Когда команда "Мечей на закате" собралась на дневные съемки, на площадке воцарилось неимоверное напряжение. После инцидента с Карло все нервничали и были на грани срыва. Его отсутствие тяжело переживали: Карло принадлежал к когорте настоящих профессионалов кино, которые всегда готовы выложиться в работе, невзирая на домашние неурядицы, личные трагедии или болезнь; он был словно монолит – как на сцене, так и вне ее. К тому же, неведомо как, просочился слушок, что, вероятно, грядут финансовые трудности. Если кто и сомневался в его правдоподобности, так же как и в том, что у Карло дела плохи, тому достаточно было взглянуть на сосредоточенное, хмурое лицо Леони, появившейся в студии, чтобы понять, что и в самом деле случилось непоправимое.

Перед самым началом дневной репетиции Леони видели спешно покидающей студию; выглядела она еще более раздраженной, чем по приезде. Пронесся очередной слух о том, что ей удалось получить место на вечерний рейс в Лос-Анджелес, куда она отправляется в попытке уговорить своих партнеров продлить сроки съемок. Вслед за Леони появился и Роб, бледный и молчаливый. Он забился в угол площадки и сидел там, ни с кем не разговаривая, в ожидании своей очереди репетировать.

Прошло несколько тревожных часов, прежде чем наспех отрепетированная сцена наконец была отснята. Хотя и Роб, и актер, исполнявший роль кардинала, очень старались, сцена получилась шероховатой. Плохое знание текста актерами, вялая динамика игры – все это сказывалось, и дубли шли один за другим.

Напряжение несколько спало к вечеру, когда Энди Берена, дублер-каскадер Карло, возвратился из госпиталя и сообщил, что ранение не столь опасно, как думали поначалу. Связки руки не повреждены, так что мастерство Карло как фехтовальщика не должно пострадать, хотя в ближайшие несколько недель держать в руке меч он все-таки не сможет. Облегчение, которое все испытали, услышав радостную весть, отразилось и на игре основных актеров. Так что даже появилась надежда на то, что дневная съемка окажется в конце концов удачной.

Энди Берена, ветеран кинематографа, снявшийся чуть ли не в восьмидесяти фильмах, в свои далеко за пятьдесят все еще лихо падал с лошади, прыгал с дерева или с крыши здания. Оставшись на площадке посмотреть финальные съемки, он сидел, сгорбившись, задумчиво наблюдая за тем, что происходит, и отмечая про себя, что настроение всей съемочной группы все еще подавленное. Когда режиссер в последний раз прокричал "снято", Энди вышел на площадку и поднял вверх руку, призывая к тишине. Все оставили свои дела и терпеливо ждали, что скажет Энди, – возможно, есть еще какие-то сведения о Карло.

– Мальчики и девочки, – сказал Энди, оглядывая обращенные к нему мрачные лица, – я знаю, что все мы огорчены тем, что произошло сегодня утром, и очень тревожимся как за Карло, так и за Роба. – Послышалось одобрительное бормотание. – Но все мы также знаем и то, что Карло надеется на нас, на то, что мы продолжим работу и сделаем этот фильм лучшим фильмом с его участием. Мы просто обязаны сделать это для него, не так ли? Поэтому, как мне кажется, всем нам надо взбодриться и запастись положительными эмоциями, а чтобы помочь этому, я собираюсь устроить вечеринку, – тут он ухмыльнулся, лукаво оглядывая всех, – а что это такое – многие, кто бывал у меня в гостях, знают, так ведь? – Одобрительные возгласы переросли в рев ликования. Большинство знали, что Энди был асом кинематографа по части вечеринок. – О'кей, итак, договоримся на пятницу вечером: почти все знают, где я живу, так что жду вас около девяти, с собой прихватить по бутылке и много-много девочек.

Все расходились маленькими группками, обсуждая новости и смеясь, лишь Роб покидал площадку в одиночестве. Он знал, что сегодня днем он своей добросовестной игрой попытался в какой-то мере сгладить вину, но тем не менее сейчас ему все равно было не до компании. Он до сих пор не мог отойти от той головомойки, что устроила ему Леони. Она обошлась с ним, как с провинившимся школьником, и, хотя он и понимал, что она имеет право злиться, ее менторский тон взбесил его. Они наговорили друг другу кучу обидных слов, о чем оба будут потом жалеть, и Леони в ярости покинула студию, оставив его разозленным и в то же время обиженным.

Вдруг он почувствовал легкое похлопывание по плечу. Он обернулся и увидел жизнерадостное, открытое лицо Джованни Фрескальди.

– Эй, Роб, – сказал он, – хорошие новости о Карло. Хочешь, пойдем выпьем пива, а потом, может, по пицце съедим? Я слышал, Леони улетела в Лос-Анджелес, а что тебе одному оставаться?

– Спасибо, Джон, но нет, – ответил Роб. – Думаю, лучше пойду домой и напьюсь в одиночку. Я сегодня что-то не расположен к компании.

– О'кей, – непринужденно сказал Джованни. – Но ты придешь в пятницу на вечеринку?

– Конечно, – мрачно ответил Роб, – почему нет? Я приду. Ничего лучшего у меня не предвидится.

Прошло две недели, как Аманда побывала на "Чинечитта", и с тех пор она больше ни разу не видела Джованни. Она несколько раз заходила в "Ла Моска", но все впустую: съемочная группа "Мечей на закате", как ей удалось выяснить, работала на натуре, где-то южнее Рима. Она решила дождаться их возвращения, прежде чем предпринимать новые шаги.

Чтобы как-то убить время в свой выходной, пришедшийся на пятницу, она отправилась побродить по городу. Вот уже месяц, как она была в Риме, но так толком ничего и не видела. Как любой гость Рима, она в первую очередь направилась на Пьяцца ди Спанья, знаменитую своей испанской лестницей, которая одновременно служила и местом встреч, и ориентиром для туристов, и излюбленным объектом фотосъемок.

Подойдя к подножию лестницы, намереваясь взобраться на самый верх и оттуда полюбоваться великолепным видом города, она оказалась рядом с газетным киоском. Случайно в поле ее зрения попала фотография в утреннем выпуске "Мессаджеро", ежедневной римской газеты. Хотя фотография была и не очень четной, Аманда сразу же узнала на ней Роба Фентона. Она тут же купила газету и, так и не покорив испанскую лестницу, присела за столик близлежащего кафе почитать статью, сопровождавшую снимок. Поначалу она никак не могла вникнуть в смысл написанного по-итальянски, но под фотографией Роба была другая – чуть поменьше – итальянского актера Карло Филлиппи, и крупными буквами было выведено слово accidente. Постепенно до нее дошло, что на самом деле произошел несчастный случай, в котором как-то замешан Роб Фентон, и что итальянец серьезно ранен. Леони О'Брайен вылетела в Лос-Анджелес, и высказывалось предположение, что, возможно, съемки картины прекратятся. Для Аманды это было ударом. У нее так хорошо все складывалось, а теперь, похоже, главные персонажи ее маленькой драмы исчезнут из поля зрения.

