дейз Инн» в Сент-Питерсберге. Мистер Роджерс не мог оставить ферму и поэтому не сопровождал жену и дочерей в поездке.

Исследование содержимого желудков женщин, а также опросы работников ресторана «Дейз Инн» позволили предположить, что смерть наступила около сорока восьми часов назад. Единственным вещественным доказательством была найденная в машине записка с небрежно нацарапанными указаниями, как добраться из «Дейз Инн» до места, где была обнаружена машина. На обратной стороне листка кто-то нарисовал карту и показал, как попасть от Дейл Мабри, людной торговой улицы в Сент-Питерсберге, в гостиницу.

Дело мгновенно получило широкий общественный резонанс, и им занялись полицейские управления Сент-Питерсберга и Тампы и департамент шерифа Хилсборо. Жители были напуганы. Если так жестоко расправились с тремя ни в чем не повинными туристками, резонно размышляли они, значит, жертвой может стать каждый.

Полиция пыталась идти по следу записки, сверяя почерк служащих гостиницы, людей, работавших в лавчонках и конторах в районе Дейл-Мабри, откуда начинался указанный на карте путь. Но все безрезультатно. Жестокая, явная сексуальная природа убийств бросалась в глаза и вызывала обоснованную тревогу. Из управления шерифа Хилсборо обратились в отделение ФБР города Тампы и выразили опасение, что дело может перерасти в серийные преступления. Но даже совместные усилия трех правоохранительных инстанций не продвинули расследование вперед.

Джана Монро работала агентом в оперативном отделе Тампы. Перед тем как поступить в Федеральное Бюро, она служила полицейским офицером, а затем в качестве детектива занималась расследованием убийств в Калифорнии. В сентябре 1990 года мы с Джимом Райтом стали рассматривать ее кандидатуру на открывшуюся в подразделении вакансию и, побеседовав, послали запрос на ее перевод в Квонтико. В своем отделе Джана была координатором по психологическому прогнозированию, поэтому сразу же после ее поступления на работу в наше подразделение ей поручили дело об убийстве Роджерсов. Представители полиции Сент-Питерсберга прилетели в Квонтико и представили Джане, Ларри Анкрому, Стиву Эттеру, Биллу Хэгмейеру и Стиву Мардигьяну материалы расследования. Затем был выработан психологический портрет: белый мужчина в возрасте приблизительно от 35 до 45 лет, по социальному положению «синий воротничок», работающий в области эксплуатации и содержания жилищ, малообразованный, в прошлом могли отмечаться случаи сексуальной и физической агрессии, а непосредственно перед убийством он испытал ряд стрессов, которые и подтолкнули его к преступлению. Как только ажиотаж вокруг расследования спал, он уехал из этой местности, но позже, как Джон Прэнт в деле Карлы Браун, мог вернуться обратно.

Агенты не сомневались в правильности нарисованного ими портрета, но ни ареста, ни какого-либо продвижения в следствии не последовало. Требовались более активные меры. Поэтому Джана выступила в передаче «Нераскрытые тайны», транслируемой по одной из национальных программ. Обычно это всегда давало хорошие результаты для обнаружения НЕСУБа. После того как Джана рассказала с экрана о преступлении, сотни ключей, подсказок и предложений были тщательно просеяны, но ни одной золотой крупинки так и не удалось отыскать. Я всегда говорю своим сотрудникам: если один метод не сработал, попробуйте что-нибудь ещё, даже если до вас этого никто не пробовал делать. Записка с нацарапанными указаниями дороги являлась единственным предметом, который связывал убийцу с жертвами, хотя до сих пор польза от нее была невелика. Поскольку случай стал широко известен среди населения Тампы — Сент-Питерсберга, Джана предложила размножить текст и вывесить на досках объявлений в надежде, что кто-нибудь узнает почерк. В среде стражей порядка укоренилось мнение, что люди способны узнать почерк лишь членов своей семьи и близких друзей. Но Джана решила, что кто-нибудь может откликнуться. Особенно если он обижен и ищет случая, чтобы сдать владельца почерка полиции.

Несколько местных бизнесменов закупили места на досках объявлений, и копии записки были выставлены на всеобщее обозрение. В течение трех последующих дней полиция получила три звонка от трёх незнакомых друг с другом людей. Все они узнали почерк и утверждали, что он принадлежит некоему человеку по имени Оба Чандлер, белому мужчине лет сорока пяти. Не имея лицензии, он устанавливал алюминиевую обшивку, и трое звонивших были его клиентами. Им пришлось предъявить работнику иск, поскольку не прошло и нескольких дней, как после первого же дождя обшивка потекла. Все были абсолютно уверены в личности писавшего, так как у каждого хранился его ответ на претензии.

Кроме возраста и профессии, он подходил к разработанному портрету по нескольким другим ключевым моментам. В прошлом Чандлера судили за имущественные преступления, оскорбление действием и сексуальную агрессию. Он выехал из окрестностей Сент-Питерсберга, как только расследование замерло, хотя никакой нужды в переезде до этого не возникало. Побудителем преступления явилось то, что женщина, с которой он жил, родила нежеланного ребенка.

Расследование сдвинулось с мертвой точки, и появились новые факты. Объявилась некая женщина, которая представила себя еще одной жертвой. Они с подругой встретили человека, походившего по описанию на Чандлера. Он пригласил их покататься на лодке по заливу Тампа. У подруги возникли неприятные предчувствия, и она отказалась, так что женщина поехала одна. Когда они выплыли на середину залива, мужчина попытался ее изнасиловать. Женщина начала сопротивляться, но он пригрозил:

— Не ори, иначе залеплю рот изоляцией, привяжу к шлакоблоку и утоплю.

