Прислуга ван дер Вельтов уже вовсю хлопотала по дому, когда Аманда наконец вошла в массивные чугунные ворота, ограждавшие виллу от любопытных взглядов прохожих. Хотя у нее и был свой ключ от парадной двери, она решила воспользоваться черным ходом, чтобы ее столь поздний или, вернее, ранний приход остался незамеченным. Подойдя к дому, Аманда уловила сладкий запах свежей выпечки. Она заглянула в кухонное окно и увидела, что кое-кто из прислуги уже завтракает. Ее так и подмывало присоединиться к ним – она была зверски голодна, но привлекать к себе внимание не хотелось: она чувствовала, что являет собой зрелище не из приятных. Осторожно и бесшумно она открыла заднюю дверь и проскользнула в дом. Из кухни доносились приглушенные голоса, потом вдруг раздался чей-то возглас – упала сковородка, и кто-то стал просить прощения у Всевышнего за свою неловкость.

Аманда воспользовалась благоприятным моментом общего замешательства и прошмыгнула мимо кухни в коридор. Быстро взбежав по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, она наконец оказалась в уютной тиши своей комнаты и устало рухнула на кровать. Аманда лежала, вновь и вновь мысленно возвращаясь к событиям прошедшей ночи. Она выполнила все намеченное. Правда, конец оказался малоприятным, и все равно она здорово продвинулась на пути к своей цели. Но впереди было еще много дел.

Аманда встала с кровати и, подойдя к умывальнику, уставилась на свое отражение в зеркале. Даже в тусклом утреннем свете выглядела она ужасно. Глаза ее опухли от слез и бессонницы, волосы спутались, а то немногое, что уцелело от макияжа, растеклось по лицу, оставив на нем пятна и полосы. Она налила в раковину горячей воды, чтобы умыться. Вода приятно обожгла воспаленную кожу, и Аманда долго держала лицо в воде. Внезапно ее охватило беспокойство. Она взглянула на часы: было семь утра. В ее распоряжении оставалось три часа, прежде чем она должна предстать перед своими мерзкими питомцами. И, хотя времени было немного, она все-таки решила не терять его даром. Нужно было успеть предпринять еще кое-что.

Аманда сорвала с себя одежду, быстро ополоснулась и, в свежем белье, чистой майке и джинсах, почувствовала себя намного легче. Почистив зубы и слегка подкрасив лицо, она торопливо причесалась и схватила сумку, в которую положила ключи Роба. Так же осторожно, как и вошла, она проделала обратный путь к выходу. Дом постепенно оживал: она расслышала шум воды в ванной Хармони, из комнаты мальчиков доносился визг – по всей видимости, началось утреннее сражение на подушках.

Аманда легко сбежала по лестнице и уже подходила к выходу, как вдруг из кухни с подносом, уставленным завтраком, выплыла Патриция.

– Mamma mia! – удивленно воскликнула она, с трудом удерживая в руках поднос.

– Oh, scusi, Патриция, – сказала Аманда. – Buongiorno, – добавила она с улыбкой.

– Buongiorno, cara mia, – просияла Патриция, которой нравилась эта милая английская девушка. – Che fa?

– О, просто собираюсь заглянуть к подруге, – ответила Аманда, зная, что Патриция все равно ничего не поймет. – Ciao, – бодро сказала она и быстро прошла к крытому крыльцу, где держала свой мопед. Через какое-то мгновение она уже с ревом мчалась по полупустынным улицам, направляясь в центр города.

Роб резко очнулся ото сна. Другая половина постели была пуста, но он уловил знакомый запах спермы и пота. Он лежал какое-то время, пытаясь собраться с мыслями. Какого черта он здесь делает – в этой чужой постели, в чужой квартире? Роб присел на кровати и застонал. Чувствовал он себя ужасно: голова раскалывалась, во рту был отвратительный привкус. Он медленно сполз с постели и проковылял в ванную; пошарив в шкафу с аптечкой, достал пакетик "Алка-Зельтцер". Набрав стакан воды, он сунул в рот четыре таблетки, запил их и тут же почувствовал, как подступает тошнота. Несколько минут Роб провел, стоя на коленях над унитазом, сотрясаясь от страшной рвоты, пока не заболел желудок. Потом с трудом поднялся на ноги, взял полотенце и, смочив его холодной водой, приложил ко лбу. Внезапно он почувствовал сильный озноб. Схватив еще одно банное полотенце, он укутался в него, еле доплелся до кровати и, рухнув, забылся тяжелым сном.