Углубившись в свои мысли, она не сразу заметила, как кто-то остановился возле нее. Почувствовав, что за ней наблюдают, она подняла взгляд и, к своему изумлению, оказалась лицом к лицу со своей приемной матерью.

– Аманда, – сказала Берил, радостно улыбаясь, – я так и подумала, что это ты. Мне не хотелось беспокоить тебя, когда ты работаешь, но я была уверена, что рано или поздно наткнусь на тебя где-нибудь в городе.

Конечно, Берил предупреждала ее, что собирается в Рим, но Аманда была так поглощена своими планами, что не придала тогда этому значения. Она быстро сориентировалась, постаравшись скрыть свое удивление.

– Рада тебя видеть, – сказала она. – Присоединишься ко мне? Я закажу тебе что-нибудь. Жара ужасная, правда?

– Да, – согласилась Берил, – пожалуй, я что-нибудь выпью. Это что у тебя – лимонный сок? Выглядит аппетитно.

Аманда с интересом разглядывала Берил. Она была совершенно другая: во-первых, выглядела лет на десять моложе и, светловолосая, с легким загаром и в простом, но элегантном черно-белом летнем платье, смотрелась очень эффектно. Для Берил, которую она знала раньше, такой эпитет был бы совершенно неуместен.

– Ты выглядишь чудесно, – сказала Аманда, когда Берил села напротив. Та смущенно тронула свои светлые кудри.

– Да, спасибо, похоже, всем моя прическа нравится.

Аманда с удивлением обнаружила, что искренне рада видеть Берил. Она вдруг поняла, что привязана к своей старушке, – в конце концов, Берил всегда старалась делать все возможное для ее блага. Но в то же время Аманда никак не могла смириться с тем, что она заняла место ее настоящей матери. Как бы то ни было, вновь увидеться с ней Аманде было приятно.

– Как работа? – осторожно спросила Берил.

– Все в порядке, – пожала плечами Аманда. – Мальчишки, конечно, негодяи, но родители – люди неплохие. И дом у них замечательный.

– О, милая, я тебе сочувствую – жаль, что мальчики попались озорные. Но ведь дети бывают иногда такими трудными, ты же знаешь. – Она осеклась, поняв, что сказала лишнее, но Аманда, в этот момент заказывавшая для нее сок, казалось, пропустила ее слова мимо ушей. – Ну, и как эти Вандербильты относятся к тебе? – продолжила Берил, быстро переключившись на менее опасную тему.

– Ван дер Вельты, – поправила Аманда. – Они богаты, но не баснословно.

– Да, конечно, – улыбнулась Берил. – И как ты думаешь, ты будешь здесь счастлива?

– Я не собираюсь здесь надолго задерживаться, ты же знаешь.

– О! И что же ты собираешься делать дальше?

– У меня есть кое-какие планы, – загадочно сказала Аманда, и в ней опять проснулось ее прежнее высокомерие.

Берил какое-то мгновение изучала ее и вновь задавала себе вопрос: где же она промахнулась?

– Как тебе Рим? – поинтересовалась Аманда, прервав короткую паузу.

– По-моему, это самое красивое место из всех, что я видела, – просто ответила Берил.

– А куда ты едешь дальше?

– В Вену. – Лицо Берил приняло мечтательное выражение. – Но здесь я пробуду по меньшей мере неделю.

"Проклятье!" – подумала Аманда. Вновь увидеть Берил было, конечно, приятно, но она вовсе не хотела, чтобы та путалась под ногами, мешая осуществлению ее замыслов.

– Ты с кем-нибудь подружилась? – спросила Берил, заметив, что Аманда уже отвлеклась и явно думает о чем-то своем.

– Нет. Я так занята, что даже не остается времени на знакомства, – солгала Аманда.

И в этот момент через всю площадь до нее донесся восторженный возглас:

– Синьорина Аманда, buongiorno.

К их столику быстро приближался Джованни, счастливая улыбка озаряла его лицо. Аманда была рада его видеть, но предпочитала, чтобы в этот момент она оказалась одна. Однако шансов избавиться от Берил не было. Она уютно устроилась за столиком и, потягивая сок, с поразительным интересом разглядывала молодого красивого итальянца.

– Синьорина, я так рад, что нашел вас. – Джованни вдруг запнулся, заметив Берил, и взгляд его просиял. – О, прошу меня извинить. – Он вежливо поклонился в сторону Берил, и Аманде ничего не оставалось, как смириться с ее присутствием.

– Джованни, – сказала она, – это моя подруга, Берил Уиллоуби. – Она с вызовом взглянула на Берил, чтобы та не смела проговориться. Берил затаила дыхание и внимательно посмотрела на дочь. Аманда продолжала: – А это Джованни Фрескальди. – Берил протянула руку. Вместо пожатия Джованни, склонившись, галантно поцеловал ее.

– Очень рад, синьора, – пробормотал он.

– Добрый день, синьор Фрескальди, – сказала Берил, слегка зардевшись.

– Могу я к вам присоединиться, милые дамы?

И не успела Аманда открыть рот, как Берил уже ответила за нее:

– Будем очень рады, синьор.

У Аманды перехватило дыхание. Это была вовсе не та застенчивая, скромная Берил, которую она знала. Аманда оказалась в затруднительном положении: она хотела разузнать у Джованни, что же произошло у них на съемках и как это отразится на судьбе фильма, выведать, что будет с Леони и Робом, но в присутствии Берил задавать такие вопросы ей не хотелось.

– Джованни, – сказала она, – я рада, что встретила тебя. У меня есть кое-что на примете для твоей сестры. Если она еще не нашла работу, я тогда разузнаю поподробнее. Может, мы попозже увидимся? – Все это было чистейшей выдумкой; она давно уже забыла о его сестре и вспомнила лишь сейчас, но подыскать что-нибудь она все-таки попробует: друзья ван дер Вельтов очень часто меняли прислугу, и наверняка где-нибудь отыщется местечко. Сейчас Аманде важно было договориться о встрече с Джованни наедине.

– Очень любезно с твоей стороны, – сказал Джованни, улыбаясь Берил, – но София уже нашла работу. Я рад, что встретил тебя, потому что хочу пригласить сегодня на вечеринку. Там соберется вся наша съемочная команда. Будет очень здорово.

У Аманды замерло сердце.

– Вечеринка. Я с удовольствием пойду, – охотно согласилась она. Только бы газета не ошиблась и Леони действительно была в Лос-Анджелесе. Тогда она сможет всерьез заняться мистером Фентоном.

– Я так рад, – сказал Джованни. – И, может быть, – он обратил на Берил теплый взгляд своих глубоких карих глаз, – может быть, твоя очаровательная подруга тоже придет?

"О нет, – подумала Аманда. – Пожалуйста, только не это!"

– Это очень мило с вашей стороны, – смущенно сказала Берил, – но думаю, что я не смогу.

– Но, синьора, там будут просто мои друзья – актеры, люди кино, – Аманда знает их… они все прекрасные ребята.

– Я уверена, что так оно и есть, – сказала Берил. – Просто я не очень уютно чувствую себя на вечеринках. – Она вновь застенчиво улыбнулась ему.

– Как жаль, – вздохнул Джованни и вдруг просиял: – Но, синьора, вы разрешите мне как-нибудь в другой раз пригласить вас? – Он смотрел на нее горящим взглядом.

Аманда изумленно наблюдала за ними, недоумевая, что же все-таки происходит. Черт возьми, не мог ведь Джованни влюбиться в ее собственную мать! Она, должно быть, лет на двадцать пять старше него. Аманда ждала, что скажет Берил.

– Вы любите музыку, синьор Фрескальди? – осторожно спросила Берил.

– Пожалуйста, зовите меня Джованни, синьора… Да, я очень люблю музыку.

– У меня есть лишний билет в оперу на завтрашний вечер. Может быть, вы захотите пойти со мной?

Джованни просиял, словно ему была дарована величайшая милость.

– О, синьора, это было бы замечательно. Дайте мне ваш адрес, и я зайду за вами в отель.

– Нет, – твердо сказала Берил, и в лице ее промелькнул испуг. – Пожалуй, будет лучше, если мы встретимся у teatro.

– Как прикажете, синьора, – галантно произнес Джованни.

Берил, вдруг разволновавшись, засобиралась.

– Думаю, мне пора, – поспешно сказала она, вставая из-за столика. – Уже довольно поздно, а мне еще нужно отыскать свою группу. Была очень рада видеть тебя, Аманда. Надеюсь, мы скоро опять встретимся. И вас, синьор… Джованни, – робко сказала она, – жду вас в субботу, в опере.

– Конечно, – Джованни вскочил, ослепительно улыбаясь. – Буду счастлив видеть вас. Arrivederci, синьора Берил. – Он долго смотрел ей вслед, пока она спускалась по Виа Систина, затем сел за столик и взглянул на Аманду. – Очаровательная женщина, твоя подруга, – сказал он с улыбкой. – Ты не находишь, Аманда?

Аманда спокойно посмотрела на него.

– Она действительно замечательная, Джованни. Ну, так что там насчет вечеринки?..

Леони стремительной походкой прошла на террасу ресторана отеля "Беверли Хиллз". Темно-зеленый декор внутреннего дворика и пышная листва деревьев дарили желанную прохладу, и Леони почувствовала, как разливается в ней спокойствие. Она только что преодолела изнурительный маршрут по запруженным в эти утренние часы пик городским автострадам, да к тому же под покровом лос-анджелесского смога. И вот сейчас неутомимое калифорнийское солнце начинало пробиваться сквозь дымку, обещая к полудню нестерпимую жару.

Леони была слегка раздражена тем, что, хотя она и появилась точно к назначенному часу, приглашенные ею на завтрак уже сидели за круглым столиком в углу террасы. Марвин Мэндел, холеный, преуспевающий калифорниец средних лет, поднялся, приветствуя ее ослепительной улыбкой. Его серо-стальные волосы были подстрижены ежиком, подтянутую фигуру подчеркивал великолепно сшитый, с серебристым отливом костюм. Марвин был образчиком удачливого американского бизнесмена и к тому же одним из самых влиятельных продюсеров в кинематографе. На редкость обаятельный, он, тем не менее, в делах был крайне жестким, как кожа старого башмака. Леони знала, что ей придется использовать весь свой запас хитрости и решимости, чтобы убедить его выложить еще миллион долларов, который был необходим для завершения съемок "Мечей на закате".

Его компаньон, Джуд Тэйлор, тоже поднялся при появлении Леони. Он был значительно моложе Марвина и одет был намного проще – в хлопчатобумажную рубашку и брюки, а темно-серый льняной пиджак "Армани" висел на спинке стула. Непринужденная манера одеваться сочеталась с его мальчишеской привлекательностью и дружелюбием, сквозившим в его облике. Отец Джуда, ныне покойный, был владельцем большой киностудии, и Джуд унаследовал от него не только солидный капитал, но и блестящие способности и деловую хватку.

Оба, казалось, были рады встрече с Леони, но она вовсе не заблуждалась в отношении такого благодушия. Все они знали, что за завтраком их ждет колоссальная битва за финансовые интересы.

– Какая радость, Леони, – начал Марвин, легким поцелуем касаясь ее щеки. – Ты выглядишь, как всегда, великолепно.

Леони-то знала, что после утомительного перелета из Рима и всего лишь нескольких часов сна она никак не могла выглядеть великолепно, но тем не менее улыбнулась комплименту и села к столу. Партнеры присоединились к ней.

– Ты тоже неплохо выглядишь, Марвин. Дела идут хорошо?

Марвин пожал плечами, как Леони и предполагала. Заставить его признаться в том, что он делает большие деньги, было так же нелегко, как решиться удалить зуб.

– Так себе, – ответил Марвин.

Для Леони такой ответ означал, что ему, вероятно, перепала за неделю еще пара миллионов. Она слегка приободрилась. Если у Марвина есть приток наличных, ее задача несколько упрощается.

Джуд остановил пробегающего мимо официанта.

– Еще один апельсиновый сок, для мисс О'Брайен, – сказал он, указывая на свой полупустой стакан сока. Затем с улыбкой взглянул на Леони. – Ты готова что-нибудь заказать? Если я правильно понял, твой традиционный выбор – вафли и кофе?

Леони расхохоталась, вспомнив, как раньше все подсмеивались над ее пристрастием к превосходным вафлям, которые подавали в отеле.

– Мне нельзя, но устоять невозможно. – Да и нужно было хоть немного поднять сахар в крови – не мешало запастись энергией перед предстоящими переговорами.

– Чепуха, – заметил Марвин. – Тебе, Леони, повезло – у тебя превосходная фигура. Я же вот вынужден довольствоваться яйцом всмятку да ржаным хлебом. А что ты возьмешь, Джуд?

– Яичницу с ветчиной, гренки, кофе. – Леони знала, что съеденные калории Джуд потом с лихвой отработает на теннисном корте.

В ожидании завтрака они коротали время в легкой беседе. Американцы интересовались, как Леони перенесла полет, посвятили ее в некоторые голливудские сплетни, вспомнили общих знакомых в Европе. Леони отвечала на вопросы машинально, ее больше волновало, что последует за этой светской болтовней.

Принесли заказ, и на какое-то время за столом воцарилось молчание – все были заняты едой. Леони наслаждалась запретным лакомством, когда вдруг первым заговорил Марвин:

– Какая неудача с этим поединком.

Леони неторопливо отпила кофе, потом твердо сказала:

– Это был несчастный случай, Марвин, не более. Соблюдались все меры предосторожности.

– Конечно, я и не сомневаюсь в этом. Я знаю тебя, Леони, ты очень щепетильна в таких вопросах. Как бы то ни было, ты не станешь отрицать, что у нас в связи с этим возникнут большие проблемы. – Он печально покачал головой.

– Как на самом деле это произошло? – спросил Джуд.

– Как всегда бывает в подобных случаях, – ответила Леони. – Знаешь, эти батальные сцены… Дюйм-два в сторону и… – Она не стала договаривать, предоставив им свободу воображения. Хотя она все еще была сердита на Роба, отдавать его на съедение этим волкам она, разумеется, не собиралась.

– А я слышал совсем другое, – резко сказал Джуд. – Говорят, Роб отличился. – Он в упор посмотрел на нее: в его лице не осталось и тени мальчишеского задора.

– В таком случае тебя дезинформировали, – заявила Леони, так же твердо глядя ему в глаза. – Я же сказала, что произошел несчастный случай. Ты намерен спорить? – Ее зеленые глаза вспыхнули. Джуд заерзал на стуле, почувствовав себя неловко под ее взглядом, который она не отводила, словно вынуждая его отказаться от своих слов.

Марвин наклонился через стол и легонько похлопал ее по руке.

– Слушайте, вы, оба, мы здесь не для того, чтобы кого-то обвинять. Мы собрались, чтобы попытаться найти выход из сложившейся ситуации. Хотя, – добавил он, скривив рот, – похоже, твой юноша обойдется тебе недешево. – Испепеляющий взгляд Леони заставил его поспешно продолжить: – Боюсь, дополнительные две недели съемок съедят твои прибыли, Леони.

Ах, вот оно что, подумала она. Похоже, к концу дня они все-таки собираются найти деньги. Сейчас ее только это и волновало, а прибыль – черт с ней. Главное – выпутаться из этой истории.

– И на сколько же? – деловым тоном спросила она, глядя в глаза Марвину.

Мужчины переглянулись. Марвин прокашлялся.

– Ты должна понять, Леони, речь ведь идет не только о затратах на дополнительные съемки. Могут возникнуть большие проблемы со страховкой. Насколько серьезно ранен этот парень?

Леони почувствовала, что любимые вафли уже не вызывают у нее прежнего восторга. Она резко отодвинула блюдо и отпила апельсинового сока. Она знала, что Карло, каким бы замечательным парнем ни был, непременно предъявит компании иск за увечье. Он не упустит этого.

– Довольно тяжело, – призналась она. – И ты прав, он, вероятно, поднимет этот вопрос. Но ведь страховой полис покроет все издержки?

– Да, конечно, – согласился Марвин, – но это еще не все… – Он заколебался.

Джуд продолжил за него:

– Дело в том, Леони, что подобные инциденты слишком нервируют людей. Как только просочились слухи о несчастном случае, мы лишились части финансовой поддержки в нашем новом большом проекте – научно-фантастическом фильме, который мы собирались запускать в следующем году. Как тебе известно, мы уже потратили огромные деньги на подготовительную работу и не можем себе позволить выйти из игры. Так же, как не можем искать другие источники финансирования. Вывод из этого напрашивается один: если мы кинемся спасать "Мечи на закате", деньги на это нам придется выложить из собственных карманов, но тогда финансировать "Рассвет на Юпитере" будем за счет кассовых поступлений от твоего фильма.

Негодяи, подумала Леони. Конечно же, им ничего не стоило найти деньги, если бы они этого действительно хотели. Но иначе такие, как Марвин и Джуд, не были бы богаты, упусти они возможность быстро обернуть капитал. Под предлогом этого инцидента они хотели втянуть ее в финансирование "Рассвета на Юпитере", но в данный момент ей ничего другого не оставалось, как только согласиться.

– Разумеется, моя милая, ты не обязана соглашаться на наши условия. Ты вправе обратиться к кому угодно, – ласковым тоном произнес Марвин. – Но не думаю, что тебе легко удастся достать деньги.

– Сейчас очень туго с наличностью, – добавил Джуд. – Кризис на Ближнем Востоке ударил по ценам на акции и взвинтил банковские учетные ставки. У нас нет выбора, мы вынуждены считаться с этим. – Джуд говорил резко. Он не оставлял Леони ни одной лазейки.

– У нас нет никаких сомнений в том, что "Мечи на закате" побьет все кассовые рекорды и мы заработаем на нем кучу денег в конечном итоге. – Марвин ободряюще посмотрел на Леони.

Леони знала, что бессильна бороться. Сейчас она бы с великим удовольствием свернула Робу шею. Ей оставалось лишь красиво сдаться.

– Что ж, джентльмены, если это единственно возможный выход, пусть будет так. – Она улыбнулась им обоим, неискренне, но эффектно. – А сейчас, если позволите, мне надо ехать. Вы сможете связаться с Дереком в Риме и подтвердить ему все финансовые условия?

– Нет проблем, – по-деловому ответил Джуд и щелкнул пальцами, подзывая официанта. – Счет, пожалуйста.

– Что ж, было очень приятно вновь увидеть тебя, Леони. – Марвин говорил так, будто предыдущего разговора вовсе не было. – Через пару месяцев мы наведаемся в Европу. Нам надо будет собраться всем вместе и посмотреть черновой вариант картины.

– Да, конечно. – Леони знала порядок. – И, разумеется, вместе поужинаем.

И вновь улыбки, комплименты – и наконец Леони вышла из отеля и устремилась по безупречно ровным дорогам Беверли Хиллз. Движение несколько спало, и ей удалось довольно быстро добраться до бульвара Сансет, где находился отель "Шато мармон", в котором она остановилась. Войдя в свой номер, Леони скинула туфли, блаженно растянулась на кровати и потянулась к телефону. Пора было поговорить с Робом. Она пыталась дозвониться ему прошлой ночью, когда прилетела, но дома его не оказалось. Сейчас, чувствуя себя одиноко в этой большой пустоватой комнате, она хотела слышать родной голос. Леони протянула руку к телефону, и в тот же миг раздался звонок. Она с надеждой схватила трубку. Это, должно быть, Роб: звонит узнать, как прошла встреча.

– Привет, дорогая, – услышала она слишком хорошо знакомый голос. Леони готова была расплакаться от разочарования. Билл, этот чертов Билл. Господи, как ему удалось разыскать ее? Очень просто, тут же сообразила она. Весь город уже знал о ее приезде, ведь в Голливуде слухи распространяются быстрее, чем где бы то ни было. Ох уж этот Голливуд!

– Привет, незнакомец, – она попыталась придать своему голосу легкость и дружеский оттенок, хотя внутри вся кипела. – Как ты узнал, что я здесь?

– Ты же меня знаешь, детка, я тебя чувствую на расстоянии мили.

– Благодарю, – сухо сказала Леони.

– Мой нюх меня никогда не подводит. Твой аромат донесся до меня еще с неба, пока ты летела, а потом подсказал, что ты приземлилась в Западном Голливуде. – Билл Ньюман был, как всегда, любезен. Чересчур любезен, подумала Леони.

– Где ты? – спросила она и тут же пожалела об этом.

– На Лорел-авеню, – ответил он – Я снял на несколько месяцев старый дом Микки Руни. Работаю над новым проектом. Горячая вещица.