Оба Чандлер был арестован, судим и признан виновным в предумышленном убийстве Джоан, Мишель и Кристи Роджерс. Его приговорили к смертной казни.

Жертвы Чандлера были обычными, доверчивыми женщинами, которых преступник выбрал почти наугад, что лишний раз доказывает справедливость пугающего утверждения: жертвой может оказаться каждый из нас. И в таких ситуациях, как дело Роджерс, активные меры и приемы раскрытия преступления являются исключительно важными.

В конце 1982 года в районе Чикаго стали внезапно и таинственно умирать люди. Вскоре между всеми трагедиями полиция обнаружила связь и выявила их причину: жертвы принимали капсулы тайленола, наполненные вместо лекарства цианистым калием. Как только содержимое капсулы попадало в желудок, наступала мгновенная смерть.

Начальник чикагского отделения ФБР Эд Хагарти обратился ко мне с просьбой помочь расследованию. Раньше я никогда не сталкивался с подменой пищевых продуктов, но, поразмыслив, решил, что и к этому делу могу применить разработанные мною методы. В ФБР это дело проходило под кодовым названием «Тимурс». Главная трудность состояла в том, что отравленными оказались случайные жертвы. А раз преступник не наметил себе определенную цель и не присутствовал на месте преступления, обычный метод ничего не давал.

Убийства были явно немотивированы — в том смысле, что не были вызваны ни одной из традиционных и широкоизвестных причин: любовью, ревностью, алчностью или местью. Отравитель мог метить и в производителя лекарства компанию «Джонсон и Джонсон», и в любую из аптек, и в одну или более жертв, и в общество в целом.

Мне казалось, что такие отравления сродни взрывам наугад и швырянию булыжников с моста в проходящие внизу по шоссе автомобили. Преступник представлялся мне похожим на Дэвида Берковица, который стрелял в неосвещенные внутри машины, — то есть человеком, озабоченным только тем, чтобы излить свой гнев вообще, а не направить его на жертву какого-нибудь определенного типа. Если такого преступника принудить посмотреть в лица погубленных им людей, он мог бы изменить взгляды или раскаяться.

Имея возможность сравнивать детали этого дела с другими подобного рода трусливыми злодеяниями, я понимал, что за личность этот НЕСУБ. Даже несмотря на то, что обычно мы имели дело с другими преступниками, его социо-психологический тип во многом казался знакомым. Наши исследования доказывали, что действия субъектов, убивающих наугад, но при этом не добивающихся личной известности, мотивируются в первую очередь яростью. Я считал, что неизвестный переживает период отчаянной депрессии и представляет собой неполноценное, безнадежное существо, всю жизнь терпевшее неудачу: в школе, на работе, в личных отношениях.

Исходя из данных статистики, субъект, подходящий для такого рода убийств, должен быть белым мужчиной, около тридцати лет, нелюдимым, проводящим ночи в одиночку. Возможно, он наведывается в дома жертв или посещает их могилы, оставляя там что-нибудь от себя. Я полагал, что он приближен к власти и управлению, насколько это возможно в его положении: вероятно, работает водителем «скорой помощи», охранником, детективом в супермаркете или младшим полицейским. Мог служить в армии или на флоте.

Я также полагал, что в прошлом он лечился у психиатра и ему были предписаны соответствующие лекарства. Имеет плохо ухоженную машину по крайней мере пятилетней давности, но марка которой символизирует власть и силу, например «форд» — любимую машину полиции. Незадолго до первого отравления, то есть до 29 сентября, пережил какой-то стресс, который вызвал его гнев и сыграл роль побудителя. Причину стресса неизвестный видел в обществе в целом. Как только дело об отравлениях стало всеобщим достоянием, начал обсуждать его со всеми, кто только соглашался слушать: в барах, аптеках, с полицией.

Власть, иллюзию которой дают такого рода преступления, была главной опорой его «эго», поэтому существовала большая вероятность того, что он вёл дневник или имел альбом вырезок из газет. Я предупредил полицию, что неизвестный, скорее всего, писал властям — Президенту, директору ФБР, в правительство, мэру — и жаловался на несправедливости. В первых посланиях ставил свою подпись. По мере того как шло время, а он не получал удовлетворяющего его ответа, его возмущение росло. И убийства по принципу «на кого Бог пошлет» стали местью тем, кто не удосужился с должным вниманием отнестись к его особе. Еще я отметил, что нельзя придавать слишком большое значение выбору тайленола как средства отравления. Все преступление представляло собой непродуманную, неряшливо обставленную акцию. Тайленол — распространенное лекарство, и его капсулы легко открываются. Выбор могла определить и красивая упаковка, и то, что преступник имел зуб на фирму «Джонсон и Джонсон». Как всегда бывает в случаях с серийными бомбистами, отравителями и тому подобными преступниками, в таком огромном городе, как Чикаго, под портрет подходило великое множество людей. Поэтому, как и в деле Роджерс, особое внимание следовало уделить превентивным мерам. Полиции — продолжать оказывать давление на субъект, не давая ему расслабиться. А в прессе о ходе расследования давать только позитивную информацию. В то же время, предостерег я, нельзя провоцировать преступника, называя его сумасшедшим, что, к сожалению, уже имело место. Но еще более важно побудить прессу описывать человеческие качества и жизнь жертв, потому как сама природа подобных злодеяний призвана их обезличивать в сознании убийцы. Увидев портрет погибшей по его вине двенадцатилетней девочки, он может почувствовать угрызения совести, и на этом мы можем его поймать.

