Элизабет сидела перед зеркалом, примеряя ярко-синюю шляпку. Шляпа идеально подходила по цвету к ее глазам и сочеталась с синим льняным костюмом того же оттенка. Из зеркала смотрела бледная, серьезная и в то же время невозмутимая женщина. Ничто не выдавало ее внутреннего волнения. Пожалуй, только излишняя бледность. Элизабет нанесла чуть заметный румянец и откинулась на стуле, оценивая результат. Да, так лучше. Теперь она выглядела образцовой супругой тори – надежной, преданной, уверенной в себе, способной противостоять любым превратностям судьбы. Элизабет действительно предстояло самое тяжелое в ее жизни испытание, но она была уверена, что сумеет преодолеть его. "Интересно, кто-нибудь из любовниц Симона смог бы справиться с такой ситуацией?" – спрашивала она себя. И почти не сомневалась, что таких бы не нашлось. Легкая улыбка тронула ее губы. Элизабет встала, взяла с кровати перчатки и сумочку и в последний раз окинула взглядом свое отражение в большом, в полный рост, зеркале. Уверенная в себе, как никогда, она вышла из комнаты.

На эту субботу пришелся ежегодный праздник тори. "Как кстати", – с горечью отметила про себя Элизабет. Прошла неделя с того дня, как разразился скандал вокруг незаконнорожденной дочери Леони О'Брайен, и угроза того, что Аманда вскоре назовет и имя своего знаменитого отца, висела над Брентфордами как дамоклов меч. На празднике Симон, как обычно, должен был произнести блистательную речь, а Элизабет надлежало стоять рядом, излучая спокойную уверенность и вдохновляя супруга. И в любой момент это благополучное зрелище могло быть омрачено грандиозным публичным скандалом. Хорошо еще, что мальчики задерживались в школе. Их ожидали лишь на следующей неделе, и тогда можно будет сразу же отправить их к сестре в Глостершир, устало подумала Элизабет. В дверь позвонили.

– Симон, ты готов? – позвала Элизабет из коридора. – Машина уже пришла. – Симон появился из маленькой комнаты, где обычно переодевался, и, наблюдая за ним, пока он шел по коридору, Элизабет с тревогой отметила, что он постарел за эти дни.

– Да, готов, – ответил Симон и, скользнув по ней взглядом, добавил: – Ты прекрасно выглядишь. – Он начал спускаться по лестнице. Элизабет молча следовала за ним. Да, думала она, явно постарел. В волосах прибавилось седины, несколько отвис подбородок, и осанка была уже не такой прямой, как раньше. Когда они спустились, Джанет уже открывала входную дверь. На пороге стоял Чарльз Пендльбери; он был явно обеспокоен чем-то, хотя и старался не показывать виду.

– Доброе утро, Чарльз, – приветствовал его Симон. Проходя мимо зеркала в холле, он бросил мимолетный взгляд на свое отражение и пригладил рукой волосы.

– Доброе утро, сэр. Миссис Брентфорд. – Он ободряюще улыбнулся Элизабет. – Прекрасный день сегодня, – добавил он. "Будет прекрасный, это уж точно", – подумала Элизабет.

– Как сказать, – пробормотал Симон, проходя мимо Чарльза, и вышел на улицу.

Какое-то время они ехали молча. Первым заговорил Чарльз.

– С Даунинг-стрит не было никаких известий, сэр, – тихо сказал он.

– Скоро будут, – резко ответил Симон. – Ты захватил мою речь? – Он протянул руку. Чарльз открыл портфель и достал несколько листков бумаги. Передавая их Симону, он встретился с ним взглядом. – Я думаю, вы поступаете правильно, сэр, – пробормотал Чарльз.

Симон откинулся на сиденье и углубился в чтение.

– Конечно, – только и сказал он.

Чарльз украдкой взглянул на Элизабет. Она сидела, уставившись в окно, мысли ее явно были далеко. Он начал было что-то говорить, стараясь разрядить обстановку, но вдруг замолчал, впервые в жизни почувствовав, что бессилен помочь. Чарльз невольно отметил, как прекрасно все вокруг в лучах ослепительного солнца. Внезапно он поймал на себе взгляд Элизабет. Они тепло улыбнулись друг другу, и к Чарльзу словно вернулись силы. Сегодня он был нужен Элизабет, как никогда, и ему хотелось, чтобы она знала: он рядом, рядом с ней до конца. Они обменялись многозначительными взглядами, и Чарльз, сам того не ожидая, подмигнул ей.

День выдался на редкость жарким, и приглашенные на праздник стекались в сады Одли Мейнор, резиденции сэра Эдварда и леди Одли, которые гостеприимно распахивали двери своего дома для проведения ежегодных торжеств Консервативной партии. Официальную церемонию открыла леди Одли, слывшая довольно известной пейзажисткой. С подиума, установленного на лужайке, она, рассыпаясь в любезностях, обратилась ко всеобщему любимцу, очаровательному парламентарию, которому предстояло произнести речь. Захлебываясь от восторга, леди Одли выразила надежду, что оратора будет сопровождать его прелестная супруга. И она простерла руку, указывая на Элизабет, скромно стоявшую среди гостей. На этом вступительная речь закончилась, и собравшиеся – даже те, кто не расслышал ни слова, – громко зааплодировали, перебираясь под тент.

Симона тут же окружила стайка красавиц не первой молодости, чьим кумиром он оставался все эти годы, и Чарльз, воспользовавшись моментом, увлек Элизабет в прохладу дома. По пути Элизабет приходилось любезно отвечать на многочисленные приветствия соратников мужа. Наконец они нашли убежище в дальней буфетной, темной и тихой комнатке. Чарльз огляделся и, убедившись, что они одни, заговорил:

– Элизабет, как вы себя чувствуете?

– Это должно скоро произойти, так ведь?

– Да, боюсь, что да. С вами все в порядке? – настойчиво спрашивал он, слегка касаясь ее руки.

– Да, я выдержу. Уже известно?

– Да. Я звонил в офис из машины, пока ехал к вам. Девчонка призналась, что Симон – ее отец. Завтра это будет на первой полосе "Глоуб". С Флит-стрит звонят не переставая, и наши сотрудники отбиваются как могут, тянут время, отказываясь от комментариев, обещают сделать заявление для прессы – ну, в общем, весь набор подобной чепухи. Но пресса все равно не отстанет.

Элизабет приблизилась к нему и положила руку ему на грудь.

– Чарльз, можно вас попросить?.. Не могли бы вы обнять меня? – Она подняла на него умоляющий взгляд, но Чарльзу уже и не требовалось этого молчаливого призыва – он нежно заключил ее в объятия. Всего на несколько мгновений, но она принадлежала ему. Он чувствовал, как бьется ее сердце – словно у зверька, напуганного лесным пожаром. Легким поцелуем он коснулся ее лба – она не сопротивлялась, но по-прежнему оставалась неподвижна. За окном послышались чьи-то шаги, и, неохотно, они разжали руки.

– Спасибо, теперь мне будет легче. – Элизабет улыбнулась и машинально поправила юбку и провела рукой по волосам.

– Предстоит выдержать осаду прессы, – сказал Чарльз, словно угадывая ее настроение. – Репортеры соберутся, возможно, к вечеру, когда вы вернетесь домой. Вы готовы к встрече с ними?

Элизабет дерзко вскинула голову.

– Я готова ко всему.

