Отождествляя Гудина с Гренделем, Платон невольно вспомнил о своём давнем приятеле Алексее Львовиче Грендале.

Сходство прозвища древнего мифологического чудища с фамилией Алексея показалось ему почему-то чем-то обоснованным.

И действительно, Алексей Львович Грендаль оказался далёким потомком отпрыска знатного рода, пустившего свои корни в Датском королевстве ещё в древние времена, а затем распростёршего их и до Руси.

Скорее всего, эта явно скандинавская фамилия и произошла в те годы от имени Грендель – чудовища из древнеанглийской поэмы «Беовульф».

Это эпическое произведение неизвестного автора было создано в Северной Англии примерно в 750 году до н. э.

В этой поэме повествовалось об отважном герое Беовульфе и его трёх сражениях с чудовищами.

Первого из них, Гренделя, бесчинствовавшего в замке-крепости датского короля Хротгара на острове Зеландия, ещё во времена своей юности и убил, этим впервые прославившийся, Беовульф.

Чудовище Грендель было описано в поэме могучим и страшным демоном. Внешне он напоминал огромную, более чем в четыре человеческих роста, человекообразную гориллу, жившую в болотах неподалёку от замка, в котором король построил новый большой зал для балов и празднеств.

Каждую ночь до логова Гренделя среди болот стали доноситься звуки музыки, игравшей в этом зале. А чудище больше всего на свете ненавидело шум, радость и веселье.

Однажды ночью, когда бал закончился, музыка прекратилась, и стихли людские голоса, Грендель выбрался из своего логова на болоте, перелез через стену и прокрался в просторный зал замка. Оставшиеся в зале люди из прислуги Хротгара от усталости лежали на полу и крепко спали. Чудовище схватило тридцать человек, утащило в своё логово и съело их там всех до одного.

Человеческое мясо ему очень понравилось, и Грендель стал в каждую бальную ночь наведываться в зал, пока не уничтожил почти всех придворных Хротгара, после чего, из-за боязни быть похищенным и съеденным, там уже никто не оставался и даже туда не заходил.

Когда предводитель племени геатов, великий воин Беовульф услышал о Гренделе, то он тут же загорелся желанием помериться силой с чудовищем. Он явился к королю Хротгару и заявил, что готов сразиться с Гренделем.

И вот чудище, спровоцированное опять громкой музыкой, в очередной раз пробралось в зал замка. Беовульф выследил его и схватился с ним один на один и одними голыми руками.

После многочасовой борьбы Беовульфу удалось оторвать Гренделю руку. Побеждённое тяжелораненое чудовище уползло в своё логово и там испустило дух.

Затем Беовульф расправился и с матерью Гренделя, ещё более свирепым чудовищем, пытавшимся отомстить за смерть своего сына.

Много лет спустя одного из придворных вельмож, возможно свирепой внешности и крутого нрава, зверствовавшего со своими подчинёнными и придворными, в народе и прозвали Гренделем. Со временем это прозвище постепенно трансформировалось в более благозвучную для скандинавов фамилию Грендаль, которую многочисленные потомки донесли и до наших дней, в том числе и в Россию. В нашу страну также попал и миф об одном из них, католическом священнике, получившим скандальную известность, как церковный Казанова, позже с позором отлучённого от церкви.

Падре специализировался по заблудшим и осквернённым дьяволом прихожанкам. Он лично изгонял его, вводя в их лоно свой огромный указующий перст, и обильно орошая из него божьей росой, засевшую в их чреве дьявольщину, наставляя падших дочерей на путь истинный, путь веры!

Его ласки изредка перепадали и монашкам. При обмене опытом, с целью усиления тесного сотрудничества, одна из них не выдержала, взяла своими тонкими, но крепкими пальцами твёрдый и коренастый прославленный указующий перст падре, медленно позволяя тому почувствовать всю глубину своего грехопадения в её чреве. Получив удовольствие и доказательства беспутства падре, она заложила его церковным иерархам.

Но среди русских потомков ветви Грендалей таких не наблюдалось.

В средние века один из отпрысков Грендалей перебрался из Датского королевства в Шведское, откуда уже его далёкий потомок с войсками Карла XII оказался в России.

В 1709 году, в качестве командира кавалерийского эскадрона в коннице генерала Шлиппенбаха, Нильс Грендаль принял участие в Полтавском сражении. Со своим эскадроном и с другими подразделениями, в числе которых были и пехотные батальоны, оторвавшиеся от главных сил, Нильс оказался в лесу севернее Полтавы. Но там они были настигнуты кавалерией Меншикова и разбиты, после чего пленены.

Волею провидения и чарующих глаз украинской красавицы Оксаны Нильс Грендаль остался в России.

И уже в 1794 году, его потомок Никола Грендаль, тоже военный, принял участие в подавлении русскими войсками под командованием А.В. Суворова, Польского восстания, руководимого Тадеушем Костюшко.

Но уже десятого октября того же года, в бою под Мацеёвицами против польских повстанцев, когда был ранен и пленён их командир Т. Костюшко, Никола Грендаль со своим эскадроном атаковал небольшой отряд поляков под началом бывшего священника, в последние годы наводившего ужас в ближайших окрестностях.

В ходе перестрелки, перешедшей в рубку, Никола лично схватился врукопашную с командиром этого отряда повстанцев. С криком:

– «Мне надоело любоваться делами Святого Любомира!» – он бросился на бывшего служителя культа и, имея лучшую выучку и достаточную сноровку, зарубил того саблей.

Если бы он тогда знал, что под псевдонимом Святого Любомира скрывается его дальний родственник Гжегош Грендаль, то неизвестно, чем бы всё это кончилось. Ибо в роду Грендалей испокон веков очень почитались и оберегались родственные корни.

А Гжегош Грендаль (Святой Любомир) был земляком и однокашником самого Тадеуша Костюшко. Оба они были родом с Волыни, куда и протянулась из Датского королевства ещё одна из ветвей рода Грендалей. Оба являлись отпрысками среднепоместных шляхетских семей, и в детстве учились в одной школе монашеского ордена пиаров.

Затем их пути разошлись. Тадеуш уехал в другие края, а через пять лет попал в рыцарскую школу в Варшаве. Гжегош же остался и весьма преуспел на церковном поприще, став ксёндзом, и где, прежде всего, защищал права обездоленного крестьянства и способствовал росту самосознания поляков, поощряя в них свободолюбие, тягу к независимости, и патриотизм.

Его гибель окончательно сломала польскую ветвь генеалогического дерева Грендалей, ибо Гжегош не был женат и не имел детей. Единственная память о нём осталась в названии города Любомль на его родине Волыни.

А украинская ветвь, силами Николы и его братьев, продолжала расти и расцветать.

Однако затем следы рода Грендалей затерялись, и выявились только к концу девятнадцатого столетия.

Наиболее известным из них был участник гражданской войны и войны с Финляндией, советский военный теоретик, генерал-полковник артиллерии, профессор, автор многих трудов по стрельбе и боевому применению артиллерии в основных видах боя – Владимир Давыдович Грендаль.

Он родился в апреле 1884 года в Свеаборге. В 1911 году окончил Михайловскую артиллерийскую академию в Санкт-Петербурге.