Подобно тому, что мы делали в Атланте и по делу Шари Смит, я предложил установить круглосуточное наблюдение за могилами некоторых из жертв, так как предполагал, что «неизвестный субъект» может их навестить. Считая, что у него тяжело на душе, я советовал давать в прессе побольше материалов по поводу любых дат совершенных им преступлений.

Я думал, что нам удастся заставить его посетить определенные магазины, как в Милуоки и Детройте нам удавалось направлять банковских грабителей в определенные отделения банков, где мы их уже поджидали. Можно было организовать утечку информации из полиции, что в том или ином магазине предприняты необходимые меры для защиты покупателей. Я считал, что преступнику неодолимо захочется самому убедиться в эффективности предпринятых шагов. Или организовать статью о каком-нибудь самонадеянном управляющем магазина, который публично заявляет о полной безопасности своих клиентов — о том, что на его-то полках подменить: тайленол никому не удастся! Или еще один вариант тактического хода: полиция или агенты ФБР приезжают по вызову частного информатора в какой-то магазин. Их появление обставлено всевозможной шумихой. Вызов, разумеется, оказывается ложной тревогой, но, пользуясь случаем, полиция заявляет перед объективом телекамер, что в данном магазине меры безопасности настолько эффективны, что неизвестный никогда бы не осмелился подменить тайленол ядом. Такая хитрость может послужить преступнику вызовом, и тому будет трудно оставить его без внимания.

Можно было найти какого-нибудь особо сердобольного психиатра, который в интервью с подчеркнутой горячностью встал бы на сторону неизвестного, характеризуя его как жертву общества и тем самым давая ему возможность предпринять какие-то шаги и при этом сохранить достоинство. Возможно, он даже явился бы к этому врачу, а мы были бы наготове и установили за неизвестным слежку. Если бы власти призвали добровольцев помогать полиции принимать звонки по «горячим линиям», наш субъект стал бы одним из них. Организуй мы подобное в Атланте, и непременно увидели бы Уэйна Уильямса. А Тэд Банди в свое время добровольно вызвался работать в Центре помощи подвергшимся сексуальной агрессии в Сиэтле.

Надо признать, что правоохранительные органы всегда щепетильно относятся к сотрудничеству или использованию средств массовой информации. За время работы мне приходилось наблюдать это не раз. Еще в начале восьмидесятых, когда разработка программ находилась в зародыше, меня вызывали в штаб-квартиру для беседы с юрисконсультом Бюро и в отдел расследования уголовных преступлений и просили дать разъяснения по поводу некоторых аспектов превентивной методики.

— Джон, вы ведь навязываете ложную информацию прессе!

В ответ я привел им пример, насколько эффективно сотрудничество с органами массовой информации. В холмистой местности в районе Сан-Диего было найдено тело молодой женщины. Ее изнасиловали и задушили и при этом надели на горло собачий ошейник. Машина погибшей была найдена на одном из шоссе. Очевидно, у нее кончился бензин, и убийца — то ли в роли доброго самаритянина, то ли насильно — отвез ее к месту, где обнаружили труп. Я предложил полиции давать информацию прессе в определенном порядке. Сначала описать преступление и наш анализ происшедшего. Потом разукрасить участие ФБР и его сотрудничество с местными органами. Пусть знает: даже если нам понадобится двадцать лет, мы все равно поймаем этого типа. И наконец, учесть факт, что на такой оживленной магистрали, где была найдена машина погибшей, обязательно кто-нибудь что-нибудь видел. Значит, в третьей статье следовало намекнуть, что уже поступили сообщения о подозрительных личностях и их подозрительных действиях примерно в то же время, когда произошел насильственный увоз. И обратиться от имени полиции к общественности с просьбой предоставлять всю известную по этому делу информацию.

Мои рассуждения сводились к следующему: если убийца думал, что кто-то мог видеть его в определённом месте (а так, возможно, и было), ему непременно захочется оправдаться в глазах полиции и объяснить свое присутствие на месте преступления. Тогда он может явиться и заявить что-нибудь в том духе, что, мол, «я ехал мимо и увидел, что ее машина заглохла. Я притормозил и спросил, не нужна ли помощь. Но она ответила, что все в порядке, и я поехал дальше».

Собственно говоря, полиция и сама все время обращается за помощью к прессе. Просто чаще всего они не считают это превентивной методикой. Хотел бы я знать, сколько раз правонарушители являлись в полицию и буквально проскальзывали сквозь пальцы только потому, что полицейские не знали, кого искать. Сразу подчеркну, что это совсем не означает, что настоящие свидетели должны опасаться заявлять о том, что увидели. Невинный человек никогда не станет подозреваемым, но окажет огромную помощь в деле ареста настоящего преступника. В Сан-Диего превентивные меры сработали именно так, как я и предполагал. НЕСУБ втерся в расследование и был арестован.

— О'кей, Дуглас, мы понимаем, что вы имеете в виду, — недовольно проворчал чиновник из штаб-квартиры ФБР. — Только информируйте нас всякий раз, когда соберётесь воспользоваться этим приемом.