Через час Роб проснулся, чувствуя себя уже несколько лучше. Он вновь принял несколько таблеток; на этот раз обошлось без рвоты. Приняв душ, Роб насухо вытерся и оделся, но только после чашки теплого кофе, который он выпил на кухне, осмелился подумать о событиях прошлой ночи.

Он был с кем-то в постели, это несомненно. К сожалению, и в этом тоже не было сомнений, не с Леони, хотя он смутно припоминал, что воображал себя именно с ней – с Леони, на которую все еще был страшно зол. Должно быть, он и в самом деле здорово напился. Леони сейчас, наверное, уже в самолете, возвращается из Лос-Анджелеса. А он даже не позвонил ей, не поинтересовался, как прошла встреча. Роб почувствовал угрызения совести. Он так всегда старался хранить верность Леони – и вот сейчас, в такой критический момент, все погубил. Он предал ее, предал и себя. Сможет ли она когда-нибудь простить его? Боже, нет. Было бы безумием с его стороны все ей рассказывать.

"Леони, – подумал Роб. – Я должен вернуться к Леони. Она, возможно, уже дома, если успела на утренний рейс". Роб не мог с уверенностью сказать, за кого сейчас больше волновался – за себя, Леони или ту незнакомку, – но ему почему-то казалось, что, увидев Леони, он обретет покой и уверенность в себе и все будет по-прежнему. Отставив недопитый кофе, он тихо вышел из квартиры, радуясь тому, что еще никто не проснулся. На улице разливался яркий свет утреннего солнца. Роб достал из кармана темные очки и надел их, пряча свои воспаленные глаза, затем остановил проезжавшее мимо такси, назвал адрес и, изможденный, привалился к спинке заднего сиденья, пока машина мчалась к центру города.

Леони лежала в душистой пене, млея от удовольствия. Просторная ванная была выдержана в голубом и белом тонах, пол был мраморный, а отделка из красного дерева и латуни. Леони вылила в горячую ванну изрядную порцию шампуня и с наслаждением окунулась в манящие душистые глубины. На обратном пути из Лос-Анджелеса ей удалось поспать в самолете несколько часов, но путешествие даже и в первом классе при том, что пришлось совершить два трансатлантических перелета всего за пару дней, не могло не сказаться неимоверной усталостью.

Ванна, в которой она нежилась, была старинной – Леони полагала, что ее установили еще в двадцатые годы, – и просторной, так что можно было удобно вытянуть ноги. Нежась в воде, Леони наконец почувствовала умиротворение. Ее миссия завершилась довольно успешно: картина была спасена. Конечно, проблема финансов оставалась, но сейчас это ее уже не так волновало. Она лишь хотела быть рядом с Робом. Леони как раз втирала в мокрые волосы шампунь, когда услышала, как повернулся в двери ключ. Сердце забилось. Это, должно быть, он. Она улыбнулась, представив, как удивится Роб, обнаружив, что она уже дома. По приезде ее несколько удивило и встревожило, что квартира пуста, но она успокоила себя тем, что Роб не ожидает ее столь скорого возвращения. Наверняка накануне вечером куда-нибудь отправился с компанией, выпил лишнего и заночевал в чьей-нибудь квартире. Она была не вправе осуждать его; ведь Роб тоже волнуется за результат ее поездки в Лос-Анджелес, но наивно было бы предполагать, что он будет томиться один дома в ожидании ее возвращения. Что ж, теперь она сможет успокоить его.

– Я в ванной, – весело крикнула она, зная, что он не сможет устоять перед приглашением. Тишина. Глупыш, подумала она, смывая шампунь. Наверное, сейчас раздевается и намерен удивить ее своим появлением.

Сладкая дрожь пробежала по ее телу, когда она представила, как упоительно заниматься любовью в пенной ванне. Леони с наслаждением растянулась в воде, соски ее грудей слегка выступали над водой. Она ждала. Желание возрастало с каждой секундой.

Дверь медленно приоткрылась. На пороге ванной стояла незнакомая девушка. Леони на мгновение похолодела от испуга, но ярость взяла верх.

– Что вам нужно? – гневно спросила она. – Как, черт возьми, вы проникли в мою квартиру? – Девушка молчала. Леони уставилась на нее; она начинала узнавать рыжеволосую незнакомку на мопеде, которую пару раз видела возле дома. О Боже. Мысль бешено заработала. Леони попыталась связать в единое целое все мелочи, показавшиеся ей в последнее время странными. Девушка, которая названивала Найджелу, пытаясь добиться встречи с ней; письмо с локоном рыжих волос. Да, это, несомненно, она.

Лежа в ванне, Леони чувствовала себя неуютно, но пыталась сохранять спокойствие.

– Кто вы и что хотите? – спросила она.

Девушка прошла в ванную и холодно посмотрела на Леони.

– Меня зовут Аманда Уиллоуби. Я – ваша дочь.

У Леони закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Она с ужасом подумала, что теряет сознание, но тут же до нее донесся ее собственный голос, который холодно произнес:

– Я думаю, что вы ошибаетесь. Не могли бы вы передать мне полотенце?

Леони слышала, что многие люди в экстремальных ситуациях начинают говорить о совершенно обыденных вещах, словно пытаясь забыться или отвлечься. Она с трудом верила в это, но сейчас, похоже, именно это происходило и с ней.

Аманда полотенце не передала. Она безучастно смотрела, как обнаженная Леони, с которой стекала вода, выходила из ванны. Молча Леони прошла мимо нее и протянула руку к халату, висевшему на двери.

Запахнув халат, она обмотала вокруг головы полотенце наподобие тюрбана.

– Вам будет лучше пройти за мной, – коротко сказала она, направляясь в гостиную. Леони странным образом чувствовала, что полностью владеет ситуацией.

В гостиной, выходившей окнами на запад, было еще прохладно, и Леони после горячей ванны почувствовала легкий озноб. Жестом она указала Аманде на диван.

– Выпьете? – спросила она. И, не дожидаясь ответа, прошла к бару. По правде говоря, ей самой необходимо было выпить. Она взяла графин с виски; руки так тряслись, что виски выплескивалось на серебряный поднос. Леони стояла спиной к Аманде, и та, к счастью, не заметила ее неловкости. – Виски? – спросила Леони, не оборачиваясь.

– Спасибо, было бы неплохо. – В голосе Аманды она уловила легкую дрожь, что выдавало ее волнение. Леони от этого стало легче, и ей удалось благополучно налить вторую порцию виски. Хотя она и держала стакан обеими руками, он все-таки предательски дрожал, когда она протянула его незнакомке. Да, девушка была совсем чужой. И все же было в ее облике что-то знакомое.

Леони вернулась к бару за своим стаканом, потом села в кресло напротив Аманды и с наигранным спокойствием стала наблюдать за ней. В конце концов, оснований для паники не было, все это могло оказаться всего-навсего шантажом, розыгрышем – да чем угодно. Так что сохраняй выдержку, мысленно уговаривала она себя, будь разумна, выслушай ее и, если почувствуешь опасность, звони в полицию.

– Как вы вошли в квартиру? – Леони повторила свой вопрос так, словно ее интересовало только это. Ее даже удивило, насколько бесстрастно прозвучал ее голос. Она не испытывала никаких эмоций. Если это на самом деле ее дочь… Ее дочь… Мысль об этом словно обожгла ее. У Леони вдруг возникло ощущение, что она смотрит на свое отражение: да, напротив сидела именно она, только девятнадцать лет назад. Лицо Аманды стало расплываться, комната начала медленно кружиться перед глазами. О Боже, только бы не упасть в обморок. Она сделала глоток виски.

– Я взяла ключи у твоего дружка. Он сказал, что ты не обидишься.

– В самом деле? – К Леони постепенно возвращалось сознание. Где же Роб, черт возьми? Если он познакомился с этой девчонкой в ее отсутствие, почему не оказался сейчас рядом, чтобы смягчить удар, почему не подготовил ее к этой встрече – самой драматичной в ее жизни? Леони прогнала прочь мысли о Робе и попыталась сосредоточиться на девушке, сидевшей напротив.

– Его дублер Джованни и я… мы, как бы это выразиться, дружим. – Аманда рассмеялась, но Леони заподозрила неладное.

Что нужно этой девчонке? Чего она добивается? Если она ее дочь, а в глубине души Леони в этом не сомневалась, то почему не объявилась раньше? Она явно не первый день в Риме. Леони сделала подряд два больших глотка виски.

– Почему ты отдала меня чужим родителям? – Вопрос был прямой, как полет стрелы, выпущенной из арбалета. Леони почувствовала, как онемели ее губы. Она сидела, тупо уставившись на свое дитя, не в силах вымолвить ни слова. Аманда продолжала настаивать: – Почему? Ты что, совсем не любила меня?

Из глаз Леони потоком хлынули слезы. Аманда оставалась безучастной к материнскому горю.

– Не стоит так расстраиваться, я знаю, что, наверное, была тебе в тягость. Но я просто хочу понять: как ты могла решиться на такой шаг. Вот и все.

Леони попыталась выдавить из себя ответ. Губы ее зашевелились, она с трудом подбирала слова, которые могли выразить чувства, сокрытые в самых сокровенных уголках ее сердца, куда не было доступа никому. Но вырвался лишь глухой звук.

– Я… я, – бормотала она, – я н-не могла, я н-не могла, я не могла… – разразилась она рыданиями, не в силах более сдерживаться.

Девушка подошла к ней и села на подлокотник кресла.

– Наверное, теперь ты сможешь понять, какие чувства испытываю сейчас я, – холодно произнесла она, в то время как мать обливалась слезами, выплескивая с ними томившуюся все эти годы глубоко в душе печаль.

Постепенно рыдания сменились конвульсиями, которые, казалось, сотрясали все ее тело. Леони знобило.

– Тебе холодно, надень что-нибудь, – сказала Аманда, несколько смягчившись. Леони послушно проследовала за ней из гостиной. – Это твоя спальня? – спросила девушка, и Леони молча кивнула, не решаясь заговорить. Аманда с интересом разглядывала обстановку – огромные зеркала в золоченых рамах, тяжелые шторы, – пока Леони дрожащими руками доставала из резного дубового шкафа одежду. Внезапно устыдившись своей наготы, Леони неловко натянула трусики, потом надела свитер и леггинсы. Взобравшись на постель, она прилегла, подложив под голову атласные подушки.

– Принести тебе что-нибудь? – спросила Аманда. Леони кивнула. – Еще виски? – Леони опять кивнула.

Через несколько минут Леони уже сидела на кровати, откинувшись на подушки, и потягивала виски. Глухим голосом начала она рассказывать о том, что произошло девятнадцать лет назад. Слова, все это время таившиеся в глубине души, словно вырвались теперь на волю. Впервые Леони говорила о самом сокровенном вслух, хотя, видит Бог, прокручивала этот кошмар в голове бесконечно. Годы шли, и она заставила себя сокрыть эти воспоминания в самых глубинах сознания. Но они все равно жили. И не проходило дня, чтобы память не возвращала их, хотя бы и ненадолго. Наконец Леони подошла к концу своего рассказа. В спальне воцарилась тишина. Пауза длилась долго, очень долго. Не глядя на Аманду, Леони тихо спросила:

– Можешь ты простить меня?

Аманда на мгновение заколебалась. Когда она заговорила, голос ее был жестким, безжалостным.

– Нет, боюсь, что нет.

Леони вздрогнула, словно ее ударили по лицу. Аманда проследила за ее реакцией и поняла, что одержала победу. Леони в отчаянии посмотрела на дочь.

– Неужели ты не поняла ничего из того, что я тебе рассказала? Как я, по-твоему, могла поступить?

– Ты могла бы оставить меня с собой, любить меня, – рассвирепела Аманда.

– Я любила тебя! – в гневе выкрикнула Леони.

– Тогда докажи это.

– Доказать? – прошептала Леони.

– Да, давай, докажи. Возьми меня к себе, в свой дом, люби меня хотя бы сейчас. – Аманда говорила резко. – Дай мне то, чего у меня никогда не было, дай мне то, что я заслуживаю. – В ее тоне не было теплоты; угрожающее выражение лица пугало.

Леони вдруг с болью и удивлением осознала, что любила она все эти годы свою маленькую дочурку Аманду, но не эту девчонку – незнакомую, безжалостную, грубую.

– Убирайся из моего дома, – прошипела она. – Убирайся, ты, маленькая дрянь.

– Во второй раз это уже проще, не так ли? – усмехнулась Аманда.

Но Леони уже потеряла контроль над собой.

– Вон! – закричала она.

– Не волнуйся, я ухожу, дражайшая мамочка, – бросила ей Аманда, – но, думаю, тебе стоит поинтересоваться у своего дружка, как у меня оказались его ключи. – Она тряхнула каштановой гривой и выскочила из спальни. Леони услышала, как открылась входная дверь и из холла донесся пронзительный возглас Аманды: – Я обращусь в газеты. И расскажу им все – о тебе и твоих грязных маленьких секретах. – Дверь со страшным треском захлопнулась.

Пребывание Тони Снеллера в Риме, похоже, приносило плоды. Слоняясь возле "Чинечитта", собирая сплетни о Леони и Робе, он едва поверил в свою удачу, оказавшись за воротами киностудии именно в тот момент, когда прибыла "скорая" за Карло. Ему удалось заловить актера из массовки, который немного говорил по-английски, – Снеллер уже понял, что никто из съемочной группы Леони с ним говорить не станет, – и через полчаса он уже докладывал по телефону о случившемся Тревору Грантли. Дальнейшие расспросы Тони убедили его в том, что между Леони и ее ведущим актером произошла ссора; узнал он и о финансовых проблемах. Было ясно, что в интересах дела стоило задержаться в Риме еще на некоторое время.

Добавив еще несколько тысяч лир своему осведомителю, Снеллер заполучил информацию и о том, что Энди Берена устраивает вечеринку для съемочной группы. Тони лелеял большие надежды присоединиться к гостям, но на сей раз удача изменила ему – когда он в пятницу вечером появился на квартире Энди, дверь открыл сам Берена, который тут же его узнал. Тони попытался прорваться, но Энди сказал, что дерьмо чует по запаху и что если он не уберется сам, то его вышвырнут пинком под толстый зад. Так что Тони ничего не оставалось, как вернуться к машине, которую взял напрокат, и дожидаться окончания гулянки в надежде на то, что рано или поздно оттуда выползет кто-нибудь пьяный, а может, повезет еще больше – завяжется драка.

В течение нескольких часов все было спокойно, и он даже уснул. Когда начал заниматься рассвет, какое-то шестое чувство разбудило его именно в тот момент, когда уходила Аманда. Размяв затекшие после сна в маленьком "фиате" конечности, Тони с интересом стал наблюдать за девушкой. Он отметил, что девушка очень молодая и очень хорошенькая и у нее явно нет своего транспорта. Заинтригованный, он завел двигатель и поехал за ней, держась на расстоянии. У него мелькнула идея подвезти ее и по пути разузнать подробности о вечеринке. Но он увидел, как она садится в автобус, и опять-таки шестое чувство подсказало ему следовать за ней.

Автобус медленно тянулся по полупустынным римским улицам. Когда Аманда вышла у железнодорожного вокзала, Тони увидел, как она пересаживается в другой автобус, следовавший в Париоли, и, терпеливо сопровождая его, он дождался, пока девушка сошла в пятидесяти ярдах от виллы ван дер Вельтов. За долгие годы работы в журналистике Тони Снеллер приобрел самое ценное: нюх, чутье на сенсацию; и вот сейчас это самое чутье подсказывало, что сенсация где-то рядом. Тони был усталый, помятый и грязный после неуютной ночи, ему отчаянно хотелось выпить. Но он терпеливо ждал, припарковав машину на стоянке прямо посреди жилой зоны, где поблизости не было никаких признаков кафе и лишь сзади стояло одинокое дерево, под которым он мог хотя бы справить нужду.

Прошло полчаса, и девушка появилась вновь. Она вылетела на дорогу на своей "веспе" с такой бешеной скоростью, что Тони едва не упустил ее из виду. Поднажав на газ, он не отставал от нее, но, к его досаде, на Виа Венето потерял ее след в растущем потоке транспорта. Около часа кружил он неподалеку, ругая себя за оплошность. Он устал и становился все более раздраженным. Вполне возможно, что погоня его в конце концов была совершенно напрасной, утешал он себя.

Тони решил оставить свою затею и позавтракать. Но, проезжая мимо Палаццо Барберини, он заметил знакомую рыжую гриву – девушка выходила из дверей дома на противоположной стороне улицы. Она вновь оседлала свой мопед. "Попытаюсь в последний раз", – подумал Тони и помчался за ней. К его удивлению, она притормозила у здания редакции "Джорно", популярной ежедневной газеты. Он на мгновение задумался и решил, что девушка, должно быть, одна из фотомоделей, хотя его все еще очень волновал ее уход с вечеринки на рассвете. В любом случае она могла бы многое рассказать о том, что произошло на съемках, так что Тони приготовился ждать, пока она выйдет. Наконец девушка появилась, и он поспешил к ней.

– Scusi, signorina, – произнес он с жутким акцентом. Аманда обернулась и с отвращением взглянула на него.

– Пошел к черту, – сказала она.

– Вы англичанка? – удивился Тони. – И я тоже… Я не мог вас видеть вчера на вечеринке у Энди Берена? Я работаю на "Кроникл", – солгал он, используя хорошо отработанный прием. – Могу я быть вам полезен?

