Я слышу голос Лонана. И хотя я осталась в люксе одна, я все равно разбираю все слова. Крадусь по винтовой лестнице, ведущей на верхнюю палубу – небольшое помещение с затемненными стеклами, настольными лампами и навигационным оборудованием набито до отказа.
– Меняй курс на личный остров Зорнова, – произносит Лонан, когда я шагаю к ним. – Ты понял или нет?
Удивительно, как обстановка меняет людей. Как мягкое сиденье, приглушенный свет и гладкая кожа сглаживают острые углы. Как нож у горла капитана яхты делает все с точностью до наоборот.
Мне еще не доводилось видеть эту сторону Лонана. Я знала, что она существует – он сам мне о ней рассказывал, – но притворялась, что ее нет. Впрочем, думать, что ограненный бриллиант не может играть на солнце всеми цветами радуги, попросту бессмысленно.
Касс тоже не бездействует. Он приставил нож к горлу старшего помощника, которого правильнее было бы назвать единственным помощником. Таким образом Феникс получает свободу маневров. Подозреваю, что Пеллегрин или мой отец специально подстроили так, чтобы членов экипажа оказалось в два раза меньше, чем нас.
– Я спрашиваю, ты понял?! – повторяет Лонан.
Его лицо каменеет, как в ночь нашей первой встречи, до того, как он решил, что мне можно доверять.
– По графику я следую к Эн-пэ-и, – выдавливает капитан, скашивая глаза на лезвие.
– График изменили наверху, – парирует Лонан. – У нас есть документ с подписями Уилла Андерсена и Зорнова.
– Не может… подделка, точно! – Капитан бросает взгляд на Пеллегрина, ища поддержки, но тот и не думает двигаться с места.
Капитан распахивает глаза еще шире, они сверкают, как сияющие за темными стеклами иллюминаторов огни.
– Вас накажут! Скажи им, Пелл!
Руки капитана покрыты татуировками с чем-то вроде самурайских мечей. Голос его звучит сухо, хрипло.
Пеллегрин невозмутим:
– Никаких фальшивок, Рекс. И нам следовало молчать – до поры до времени. Если хочешь оспорить приказ, я не стану тебе мешать! Но ведь ты и сам прекрасно понимаешь, что Зорнов тебя прикончит, когда узнает, что ты не подчинился.
Не самый лучший аргумент. Рекс явно думает, что неподчинением будет выполнение именно наших приказов.
– Если откажешься нам помочь, я сделаю так, что ты умрешь самой мучительной смертью, которую даже не способен сейчас вообразить, – Пеллегрин наклоняет голову. Его полуулыбка, как бы говорящая «шах и мат», явно приводит Рекса в бешенство. – Ну, что выберешь?
Рекс готов сдаться.
– Я не хочу ввязываться в вашу аферу. Ладно… Давай вперед, – произносит он и впивается взглядом в Пеллегрина, хотя нож в опасной близости от его горла держит Лонан.
– Нет!
Все поворачиваются ко мне.
У меня горят щеки. Я не знаю, что предложить, но не могу смотреть, как Пеллегрин, или Лонан, или даже Касс с Фениксом будут умышленно пытать человека. Неужели они найдут в себе силы на такое?
– Посмотрите на фото, – говорю я и указываю на два снимка.
Фотографии небрежно заткнуты за бамбуковую отделку на стене. На одной запечатлен так называемый «Космический корабль «Земля» – легендарный геодезический купол из тематического парка «Эпкот», на фоне которого стоит Рекс с изящной брюнеткой. На руках у Рекса – девочка в костюме принцессы. На втором фото я вижу младенца, лежащего на весах, – судя по тому, что его еще не успели обтереть, он совсем недавно появился на свет.
Собираю всю волю в кулак.
– Даже если мы еще не понимаем причин, Рекс стоит за то, что считает правильным… а не все ли мы за это боремся? Он не хочет нам помогать, однако умирать у него точно нет никакого желания, пусть он и говорит, что готов. – Голос срывается, но я заставляю себя продолжить: ведь пока меня внимательно слушают, а другой возможности может и не появиться.
– Он пытается сохранить честь. Думаю, мы должны ему это позволить.
На лице Рекса не дрогнет ни один мускул. А я-то решила, что, если незнакомый человек из кожи вон лезет, чтобы кого-то защитить, этот кто-то должен хоть как-то отреагировать.
Рекс не реагирует.
В отличие от Лонана. Нож он не убирает, но, встретившись с ним глазами, я различаю в них проблески сострадания.
– Даю тебе последний шанс, – произносит Лонан. – Если ты откажешься нам помочь, мы не станем тебя убивать, но бросим голодать на нижней палубе, пока кто-нибудь не обнаружит, что ты там заперт. У меня – богатый опыт в мореплавании, и я лишь прошу тебя дать нам координаты и поделиться информацией о защитной системе и охране. – Он обращается к Рексу, но посматривает на меня. – А если ты нам поможешь и все пойдет по плану, то ты останешься жив. И воссоединишься с семьей. Что скажешь, капитан?