Больше всего бюрократы боятся нового и передового. Я надеялся, что тем или иным путем пресса сумеет вытащить на свет Божий отравителя тайленолом. Боб Грин, популярный ведущий журналист «Чикаго трибюн», имел встречи и с полицией, и с ФБР и после этого написал трогательную статью о двенадцатилетней Мэри Келлерман, самой юной из жертв отравителя и единственном ребенке супружеской пары, которая больше не могла иметь детей. Как только статья появилась в газете, полицейские начали наблюдение за домом и могилой Мэри. Думаю, что большинство занятых в этом деле людей считали наши действия полной чепухой и ни на йоту не верили, что терзаемые виной или предающиеся приятным воспоминаниям убийцы в реальной жизни посещают могилы жертв. Но я уговорил их не снимать наблюдение хотя бы неделю.

Я был еще в Чикаго, когда полиция выставила на кладбище посты, и прекрасно понимал, с какой волной возмущения придётся столкнуться, если дело не выгорит. Работа эта нудная и малоприятная и в лучших условиях. Не говоря уже о кладбище ночью.

В первые сутки ничего не произошло — все было тихо и мирно. Но на вторую ночь ведущий наблюдение наряд что-то услышал. Полицейские скрытно приблизились к могиле и различили голос мужчины, соответствовавшего по возрасту нашему портрету. Парень плакал, чуть ли не рыдал.

— Прости, — молил он. — Я этого не хотел. Это был несчастный случай!

Черт возьми, подумали полицейские, а Дуглас-то прав! И были уже готовы накинуться на мужчину.

Но в эту минуту поняли, что имя, которое он повторял, было вовсе не Мэри. Видимо, спятил от страха, решили они. Но, присмотревшись повнимательнее, заметили, что он стоял у соседней могилы. Оказалось, что там была похоронена жертва нераскрытого наезда и невольный убийца явился, чтобы покаяться в преступлении. Через четыре или пять лет полицейское управление Чикаго воспользовалось тем же приемом. По инициативе прошедшего подготовку в ФБР координатора Боба Саговски незадолго до годовщины нераскрытого убийства в газеты была передана соответствующая информация. Когда полиция задержала убийцу на могиле, он просто сказал:

— Удивляюсь, почему вы не сделали этого раньше.

Нам таким способом поймать отравителя тайленолом не удалось. Мы вообще никого не поймали. Был задержан подозреваемый, которому предъявили обвинение в связанных с убийствами вымогательствах, но для обвинения его в самих убийствах не хватило улик. Он соответствовал портрету, но его не было в Чикаго, когда полиция установила дежурство на кладбище. Однако после его заключения в тюрьму отравления прекратились.

Разумеется, поскольку не было судебного разбирательства, у нас не имелось законных оснований заявить, что это именно тот человек. Но совершенно очевидно, что какая-то часть виновных в совершении серийных убийств арестовывается без ведома полицейских и детективов, занимавшихся расследованием их дел. Если активно действующий убийца внезапно прекращает свои злодеяния, этому находятся три причины (конечно, кроме его собственного желания «завязать»). Первое: он покончил жизнь самоубийством, что для некоторых типов личностей вполне логично. Второе: уехал из данной местности и продолжает орудовать где-то еще. Чтобы это пресечь, мы разработали компьютерную базу данных, с помощью которой легко происходит обмен информацией. И третье: преступник получил срок за другое, менее тяжкое правонарушение — что-нибудь вроде кражи со взломом или бандитского нападения, — а правоохранительным органам невдомек, что он связан с убийством.

Со времен случая об отравлении капсулами тайленола полиции приходилось сталкиваться с сотнями уголовных дел, в которых фигурировала подмена лекарств или пищевых продуктов. Но побудительные мотивы были гораздо более традиционного свойства. В семейных делах, например, отравить супруга можно, подменив какой-либо продукт на яд. В подобных расследованиях полиция должна принимать во внимание количество зарегистрированных сходных несчастных случаев, учитывать, сосредоточены они в одном районе или разбросаны, был ли продукт потреблен в непосредственной близости от того места, где его, возможно, подменили, и в каких отношениях состоят жертва и особа, сообщившая о преступлении. Там, где можно заподозрить убийство по личным мотивам, следует изучить историю конфликта и собрать всю доступную информацию о поведении участников до и после совершенного преступления.

Преступление, которое на первый взгляд не ставит перед собой определенной цели, может быть на самом деле направлено на вполне конкретную жертву. И мотивировано не яростью или безысходностью, а такими традиционными причинами, как желание избежать брака, получить страховку или наследство. После того как случаи с отравлением тайленолом стали широко известны, одна женщина прикончила собственного супруга таким же способом в надежде, что и эту смерть припишут неизвестному убийце. Все было так явно инсценировано, а детали до такой степени непохожи, что обдурить ей никого не удалось. В этих случаях судебные доказательства также могут указывать на преступника. Например, лабораторные исследования способны выявить, откуда был получен цианистый калий или другие яды.

Но если кто-то подкладывает дохлую мышь в соус для спагетти, крысу в коробку с порошком или иголку в пакет с чипсами с целью предъявить иск и получить деньги за причиненный ущерб, лаборатория так же сравнительно легко докапывается до истины. Компании зачастую предпочитают уладить дела побыстрее, чтобы избежать нежелательной огласки и не доводить дело до суда. Но правосудие постепенно пришло к мнению, что если компании серьёзно подозревают умышленную порчу продукта, не следует решать дело полюбовно, а надо передавать его в ФБР, и шансы велики, что мошенничество будет доказано, а мошенник привлечен к ответственности.