– Рада за тебя. – Леони все еще пыталась сохранить дружеский тон, но держать дистанцию.

– Нет, действительно, дорогая, это грандиозный проект. Я в конце концов добился его.

Чушь собачья. Леони знала, что все это чушь, и Билл был самым большим трепачом из всех. Да она и не могла не знать – восемь лет она была за ним замужем.

– Фантастика, Билл, – неискренне сказала она. – Я действительно рада за тебя.

– Послушай, любовь моя, почему бы тебе не заехать ко мне? Я бы с удовольствием показал тебе свой проект – ты ведь всегда умела отличить хороший сценарий.

Опять чушь, подумала Леони. Я никогда не умела выбирать хорошие сценарии. Если бы умела, не бегала бы сейчас с протянутой рукой в поисках денег. Внутренний голос подсказывал, что не следует ехать к Биллу. Она знала, что встреча, как всегда, обернется ночной попойкой. Но они так давно не виделись – а ведь когда-то были хорошими друзьями и хорошими любовниками.

– Хорошо, я приеду около шести вечера. Но у Билла были другие планы.

– Почему бы тебе не приехать прямо сейчас? Провела бы со мной деловой завтрак.

– У меня он как раз только что закончился, – сказала Леони.

– Так проведем еще один. Давай, милая, дорога ложка к обеду, я не могу ждать до вечера.

Леони рассмеялась, обезоруженная его прямотой.

– Ты не меняешься. Сколько лет мы уже в разводе?

– Восемь. Но кто считает?

– Ты, очевидно, – съязвила Леони. – Хорошо, дай мне время переодеться, и я скоро приеду. – Билл умел шутить и заряжать весельем других, но только когда бывал трезвым. Леони вздохнула. Она могла бы быть счастлива с Биллом до конца своих дней, если бы не одно обстоятельство – он был алкоголиком, как ни тяжко было это сознавать.

Они встретились, когда Леони впервые приехала в Голливуд, четырнадцать лет назад. Молодая, незащищенная и очень ранимая после пережитого разрыва с Симоном, рождения и потери Аманды, она пыталась любыми средствами уйти от суровых реалий, которые преподносила ей до сих пор судьба. После тяжелой и нудной работы в провинциальных театрах ей удалось сыграть пару удачных ролей на сценах Уэст-Энда, которые принесли ей хотя и небольшой, но очень важный для нее успех и ангажемент на сезон от самой престижной театральной компании Великобритании. О ней уже начинали говорить как о наиболее многообещающей молодой актрисе. Леони понимала, что бросить все и сорваться в Голливуд, подчиняясь лишь своему капризу, было верхом безрассудства, но тогда ей казалось, что, только покинув Англию, сможет она оставить в прошлом боль и печаль, от которых до сих пор страдала.

Они познакомились на голливудской вечеринке; это был не обычный парад павлинов, куда важно было прийти других посмотреть и себя показать, но встреча для узкого круга, которую устраивал сокурсник Леони по лондонской драмшколе, чтобы отметить свой большой, хотя впоследствии и оказавшийся недолгим, успех в кино. Среди гостей было несколько театральных актеров с Восточного побережья Штатов; известный режиссер, который руководил лос-анджелесским театральным центром; композитор, написавший чудесную музыку к научно-фантастическому фильму; несколько писателей, выдающийся поэт, который творил на библейские темы. Билл был совсем не чужим в этой компании. Леони нашла его не только обаятельным, но и на редкость эрудированным. Мгновенно вспыхнувший интерес оказался взаимным. И лишь потом она узнала о его репутации по части женщин и алкоголя.

В тот вечер все ей показалось необыкновенным – и окружение, и музыка, и остроумная беседа. Билл и сам был заворожен очаровательным созданием с раскосыми зелеными глазами, копной медных волос и тонкой, ранимой душой. Он держал ее руку, и рядом с ним она чувствовала себя спокойно и уверенно. Билл был на несколько лет старше, и его теплота казалась ей сродни отцовской. Прошли месяцы, и Биллу удалось наполнить ее жизнь новым содержанием и смыслом. Вскоре после знакомства Леони переехала в его дом в Малибу. Она помнила, как подолгу бродили они по песчаным пляжам, наблюдали за радостной возней птиц и собак, и эти часы были одними из самых счастливых в ее жизни.

Для литературного творчества Билла этот период оказался удивительно плодотворным. Он говорил, что это Леони вдохновляет его; уже потом она узнала, что его вдохновение рождалось новыми связями. Карьера Леони набирала силу во многом благодаря сценариям, которые Билл написал для ее первых двух фильмов. По настоянию Билла она пару раз появилась и на сценах лос-анджелесских театров в пьесах Ибсена и Сартра; постановки, хотя и не имели коммерческого успеха, подтвердили ее репутацию незаурядной актрисы. Билл подсказывал ей, что на начальном этапе карьеры появляться на сцене необходимо, если ты хочешь, чтобы к тебе относились серьезно.

Постепенно его творение превзошло самые смелые ожидания. Леони очень скоро стала популярной и обошла в этом Билла, и алкоголь, который временно отошел у него на второй план, вновь стал во все большей степени определять его жизнь. С пьянством начались и измены, и шумные скандалы, и бессонные ночи, когда Леони пыталась заставить его понять, что он губит не только себя, но и их брак. Как всегда, на следующий день он, исполненный раскаянием, дрожа и всхлипывая в ее объятиях, бормотал бесконечные обещания исправиться. И действительно, на пару месяцев он затихал, но потом, возвращаясь домой со студии в радужных надеждах, она вновь обнаруживала, что он ушел. Исчезал Билл, как правило, на несколько дней, оставляя Леони в страшной тревоге и отчаянии.

Его загулы не отличались разнообразием: бесконечные бессонные ночи с попойками в компании всегда новых, подающих надежды молодых актрис. Пять лет боролась Леони за этот брак, но постепенно стала понимать, что сможет состояться в этой жизни как личность и как актриса только без Билла. Но, даже и придя к такому решению, она не предполагала, что ей будет так тяжело пережить развод. Ее не покидало ощущение большой жизненной неудачи, тем более что ее выбор был сознательным. Однако лишь только развод был оформлен, она испытала удивительное чувство свободы – вернее даже, независимости, которого раньше не знала. Наконец она могла сама распоряжаться своей жизнью. Но нежное чувство, которое Леони испытывала к бывшему мужу, так навсегда и не исчезло, и она оставалась благодарна ему зато счастье, что он подарил ей в первые годы их супружества.

Леони подъехала к дому Билла на Лорел Авеню и некоторое время оставалась в машине, разглядывая его фасад. Дом был сравнительно скромным по голливудским меркам. Он стоял за высокими чугунными воротами, призванными отпугивать непрошеных гостей. Этот уголок Голливуда уже давно облюбовали как место свиданий гомосексуалисты.