Слезы – последнее, что я ожидаю от мужчины с самурайскими мечами на бицепсах, но сегодня такой день, когда от ожиданий столько же толку, сколько от банковских счетов при рухнувшей экономике.
– Несите морские карты, – говорит Рекс. – Я согласен.
Капитана и старпома караулят Лонан и Касс. Двое на двое, не больше, не меньше – так мы условились.
На главной палубе нас только трое – Феникс, Пеллегрин и я. Мы вытягиваемся на мягких скамьях и спим, разоряем холодильник с бутилированной водой, лакомимся порезанными манго и ананасами, жуем крекеры и роняем крошки на отдраенный деревянный пол.
А еще мы по очереди занимаем ванную. Я впервые с начала войны оказываюсь не в общественной ванной. Соскребаю с кожи соль, песок, грязь, собираю волосы в длинный «рыбий хвост», который всегда делала Эмма.
Зеркало ловит меня в ловушку. Вовсе не из-за царапин с синяками и даже не из-за костлявых плеч, а из-за матери, которая как будто глядит на меня вместо моего собственного отражения.
Я всматриваюсь в черты своего лица – ее лица, и время замедляет свой ход. В конце концов, Пеллегрин стучится в дверь и спрашивает, в порядке ли я. Такое чувство, что если я буду продолжать смотреть в зеркало, то смогу ее вернуть. И у меня опять будет полноценная семья. И я обрету прошлое.
Ее призрак, воспоминания… Их недостаточно.
Впрочем, так было всегда.
Беру себя в руки, ухожу из ванной комнаты.
Феникс крепко спит на скамье. Направляюсь к корме, где одиноко сидит Пеллегрин.
Здесь я задремала – на плече у Лонана.
– Мне вдруг стало интересно, – говорю я, падая на подушку. – Вы с моим отцом так осторожничаете… но наверху ты вел себя несколько иначе.
Скоро рассвет. Небо слегка посветлело, и я могу разглядеть белый шлейф, который тянется за яхтой.
Пеллегрин тоже смотрит на волны.
– Мы не можем вечно хранить все в тайне, – отвечает он. – Ава и Грей наверняка давным-давно очнулись. Мы с твоим отцом выждали удачный момент и рискнули. Надо же когда-нибудь действовать. А то, что мы с парнями надавили на команду… Думаю, у нас не было выбора.
– Ава просмотрит записи и узнает, что случилось. Что вы соврали Рексу.
– Ее смена начнется через несколько часов. И мы вообще-то не лгали. Зорнов ждет нас, однако из соображений безопасности он редко позволяет кому-либо, кроме строителей и своих помощников, ступать на остров.
– Но почему капитан не знает? Какой смысл скрывать от него?
– Капитанов слишком легко подкупить. А Рекс беспокоится исключительно о собственной персоне. Конечно, он не хочет страдать. Если он не знает, когда его очередь плыть к острову, то не сможет слить информацию тем, кто угрожает порезать его на куски. Если честно, ему же лучше.
Безжалостные люди, не поверив, что Рексу ничего не известно, все равно его покалечат, думаю я. Надо бы сменить тему.
– Ава и Грей, – произношу я в попытке сосредоточиться на чем-то менее кровавом. – Они в курсе?
Пеллегрин шумно вздыхает.
– Твой отец рассказал Аве правду, примерно ту же версию, которую скормили Зорнову. Ава постоянно лезет в чужие дела и делает поспешные выводы. Но по-моему, ей следовало оставаться в неведении.
Пеллегрин отводит взгляд. Такое ощущение, что он хочет что-то сказать, но медлит с ответом.
– Что еще? – спрашиваю я. – Выкладывай.
Он закусывает губу, продолжая молчать.
– Ава… – начинает он. – Ава верна как собака. Вдобавок я почти не встречал настолько проницательных людей, как она. Ава уже некоторое время подозревает, что мы что-то затеяли, и она не ошибается. Поэтому твой отец и раскрыл карты. Но Ава сразу сообразила, что он кое-что утаил. Вот в чем состоит проблема, Иден…
Конечно, ведь вся правда заключается в том, что папа – Волк-предатель, перебежчик. Это понятно и без слов.
– Папа не может рассказать самое важное, – догадываюсь я, – иначе план рухнет.
Пеллегрин кивает.
– Ава не поделится с Зорновым своими подозрениями, потому что она не входит в список тех, кто официально располагает данными для встречи. Но Ава определенно возьмет ситуацию в свои руки, если увидит на то вескую причину.
– Например… какую? Что она может предположить?
Впрочем, я уже знаю ответ. То, чего мы жаждем и наверняка бы сделали, если бы это помогло значительно повлиять на исход войны, а не просто уменьшить количество вожаков с пяти до четырех.
Слева, на горизонте, вспыхивает первый огонек. Я еще никогда не видела таких невзрачных рассветов: на небе нет ни облаков, ни птиц, ничего зрелищного. Солнце выкатывается вверх и занимает свое место, беззвучно разгоняя остатки ночи.
– Кое-что гораздо более жестокое, чем мы планируем осуществить, – отвечает Пеллегрин.
К горлу подкатывает тошнота.
Вот как мы повлияем на исход войны: мы станем таким солнцем.