В звании полковника участвовал в Первой мировой войне.

Как истинный патриот, в 1918 году добровольно вступил в Красную армию, служа сначала инспектором артиллерии Южного, а затем и Юго-Западного фронтов. После окончания Гражданской войны, в 1923-24 годах он был начальником артиллерии сначала Киевского, а потом и Петроградского Военных округов. Затем, в 1925-34 годах, служил заместителем Главного инспектора артиллерии Рабоче-крестьянской Красной Армии (РККА).

В 1935-37 годах Владимир Давыдович уже на преподавательской работе в Военной академии им. М.В.Фрунзе. В 1938 году его назначают помощником начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ) и председателем артиллерийской комиссии ГАУ.

А в 1939-40 годах он уже представитель ГАУ на Советско-Финляндском фронте, командующий оперативной группой войск, а затем и 13-ой армией.

В 1940 году В. Д. Грендаль, награждённый орденами Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды и многими медалями, неожиданно скончался в своей московской квартире.

Именно одним из его правнучатых племянников и был, названный в честь своего прадеда, Алексей, – кандидат философских наук, преподаватель института культуры, специалист по зарубежной литературе, шуточно прозванный в ближнем круге своей преподавательской среды Гренделем.

С Платоном Алексей познакомился более десятка лет тому назад на футбольной площадке около их дач, где они мерялись силами в футбольной баталии. За Платона играли его сыновья, за Алексея – дачные товарищи.

Такие игры, но в других составах, периодически повторялись и друзья-соперники по спорту, бывшими на площадке практически единственными ветеранами, постепенно разговорились и познакомились поближе. Оказалось, что они вдобавок ещё и соседи по основному месту жительства в Москве.

Позже также выяснилось, что Алексей ещё и преподавал дочери Платона Екатерине в Институте Культуры, где, кстати, преподавала и Светик-семицветик. Кроме игры в футбол и обширных знаний о нём, общих дачных забот, нашлись и другие взаимные интересы, в частности литературные.

Постепенно их сотрудничество в этой сфере приняло конкретный смысл и дало осязаемый результат. Платон творил, Алексей, хотя и был очень занят на трёх работах, но всё-таки иногда советовал и рецензировал.

Такое их сотрудничество сулило в будущем им обоим большие перспективы. Платон даже посвятил новому другу стихотворение.

Задержки в чтении произведений Платона Алексеем были обусловлены, с одной стороны, занятостью его по работе, с другой стороны, желанием получше разобраться в них и дать дельный, а не формальный совет, но может быть и какими-нибудь иными причинами.

Студенты действительно очень уважали и даже любили Алексея Львовича Грендаля.

Аналогичных сведений об их отношении к Светлане Анатольевне Рязанцевой (Светику-семицветику) у Платона не было.

Специалист по мифам и легендам, Алексей Грендаль и сам был не прочь стать легендарной личностью. Он и являлся ею, особенно на работе, где был не только уважаем коллегами со своей кафедры, но и пользовался просто бешеным успехом у студентов. Во время занятий его речь, язык, были образны, доходчивы и просты. Он нередко разбавлял свои лекции анекдотами, а язык – матом, но только там, где это хоть как-то органически сочеталось с темой, текстом и эмоциями.

Алексей был талантлив и трудолюбив. Он был, конечно, человеком незаурядным, трезвомыслящим и рациональным. Ему также были присущи некоторая расчетливость и дипломатичность.

Но, как преподаватель словесного мастерства, Алексей Грендаль легко, направо и налево, разбрасывался обещаниями, не выполняя их.

И Платон в этом много раз убеждался на собственной практике.

По его просьбе Алексей прорецензировал уже написанное им, обозначив жанр его творчества, как бытовую фантастику.

Именно он предложил в первой части романа-эпопеи Платона увеличить соотношение непосредственно романного по отношению к историческому, добавить больше женских образов, диалогов и эротики.

Но Алексей так и не выполнил свои обещания по отношению к Платону. Человеку, не держащему своё слово, каким и был Алексей Грендаль, было очень далеко до своих предков – дворян и графов с их словом чести.

По этому поводу обиженный автор не преминул высказаться, и опять в стихотворной форме:

Но ожидания Платона оказались напрасными. Материал ему так и не был передан, и автору пришлось всё сочинять самому.

Алексей Грендаль родился 8 марта 1959 года. Поэтому его день рождения часто праздновался совместно с женским днём. Отчего в его сознании, ещё с малых лет, зрело недовольство этим совпадением, зависть и даже тайная неприязнь к женщинам.

И если бы не заботливая, любящая мать, окружившая Алексея вниманием с самых ранних лет, вырос бы он жёноненавистником. А так его отношения к женщинам можно было назвать вполне сносными, даже дружественными. Он с мальчишеских лет привык купаться в женской среде и пользоваться их вниманием. Учился Алексей хорошо и даже отлично. И в этом, безусловно, была заслуга его опять-таки заботливой матери, которая всю себя посвятила воспитанию двух своих сыновей, Олежки и Лёшки.

И младший из них, Алексей, отблагодарил её своими успехами в дальнейшей жизни. После окончания в 1976 году школы, не с отличием, но с хорошими оценками, Алексей сразу поступил в Институт Культуры на специальность русский язык и литература, и успешно закончил его, соответственно через пять лет, в 1981 году.

Способного выпускника оставили на кафедре, где он занимался не только преподавательской, но и научно-исследовательской работой. Алексей имел множество публикаций по своей тематике, в частности по древнегреческим мифам и сказаниям, со временем защитив кандидатскую диссертацию, получив учёную степень кандидата философских наук.

Он стал преподавать в своём ВУЗе, и со временем через его руки прошла студентка Екатерина, дочь Платона, а также её будущие компаньоны и компаньоны её мужа Виталия по совместным выступлениям на эстраде.

Обожаемый студентами, Алексей Львович Грендаль на занятиях не был обыкновенным академическим сухарём. Он рассказывал своим подопечным разные смешные истории, незаметно втягивая их в учебный процесс. Успеваемость студентов по его предмету была высокой. Это заметили и другие преподаватели, и стали ревновать Алексея Грендаля к его успехам.

Алексей постоянно расширял свой кругозор, изучая необходимую литературу по предмету и в смежных областях. И опять, во всех его делах и победах, рядом была любящая и заботливая мама.

Мать Алексея – Глафира Дормидонтовна Ёлкина была женщиной неординарной. Она была искусной рассказчицей. Поэтому с самых ранних детских лет Алексей слушал её яркие, красочные, образные рассказы и сказки, сдобренные её комментариями, шутками и прибаутками. И это, естественно, постепенно повлияло на него самого, на всю жизнь привив ему любовь к литературе, сказкам и мифам.

– «У! Простенькая совсем! Сразу видно, девушка из хоровода!» – поначалу говорили о ней, после замужества, её новые московские родственники мужа.

Но это впечатление о Глаше было обманчиво. Она была девушкой с характером, сибирячкой из-под Тобольска, волевой и даже властолюбивой, хотя внешне и казалась совсем другой, более мягкой и покладистой.

Она была дочерью известного в узких кругах слависта, славянофила и поэта Дормидонта Ферапонтовича Ёлкина. Именно от него она унаследовала тягу к классической русской литературе, к народному русскому языку.

Но с детства непоседу Глашу тянуло и к другим словам, громким и сильным, и на другие подвиги. Она больше общалась с мальчишками и была сорвиголовой, многому у них научившись, в том числе матерщине.

Этим она пополнила свой словарный запас необходимый в нашей непростой и весёлой жизни. Причём сделала это она ещё с детства, что значительно расширило её кругозор, как потомственной славянофилки, славистки и литератора, и позже пригодилось в жизни для воспитания своих сыновей Олега и Алексея.

По характеру Алексей был очень похож на деда, естественно, по материнской линии, Д.Ф. Ёлкина.

Дед был крупным мужчиной, седым блондином с большой окладистой седой бородой, густыми, седыми бровями и серо-голубыми глазами.

Дормидонт Ферапонтович Ёлкин был поэт-почвенник, литератор от сохи, чуть ли не деревенский юродивый. А в религии он был бородатым старообрядцем и ярым русским националистом.

Его дочь Глаша, белокурая бестия, многое унаследовала от отца, в том числе сызмальства любовь к лыжам и характер. Когда она рано осталась без матери, её воспитывал отец Дормидонт Ферапонтович, а также дед Ферапонт, бывший кулак, и его вторая жена бабка Агафья.

Если бы она была мальчишкой в наше время, то наверняка могла бы стать скинхедом. Но с годами Глафира Дормидонтовна стала спокойной, уверенной в себе женщиной, и тихой по натуре.

У Глаши, не потерявшей генетическую тягу к земле, не было родных братьев и сестёр. Те просто не успели родиться от рано умершей матери. Зато было множество двоюродных, у многих из которых не сложилась семейная жизнь, в частности у двоюродных тёток Алексея.

Они или до сих пор находились в девичестве, или давно вдовствовали. Одиночество естественно толкало тётушек на общение. Поэтому нередко своими частыми, зачастую непрошенными, визитами они крепко досаждали и Алексею и его матери.

Особенно гостеприимством Грендалей-Ёлкиных злоупотребляла некая баба Маня, вдова фронтовика Ивана. Она, как бывшая деревенская жительница, не только сама иногда приезжала домой к Алексею и его матери, но и частенько заезжала к ним на дачу в Загорново, привозя туда с собой и свою родню, дабы пожить немного на природе в привычном любимом окружении.

Алексей часто и довольно подробно рассказывал о тяжёлой жизни этой рано состарившейся женщины, в результате чего жалостливый Платон даже сочинил ей посвящённое стихотворение:

Позже, вдохновлённый Платон, вспомнив свою бабушку, деревню, где родилась его мать Алевтина Сергеевна, где он был трижды в далёком детстве, сочинил новое стихотворение по той же тематике:

Алексей был с детства очень привязан к матери, с которой жил, после разлада с женой, в одной квартире и по сей день. Его всегда отличала доброжелательность ко всем его окружающим людям. Честолюбие Алексея толкало его на поиск большого количества знакомых и друзей, на обилие контактов с совершенно незнакомыми и разными людьми.

Алексей Грендаль был очень общительным человеком. К тому же он любил, чтобы среди его знакомых были люди знатные, видные, перспективные и харизматичные.

Но обилие знакомств отрицательно влияло на их качество. Алексей со многими был знаком чисто шапочно, поверхностно. И их отношения дальше нескольких встреч, разговоров, выпивок, не развивались. Это коснулось и их, якобы, дружбы с Платоном.

Алексей практически всегда был спокоен и уравновешен. И только во время игры в футбол, особенно при забивании голов, он давал волю своим чувствам, громко, как мальчишка, выражая восторг.

Этим у него проявлялось семейное увлечение спортом.

Мать Алексея была бывшей лыжницей, заслуженным мастером спорта, входившей в сборную страны. Но постепенно она бросила спорт, переключившись на основную работу и семью.

Отец Алексея был военным, и долгое время курировал от Министерства обороны спорт, в частности лыжный. Сам хорошо стрелял. Он даже одно время возглавлял тренерский штаб лыжной сборной. Тогда-то, на лыжных сборах и соревнованиях он и познакомился с будущей матерью Алексея.

После заключения брака, Лев и Глафира 29 февраля 1956 года родили сначала Олега, который приучился к лыжам ещё в утробе матери, а через три года – Алексея, уже без лыж.

Олег Львович Грендаль естественно справлял свой день рождения только в високосный год, то есть раз в четыре года. Если в раннем детстве родители как-то маскировали это, то уже в школе Олег стал чувствовать себя ущербным. И, хотя разум говорил ему, что всё это ерунда, но сердце всё-таки не унималось: а почему это у меня?

Зато мать давно объяснила ему, что его имя соответствует их родовым скандинавским корням. Ибо Олег у скандинавов означает священный.

В школе Олег сначала попал под влияние дурной компании и приобрел весь букет дурных привычек.

Лишь решительное вмешательство умного и хитрого отца помогло вытянуть сына к знаниям.

У того оказались способности к точным наукам. А склонность к анализу позволила Олегу уже в годы отрочества самому встать на путь истинный, в частности увлекшись математикой.

Упорство, сосредоточенность и принципиальность помогли Олегу и в спорте – биатлоне, коим он по настоянию родителей стал заниматься ещё в ранней юности. Олег был ко всем доброжелательным и не имел видимых врагов и завистников. Он всегда был примером для младшего брата Алексея. Родители любили его и строили по-поводу старшего сына большие планы.

Но долгой совместной счастливой жизни у них не получилось.

Слишком харизматичный отец пользовался большим успехом у женщин.

Несмотря на то, что Лев Грендаль был просто большим нахалом по отношению к женщинам, некоторым из них это почему-то нравилось, и они шли за ним на свою погибель, как мыши за волшебной дудочкой.

– «А почему Вы меня сразу тащите в постель?!» – как-то вопрошала одна из них уже зрелого Грендаля.

– «А в моём возрасте все стараются сразу войти в суть!» – в ответ загадочно и призывно рычал Лев, словно обещая множество совокуплений.

– «А, что? Вы считаете, что влагалище – суть?!» – ещё большим, просто обезоруживающим, хамством на привычное хамство отвечала та.

– «Да, да! Суть всего земного! Для мужчин – цель! Для женщин – средство! Суть всего сущего познания!» – окончательно запудривал он своей философией овечьи мозги.

Но вскоре одна из них умудрилась увести отца из семьи.

Маленький Леша, конечно, горевал по этому поводу, но мать постаралась полностью всё внимание сына переключить на себя, и ей это удалось. Алексей самозабвенно любил мать и был готов ради неё на всё.

От отца же Лёша унаследовал ещё и способность к точным наукам, умение рационально мыслить, да и поступать также. Возможно, именно поэтому Алексей со временем стал приверженцем магии чисел. Он, например, мог по числам даты рождения определить многие черты характера любого человека.

Отец его тоже был человеком неординарным. Зачатый в любви Давыдом Грендалем и Марией Гольцман, но, в силу ряда причин, воспитывавшийся во время войны в детском доме, в жизни Лев Давыдович Грендаль соответственно и вырос человеком не довольным жизнью, завистливым и самолюбивым.

Отец его погиб на войне, а смерть матери в тылу была не менее ужасной.

После бомбёжки она, отрезанная от отступления огнём, захлёстнутая страхом и эмоциями, была вынуждена прыгать из окна третьего этажа горящего дома. Нелепо перебирая в воздухе ногами и руками, она пыталась приземлиться на молниеносно выбранное безопасное место. Но его надо было выбирать на относительно холодную голову, ещё до прыжка. Теперь же было поздно. Мария не справилась с управлением своего быстролетящего тела и вертикально приземлилась прямо на кол! Хруст раздирающихся вагины, ануса и ломающегося хребта слились с душераздирающим предсмертным воплем несчастной. Её тело несколько раз импульсивно дёрнулось и застыло вместе с затихающим посмертным хрипом.

По голым, почти белым ногам ещё стекала густая тёмно-вишнёвая кровь.

Но ничего этого Лев, конечно, не знал и не ведал.

Как не знал подробности гибели в Гражданскую войну и своего деда, Алексея Давыдовича Грендаля.

Тот попал в плен к махновцам вместе с другими красноармейцами. И, как часто водится, один из них, бывший комиссар РККА, космополит Даня Липскхер, предал товарищей.

Дабы убедиться в надёжности перебежчика, пьяный Нестор Иванович, который невольно вначале симпатизировал этому хлипкому, липкому очкарику, в шутку решил проверить его:

– «А где этот… липкий хер… Даня?!».

Тут же хлопцы привели уже напоенного горилкой предателя. Тогда батька Махно, угрюмо взглянув из-под бровей и сверкнув очками, нарочито грозно, чуть сдерживая смех, полушутя приказал:

– «Пусть застрелит своих! Тогда докажет мне свою преданность!».

Тогда Лёва Задов вложил заряженный одним патроном маузер в трясущуюся руку предателя и, схватив того за шиворот, чуть ли не выволок на улицу. Уже смеркалось. Арестованных вывели из сарая и построили вдоль его стены.

– «Ну, давай, стреляй!» – грозно навис Лев над козлёнком, направляя на того свой маузер.

Моложавый мужчина растерялся. Он никак не мог подумать, что такое с ним может случиться. Ещё сильнее затрясшейся рукой он поднял маузер и навёл на своих бывших товарищей.

В кого же стрелять? А ведь стрелять придётся! В кого?! – проносилось в воспалённом мозгу изменника.

А ведь ему стрелять в жизни ещё никогда не приходилось. Ибо он устроился на хорошую должность и, в основном, отсиживался в тылу, или в штабах красных, воюя с белыми лишь пустой болтовнёй, революционной фразой, подставляя под пули своих, якобы, товарищей. А теперь вот пришлось. Да к тому же в своих бывших боевых товарищей. Но уж очень хотелось жить самому!

А! Всё равно в кого! – решил, было, новоиспечённый палач.

Но нет! Как это, всё равно в кого? Вон, Алексей Грендаль – высокий, здоровенный, красивый мужчина; культурный, знающий, умный; любимец женщин и начальства! Нет! Только в него! – распалял себя Липскхер.

Он ненавидел Алексея Давыдовича Грендаля, так как сильно завидовал ему. Даже тому, что, несмотря на странную фамилию, все считали Грендаля русским, а его, Даниила Моисеевича Липскхера – естественно евреем, а то и просто жидом.

И он решительно направился к Грендалю. Рука вдруг перестала трястись, приобрела твёрдость. Даня поднял маузер, вдруг отчего-то ставший лёгким. Взгляды убийцы и жертвы на мгновение встретились.

Липскхер не выдержал испепеляющего его презрительного взгляда российского богатыря и указательным пальцем вновь задрожавших рук нажал на курок, выстрелив в высокий интеллектуальный лоб.

Алексей Давыдович, презрительно смотревший на убивающего его жидёнка, успел смачно плюнуть тому в почти белое от страха лицо, попав убийце в правое, прицельное очко. Плевок закрыл стекло и глаз, но совпал с выстрелом. Однако Алексей Давыдович услышал только шлепок от своей бомбы позора и презрения.

Грендаль рухнул, а Липскхер, стащив левой рукой с носа очки, под смех некоторых циничных анархистов, продолжил, совершенно трясущейся правой рукой, уже не целясь, нажимать на курок разрядившегося маузера, ствол которого в этот момент описывал беспорядочное движение.

Лёва Задов не выдержал, вырвав из руки поддонка маузер и, со словами «мерзавэц», ударив того рукояткой в открытый левый глаз, мгновенно выбив его своей могучей рукой, при этом ещё и лягнув Липскхера ногой в бок.

Даня завизжал от боли, упал на землю и задёргался в истерике. Закрыв окровавленное лицо двумя руками, он катался по земле, давя свои очки, проклиная всех махновцев, лично начальника их контрразведки и их батьку.

Тогда-то Лёва Задов воспользовался случаем, и с наслаждением разрядил в падшего все патроны своего маузера.

А на вопрос Нестора Ивановича, зачем он убил Даню, Лёва просто оправдался, что тот оскорбил самого батьку, и он не стерпел.

Не менее трагичной была гибель на войне и деда Алексея – Давыда Алексеевича Грендаля.

Как хорошо знавшего немецкий язык, осенью 1944 года он был переброшен к партизанам Полесья. А, как офицер связи с командованием, готовившим наступательную операцию «Багратион» по освобождению всей Белоруссии, он должен был координировать действия отдельных отрядов партизан в болотах её западной части.

Там, уже ставший вдовцом Давыд, со временем познакомился со своей последней второй половинкой, имевшей необычное прозвище Крысиша.

Великовозрастная девушка Крыся из Западной Белоруссии была проводником по некоторым болотам Полесья. Хорошее знание леса и цепкая память, доставшиеся ей от отца и деда, делали её непревзойдённым мастером своего дела.

И ещё до войны она заслужила репутацию самого удачливого проводника через болота. Крыся безумно любила свой родной край, его леса и даже болота. В них она была, как рыба в воде.

По своим политическим убеждениям она была ярой националисткой. И не скрывала этого ни от кого.

Крыся боролась, а скорее пассивно сопротивлялась любой оккупации и насилию, стремилась к освобождению Западной Белоруссии от всех, и от поляков, и от русских, коих она соответственно и называла ляхами и москалями, и тем более от немцев.

Поэтому она часто провожала по болотам врагов и специально заводила их в топи, губя их, а сама каким-то загадочным образом всякий раз спасалась.

Крыся была, в общем-то, очень красива. Поэтому все шли охотно с нею на контакт. А она сначала выведывала, кто это такие, и что хотят, а потом принимала решение, проводить, или топить их.

Но о ней всё равно по-прежнему шла молва, как о лучшем проводнике через болота.

Поскольку врагов было много, она часто играла на противоречиях между ними, и пользовалась этим.

Её большие, серые, широко посаженные глаза несколько компенсировали её немного длинноватый прямой нос. А слегка поджатые тонкие губы, вместе с загадочной полуулыбкой иногда придавали выражению её лица что-то сказочно зловещее. Она была несколько похожа на красивую крысу, оправдывая своё имя.

При первой же встречи Давыд и Крыся влюбились друг в друга. Они искали любой повод, любой случай, чтобы побыть вместе. Влюблённая женщина совсем забыла, что её возлюбленный является самым настоящим москалём. А Давыд не мог оторвать своего взгляда от её таинственных глаз, не думая ни о чём другом. Они могли часами смотреть друг на друга. Но и не только.

Вскоре Крыся понесла. Она была просто счастлива от своего такого нового и долгожданного состояния, стала беречь себя и не лесть на рожон.

Но служба есть служба. Началось долгожданное наступление Советской армии на Запад. А отступавшие немцы озверели от бессилия и страха. Попадаться теперь им на глаза стало очень опасно. А Крыся попалась, и не одна, а вместе с дорогим ей Давыдом.

В этот раз она снова пошла на разведку и для связи в свою деревню, якобы навестить родственников. Давыд сопровождал её. Но уже в деревне они были остановлены солдатами патруля из проходившей мимо немецкой воинской части. Показав документы, и по привычке улыбаясь захватчикам, Крыся повела с ними разговор на ломанном немецком языке, со смесью польских, белорусских, русских и украинских слов, объясняя им, что она проводница через болота, а это её муж.

В подтверждении сказанного женщиной, Давыд вместе с документами выдал захватчикам несколько фраз на их языке. Но те почему-то вскипели. Им наверно не понравилось, что здоровенный, красивый мужик, свободно говорящий на их языке, в этот тяжёлый час не с ними в армии.

К тому же немцы ненавидели болота. И не только потому, что не могли по ним пройти, в отличие от ловких и хитрых партизан. Но ещё и потому, что Советская армия каким-то непостижимым образом шла по этим болотам, причём вместе с тяжёлой техникой, и громила своих врагов.

Теперь же эта ненависть невольно перекинулась и на хозяйку болот и на её мужчину. Но придраться пока было не к чему. И тут, как назло, один из деревенских завистников решил свести счёты с москалём и его подстилкой.

Дряхлый старик, видимо приверженец Пилсудского, что-то нашептал командиру патруля на ухо. Опросив Крысю, её и Давыда связали, привязав к низким столбам, напротив друг друга, и начали над ними издеваться.

Сначала их просто били, в том числе рукоятками автоматов, спрашивая про партизан. Не добившись признаний, с них частично содрали одежду, продолжая бить уже конкретно по различным болезненным участкам тела.

Затем фашисты решили выудить признания у супружеской пары, путём перекрёстного издевательства над ними, надеясь, что каждый из них постарается спасти супруга и выдаст интересующие врага сведения.

Но не тут-то было. И Крыся и Давыд держались до последнего.

Тогда озверевшие фашисты перешли к другой стадии надругательств. На глазах Давыда его жену почти полностью раздели, её ноги связали и развели в стороны, и стали по очереди насиловать беременную. Бедняжка Крыся сначала кричала, но потом поняла, что этим причиняет Давыду дополнительные моральные страдания, и замолчала, сжав зубы, впившись полными ненависти, ещё сохранившими красоту, глазами в бесстыжие, злые, вражьи зенки.

Чтобы не видеть этого, Давыд закрыл глаза. Но ненадолго. Не добившись от истязаемой таким образом парочки признаний, фашисты изменили способы изуверства. Продолжая насиловать Крысю всё новыми подходящими к эшафоту солдатами, немцы сорвали штаны с Давида и принялись издеваться над его половыми органами, заставляя жену смотреть на это. После каждого не полученного ответа на вопрос, огромным ножом ему отрезали часть их. И когда полностью оскоплённый, истекающий кровью, муж потерял сознание, свесившись на верёвках, Крыся издала истошный вопль. Она с неимоверной силой сжала свои бёдра, по возможности перекрещивая их, срывая вожжи, удерживающие её ноги, при этом невольно сдирая кожу с них, и резко ударила своим высоким лбом последнего насильника в лицо.

Тот громко заорал от боли внизу живота и разбитого в кровь носа. Отшатнувшись от жертвы, обезумевший немец выхватил финский нож и глубоко вонзил его в заметно выступающий живот, поворачивая рукоять и делая косые разрезы. При этом его налитые кровью глаза выражали дикое безумие и садистское наслаждение. Прощаясь с жизнью, Крыся собрала последние силы и плюнула в окровавленное лицо убийцы.

Их трупы вскоре отвязали и бросили на дороге посреди села, на всякий случай, изрешетив и автоматной очередью. Ночью пожилые женщины похоронили погибших на окраине деревни, ибо далеко идти было опасно, да и тащить трупы волоком им было тяжело. А наутро они кольями и вилами загнали старого предателя в ближайшее болото и там заживо утопили.

Но и карателей вскоре настигло неминуемое возмездие. Отступавшим партизаны устроили засаду и, не беря в плен, перестреляли всех на берегу так любимых Крысей Полесских болот.

Но всё это было уже в далёком теперь прошлом.

Повзрослев, Лев, сын Давыда, любил, чтобы его упрашивали и перед ним унижались. А это значило, что сам он был фактически человеком низким, с низменными помыслами, во всяком случае, и, наверно, низкого сословия, невольно позорящим честь своих героических предков. То есть он всё время пытался других людей принизить до себя, до своего уровня. Он искренне считал, что все вокруг него должны ему, и так вёл себя по жизни.

Алексей Львович Грендаль был внешне похож на отца, а по характеру – на мать. А его старший брат Олег – наоборот. Внешне – копия матери, а по характеру иногда был такой же вредный, как и их отец.

Олег полюбил лыжи и стрельбу, а Алексей нет, считая их скучными. Он больше любил игровые виды спорта, где можно было пообщаться с партнёрами непосредственно во время игры.

Со своими сыночками Лев Грендаль любил играть в шумные игры, забываясь в них, на деле, то есть в игре, невольно проявляя свой характер.

Поэтому их игры часто заканчивались конфликтом со старшим из сыновей, Олегом, и обидой на отца, младшего Алёши.

Лев Давыдович Грендаль всегда был настойчив в достижении своей цели, однако добросовестен в делах и общении, что позволило ему достичь хорошего положения в обществе.

А терпимость и гибкость, умение отказаться от желаемого, а то и просто предать – позволили Льву Грендалю сделать неплохую в жизни карьеру.

В то же время к женщинам он был более требователен, чем к себе. Ценил в них, прежде всего верность и доброту, чем ему поначалу очень и понравилась Глаша.

Однако он сам, как эгоист, любил выпить и вкусно поесть, был весьма любвеобилен, хотя и неуверенным в достаточности своих чисто мужских способностей.

Это в некоторой степени передалось и младшему сыну.

Когда Алексей увлечённо рассказывал что-то, или был подшофе, то он очень смешно сводил брови, внутренняя часть которых поворачивалась почти на 45°, поднимаясь вверх, придавая ему очень смешной вид. В этот момент он имел весьма жалостливый образ и становился похожим на Пьеро.

Хотя нрава Алексей был весёлого, и по этому своему нраву и поведению иногда был ближе к Арлекину.

Это особенно запомнилось Платону во время единственного официального дружеского визита к нему Алексея Грендаля.

Тот тогда принёс в подарок Кеше болельщицкий шарф, а родителям какие-то не запомнившиеся им безделушки.

Зато гость в течение вечера один уговорил целую бутылку коньяка, из-за чего Ксения стала его считать алкоголиком.

Тогда-то Алексей и продемонстрировал Платону и его домочадцам своё умение и владение магией цифр.

По числам дня рождения он определил у Платона большую сексуальную и творческую энергию, чему сам тут же и позавидовал.

Но видимость слабости к горячительным напиткам, ни в коей мере не касалась преподавательской работы Алексея. На неё он приходил всегда трезвым. Будучи ко всем без исключения доброжелательным, Алексей своей работой занимался кропотливо, добиваясь совершенства.

Как человек честолюбивый он не мог действовать по-другому.

Явно имея творческие способности, он почему-то завидовал таким же, как и он сам. Обладая интуицией, он часто знакомился с нужными и полезными людьми, иногда извлекая из этого пользу для себя.

Покладистость, доброжелательность и спокойствие, обстоятельность, трудолюбие и настойчивость, сочетались в нём с детской ранимостью талантливого человека и недоверчивостью.

Он должен был во всём убедиться сам.

Как человек незаурядный, знающий себе цену, Алексей был и расчётлив, и дипломатичен, и хитёр, но не лицемерен.

Как человек талантливый, рационалистически и трезвомыслящий, он не был склонен к рефлексии.

Эти качества, плюс трудолюбие, настойчивость в достижении цели, к которой он шёл упорно, не сворачивая в сторону, дали ему возможность найти себе достойное место в жизни.

Считая Платона гением, и завидуя ему, Алексей Грендаль подсознательно пытался как-то это компенсировать.

И он своей затяжкой с выдачей обещанной информации о себе к главе ему посвящённой, пытался продемонстрировать Платону зависимость того от него, и свою значимость.

Как человек добрый и отзывчивый, он часто много обещал своим многочисленным друзьям и товарищам.

Но, как человек очень занятый, часто забывал выполнять эти свои обещания.

Так, возможно, произошло и в их взаимоотношениях с Платоном.

Алексей долго задерживал передаваемые ему на рецензию или на устный отзыв материалы и очень долго, срывая все возможные сроки, готовил информацию по своей личности.

Поэтому терпение Платона всё же лопнуло, и он решил сам написать, придумать неизвестное про Алексея Грендаля.

Ну и дурачок он, этот Лёшка! Как будто и не знает, что сам гений?! Зачем же так делать? Я же за это время мог бы про кого угодно другого написать! Действительно! Странные Вы люди, ё… вашу мать! – как говаривал когда-то мой давний знакомый – Герой соц. труда Михаил Ильич Лифшиц! – подумал про бездействие Алексея Платон.

Алексей Львович был большим любителем футбольной статистики.

Он, как фанат футбола, а точнее сказать, как любитель себя в футболе, очень много делал для того, чтобы их игры на лесной поляне на даче, носили более цивилизованный характер, создавали иллюзию большого футбола, были бы приближёнными к настоящему футболу.

Футбол был главным хобби Алексея. Он играл в него всю жизнь, конечно, как простой любитель, более того, как дворовый любитель. И делал это весьма успешно, доставляя удовольствие себе и партнёрам.

После каждого забитого гола, коих было немало, он радовался, как ребёнок, шумно, криком выражая восторг, тут же ужасно гримасничая, кривляясь и азартно жестикулируя, тем самым немного напоминая развеселившуюся обезьянку.

Платон даже за глаза стал звать Лёшку не Гренделем, а «Кренделем».

Именно под его руководством были сделаны и поставлены на поле добротные металлические ворота с растяжками для сетки, закуплены и повешены сетки на эти ворота.

Благодаря этому футбольные баталии на поле садоводческого товарищества «Бронницкое», располагавшимся сразу за их общим забором, приняли более солидный, даже красивый и более эмоциональный характер.

Более того, в последний год он принял меры, чтобы одеть команды в форму с номерами и с названием команд, которые сам же и придумал.

Но, конечно, деньги на это он собирал с участников матчей.

Как-то раз, два года назад, он обратился и к Платону с просьбой внести двести рублей.

Но тот отшутился:

– «С инвалидов не берут!».

Дополнительно мотивировав это тем, что ходит на футбол редко и скоро может быть вообще вынужден будет прекратить играть в него.

Но кроме футбола у Алексея было ещё два хобби.

Одно из них сын Анатолий, живший в другой семье. Он был ровесником сына Платона Иннокентия.

После развода излишне заласканный матерью, начитанный Толя долгое время жил иллюзиями, представляя себя суперменом. Но двор, куда он всё-таки был вынужден со временем выйти, быстро остудил его мечты.

Суровая московская действительность быстро научила Толю ладить с людьми, находить нужных и полезных друзей. Этому во многом способствовали его книжные знания, подкрепляемые теперь уличной практикой.

Алексей женился спустя много лет после окончания аспирантуры. Он нашёл свою вторую половину, буквально подобную себе, и на глазах просто преобразился, стал следить за собой, за своим словами, за своей культурой общения, пытался поступать по чести и по совести.

В этот период Алексей просто обладал манией приличия.

Поначалу такое общение им очень нравилось и соответствовало их понятиям о любви и дружбе, о счастливой семье.

Они жили в браке счастливо, лицемерно многим дополняя друг друга, подтверждая народные поговорки: «Муж и жена – одна сатана» и «Два сапога – пара», являя собой, по сути, гармоничную пару хреноплётки с шиздаболом.

Но с годами всё приелось и возвратилось на круги своя.

Расслабившись и потеряв бдительность, супруги стали всё чаще и чаще демонстрировать друг другу своё действительное лицо.

Но истинная культура, настоящие черты характера постепенно возобладали и всё их взаимное притворство как рукой сняло.

Они стали меньше следить за собой, а их диалоги приобрели хамский и излишне саркастический оттенок.

– «У тебя изо рта говном пасёт!» – как-то заявила жена мужу.

– «Так я ещё не спустил его!» – шутя, пытался тот оправдаться.

В дополнение ко всему и тесная связь с матерью, их взаимная с единственным оставшимся сыном любовь, уважение и привязанность, тоже помешали браку Алексея, и на пятом году совместной жизни его новая семья распалась.

Мать периодически влезала в их семейные дела, поучая невестку.

А в спорах между женщинами Алексей всё чаще брал сторону матери, в итоге сделав выбор между любимыми им женщинами в её пользу.

Алексей развёлся, оставшись один со своей престарелой, но сохранившей бодрость духа, матерью.

А сын Анатолий уехал от него, уже со своей матерью, к её родителям в другой район Москвы.

Однако бывшая жена, хорошо помня всё положительное в бывшем муже, не мешала контактам отца с одарённым сыном, особенно в подростковом возрасте, и Алексей периодически виделся с ним, влияя на его воспитание. Платон даже был этому невольным свидетелем, когда видел их вдвоём на футбольном поле.

И здесь отчётливо проявились характеры и отца и сына.

Во время игры в футбол Платон заметил, если Алексей играл в противоположной команде, то поддавался Толе, явно давая ему забить гол.

Остальные дети на площадке, с одной стороны, такое предательство принимали со взрослым пониманием, но с другой стороны, в их глазах дядя Лёша, как человек, считавшийся справедливым, сразу терял свой авторитет.