– Я люблю вас, Элизабет. – Чарльз едва расслышал свой собственный шепот. Она промолчала, но взгляд ее говорил, что, если бы только это было возможно, она бы ответила на его чувство. Элизабет вышла, и Чарльз последовал за ней, держась на некотором расстоянии, наблюдая, как она идет по двору и заворачивает за угол дома. По лужайке прохаживались гости, и некоторые провожали ее восхищенными взглядами. Чарльз улыбался – в его улыбке сквозили и гордость, и грусть, и желание; еще мгновение назад она была в его объятиях, и он признался ей в любви. Все остальное теперь не имело значения. Отныне он будет счастлив хотя бы тем, что она откликнулась на его чувство. Он подождал, пока Элизабет не скрылась из виду, и отправился на поиски Симона.

Элизабет чувствовала себя удивительно спокойной в преддверии надвигающейся бури. Объятия Чарльза словно вдохнули в нее свежие силы, и все, кто наблюдал за ней, пока она шла к оранжерее, восхищались стройной, красивой, уверенной в себе женщиной. Оранжерея, куда направлялась Элизабет, располагалась в пристройке к дому, выполненной в викторианском стиле. Здесь, среди пышной зелени папоротников, пальм и другой растительности, было довольно прохладно – солнце еще не заглядывало под ее стеклянный купол. Сегодня здесь устроили своеобразную ярмарку ремесел: многие жены консерваторов с удовольствием выставили на продажу свое творчество. Элизабет предстояло купить один из пейзажей леди Одли, и, кроме того, она обещала зайти к своей подруге Анджеле взглянуть на ее коллекцию. В оранжерее Элизабет сразу же окружила толпа друзей и знакомых, и ей пришлось задержаться, чтобы хоть немного поговорить с каждым. Вскоре она оказалась в дальнем углу оранжереи, где за прилавком, среди многоцветья ярких тканей, гирлянд и лент, утопая в море всевозможных подушек, которые и составляли предмет ее торговли, устроилась Анджела. У прилавка стояла одинокая посетительница, которая вдохновенно рылась в ворохе парчи и гобеленов.

– Анджела, какая у тебя великолепная экспозиция. Ты, должно быть, работала как одержимая, чтобы успеть к сроку. – Заслышав голос Элизабет, женщина у прилавка подняла на нее взгляд и тут же отвернулась.

– Элизабет! Как хорошо, что ты пришла. Взгляни, твое появление делает мне хорошую рекламу. – И Анджела указала на группку людей, направлявшуюся в их сторону.

– О Боже, – рассмеялась Элизабет. – Быстро, покажи мне ту подушку, о которой ты говорила.

Анджела указала на гору подушек, которые как раз рассматривала покупательница.

– Она там, сзади, – сказала она. Элизабет подошла к женщине.

– Извините, можно мне взглянуть вон на ту подушку? – с улыбкой, вежливо спросила она.

– Конечно, – пробормотала женщина и попыталась отойти, но рядом оказалась Анджела, и путь был отрезан. Все трое начали вместе рассматривать подушку.

– О! – с искренним восхищением воскликнула Элизабет. – Она великолепна. – И из вежливости обратилась к незнакомке. – Вы не находите?

Женщина дотронулась до подушки пальцем.

– Да, очень мило, – согласилась она. От нее исходил запах духов, который показался Элизабет знакомым, но она никак не могла угадать его. Элизабет посмотрела на женщину, и, когда их взгляды встретились, она уже точно знала, что перед ней – любовница мужа. От Элизабет не ускользнуло, что и женщина узнала ее. На несколько секунд их взгляды оставались прикованными друг к другу.

– Где ты нашла этот гобелен, Анджела? – спросила Элизабет с живым интересом.

– Хочешь верь, хочешь нет, но это конец семнадцатого века и к тому же очень редкий экземпляр, – ответила Анджела, не представлявшая, какая драма разыгрывается на ее глазах. Как ни странно, Элизабет не почувствовала никакой враждебности по отношению к сопернице, скорее, наоборот. В их взглядах сквозило взаимопонимание и даже симпатия. Элизабет понравилась женщина – ее живые, умные глаза, красивые каштановые волосы, открытое и привлекательное лицо.

– И сколько она стоит? – спросила Элизабет, вновь переключая внимание на подушку.

– Боюсь… – заколебалась Анджела, – боюсь, что двести пятьдесят фунтов.

– Я беру, – тут же сказала Элизабет, открыла сумочку и достала чековую книжку и ручку. Женщина все стояла у прилавка, равнодушно наблюдая за сделкой. – Она будет хорошо смотреться в нашей гостиной, – спокойно говорила Элизабет, выписывая чек. Запах духов женщины преследовал ее, и она вдруг вспомнила, что этот же запах ощутила однажды на пальцах мужа.

– Отлично, Элизабет, – радостно произнесла Анджела, довольная столь успешным началом торговли, – надеюсь, Симону понравится.

– Сомневаюсь, – весело ответила Элизабет, передавая чек. – Он равнодушен к красивым вещам.

– Неужели? – удивилась Анджела, вручая Элизабет покупку в пластиковом мешке.

– Да, – сказала Элизабет, – у него ужасный вкус. – И она очаровательно улыбнулась обеим женщинам, прежде чем отойти от прилавка.

Направляясь к выходу, Элизабет чувствовала, что дрожит; очень хотелось присесть. Ей необходимо было выбраться из этого места, но, вновь оказавшись под нещадно палящим солнцем, она поняла, что близка к обмороку. С трудом добралась она до крытой тентом лужайки. На душе было муторно. Она ненавидела себя за то, что позволила себе столь дерзкую выходку. Это было так на нее не похоже; никогда в жизни не вела она себя так мерзко. Что на нее нашло? Элизабет попыталась успокоиться – возможно, все это выглядело не так отвратительно, как она себе представляла; может быть, ее слова прозвучали вполне безобидно, а может, та женщина вовсе и не догадалась о том, что ее узнали? Да, так, должно быть, и есть. В конце концов, откуда можно было догадаться?

– Что такое, миссис Брентфорд? У вас измученный вид, – заметила одна из дам, разливавших чай. – С вами все в порядке?

– Да, спасибо, – ответила Элизабет чуть дыша. – Спасибо, миссис Дюрран. Просто я не выношу жары.

– Чашка хорошего чая – вот что вам нужно, – со знанием дела сказала миссис Дюрран. – Идите сюда, милая, садитесь, и мы вас сейчас же приведем в порядок. – Она решительно усадила Элизабет на свободный стул, поставив перед ней чашку горячего крепкого чая, в который сама добавила сахару. Элизабет не употребляла сахар, но не стала возражать, чувствуя, как постепенно успокаивается, согретая вниманием милой дамы. У столов, сервированных к чаю, толпились гости, но, к счастью, никто не заметил ее появления. Элизабет с удивлением обнаружила, что от сладкого горячего напитка ей стало намного легче, и вскоре она уже вполне владела собой. Она встала и протянула пустую чашку своей благодетельнице.

– Большое спасибо, вы были очень любезны, – сказала она с обворожительной улыбкой, которая покоряла сердца многих. – А теперь я должна идти, нужно найти мужа; он, наверное, волнуется, не зная, где я. – И она вышла из-под тента, тут же столкнувшись с леди Одли.

– А, Элизабет, дорогая моя, тебя-то я и ищу. Миссис Бертон считает, что пора провести детский танцевальный праздник. Думаю, его можно устроить на лужайке перед домом – там как раз падает тень от ливанского недра. Как ты считаешь?

