1 мая 1942 г. Берлин

— Почему вы так побледнели, мой друг, — оторвался от мыслей Отто Вагнер, — да не волнуйтесь, насчет шпиона, я пошутил. Мне, кажется, что мы найдем общий язык. Насколько я осведомлен, Анна Штраубе русская, следовательно, ее племянник, сын ее брата или сестры, тоже русский. Наполовину. Стало быть, самый что ни на есть ортодоксальный носитель этого языка и культуры. А это именно то, что мне и нужно. Скажите, Генрих, как давно вы не были в России?

— Больше двадцати лет. А если быть более достоверным, то двадцать два. Я знаю, что за это время там многое поменялось, включая культурные и другие традиции, но язык мало изменился, хотя в нем появились новые, труднопроизносимые слова, — посетовал Генрих.

— Какие слова, например? — уточнил Вагнер.

— Например, ОСОАВИАХИМ, — недолго думая, произнес Генрих, — когда я впервые прочел это слово в одной из издающихся в Париже русских газет, я подумал, будто оно специально предназначено для того, чтобы вселять во врага ужас.

— А что означает эта странная аббревиатура, — заинтересовался Вагнер, в большей степени все же решивший проверить свою интуицию.

— Общество содействия обороне, авиации и химической промышленности. Как то так, — ответил Генрих.

— Довольно-таки неуклюжая расшифровка, — расслабился Вагнер, — простите меня, дружище, я всегда вижу во всех незнакомых словах магическую подоплеку. Скажите, Генрих, как у вас со временем? Хотелось бы посвятить вас в свои планы. Не возражаете, если мы продолжим беседу за рюмкой коньяка в ресторанчике неподалеку?

— Я к вашим услугам, господин Вагнер, — согласился Генрих, и, продолжая беседу, профессор с аспирантом направились к выходу из аудитории.

Когда Отто Вагнер и Генрих выходили из здания института, сзади раздался глухой хлопок, и последовавшие за ним истерические женские вопли.

— Что там случилось? — остановился Генрих, — может, вернемся, взглянем?

— Какая разница, — буркнул в ответ Вагнер, — возвращаться плохая примета. Лично мне безразлично, что там произошло…

Будто кошка, играющая с мышкой, Отто Вагнер любил играть с людьми. Уже много лет доктор изнывал от интеллектуальной скуки, давно не встречая на своем пути достойного игры собеседника. «Черт возьми, ну почему только мелкими насекомыми окружает меня судьба, — думал Вагнер. — Вот и этот, пожелавший знакомства юнец, смотри, как побледнел, когда я назвал его русским шпионом. Хотя держится молодцом, быстро взял себя в руки и даже изволит шутить. Посмотрим, как все дальше обернется. Все равно он проходная пешка в моей игре, а лучшего кандидата для предстоящего дела все равно, пожалуй, не сыскать», — размышлял Вагнер. Он уже давно изучил возможных кандидатов, досье на которых спецслужбы порекомендовали ему месяц тому назад, и вот теперь знакомился с последней заслуживающей внимания персоной, которая волей случая предстала перед ним сама. А этот парень не идет ни в какое сравнение с теми малохольными очкариками, которых пытались всучить доктору спецслужбы. Образован, физически развит, уравновешен… Не упускает случая бросить взгляд на задницу проходящей мимо дамы, составлял про себя психологический протрет Генриха доктор Вагнер. Пожалуй, больше и нечего сказать о племяннике баронов. Неудивительно, что его дело лежит в отдельном сейфе, ясно, что барон постарался. Интересно понаблюдать за его поведением, когда коньяк развяжет ему язык, ну а завтра непременно востребовать на него полный материал, да уж, все лучшее всегда находится под замком.

По дороге к ресторанчику Отто был немногословен и даже не удивился тому факту, что сопровождающий его Генрих не докучал лишними вопросами, а тихо ступал рядом, наслаждаясь запахами теплой берлинской весны.

Странным образом на Вагнера накатило чувство сентиментальной грусти. Полируя подметками дорогих туфель мостовую Вильгельмштрассе, Отто вдруг вспомнил свою молодость. Черт возьми, думал доктор, неужели установки, вложенные в меня Виллигутом, до конца жизни заставят меня смотреть на мир его глазами.

Отто Вагнер был твердо убежден в том, что каждого человека на земле по жизни ведет определенная невидимая сила. Для одних это могут быть ангелы-хранители, для других — злые демоны, для третьих — самые близкие к Богу сущности, а особо избранных — и сам Господь, существование которого Отто, впрочем, подвергал сомнению.

Этот постулат в его сознание внедрил Карл-Мария Виллигут — мистик, построивший и возглавивший тайный магический «Черный орден» СС, и ставший для будущего профессора Вагнера образцом почитания и веры. Имя Виллигута, чей род был проклят католической церковью еще в средневековье, вызывало в душе у недавно посвященного в тайны ордена адепта благоговейный трепет. А заклинание «Ар-Эх-Ис-Ос-Ур», в которое Виллигут, перед тем, как окончательно свихнуться умом, успел посвятить своего ученика, открыло перед Вагнером двери в мир духов и других сверхъественных, не поддающихся классификации могучих сил.