Одновременно Платон заметил, что Толя тоже держит нос по ветру, стараясь сдружиться с теми парнями, кто лучше, по его мнению, играет, заговаривая во время игры только с ними, льстя им. Хотя те относились к хитрожопому снисходительно, как к чужаку, но усё же сыну дяди Лёши.

Такая политика молодого начинающего карьериста по отношению к нужным в его футболе людям, была недальновидной, так как не футболом единым жив человек.

Платон невольно вспомнил, что зимой Алексей играет в футбол в спортзале одной из школ, где собираются лишь нужные и полезные ему люди, а его самого он приглашал на это мероприятие лишь чисто формально, вообще, без конкретики.

И на этих, чисто спортивных мероприятиях Алексей блистал иногда своей лингвистической эрудицией.

После игры, запивая пивом усталость, забитые и не забитые голы, Алексей Грендаль бывало шутил:

– «Пейте пиво сраками – лучше усваивается!».

Со временем, вторым хобби Алексея стал пеший туризм, которым он занимался долгое время, почти до его женитьбы.

Лишь после одного случая, у него внезапно напрочь пропало желание шляться с рюкзаками по земле, а появилось новое – осесть на даче.

Поставив палатку в живописном месте на лесной поляне, туристы расположились на ночлег.

Рано утром, проснувшись от какого-то повторяющегося шороха, они с ужасом увидели, как здоровенный, видимо старый кабан, периодически останавливаясь перед палаткой, совершал затем семенящими шажками небольшой круг вокруг своего места и снова останавливался, замирая перед палаткой, переминаясь с ноги на ногу, принюхиваясь и фыркая, явно чего-то ожидая, или к чему-то готовясь.

И так продолжалось, видимо долго, так как животному удалось уже протоптать довольно заметную замкнутую, почти идеально круглую, тропку вокруг их палатки.

И как только животное, по какой-то одному ему ведомой причине, на время оставило место своего длительного патрулирования, туристы быстро собрались, сняли палатку, и удалились с кабаньей тропы, пропустив хозяина в его исконные владения.

С тех пор Алексея больше не тянуло в леса дальнего Подмосковья.

Так получилось, что Алексей Грендаль каким-то образом избежал службы в армии.

Зато его старший брат Олег это с лихвой восполнил.

Как спортсмен-биатлонист, отслужив срочную службу в Спортивном батальоне Уральского военного округа, Олег был приглашён продолжить службу в 9-ом Управлении КГБ СМ СССР.

Со временем Олег с товарищами по службе выполнял охранные и прочие функции, обеспечивая охоту высших государственных и партийных руководителей, в частности в Завидово.

Но бывали выезды и куда покруче, например, в заповедник Беловежской пущи.

Однажды там для большого начальника устроили охоту на медведя. Новичков в деле не было.

Олега, как бывшего чемпиона по стрельбе, поставили на охрану первого лица. В его задачу входило застрелить медведя лишь в крайнем случае, когда будет угрожать опасность непосредственно его подопечному в случае промаха того по зверю.

Рано утром, ещё в начинающей рассеиваться туманной дымке, загонщики погнали зверя в нужном направлении.

Но тот, то ли от недосыпа, то ли от голода, или переедания, передвигался как-то непредсказуемо.

Хотя медведь и бежал куда надо, но при этом он стелился над самой землёй, словно полз по-пластунски; как крылатая ракета «Томагавк» огибая рельеф местности, низко опустив голову, словно как навигационная система TERCOM, сверяясь с картой местности; прижимая морду к самой траве, словно внюхиваясь в неё.

По кустам и перелеску, лихо обходя препятствия, он быстро достиг опасной близости к первому лицу всего мероприятия.

Наблюдавшие за ним в бинокли охотники и охранники могли разглядеть только часть его быстро перемещающейся, словно змейка, спины, фактически один лишь загривок.

Олег во все глаза следил за быстро приближающимся зверем, краем глаза держа в поле зрения подготовившегося к стрельбе шефа.

Тот, весьма крупный мужчина в расцвете сил, держал свою крупнокалиберную винтовку с оптическим прицелом наизготовку, а на груди весьма громоздкий прибор ночного видения, который ему теперь очевидно был уже не нужен.

Попытка поймать маскирующегося зверя в прицел не увенчалась успехом.

Возможно, в результате накануне излишне выпитого и съеденного, начальник замешкался. Этого хватило, чтобы медведь оказался рядом с охраняемым лицом.

Он неожиданно выскочил перед ним и встал во весь рост на дыбы.

Олег не на шутку испугался. Ракурс стрельбы оказался опасным, так как абрис зверя почти сливался с силуэтом шефа. Стрелять было уже нельзя.

Опасность подстрелить шефа вместо медведя была слишком высока. Поэтому Олег бросился в сторону, пытаясь освободить свою линию огня от застывшего, как глыба, начальника.

Только стрелок выбрал новый нужный ракурс и вскинул винтовку для спасительного выстрела, как тут же обомлел.

Все невольные зрители этого тоже словно оцепенели. Медведь сильным ударом лапы выбил из рук и с груди горе-охотника винтовку вместе с ПНВ.

Затем зверь замер, принюхиваясь к своей жертве. Несколько секунд они стояли друг против друга на виду у других охотников и охранников, приоткрывших от ужаса рты и округливших, ставшими бесцветными, глаза.

Здоровенный мужчина и не менее крупный медведь стояли друг против друга на задних лапах.

Ситуация неожиданно разрядилась. Зверь, что-то учуяв, отвернулся и, опустившись на все лапы, неспешно затрусил прочь. Вышедшие из оцепенения ближайшие окружающие рванули к охраняемому лицу.

Вышел из ступора и Олег, с облегчением опуская свою винтовку. Хотя он был ближе всех к шефу, но оказался около него практически вместе с двумя другими стрелками.

Когда к насмерть перепуганному начальнику подоспела охрана и коллеги охотники, то последние сразу всё поняли.

От бедолаги исходил зловонный запах свеже упущенных фекалий.

Уже потом егеря поведали Олегу, что медведь воспринимает такой запах, как признак капитуляции противника.

После этого случая их шеф навсегда распрощался с охотой, полностью переключившись на рыбалку.

А Олег сделал глубокомысленный и даже философский вывод: Охота в Пуще – неволя!

Но и на рыбалке этому охраняемому лицу не повезло уже фатально.

А невольно участвовавший в этом Олег сделал тогда новый философский вывод: Уж если человеку не везёт, то не везёт до конца, буквально до конца!

А произошло следующее. Еще до рокового события это охраняемое лицо неоднократно получало знаки свыше о своей недееспособности и как рыбака.

Однако сие не было услышано. У того на рыбалках многократно происходили различные недоразумения. Но их причинам не была дана своевременная, должная, принципиальная, партийная оценка.

В один из очередных рыбацких дней это лицо, стоя на мокрой поверхности лодки, неудачно вытащило из воды свою удочку. Из-за резкого движения, лицо поскользнулось, придав удочке дополнительное ускорение, рыба сорвалась с крючка, а тот, описав дугу, угодил лицу прямо в левую щёку, надёжно закрепившись там.