– Замечательная идея, – оживилась Элизабет; в ней вновь проснулся интерес к своим светским обязанностям.

Леди Одли одобрительно улыбнулась.

– И еще мы подумали – не согласишься ли ты провести потом лотерею?

– Конечно, с удовольствием.

– Превосходно. Пойду скажу миссис Пирсон, она будет так рада. Дети исполнят танец "В английском саду", – совершенно не к месту добавила она.

– Очень подходяще, – ответила Элизабет, слушая ее вполуха. – Леди Одли, прошу извинить меня, но я должна разыскать секретаря моего мужа. Мне нужно сказать ему кое-что важное.

– О! – Леди Одли была слегка разочарована. Она надеялась еще поболтать с Элизабет. – Вы имеете в виду очаровательного мистера Пендльбери?

– Да. Вы не видели его?

– Он там, с нашими мужьями. Они собираются провести показательную игру в крокет перед местными фоторепортерами.

– Спасибо. – Элизабет уже собралась было отойти, как вдруг вспомнила. – Я надеюсь приобрести что-нибудь из ваших работ, леди Одли, – добавила она.

Леди Одли заметно оживилась.

– В самом деле? Я так рада. Последние мои зарисовки – это болота и топи в окрестностях замка Айсли. По-моему, довольно удачные. Думаю, вы оцените.

– Звучит заманчиво, – вежливо сказала Элизабет и поторопилась уйти.

Игра в крокет собрала уже довольно много зрителей. Чарльз стоял у кромки поля, наблюдая за ходом игры; он должен был дать знак, когда почувствует, что фоторепортеры отсняли достаточное количество кадров. Но сэр Эдвард и Симон были всецело поглощены игрой и, казалось, не собирались останавливаться. "Конечно, – подумала Элизабет, – Симону, как всегда, важна победа". Она обратила внимание на его сосредоточенное, нахмуренное лицо, когда он готовился к сложному удару.

Элизабет подошла к Чарльзу и встала рядом.

– Я видела ее, – тихо сказала она.

– Кого? – дружелюбно спросил Чарльз, наблюдая за ударом Симона.

– Ее. Женщину Симона, – еле слышно произнесла Элизабет.

Чарльз резко обернулся.

– Что?! – испуганным шепотом спросил он.

Элизабет безучастно посмотрела на него.

– Вы знаете, кого я имею в виду.

Чарльз постарался скрыть свое волнение.

– Ваш муж довольно неплохо играет, вы не находите, миссис Брентфорд? – уже громче спросил он в расчете на то, чтобы его слышали окружающие.

– Блестяще, – согласилась Элизабет, не отводя от него взгляда. – Кстати, чем она занимается? – Элизабет отвела Чарльза чуть в сторону – туда, где их непременно увидел бы Симон. – Я имею в виду, помимо того, что спит с чужими мужьями? – добавила она театральным шепотом и, помахав мужу, весело крикнула: – Привет, дорогой!

Симон, отвлекшись на ее приветствие, промахнулся.

– О, какая неудача! – с восторгом заметил сэр Эдвард.

От фотографов не ускользнуло появление Элизабет.

– Миссис Брентфорд, можно запечатлеть вас рядом с мистером Брентфордом и сэром Эдвардом?

– Но я никогда раньше не играла в крокет, – рассмеялась Элизабет, уверенно ступая на лужайку.

Сэр Эдвард галантно вручил ей свой молоток.

– Можете сделать удар за меня, "дорогая.

Элизабет приняла соответствующую позу.

– Вот так, миссис Брентфорд. – Фоторепортеры окружили ее, выбирая ракурс, и Элизабет ослепительно улыбнулась в нацеленные на нее объективы. Схватив молоток обеими руками, она сделала удар, послав шар точно в цель. Раздались одобрительные возгласы, и среди них прозвучало "Браво!" Чарльза.

– Отличный удар, Лиз, – улыбнулся Симон сквозь сжатые зубы.

– Еще один кадр, миссис Брентфорд, – взмолились фотографы, но тут вмешался Чарльз.

– Миссис Брентфорд, – сказал он, выйдя ей навстречу, – вас просит подойти миссис Бертон. Что-то насчет детского праздника. – Он взял ее под локоть и увел с лужайки.

– Я все уже знаю насчет миссис Бертон, – протестовала Элизабет по дороге к дому.

– Очень может быть, – мрачно ответил Чарльз. – Но вы должны соблюдать осторожность, здесь кругом журналисты. – Элизабет подчинилась и даже нашла это забавным. Чарльз вел себя очень властно.

– Вы так и не сказали, чем она занимается, – сказала Элизабет, когда они отошли на внушительное расстояние.

– Она работает секретарем в нашем департаменте, – ответил Чарльз, поняв, что Элизабет не отступит.

Элизабет резко остановилась и расхохоталась.

– Секретарша!

Чарльз огляделся по сторонам, опасаясь, что их могут услышать. Странное поведение Элизабет насторожило его.

– Да, миссис Брентфорд. Пожалуйста, постарайтесь держать себя в руках, – сказал он, намеренно обращаясь к ней официально, надеясь хотя бы этим отрезвить ее. Элизабет прекратила смеяться.

– Секретарша, – презрительно повторила она. – А что она делает здесь в таком случае? По-моему, здесь нечего стенографировать.

Чарльз смутился.

– О, я, кажется, понимаю, – саркастически заметила Элизабет. – У нее секретное задание, не так ли?

– Нет, – в конце концов признался Чарльз. – Просто она живет неподалеку. – Он не видел смысла в дальнейшем вранье. Элизабет изумленно уставилась на него.

– О, как удобно, – сказала она и добавила тихим голосом: – Кажется, меня сейчас стошнит.

– Нет, с вами все в порядке, – твердо сказал Чарльз, – и мы сейчас вместе пройдемся по ярмарке. – В течение часа или больше Чарльз как мог развлекал Элизабет. Они швыряли кокосы, играли в кольца, пробовали домашние торты и свежие яйца и даже гадали у цыганок. Элизабет напророчили скорое известие. "Неужели еще что-нибудь?" – устало подумала она.

Когда объявили, что мистер Симон Брентфорд, член парламента, обратится к собравшимся через пять минут, Элизабет с Чарльзом вернулись обратно к подиуму. Они как раз пересекали лужайку, когда рядом с Элизабет возникла Анджела.

– Я так рада, что именно тебе досталась подушка, – доверительно сказала она. – Та женщина тоже глаз на нее положила.

– Неужели? – холодно спросила Элизабет. – Но ей она не достанется, она моя.

Анджела рассмеялась прозвучавшей в голосе Элизабет угрозе.

– Конечно, – согласилась она. – Кто первым пришел, тот первым и получил.

Элизабет промолчала.

Речь Симона была, как всегда, блистательной. Он был хорошим оратором, остроумным и убедительным; он доходчиво говорил о ситуации в мире, о проблемах охраны окружающей среды, о своем стремлении работать во благо избирателей, особое внимание уделив совершенствованию системы коммунальных услуг. Фотографы вдохновенно щелкали камерами. Элизабет стояла рядом с мужем, ослепительно красивая в свете полуденного солнца и весьма довольная своей синей соломенной шляпной. По окончании речи леди Одли поблагодарила Симона, отметив его ораторское мастерство, и пригласила гостей на детский танцевальный праздник.