Аманда недоверчиво смотрела на него, пока он лазал в карман пиджака за членской карточкой союза журналистов. Она перевела взгляд с фотографии на Тони.

– Прошу прощения за внешний вид, – продолжил Снеллер. – С вечеринки мне нужно было бежать на политический митинг, а он длился всю ночь. – Аманда вновь с подозрением уставилась на него.

– Вы что, политический обозреватель? – спросила она.

– Я пишу обо всем, что подпадает под категорию новостей, – ответил он, на этот раз не солгав.

Аманда улыбнулась.

– В таком случае вы-то мне и нужны, – заявила она.

Тони тоже улыбнулся.

– Может быть, мы поговорим за завтраком? – предложил он. – Я страшно хочу выпить кофе и что-нибудь съесть.

– О'кей, – сказала Аманда. – Я согласна. Но в вашем распоряжении только полчаса, – добавила она, взглянув на часы.

– Этого будет вполне достаточно, – счастливо произнес Тони Снеллер.

На завтрак Аманда заказала кофе и рогалики с сыром и ветчиной. Во рту у Снеллера было погано, как на дне клетки с попугаем. Он бы с удовольствием взял себе ветчины, яиц, тостов, колбасы и запил бы все это несколькими чашками кофе. Но сегодня ему не везло, и он решил ограничиться тем же, что и Аманда. Он извлек из глубин своего бездонного кармана потрепанный блокнот и массивную золотую ручку.

– Итак, мисс, э-э…

– Уиллоуби, – сказала Аманда. – Аманда Уиллоуби.

– Итак, Аманда, как вам понравилась вчерашняя вечеринка?

– Я не хочу говорить об этом, – мрачно сказала Аманда, – там было очень скучно.

– О! – Снеллер был разочарован. – Я надеялся, что вы расскажете мне о грандиозной ссоре между Леони О'Брайен и Робом Фентоном. Говорят, у них все кончено.

– Если вы там были, – с ехидцей произнесла Аманда, – в чем я сомневаюсь, вы бы знали, что Леони на вечеринке не было.

Но Снеллера редко удавалось сбить с толку подобными обвинениями. Он был слишком искушен в такого рода делах.

– Я подумал, что ее не было именно потому, что они разругались.

– Опять нахально врете. Все там знали, что она в Лос-Анджелесе, поехала добывать деньги на продолжение съемок.

Снеллер мысленно взял эту информацию на заметку и предпочел развивать основную тему.

– Но отношения между ними сейчас натянутые, так ведь?

Аманда увидела возможность направить беседу в нужное ей русло.

– Да, верно, у них уже не такая идиллия, как раньше.

– А вы, случаем, не новая ее соперница?

Аманда в упор посмотрела на Снеллера; ее поразило, как быстро подобрался к сути этот мерзкий человечек.

– Нет, я ее взрослая дочь, – ответила она, выжидательно следя за его реакцией.

– Вы… кто? – Снеллер был ошеломлен. – Вот это действительно новость!

– Да, – сказала Аманда, глядя на него невинными глазами. – Я ее дочь, которую девятнадцать лет назад она отдала другим родителям.

Снеллер был крайне взволнован, но старался держаться непринужденно.

– Вы говорите правду?

– Конечно, вы можете проверить, если хотите.

– Она никогда не упоминала о вашем существовании, – подозрительно сказал он.

– А как бы вы поступили на ее месте? – Аманда жалостливо смотрела на него. – Ей очень стыдно за то, что бросила меня.

– Но вы сказали, что она отдала вас на удочерение. Это ведь не означает, что бросила, не так ли?

Аманда в упор смотрела на него, слезы закипали в ее глазах.

– А вы можете хоть на минуту представить мои страдания, когда я узнала, что я ее дочь? – Нижняя губа у нее задрожала.

Снеллер сидел не шевелясь.

– Да, конечно, для вас это было страшным ударом. Но что вы почувствовали, узнав, что вы дочь Леони О'Брайен? Каково ощущать себя дочерью такой знаменитости?

– Зачем вам это знать? – сказала Аманда; слезы так и стояли в ее глазах, не пролившись.

– Что?

– Я спросила, зачем вам это знать?

– Кто вам? – переспросил Снеллер, тут же поймав себя на том, что правильнее было бы спросить "кому вам".

– Вашей газете, конечно же. На кого, вы сказали, работаете?

– На "Глоуб".

– Забавно. Готова поклясться, что вы упоминали "Кроникл".