Точно так же хороший следователь всегда распознает акт инсценированного героизма, «режиссер» которого добивается признательности другого человека или публичной славы. Дело об отравлении тайленолом, несмотря на свой ужас, все же является аномалией. С самого начала оно не было вымогательством. Вымогатель для успеха своего предприятия должен обставить все так, чтобы люди всерьез восприняли реальность его угрозы. Вымогатели обычно подменяют одну бутылку или пакет, отмечают их тем или иным способом, а потом предупреждают телефонным звонком или запиской. В отличие от них отравитель тайленолом не начинал с угроз, а сразу приступил к убийствам. Шёл напролом, действовал непродуманно — я всегда считал его малоорганизованным типом. Он не предусмотрел, что, потратив целое состояние, компания «Джонсон и Джонсон» осуществила защиту упаковки против подмены содержимого.

Изучая поведение вымогателей, можно выделить определенные черты, помогающие верно оценить ситуации, связанные с политическими угрозами, понять, действительно ли опасен террорист и способен ли он выполнить объявленные намерения.

То же относится к бомбистам. Предупреждение о подложенной бомбе следует всегда воспринимать всерьез. Но власти должны срочно, не раздражая общественность промедлением, решить, насколько реальна угроза. Бомбисты и вымогатели обычно используют в своих сообщениях местоимение «мы», дабы заставить думать, что где-то затаилась большая группа сообщников. В действительности же почти все эти люди — никому не доверяющие, подозрительные одиночки.

Бомбисты обычно подпадают под одну из трёх категорий. Первые — личности, стремящиеся к власти, которых привлекает разрушение как таковое. Вторые — выполняющие «особую миссию» и испытывающие возбуждение от разработки, изготовления и установки взрывных устройств. И третьи — прирожденные технари, которые получают наслаждение от гениальности создаваемого ими механизма.

Что касается собственно мотивов, то они варьируются от вымогательства до трудовых споров, мести и даже самоубийства. Наши исследования показали, что в графике их личностных характеристик имеются общие черты. Обычно это белые мужчины, возраст которых зависит от намеченной жертвы или цели; все они среднего, а часто выше среднего интеллектуального уровня, хотя и ничего не достигшие в жизни. Это аккуратные, дисциплинированные, методичные люди, все тщательно планирующие, неконфликтные, неспортивные, трусливые, неполноценные. Мы составляли этот портрет, исходя из данных о цели или жертве и типе устройства (взрывное или зажигательное), так же, как составляли характеристики серийных убийц, исходя из данных о месте преступления. Мы учитывали факторы риска, связанные как с жертвой, так и с самим злоумышленником. Например, была ли жертва случайной или специально намеченной, насколько была доступной, в какое время произошло нападение, способ передачи взрывного устройства (например, по почте), а также специфические особенности или отличительные черты — в деталях и качестве изготовленной бомбы.

В самом начале своей карьеры я разрабатывал первый портрет ныне известного Юнабомбера (от кодового названия ФБР «юнабом»), который получил прозвище оттого, что выбрал целью университеты и преподавателей. Большей частью мы узнаем о бомбистах из их собственных посланий. К тому времени, когда Юнабомбер решил обратиться к общественности через письма в газеты и свой многословный манифест, на его совести за двадцатитрёхлетнюю «карьеру» было три смерти и двадцать три раненых. Среди прочих подвигов он ухитрился задержать коммерческие авиаперевозки, пригрозив, что отправит бомбу из международного аэропорта в Лос-Анджелесе. Как и большинство бомбистов, он утверждал, что за его терактами стоит целая группа («КС» или «Клуб свободы»). Хотя, без всякого сомнения, он относился к категории одиночек, о которых я писал.

Портрет уже стал широко известен, и я не вижу никаких причин, чтобы менять свое суждение. К сожалению, несмотря на основополагающую работу доктора Брассела по делу Сумасшедшего Бомбиста — Мететски, правоохранительные органы после первого удара Юнабомбера не использовали в должной мере наш вид анализа, как они делают теперь. Ведь большинство подобных типов возможно задержать в самом начале их карьеры.

Первое и второе преступления очень показательны в отношении поведения, места и цели; в дальнейшем бомбисты совершенствуют свою деятельность и начинают разъезжать по всей стране. С годами они также разрабатывают идеологическое обоснование своих акций, выходя за узкие рамки простого и примитивного недовольства обществом. Я считаю, что даже с тем, что мы наработали в области психологических портретов к 1979 году, можно было поймать Юнабомбера на несколько лет раньше. Во многих случаях угроза взрыва — одно из средств вымогательства, направленное против отдельной личности или определенной группы людей. В середине 70-х годов президент одного банка в Техасе получил по телефону сообщение о подложенной бомбе.

В своей длинной, запутанной истории звонивший объяснил, как несколькими днями раньше компания «Саутвест белл» прислала в банк монтеров, которые на самом деле якобы были его сообщниками. Они заложили бомбу, которую он обещал отключить при помощи микроволнового устройства, но при условии, что президент банка выполнит его требования. В этот момент начинается самая страшная часть. Звонивший сообщает, что захватил жену президента банка Луизу. Она водит «кадиллак» и в то утро ездила туда-то и туда-то. Президент в панике просит секретаря позвонить жене, потому что знает, что она должна быть дома. Но к телефону никто не подходит. Тут он начинает верить, что все это правда. Затем звонивший требует деньги — бывшие в употреблении банкноты от десяти до сотни. Не сообщайте полиции. Мы, мол, легко распознаем их машины. Сообщите секретарю, что уедете из банка на три четверти часа. Ни с кем не общайтесь. Перед уходом из кабинета три раза зажгите и погасите свет. Моя группа будет наблюдать за сигналом. Оставьте деньги в своей машине, припаркованной к обочине дороги в районе с особо интенсивным движением, оставьте мотор и фары включенными.