Какая-то неясная тревога неотступно преследовала Леони. После поездки в Лос-Анджелес она была уверена, что решение проблемы найдено, но, к ее величайшей досаде, работа над фильмом все равно не клеилась. Леони устроилась на полу в режиссерском офисе; кругом были разбросаны бумаги, тут же стоял поднос с недоеденными сандвичами, а рядом с ним – кофейник, теперь уже почти пустой. Дерек сидел, сгорбившись, в кожаном кресле, изучая последние варианты сценария, а Гарет Джордж, новый сценарист, уселся по-турецки на полу напротив них обоих. Идеи Гарета были, возможно, и неплохи, но и Леони, и Дерек чувствовали, что они скучны, прозаичны и легко предсказуемы. "Сразу будет заметно, что латали дыры", – думал про себя Дерек.

Леони тяжело вздохнула и начала грызть корну сандвича, которую всегда оставляла напоследок. "Какая дурная привычка", – подумала она. Боже, ну до чего же унылы эти новые сцены! Она еще раз пролистала разложенные перед ней бумаги, чувствуя, что сама и то написала бы лучше. В конце концов, она иногда подавала неплохие идеи, когда работала с Биллом, и он даже вставлял их в свои сценарии. Внезапно ее осенило. Ну, конечно же, Билл! Вот решение всех проблем. Какого черта она не подумала о нем раньше? Биллу был по плечу любой сценарий. Он прошел хорошую школу. Писал второсортные сценарии для второсортных актеров, а затем за ночь их переписывал, подгоняя под требования студийных боссов: библейские драмы напичкивал выдержками из Евангелия и Ветхого Завета, для полицейских телебоевиков сочинял живые диалоги, и всегда его сценарии отличались остроумием. Билл работал как одержимый, закручивая лихие сюжеты бесконечных мыльных опер. Со временем он вошел в команду комедийных писателей, поставляя скетчи для некоторых самых популярных телешоу. И среди всего этого мусора было с полдюжины действительно талантливых работ, которые он написал в те годы, когда жил с Леони; несомненно, она была его музой. Но с тех пор прошли годы. И вот теперь Леони всерьез задумалась о том, чтобы привлечь Билла к работе над своим фильмом. Она почти не сомневалась, что Билл именно тот, кто им сейчас нужен.

– Может, мы отложим до завтра? – предложила она. – У меня голова идет кругом, я уже ничего не соображаю.

Дерек с удовольствием потянулся в кресле и встал, бросив взгляд на часы.

– Боже, вы только посмотрите, который час, – воскликнул он и шумно зевнул. – Впрочем, у нас в запасе есть еще немного времени, чтобы выспаться, а завтра продолжим.

Гарет отрешенно уставился в сценарий и вновь принялся что-то строчить. Леони многозначительно посмотрела на Дерека, намекая на то, что хорошо бы избавиться от парня и поговорить наедине.

– До завтра, старина, – бодро обратился к нему Дерек. – Отдохни пока, – добавил он, видя, с какой неохотой оторвался Гарет от работы.

– Что? Извините. Мне кажется, я ухватил замечательную идею.

– Отлично. А теперь – домой. Завтра обо всем нам расскажешь.

– Нет, в самом деле…

– Домой, – отрезал Дерек. – Я уже ничего не воспринимаю. Что бы ты мне сейчас ни сказал, я все равно забракую.

Гарет понял намек и с удрученным видом принялся собирать бумаги.

– Этот малыш никуда не годится, – проговорил Дерек, когда они с Леони остались наедине. – Надо искать замену. Иначе все это пустая трата времени.

– Я знаю, – согласилась она. – Слушай, Дерек, ты помнишь Билла?

Дерен озадаченно взглянул на нее.

– Какого Билла – осветителя?

– Нет, Билла Ньюмана, моего бывшего мужа.

– А, этого, – с сомнением произнес Дерек.

– Он как раз тот, кто нам нужен!

– Он? Нужен для чего? – Дерек покосился на Леони.

– Он блестяще справится с этой работой. Помнишь, он же писал сценарии. Он прекрасный писатель – вполне мог бы завоевать пару "Оскаров" – и это как раз его профиль!

– Если он так хорош, как ты говоришь, он вряд ли откажется от прибыльной работы в Голливуде и помчится сюда спасать дешевую историческую драму, – сухо заметил Дерек.

– Он приедет, если я попрошу, – твердым голосом сказала Леони.

– А, в память о старой дружбе, ты хочешь сказать? Но стоит ли тебе работать с бывшим мужем, Лео? Как на это посмотрит Роб?

– А Робу нечего возразить. Ведь это из-за него мы оказались в таком дерьме, – заявила Леони.

– Да, но ему и так достается.

– Ты имеешь в виду, от меня? – В глазах Леони зажегся опасный огонек.

– Не столько от тебя, сколько из-за тебя, – спокойно ответил Дерен.

Возникла короткая пауза.

– Ну, поскольку это моя проблема, мне и решать ее, не так ли? Какое сейчас время в Калифорнии?

– Ранний вечер, – ответил Дерек, сдаваясь. Он уже сталкивался с подобным настроением Леони и знал, что бесполезно отговаривать, если что-то взбрело ей в голову.

– Отлично, он должен быть дома.

Леони порылась в сумке и достала записную книжку. Проклятье! В ней был старый номер телефона Билла. Она заколебалась, стоит ли звонить Марвину, который сразу же раскусит ее намерения. Он был слишком хитер и проницателен. Леони вспомнила, что дом, в котором живет сейчас Билл, находится на Лорел-авеню, но как туда позвонить, черт возьми? Другого выхода не было – она набрала домашний телефон Марвина. Трубку снял его возлюбленный, Томми.

– Привет, Леони! Рад тебя слышать. Марва сейчас нет дома. Может, я смогу помочь тебе?

Леони всегда нравился Томми. В отличие от Марвина, он никогда не пытался скрывать свои гомосексуальные наклонности и свободно общался с женщинами. Леони была рада, что напала именно на него, и от души поболтала с ним, прежде чем спросить телефон Билла.

– Нет проблем, дорогая! – Леони услышала, как он листает телефонную книжку. – Должен тебе сказать, милая, Марв признался мне, что ты была чертовски хороша, когда вы виделись на прошлой неделе! Я даже заревновал! – Леони рассмеялась, оценив комплимент Томми. – Кстати, ты ничего не слышала о Норе Хедингли?

– Нет, не слышала. – Леони с трудом сдерживала нетерпение. Похоже, ей не заполучить телефон Билла, не выслушав прежде последних голливудских сплетен.

– Где же он? Ведь был где-то здесь… Так вот, моя милая, ей опять удался этот трюк. После пластики она вновь выглядит на тридцать шесть, а ведь ей уже стукнуло восемьдесят четыре – фантастика! А, вот и он, – и Томми продиктовал номер телефона.

– Спасибо, Томми, ты прелесть. Ты собираешься приехать на просмотр?

– Как же я могу пропустить такое? Обязательно приеду. Разумеется, если мне разрешат.

– Будем ждать тебя, – твердо сказала она. – Я передам Марвину, чтобы без тебя не приезжал.

– Отлично! А теперь расскажи, как к тебе относится твой малыш.

Леони рассмеялась.

– Томми, ради Бога, Робу ведь уже двадцать пять.

– Ну, не повезло ли тебе, сознайся?

– А ему? Ему тоже повезло, ты так не считаешь? – игриво спросила она.

– Дорогая, ты знаешь, я за тебя отдал бы жизнь, но должен признаться, что ради Роба ходил бы босым по раскаленным углям.

– Я передам ему, если ты не боишься, – с угрозой в голосе произнесла Леони. Она все еще смеялась, даже когда повесила трубку. Томми всегда заряжал ее весельем, и она подумала о том, как приятно будет встретиться с ним, когда они наконец выпутаются из этой истории.

Дерек тем временем достал из шкафа бутылку виски.

– Налей мне тоже, Дерен, сделай одолжение. Я сейчас буду звонить Биллу, – решительно сказала Леони.

– Лео, ты уверена, что поступаешь правильно? – заколебался Дерек.

Леони была готова к такой его реакции.

– Абсолютно уверена. Он великий писатель, и ему нужно дать шанс проявить себя.

Дерек протянул ей стакан с янтарным напитком.

– Тогда давай, действуй.

Хотя Дерек и был дружен с Леони вот уже много лет, Билла видел лишь однажды, когда тот приезжал в Лондон. Билл произвел на него неплохое впечатление; Дерен сразу же отметил его несомненное обаяние. Но от него не ускользнуло и то, что у Билла серьезные проблемы с алкоголем.

Дерек глотнул виски.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Леони, наблюдая за ним, – но ему это нужно. Нужна работа.

– Да, а нам просто необходимо повесить на себя, еще одну проблему.

– Доверься мне, – взмолилась Леони. Дерек улыбнулся.

– Ты – босс. Леони набрала номер.

– Алло, Билл?

– Лапушка! Какой сюрприз. Где ты?

– Билл, я в Риме. Послушай, я хочу, чтобы ты помог мне закончить картину. Билл, у меня неприятности, и ты мне нужен. Пожалуйста, скажи, что ты согласен. – Леони выпалила все это на одном дыхании, моля Бога о том, чтобы просьба ее не выглядела очередной попыткой помочь Биллу и тем самым не задела бы его гордость.

Возникла долгая пауза.

– Это что, рождественский подарок или еще что-нибудь? – недоверчиво спросил Билл.

– Это серьезно, Билл. Ты нужен нам здесь. – Она затаила дыхание.

Опять пауза и вдруг:

– Львица моя, я все для тебя сделаю. Вылетаю первым же рейсом.

– Билл, я люблю тебя! – торжествующе воскликнула Леони.

– Когда-то я часто слышал это от тебя, – уныло заметил Билл. Но Леони лишь рассмеялась.

– Я закажу тебе роскошный номер в "Эксельсиоре" с завтрашнего дня! – Дерек поморщился: выбрала самый дорогой отель в Риме. – Обо всем расскажу, как приедешь.

– Попробую угадать: нужно переписать сценарий, я прав?

– Почти угадал, но там будет еще кое-что.

– О'кей, о'кей, я все понял. Это историческая драма, так ведь?

– Да, именно.

– Отлично. Дальше можешь не объяснять. Завтра увидимся в "Эксельсиоре". Не звони мне, я сам позвоню. – И Билл повесил трубку.

Леони обратила к Дерену пылающее лицо.

– Он приезжает! – с ликованием объявила она. – Дерек, мы спасены!

Дерек поднял свой стакан.

– За Билла! – произнес он тост. – И будем надеяться, что старинная поговорка себя оправдает, – добавил он.

– И что это за поговорка? – спросила Леони, тоже поднимая стакан.

– Перо сильнее меча.

На лужайке уже были расставлены кресла для почетных гостей, остальная же публика фланировала вокруг в ожидании начала представления. Элизабет сидела рядом с Симоном, по правую руку от нее расположился сэр Эдвард, и рядом с ним – Чарльз.

– Ваш муж – блестящий оратор, – заметил сэр Эдвард. – Весьма красноречив.

– Да, – согласилась Элизабет, – он хорошо владеет словом.

Леди Одли обсуждала с Симоном его речь, и он вежливо слушал, время от времени кивая головой. Внезапно грянула музыка, и из-за угла дома на лужайку высыпали дети. Все они были младше семи лет и одеты в костюмы эльфов, фей, кроликов, белок и птиц; были даже гриб и ежик. Появление детей было встречено ахами и охами взрослых, и танец начался. Детишки были прелестны, музыка великолепна. Элизабет узнала веселую мелодию Перси Грэйнджера "В английском саду".

Внезапно сквозь марево послеполуденного солнца она разглядела стремительно приближавшуюся вереницу машин. Вскоре по гравиевой дорожке в сторону лужайки уже спешили какие-то люди. Подъехали еще машины, захлопали дверцы, и на траву стали сгружать тяжелое оборудование. Элизабет поняла, что прибыли телеоператоры и фотожурналисты.

А на лужайке продолжался веселый танец. Грибок присел на корточки, и на его шляпку взгромоздилась фея; зрители сочувственно рассмеялись, когда гриб не выдержал тяжести и распластался на траве. Маленькая белочка увлеченно грызла орех. Кролик резво скакал, пока не столкнулся с ежиком, который тут же свернулся клубочком и покатился прочь, заслужив бурные аплодисменты. Вскоре оживление, царившее на противоположной стороне лужайки, стало заметно всем. Элизабет почувствовала, как напрягся Симон, когда Чарльз, поднявшись, двинулся навстречу непрошеным гостям. Она видела, как он остановил репортеров и, по-видимому, пытался уговорить их подождать окончания праздника, поскольку энергично размахивал руками, указывая на танцующих детей.

– Что происходит? – властным тоном спросила леди Одли. – Кто эти люди?

– Это ко мне, – коротко сказал Симон. Элизабет инстинктивно взяла мужа за руку. Он ответил ей крепким пожатием.

– Я пойду займусь ими, – сказал он. – И направился к репортерам.

"Стервятники, – гневно подумала Элизабет. – Испортили праздник". Правда, танец уже подходил к концу. Малыш, представлявший ежа, так увлекся своей игрой, что врезался в дерево и теперь громко плакал, сидя под ним. К нему присоединились и несколько белочек; постепенно музыка стихла, и группка лесных обитателей робко раскланялась перед зрителями. Раздались аплодисменты, правда, довольно вялые, поскольку всеобщее внимание было уже приковано к толпе журналистов, обступившей Симона с Чарльзом.

Элизабет увидела, как Чарльз оторвался от толпы и спешно направился в их сторону. Подойдя к хозяевам дома, он тихо обратился к ним:

– Сэр Эдвард, леди Одли, возможно ли принять этих… – он запнулся, пытаясь подобрать подходящее слово, – этих людей в библиотеке?

– Кто они? – вновь спросила леди Одли.

– Они… из Би-би-си, – героически лгал Чарльз, – и из газет. Хотят взять интервью у мистера Брентфорда, и, думаю, лучше, чтобы это прошло в обстановке конфиденциальности, – тихо добавил он.

– О, эти писаки, – проворчал сэр Эдвард. – Да, конечно, уведите их в библиотеку.

– Спасибо, – сказал Чарльз. – Я надеюсь, это не займет много времени.

– Не знаю, хватит ли чаю для них всех, – недовольно произнесла леди Одли. Чарльз вымученно улыбнулся ей.

– Не стоит беспокоиться об этом, леди Одли, – ответил он. – Я уверен, они уже хорошо выпили по дороге сюда. – Чарльз поспешил обратно и через несколько секунд уже уводил журналистов и Симона в дом, пропуская их через боковую дверь. Элизабет и хозяева праздника поднялись со своих мест.