"Попался", – с раздражением подумал Снеллер. Вот что бывает, когда поспишь ночь в машине.

– Знаете ли, я на самом деле свободный журналист. Работаю на обе газеты. Они ведь родственные.

Аманду, казалось, совершенно не интересовали его объяснения.

– Ну, и сколько же "Глоуб" сможет заплатить мне за сюжет?

– Мы не имеем обыкновения платить за сюжеты.

– Как же, рассказывайте. Девчонке, что спала с тем футболистом, вы отвалили кругленькую сумму.

– Это совсем другое дело. Она многое нам рассказала, и этого хватило на три воскресных выпуска.

– Так и мой рассказ не меньше.

Тони вздохнул.

– При всем уважении к вам, Аманда, рассказ, подобный вашему, едва ли потянет на первую полосу. В лучшем случае получится небольшая заметка где-нибудь в середине номера. "Личное" – так у нас называется эта рубрика. Ничего сенсационного, так – душещипательная встреча матери со своей некогда покинутой дочерью. Поклонники О'Брайен будут тронуты.

– Встреча была вовсе не душещипательной. Она вышвырнула меня из своей квартиры. Оскорбляла. Это был какой-то кошмар. – У Аманды перехватило дыхание.

Глазки Снеллера заблестели. Это, пожалуй, потянет на первую полосу.

– Очевидно, вы ожидали совсем другого? Надеялись найти в ней нежность? Раскаяние? Сожаление? – Он подсказывал ответы, пытаясь приободрить Аманду, вдохновить на подробности.

– Я мечтала встретиться со своей матерью. Я восхищалась ею всю жизнь. Мне казалось невероятным, что Леони О'Брайен, моя любимая кинозвезда, может оказаться моей матерью. – Аманда расплакалась.

– Должно быть, вы испытали шок, это явилось для вас страшным ударом, когда вы столкнулись с ее реакцией? – торопил Снеллер.

– Я была потрясена, – всхлипывала Аманда. Снеллер принялся строчить в блокноте.

– Когда теперь вы увидитесь с ней? – спросил он.

– Она не хочет больше меня видеть, никогда! Она не хочет признать меня своей дочерью. – Рыдания Аманды становились все громче.

– Было бы хорошо поместить со статьей и кое-какие фотографии. Ну, знаете, мать и дочь…

Рыдания Аманды сменились воплями, и Снеллер почувствовал себя неловко – на них уже начинали оглядываться.

– Она не увидится со мной. Она не хочет меня знать. Ей было бы лучше, если бы я умерла.

– Почему вы так думаете? – спросил он, направляя ее мысль.

– Она кричала, чтобы я убиралась вон. И это родная мать!

– И что вы испытываете в связи с этим? – спросил он. К чему спрашивать, подумала Аманда. И так видно, что она чувствует. Но достаточно ли убедительна она в своей роли отвергнутой дочери? По правде говоря, бессонная и жуткая ночь, встреча с Леони – все это сказалось невероятным нервным напряжением. Так что слезы выжимать не пришлось: они текли сами.

Снеллер даже не изображал сочувствия; чужое горе было для него делом привычным. Даже к лучшему, что девчонка так расстроена, думал он. Чем больше слез, тем больше откровений, однако доводить ее до истерики не следовало бы. Так он ничего из нее не выжмет; они только привлекут к себе ненужное внимание. К счастью, Аманда, похоже, начинала успокаиваться и лишь тихонечко всхлипывала. Тони повторил свой вопрос:

– И какие чувства испытываете вы сейчас к своей матери?

– Я разбита, сломлена. Отец, по крайней мере, обошелся со мной корректно.

– О, так вы знаете, кто ваш отец? – Снеллер навострил уши. Роман с начинающим актером в дни далекой молодости – это может обернуться "горячей" темой.

– Да, он очень известный человек.

– И кто же он? – Снеллер выпрямился, держа ручку наготове. – Кто?

Аманда достала из сумки платок, чтобы вытереть слезы.

– Я не вправе назвать вам его имя. Это может повредить его политической карьере. – Она нарочито долго возилась с платном.

Снеллер уже предвкушал сенсацию. Возможно ли, что ему так повезло – ведь здесь явно пахнет громким скандалом. Сто лет ему не выпадало такой удачи. Звезда мирового кино и политический деятель – хорошо бы тори. Он уже мысленно представлял себе кричащие заголовки, но самым волнующим для него была бы подпись: "Эксклюзивный материал нашего специального корреспондента Тони Снеллера". Может, даже поместят его фотографию.

