Но проблемы у него начались ещё задолго до этого – с предательства сотрудника Центрального аппарата СВР в Москве полковника Александра Запорожского. И причин этого было немало.

Косвенно одними из них явилось изменение задач, поставленных перед внешней разведкой новым российским руководством и то недостаточное внимание, которое теперь уделялось СВР.

С 1991 года в деятельности внешней разведки произошли существенные изменения. Она была выведена из состава органов государственной безопасности и стала напрямую подчиняться президенту страны.

Но, вместе с тем, почти на треть был сокращён её центральный и заграничный аппараты. Было закрыто свыше тридцати резидентур, в основном в Африке, в Юго-восточной Азии и в Латинской Америке.

Но главным минусом было заметное сокращение финансирования внешней разведки.

В политической области перед СВР теперь стояли задачи получения упреждающей информации о политике основных стран на международной арене, особенно в отношении России. Исходя из национальных интересов, и согласно новой разведывательной доктрине, СВР РФ через свои каналы должна была оказывать активное содействие осуществлению нашей новой внешней политики.

А в области экономической разведки перед СВР были поставлены задачи защиты экономических интересов России, получение секретных сведений о надёжности торгово-экономических партнёров нашей страны, о деятельности международных экономических и финансовых организаций, затрагивающей интересы России и её экономическую безопасность.

Кроме политической и экономической, разведка, как и раньше, велась и в оборонной, и в научно-технической области, но теперь ещё и в областях экологической, антитеррористической и в других.

В девяностых годах внешняя разведка России отказалась от глобализма. Если при конфронтации между Западом и Востоком разведка велась практически во всех странах, где присутствовали спецслужбы США и других стран НАТО, то теперь разведка велась лишь в тех районах и странах мира, где у России имелись подлинные интересы.

В дополнение к главным задачам и направлениям в деятельности внешней разведки России появились и новые тенденции. Так, например, теперь не было деления на основных и второстепенных противников.

Более того, постепенно стало вырисовываться взаимодействие и сотрудничество СВР РФ со спецслужбами других стран в областях борьбы с международным терроризмом, с контрабандой наркотиков, с распространением оружия массового поражения, и защиты экологии.

Но некоторые хоть и редкие сотрудники СВР приняли это новое сотрудничество буквально, пытаясь принять в нём самое активное участие.

Среди теперь уже не таких редких корыстолюбцев и отщепенцев со временем оказался и полковник СВР Александр Запорожский.

В 1975 году двадцатитрёхлетним он был принят на работу в ПГУ КГБ СССР. Обладая умом и сильным характером, Запорожский со временем предстал перед коллегами очень честолюбивым и амбициозным трудоголиком, имевшим большой интеллектуальный потенциал.

Он также был прекрасным аналитиком, имевшим способности к иностранным языкам, и склонность к авантюрам.

В общем, он имел многие черты настоящего разведчика.

И хотя Запорожский был, конечно, личностью незаурядной и неординарной, но до поры до времени он умело скрывал от своих коллег некоторые из этих своих достоинств.

Свою деятельность он начал с рекламы наших вооружений в Эфиопии, где в начале своей оперативной карьеры служил вербовщиком от КГБ, то есть был «охотником за головами».

Во время длительной командировки в эту страну он выучил и свободно овладел её государственным языком – одним из труднейших языков в мире – ахмарским.

Через завербованных им эфиопских чиновников он должен был добиваться подписания контрактов на поставку в эту страну советского оружия, тактико-технические характеристики которого он хорошо знал.

Эти чиновники министерства вооружений Эфиопии, когда получали деньги от Запорожского, легко давали подписки о сотрудничестве с КГБ СССР. Но на деле они фактически ничего не предпринимали, так как до этого Эфиопия многие годы закупала оружие в США, и они уже были развращены заморской системой материального стимулирования.

Поэтому этот советский разведчик потерпел там фиаско.

Со временем он стал и жертвой своих же карьерных амбиций.

Работа в Эфиопии стала угнетать его. Это была не та страна, где можно было быстро подняться по служебной лестнице, хоть и свободно владея ахмарским языком. Местная агентура никакой ценной информации выдать просто не могла, так как ничего существенного и не знала. Да и особых интересов, за исключением торговли оружием, у СССР в Эфиопии не было.