– Что им нужно? – требовательным тоном спросил сэр Эдвард, обращаясь к Элизабет.

– Крови, – непринужденно ответила она.

– А? Что?

– Крови! – громко повторила Элизабет. И, не дожидаясь его реакции, направилась через лужайку к дому.

Гости разбились на маленькие группки и оживленно обсуждали появление прессы, гадая, что бы это значило. Из толпы вышла женщина и направилась навстречу Элизабет. Это была любовница Симона. Она подошла ближе и уже было открыла рот, собираясь что-то сказать. Элизабет опередила ее.

– Все кончено, – сказала она. Женщина застыла на месте. Элизабет вдруг взглянула на пластиковый пакет с подушкой, который все еще держала в руне, и протянула его женщине. – Возьмите, вам это может пригодиться. – Женщина машинально взяла пакет; на лице ее отразилось крайнее изумление. – Все кончено, – вновь повторила Элизабет, словно объясняя этим свой поступок. Затем, с высоко поднятой головой, она устремилась к дому, чтобы быть рядом с мужем в трудный для него час.

– Какого черта, в вашем распоряжении такая актриса, как Леони О'Брайен, а вы не используете ее в картине? – искренне удивлялся Билл. Он сидел на кожаном диване в офисе режиссера. Напротив расположились Леони, Дерек, Колин и Роб – и все с надеждой уставились на него. Билл переводил взгляд с одного на другого. – Господи, ведь она – это стопроцентный успех, это касса, это ваше лучшее приобретение!

– Уже нет, – сухо заметила Леони.

– Детка, взгляни на себя и на молодого человека рядом. Тебе это о чем-нибудь говорит? – Роб смутился, а Леони заерзала на стуле. И тут заговорил Колин.

– Мне кажется, я понял, – коротко заметил он.

– Ну, и что ты понял? – спросил Билл.

– Ну, я думаю, ты хочешь сказать, что… – робко начал Колин. – Мне кажется, эти ребятки без ума друг от друга, я прав?

"Ребятки" смущенно переглянулись и улыбнулись.

– Меня вряд ли можно отнести к категории ребятишек, – пробормотала Леони.

Билл продолжал, не обращая внимания на ее реплику:

– Что я вижу: передо мной красивый юноша и очаровательная, изысканная, элегантная красавица. Согласен, она немножко старше юноши. Но в этом-то и вся прелесть!

Все с нескрываемым интересом посмотрели на Билла; Леони слегка прищурилась. Она начинала понимать, куда клонит Билл, и идея ей нравилась. Несмотря на все мытарства, выпавшие на их долю, Леони с удовольствием исполняла обязанности продюсера, но не могла не признаться, что ее тайным желанием было играть. Когда она наблюдала, как снимают любовные сцены с участием Роба и героини – очаровательной двадцатилетней девушки, ей страшно хотелось оказаться на ее месте. Но она понимала, как важно было для Роба показать себя, доказать, чего он стоит, – и не только ей, но и себе, и всему миру. Это была его картина, его звездный час. И все равно Леони хотелось быть рядом с ним на экране. Она украдкой взглянула на него – он чуть подался вперед, легкая улыбка блуждала на его губах. Леони чувствовала, что идея понравилась и ему.

– Ну, давайте же, ребята, – с нетерпением воскликнул Билл. – О'кей, вокруг этого и будем строить сюжет. – Он откинулся на диване и принялся изучать содержимое своего стакана.

– Позволь, я долью тебе, – предложил Дерек, уловив молчаливый намек. Он поднялся и взял у Билла стакан.

Леони выжидательно смотрела на Билла. Он прилетел в Рим, как и договаривались, и она поехала в отель встретиться с ним. К ее удивлению, встреча получилась радостной – Билл рассыпался в приветствиях и благодарностях. Леони же была признательна ему за то, что он так быстро откликнулся на ее просьбу. За чаем в отеле Билл отказался посвятить ее в свои планы. Нет, он не хотел лишать себя удовольствия блеснуть своей творческой находкой в присутствии всей административной группы. Леони коротко ввела его в курс дела, поведав о проблемах – и творческих, и финансовых, а он внимательно слушал, задумчиво кивая головой. Они сидели в вестибюле отеля, в прохладной тени пальмовых деревьев, и Леони чувствовала себя удивительно спокойно и уютно. Билл хорошо знал свое дело; сказывался большой опыт. И вот теперь, снова в работе, он вновь предстал Леони тем незаурядным человеком, которого она любила когда-то, много лет назад. Он был сильным и уверенным в себе, и она знала, что очень талантливым. Почему, ну почему он все загубил?

– Придется все переделать, – твердо сказал Билл.

– Боже, – простонал Колин.

– Что именно? – прозвучал вопрос Дерена.

Роб беспомощно рассмеялся, но Леони молчала и лишь улыбалась. Она полностью полагалась на Билла.

– Забудьте о вашем злодее, он совершенно вам не нужен, – продолжал Билл. – Выводите его из картины, от него никакого толку.

– Что?! – воскликнул Роб. Билл раздраженно отмахнулся от него. – У вас есть герой, влюбленный в героиню, и злодей-соперник, который пытается ее соблазнить, так ведь?

Все согласно закивали.

– О'кей, итак, герой влюблен в героиню. Введите злодейку, которая влюбляется в героя и уговаривает вашего злодея соблазнить героиню. Герой сражается со злодеем, защищая честь своей возлюбленной, и тяжело ранит его. Теперь опять на сцене – злодейка, которая соблазняет героя и успешно претворяет свой замысел опорочить героиню. В отчаянии героиня кончает с собой. Ваш герой, думая, что виноват в случившемся соперник, опять вызывает его на дуэль. И тут в третий раз появляется злодейка, которая маскируется под вашего злодея и принимает вызов. Идет смертельная схватка – злодейка погибает. Конец истории. Повисло долгое молчание.

– До последнего выхода злодейки мне все было более или менее понятно, – сказал Колин.

– А мне нравится, – удивленным голосом произнес Дерек.

Леони взглянула на Роба. Новый сценарий, разумеется, отводил главную роль не ему, и Робу теперь предстояло поделить свое экранное время с ней, Леони. Как он отнесется к этому?

Роб откинулся в кресле; по лицу его невозможно было угадать, о чем он думает. Но он и сам не мог до конца разобраться в своих мыслях. Он отчетливо сознавал, что означает такая перекройка сценария. Для него это, несомненно, было тяжелым ударом. Но в глубине души он испытал некоторое облегчение – это был словно дарованный свыше шанс хотя бы отчасти загладить свою вину перед Леони – вину за Аманду. Леони больше не говорила с ним о дочери, но Роб был уверен, что она что-то заподозрила. Так что ему ничего не оставалось, кроме как унять гордыню и смириться. В конце концов, признался Роб самому себе, идея Билла была чертовски хороша.

– По-моему, блестяще, – сказала Леони. Билл улыбнулся ей.

– Я знал, что тебе понравится, Леони. – Жгучая ревность пронзила Роба, внимательно наблюдавшего за обоими.

– Идея отличная, – вмешался он в их молчаливый диалог.

Леони обернулась к нему.

– Ты в самом деле так думаешь, дорогой? – тихо спросила она.

Роб слегка пожал ее руку и ответил:

– Идея прекрасная, Лео, во всех отношениях.

Леони с глубокой нежностью смотрела на своего возлюбленного. Она знала, чего стоило ему принять такое решение, и гордилась тем, что он смог проявить такое великодушие. Может быть, в конце концов все и обернется удачей.

Идеей Билла загорелись все. Робу начинала нравиться новая сюжетная линия в отношении его героя: роль получалась гораздо интереснее. Леони уже воображала себя в роскошных шелках и кружевных платьях семнадцатого века, глаза ее блестели, она была охвачена радостным волнением. Судьба снова дарила ей шанс добиться триумфа.

– Я словно возвращаюсь к дням своей молодости, – задумчиво пробормотал Колин. – Я работал помощником оператора в похожей картине… Называлась она "Дьявольская"… – что-то в этом роде. Как точно, ты не помнишь, Дерек?

– "Бухта дьявола"? – пришел на помощь Дерек.

– Да, похоже… "Бухта дьявола", "Мыс дьявола", "Утес дьявола"?.. Что-то про контрабандистов, так ведь?

– Да, контрабанда… там еще снимался этот актер – Ли какой-то, по-моему. – Дерек отчаянно силился вспомнить.

– Ли? – недоверчиво спросил Колин.

– Да, Ли, австралиец.

– Знаешь, по-моему, ты прав. А что с ним потом стало?

– Он уехал в Голливуд. Больше я о нем ничего не слышал.

Остальные трое не обращали внимания на болтовню старых приятелей. Леони все смотрела на Роба, пытаясь угадать его настроение. Он, казалось, с энтузиазмом воспринял предложенные изменения сценария. Она надеялась, что порыв его не угаснет.

– Билл, я действительно нахожу твою идею превосходной, – искренне сказал Роб. – Может, мы сегодня вечером выпьем, а заодно и обсудим все в деталях? – Леони внутренне улыбнулась; Роб пытался взять бразды правления в свои руки.

– С удовольствием, – вежливо, но, пожалуй, с некоторой недоверчивостью ответил Билл.

– Может, встретимся попозже у тебя в отеле? – предложил Роб. Леони с удивлением отметила, что ее в числе приглашенных не упомянули; впрочем, она не имела ничего против того, чтобы ее бывший муж и нынешний любовник встретились в непринужденной обстановке. Во всяком случае, это гораздо лучше, чем если бы между ними возникла неприязнь.

– Ну и когда ты думаешь воплотить на бумаге свой гениальный замысел, дружище? – спросил Билла Колин.

– Дайте мне время до конца недели. К понедельнику у меня все будет готово, – ответил Билл.

– Я думаю, нам всем придется попотеть, если мы намерены сдать картину в срок, – заметил Дерек. Все посмотрели на него. – Но, – добавил он бодро, – у нас подобралась идеальная команда, так что есть надежда.

– Тогда давайте начнем, – согласился Колин. – У тебя, может, готово что-нибудь из трепотни?

– Он имеет в виду диалоги, – подсказала Биллу Леони.

– О'кей, дорогая, я еще не забыл киношного жаргона. – Билл улыбнулся.

От Роба не ускользнуло, что они обменялись многозначительными взглядами, и он резко встал.

– Почему бы тебе не отправиться пока в отель, Билл? Отдохнешь с дороги. Лео, а мы, пожалуй, пригласим всех сегодня к себе на рабочий ужин, а?

– Хорошая идея, – согласилась Леони, довольная его энтузиазмом.

– Как ты думаешь, сможешь ты нас чем-нибудь порадовать к тому времени? – спросил Билла Дерен.

– Черт возьми, а чем, по-твоему, я занимался в самолете? – ответил Билл.

Берил сидела на кровати в своем гостиничном номере. Что она наделала? Совсем рехнулась. Только что согласилась провести год в компании Джованни – юноши, которого едва знала. Она брала его на содержание: должна была оплачивать его расходы, отели, покупать ему одежду, кормить. Целый год. Да, сомневаться в этом не приходилось: она просто сошла с ума. Берил сидела неподвижно, словно остолбенев от собственной выходки. Пора было собираться в дорогу. Они с Джованни отправлялись в Вену.

Проблемы с включением Джованни в их туристическую группу не возникло. Еще перед самым началом поездки двое туристов выбыли по болезни, и организаторам тура так и не удалось укомплектовать группу полностью. Так что для Джованни как раз нашлось место, за которое Берил и заплатила; теперь в автобусе у нее появился сосед. О том, как отнесутся к этому остальные, она не смела и думать. Волновало ли это ее? Она не могла сказать с уверенностью. Выглядеть дурой, конечно, не хотелось; да и в глубине души она знала, что Джованни просто-напросто использует ее. Хотя в то же время, и это она тоже знала, он был явно увлечен ею, ему нравилась ее компания. Что ж, это вполне весомый довод.

И тем не менее все это было полнейшим безумием. Что будет потом, когда пройдет год? Расстанутся ли они? А предположим, она влюбится в него? Тогда это будет катастрофой. Берил хорошо знала, что к его заверениям в любви следует относиться с легкостью, шутя и наслаждаясь. И она решила не заглядывать в будущее. Пусть будет то, что будет. В конце концов, она хоть развлечется за это время и утолит свой сексуальный голод, который преследовал ее все унылые годы жизни с Арнольдом. С Джованни было весело, к тому же он умело льстил ей, и это придавало уверенности. Берил, правда, подозревала, что у него капризный, переменчивый нрав, но, по крайней мере, жизнь с ним не обещала быть скучной.

Она покидала Рим, покидала и Аманду. Когда они с Джованни увидели в газетах заголовки о la figlia inglesa и ее знаменитой матери, Берил ужаснулась. Она тут же позвонила на виллу ван дер Вельтов в надежде поговорить с Амандой, но ей вежливо ответили, что мисс Уиллоуби там больше не работает и найти ее можно в "Отель д'Умберто". Когда же она наконец связалась с Амандой в отеле, разговор получился кратким и совсем не таким, как хотелось бы Берил. Она очень надеялась убедить Аманду воздержаться от дальнейших разоблачений в прессе, но Аманда была непреклонна. "Иди к черту, мать… о, извини, я хотела сказать Берил. И не лезь в мою жизнь, поняла?" – вот все, что сказала Аманда, прежде чем бросить трубку, так и не дав Берил рта раскрыть.

Больше Берил уже и не пыталась поговорить с ней. Это была опять та, прежняя Аманда, и возобновлять знакомство с такой негодяйкой ей не хотелось. И снова Берил с горечью думала о том, что, несмотря на все свои старания и заботу о дочери, в чем-то она все-таки промахнулась. Так же как промахнулась и с Арнольдом. И трудно было найти ответ на это мучительное "почему?". Содрогнувшись от горестных мыслей, Берил взяла себя в руки и начала собираться в дорогу. Пора уже было отвлечься от прошлого. Впереди было такое заманчивое будущее. Отныне она будет жить только для себя. Уже с этой минуты.

В половине девятого утра Леони уже была одета и готова к репетиции. Она внимательно оглядела себя в зеркале своей уборной и осталась довольна. В белоснежном шелковом платье, отделанном воздушным кружевом и искусственным жемчугом, оттенявшим тронутую легким загаром кожу, с ниспадающими каскадом роскошными каштановыми прядями, Леони выглядела превосходно. Ее туалет выгодно подчеркивал великолепную фигуру: тонкую талию, полную грудь и крутые бедра. Зеленые глаза сверкали от возбуждения и радостного ожидания.