Билл услышал, как она подъехала, и уже стоял в дверях, ухмыляясь. Леони всегда радовалась встрече с ним, но сейчас ее поразило, как он постарел за то время, что они не виделись. Они нежно поцеловались на пороге, и Билл проводил ее в дом, такой же просторный и прохладный, как и римский palazzo Леони. Полы устилали старинные персидские ковры, в обстановке было кое-что из французской и английской мебели восемнадцатого века, стены украшали миниатюры импрессионистов. Леони вдруг осознала, что именно жизненного опыта Билла и тонкого понимания искусства не хватало Робу. Ей приходилось учить Роба всему, чему научил ее в свое время Билл – и иногда ей очень хотелось, чтобы рядом оказался зрелый мужчина. Но она тут же вспоминала о пьянстве, и тоска по Биллу уходила.

– Ты превосходно выглядишь, – приветствовал ее Билл. – За тебя что, стареет какой-нибудь твой портрет, спрятанный на чердаке? – Леони рассмеялась, оценив его шутку. Билл всегда был щедр на комплименты. И этого тоже ей теперь не хватало.

Леони бродила по дому, отмечая знакомые предметы, сохранившиеся с тех пор, как они были вместе. Это были вещи, которые они вместе выбирали и которые она оставила уходя. Леони тогда ничего с собой не взяла – не хотела, чтобы хоть что-нибудь напоминало ей об этом браке. И вот сейчас, стоя посреди гостиной, она с ностальгией рассматривала окружавшие ее предметы, которые привез сюда Билл из их дома. – Садись, пожалуйста, дорогая. Чувствуй себя, как дома, – донесся до нее из кухни счастливый голос Билла. – Почему бы тебе не поставить какую-нибудь музыку?

Леони подошла к музыкальному центру и выбрала пьесу Равеля. Ей всегда казалось, что в музыке Равеля есть налет сладкой грусти, и это как раз соответствовало настроению момента.

В гостиной появился Билл, держа в руках стаканы с какой-то кремовой жидкостью.

– Боже, что это? – спросила Леони, которая ожидала увидеть традиционный калифорнийский апельсиновый сок.

– Не шути так, – обиженно сказал Билл. – Неужели ты забыла свой любимый напиток?

Леони задумалась на какое-то мгновение и вспомнила.

– Конечно же, ананасно-кокосовый сок. Потрясающе! – Ее тронуло, что Билл до сих пор помнил ее вкусы. Очень давно, когда она только приехала в Штаты, этот напиток был калифорнийской новинкой.

Они сели напротив и улыбнулись друг другу.

– Бог мой, Леони, ты выглядишь так прелестно, что тебя нельзя не трахнуть.

Леони похолодела. И рассмеялась, чтобы скрыть свое смущение. Билл ей нравился, но она вовсе не собиралась ложиться с ним в постель.

– Даже не думай об этом, – отшутилась она, но намек был понятен.

– Что ж, тогда за тебя, малышка, – сказал Билл, поднимая свой стакан.

– Лучше расскажи мне о своем новом проекте. – Леони попыталась направить беседу в более безопасное русло. К ее удивлению, Билл промолчал. Последовала долгая пауза – он задумчиво рассматривал содержимое своего стакана.

– Никакого проекта нет, – наконец проговорил он.

– Что ты хочешь этим сказать? – Леони была озадачена. – Ты, кажется, говорил…

– Никакого проекта нет и не было. Вот уже несколько месяцев у меня нет никаких заказов. – Впервые она почувствовала, что Биллу горько. Конечно, он и раньше часто жаловался ей на то, что остается непризнанным талантом, который достоин лучшего, переживал, что его так ни разу и не представили к награде Академии киноискусства, но тогда они оба верили в то, что для него настанут лучшие времена. Сейчас Леони с удивлением и тревогой всматривалась в его лицо.

– Дорогая, мне нужны деньги. Я полностью разорен. – Леони вдруг разозлилась: не потому ли он пригласил ее к себе?

Она долго смотрела на него и внезапно решила.

– О'кей, сколько тебе нужно? – Вновь последовала долгая пауза. Билл, униженный, сидел молча. Взглянув на него, Леони почувствовала, что злость проходит. Ей стало его жаль. Он выглядел старым и разбитым. – Что случилось с тобой? – спросила она. В ее голосе звучала нежность. – Почему ты не пытаешься найти работу, ведь ты же чертовски хороший писатель. Почему?

– Я, я… – начал было Билл. Он заерзал в кресле и пробежал рукой по редеющим серебристым волосам. – Я иссяк. – Он грустно улыбнулся.

– Господи, Билл. – Леони просто не знала, что сказать. Внезапно ее осенило.

– Послушай, милый, у меня родилась великолепная идея. Почему бы тебе не написать сценарий для меня и Роба? Видит Бог, с хорошим сценаристом мы бы сделали замечательный фильм. Что ты на это скажешь?

На какое-то мгновение его глаза зажглись надеждой, но тут же погасли.

– Я не хочу твоей жалости, Лео, – мрачно произнес он.

Леони охватила совершенно оправданная злость.

– Как же, а деньги у меня брать ты не стесняешься. – Увидев, как вздрогнул от ее упрека Билл, она тут же пожалела о своих словах. – Нет, извини, я не то хотела сказать. Извини. – Она поняла, что дальнейший разговор не имеет смысла. Открыв сумочку, она достала чековую книжку, выписала на имя Билла Ньюмана чек на десять тысяч долларов и молча положила его под свой стакан с недопитым соком. Затем встала и направилась к выходу. У двери она остановилась. – Пока, Билл. Не звони мне, я сама тебе позвоню.

Через три часа она уже была в самолете, возвращаясь в Рим.

Когда Аманда появилась на квартире Энди Берена, вечеринка уже была в самом разгаре. Было шумно и весело. Просторная, двухэтажная квартира Энди едва вмещала гостей; собралась почти вся съемочная группа – без малого сто человек.

Энди снимал квартиру на пару со своим дублером Гэсом Джоунсом, бывшим боксером, и именно Гэс открыл дверь, когда Аманда робко позвонила. На его квадратном лице отразилось легкое недоумение, словно он чувствовал себя виноватым в том, что никак не мог узнать девушку. Аманда набралась смелости и уверенно улыбнулась.

– Я – знакомая Джованни, – весело сказала она, протягивая бутылку, которую принесла с собой.

Гэс одобрительно оглядел Аманду. Собираясь на вечеринку, она тщательно продумала свой гардероб – на ней был плотно облегающий черный свитер с лайкрой, который подчеркивал ее красивую молодую грудь, и короткая ярко-розовая юбка. Только что вымытые волосы струились по спине блестящими волнами; длинные, загорелые ноги были без чулок.

– О, превосходно. Входите, – прокричал Гэс сквозь шум, доносившийся из гостиной. – У нас тут тихий вечерок, – добавил он, закатывая глаза. Аманда нервно рассмеялась; теперь, когда она наконец оказалась здесь, ей вдруг стало боязно. Если бы можно было в этот момент поджать от страха хвостик, она бы так и сделала, но Гэс крепко взял ее за руку и подтолкнул вперед. – Спасибо за бутылку, – сказал он, когда они оказались в битком набитой гостями, накуренной комнате. – Мы тут уже тонну выпили. Что вам принести?