Какая у меня может быть карьера в этой далёкой африканской отсталой стране, которую СССР тянет из феодализма в социализм, даже если я и свободно изъясняюсь на ахмарском?! Нет, это тупик! Причём и в карьере и в зарплате! Отсюда надо бежать как можно скорее! Годы-то идут, и оперативный нюх притупляется! И это не надо откладывать на завтра! Хватит, надоело! И будь что будет! Сегодня же положу рапорт на стол резидента! – решил про себя Александр Запорожский.

И тогда-то он решился написать первый рапорт своему руководству с просьбой перевести его на работу в любую другую африканскую страну, например в Нигерию, где он смог бы принести больше пользы.

Но Центр пока никак не реагировал.

Тогда Запорожский написал резиденту второй рапорт, а за ним и третий.

Не ответят, я хоть десятый рапорт напишу, пока в Центре не поймут, что меня надо отсюда переводить! Пусть подыщут мне какой-нибудь англоговорящий отдел. А почему бы и нет? Или пусть заменят меня хоть на какого-нибудь стажёра! Я же в этой дыре уже очень долго сижу! – продолжал он свои страдания.

Просто Запорожский хотел жить лучше. Но он совершенно позабыл, что в отличие от других советских граждан и даже многих своих коллег, получает высокую зарплату не только в рублях, но и в валюте, и долго находится в загранкомандировке.

Но со временем он всё же продвинулся по служебной лестнице. Ко многим написанным им рапортам о переводе в другое место, и к произведённой им вербовке высокопоставленных чиновников военного ведомства Эфиопии, от которых зависела закупка советских вооружений, Центр отнёсся со вниманием и пониманием. И Александр Запорожский, наконец, получил назначение в Москву. Хотя ему и не приходилось годами обхаживать какой-нибудь «бледнолицый источник». Да и теперь незачем. Он ведь уже руководитель. А черновую работу пусть теперь делают другие. А он, лишь умело используя свой эфиопский опыт, всегда сумеет в докладе своему руководству подать себя в более выгодном свете.

Вскоре последовавшие бурные политические события в СССР, его развал и ступенчатая трансформация ПГУ СССР в СВР России, последовавшее с этим вольное и невольное сокращение штата внешней разведки, позволили Запорожскому неожиданно скакнуть через карьерные ступени, получив в сорок восемь лет внеочередное звание полковника и должность заместителя начальника американского отдела СВР.

Александру, получившему новые весьма хорошие условия, просто опять повезло. Оказалось, что новое руководство его очень ценит, и поэтому приняло такое ошеломляющее Запорожского решение.

А вместе с ним и страна с закружившейся головой поскакала галопом из развитого социализма в дикий, криминальный капитализм.

А при капитализме ведь столько возможностей!

От таких личных успехов и перспектив у Запорожского даже закружилась голова, а в душе разгорелось неимоверное честолюбие.

Наконец его жизнь удавалась. Он стал жить на широкую ногу, купив семье в центре Москвы две 4-ёх комнатные кооперативные квартиры, две дачи в Подмосковье и две «Волги». К тому же у него самого всё ещё бывали частые загранкомандировки.

И вскоре полковник посчитал, что уже заслуживает генеральского звания и более высокой должности. Уж очень это ему хотелось. А тут и страна стала существенней меняться, перестроившись и уверенно повернув к капитализму.

Повернулся лицом к бизнесу и Александр Запорожский, захотев денег, много денег! А возможности у него открывались большие.

Заразившись бациллой стяжательства, он стал присматриваться к новой обстановке в стране, но пока не стал организовывать свой бизнес.

Вскоре он решил заняться торговлей того, что всегда имел под рукой – продавать важнейшую секретную информацию.

И вот, в 1994 году, далеко от Родины он реализовал своё желание.

Запорожского неожиданно послали в очередную короткую служебную командировку в… Аргентину.

Там, недолго думая, но с большими предосторожностями, полковник СВР заглянул на время в посольство США и вызвал местного резидента ЦРУ Вильяма Ортмана.

Не веря своим ушам, тот так опешил, что выскочил в вестибюль здания посольства США в одной пижаме и в тапочках на босу ногу. