Глава 15. Звёздный час
И последующие за этим дни, затмевая друг друга, мелькали, словно в снежной кутерьме, также продолжая создавать для Платона как бы полное затмение.
Новый год они с Ксенией уже по привычке встретили вдвоём. Кеша с Машей навестили родителей только на Рождество.
После снятия гипса 5 января, Платон отважился выйти на работу во вторник, 10-го.
В первый же рабочий день года, ещё по декабрьскому вызову, Платон с утра явился в свою налоговую инспекцию, где получил уведомление о налагаемом на него, как ПБОЮЛ, штрафе за несвоевременную сдачу отчёта по НДС за второй квартал.
Его куратор – старший налоговый инспектор Наталья Алексеевна Темнякова – выслушав Платона и разъяснив ситуацию, попросила предпринимателя поставить дату вызова на Уведомлении – 20 декабря, хотя Платон объяснил ей, что в это время и до 5 января он находился в гипсе. Но та всё же настояла.
И хотя это его не очень-то и удивило, но напрягло.
Да, с неожиданных забот начинается новый рабочий год! – досадовал «нулевой» предприниматель.
– «С Новым годом!» – приветствовал он троицу коллег, возвратившись из налоговой инспекции на работу.
Молчание завистника и невежды нарушил только радостный ответ Надежды.
Та, видно, всё же не надеялась так рано увидеть сослуживца. Ведь после снятия гипса больничный лист обычно продлевают ещё на месяц.
Но героизм коллеги Надежда сама себе объяснила желанием того заработать денег ко дню своего рождения. Она ведь заплатила Платону за больничный только половину от положенной по закону суммы.
Новый год не наложил новых черт на поведение старого Гудина.
Проходя вместе с Алексеем мимо обеденного стола Платона, проходимец колко заметил, показывая на ожидавшую чая пустую чашку:
– «Лёш, Лёш! Смотри, смотри! Опять началось! Надо сахар спрятать!» – по плебейски злорадно захихикал старец.
Вынужденное, более чем месячное отсутствие Гудина перед глазами Платона, привело к тому, что он уже никак не реагировал на совершенно теперь не удивлявшее его, и не вызывавшее никаких эмоций, поведение шильника.
Поэтому, когда Надежда Сергеевна словами «Логично!» прокомментировала Платону какое-то редко умное предложение Ивана Гавриловича, тот практически молниеносно ответил ей:
– «Я бы сказал даже, что проктологично!».
– «Платон! Вечно ты со своими шуточками!».
– «А ты что подумала? Соедини воедино слова «практично» и «логично»! Что у тебя получится?!».
Начальница задумалась и частично согласилась:
– «А я-то подумала…. Он просто поразил меня!».
– «Да! Он как Феликс… поражает всех спермой взгляда!» – не слезал со своего конька писатель.
После оформления авторских прав на полное собрание своих стихотворений, Платон снова приступил к прозе жизни, поделившись с женой её очередными проявлениями.
– «Как, всё-таки, специальность человека накладывает отпечаток на него самого!? Вот возьми, например, Гаврилыча. Человек с практическим мышлением, с практической логикой. Вот, тебе, пожалуйста – проктолог! Далее. Он кандидат …э-э-э… этих самых говноведческих наук. Вот и сам стал говном!».
– «Ха-ха!» – неожиданно усмехнулась Ксения.
– «Или, возьми теперь Надежду. Она зоолог. Всю жизнь в хлеву проработала. Да и в детстве в одной кровати с поросёнком спала! Вот и выросла теперь больша-а-а-я… свинья!».
– «Ха-ха-ха-ха! – теперь уже совсем закатилась обычно чуть сдержанная жена.
– «Я вижу, ты опять сел на своего конька, как вышел на работу!» – сделала она обоснованный вывод.
Но пока Платону пришлось невольно сесть на чужого.
Внимательно ознакомившись с претензиями налоговой инспекции, он постарался вспомнить возможные причины опоздания с отчётом по НДС за второй квартал прошлого года. Ему никак не верилось в это.
Ведь ещё со студенческих лет Платон воспитал в себе своевременное проявление ощущения опасности при подходе даты совершать что-либо. В то время это было минимальное количество дней, за которые ещё можно было успеть подготовиться к экзаменам. Как его организм вычислял этот срок, даже сам Платон не знал. Но помнил точно, как во время отдыха после очередного экзамена и безделья, у него вдруг неожиданно возникало ощущение опасности, бросавшее его даже в жар.
Почему же с первого по двадцатое июля у меня не возникало такого ощущения?! Оно возникло, как и ему полагалось, только в первых числах октября! – терзался и удивлялся он, продолжая анализировать ситуацию – Скорее всего я всё-таки сдал НДС! К тому же дома не оказалось второго экземпляра подписанного в налоговой. А я ведь эти отчёты всегда готовил заблаговременно. Да и судя по поведению инспектора – для них подлог – дело обычное! Так получается, что я его всё-таки отправил по почте в одном конверте с годовым отчётом. Так что будем «драться» и доказывать до последнего!
В результате этого его решения и родилось ответное письмо в налоговую инспекцию.
«Десятого января 2012 года я был ознакомлен с Актом «Камеральной налоговой проверки ИП Кочета Платона Петровича» и не согласен с выводами и предложениями старшего государственного налогового инспектора Темняковой Н. А.
Изложенное в Акте недоразумение произошло всего лишь из-за моего желания улучшить и упростить процесс моего данного отчёта.
11 апреля 2011 года я послал письмом «Налоговую декларацию по налогу на доходы физических лиц (форма 3-НДФЛ)» за 2010 год, одновременно вложив в конверт и два экземпляра НДС за 2-ой квартал с подписанной мною датой 1 июля 2011 года. Из почтового уведомлёния я узнал, что моё письмо было получено адресатом 15 апреля.
При подготовке НДС за 3-ий квартал я обнаружил отсутствие в моём архиве документа, подтверждающего сдачу НДС за 2-ой квартал.
В связи с этим я подготовил и сдал дубликат НДС, подписанный мною тем же 1 июля 2011 года. Однако инспектор, принимавшая документы, предупредила меня, что может поставить на него штамп только с текущей календарной датой, с чем я вынужден был согласиться.
10 января 2012 года старшим государственным налоговым инспектором Темняковой Н. А. мне было разъяснено, что преждевременно сданный НДС за 2-ой квартал также является нарушением закона.
Возможно, я и нарушил закон, но только по букве, а по духу – нет!
В связи с изложенным мною, а также учитывая, что я всегда был добросовестным предпринимателем, к тому же десять лет не веду никакой предпринимательской деятельности, всегда своевременно сдавал налоговую отчётность, и у меня никогда не было задолженностей;
а также принимая во внимание, что я являюсь пенсионером, инвалидом, и что этот казус не повлёк за собой никакого материального и морального (кроме меня самого) ущерба кому-либо –прошу Вас отменить денежный штраф в размере 1000 рублей, заменив его, например, письменным предупреждением с разъяснением моей ошибки.
С уважением, Платон Кочет».
Платон отослал письмо с уведомлением и стал ждать ответа.
В первые недели после выхода на работу Надежда не загружала подчинённого физической нагрузкой. И его коллеги подчёркнуто активно грузили коробки сами. А Платону достались только редкие поездки с документами.
День за днём он с удовольствием приспосабливался к слегка подзабытой повседневной жизни.
На его день рождения, в воскресенье, в гости приезжал лишь Данила с семьёй, дальновидно вручив отцу подарок – переносной мангал.
Владимир и Иннокентий поздравили отца по телефону, а Вячеслав со всем семейством – по Skype.
Остальные родственники по разным причинам пока молчали.
Но на следующий день в понедельник Надежда Сергеевна вручила имениннику Платону вдвое, по сравнению с обычным, сокращённый подарок, мотивировав это:
– «Даю тебе меньше, так как водить никого в ресторан не надо! Я же не водила!».
В эти же сутки по телефонам Платона поздравили Анастасия и Василий. А дочь с зятем опять промолчали.
В это же время его поздравил и давний школьный товарищ А. М. Сталев, обнадёжив Платона по поводу публикации его стихотворения «Чакра» в газете «Трибуна-ВПК». Но он почти целый год так и промолчал по поводу передачи стихов В. Г. Вдовину.
В свою очередь поздравив 29 января Александра Михайловича с днём его рождения и не получив от того никакой новой информации, кроме дежурных слов: «Нам с тобой надо бы опять как-нибудь встретиться и поболтать!» – Платон решил больше ему не звонить.
Зато ему позвонили из налоговой инспекции и предложили подъехать.
Наталья Алексеевна объяснила и показала Платону заключение по служебному расследованию, из которого становилось ясно, что он не прав.
Оказывается, что специально созданная комиссия, сначала почти всё обыскав в налоговой инспекции, не нашла отчёт Платона по НДС за второй квартал. Более того, через интернет на почте были найдены электронные следы письма Платона, где с точностью до грамма был указан его вес, который точно соответствовал весу, отправленного Платоном годового отчёта, но без отчёта по НДС!?
Ну, вот и всё! Оказывается, я дал маху. Придётся платить штраф! А я ведь в своём письме настаивал, что отослал отчёт по НДС! Вот теперь как же мне перед ними неудобно?! Да, пора мне закрывать свою деятельность! – понял горе предприниматель.
Однако инспектор несколько «успокоила» его:
– «Платон Петрович! Во-первых, даже, если Вы и послали бы отчёт по НДС письмом, всё равно преждевременная его сдача тоже является налоговым нарушением! А во-вторых, скорее всего, Вы забыли летом это сделать, а по привычке думали, что отправили его в апреле с годовым отчётом! Такое бывает…» – непонятно на что и кого намекнула она.
– «Ну, может быть и так…» – как-то вяло согласился налогоплательщик.
– «А вообще-то Вам давно пора официально закрыть свою деятельность!» – заключила Наталья Алексеевна.
– «Да! Я уже закрыл счёт в банке. Теперь дело за Пенсионным фондом и Регистрационной палатой. Вы же мне давали список организаций…».
– «Да-да! Кстати торопитесь с пенсионным фондом, а то многие получают от них квитанции с большими неустойками!».
– «А Вы мне, кстати, не могли бы сразу распечатать квитанцию со штрафом?».
– «Конечно!» – сжалилась она.
В этот же день Платон зашёл в сбербанк, но, из-за якобы неправильно указанных некоторых реквизитов, квитанцию к оплате не приняли.
Он тут же стал звонить Наталье Алексеевне, но безуспешно. Хорошо, что он не дозвонился до неё и на следующий день, так как вечером по интернету убедился в правильности реквизитов.
Тогда на следующий день Платон вручную заполнил такую же платёжку, и она… прошла!?
– «Что-то и наши мелкие чиновники стали плохо работать? – поделился он дома с женой – Их недостаточная компетентность уже стала переваливать за…».
– «…экватор!» – помогла Ксения.
Незаметно и календарная зима далеко перевалила за свой экватор, а плечо Платона ещё побаливало, хотя он ходил на физиотерапию и массаж, не забывая и специальную лечебную физкультуру.
Лишь через три недели упорный Платон, наконец, добился от врачей разрешения на лыжные прогулки и сразу вышел на лыжню.
Вскоре компанию мужу составила и Ксения.
– «Что-то я не слышу пения птиц?!» – удивилась она молчаливому зимнему лесу.
– «Так птицы всегда перестают петь, найдя себе пару!» – объяснил ей бывший юннат.
– «Как ты?!» – подколола того бывшая санитарка.
Видя, как позже подуставшая жена начала сутулиться и сбавлять их общую скорость движения, истинный писатель помог ей словом:
– «Держи… спинку!» – предложил он жене держать от него дистанцию.
Дистанцию пришлось держать Платону и от своих сослуживцев.
После перевоза коробок со склада в его автомобиль, Алексей поленился отвезти тележку на склад и оставил её в кабинете Платона, неожиданно мотивировав свои действия:
– «А, ладно! Какая разница?!».
– «Да разницы как раз две! – возразил Платон – Во-первых, она тебе же и будет мешать ходить на склад! Во-вторых, Надежда потребует именно от меня убрать её на склад!» – теперь уже мотивировал Платон своё возражение.
Но возражал он не только коллеге, но и создавшейся у него ситуации с поздним выходом на лыжню.
Хоть бы в этом году зима подольше продолжалась! – мысленно молил он Бога.
А тот словно услышал его и смилостивился. Календарная зима заканчивалась, а лыжный сезон продолжался.
В преддверие мужского праздника Надежда традиционно вручила своим мужчинам по одной тысяче рублей и угостила их заказанными ею в офис осетинскими пирогами.
