31 мая 1942 г. Берлин

За два дня до отбытия в путешествие по Остланду Отто Вагнер пригласил Генриха к себе в гости. До этого состоялись несколько встреч, которые внешне и выглядели дружескими, но основной их целью было «прощупывание» Генриха на предмет уточнения мелких деталей, связанных с его легендой. Безусловно, Вагнер получил исчерпывающую информацию об объекте по линии своего ведомства, но руководствуясь древней пословицей «Доверяй, но проверяй», не оставлял надежды найти нестыковки в ответах на свои вопросы. В конце концов, ему ничего не осталось, как относительно довериться и посвятить Генриха в некоторые тонкости предстоящей командировки и своем положении в структуре Аненербе.

— Помните, Генрих, вы мне как-то рассказывали, что некоторое время жили в Ришикеше. Знаете, мне тоже довелось на пару дней остановиться в этом древнем городе. И, безусловно, совершить подъем к храму Манса Деви, как по традиции делают все гости. Интересно знать, о чем вы просили Богиню, Исполняющую Желания?

— Конечно же, о том, чтобы быстрей оказаться в Европе и встретить своих родственников, господин Вагнер. Но хочу вас немного расстроить и внести некоторые уточнения. Храм Манса Деви находится в Харидваре, а это километров тридцать вниз по течению от Ришикеша. Хотя, чему удивляться, индийские города так похожи друг на друга, что я и сам порой забываю такие простые вещи, как где, например, находится Тадж-Махал.

Именно после этой шутки Отто Вагнер прекратил подобные головоломки, решив, что Генриху они изрядно поднадоели, и тот давно раскусил своего экзаменатора. Ему даже стало казаться, что тот над ним издевается, но разглядеть на лице молодого человека что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее тонкое победоносное злорадство, так ни разу и не смог.

— Да, старею, дорогой Генрих, — улыбнулся Отто. — Я наверно замучил вас своими идиотскими вопросами. Извините. Помните, я обещал вам показать один интересный камешек, а заодно и другие забавные вещицы, собранные за время дальних странствий? Среди них есть уникальные экземпляры. Я уверен, что вам будет интересно посмотреть их.

— Конечно же, доктор, — радостно согласился тот, ответно одарив Вангера инфантильной улыбкой фанатика. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки, подумал Генрих.

У каждого человека есть свой «скелет в шкафу». Этим скелетом может быть что угодно: черные свойства характера или светлые затаенные мечты, вера во всеобщее равенство или тяжелое психическое заболевание, бережно хранимые с детства плюшевые медвежата или взрослые сексуальные игрушки, в общем, все то, чем не хочется или стыдно делиться с окружением.

Своей патологической склонности к насилию Вагнер не скрывал, считая, что образ кровожадного викинга даже придает ему определенный шарм. Мало кто выдерживал его холодный взгляд и стремился наладить с ним дружеские отношения. Скорей наоборот, даже подчиненные офицеры из СС старались, по возможности, держаться подальше от своего начальника, старательно выполняя приказы, не задавая лишних вопросов и уходя от полемики — доктор частенько любил себя позабавить разговорами, цель которых была одна — вывернуть собеседника наизнанку.

К чему маскироваться под дружелюбного сангвиника, когда идет война и на карту поставлены высшие интересы Германии, представлять и отстаивать которые ему оказана великая честь самим рейхсфюрером Гиммлером? Отто Вагнер полагал, что все люди прячутся под масками, под которыми они стараются скрыть свою подлую личину. Претендуя на исключительность, доктор старался личным примером фальшиво вдохновлять подчиненных к открытости.

В своем воспаленном воображении Вагнер иногда видел себя рейхсканцлером великой Германии и на пути к заветной мечте использовал все возможные средства, включая оккультизм и черную магию. Сам Гитлер говорил: «Я создаю орден. Из этого ордена выйдет человек, который будет мерой и центром мира, человек-бог!» — «Рано или поздно я возглавлю этот орден и стану первым на земле человеком-богом, которому подвластно все», — думал доктор.

Вагнер часто прокручивал в голове подобные мысли, и однажды, отвлекшись на них во время светской беседы с Генрихом на каком-то светском рауте, почувствовал непреодолимое желание поделиться сокровенным. Этот малый совсем не прост, решил для себя Отто. В самом начале знакомства доктор по привычке сразу зачислил попутчика-лингвиста в «расходный материал», но вот теперь черт знает что. «Этот арий-полукровка странным образом стал вызывать у меня искреннюю симпатию, при всем при том, что он еще и навязчиво лазит мне в мозги», — думал Вагнер.

— Скажите, Генрих, — чтобы разрядить обстановку, спросил тогда доктор, — а по-польски вы тоже разговариваете?

— Немного, — ответил Генрих, — та же славянская основа, положенная на латиницу. К тому же я довольно долго общался с одним коллегой-поляком, специалистом по языческой рунистике. К сожалению, при всей своей образованности, он был полным профаном в языках, вот мне и пришлось немного поднапрячься с грамматикой польского. Иногда, чтобы выудить стоящую информацию, приходится идти и на более серьезные жертвы. Согласитесь, господин Вагнер. Благо, что изучение языков дается мне довольно-таки легко. Так что по дороге на восток мне достаточно будет пролистать небольшой учебник, которым я уже обзавелся, и немного окунуть уши в польскую речь.

— Я думаю, это будет несложно организовать, — пообещал Вагнер. — Кстати, Генрих, вы никогда не присутствовали на допросах?