– О, прошу вас, вы же можете назвать мне его имя. Я все равно узнаю. – Аманда медленно покачала головой. Снеллер напирал. – Вы говорите, он был рад вас видеть?

– Он был несколько сдержан. Думаю, это от смущения, но, по крайней мере, он не кричал на меня.

Мысль о политике-консерваторе, смущенном и оробевшем, завладела воображением Снеллера. Он решил копнуть в этом направлении.

– Чтобы тори был робок – это что-то новое, – пошутил он. – И все-таки, как вы говорите, он не стал кричать на вас. Думаю, он испытал чувство гордости, увидев такую дочь, не так ли? – Снеллер очень старался.

– Почему? – Аманда обратила на него невинный, вопрошающий взгляд. Итак, – она не опровергла его предположений. Значит, отец все-таки тори.

– Ну, как же, – заерзал он на стуле, – вы такая симпатичная и умная девушка. Ему должно быть приятно, что у него такая дочь. Любой на его месте был бы рад.

– Вы действительно так считаете?

– Что?

– Что я симпатичная?

Снеллер был раздражен. Какие глупости волнуют женщин.

– Да, и ваш отец наверняка так думает, – утомленно сказал он. – А теперь скажите, как он отреагировал, впервые увидев вас?

– Кто?

– Вы же не назвали мне вашего отца, так откуда же мне знать кто? Логично? – Снеллер рассмеялся собственной остроте. Аманда молчала. – Ну же, – настаивал он, – кто он? Мы все равно рано или поздно выясним, так лучше скажите мне сейчас.

– И во сколько же вы оцените такую информацию?

Снеллер отшвырнул ручку. Ему не верилось, что такое возможно. Девчонка оказалась еще более скользкой, чем угорь. Официант принес завтрак, и Снеллер жадно глотнул кофе. Пока он продумывал свой следующий шаг, Аманда возобновила натиск.

– Мистер Снеллер, я только что испытала самое страшное в своей жизни потрясение. У меня нет денег. И я не знаю, что мне делать дальше.

Она говорила с пафосом, но Снеллеру уже доводилось и раньше выслушивать подобные сентенции.

– Как же вы в таком случае добрались до Рима? – спросил он.

– Я устроилась на работу в качестве воспитательницы, но мои хозяева – американцы. Скоро они возвращаются в Штаты, – отчаянно лгала она, – меня они с собой не берут. Вот почему я обратилась в газеты. Я думала, что там мне не откажут в помощи.

– И что же, помогли? – Снеллер хотел знать, кому и сколько она уже выболтала. Он надеялся сделать этот материал эксклюзивным.

– Нет, – снова солгала Аманда, – их не заинтересовала моя история. – На самом же деле художественный редактор "Джорно" был в высшей степени потрясен ее рассказом. Он пообещал тут же заняться подготовкой материала и, когда Аманда ушла, сразу связался по телефону со своим коллегой из воскресного приложения к газете.

Снеллер, не подозревая об этом, со смаком уплетал свой завтрак.

– Как вы отнесетесь к тому, чтобы дать мне эксклюзивное интервью? Это будет означать полное изложение вашего рассказа, который мы будем публиковать отрывками, – пробурчал он с набитым ртом. Тревор будет счастлив заполучить такой материал, да притом бесплатно. Но Снеллер все же решил подстраховаться. – Разумеется, я должен сначала переговорить со своим редактором.

– Вы не пожалеете об этом, – пообещала Аманда.

– Не сомневаюсь. Кстати, вы познакомились с дружком вашей матери?

– О, да, он очень красивый, не правда ли? – Аманда посмотрела на него лучистым взглядом.

Тоже неплохой сюжетик, подумал Тони. Отвергнутая дочь – без ума от мамочкиного любовника. Отлично.

– Вы находите?

– По-моему, он необыкновенный, – с придыханием вымолвила Аманда.

Снеллер уже предвкушал, с каким наслаждением окунется в работу над материалом.

– Итак, Аманда, – по-деловому сказал он, – как только мы закончим завтракать, я немедленно связываюсь со своим редактором. – И Снеллер принялся торопливо запихивать в рот еду. Ему не терпелось позвонить Тревору.

– Передайте ему, – невозмутимо сказала Аманда, – что я согласна продать свой рассказ за семьдесят пять тысяч фунтов.

Тони Снеллер чуть не подавился рогаликом. На какое-то время он потерял дар речи.