Она сама порезала две, начинённые бараниной и грибами, большие круглые лепёшки на четыре, как всегда явно неравные части, и принесла Платону его, меньшую долю.
Тому естественно пришлось есть у себя в комнате и в полном уединении. И в очередной раз он удивился размеру своей доли.
– «Что-то «Осетинский пирог» сегодня маловат и дороговат будет!?» – поделился он с начальницей, входя к ней в офис за чаем.
– «А я вот, наелась!» – как всегда не поняла она намёка.
– Ты-то, понятно! – опять промолчал Платон, думая об отрезанном ею куске пирога, размером явно менее положенной ему четверти.
– «А ну, на фиг Вас с вашим питанием! Один – оговорит, другой – обделит, а третий – обожрёт!» – сказал он себе вслух, запивая обиду чаем.
Тут же он вспомнил, как на днях, торопясь на выезд, он налил себе чаю в блюдце, тогда оправдываясь перед неожиданно вошедшей к нему Надеждой:
– «Хоть Ксюха меня за это и ругает, но ничего не поделаешь, когда торопишься!».
– «Ха! Так я тоже всё время из блюдца пью!».
– Ты-то, понятно! – промолчал тогда Платон вслед уходящей начальнице.
Зато с благодарностью он проводил свой лыжный февраль. Март тоже пришёл с солнечной погодой, с хорошим настроением и с надеждами.
Поутру кошки стали просто беситься от радости ощущения тепла и света, носясь друг за другом из квартиры на лоджию и обратно, словно играя в салочки и прятки.
– «Сонь! Что тут у Вас… за мракобесие? – обратился Платон к младшей из них, и потому самой шустрой – Ну, что ты вертишься, как… вошка на… корню?!».
Со своими домашними животными по-своему общалась и семья Радзиховичей.
Младший из них – Алексей – решил проверить своих собак на качество несения службы по охране их загородного дома, в котором те, кстати, и постоянно проживали.
Он переоделся в бомжа, маской до неузнаваемости изменив свой облик, и вышел во двор. Для пущего эффекта Лёша стал вдобавок размахивать руками и издавать непонятные угрожающие звуки. Не успел он сделать и нескольких шагов, как все три собаки – Челсик, Дуня и Боня – набросились на непрошенного гостя, тут же с лёгкостью его обезвредив.
При нападении на врага они каким-то неуловимым образом разделили свои обязанности. Челсик ухватил нарушителя за штанину и потащил в одну сторону. Дуняша подпрыгнула и, уцепившись за рукав толстого бушлата, повисла на Лёшке, наклоняя его в противоположную сторону. Ну а самый молодой и упитанный Боня со всего маху в прыжке ударил изо всех сил своих двух лап в грудь упитанного молодого человека армейского возраста, тут же завалив его навзничь.
Свалив жертву на землю, собаки, грозно рыча, тут же принялись её грызть.
– «Уйдите, дураки, это же я!» – теперь уже своим голосом завопил естествоиспытатель, срывая с лица маску.
Изумлённые псы остановились, признав в груде дерьма своего хозяина и завиляв хвостами, стали к нему ластиться, явно выпрашивая прощение за свою промашку.
В другой раз, в глубине души затаивший обиду на собак, чем-то увлечённо занимавшийся Алексей незаслуженно обидел младшего Боню. И ночью тот напомнил хозяину о правилах хорошего тона, под дверью его комнаты оставив горку собачьих фекалий.
Зато мать Алексея уважала всех собак без исключения.
На остановке трамвая Надежда Сергеевна увидела одну из них, дрожащую от голода и холода. Не раздумывая, она купила в киоске разогретый чебурек и угостила им пса.
Делясь этим с Платоном, его начальница удивилась реакции некоторых прохожих, тогда осудивших её.
– «Всё, что должно быть нормой, теперь для многих стало дикостью!» – согласился с нею Платон.
Сокрушённо вздохнув, они на пару пошли кормить голубей. Платон открыл форточку, а Надежда высыпала на улицу льняных семян.
Ту же всё потонуло в стуке голубиных клювов.
Но Надежда рассыпала корм не как Платон – по мере возможностей как можно шире, а не думая о последствиях, формально, почти в одну кучу.
Поэтому голубям приходилось чуть ли не ходить по головам своих сородичей. Что уж тут было говорить о воробьях, которых, как всегда, голуби гоняли.
– Надь, смотри, как голуби воробьёв гоняют! Словно говорят им: да идите вы на фиг, жиды пархатые!».
– «Ничего, когда всё растает, и им достанется!» – успокоила его не понявшая намёка начальница.
Март заканчивался, и снег интенсивно таял. Лишь в лесу он оставался практически нетронутым, и Платон пока пользовался этим.
Первого апреля сбылась, наконец, мечта Платона. В этом году он сходил на лыжах, словно в шутку, 1 апреля!
Запоздавшая со снегом зима, теперь с ним же и задержалась. Скольжение было отменным. И если бы не испорченная пешеходами во многих местах лыжня, погода позволила бы побить годовой рекорд скорости.
В этот же день и Платон отметился традиционной шуткой, направив через интернет по всем известным ему электронным адресам журналов и издательств первую часть стихотворной сказки для взрослых «Емеля».
До этого вначале года он лично отвёз по тридцать избранных стихотворений за 2011 год в редакции журналов «Москва», «Новый мир», «Дружба народов» и «Знамя».
И если в первых трёх журналах его произведения приняли, как и по делопроизводству положено, то в журнале «Знамя» ответственная за приём корреспонденции – блондинка средних лет, сухой красоты и формальной внешности – на просьбу поэта хотя бы расписаться на его экземпляре неожиданно ответила ему:
– «А у нас здесь не химчистка!».
– «Да-а-а?!» – только и осталось молвить удивлённому посетителю.
Но Платона удивил и нынешний лыжный сезон, неожиданно продолжившийся ещё на неделю. Более того, в субботу 7 апреля, по слегка ледяному насту Платон всё-таки достиг лучшего в сезоне результата. Однако через сутки стало ясно, что 8 апреля – будет последний лыжный день в этом году.
Апрель набирал силу, как и подготовка к традиционному празднованию Дня Победы. В телеэфире увеличилось количество информации по этому поводу. Она касалась всех телезрителей, даже смотрящих на телеэкран одним глазом, и слушающих в пол-уха, среди которых блистал своими знаниями кандидат медицинских наук, проктолог Иван Гаврилович Гудин.
До Платона как-то донёсся обрывок его просветительской, в адрес Надежды, речи:
– «То ли этот… Жуков?! Когда немец к Москве подходил…, ну, знаешь? Занял там… э… Можайск, Нарофоминск… Сталин спросил его: Возьмёшь командование? Тебе эти места знакомы? А тот ему: Да! Я эти леса с детства все исходил, знаю там каждую тропку! И стал… по просекам собирать армию!»
Платон за стенкой посмеялся над горе историком, позже сказав начальнице об исторических ошибках Гудина, завершив это своим резюме:
– «Честные, знающие и умные историки, как правило, копаются в анналах истории, а он, как истинный проктолог, ковыряет пальцем в её анусе!».
Но вскоре покопаться в анналах истории, а точнее – в своей памяти, пришлось и писателю.
Сходив в эту зиму последний раз на лыжах 8 апреля, Платон рекордно поздно завершил сезон.
Неожиданно для него в этот день в лесу всё ещё было достаточно снежно, и скольжение было приличным.
Но уже 15 апреля снега совсем не было. Прошедшие на неделе дожди окончательно съели его.
На следующий день, в понедельник, пораньше уйдя с работы, Платон с Ксенией совершили вояж на родину Платона.
В этот день стало довольно тепло, и кепки супругам не понадобились. Они гуляли в распахнутых лёгких полупальто, которые просто не хотелось таскать в руках.
От «Сретенского бульвара» прошли к Сретенским воротам, затем повернули в Печатников переулок.
Ещё в зимние каникулы по инициативе Ксении Платон через «Одноклассников» стал членом сообщества «Сретенка», и затем сам создал два новых фотоальбома: «Печатников переулок» и «Школа № 231», поместив в них свои старые фотографии.
Через несколько дней фотоальбом «Печатников переулок» стал быстро заполняться весьма интересными фотографиями и комментариями от новых участников фотоальбома.
А Платон очень гордился авторством этих фотоальбомов, особенно «Печатникова переулка».
– «Ксюх! А ведь благодаря этому я, можно сказать, уже себя увековечил!?» – неожиданно удивил он жену своим честолюбием.
– «Да, уж! Наверно? – согласилась она – А больше всего ты увековечил свой отчий дом! Давай, кстати, как-нибудь съездим на твою родину и пофотографируем!» – предложила тогда она.
И вот её предложение стало теперь материализовываться.
От отчего дома Платона родными для него проходными дворами супруги прошли на Рождественский бульвар, затем спустились к Трубной улице.
Далее по ней прошли до Большого Сергиевского переулка, затем повернули назад, теперь поднявшись вверх по Печатникову переулку, и далее на Сретенку, и по другой стороне опять ремонтировавшегося Сретенского бульвара проследовали к метро.
Ксения часто фотографировала, и не только мужа на фоне ему знакомых строений, но и наиболее примечательные в архитектуре и по отделке дома.
А на следующий день, 17 апреля, Платон пошёл на работу уже в одном костюме, по пути повстречав старого знакомого по давней работе.
Поприветствовав друг друга, Платон, вместо ранее привычного и обычно шутливого от бывшего коллеги: – «О! Какие люди! И без охраны?! – услышал нечто новое, хоть и тоже шутливое, но теперь явно завистливое:
– «Платон Петрович! Вы в этом костюме выглядите так шикарно, солидно! Только почему Вы без медалей, без орденов?!».
– «А у меня всего один орден – моё лицо!» – в пику тому ответил Платон.
– «Хм-м! А что, у Вас разве нет ни одной государственной награды?!» – съязвил явный орденоносец.
– «Нет! Ведь я служил не государству, а стране! Поэтому у меня есть только некоторое количество наград… общественных организаций! Но на них и моей груди не хватит!» – не дал тому первенства Платон, тут же раскланявшись.
Выходя на свет из «Чкаловской», ещё на верхних ступенях он вдруг с радостью почувствовал с детства привычный запах тёплых московских камней. Утренний весенний запах его родной столицы сразу настроил поэта на лирический лад.
Но не тут-то было. Войдя в подземный переход под Садовым кольцом, своим чувствительным носом он учуял лёгкий запах не свежей урины.
Да! Далеко не я один считаю Москву лучшим городом Земли! – посетила писателя шальная мысль.
Но всё равно в хорошем настроении пришёл он на свою работу. И не тут-то было.
Ближе к обеду, войдя в офис к Надежде, он услышал, как она рассказывает что-то новому коменданту.
– «…они приехали с Москвы…» – услышал Платон, сразу поздоровавшись с комендантом, но тут же нарвался на замечание начальницы, слышавшей в тот момент только себя:
– «Ты что не здороваешься?!» – повелительно спросила она Платона, думая, что демонстрирует новому коменданту свою культуру.
Вошедший и сразу поздоровавшийся с находящейся в гостях комендантшей, Платон удивлённо взглянул на дуру.
Тут же ясность внесла, ответившая на его приветствие тоже удивившаяся гостья:
– «Да он сразу со мной поздоровался первым, как вошёл!».
Во! Культура так и прёт! Даже хорошее настроение ни с того, ни с сего может испортить, отравить! – сокрушался Платон.
И словно накликал на себя беду. Через день он действительно чем-то отравился.
После работы дома, ближе к позднему вечеру, Платон почувствовал, как его мутит и неумолимо подкатывает тошнота. Немного лёжа подождав и проанализировав обстановку он понял, что в этот раз без очищения не обойтись. Мысленно настроившись, Платон решился пойти в ванную и заняться спасительным делом. Наконец свершилось!
У него было ощущение, что жидкость, вобравшая в себя все вредоносные вещества буквально из каждой клеточки его организма, соединилась в единый бурный поток, и в течение шести часов тремя неравномерными потоками-подходами, из которых второй и третий фактически слились в один – полноводной рекой с селем опустошило тело, очистив организм.
Через несколько дней очистившийся начал новый дачный сезон.
Из-за позднего схода снега подпочвенная вода долго не сходила.
Поэтому невольная осенняя договорённость с татарами-шабашниками о продлении пола на открытой террасе до стены дома дачи Платона пока не могла быть реализована.
После майских праздников, во время которых Платон полностью привёл в порядок свой дачный участок, возобновились его трудовые будни.
– «А я, пока шёл через… «Устиновский» мост, вспоминал… «Барсэлону» – что-то объяснял квази болельщице Надежде её верный собеседник Гудин.
– «Кстати! А как сыграли «Челси» с «Баварией»?» – поинтересовался у болельщицы Платон.
– «Ты, что? С ума сошёл?!» – воссела на своего давно забытого конька Надежда, так толком и не ответив на вопрос Платона об итогах финальной игры на кубок Лиги чемпионов УЕФА.
А чуть позже, когда Платон поздравлял по телефону с днём рождения свою сестру Настю, начальница вдруг опять схамила:
– «Платон! Давай быстрей, мне позвонить надо!».
– «А вон другой телефон свободный!».
– «А мне по этому надо!».
Ну и дура! – чуть ли не вырвалось у него в трубку.
Скорее бы мне вырваться от них всех в отпуск, надоели совсем! – мечтал писатель, который как раз именно летом ничего практически и не писал.
Давно и навечно дискредитировавшие себя тупые, чванливые рожи «коллег в кандидатстве» так надоели Платону, что он даже не смотрел в их цементные лица, тем более не заглядывал в их лживо-лицемерный пяток глаз.
А для того, чтобы не терзаться от их неисправимого бескультурья и неиссякаемой подлости несгибаемый оптимист дал себе команду и настроил себя воспринимать своих сослуживцев, как неких врагов, ведущих против него перманентную войну, каждый раз радуясь хотя бы отсутствию с их стороны какой-нибудь мелкой пакости или лженаучных и низко-культурных перлов.
А самым главным носителем этих перлов был, конечно, Иван Гаврилович Гудин со своими различного рода комплексами и боязнями.
Он, например, так боялся подхватить какую-нибудь птичью болезнь, что каждый раз проходя мимо окна, в форточке которого сидели ожидающие кормёжки голуби, махал на них руками с криком:
– «Кышь, кышь!».
Явно боится подхватить третье перо! – решил про него антипод-орнитолог.
Гудин и Кочет были хоть и одного поколения, но совершенно разной ментальности.
Ментальность Платона теперь позволяла ему иногда и негативные высказывания о своих коллегах.
– «Ты где сейчас работаешь?» – как-то спросил его, случайно встретившийся давний знакомый, бывший недоброжелатель.
– «Да в одной… дубраве!» – шутливо ответил Платон давнишнему вечному завистнику.
– «Как это?!».
– «Да там одно дубьё работает!» – пояснил сочинитель.
– «Не понял! Бабы, что ли?» – не унимался любопытный.
– «Да нет! Членистоногие!» – продолжал шутить писатель.
– «Кто?!» – изумился непонятливый и без воображения.
– «Да мужики же!» – открыл тому тайну Платон.
Вскоре у себя на даче он открыл очередную тайну. Но ещё в начале мая по указанию Правления их садоводческого товарищества состоялась повсеместная проверка подводов проводов новой электросети непосредственно к домам и вовнутрь самих домов.
Естественно дача Платона попала в число неблагополучных, так как ещё ровно год назад у Платона случилась авария в электросети его дома.
Тогда в пятницу вечером, включив в сеть водяной насос «Малыш» для наполнения бочек водой из колодца, Платон продолжил собирание сухих листьев перед домом. Вскоре он услышал какой-то хлопок, похожий на срабатывание автоматической пробки.
Войдя на веранду, он почувствовал лёгкий и почему-то даже чуть ароматный запах, но всё-таки похожий на запах горелых проводов.
Однако пробки были в рабочем положении. На всякий случай он пощёлкал их кнопками ещё раз. Но свет во всём доме так и не появился, да и насос не работал.
Что же это такое? – недоумевал инженер-механик.
Поначалу он решил, что света нет вообще нигде. Но долго ходя по практически пустынной улице, понял, что поломка только у него.
Странно?! Пробки в порядке, а света нет?! – опять задумался Платон, наконец, поняв – значит, где-то оборвался провод!
На улице уже смеркалось, потому Платон заторопился к электрику Наилю. Тот был уже в подпитии, но решил уважить, засопротивлявшегося было Платона:
– «Наиль! Но ты наверно сегодня уже не сможешь работать? Давай тогда завтра. Уж ночь я как-нибудь перетерплю».
– «Дядя Платон! Да Вы что? Я смогу, без проблем! Вы только скажите: Вам это сейчас надо?» – уверил его электрик.
– «Да боюсь – в холодильнике всё растает!».
– «Ну, вот! Тогда пошли!» – решительно завершил он разговор.
По дороге они договорились, что, если причина неисправности на его электрощите в доме – в пробках или счётчике, – то Платон заплатит двести рублей.
Уже при свете электрического фонаря Наиль осмотрел счётчик и пробки, сделав вывод, что, скорее всего, произошёл обрыв провода на столбе.
– «Дядя Платон, но Вам тогда придётся доплатить!».
– «Конечно, конечно!» – не дал он тому договорить.
– «Ну, тогда я пошёл за лестницей, инструментом, «кошками» и помощником!» – почему то радостно сообщил Наиль, надолго пропав после этого.
Платон уже хотел было пойти его разыскивать, когда тот объявился в полной темноте и не один. На пару с таджиком Хасаном они несли лестницу и тяжёлую сумку.
Обувшись «кошками», Наиль ловко забрался на столб. А Хасан, до этого державший лестницу, через забор стал подавать ему инструменты.
– «Дядя Платон! Так у тебя что-то в сеть включено! Меня сейчас дёрнуло!» – вдруг вскрикнул Наиль.
– «Да нет! Ты же сам проверял!» – удивился виновник.
– «Ну, вот же, даже прибор показывает!» – доказывал электрик, слезая со столба.
– «Давай, дядя Платон, колись! Воруешь потихоньку электричество?! Показывай, что ты втихаря подсоединил до счётчика?» – пытал его Наиль.
– «Наиль! Ты чего? С ума сошёл, что ли? Да нет у меня ничего левого! Вон, можешь сам посмотреть, как провода идут!».
– «А почему же тогда ток идёт?» – справедливо вопрошал электрик.
– «Не знаю! Ищи!».
Почесав темя и поверив хозяину, Наиль вернулся на веранду.
Платон подсветил ему, и тот, понажимав пальцем провода между счётчиком и коробками с пробками, к всеобщему удивлению обнаружил обрыв провода, который подвыпившему Наилю не удалось обнаружить в первый раз.
– «Ну вот, теперь всё сходится! И законы физические подтвердились, и ты меня в воровстве электричества обвинять не будешь!» – с облегчением вздохнул Платон.
Наиль попросил у него нормальный провод для внутренней проводки, и тот нашёлся. Заменив электропровод на веранде, мужчины вышли на улицу к столбу.
Вскоре электрик попросил Платона принести ему кусок толстого алюминиевого провода. В хозяйстве Платона нашлась теперь только толстая такая проволока без изоляции.
– «Ладно! Я и такую прикручу!».
Завершив соединение этих проводов, Наиль ввернул пробки, но те теперь дружно вырубились.
– «Дядь Платон! У тебя где-то замыкает?!».
– «Да! Точно! Давай искать по частям!».
Но тут же Платон вспомнил про насос. Включили пробки без него – свет горит! Включили пробки с ним – вырубаются!
– «Ну, вот и причину всего нашли! – опять обрадовался Платон.
– «А почему же тогда пробки не вырубались до этого, а перегорел провод?» – тут же спросил он Наиля.
– «А вот почему!» – показал Наиль хозяину скрученную пару перегоревших телефонных проводов.
– «Ни ху…» – удивился, было, Платон.
– «Это бывший электрик Коля учудил мне!» – понял он.
– «Наиль, а с другой стороны, он ведь этим защитил меня от пожара! Ведь провода оказались слабее пробок!» – сделал вывод потерпевший.
– «Только непонятно, почему они столько лет не перегорали?» – задумался электрик.
– «Так я только в этом году поставил более сильные пробки! А как насос замкнул, так более слабые провода и перегорели!» – внёс ясность хозяин.
– «Да, дядя Платон! Залетел ты ещё на полторы тысячи!» – попытался поставить точку Наиль.
– «А что так много?».
– «Так мы работали вдвоём, да и опасная работа была!».
– «Ну, ладно – согласился вдвойне пострадавший – Но тогда в понедельник вечером».
– «Хорошо!» – обрадовался хорошей подработке электрик.
На том они и расстались.
А на следующий день перегорел и второй телефонный провод, соединявший вторую пару пробок и счётчик. Но теперь такую аварию Платон легко ликвидировал самостоятельно.
Поэтому теперь, год спустя, Платон и решил полностью обновить всю систему подвода электричества в дом – благо это теперь было санкционировано и самим Правлением садоводческого товарищества.
С электриком Наилем и его помощником Платон договорился о полной замене подводящих в дом проводов, замене пробок на автоматические, замене распределительной коробки, и о заключении проводов в гибкие изоляционные трубки с креплением их к стенам клипсами.
Понимая, что он окончательно и комплексно решает вопрос с электропроводкой, Платон не стал скупиться, согласившись с представленными Наилем расходами: восемьсот рублей за материал и две с половиной тысячи – за работу.
Однако он понял и открыл для себя тайну, что многие годы работающие в их садоводстве татары-шабашники стали настоящими рвачами.
Это подтвердилось и впоследствии. Оговорённые с их бригадиром Равилем расходы на удлинение террасного пола со своим фундаментом до стены дома и врезание трофейной старой сдвоенной двери для выхода с веранды на террасу – к концу работы возросли с восемнадцати тысяч до пятидесяти восьми.
Конечно, Платон понял, что оговоренная осенью сумма была явно занижена Равилем. По весне Платон посчитал, что стоимость лишь одного материала на пол уже равнялась тем самым восемнадцати тысячам. К тому же бригадой из четырёх человек были выполнены дополнительные работы: дом был выровнен с установкой под его центральной частью новых фундаментных блоков, а под дом было насыпано и разровнено три с половиной кубометра песка. Но всё равно, даже при этих дополнительных работах, сумма была явно завышена.
К тому же во время работы на Платона шабашники часто отвлекались на другие работы. А в иные дни просто пили.
Но самое, пожалуй, главное – они допустили множество брака и недоделок. И всё это произошло после душевных разговоров Платона с Наилем о жизни и его жизненных принципах, о его квалификации в столярном и слесарном деле, об его умении быстро и всё на свете считать, о невозможности кого-либо обмануть его.
Но, как потом оказалось, на красавца Наиля – мужчины в расцвете сил, это не произвело никакого впечатления.
Более того, Наиль брал у Платона почитать его сказку для взрослых «Емеля», при коллективном чтении вызвавшую у бригады шабашников бурный восторг.
Но, в общем, заказчик оказался весьма недовольным татарами-шабашниками, и решил больше с ними никогда не связываться, а недоделки и брак исправить самостоятельно, чем он и занимался последующие дни, и не только отпускные. А окончательный расчёт с ними он пока задержал.
Но отпускные дни как-то уж очень быстро прошли, и Платон снова вышел на работу.
Теперь он каждый день после работы возвращался на дачу, где жил с кошками и ждал в отпуск Ксению.
Ближе к вечеру двадцать седьмого июня в вагоне электрички было душновато. Возвращавшиеся с работы в основном дремали.
Но находились и такие, которые даже в вагоне вели весьма активный образ жизни.
Толстые дамы ублажали свою плоть мороженным, а пузатые мужчины – пивом.
А квази светские дамы обмахивали свои дорогие телеса веерами.
Две такие дамы, сидевшие напротив Платона, словно сговорившись, одновременно энергично обмахивались весьма красивыми веерами, словно соревнуясь друг с другом, или хвастаясь ими перед другими пассажирами.
От такого их упорства Платон чихнул. А вскоре у впечатлительного писателя даже защипало в горле.
Да это от Надькиного мороженного! – молча оправдал он перед самим собой модниц.
Но тут внимание естествоиспытателя отвлёк необыкновенно большой комар, но меньший по размеру по обыкновению называемого «малярийным».
Платону почему-то показалось, что это комариха, видимо из-за большого брюшка. Она сидела на стекле вагонного окна головой вниз, и как будто предвкушая удовольствие от обилия сидевшей рядом пищи, довольная потирала одну о другую передние из трёх пар лапок.
Затем она стала тереть ими свои щёки, видимо наводя марафет перед трапезой пассажирской кровью.
Но тут Платона отвлекла одна из дам, пересевшая к нему рядом на освободившееся место:
– «А Вы простудились у окна!» – начала она.
– «Да, нет! Это от веера!» – остудил он её.
И действительно, как только поток «забегающего» в окно воздуха стал доставаться и даме с веером, и махания им прекратились, загадочным образом закончились и чихания внимательного наблюдателя.
– «Ну, вот! Я же Вам говорил!» – заключил Платон.
В пятницу двадцать девятого июня Ксения выехала на дачу в отпуск. А в выходные состоялся окончательный разговор Платона с татарами-шабашниками.
Как на Голгофу пришли все четверо. Начали считать стоимость всех материалов – сошлись во мнении.
Но Наиль неожиданно представил весьма высокий счёт на выполнение самих работ.
Платон пытался добиться от них обоснования, но те упёрлись:
– «Наша работа стоит столько!».
– «Но вы же допустили брак!» – попытался оправдать свои доводы заказчик.
Платон потыкал носом горе плотников в их недоделки: – «Но я ведь знаю, что вы умеете делать лучше! Вот, как здесь – показал он на начало пола – И вдруг в конце всё стало косо и криво!?» – показал он на косо поставленный крайний столб у дома и покатую ступеньку на выходе из террасы в сад – Давайте проверим отвесом. А кто из вас якобы шлифовал столбы? Это после какого бодуна так можно всё испортить?!».
Принесённый им из сарая отвес на длине в два с половиной метра показал отклонение балки в сторону на целых четыре сантиметра!
– «А это у вас отвес неправильный!» – услышал он от недавнего школьника.
– «А ты принеси свой, правильный, и померим!» – быстро нашёлся он после изумления.
– «Ну, хорошо, Платон Петрович! Давайте мы все огрехи исправим!» – вмешался более образованный, хоть и тоже молодой, сын бригадира – Рамиль.
– «Да нет уж, я лучше сам! Вы же не умеете качественно работать!».
Вскоре в разговор вмешалась Ксения и настойчиво положила им конец:
– «Платон! Да отдай ты им эти деньги, и пусть прохиндеи валят отсюда! И больше их не нанимай!».
– «Ладно, чёрт с ними! Надоели!» – отдал Платон деньги вымогателям.
После этого разговора Платон понял, что и среди татар бывают жиды.
Через некоторое время он добавил жене:
– «Уф! Даже как-то легче на душе стало после такого говна! Эти татары превзошли и жидов и хохлов!».
– «Да конечно! Забудь про это! Надо делами заниматься! – успокоила мужа Ксения – А лучше отдохни пока. Или, вон, посмотри хотя бы телевизор!».
– «Да по телевидению показывают сплошные трахи и пифпахи! Пойду лучше в огород – пополю!» – поменял он ТВ-ящик на ведро.
И теперь на даче Платон только не успевал сделать одно дело, как тут же не успевал и другое, уступая очерёдность третьему, а то и четвёртому.
Зато он успевал всё на своей не пыльной работе, особенно пообщаться с уважаемыми им людьми.
Около семидесятилетние Галина Александровна и её муж – в дежурстве подменщик – Виталий Николаевич, бывший начальник одного из главков, после недавней смерти более чем девяностолетней тёщи, заметно посвежели и похорошели. Психологический груз многолетней заботы о тяжелобольной естественным образом покинул их плечи, и те распрямились, приосанились.
Платон просто любовался этой, до сих пор сохранившей взаимную привязанность и уважение, красивой парой коренных московских интеллигентов.
– «Да! Хорошо, что ещё живы люди, придающие моей Москве неповторимый шарм и обаяние! Они не завидуют чужому счастью, а борются за своё!» – удовлетворённо просиял писатель, сам ни в малой степени олицетворяющий собой её красоту, эрудицию, интеллект и культуру.
По пути с работы, в электричке, вошедшая в вагон разгорячённая женщина, попыталась повыше поднять фрамугу уже и так приоткрытого окна. Но тщетно. Та каждый раз опускалась.
– «Не держится что-то?» – расстроилась она.
– «Как и везде у нас наверху!» – прокомментировал Платон.
– «Да! Кругом одни развалины!» – под улыбку одобрения сидевшего напротив неё средних лет мужчины, добавила попутчица.
Почти с каждой остановкой пассажиров становилось всё меньше. Но это не помешало одному молодому человеку, очевидно олицетворявшему развалины, потеснить сидевшего поблизости пенсионера грубым обращением на «ты».
И тут Платон не выдержал.
– «Молодой человек! А к пожилому незнакомому мужчине на всякий случай надо обращаться на «Вы». А то вдруг это не ваш папа?!» – под лёгкие смешки окружающих громко озадачил он хама.
Как только Платон вышел на своей платформе и повернулся на выход направо, как за своей спиной услышал слоновый топот перебегающих из вагона в вагон «зайцев».
Кстати, бегать-то многие не умеют! Хорошо, что я хоть в этом году раньше начал играть в футбол! – обрадовался своим успехам физкультурник.
До этого вечера он уже восемь раз сходил на футбол, поиграв в течение тринадцати с половиной часов. При этом уже в начале сезона он забил пятьдесят пять голов и сделал двадцать две голевые передачи.
По итогам прошлого года Платон подсчитал, что ему вполне по силам в этом году замахнуться на две сотни голов, конечно при условии более регулярного участия в играх.
Но, несмотря на занятия спортом, годы всё же сгладили талию Платона.
Даже начавшаяся традиционная жара не могла пока растопить хоть и незначительные, но всё же жировые излишки на его поясе.
В первые июльские выходные дни на дачу к Платону, причём с ночёвкой, приехала семья Даниила, но на этот раз с собакой Зарой знаменитой породы Джек Рассел Терьер, которая обошлась ему в сорок тысяч рублей. Семимесячная очаровательная сука, которую назвать таким словом даже язык не поворачивался, и, по-видимому, действительно стоившая таких денег, понравилась и Ксении. Активная гостья вскоре отличилась обгрызанием нижних веток кустов чёрной смородины. Платон поблагодарил её за помощь в сборе урожая, и дал ей более толстую берёзовую палку из поленницы для шашлыков. Теперь она с удовольствием грызла толстую деревяшку, с благодарностью глядя в глаза хозяина дачи.
Став центром всеобщего внимания, и ощутив простор, собачонка носилась по саду, пытаясь заигрывать с кошками. Те же разбегались от бесцеремонной гостьи. И только матёрый кот Тихон игнорировал Зару, иногда лапой и шипением удерживая надоедливую игрунью на безопасной для себя дистанции. Он теперь не трахал всех в окрýге, кого успевал догнать, как бывало ранее.
Тем временем мужчины разложили надувной бассейн и наполнили его водой из наземного водопровода.
Но вода всё равно оставалась прохладной. Поэтому открытие купального сезона оставили на следующие выходные.
Затем Платон погулял с внучком Мишей по территории их садоводческого товарищества, выходя и за его пределы. Пока не говорящий малыш с интересом и влюблённым взглядом внимал деду, молча помогая тому, в том числе вывозить мусор на свалку.
Провожая отца и сына на прогулку, Данила напутствовал старшего:
– «Пап! Только смотри там осторожнее, мало ли какие люди могут попасться Вам навстречу!» – выказал он заботу о своём наследнике.
– «Сынок, да там живут добрые люди!» – успокоил Платон одного из своих.
– «Да-да! Они на тебя даже пули не пожалеют!» – в шутку подтвердил Данила.
И пока самый старший и самый младший Кочет долго гуляли в окрестностях, остальные взрослые с удовольствием пообщались между собой, обсудив многие темы.
Не обошлось и без споров. При обсуждении художников Ксения и Данила коренным образом разошлись во мнениях.
Как и отец, воспитывавшийся на бардо́вом бархате классицизма Данила не воспринимал ни импрессионистов, ни сюрреализма, ни поп-арта, ни прочую ерунду от искусства.
Когда обсуждение дошло до осуждения неких специалистов, возвратившемуся после прогулки с внуком Платону даже пришлось вмешаться, дабы остудить пыл спорящих.
– «Часто специалист отличается от дилетанта лишь тем, что он на какой-то вопрос ответ знать только обязан. А на деле он это знать может даже хуже, чем формальный не специалист, но специально и глубоко изучивший этот вопрос».
Один из таких вопросов как раз и решил для себя Платон.
Несмотря на то, что он ежедневно тратил по два часа на дорогу с дачи в Москву и обратно, он признался себе, что на работу приезжает с удовольствием – отдохнуть от жары, жены, футбола, физической работы и недосыпов.
Но всё равно постепенно силы стали покидать его.
Ежедневные поездки на работу и с работы, футбол после неё, дачные заботы после футбола, и совмещённый после этого уже затемно поздний обед с ужином, приводили к хроническим недосыпам. И запас его физических сил стал заметно истощаться.
Так что перерыв в участии Платона в футбольных баталиях, из-за большого наплыва жаждущих футболистов, пришёлся как нельзя кстати.
А тем временем в старом здании НИИ Биомедхимии по Большому Николоворобинскому переулку, часть полуподвального помещения которого занимало ООО «Де-ка», начался очередной ремонт по отмыванию денег.
А тем временем лето плавно катилось к своему зениту.
К приезду Платона на футбольное поле, оно всё время оказывалось занятым. Более того, вне его своей очереди уже ожидали и другие стихийно сформировавшиеся команды.
Теперь все команды играли по десять минут, и на вылет. Поэтому Платону стало неинтересно. В его команду теперь попадала одна малышня и их команду, хоть и в упорной борьбе, но постоянно обыгрывали. А смотреть дворовый футбол, когда дома ждали многочисленные неотложные дела, он не мог. Вот и пришлось ему пропустить несколько дней, а потом и вовсе искать новую поляну.
Новую поляну стал искать и Иван Гаврилович Гудин. В связи с ремонтом в их комнате, на время Гудин оказался соседом Платона. И теперь на новом месте он почему-то пытался давать указания хозяину помещения, тем ощущая себя выше на служебной лестнице. Но Платон в очередной раз сразу решительно и грубо отшивал комплексующего.
А когда тот пожаловался Надежде Сергеевне, поэт красочно объяснил, вошедшей к нему с этим вопросом:
– «Надь! Он твой пёс, но не мой босс!».
А тем временем ремонт в офисе босса Платона продолжался. И, как и раньше, Гудин в очередной раз начал выпендриваться перед рабочими.
– «Руки… мастера боятся!» – неожиданно изрёк Иван Гаврилович в попытке предстать перед новыми рабочими знатоком народного фольклора, тем самым внося свой очередной вклад в изящную словесность.
– «Что-то я такое слышу впервые?!» – улыбаясь старичку-дурачку, удивился невежде электрик Андрей, только-что завершивший, по мнению проктолога, сложную работу.
И тут же лёгкий рык испуганных ягодиц выдал набежавшее волнение Гудина.
После бегства опозорившегося старца Платон и электрик рассмеялись.
– «Да, возраст даёт о себе знать! Ну, Вы наверно лучше меня это знаете?» – стал вслух рассуждать осмелевший электрик.
– «Ну, я же не какая-нибудь там дипломированная… безотцовщина!?» – несколько возмутился Платон на сравнение себя с Гудиным.
Но его возмущения продолжились и на даче.
Увидев, как пьяный Равиль не может понять, как ему переставить краны на трубе водопровода у соседки Татьяны Гусевой, Платон решил помочь ему и, через разделяющую их рабицу, дал совет.
Возмущённый этим сантехник сразу вскипел по-русски:
– «Ё… твою мать! Это же «папа», а это «мама! Как я тебе их переставлю?» – нисколько не смущаясь присутствия пожилой женщины, пытался он и здесь установить своё иго.
Но чуть смутившийся Платон, обменявшись взглядами с Татьяной, не унимался, показывая на относительно близком расстоянии, насколько позволяла сетка, как поменять краны местами.
Но до его оппонента уже ничего не доходило. И так не отличавшегося ясностью ума и не обременённого наличием некоторого минимума знаний, Равиля понесло.
И, как часто бывает с малознайками, расчёт был сделан на показные амбиции и ор. Теперь Равиля было не унять, и он вновь повторил свои доводы по поводу родителей кранов.
Однако Платон был настойчив. Тогда Равиль предложил ему самому прийти и всё сделать, как он считает нужным.
Но методист настаивал на своём:
– «Равиль! Во-первых, успокойся, держи себя в руках, ты ведь не на сабантуе! – начал Платон – Тем более не в орде» – добавил он так, чтобы было слышно только Татьяне.
– «Ну, ну!?» – нетерпеливо задёргался горе-мастер.
– «Во-вторых, я тебе помогу всё сделать и отсюда! Делай по моей подсказке. Я беру всю ответственность на себя! Открути сначала вот этот кран».
Всё ещё уверенный в своей правоте, татарин демонстративно повиновался.
– «А теперь, вот этот!» – вёл заблудшего слесаря поводырь инженер.
Равиль быстро повторил манёвр.
– «А теперь поменяй их местами!».
И тут Равиль злорадно засмеялся:
– «Ха-ха-ха! Ну, я же говорил: здесь «папа», а здесь «мама»!».
– «Так ты теперь их просто переверни, и всё!».
Равиль недоумённо повертел краны в руках и вынужденно повиновался, не понимая, как это «папа» с «мамой» поменялись местами.
– «Ну, вот, видишь!? Можешь ведь, когда захочешь!» – похвалил Платон мастера.
– «Это на свободе ты папа, а как сядешь, так можешь и мамой стать, Пифагор ты наш!» – торжествующе завершил Платон, победоносно взглянув на улыбающуюся Татьяну.
– «Да-а! Пьяный татарин – это не работник!» – заключила, услышавшая от мужа эту историю, Ксения.
– «А ведь что такое некачественная работа? Это значит, что в этот период её совершения работник её исполняющий живёт как бы понарошку, не взаправду, временно!» – пояснил он жене.
И теперь Платон и Ксения, натерпевшиеся от плотницкого ига, волей судьбы вышли на местного мастера – настоящего славянина – Владимира, договорившись с ним о скорой обивке дома сайдингом.
А пока Платон не спеша доделывал и переделывал брак за татарами-шабашниками, сожалея о чрезмерных денежных тратах на такую работу.
Но они с женой не очень то и сожалели об этом. Главное было дело сделано! Да и деньги на это были использованы от сдачи жилья в высотке.
В этом году семья Кочетов особенно почувствовала пользу от сдачи квартиры в высотке и от постоянного независимого проживания Иннокентия отдельно от родителей у своей новой подруги. У них теперь появились относительно свободные деньги.
А о бракоделах Платон и Ксения решили забыть раз и навсегда. Они также чётко осознали, что для их здоровья полезно вообще всех своих обидчиков простить и предать полному забвению.
Платон не мог предать забвению лишь попытки, давно ставших для него знакомыми, попутчиц из «Загорново» сосватать за него одну из своих симпатичных подруг, коей Платон ещё давно выказал знаки внимания и симпатии.
При выходе утром на «Выхино», так как в этот раз ему нужно было заехать домой, Платон увидел, как одна из них – Татьяна взглянула на него, достала мобильник, и, дождавшись ответа, губами прошевелила всего одно слово – Выхино, а затем закрыла мобильник, победно взглянув на Платона.
Ох, уж эта мне горе-разведчица! – подумал бывший контрразведчик – докладывает своей подруге место моего выхода! Как все женщины, тоже торопится с выводами. А я ведь могу выйти аж в пяти местах: Выхино, Перово, Авиамоторная, Электрозаводская и Казанский вокзал!
На работу он в этот раз прибыл позже обычного.
– «У нас масло есть, бутылок десять?» – спросил Платона входящий в цех Гудин.
– «Есть, насколько я знаю» – без энтузиазма ответил тот.
Иван Гаврилович только что принял заказ по телефону, и вместо того, чтобы, как обычно, собрать его, вдруг неожиданно положил листок со своей записью на угол стола Платона:
– «Тут вот из Солнцева звонила Надькина знакомая, заказала пять банок лецитина и десять масла. Ты положи их в коробку и отнеси на вахту. Неизвестно когда она приедет. Цены там написаны! – указал он на бумажку – Вот и весь сказ!».
Сказ-то может быть и весь, но не про твою честь! – подумал Платон, промолчав в ответ и вовсе не собираясь исполнять неожиданное указание зарвавшегося старца.
Ну, дед совсем оборзел! Со своими «шариками» на компьютере у него, видать, и крыша поехала?! Мышей совсем не ловит, хотя «мышкой» и водит! – молча возмущался писатель.
А тем временем у него на даче закипела новая работа. Бригада из трёх местных славян обшивала дом сайдингом, маскируя давние перекосы, придавая ему новый, надёжный и весьма респектабельный вид.
А после окончания их работы Платон приступил к модернизации и ремонту окон и оконных рам, включавших в себя, прежде всего, их обивку штапиком, наличниками и окантовками, а также шпатлёвку и покраску.
В итоге задумка Ксении была реализована, и дом приобрёл долгожданный вид.
Ксения была довольна. Платон тоже.
И теперь осень ушла у него, в том числе, и на доделывание двери и ступени, ведшей из веранды на террасу.
Дома он комментировал жене их давно длящееся гармоничное сотрудничество в совместном дачном творчестве:
– «Ксюха! А ведь прогресс и развитие – это… любовь! То есть соединение двух противоположностей, плюса и минуса, дающее ток, энергию, новое вещество, жизнь!».
– «Ну, ты и философ. Только про идеи забыл!» – не ожидая от мужа таких рассуждений, дополнила Ксения.
– «Да я и не оспариваю твоё идейное лидерство в нашем с тобой дачном дизайне!».
– «Но без тебя, без твоего согласия мы ничего не смогли бы реализовать из моих идей, причём каждый раз всё более смелых и дорогих. Мы с тобой всё время явно прогрессируем, развиваемся!» – начала более глубоко рассуждать благодарная мужу Ксения.
– «Да! Если согласиться с тем, что человеческое общество развивается по спирали, повторяя уже пройденные общественно-экономические формации, но быстрее и на более высоком уровне развития общества, то тогда надо считать, что социализм был неким повторением первобытнообщинного строя с общими средствами производства» – сел на своего давно оставленного конька бывший лектор-международник.
– «Но за этим строем ведь последовал феодальный строй средневековья. И действительно! Мы сейчас наблюдаем в России подобие дикого капитализма. А с учётом возникновения различного рода мафий, коррупции, появления вотчин в различных областях деятельности, то точно мы сейчас повторяем этот виток истории.
Но, как видно по годам, эта спираль сильно сужается кверху, принимая форму воронки. Временные периоды существенно сокращаются, а технический прогресс ускоряется…» – понесло Платона дальше… в лес.
Но его рассуждения неожиданно прервал кот Тихон, сделавший свой коронный ход котом, из-под ног хозяина совершив противозенитный манёвр – крутой вираж – под разложенный для сна диван.
– «Ты чего это спрятался от… народа? Брысь!» – не удержалась от комментария такой кошачьей прыти Ксения.
– «Так, как и… кот, любая часть общества, отделённая от производства материальных благ, от средства производства, по большому счёту отделена и от народа, от его проблем и чаяний. Помнишь, как кто-то сказал про кого-то: страшно далеки они от народа!».
– «Я от споров и таких разговоров всегда устаю! Ведь всё время приходится подбирать подходящие слова!».
– «Причём не матерные!» – уточнил муж, неожиданно обнимая жену.
И тут она почувствовала, как в её живот упёрлась его любовь…
На следующее утро Платону предстояло пройти плановую гастроскопию. Последний раз два года назад он прошёл эту неприятную процедуру неожиданно легко.
– «Присаживайтесь!» – дежурно и по новомодному предложила очередному пациенту медсестра.
– «Нет! Я лучше сяду! Я же не у следователя!» – поправил её писатель.
– «А зубы снимать надо?» – продолжил он шутить.
– «Нет, зубы не надо… и штаны тоже!» – немного раздражённо поддержала она шутку.
Но в этот раз процесс прошёл несколько сложнее. Зато результат порадовал врача и Платона.
На выходе из поликлиники с ним чуть не столкнулась спешившая туда молоденькая девушка, показавшаяся наблюдательному писателю невзрачной, жёлтокожей и костлявой.
Надо же? Она совершенно непригодна для любви! – сделал вывод писатель.
А тем временем наступила настоящая осень. Стало как-то грустно и пусто. За окном по-прежнему было пасмурно, и моросил нудный дождь.
Платон опасался, что с открытием станции метро «Новокосино» у него не будет больше возможности дремать от «Новогиреево» до «Третьяковской». Но его опасения оказались напрасны. Теперь с полупустой платформы «Новогиреево» он без труда садился на всё же имеющиеся пустые места, и по необходимости дремал, тем более на обратном пути.
Очередной дачный сезон заканчивался. Необходимость в станции «Чкаловская» отпала, а вместе с нею и привычка ездить этим маршрутом, который опять вернулся на круги своя от «Новогиреево» до «Третьяковской», и далее трамваем или пешком через Большой Устьинский мост до Воронцова поля.
Окончание дачного сезона опять привело к повышению у Платона давления. Теперь оно повышалось и от любой эмоции, и от любой нагрузки, словно Платон стал неврастеником.
– «Ксюх! А ты знаешь, я давно почувствовал, что в связи с тем, что я пишу стихи и прозу, я стал глубже вникать во всё, сопереживать своим героям – стал как бы тоньше всё вокруг понимать – возможно это сказалось и на моей нервной системе. Ты же знаешь. Я очень адаптивный тип – быстро вхожу в роль!» – предположил Платон причину гипертонического криза, случившегося у него в середине октября.
– «Да, наверно это так!» – согласилась жена.
В понедельник, 26 ноября, после окончания дачного, гаражного и поминального сезонов, Платон вошёл в новую для себя роль.
Он посетил первое занятие литературного клуба – семинара детских писателей, на который его вывела соседка по даче Татьяна Гусева – в Доме литераторов на Большой Никитской улице. После прочтения им своей притчи «Упавший с дуба», началось обсуждение.
Первой, как видимо всегда, взяла слово самая молодая – Настя, очевидно считавшая себя здесь самой главной и умной, потому выступавшая в роли главного критика всего и вся. Невзрачная воинствующая уроженка деревни, считавшая своё верхоглядство – образованием выше верхнего, первой оценила труд Платона.
– «В этом рассказе я обнаружила обилие канцеляризмов. Сказывается отсутствие образования!» – задала она тон обсуждения, чем вызвала возмущение зрелых симпатичных женщин.
– «Как так можно голословно утверждать?! Вам не стыдно так говорить о незнакомом пожилом человеке?!» – вполголоса зашипели они на неё.
– «Но рассказ мне понравился!» – успела та вывернуться.
Кроме того, эта Настя, видимо от избытка образования, позволяла себе, сидя за большим общим столом литераторов, периодически озвучивать поглощение ею прямо из горлышка бутылки некоего напитка, видимо боясь здесь же от зависти и злости засохнуть.
По этому поводу, Платон подумал: хотя все мы в той или иной степени являемся выходцами из деревни, но ведь выходить-то из неё можно по-разному! Видимо деревня из неё не вышла! А ведь её тяга к культуре вполне объяснима. Человека всегда тянет к тому, чего у него нет, чем он обделён. Причём желает он это на подсознательном, даже интуитивном уровне. А её тяга к критиканству тоже объяснима. В детстве она, очевидно, была забитым ребёнком, возможно даже гадким утёнком, или изгоем в своём классе.
Потому сейчас она пытается наверстать упущенное и взять верх над красивыми и истинно образованными людьми, особенно над коренными москвичами и выходцами из бывших высших слоёв общества.
В дальнейшем высказались многие, друг за другом повторяя довод о наличии канцеляризмов. Одни критиковали, другие тут же сами защищали автора, не давая тому слова самому постоять за себя.
Представителю мусульманской диаспоры не понравилось обилие свиней. Некоторым – до сих пор не засыпанная колея в незнакомой деревне.
А одной «опытной» даме не понравилось замечание Платона, что это не рассказ, а притча, и канцеляризмы здесь применены для юмора:
– «Любезнейший! А здесь все профессионалы! Мы, что, не понимаем и не знаем этого? Но надо уменьшить их количество, хотя бы на треть!».
Но всё равно притча всем понравилась, особенно на фоне других здесь же прочитанных рассказов. Некоторые слушатели даже прониклись судьбой злосчастного жёлудя и особенно его лысины, во многом поняв автора, одновременно подчёркивая краткость и яркость рассказа.
Из всех остальных выступающих, на Платона произвела впечатление поэтесса Татьяна Сергеева, с внешностью Мальвины и с глазами Пьеро, единственная из всех читавшая свои стихи стоя.
Но самое приятное его ожидало в лифте. Пожилая вежливая интеллигентная женщина, впоследствии представившаяся, как Элеонора Фёдоровна Бражникова, искренне поделилась с ним:
– «Как Вы здорово обыграли жёлудя! В каждой Вашей фразе столько потаённого смысла! Всё так красочно! Вы очень наблюдательный писатель! Да и стихи у Вас хорошие! Всё чётко и ясно!».
Платон поблагодарил её, распрощался и счастливый поехал домой.
В общем, дебют его прошёл успешно!
По дороге к дому мысли невольно продолжали вращаться вокруг происшедшего, где посредственность всё же пыталась править бал.
После прослушивания некоторых критикующих воинствующих верхоглядов, особенно фразы «апломбированой» дуры, у Платона невольно сложилось впечатление, что литературное образование – это, возможно, некое Прокрустово ложе, делающее из таланта отбивную котлету.
Дома Ксения выслушала рассказ мужа, спросив его:
– «Ты, что, тщеславный?».
– «Да нет! Только хочу, чтобы и для меня нашлось место на полке истории!».
А пока продолжалась его новейшая история.
Уже с утра 5 декабря, в день рождения институтских руководительниц, Платон оказался в их НИИ по своей работе. Поздравив случайно ему встретившуюся Елену Георгиевну, он забрал на вахте конверт с платёжными документами и отбыл в свой офис. А там, обрадовав Надежду, что он всё же сможет поехать со своими коллегами на чествование, он загрузился коробкой с биодобавками и отбыл к покупателю.
По возвращении в офис, не успев переступить порог, он услышал от Надежды, что оказывается документы были выписаны бухгалтером Максимом с ошибками, и, главное, на них не стояла печать.
Зная, что Максим всегда держал её при себе, Платон удивился, не выдержав:
– «Что же Максим такой идиот?».
– «Нет, Максим здесь не причём! Это мы виноваты!» – явно намекая на начальницу, неожиданно вмешался Алексей.
– «А из нас – кто? Ты?» – встал на защиту Надежды Сергеевны Платон, пытаясь посадить дурачка на место.
– «Нет, ты!» – схамил тот.
– «Лёш! Этого никак не может быть! Я же не твой папа!» – вывернулся из-под «тычка» Платон.
Да-а! Давненько я не слышал перлов от коллег! А всё потому, что сижу от них отдельно, и с ними не езжу! – понял аналитик.
Через несколько минут квартет сотрудников ООО «Де-ка» уже сидел в машине Алексея, и окольными путями, объезжая пробки, направился в институт на Погодинскую улицу.
Только тронулись, как начал выступать Гудин. На вопрос Надежды, почему у неё в Белых Столбах, южнее Москвы, холоднее, чем в столице, проктолог ответил:
– «Так в городе всегда теплее! Сколько здесь народу живёт?! Каждый по разу пукнет, вот и становится теплее!» – проговорился старый пердун, врач-проктолог.
Не успев далеко отъехать, как неожиданно для всех теперь опозорился и водитель. На свой же вопрос Надежде – почему она сегодня не выспалась, и, получив от неё ответ, что ночью ей пришлось выводить на улицу разбудившего её пса, после чего она полтора часа не могла заснуть, – Алексей дал комментарий:
– «А меня разбудил мой мочевой пузырь, но я его не выводил на улицу!».
В долгой гнетущей тишине вскоре вновь раздался голос второго из дуэта Билла и Гарри из кинофильма «Тупой и ещё тупее». Увидев на перекрёстке, стоявшие перпендикулярно друг другу две легковушки, одна из которых была старыми Жигулями, Гудин просто вскричал:
– «Вот, ведь, недаром говорят, не покупайте старые машины! Вон, Жигуль заглох, и ни туда, и ни сюда!».
– «Так там же авария! Разве не видишь – две машины рядом стоят с аварийной сигнализацией?» – не выдержал Платон.
Да-а! За какой-то час мои дурные коллеги уже выдали по два перла на рыло! А что будет дальше? Не зря я не хотел с ними ехать! – чуть загрустил Платон.
Удачно объехав пробки, квартет в этот раз успел вовремя.
Шустрый Платон с подарком в большой коробке оказался впереди сослуживцев.
Потому он первый повстречал, стоявшую на улице в компании профессора Владимира Николаевича Прозорловского их общую начальницу – именинницу Ольгу Михайловну Лопатину.
– «Здравствуйте!» – обратился он ко всем.
– «Поздравляю Вас с днём рождения! Желаю Вам здоровья, взаимопонимания и неувядающей красоты!» – вынужденно поздравил он доктора биологических наук.
– «Здравствуйте, спасибо! А где Надежда?» – вынуждено приняла та поздравления не по чину.
– «Да вон они еле плетутся!» – указал на коллег, втроём несущих одну маленькую коробочку, не числившийся в их штате, свободный предприниматель Платон.
– «Владимир Николаевич! А что у Вас с животом?!» – переключился писатель на профессора.
– «О-о! А ты меня знаешь? А мы разве знакомы?» – закачался он навстречу Платону, протягивая руку и внимательно всматриваясь в его лицо.
Но в этот момент запыхавшаяся Надежда, поздравляя начальницу, прощебетала что-то невнятное, делая упор на подарке, показывая на коробку в руках Платона. За нею отметились и «Билл с Гарри».
А тем временем пьяный профессор, получив в ответ от Платона не менее сильное рукопожатие, переключился на Гудина и Алексея.
Далее всё пошло по обычному сценарию. Вся компания прошла на второй этаж и разделась в ближайшем кабинете. И только после этого Владимир Николаевич узнал Платона Петровича:
– «Ну, вот, теперь я тебя признал!».
Далее, поддержанный внимательным и сопереживающим слушателем, он повёл разговор о высоких материях. Но вскоре их оборвала сама именинница:
– «Владимир, Николаевич! Ну, всё! Пошли рассаживаться!».
Гости расселись сами. Надежда прошла к дальней стороне стола, еле успевая за шустрым и голодным Иваном Гавриловичем. Платон прошёл за нею, подталкиваемый сзади, почти приклеившимся к нему, нетерпеливым до очередной выпивки профессором Прозорловским. А Алексей, отделённый от коллег «старшим товарищем», вынужден был пройти следом за ним.
Поэтому теперь Надежа сидела в окружении своих стариков, а Алексей – на подхвате – ближе к выходу и к именитой имениннице. Поэтому ему и досталась роль вручателя подарков.
После поздравлений других сослуживцев, работавших в одном здании с именинницей, взяла слово и Надежда Сергеевна.
И тут Платон опять испытал неловкость за свою пресмыкающуюся перед высшим руководством начальницу. Пропев поздравительные «реферамбы» Ольге Михайловне и подарив ей большую коробку, она, как всегда ранее, вскользь, мимоходом, добавила слишком скромные и невыразительные слова в адрес Елены Георгиевны:
– «Лен! Ну, а тебя мы тоже поздравляем! Только ты обязательно используй наш подарок!» – протянула она маленькую коробочку.
– «Конечно, Надь!» – в очередной раз проглотив комок обиды, ответила вторая именинница, постоянно находящаяся в тени своей ровесницы высокопоставленной Ольги Михайловны.
По какому-то странному стечению обстоятельств в коллектив их НИИ в разное время пришли две девушки, тоже родившиеся 5 декабря!? Их, конечно, тоже поздравили, хотя проще, но зато теплее. Причём в этот раз инициативу на себя взяла сама Ольга Михайловна, которая вскоре ушла в другой корпус, за другой стол, к поздравлениям от других, важных коллег.
В этот момент к Платону обратилась Татьяна Ивановна – пожилая сотрудница, сидевшая с самого левого края стола, у окна:
– Платон Петрович! А я Ваше стихотворение про Сретенку периодически перечитываю! Читаешь, и вся юность перед глазами проплывает! Спасибо Вам!».
– «Я рад, что Вам понравилось!».
– «А что это такое?» – заревновал к популярности своего антипода Гудин, тихо обращаясь налево.
– «Да я жила там поблизости, на Кировской! Так что бывала на Сретенке частенько!» – объяснила она некоренному москвичу.
После скоро последовавшего ухода Надежды и Алексея, Иван Гаврилович разошёлся, пытаясь вернуть популярность себе. Он подсел к, оставшейся теперь за главную виновницу торжества, Елене Георгиевне и стал громко рассказывать о своей недавней поездке в Гоа, как всегда стараясь привлечь всеобщее внимание к своей персоне.
Пытаясь несколько погасить рвение старца, Платон вынужденно вмешался. На комплимент женщин, по поводу загара Гудина, он съязвил:
– «Да нет! Это от крема!».
– «Да что ты вмешиваешься? Мы же старые друзья! Знаем о чём поговорить!» – чуть раздражённо ответил Иван Гаврилович.
Когда же он чуть ли не вскричал на какой-то очередной вопрос Елены Георгиевны:
– «Конечно! Махараджа – справа, махараджа – слева…» – Платон не выдержал и тут же прокомментировал, обращаясь к имениннице:
– «В общем, голубой танец, «Бутерброд» называется!».
Но выходящий покурить Гудин на это уже не среагировал. Теперь он готовил свой ответный ход. И его месть была хоть не тоньше, но зато болезненней.
День рождения Алексея то ли не праздновали, то ли Платона на него, с подачи Гудина, не пригласили, сходив в ресторан без него. Возможно, коллеги Платона ждали конца света, который почему-то так и не наступил.
В тот вечер 21 декабря 2012 года после полуночных бдений Платон, выключая ночник, подумал об этом миге:
А вот и обещанный конец света!
Так же на этот раз не состоялось и обычное скромное предновогоднее застолье в офисе. Хотя возможно сослуживцы Платона отпраздновали завершение года без него, опять втихаря. Поэтому на новогодние праздники коллеги Платона разошлись молча и как всегда не прощаясь.
Новый, 2013 год, супруги Кочет традиционно встретили по-старому, на пару, но с новым вином. Ещё на прошлый новый, 2012 год, Вячеслав прислал своим родителям сухое красное вино «Punto final» урожая 2010 года, «Бодегас и Винедос» из аргентинского города Мендоса, сопроводив посылку письмом, где пометил, что это вино было изготовлено после его выхода на свободу.
На следующий день их посетили лишь Иннокентий с Машей.
Как всегда в зимние каникулы, на этот раз по просьбе трудового народа ставшими короче, народ гулял, и кто как мог отдыхал.
В один из поздних вечеров, увидев полуголую Ксению, Платон расставил руки и подступился к жене с фразой из кинофильма «Оптимистическая трагедия»:
– «А-а! Комиссар!?».
Ксения по привычке отшатнулась от мужа, прикрывая полуобнажённую грудь, но тут же нашлась чем и как ответить, протянув навстречу озорнику руку, имитирующую захват паха:
– «А пистолетик-то не заряжен! Да и штанишки не спущены!».
– «Штанишки сексу не помеха!» – сориентировал жену в нужном направлении Платон.
– «А что помеха?».
– «Как что? …ты!».
– «А я у тебя всегда виновата!» – неожиданно обиделась Ксения.
– «Конечно! Кто же у нас ещё всё время во всём виноват?» – перевёл в шутку муж.
– «Ну, ты уж очень всё делаешь откровенно!» – успокоилась жена.
– «Запомни! Надо быть всегда прямым и честным! А хитрость лишь унижает мужчину, превращая его в бабу!».
– «Да уж! Тебе наверно на работе баб в брюках хватает?».
– «Да! Точно! И мужика в юбке – тоже!» – согласился с женой Платон.
И действительность проявилась уже в первый рабочий день нового года.
– «Ух, ты!? – увидел Алексей Ляпунов голубей, долбящих под окном семена овса – А кто «пватит»?» – обиженно отвесил он нижнюю губу.
– «Надька!» – объяснил дурачку Платон.
– «Не из своего же кармана!» – уточнил жадина.
И на этот раз Надежда, тоже жадина, опять не праздновала свой день рождения и также вручила Платону заниженную сумму его подарка, мотивировав это отсутствием необходимости вести коллег в ресторан. А Платону только это и надо было.
В субботу, 19 января, он по обыкновению посетил самый ранний сеанс в соседнем с домом бассейне в общеобразовательном центре «Феникс».
Как часто бывало, он первым вошёл в воду, которая показалась ему в это утро какой-то необыкновенной.
Ему почудилось, что вода будто бы серебряная, лёгкая и нежная, и даже скоростная. Через пятнадцать минут после него вошедший в воду, тоже пожилой завсегдатай, на комментарий Платона по поводу воды сразу же объяснил это ощущение:
– «Так сегодня же Рождество Христово!».
Вот это да? – удивился Платон – выходит, что вода крещённая?! Но когда они успели окрестить её в бассейне? Ночью? Или ещё вечером?
И тут он вспомнил, что где-то и когда-то слышал, что в праздник крещения вода во всём мире становится святой.
А дома Ксения ещё и добавила мужу знаний:
– «Так даже под краном вода освящённая! Ведь даже одна капля освящённой воды в любом водоёме, делает такой всю его воду!».
И тут супруги впали в воспоминания.
– «Платон, а как там поживает твоя бывшая соседка Людмила Михайловна?» – обратилась к мужу Ксения.
– «Ты наверно помнишь? В то время Людмила Михайловна захотела иметь синицу в руках, а не журавля в небе. Вот и сжульничала с общим квартирным телефоном – переоформила его на себя одну. А я не стал с нею судиться, так как телефон мне был уже не нужен, но для себя сделал соответствующий вывод. И когда мне из мэрии предложили переселиться в такую же комнату этажом ниже, а соседке дать отдельную квартиру, а нашу общую забрать, я отказался. Так теперь её синица превратилась в воробья-жида. Она теперь полностью, без каких-либо льгот, оплачивает телефон. А журавль тем временем превратился в улетевшую от неё навсегда гигантскую сказочную птицу Рух, навсегда унёсшую в своих когтях её будущую отдельную квартиру!».
В воспоминания Платон впал и по другому поводу. Ещё под Новый год он через Сталева узнал номер нового телефона своего бывалого товарища Юрия Михайловича Сарычева, и вышёл с ним на контакт. И далее ветераны периодически с удовольствием общались по Skype.
Но больше всего Платону в этот период жизни нравилось каждую среду общаться с коллегами по литературной студии «Вешняки», руководимой Виктором Александровичем Синельниковым. Здесь Платону регулярно давали слово для чтения его стихов и прозы.
– «У Вас в прозе язык очень хороший: красочный, яркий, образный. Вас легко читать и слушать! Стихи у Вас тоже хорошие. Некоторые – так очень! Но многие надо доработать!» – резюмировал руководитель всеобщее мнение.
Дома Платон рассказал об этом жене.
– «А мои стихи не могут не нравиться, ибо они продиктованы Богом и обстоятельствами!» – объяснил он всеобщую позицию.
– «Но у тебя в них много недостатков!» – вернула его на землю Ксения.
– «Да, есть! Ну и что? Они же всё равно людям нравятся! Вон, Емелю уже читают в Перми. И он там фурор произвёл!».
– «Да, что ты будешь делать?! Я ему про Фому, а он мне про Ерёму!» – не унималась жена.
– «Так твой Фома дурной против моего… Емели!» – опять вывернулся пересмешник.
А пересмешником Платон был и по отношению к самому себе.
В последнее время он стал замечать, что у него часто стал загибаться вниз верхний край его левого уха.
Прям, как у старого пса! Видимо хрящи ослабли…, и не только на ухе? Старость есть старость! – решил писатель-натуралист.
А старость проявлялась и на работе.
В офис ООО «Де-ка» вошла девушка, которую быстро отоварили.
– «А как это принимать?» – обратилась она ко всем присутствующим.
– «А вон, дедушку у окна спроси́те!» – первым среагировал Платон, головой кивая на играющего на компьютере Гудина.
– «Какой я тебе дедушка?!» – наконец услышал тот, всегда настроенный на волну своего противника.
– «Ах, да! Он уже лишился дедственности!».
Но кое-чего из-за своего острого языка в очередной раз лишился и Платон.
В пятницу 22 февраля Платон Петрович так и не дождался поздравления с наступающим мужским праздником от своей начальницы. Более того, она даже не вручила ему хотя бы небольшую денежную премию, что практиковала ранее. Платону показалось даже подозрительным, почему его начальница так настойчиво посылает его с несрочным заданием в институт именно сейчас, а не после обеда. И этому вскоре нашлось объяснение.
Самым необычным в этот раз явилось не приглашение Кочета на чашку вина, принесённого в офис ООО «Де-ка» тёзкой Надежды Сергеевны – новым комендантом их здания Надеждой.
Хотя Алексей и зашёл к Платону, но лишь только для того, чтобы попросить взаймы его чашку.
– «К нам там гости приехали. У тебя не найдётся чашка взаймы?» – лишь чуть смущённо попросил он.
Платон, конечно, дал чашку, ожидая туда приглашения. Но его надежда оказалась тщетной. Он не получил приглашения ни от одной из этих Надежд.
По мнению писателя, обе они сошлись своим интеллектом и культурой, как валенок к валенку.
Вскоре за стеной он услышал возбуждённые женские голоса и громкий, радостный возглас Гудина.
Наверно гостьи поздравляют своих защитников? – решил ими обиженный чужой защитник, возвращаясь из туалета мимо кабинета Надежды Сергеевны.
Поэтому он молча ушёл к себе, а там также молча ушёл в себя.
Платон давно обратил внимание на то, что ничто в жизни так не объединяет, так сплачивает людей, как коллективная, совместная подлость!
До поры до времени сидящая в глубине сознания удобным, тёплым, маленьким комочком, она вдруг неожиданно растёт и проявляется вылетающим из сознания большущим комком, когда кто-то другой, взяв на себя моральную ответственность, первым озвучит какую-то подлую мысль.
И эти комки, вылетевшие из подсознания отдельных людей, объединяются в единый большой ком, даже целую лавину из комков, сметающих на своём пути любое количество порядочных людей.
Сподличавший единожды, сподличает ещё и ещё не один раз. Остановиться в этом процессе трудно. Разве только, если кто-либо вдруг остановится и задумается над своим поведением:
– «Боже мой! А это ведь подло, просто подло!».
И, остановившись на время, внутренне плюнет в свою поганую душу.
И вот тут важно, чтобы рядом оказался человек честный и чуткий, который бы поддержал этот душевный порыв.
Хуже будет, если рядом окажется якобы единомышленник, подводящий базу под новую подлость.
Подлость там, где корысть, где неуважение к людям, где зависть, где имеется попытка, во что бы то ни стало, превознести себя над другими, где есть боязнь потерять что-то, оказаться ниже другого на социальной лестнице, ведущей, в общем-то, в никуда. Или не у того прилавка в ярмарке тщеславий.
И вообще, подлость – это не порок! Это плебейские гены! – окончательно понял Платон.
Намного лучше была ситуация на литературных семинарах, посещаемых Платоном.
В литературной студии «Вешняки» его в очередной раз похвалили за хорошие, задушевные стихи, но опять упрекнули за их незавершённость:
– «Платон Петрович! А над стихами всё же надо работать!».
– «А я над своими стихами никогда не работаю. Я их вообще не пишу, а лишь записываю, когда они ко мне неожиданно в голову лезут. Я вообще к своему писательскому творчеству отношусь, как к заразе. Мои стихи – это всего лишь испражнения моей души!» – пояснил критикам, уходящий Платон.
А вот зима тем временем не уходила.
В субботу 2 марта, после двух недель сухой погоды и выпавшего ночью уже подзабытого снега, снова активизировались лыжники. После раннего утреннего бассейна и позднего утреннего сна около обеда и Платон вышел на лыжню.
Белый снег, свежевыпавший на наст, во многих местах уже обледенелый под ногами пешеходов, сразу преобразил лес и лыжню. Лес стал красив, а лыжня устойчива и быстра. В этот раз не только скорость была приличной, но и совершенно не было отдачи. А лыжня уже была раскатана лыжниками, но ещё не затоптана пешеходами.
Платон сразу это почувствовал и прибавил в скорости. И это почувствовал не только он. Ему было приятно видеть, как все без исключения лыжники наслаждались своей скоростью. Даже старушки-физкультурницы неслись по лыжне с горящими глазами, представлял себя если не Уле Эйнаром Бьёрндаленом, то хотя бы Еленой Вяльбе. И в этот раз Платон показал лучшее время в сезоне, пройдя дистанцию за один час тридцать пять минут.
Но на 7 марта Надежда Сергеевна неожиданно снизошла до подчиненного:
– «Плато-он, ты где? – громко позвала она, ещё не войдя в его помещение – Поди, возьми кусочек торта по случаю восьмого марта».
– «Сейчас» – не стал артачиться Платон, через пару минут зайдя за Надеждой, которая уже сидела с четвертью большого торта, разговаривая с кем-то по телефону.
А в углу Ляпунов как всегда на компьютере помогал Гудину правильно вставить шарики в ячейки.
На общем столе около них Платон увидел довольно большой торт, порезанный на восемь кусков, два из которых уже перекочевали в тарелку начальницы. Подумав, что это хорошо, он взял себе лишь один кусок из причитавшихся каждому по два. Тут же он заметил, как Гудин аж высунулся из-за спины Алексея, следя за Платоном, а не объест ли тот их с Лёшкой.
– Надо же? Какой он всё же дурной и жадный?! По себе о людях судит – подумал Платон, неся к себе в кабинет тарелку со половиной своей доли.
Как только он поставил ту на стол, так кусок торта почему-то развалился надвое.
– Наверно из-за завистливого взгляда Гудина?! – решил внимательный наблюдатель.
Длительное затишье в отношениях между стариками в ООО «Де-ка» опять неожиданно нарушилось демаршем Гудина.
Войдя к Платону с очередным посетителем, Иван Гаврилович грубым начальственным голосом спросил:
– «У нас масло есть? Давай, принеси!».
– «Ты, что, старый! Спятил что ли? Пойди сам и отоварь!» – поначалу удивился Платон.
– «Так ты же у нас рабочий цеха!» – попытался он унизить Платона.
В ответ Платон вынужден был разразиться трёхэтажным матом, прилюдно опуская гада и загоняя того на его заслуженное место.
Давно не слышавший этого Гудин, поначалу опешил, уходя лишь пробурчав:
– «Ну, наглец!».
Как всегда Иван Гаврилович всё время пытался возвыситься над Платоном, поэтому невольно приписывал тому свои грехи, во что со временем сам начинал верить, убеждая в этом и окружающих, среди которых, прежде всего, были коллеги по работе Павлова и Ляпунов.
На работе против него образовался явная коалиция завистников и недоброжелателей.
Дома Платон поделился этой проблемой с женой, и они принялись обсуждать причины и корни сего. Постепенно перешли и на другие, более научные и философские темы.
– «Ум – это анализ! А разум – это ещё и синтез! Кроме того, ум предполагает знания! А разум побуждает к действиям!» – заключил долгое обсуждение писатель.
Долгим оказался и лыжный сезон, причём даже на это раз рекордным.
Снег выпал, как по заказу, 1 декабря, а Платон открыл сезон 15 декабря, хотя можно было уже и 8-го. А закрыл он его 7 апреля, и уже на следующие выходные поход на лыжах стал не возможен. Причём погода все выходные, праздничные и каникулярные дни была в норме, и Платон ни одного дня не пропустил. Да и Ксения в этом сезоне поставила личный рекорд, пять раз составив компанию мужу. Но в этом году и она почувствовала, что силы её стали не то, что раньше. А ещё через две недели снега в Москве и в Подмосковье вообще не стало.
Как и не стало больше дружеского общения Платона с Надеждой.
– «Платон, а почему ты не дал нам почитать свои произведения?» – обиженная, что не узнала первой о литературном дебюте подчинённого, спросила начальница.
– «Так у нас с вами разные столы! У вас – один на троих! А у меня – на одного отдельный! Всё, что появляется на моём столе, не подходит вам! И наоборот: всё, что появляется на вашем столе – не доходит до меня!» – по делу пошутил Платон.
И действительно, словно в шутку, не взаправду, а понарошку, 1 апреля его, наконец, напечатали в первом номере нового альманаха «Литературная республика», причём и стихи и прозу. Прочитав весь альманах, новый автор понял, что его произведения ни в чём никому не уступают. И ему не будет за них стыдно. Более того, он втайне лелеял надежду и на победу.
Теперь этот альманах, имеющий тираж три тысячи экземпляров и международный стандартный книжный номер ISBN, разойдётся по библиотекам, в том числе за рубеж, его будут рецензировать, и о его авторах узнают многие. Ну, вот и наступил мой звёздный час! – решил впервые напечатанный поэт и прозаик.
А через неделю – 8 апреля – в кафе «Алиби» в Ащеуловом переулке, рядом с исторической родиной Платона, состоялась якобы презентация первого номера альманаха, фактически вылившаяся в состязание поэтов на самое юмористическое стихотворение.
Платона, как не члена Союза писателей, или по какой-то другой причине, не предупредили, и он пришёл туда без текстов своих стихов. А по памяти он своих стихов никогда не читал. Поэтому колоритный юморист и сатирик, таким образом, был вынесен за скобки соревнования, которое мог выиграть, оказался как бы ни у дел.
Но автор не унывал, познакомившись с живым творчеством многих своих новых соратников по перу.
Вскоре в его жизнь, неожиданной случайной встречей с Людмилой Саторкиной, вернулась и память о его бывшем товарище и даже соратнике по учёбе – её муже Викторе, давно умершем Чернобыльском ликвидаторе. Но на этот раз дальнейшее общение с нею пошло только через «Одноклассники».
А 27 апреля Платон открыл и так задержавшийся в этом году дачный сезон. Но в саду и огороде ещё стояла вода, потому Платон с удовольствием занялся столярной работой в доме, в котором на этот раз было теплее, чем в прошлые годы.
Ну, вот – сказалась моя осенняя работа по утеплению веранды! – обрадовался заядлый дачник.
Но и дома в Москве стало теплее. Всё чаще дверь на лоджию оставалась открытой для кошек, которые с удовольствием сновали туда и обратно, играя друг с другом в догонялки.
– «Платон! Закрой балкон, в конце-то концов! Сам больной и меня простудишь!» – возмутилась излишней прохладой Ксения.
– «Вообще-то, в конце концов – это самый конец!» – вышел из положения наблюдательный писатель.
Все вечера Платон продолжал интенсивно работать на компьютере, завершая тексты очередных глав своего произведения.
В этом году ему, наконец, удалось закрыть свою предпринимательскую деятельность, которой он не занимался двенадцать лет. Эта задержка была вызвано необоснованным требованием Пенсионного фонда уплатить многотысячную задолженность, якобы образовавшуюся из-за неуплаты авансовых платежей, и это при отсутствии какой-либо деятельности вообще. Но здравый смысл через несколько лет всё же восторжествовал.
Все майские дни Платон по-прежнему столярничал, обивая вагонкой веранду. В саду и огороде всё ещё было очень сыро, но вместе с тем вся территория участка была вычищена от сухих листьев ещё осенью. Но летом эта работа из-за других дел несколько застопорилась. Но всё равно, всё своё свободное время Платон столярничал на веранде и к окончанию сезона закончил эту свою хоть и очень трудоёмкую, но зато и интересную работу.
А из детей его посещал на даче лишь Данила со своей семьёй. В первое же его посещение отметили завершение им и его женой Александрой института и блестящую защиту Даниилом дипломного проекта.
– «Поздравляю, заяц! – начал Платон – А ведь дипломированный заяц – это кролик!» – неожиданно завершил он тост за долгожданный успех сына.
В эти посещения Платон наигрался только с внуком Мишей.
Данила этим летом почему-то не поддержал отца.
Ксения же компанию мужу в спорте составляла лишь изредка, занимаясь или дизайнерским творчеством, или праздным времяпровождением. Платон заметил, что жена теперь пила пиво, как горячий чай, а чай сосала, как пивко – сидя перед телевизором на диване, и поджав ножки.
При этом она иногда досаждала мужу разговорами и обсуждением своих прежних подруг.
Выслушав последние новости о семье Палевых, Платон не удержался от комментария:
– «Да брось ты! Они наверняка спят теперь раздельно! Он ждёт во сне Белоснежку, а она – семь гномов!».
Пытаясь хоть как-то в ответ уесть мужа, Ксения не нашла ничего другого, как обвинить мужа в… худости его рук.
– «Ну, и что, что руки худые? Зато они жилистые и перемещаются с такой скоростью, что ты и глазом не успеешь моргнуть, как он у тебя будет выбит!» – быстро нашёлся он.
Тут же Платон вспомнил, как этой весной ему впервые в жизни пришлось использовать быстроту своих рук, чтобы одним резким ударом левой рукой, с ещё не полностью сжатой в кулак ладонью, сбить с ног зарвавшегося хулигана, но ценой получения перелома сустава основания безымянного пальца, попавшего хулигану точно в лоб над переносицей. Именно наложенный гипс долгое время и не давал Платону возможность поковыряться в земле.
После отпуска он продолжал по утрам будних дней ездить на работу на электричке. Чаще ему удавалось, хоть и не сразу, но всё же сесть.
Как-то сидящий у самого прохода Платон, стараясь всё же сохранить приличия, обратился к стоявшему к нему вплотную несколько развязному полному молодому человеку, надоевшему ему своим вертлявым задом:
– «Молодой человек! А Вы не моли бы свою… 3D убрать от моего лица?».
Но убирать с глаз Платона этим летом пришлось и председателя Правления их СНКТ. Проворовавшуюся Марину Николаевну на этом соблазнительном посту, но пока лишь в качестве исполняющего обязанности, сменил давний приятель Платона – его угловой сосед по даче Сергей Вячеславович Капин. Но это назначение почему-то не одобрила Ксения.
– «У него манеры, как у… деревенской козы!» – прокомментировала она его культуру.
– «Да что ты?! Тебе показалось. Я его знаю с детства. Его наносная грубость и некоторая показная развязность компенсируются его добрым сердцем порядочного человека!» – не согласился с женою Платон, тут же просвещая её, не дав упасть популярности своего приятеля.
Но этим летом почему-то резко упала популярность дачного футбола. Их футбольное поле иногда пустовало, хотя после частых дождей оно быстро высыхало. Но, несмотря на меньшее количество игр, Платон в этом году почему-то стал забивать больше голов. Теперь он всегда играл лишь на острие атаки, «на пятачке», частенько в одно касание переводя пасы партнёров в ворота соперников. Как и все, начав играть лишь с июля, к концу августа на счету «Дяди Платона» было рекордное количество голов и голевых пасов: 204 и 93 соответственно, забитых всего за 24 игровых дня!
В начале сентября Платону неожиданно опять позвонил Сталев. Поинтересовавшись его новостями, кратко просветив о своих, Александр Михайлович закончил разговор опять нудным и лицемерным пожеланием как-нибудь встретиться. На что Платон теперь уже жёстче предложил:
– «Ну, как напишешь свои воспоминания, так и встретимся!».
Отношения Платона и Сталева стали, как у глухого со слепым. Один, Сталев, не слышал, или не хотел слышать, что его просил и что ему неоднократно предлагал бывший школьный товарищ. Другой, Платон, не видел, или не хотел видеть, что тот его не слышит. Зато он увидел другое.
В утренней электричке музыкальные трели мобильников теперь изредка разбавлялись ранними песнями элекстрелей. А сидевшие с закрытыми глазами и с заткнутыми наушниками ушами плебёныши так и не вынимали из кармана остатки своей совести, не уступая места пожилым.
Так же частенько вовремя не уступала мужу место у компьютера и Ксения, занимавшаяся на нём редактированием своих новых фотографий. Но Платон не прогонял жену, всегда поощряя её на творчество.
Закончив своё долгое дело, почувствовавшая неловкость Ксения спросила мужа:
– «Ты что делаешь?».
– «Думаю!».
– «Индюк тоже думал, да в суп попал!».
– «А я не о том думаю!» – ответил писатель, наконец, добираясь до своей «конторки».
Но уже через некоторое время Платон, увлекшись своим творчеством за компьютером, опять традиционно чихнул, тут же прокомментировав жене:
– «Ну, вот! Значит, я опять попал в свою колею!».
И на недоуменный взгляд Ксении тут же пояснил:
– «Так там же всегда глубоко и сыро!».
– «Мне почему-то всё время кажется, что ты как-то не так пишешь?! Потому может быть и чихаешь?» – нашлась и она, что сказать писателю.
– «Говоря о каком-то творческом процессе или, например, о спортивной игре, происходящих в рамках каких-то условий и своих правил, можно сказать, что для гения или таланта всегда важно, что́ он делает, а не как он это делает!».
Но этот его посул был не всегда правилен. Ибо в жизни часто важным было и то, как человек делает своё дело. И Платон вскоре убедился в этом.
Как-то раз пожилой и видимо очень опытный водитель троллейбуса по фамилии Кучер закладывал на скорости виражи, воображая себя Жаном Клодом Кили – единственным мужчиной среди двенадцати девушек, то бишь, пассажиров.
А посреди салона, сидячие места которого в основном сейчас действительно занимали зрелые дамы, стоял, не держась за поручни, Платон Петрович. Его поджарый, с выпяченной грудью, втянутым животом и заметной талией вид вызывал у них восхищённые взгляды.
Особенно, когда его тело с помощью длинных и гибких ног реагировало на неожиданные толчки, оставаясь в равновесии.
– «Наверно, каратист?» – наклонилась к мужу, даже на сидении держащему её под руку, одна из близко сидящих дам преклонного возраста.
Супруг оглядел соперника и тактично уточнил:
– «Думаю, что это, скорее всего, бывший футболист. Вон как ногами держит равновесие!».
Платон краешками губ улыбнулся проницательному старику и продолжил балансирование, сохраняя равновесие.
– «А посмотри на кисти его рук!» – не согласилась жена.
На остановке, одна из женщин крикнула водителю, напомнив ему, что он везёт людей, а не дрова. Но тот пытался неуклюже оправдаться, что ему, мол, мешают другие водители.
– «Запомни! У нас, в Москве, кто врёт, тот долго не живёт!» – пояснил Платон водителю.
– «Так у нас… правостороннее движение! Кто прав, того и сторона!» – в пику писателю вывернулся видимо представитель бывшей житницы СССР.
При этом он почему-то ожесточённо жестикулировал. Можно было даже подумать, что в его случае этот глагол происходит от существительного жесть, а не жест.
Неожиданно настоящая «жесть» случилась и в НИИ, дочернею организацией которого являлось ООО «Де-ка». Молодой, но ранний бухгалтер Максим Николаевич Карасёв, ведущий и их ООО, неожиданно для всех оказался тривиальным жуликом, умудрявшимся периодически уводить со счетов своих организаций не малые денежные средства, а иногда и просто подделывая подписи в липовых ведомостях на зарплату.
А удалось это выявить совершенно случайно. Ольга Михайловна Лопатина как-то раз спросила Надежду Сергеевну Павлову, почему зарплата той стала больше, чем у неё самой? На что та удивлённо ответила, что её зарплата не меняется уже много лет.
Проведённая после этого разборка и расследование и выявили, мягко говоря, злоупотребления их бухгалтера-вора.
Максим Карасёв был молодым человеком лет под тридцать, аморфной внешности без признаков мужской сексуальности и похожий на педика, с забавно трясущейся головой в такт ставящей подпись его же шаловливой правой руке. Видно было, что он это делает по привычке, наверно подделав до этого далеко не одну подпись.
А на более поздний вопрос Платона, по поводу его якобы работы в ООО «Де-ка», на его фиктивное оформление сотрудником этой организации, покрасневший Максим попытался неуклюже оправдаться:
– «Я дал маху!».
– «А ты, что, голубой?» – припёр тогда нахала к стенке писатель.
Да, в этом счастливом для него, 2013-ом году, Платон Петрович Кочет, стал, наконец, писателем, то есть признанным поэтом и прозаиком.
Периодические посещения им семинаров детских писателей под руководством Владимира Дмитриевича Майорова, и литературной студии «Вешняки» под руководством Виктора Александровича Синельникова, услышанное там в свой адрес и хвалебное и критическое, в итоге и привели его к выводу – начать публиковаться.
А подробный совет, данный ему по телефону руководителем отдела прозы журнала «Наш современник» Евгением Васильевичем Шишкиным, привёл Платона к окончательному решению – начать это пока лишь за свой счёт, что он вскоре и сделал, оказавшись в альманахе «Литературная республика» и в трёх номерах журнала «Российская литература».
Более того, Московская городская организация Союза писателей России соблазнила его ещё и участием в нескольких конкурсных книгах, но издаваемых ею за счёт авторов. И уже со своими первыми публикациями Платон Кочет оказался в числе лучших конкурсантов.
Так что этот 2013 год оказался для него не только плодотворным, удачным и счастливым, но переломным.
Успев вовремя закончить все дачные дела, он приступил к завершающей стадии сочинения о судьбе своего самого старшего сына-разведчика.
Видимо самим небесам, космическому разуму, или информационному полю Земли было угодно это его деяние. Ибо добытая им информация, его идеи и придумки каким-то чудесным образом появлялись вовремя и оказывались на своём месте, гармонично сочетаясь с раннее им написанным.
И вот он, наконец, поставил последнюю точку в своём романе о сыне-разведчике. Распечатав текст на принтере своего компьютера, он отнёс его в редакцию уважаемого им журнала «Знамя», подумав при этом:
А интересно: напечатают меня, в конце концов, или нет? Наступит ли хоть теперь мой «Звёздный час», или мне придётся бросить писательское творчество и возвратиться к своим прежним делам и увлечениям? – рассуждал Платон.
Вот тогда-то, наверно, и произойдёт настоящее возвращение блудного сына! Возвращение блудного сына, кого? Меня? Я стал писателем – учителем, а мой старший сын был выпущен из аргентинской тюрьмы, но не вернулся на родину. Так кто из нас блудный сын, и куда он возвратился? – продолжал рассуждения писатель.
И Платона вдруг осенило. Ведь блудный сын – это, скорее всего не его самый старший сын, вышедший из аргентинской тюрьмы в нормальную жизнь, а он сам – вернувшийся к, предначертанной ему судьбой, жизни.
Да! Как ни крути, а всё всегда возвращается на круги своя! – заключил писатель.
А вообще-то получилось так, что в итоге, вопреки юношескому максимализму и нонконформизму, направившему Платона по своему пути развития, жизнь всё же повернула его на путь истинный, начертанный ему его судьбой, генами предков, и он, как ранее заблудший, возвратился на свою стезю, став писателем и, как его древний египетский предок – Учителем!