Когда Вагнер в комплексе с определенными телодвижениями и употреблением специального снадобья впервые прочел заклинание, ему стало страшно.

— Не нужно бояться, — учил Виллигут. — Любая сила — это всего лишь энергия. Она не бывает хорошей или плохой, доброй или злой. Это человеческое сознание окрашивает ее в определенные цвета, дробя целостность. Твоя задача научиться пользоваться этими силами, подчинить их, пропустить через себя, стать с ними целым и слиться в едином интересе.

Не всегда отношения с запредельным разумом складывались гладко. Как ни старался, как ни просил Вагнер сохранить жизнь своей жене и будущему ребенку, его инфернальные покровители решили по-своему. Супруга профессора в начале тридцатых годов умерла при родах, прихватив с собой в могилу так и не родившегося сына, на которого Отто возлагал огромные надежды. Потусторонние стихии лишь посоветовали будущему профессору похоронить близких на том же месте, где ребенок был зачат. Само зачатие происходило восемь месяцев назад с 30 апреля на 1 мая, в канун Вальпургиевой ночи, на старинном кладбище под Франкфуртом.

Руководители «Черного ордена» рекомендовали молодым эсэсовцам оплодотворять своих подруг на древних кладбищах, над останками великих солдат. По уверению магистров, души покойников незамедлительно вселялись в еще не достигшие яйцеклетки сперматозоиды, чтобы через девять месяцев явить в своем теле реинкарнации великих германских воинов.

Идея носила рекомендательный характер, поэтому молодежь не спешила морозить ягодицы своих подруг на кладбищенском мраморе, предпочитая размножаться в теплой домашней обстановке. Но поступи приказ — он был бы немедленно выполнен со свойственной немцам пунктуальностью и качеством. В ту пору лишь один Вагнер с серьезностью отнесся к данной затее, о чем впоследствии пожалел, от души прокляв и без того привыкшего к проклятиям Виллигута.

В качестве компенсации за утрату потомства и с целью утешить Отто Виллигут презентовал ученику свой самый ценный амулет — шестиконечную звезду, три луча которой были почти в два раза больше трех остальных. По словам магистра, звезда досталась ему по наследству еще от самого Виллиготена — мага, жившего около двухсот тысяч лет назад до нашей эры, когда на небе светило три солнца, а земля была населена гигантами, карликами и другими мифологическими существами.

— Похоже на могендовид, — высказал свое мнение Отто Вагнер, подбрасывая на ладони вещицу из неизвестного металла. Размером амулет бы л с небольшое блюдце, достаточно увесист и остер на концах. В центре звезда была украшена гладко отполированным черным камнем и на одном из лучей имела кольцеобразное крепление, позволяющее протянуть в нее шнур. Впрочем, о том, чтобы носить на груди такую увесистую штуку, не могло идти речи. Для этого обладатель вещицы должен был отличаться двумя необходимыми для этого качествами: крепким здоровьем и склонностью к самоистязанию. Но так как Вагнер предпочитал истязать кого угодно, кроме себя, и был крайне зол на Виллигута, лишившего его потомка, он позволил себе высказаться в адрес амулета не очень уважительно.

— Вы сейчас совершили очень большую глупость, Отто. Вы же не еврей. Так что не стоит оскорблять идишем мой талисман, сравнивая его со звездой Давида. Он не прощает подобных шуток, а может очень многое.

— Вы хотите сказать, что он может вернуть мне жену и нерожденного сына? — спросил Вагнер.

— При правильном с ним обращении он может и не только это. Но спросите себя сами, хотите ли вы этого? — Виллигут пристально посмотрел на Вагнера.

Возвращать жену Отто не очень-то и хотелось. Люби он ее — никогда не стал бы экспериментировать на кладбище. А вот к сыну, которого вынашивала в себе эта, с каждым днем становившая все стервозней и жирней сучка, Вагнер привязался, когда тот был еще в эмбриональном состоянии. В будущем сыне профессор видел достойного продолжателя рода, благородного рыцаря со скипетром в руках, правителя великого рейха. Но мечтам не суждено было сбыться.

— Вы знаете, Отто, чтобы обрести силу, нужна жертва, — продолжал увещевать Виллигут, — иногда для того, чтобы кто-то один обрел силу, должен вымереть весь род.

— Считайте, что это произошло, — ответил Вагнер, — я остался один. И жертвовать больше нечем.

— Нам всегда есть чем жертвовать, именно за тем я и преподношу вам этот амулет, — возразил Виллигут.

— А не жалко? — трогая пальцем острые верхушки амулета, спросил Вагнер.

— Знания всегда нуждаются в сохранении, а кроме вас мне их передать некому, — ответил маг, — вы единственный достойный его обладатель.

— Вы так рассуждаете, будто прощаетесь со мной, — произнес Отто.

— Возможно и так, — ответил Виллигут, — в скором времени я перейду в состояние чистого духа и буду руководить вашими действиями из других мест.