— Много раз, босс, — грустно ответил Генрих, — но только на своих. И в основном в качестве допрашиваемого. Своей задницей я отполировал табуретки многих миграционных служб. Или вы хотите организовать мне еще один, некий особенный допрос? — пошутил Генрих. — А может, желаете поднатаскать в этом не очень-то гуманном деле и меня в качестве следователя? Я наслышан о том, как гестапо допрашивает врагов рейха, и мне не очень бы хотелось восполнять языковые пробелы, изучая польскую речь на подобных мероприятиях.

— Не волнуйтесь, Генрих, я не собираюсь травмировать вашу психику гестаповскими методами работы, — успокоил Вагнер. — Мы будем стараться выполнять наши дела относительно культурно.

— Не хочу показаться любопытным, доктор, но не пора ли, хотя бы отчасти посвятить меня в детали предстоящей командировки, — изображая раздражение, полюбопытствовал Генрих, — а то, мне начинает казаться, что по прибытии на место вы торжественно вручите мне в руки пулемет и отправите в атаку на коммунистов.

— Не смешите меня, Генрих, — усмехнулся доктор, — хочу вас заверить, что едем мы с абсолютно гуманной миссией. Да, и еще. Свой вопрос насчет поездки вы задали весьма своевременно. Было бы очень подозрительным, дорогой друг, если бы вы не поинтересовались о цели и месте нашей командировки. Ладно, пора поставить вас в известность о том, что летим мы в Несвиж, это такой маленький городок между Минском и Варшавой, бывшая вотчина средневекового князя Радзивилла. Ведь вы, Генрих, по линии матери тоже княжеских кровей, и я уже начинаю вас подозревать в родственных с ним связях.

— Князь князю, рознь. Самое важное для меня, это общение с вами, доктор. У такого знаменитого путешественника как вы, всегда есть чему поучиться. И мало кто может похвастаться, что был вашим учеником. Простите за откровенность, но я честен с вами, как на исповеди, — польстил Генрих, — и если можно, прошу меня простить за мою корысть.

— Всегда ценил в людях искренность, — обронил Вагнер. Каков же хитрец, подумал при этом доктор. — Итак, молодой человек, вернемся к нашим баранам. Вернее Радзивиллам. Что вам о них известно?

— Очень немного. В первую очередь то, что хоть Радзивиллы и князья, но к русскому дворянству они имеют лишь косвенное отношение, — пояснил Генрих, входя в святая святых — скрытую для посторонних взоров комнату доктора Вагнера, где тот справлял свои магические ритуалы и проводил спиритические сеансы. Помещение одновременно напоминало кунсткамеру, рабочий кабинет и зал спортивной славы, украшенный вместо призов культовыми предметами, казалось собранными по всему миру.

Генрих был одним из немногих гостей доктора, кому тот приоткрыл дверь в свое святилище. «Этот парень не так прост, как кажется на первый взгляд, — рассуждал Вагнер. — И если я не буду с ним хотя бы отчасти откровенен, то и пользы от него будет, как с козла молока. Лишь только, как от переводчика. Вполне возможно, что предстоящая экспедиция окажется непростой, поэтому, оказав доверие моему спутнику и расположив его к себе, я могу рассчитывать на его искреннюю помощь в случае возможных осложнений. Так что пусть он считает, будто завоевал мое полное расположение, посвящен в тайны, и отныне между нами нет секретов».

— Радзивиллы — католики, удостоеные княжеского титула Священной Римской империей, и с нами, Рюриковичами, они никаких точек пересечения не имеют, — продолжил Генрих.

— Вы в этом уверены? — полюбопытствовал Вагнер.

— Полагаю, что да, — ответил молодой Штраубе, — если не принимать во внимание ветвь тех Рюриковичей, которая, оставшись в Европе, вообще не имела никакого представления о Крещении Руси. Ну а если взглянуть на ситуацию с другой стороны и взять за основу теорию Дарвина о том, что мы все произошли от обезьяны, то, безусловно, каждый живущий на свете Радзивилл является мне другом, товарищем и братом. Впрочем, как и вам. Одним словом все зависит от широты наших познаний и глубины наших заблуждений.

— Отвечая на ваш вопрос о цели поездки, скажу вам так, господин Штраубе, — нас очень интересует наследие рода Радзивиллов, а в частности статуи двенадцати Апостолов, которые, по некоторым данным, спрятаны в их имении — Несвижском замке. В среде Аненербе существует теория, что раз в семьсот лет многие спрятанные в земле сокровища имеют свойство являть себя миру. Благоприятное время как раз настало, и наша задача найти реликвии и поместить их в надлежащее для них место, то есть в анналы рейха. У нас осталось совсем мало времени. А насчет родства, быть может, вы и не правы, всякое случается. Чудеса еще никто не отменял.

Генрих медленно перемещался по комнате, разглядывая экспонаты. В этом вагнеровском бестиарии, где лики христианских святых скорбно взирали со стен на статуэтки танцующих многоруких божеств, нашлось бы, чем поживиться приверженцу любой религии, начиная от ортодоксальных, заканчивая камерными. И как все эти предметы соседствуют между собой, размышлял Генрих, поглаживая по хоботу статуэтку Ганеши. Холодный голос Вагнера оторвал его от размышлений:

— В этой комнате, Генрих, вы можете прикасаться к чему угодно, но только вон тот предмет я попросил бы вас не трогать. Он не любит чужих рук!