Невольно взвизгнув от боли, лицо приказало поскорее отвезти его в ближайшую больницу. Быстро собрались, покидав всё без разбора в уазик, и резко сорвались с места. По дороге лицо ныло от боли и всё время подгоняло водителя, которым в тот злополучный день был Олег.

После одного из крутых левых поворотов за загородившими дорогу деревьями, УАЗ-469 выскочил на мост, по которому во встречном направлении, сильно пыля, нёсся самосвал с местным деревенским лихачом.

Как водитель-охранник, Олег инстинктивно вывернул руль вправо и уазик, легко пробив парапет моста, рухнул на правый борт в неглубокую реку. В процессе падения тело второго охранника, сидевшего сзади Олега, невольно прижало охраняемое тело к правой задней двери, уже заблокированной речным дном.

Через открытые окна вода быстро заполнила салон, оставив над водой лишь весь левый борт вездехода.

Пытаясь выбраться из машины, охранник совершенно случайно наступил охраняемому лицу на его левую сторону, ещё глубже вдавив в щёку злополучный рыболовный крючок.

От боли и крика, охраняемое лицо, до этого с закрытым ртом и зажатым носом самостоятельно пытавшееся выбраться наверх, открыло рот, невольно впуская в него мутную, со взвесями песка, речную воду.

Захлёбываясь, оно напоследок увидело перед собой, словно с издёвкой, будто бы подмигивающего ему чёрным, как икринка осетра, глазом огольца, сигнализирующего тому о закате его эры.

За это нелепое, трагическое происшествие Олег поплатился.

После долгого служебного расследования он получил взыскание, понижение в звании и должности, а также язву желудка, а его напарник разжалован и посажен.

После этого в КГБ Олег Львович Грендаль прослужил недолго. По роду службы ему часто приходилось бывать за рулём служебной «Волги», намотав на спидометр не одну тысячу километров Подмосковных, и не только, дорог.

Именно эти бесчисленные дороги, вернее российское бездорожье, и русское разгильдяйство, в том числе в элитной офицерской среде, в итоге и привели Олега Грендаля к гибели почти в автокатастрофе.

А сигнал свыше поступал к нему и ранее, но Олег тоже не понял его, или не прислушался. Как-то раз, в летнюю жару, выброшенный им на дорогу непогашенный окурок, встречным потоком воздуха был заброшен обратно, через открытое левое заднее окно, на заднее сиденье за его спиной.

Возникший из-за этого пожар ему в тот раз всё-таки удалось потушить, благо в багажнике оказался и огнетушитель, и кожаные накидки на сиденья.

Другой раз Олег попал в перестрелку с бандитами, невольно оказывая помощь загородной милиции. Один из убегающих развернулся, и выстрелил в Олега в упор, но от страха промахнулся.

Тогда уже Олег сделал сначала предупредительный выстрел в голову бандита, а затем контрольный в воздух.

Вот тогда-то он и понял, что если человек слышит направленный в него выстрел, то это значит, что он ещё жив! Ибо убитые, как правило, не слышат звука, убивающего их выстрела.

За время службы Олег получал и ранения. По этому поводу, завидовавший его храбрости младший брат даже шутил:

– «У него аж три пулевых ранения! И оба… в зад!».

Но в другой раз открытое водительское окно как раз и стало одной из причин нелепой гибели Олега.

На большой скорости проезжая по загаженному щебнем и разлитым кое-где цементом загородному шоссе, «Волга» Олега невольно попала под обстрел щебёнкой, пулями летевшей ей навстречу из-под колёс, мчавшейся встречным курсом по соседней полосе, грузовой машины. Один из камней угодил Олегу прямо в висок. Он сначала почувствовал, прежде чем успел заметить попавший в него камень. И это было последнее его ощущение. Смерть была почти мгновенной. Потерявшая управление машина съехала на обочину и была остановлена лишь ближайшим к ней деревом.

Родные тяжело переживали неожиданное горе. Мать надолго слегла. Алексей весь осунулся, похудел, ходил сам не свой. А отец вообще получил инфаркт, его сердце не выдержало, и он вскоре умер.

Так и оказались урны с прахами отца и старшего сына в одной могиле на Николо-Архангельском кладбище.

Но лишь время лечит.

Прошли годы, эмоции утихли, переживания улеглись. Вдова Олега, забрав детей, уехала к своим родителям в дальнее Подмосковье.

А Алексею досталось утешать мать и заботиться о ней, и вместе периодически навещать могилу своих любимых Грендалей, а также, вблизи Главного входа, возлагать цветы к памятнику сотрудникам органов государственной безопасности, погибшим при исполнении своих служебных обязанностей.

Но у Алексея появилась и проблема с повторной женитьбой.

В силу своей чрезвычайной занятости – работа в трёх местах, и вечерней игры в футбол, который он не мог променять ни на что другое, у него совершенно не было времени на общение с женским полом.

Но уж очень хотелось. Природа пыталась взять своё! И Алексей отдавал. Но пока он был вынужден заниматься лишь самоудовлетворением.

А на хрена мне это нужно?! – думал он, каждый раз опустошая свои семенники, дабы избежать застойных явлений.

Конечно, для знакомств у него было обширное поле деятельности среди студенток. Но, с другой стороны, флирт с ними не поощрялся руководством института. Однако сердцу не прикажешь. И Алексей, наконец, влюбился в одну из своих подопечных.

Её звали Лена. Она была не только красивой блондинкой, но и умницей, отличницей, к тому же и из приличной семьи, ещё и богатой.

В институт она приезжала на собственной иномарке, одевалась модно, красиво и со вкусом, подкупив Алексея ещё и своею изысканностью. Но она ещё была и неприступной для своих сокурсников, парней держала на дистанции, позволяя ухаживать за собой лишь в стенах института. Она словно ждала заморского принца. Однако для Алексея Львовича Грендаля Лена сделала исключение. И у него появился шанс.

Но шанс всегда бывает лишь какое-то время. Порой даже длительное. А потом вдруг, раз! И его нет! Так случилось и с Алексеем Грендалем.

Лена встречалась с ним вечерами. Но их встречи носили сугубо культурно-познавательный характер, лишь изредка принимая вид развлечений. Они посещали музеи, выставки, литературные тусовки, реже ходили в театр, совсем не ходили в кино. К счастью Алексея лишь один раз они оказались в разорительном для него ресторане. Лена словно изучала своего кавалера, или использовала запавшего на неё мужчину в корыстных целях. И, как только она сдала ему последний экзамен, бросила его, хотя сама сдавала все предметы на отлично и без посторонней помощи.

– «Алексей Львович! Вы опять со своей назойливой фауной домогаетесь моей девственной флоры?! Вы пристаёте ко мне, как фигурист к партнёрше! Как этот…ну, как его? Ловелас Влагалас!» – завуалировано оскорбила она своего учителя при их последней встрече, ставя на место, и демонстрируя ему приобретённые ею лингвистические навыки.

Алексей, конечно, сильно переживал, долго не смотрел на женщин, но время лечит, вселяя новую надежду. Ведь несмотря, ни на что, в том числе прозвище, Алексей Львович Грендаль все же имел вполне солидный габитус и, безусловно, некоторую приличную харизму.