«Господи, неужели я когда-нибудь тоже так свихнусь», — подумал в тот миг Вагнер.

— Не простая штука, — взвешивая на руке подарок, произнес Отто, — мне, почему-то кажется, что его можно использовать как оружие.

— Вы правы, — согласился магистр, — и не только как оружие, но и как средство для пыток. Да будет вам известно, когда человеку причиняют физические страдания, выделяется очень много энергии. Согласитесь, неплохая альтернатива для восполнения сил, если ты умеешь эту энергию принять.

А представьте, если причинить боль сотне, тысяче человек… Вот именно. Я думаю, дальше вам не стоит объяснять, и так все понятно.

— Как конкретно пользоваться амулетом? — поинтересовался Вагнер.

— Достаточно воткнуть его жертве в солнечное сплетение коротким лучом, чтобы длинные вошли в тело лишь наполовину. Особые воздействия на нервные окончания вызывают неимоверные, но не связанные с потерей сознания страдания. А это именно то, что нам нужно.

— Все понятно, учитель, — кивнул головой Вагнер, — но, как я понимаю, это не главное качество амулета.

— Конечно же, нет, — ответил глава «Черного ордена», — я думал, вы продолжите иронизировать. Например, скажете, что амулетом удобно пользоваться в качестве отмычки или средства для нарезки салями, но у вас хватило здравомыслия этого не делать. Кстати, для этих целей он вполне пригоден, и в случае надобности будет весомым подспорьем и в других бытовых мелочах. Но для того, чтобы использовать амулет по его прямому назначению, придется приложить некоторые усилия… впрочем, хватит толочь воду в ступе. Слушайте и запоминайте…

…Этот камень, который так привлек ваше внимание, называется электролит. Вы врядли найдете его в справочниках по минералогии, а тем более нечто близкое к нему по химическом составу. Легче разыскать точную его копию, вернее часть, когда-то являвшуюся одним целым. Вам что-нибудь известно о Кристалле Шамбалы?

— Очень мало, — соврал Вагнер, разглядывая и поглаживая кристалл. Он погрузился в свои мысли, позволив Виллигуту поупражняться в пересказывании истории, о которой спустя пару лет писали все европейские газеты.

«…По некоторым данным кристалл представляет собой физическую материю ядра планеты Сириус. Около двадцати миллионов лет назад, камень был транспортирован на Землю и представлял собой сложное геометрическое тело со 144 ООО граней. Каждая из них связана с определенной звездой, принимавшей участие в формировании нашей планеты, которые и до сих пор транслируют необходимую для жизни энергию. Со временем камень был распилен на 144 части, три из которых — наибольшие — находятся в особых, самых энергетически мощных частях планеты. Основная часть — в Тибетской Шамбале, другая — на дне озера Титикака, третья интегрирована в Камень Кааба в Мекке…»

— Махатмы Шамбалы в течение всей земной истории посылали части Кристалла самым достойным людям человечества: Платону, Соломону Мудрому (он носил его в своем перстне), Сенеке, Королю Артуру, средневековому графу Сен-Жермену, Дж. Вашингтону, — с упоением продолжал Виллигут. — Не обошли вниманием и вашего покорного слугу. На протяжении веков камень является священной реликвией и моего славного рода, и с давних времен он вкраплен кем-то из пращуров в амулет. С некоторых пор Кристалл утерял свой изначальный блеск, а все из-за того, что имеет свойство абсорбировать человеческие грехи, начиная с самых древних и заканчивая главным злом двадцатого века — коммунизмом…

— Абсорбция — великая сила, — произнес Вагнер, — но нам-то от этого какой толк?

— Не торопитесь, я еще не закончил, — продолжил Виллигут. — Кристалл Шамбалы обладает феноменальными характеристиками: при физическом контакте с ним высокодуховного человека происходит виброчастотный резонанс, после чего он может получить в дар сверхспособности, омолодиться и даже обрести физическое бессмертие.

— Я, конечно же, польщен, что вы считаете меня высокодуховным человеком, магистр, — не унимался Отто. — Но быть может, вы ошибаетесь, считая, что я достоин этого подарка. Скажите, откуда такая уверенность и на чем основано ваше убеждение?

— На предсказаниях самого амулета, дорогой друг, — голосом, не вызывающим сомнений, ответил Виллигут. — Держите, любите его, отныне он ваш. И знайте, что в вашей жизни сыграют роль другие, более весомые и могущественные камни. Да, да, камни!

…— Ой, 6… — прервала размышления Вагнера непонятная речь, — извините, профессор, о камень споткнулся. Профессор оторвался от своих мыслей и, обернувшись, вспомнил о спутнике. Генрих подпрыгивал на одной ноге и старательно изображал на лице боль.

— О камень, говорите? — задумался доктор, — это не камень, это булыжник. Настоящие камни, юноша, находятся у меня дома, подумал Вагнер, — и я тебе их непременно покажу, но только после того, как твоя история жизни не будет вызывать у меня никаких сомнений. И молись своему богу, чтобы там не оказалось неувязок, я и не таких китов гарпунил.