"Неужели это я, – думала Леони, – всего несколько дней назад такая удрученная болью и печалью, снедаемая ненавистью и отвращением к самой себе?" Теперь с этим было покончено, все осталось в прошлом. Девятнадцать лет назад она поступила так, как сочла разумным, принесла в жертву свои материнские чувства ради блага собственного ребенка. Это стоило ей неимоверных мук и терзаний, которые она пронесла через всю жизнь. Но за совершенную ошибку пришлось платить дважды. Ее личная трагедия, личная боль стали объектом публичного внимания, обсуждения и осуждения. Но, как это ни казалось невероятным, она все-таки выстояла. И победила.

В необычайном волнении Леони вновь и вновь повторяла про себя строчки текста, нервными движениями в который раз подправляя грим. В дверь постучали.

– Мисс О'Брайен, мы вас ждем на площадке, – позвал Джим, второй помощник режиссера.

– Иду, – крикнула она, бросая последний взгляд на свое отражение в зеркале. Резко распахнув дверь, чуть не сбив Джима с ног, она вышла. Джим, весьма впечатлительный юноша, уставился на нее с нескрываемым восхищением.

– Ух, ты! Мисс О'Брайен, вы бесподобны.

Леони была польщена.

– Спасибо, Джим. Ты очень любезен.

– Нет, я не преувеличиваю. Все наши молоденькие красотки рядом с вами просто померкнут.

У Леони как-то вылетело из головы, что она намного старше тех актрис, что снимались в ее фильме, и реплика Джима несколько поубавила в ней уверенности. Они направились по коридору к студийному павильону; подойдя к двери, они услышали звонок, возвещавший о начале репетиции. Джим распахнул дверь, и в павильон вошла Леони. Тишина, воцарившаяся при ее появлении, и изумленные лица коллег с лихвой искупили бестактное замечание Джима, и Леони вновь обрела пошатнувшуюся веру в себя.

Колин Скотт поднялся со своего парусинового стула и шагнул ей навстречу.

– Ну, выглядишь ты что надо, – тихо произнес он. Оглядев знакомые лица – со многими из этих людей она работала уже не один год, – Леони отметила, что на нее смотрят с нежностью и восхищением. Она счастливо улыбнулась всем и была тронута, когда ей предложили стул, на спинке которого было написано ее имя. Стул был явно подобран специально для нее – из черной парусины, с хромированным каркасом, в то время как все остальные были деревянные, обтянутые зеленым полотном. Ее имя было выведено ослепительно белыми буквами. Леони почувствовала, как подступают к глазам слезы, и, обернувшись к своим друзьям, сказала:

– Дорогие мои, вы не представляете, как я тронута вашим вниманием и как я счастлива. – Леони вдруг испугалась, что может и вправду разреветься. Чтобы скрыть смущение, она быстро прошла к своему стулу и села, чувствуя себя и впрямь правящим монархом семнадцатого вена.

Дэйв Келли отпустил пару минут на трогательную церемонию и вернулся к своим обязанностям.

– О'кей, тишина, приготовиться к репетиции, – выкрикнул он даже громче, чем обычно. Вновь прозвенел репетиционный звонок, и Леони, поднявшись со стула, подошла к ярко освещенной площадке, которая выделялась ослепительным пятном в полумраке павильона.

Все с интересом наблюдали, как она входит в роль. В ее игре сразу же угадывался большой сценический опыт: она держалась уверенно, техника ее была безупречна, она легко двигалась по сцене. Ее первая встреча с кардиналом была сыграна блестяще. Диалоги лились гладко, и Колин был восхищен, хотя единственным свидетельством этого было его решение снимать сцену немедленно. Первый дубль оказался испорченным – упала тень от операторского крана, но Леони даже обрадовалась – она чувствовала, что может сыграть еще лучше. Второй дубль получился безупречным, и все вздохнули с облегчением: картина вновь оживала, в нее словно вдохнули свежую струю. К тому времени как подошли к съемкам крупным планом, Леони уже была в своей стихии и только удивлялась, как она могла уйти со сцены. Единственное, что огорчало ее, было то, что Роб не мог увидеть ее триумфа. Хотя потом, за чашкой кофе во время перерыва, она подумала, что его отсутствие было, может, и к лучшему. Не стоит пока акцентировать внимание на своих успехах, надо дать возможность и Робу блеснуть своей игрой.

К полудню сцену отсняли полностью; на площадке царило настроение небывалого оптимизма. Леони вернулась в свой фургончик, взволнованная и довольная собой. Костюмер помог ей раздеться, и она облачилась в шелковое платье-халат. Днем предстояло играть сцену в спальне, где ее героиню будет одевать служанка; диалогов в ней было мало. Времени до начала репетиции оставалось достаточно, и Леони решила пойти в буфет перекусить. Она как раз проходила мимо кабинета Дерека, когда сквозь приоткрытую дверь до нее донеслись обрывки разговора.

– Жаль, Роб не видел ее сегодня, она выглядела потрясающе, правда? Дай-ка мне этот график, Дэйв, будь добр. Спасибо. Нда, у меня в голове не укладывается, как он мог таращиться на ту девчонку – как ее звали?

– Не знаю, – раздраженно ответил Дэйв. – Ты имеешь в виду ту рыжеволосую девку, что была на вечеринке? – Леони застыла на месте, сердце бешено забилось.

– Да. Они же вдвоем куда-то исчезли в самом разгаре вечера. Дурак, она же в подметки Лео не годится.

– Это уж точно, – согласился Дэйв. – Ладно, хватит об этом. У меня тут исправлено, проверь.

– Что это?

– Не знаю. По-моему, идея Колина.

– Он свихнулся. Нам не успеть к этому сроку.

– Ну, если мы будем двигаться такими темпами, как сегодня утром, можем уложиться. Она в отличной форме, ты не находишь?

– Она же профессионал, – как бы между прочим заметил Дерек.

– Да. А этот мальчишка не знает тормозов. И чего он нашел в той девчонке? – презрительно сказал Дэйв.

– А то и нашел, что она девчонка. Вообще, если подумать, в ней есть что-то от О'Брайен. Мне кажется, она могла напомнить ему Леони в молодости, – ответил Дерек. Леони словно приросла к полу.

– Наверняка, – сказал Дэйв. – Интересно, получится у них что-нибудь?

– Кто знает, мой дорогой друг, – философски ответил Дерек.

Леони было довольно того, что она услышала. Пройдя на цыпочках мимо двери, она бегом бросилась в буфет. Мысли путались. Она не могла сосредоточиться. Неужели они говорили об Аманде? Действительно ли Роб увлекся ею? Неужели, ужаснулась она, неужели он был с ней близок?

За завтраком Леони отчаянно пыталась держать себя в руках, чересчур оживленно беседуя с актером, исполнявшим роль кардинала, но едва притронулась к салату. Вернувшись к себе, она прилегла и попыталась успокоиться. Но разум отказывался повиноваться. В три часа пора было репетировать следующую сцену. Леони взглянула на себя в зеркало – лицо пылало, глаза горели – и усилием воли взяла себя в руки. "Не позволяй эмоциям мешать работе, – приказала она самой себе. – Ты выбросишь все это из головы и будешь играть. Ты профессионал и должна вести себя подобающе".

И она вышла на площадку, стараясь следовать своим же советам. Это было нелегко, поскольку обрывки подслушанного разговора всплывали в памяти в самые неподходящие моменты, но она, стиснув зубы, продолжала играть, и никто не заподозрил бушевавшей в ней бури. Покидая вечером студию, Леони думала лишь об одном: она должна объясниться с Робом, и как можно скорее.