В этом деле не было никакой бомбы или похищения. Существовал лишь умный мошенник, наметивший наиболее уязвимую жертву. Все в этом сценарии имело свою цель. Звонок был сделан после того, как в банке действительно работали монтеры из телефонной компании, так что в рассказе их можно было использовать в качестве сообщников, подкладывающих бомбу. Всем известно, что телефонные компании проводят технические работы, в которых никто ничего не понимает или на которые не обращают внимания. Вполне правдоподобно, что они могли что-то подложить. Зная, что президент банка обязательно позвонит жене домой, вымогатель связался с ней в то утро, представившись работником телефонной компании «Саутвест белл», и объяснил, что к ним поступил ряд жалоб на случаи телефонного хулиганства в их районе и что они пытаются засечь звонившего. Поэтому телефонная компания просит не поднимать трубку между полуднем и двенадцатью сорока пятью, так как на это время установили ловушку, чтобы засечь звонок. Указания о том, чтобы оставить деньги в машине с зажженными фарами и работающим двигателем, возможно, самая гениальная часть плана. Президент решил, что огни — это опознавательный знак, а на самом деле это способ удрать. Несмотря на предупреждение не обращаться в полицию, вымогатель подозревает, что жертва может каким-то образом поставить ее в известность. Самым опасным моментом для нарушителя является передача денег, когда, как он догадывается, за ним могут следить. По сценарию вымогателя, если ему не повезёт и полиция застанет его в машине, он объяснит, что шел по улице, увидел пустой автомобиль с зажженными фарами и работающим двигателем, решил сделать доброе дело и выключить их. Если полиция схватит его на этом этапе, у нее не будет против него никаких улик. Но даже если его застукают с деньгами, он, объяснив свое вполне оправданное пребывание в машине, может сказать, что нашел там сумку и направляется в полицию, чтобы её сдать.

Для вымогателя это выгодная игра. Сценарий у него написан, и надо только вставить детали. Если намеченная жертва не попалась сегодня, завтра у него будет другая. В конце концов кто-нибудь ухватит наживку, и у мошенника в кармане окажется крупная сумма наличными, которую он получит, никого не похитив и не взорвав. В таких случаях сам сценарий является хорошей уликой, потому что преступник, зная, что он сработал один раз, будет придерживаться его и в будущем. Ибо он прекрасно понимает, что любой может стать его жертвой без особых приготовлений с его стороны.

Как только правоохранительные органы разберутся наконец в его фокусах, вымогателя арестовывают, судят и сажают в тюрьму. Он оказывается бывшим диск-жокеем, который решил данный ему от природы хорошо подвешенный язык использовать для быстрого обогащения.

В чём разница между подобной личностью и человеком, который действительно кого-то похищает? Оба делают это для своей выгоды, и так как убийство не является их целью, ни один из них не хочет показываться жертве больше, чем это необходимо. Разница в том, что настоящий похититель для выполнения плана нуждается в помощнике. И в то время, как обычный вымогатель — просто умный мошенник, похититель — социопат, то есть человек, находящийся в разладе с обществом. Убийство жертвы не входит в его намерения, но для достижения своей цели он готов и на это. Стив Мардигьян участвовал в расследовании дела вице-президента корпорации «Экссон». Его похитили перед собственным домом в Нью-Джерси и требовали выкуп. В потасовке во время похищения он был случайно ранен. Похитители — бывший охранник компании и его жена — не обратили на это внимания и держали раненого (у которого было больное сердце) в ящике, где он и умер. Причина подобного обращения в том, что преступники хотели иметь как можно меньше контактов с жертвой и не персонифицировать её. В этом конкретном случае похитители почувствовали угрызения совести по поводу случившегося, и прежде всего того безумия, которое привело их к преступлению. Но, тем не менее, они совершили его и шли к нему шаг за шагом, не колеблясь. Они были готовы пожертвовать чужой жизнью ради своих эгоистических целей, а это одна из отличительных черт социопатического поведения. Как бы ни было страшно похищение как вид преступления, его слишком трудно провернуть быстро и незаметно, поэтому следователь должен тщательно и с известной долей скептицизма все проверить, обращая особое внимание на поведение жертвы, которое могло спровоцировать преступление. И, хотя и признавая, что каждый может стать жертвой, следователь должен решить вопрос: почему ею стал именно этот человек.

Пару лет назад меня разбудил ночью срочный звонок. Детектив из Орегона рассказал мне историю молодой девушки из школы по соседству. Её кто-то преследовал, но ни она, ни кто-либо другой не могли выяснить личность преследователя. Девушка часто замечала его в кустах перед домом; но когда её отец или приятель выходили посмотреть, неизвестный исчезал. Он звонил, когда дома никого, кроме нее, не было. Девушка превратилась в форменную психопатку. Прошло несколько изнурительных недель. Однажды она сидела с приятелем в ресторане, вскоре встала из-за стола и направилась в дамскую комнату. Когда она оттуда выходила, её схватили, стремительно отволокли на стоянку машин, где похититель безжалостно сунул ствол пистолета ей во влагалище, пригрозил убить, если она заявит полиции, а затем отпустил. Девушка была настолько психически травмирована, что не могла дать внятного описания преступника. Теперь же ее, очевидно, похитили, когда она выходила из библиотеки. Её машину обнаружили на стоянке. После ее исчезновения не последовало никакого сообщения от преступника, и трудно было ожидать благополучного исхода.