– Бокал вина было бы неплохо, – ответила Аманда. – Белого, пожалуйста.

– Конечно, я мигом. – Гэс уже собрался отойти от нее, и Аманда поспешила задать волнующий ее вопрос. Она непременно должна была выяснить его в первую очередь.

– А Леони О'Брайен здесь? Мне бы так хотелось увидеть ее. Это моя любимая актриса. – Аманда выжидательно смотрела на Гэса широко открытыми невинными глазами.

Он с сожалением покачал головой.

– Нет, и это так досадно. Ей пришлось срочно вылететь на встречу в Лос-Анджелес, и она вернется не раньше чем завтра. Я сожалею, милая.

Аманда с облегчением вздохнула. Хотя газета и писала, что Леони в Штатах, она хотела убедиться в этом, прежде чем предпринимать следующий шаг. Как только Гэс отошел, Аманда огляделась, пытаясь отыскать в толпе знакомые лица. Ни Джованни, ни тех, кто сидел тогда за их столом в ресторане, она так и не увидела. Она прошла в глубь комнаты. В тусклом свете ее появления никто не заметил. Большинство гостей уже были изрядно пьяны. Аманда подняла взгляд на мезонин, который соединяла с нижним уровнем гостиной красивая резная лестница, и увидела темноволосый затылок, который показался ей знакомым. Джованни, подумала она. Он разговаривал с миловидной блондинкой, которую Аманда никак не могла узнать. Похоже, Джованни и девушка были большими друзьями.

По крайней мере, это не Берил, с облегчением подумала Аманда, направляясь к лестнице. Ситуация получилась бы нелепой, вздумай вдруг Берил прийти на вечеринку. Аманда вновь спрашивала себя, что мог такой красавец, как Джованни, найти в ее приемной матери.

Она поднялась наверх и направилась в сторону Джованни и блондинки, которые все еще увлеченно беседовали. Аманда заколебалась, стоит ли прерывать их, когда все решилось само собой: кто-то налетел на нее в толпе, и она потеряла равновесие. Пытаясь удержаться, она непроизвольно ухватилась за Джованни.

– О, Джованни, – смущенно пробормотала она, – извини, пожалуйста.

Но, когда он обернулся и она увидела его лицо, сердце ее замерло. На нее, удивленно улыбаясь, смотрел вовсе не Джованни. Это был Роб Фентон.

Роб пил вот уже несколько часов. Со времени отъезда Леони он пребывал в плохом настроении, досадуя и на себя за непростительный промах, и на нее – за то, что устроила такой скандал. Если бы она оставалась в Риме, они могли бы уладить эту ссору в постели, как это всегда бывало; вместо этого он провел одинокую ночь в пустой квартире, испытывая еще большую жалость к самому себе и возмущаясь поведением Леони. К утру он уже винил во всем только ее. В конце концов, если бы она не оставляла его одного так надолго, в то время как сама играла роль великого продюсера, он бы никогда не стал гулять с Джованни, и никакого инцидента на съемках просто не было бы. И потом, он ведь главный персонаж картины и заслуживает повышенного внимания к себе. Леони обязана как следует следить за ним, а она не делает этого. А между тем вокруг полно других женщин, которые были бы только рады составить ему компанию – и не только.

Роб начал пить еще до вечеринки. Сейчас он уже был изрядно пьян, но не настолько, чтобы не заметить, что рыжая головка, которая уставилась на него своими огромными зелеными глазищами – как ни странно, смутно знакомыми, – на редкость хороша.

– Привет, – сказал он, слегка пошатываясь. – Мне кажется, я тебя знаю. Мы раньше не встречались? – Блондинка вцепилась в его руку, враждебно глядя на Аманду.

– Встречались… на студии пару недель назад. Я – Аманда Уиллоуби, знакомая Джованни. – Аманда все спрашивала себя, как же она могла ошибиться, приняв его за другого.

– О да, припоминаю. Очень рад увидеть тебя снова.

– Эй, Роб, дорогой мой, – вмешалась блондинка, обхватив руками его шею и прильнула к нему. Роб высвободился из объятий.

– Отстань, Сьюзи, я хочу поговорить с Амандой.

Блондинка надулась.

– Если ты так этого хочешь, тогда следи за собой сам.

– Отлично, – дружески сказал Роб. – А теперь отвяжись. Я сам найду тебя потом.

– Ты обманешь, – сказала Сьюзи и, уходя, вновь бросила на Аманду злобный взгляд.

Аманда торжествовала. Теперь Роб был целиком в ее власти, и, казалось, он всерьез ею заинтересовался. Она посмотрела на него с застенчивой улыбкой.

– Я почему-то приняла вас за Джованни.

Роб рассмеялся.

– Это что-то новое. Обычно бывает наоборот. Я обязательно должен рассказать об этом Джону, он будет польщен.

– А он здесь? – спросила Аманда. – Он просил меня прийти, но я его что-то не вижу.

Роб оглядел ее с ног до головы, и в глазах его зажегся огонек.

– Ты хочешь сказать, что совсем одна? Этого нельзя допустить. Давай-ка найдем тебе что-нибудь выпить, а там посмотрим.

Через два часа, после изрядного количества выпитого, Аманде вечеринка уже нравилась. Она чувствовала, что довольно пьяна, но не придавала этому значения. Она танцевала, смеялась, болтала, пила вино, и все это время рядом с ней был Роб Фентон. Никаких усилий с ее стороны для этого не потребовалось. Ей даже показалось забавным, что она так легко добилась заветной цели. Постепенно музыка стала более плавной и умиротворяющей, ритм вечера тоже становился спокойней, и она танцевала в объятиях Роба, тесно прижимаясь к нему, чувствуя его упругое сильное тело.

Мелодия закончилась, и они замерли, не разжимая объятий. Внезапно раздался оглушительный рев "Роллинг стоунз" – кто-то усилил звук сразу на несколько децибелов.

– Может, мы найдем более спокойное место? – спросил Роб, выпуская ее из рук и внимательно глядя ей в глаза.

Аманда молча кивнула. Это должно было произойти, она чувствовала. Роб обнял ее и вывел из комнаты. Он опирался на нее всей своей тяжестью; Аманда знала, что он пьян, но до сих пор он довольно хорошо владел собой. Она надеялась, что его состояние не отразится на том, что должно было произойти.

Роб открыл одну из дверей, ведущих из коридора, и затащил ее в комнату, плотно закрыв дверь. Аманда почувствовала, как разлилась по ее телу волна возбуждения, и, улыбаясь, протянула руки, пытаясь прижать к себе Роба. В комнату проникал свет от фонаря за окном, и Аманда ясно различала в темноте его лицо. Он смотрел на нее как-то странно, словно не узнавал.

– Роб, дорогой, – ободряюще прошептала она, – чего же мы ждем?

Внезапно Роб накинулся на нее, осыпая жадными поцелуями.