Я попросил детектива рассказать мне о жертве. Это была красивая девушка, которая всегда хорошо училась в школе. Но в прошлом году она родила ребенка, у нее возникли проблемы в семье, особенно с отцом, относительно содержания малыша. Её успеваемость покатилась вниз. Я сказал детективу, что все это мне кажется мистификацией, но просил не говорить отцу девушки на случай, если я ошибаюсь и она уже мертва. Кому потребовалось ее преследовать? У нее был постоянный приятель, и в последнее время она ни с кем не порывала. Обычно, когда преследуют простого человека, это делает субъект, так или иначе с ним знакомый. И делает не слишком осторожно. Если девушка видела преследователя, ее отец и приятель не могли его упустить. Никто, кроме нее, не отвечал на телефонные звонки. А когда полиция подключила телефон для определения номера, звонки внезапно прекратились. Тот факт, что похищение произошло перед выпускными экзаменами, тоже не случайное совпадение.

Я предложил предпринять следующие меры. Отец должен дать интервью прессе и подчеркнуть свои хорошие отношения с дочерью; пусть скажет, как любит ее и как ему ее не хватает, молит похитителя отпустить его девочку. Если я прав, через день-два она появится, растерзанная и грязная, с историей о том, как ее похитили, жестоко обращались и выбросили из машины на обочину дороги.

Так и случилось. Она была порядочно истерзана и измазана, с готовой историей о похищении. Я рекомендовал провести допрос в форме ее рассказа; в его ходе следовало подчеркивать, что ей верят, ни в чём не обвиняют, признают, что у нее было немало проблем с родителями, что она прошла через боль и потрясения, панически боялась экзаменов и ей потребовался выход, позволяющий сохранить престиж. Нужно было сказать, что ее никто не собирается наказывать и что она получит совет и понимание, которые ей так необходимы. Как только все это было проделано, девушка тут же призналась в мистификации.

Тем не менее это был один из тех случаев, которые доставляют уйму беспокойства. В случае ошибки последствия могут быть ужасными, потому что настоящее похищение — преступление не только пугающее, но зачастую и со смертельным исходом. Нередко, идет ли речь о знаменитостях или о простых людях, похищение вызывается любовью или поклонением, Джон Хинкли «любил» Джоди Фостер и хотел, чтобы она ответила на его чувство. Однако, Джоди была красавицей-кинозвездой, студенткой Йейльского университета, а Хинкли — стоящим неизмеримо ниже «никто». Он был уверен, что должен совершить нечто, позволяющее их уравнять и тем самым произвести на нее впечатление. А что может быть более впечатляющим, чем убийство президента Соединенных Штатов — поступок, который войдёт в историю. Во время просветлений он наверняка понимал, что его мечта о счастливой жизни вдвоем абсолютно неосуществима. Тем не менее своей акцией он достиг одной из поставленных целей: стал знаменит, и его имя, хотя и в негативном аспекте, в умах общественности навсегда будет связано с именем Джоди Фостер.

Как и в большинстве подобных случаев, у Хинкли был непосредственный побудитель для преступления. Незадолго до того, как он стрелял в президента Рейгана, его отец предъявил сыну ультиматум: найти работу и содержать себя самому. Агент секретной службы Кен Бейкер провёл в тюрьме беседу с Марком Дэвидом Чапменом, убийцей Джона Леннона. Чапмен питал глубокую привязанность к бывшему «битлу» и внешне старался ему подражать. Он собрал все песни Леннона и имел целую вереницу подружек из Азии, имитируя женитьбу Леннона на Йоко Оно. Но, как и всегда рано или поздно случается с подобными типами, он дошёл до черты, где чувство собственного несоответствия подавляет все остальное. Чапмен не мог больше выносить своей несоразмерности с кумиром и поэтому убил его. Одной из причин, побудивших Хинкли совершить свое преступление и сделаться знаменитым (вернее, печально известным), был пример Чапмена.

Я беседовал с Артуром Бреммером, который похитил, а затем пытался убить губернатора Алабамы Джорджа Уоллеса в Мэриленде, когда тот баллотировался на пост президента. В результате этого Уоллес остался на всю жизнь парализованным. Бреммер вовсе не испытывал ненависти к Уоллесу. До рокового выстрела он в течение нескольких недель пытался похитить президента Никсона, но не мог подобраться к нему достаточно близко. От отчаяния Бреммер решил сделать хоть что-то, чтобы доказать миру свою значимость, а Уоллес был вполне достижим, то есть стал очередной жертвой, оказавшейся в неудачном месте в неудачное время.