– Хорошо, сучка, – бормотал он, – ты сама попросила об этом, так ведь? – Он глубоко проник языком в ее рот и, схватив ее руку, с силой прижал к члену. Аманда, ошеломленная таким грубым натиском, попыталась отстраниться, но он прижал ее к стене, быстро расстегивая ширинку брюк. И не успела она вымолвить хоть слово протеста, как уже оказалась на коленях, и Роб, грубо обхватив ее голову, с силой заталкивал ей в рот пенис.

– Ты этого хотела? – бормотал он, еле ворочая языком. – Да, этого, детка, вот что тебе нравится! – Неожиданно он кончил, и сперма разлилась по ее горлу. Аманда закашлялась.

Роб схватил ее, подняв на ноги.

– В чем дело, ты больше не можешь? Но ведь мы только начали, дорогая.

Ослабев от шока, Аманда уже не сопротивлялась, когда он то ли оттащил, то ли отнес ее к постели. Когда он положил ее на скользкое покрывало, дверь в спальню приоткрылась, и показалась чья-то голова.

– Извините… я думал, здесь свободно, – пробормотал пьяный мужской голос. Из коридора послышалось звонкое женское хихиканье. Аманда попыталась крикнуть, но Роб зажал ей рот рукой.

– Исчезни, – угрожающим тоном произнес он, – не видишь, мы заняты. – Дверь с шумом захлопнулась. – Итак, на чем мы остановились? – спросил Роб, опускаясь на колени возле нее.

Тяжело дыша, он принялся шарить под юбкой и, нащупав трусы, сорвал их, потом раздвинул ей ноги и проник языком во влагалище. Аманда попыталась отпихнуть его ногами. Его грубость ошеломила и напугала ее. Им правила холодная, слепая ярость, словно он мстил ей за что-то. Руки его отыскали груди, и он начал больно сдавливать ее сосни. Аманда вскрикнула.

– Заткнись, сука, – сказал он, подняв голову. Улегшись сверху, он вновь принялся целовать ее. Из его рта доносились запахи ее плоти. Внезапно он обеими руками схватил ее за волосы и резко запрокинул ей голову. – Сука, – повторял он. – Думаешь, что можешь обращаться со мной, как с мальчишкой. Но я покажу тебе, какой я мужчина.

Аманда вновь закричала и оттолкнула его, но ее крик потонул в шуме безудержного веселья, царящего в доме, а ее сопротивление, казалось, еще больше распаляло Роба. Он больно ударил ее по лицу – раз, другой, и она задрожала от страха. Обмякшая и безвольная, она уже была не в силах двигаться, в то время как он, схватив ее за колени, резко поднял ей ноги и вошел в нее с яростной силой. Она стонала и кричала от боли и гнева, но он зажимал ей рот рукой и продолжал надругательство. Наконец он кончил, мучительно корчась от боли. И стал осыпать ее поцелуями – нежными, страстными, гладя ее мокрые от слез щеки и все повторяя:

– Малышка, прости, я виноват, я не хотел. Я сделал тебе больно, милая? О Боже, я знаю, что не должен был этого делать, но ты так взбесила меня, о детка, прости, прости…

Опустошенная, Аманда даже не удивилась такой внезапной перемене и безучастно принимала его поцелуи и ласки, словно в забытьи слушала его извинения; потом голос Роба затих, и он наконец уснул.

В комнате было душно. Высвободившись из-под распластанного на ней тела, Аманда продолжала лежать, не в силах шевельнуться, пока ее не сковала тяжелая дремота. Когда она открыла глаза, тусклый серый свет струился в окно, предвещая скорый рассвет. В комнате стоял сладковатый незнакомый запах. Аманда вдруг поняла, что это запах спермы и пота. Она слегка пошевелилась; ее бедра словно склеились, влагалище было воспалено. Мужчина, лежавший рядом, громко храпел во сне. Он тесно прижался к ней, положив руки ей на живот, уткнувшись лицом в плечо. Она почувствовала себя в западне, необходимо было немедленно убраться из этой душной комнаты. Но стоило ей слегка отодвинуться, как Роб зашевелился во сне и положил руку ей на грудь. О Боже, подумала она, только не это, пожалуйста. Но он еще теснее прижался к ней и продолжал спать.

Она возненавидела его за то, как он обошелся с ней, но роль свою он сыграл. Вскоре она отыщет Леони и расскажет ей о похождениях ее любовника. Мысль об этом придала ей сил. Ей не терпелось увидеть, как исказится от боли и отчаяния лицо Леони, когда она преподнесет ей новость. Она добилась того, к чему так стремилась: трахнула любовника матери. Теперь Леони наконец начнет расплачиваться за то, что сделала со своей дочерью.

Роб вдруг что-то пробормотал во сне, и Аманда замерла, с волнением вслушиваясь в его бред. Прозвучало имя Леони – словно он читал ее мысли, – и она напряглась, но Роб лишь перевернулся на другой бок и продолжал спать. Теперь Аманда могла двинуться; она осторожно соскользнула с кровати и подползла к своей одежде, которая была свалена на полу. Она стала искать туфли и наткнулась на пиджак Роба. Внезапная идея промелькнула в голове, и она запустила руку в карман. Так и есть: ключи – связка ключей. Один из них наверняка от входной двери в его квартиру.

Быстро одевшись, Аманда открыла дверь и босиком, держа туфли в руке, прокралась по коридору в гостиную. Здесь было накурено, стоял удушливый запах, на диване кто-то спал, оглашая комнату свирепым храпом. Она осторожно прошла к входной двери, обулась и на цыпочках вышла. Тихо закрыв за собой дверь, она покинула дом.

Оказавшись на улице, Аманда вдруг поняла, что не может вспомнить, в какой стороне от Париоли и виллы ван дер Вельтов находится. Она побрела по тихим улочкам, где единственными прохожими в этот час были коты, и вскоре дошла до какой-то широкой улицы. Остановившись у дорожного указателя, пытаясь найти знакомые названия, она вдруг разглядела контуры приближавшегося утреннего автобуса, который развозил рабочих. На лобовом стекле был обозначен маршрут: железнодорожный вокзал. Аманда с облегчением вздохнула. От вокзала она непременно найдет дорогу. Ступив на проезжую часть, она подняла руку, и автобус притормозил; автоматические двери распахнулись, и шофер жестом пригласил ее подняться. Она быстро взобралась в автобус и села на свободное место впереди. Автобус рванул вперед, и шофер, взглянув на милую девушку с черными разводами туши на щеках, мысленно возблагодарил Деву Марию за то, что это не его дочь. Он покачал головой и присвистнул, решив, что дома непременно проведет воспитательную работу со своей крошкой.

Аманда прижалась к металлическому поручню, радуясь тому, что она не в Англии, где ни один автобус не остановился бы посреди дороги. Через двадцать минут они уже были у вокзала. Большинство пассажиров тоже выходили здесь, многие смотрели на Аманду с любопытством и, как она догадывалась, с осуждением. Покидая автобус, Аманда благодарно улыбнулась водителю. Теперь она знала, где находится. Знала и то, что делать дальше.