Дел о похищениях, превращающихся затем в убийства, так много, что это начинает тревожить. В случаях с политическими деятелями всегда находится теоретическая подпорка в виде какого-нибудь «великого дела», хотя в реальности это лишь оправдание все того же неполноценного ничтожества, которое хочет стать величиной. В случае с кинозвездами и знаменитостями, как Джон Леннон, даже такие оправдания бессмысленны. Среди наиболее трагичных эпизодов — убийство двадцатиоднолетней Ребекки Шаффер на пороге ее собственной квартиры в 1989 году. Красивая и талантливая молодая актриса стала широко известна после роли младшей сестры Пэм Добер в телевизионном сериале «Моя сестра Сэм». Она была застрелена наповал неким Роджером Джоном Бардо, когда открыла входную дверь. Бардо, девятнадцатилетний безработный из Таксона, потерявший место уборщика в «Джек-ин-зе-бокс», как и Чапмен; был сначала фанатом актрисы. Его обожание вылилось в навязчивую идею, а раз он не мог иметь с нею «нормальных отношений», то решил овладеть иначе.

Как известно, предметом похищения могут быть не только знаменитости, часто похищения совершаются бывшими супругами или любовниками. Но смертельный исход наступает, когда похититель рассуждает так: «Если я не могу обладать ею (или им), то и никто другой не получит ее (или его)». Джим Райт, наш ведущий специалист по похищениям и один из опытнейших экспертов по этому вопросу в правоохранительных органах, подчеркивает, что любой, кто имеет дело с публикой, особенно женщины, не гарантирован от похищения. Другими словами, для похитителя желанным объектом могут быть не только те, кто появляется на телевизионном или киноэкране. Им может стать официантка из ресторана в соседнем доме или кассирша в местном отделении банка. Объект может даже работать в том же магазине или компании.

Что и случилось с Крис Уэллс, молодой женщиной, работающей в мебельной компании «Конланс фениче» в городе Мизула, штат Монтана. Крис была способным, уважаемым сотрудником и сделала карьеру в компании от менеджера по продаже до главного менеджера. В то время на складе компании работал человек по имени Уэйн Нанс. Он держался особняком, но, казалось, ему нравилась Крис, она же была с ним всегда сердечна и приветлива. Но в глубине души Крис настораживало то, что настроение Уэйна постоянно менялось. Она чувствовала в нем затаённую ярость, хотя никто не имел оснований жаловаться на его исполнительность. Работая через день, он трудился на складе усерднее всех.

Однако ни Крис, ни ее муж Дуг, владелец оружейной лавки, не знали, что для Уэйна Нанса молодая женщина стала навязчивой идеей. Он все время следил за нею и завел картонную коробку, где хранил сувениры — ее фотографии, записки, которые она писала ему на работе, мелкие, когда-то принадлежавшие ей вещички.

Ни Уэллсы, ни полиция Мизулы не подозревали, что Уэйн Нанс был убийцей. В 1974 году он изнасиловал и зарезал пятилетнюю девочку. Уже позднее выяснилось, что он застрелил нескольких женщин, включая мать своего лучшего друга, предварительно связав их и заткнув рот кляпом. И самое тревожное, что происходило это все в соседних округах. Даже в таких малонаселенных штатах, как Монтана, полицейские не имеют понятия о преступлениях, совершенных хотя и на соседних территориях, но под юрисдикцией другого управления.

Крис ничего об этом не знала, пока однажды ночью Нанс не ввалился в их дом на окраине города. Уэллсы держали собаку — золотистого ретривера, но она не оказала ни малейшего сопротивления. Вооруженный пистолетом Нанс выстрелил в Дуга, бросил его связанного в подвале, затем заставил Крис подняться в спальню, где привязал к кровати, чтобы изнасиловать. Естественно, она его узнала, да Нанс и не делал никаких попыток замаскироваться. Тем временем в подвале Дуг сумел развязать веревку. Слабый, на грани обморока от боли и потери крови, добрался до шкафа, где хранились патроны из его лавки, и одним зарядил ружье. Затем, собрав остаток сил, медленно, почти теряя сознание, пополз вверх по лестнице. Как мог тише добрался до второго этажа и, стоя в холле, прицелился в Нанса. У Дуга был всего один выстрел, а в глазах расплывалось.

Требовалось разделаться с Нансом, пока тот его не заметил и сам не схватился за оружие. Нанс не был ранен и в его пистолете хватало патронов. Конечно, Дугу не удалось бы с ним справиться.

Он нажал на курок. Пуля попала в Нанса, и тот опрокинулся навзничь, но тут же вскочил и стал наступать на стоящего на лестнице Дуга — выстрел оказался не смертельным. Отходить было некуда, да и бросить Крис Дуг не мог. Поэтому он сделал единственно возможную вещь: сам напал на Нанса, пользуясь ружьем как дубинкой. Он все еще продолжал молотить атлетически сложенного Нанса, когда освободилась Крис и бросилась мужу на помощь. До сих пор случай Уэллсов остается одним из немногих, когда жертвы серийного убийцы не только оказали ему сопротивление, но, защищаясь, уничтожили нападавшего. Они уцелели чудом, и мы часто приглашаем их в Квонтико, чтобы дать возможность слушателям Академии проникнуть во внутренний мир жертв, которые стали героями. Выбравшись из ада в ту ночь, они все же остались удивительно чуткими, отзывчивыми и уравновешенными людьми.

Как-то в конце их беседы в Квонтико один офицер полиции спросил:

— Если бы Уэйн Нанс остался жив и не существовало бы смертной казни, то есть если бы он до сих пор ходил вместе с вами по этой земле, были бы вы так же душевно здоровы, как сейчас?

Супруги молча посмотрели друг на друга, и за обоих ответил Дуг Уэллс:

— Почти наверняка — нет.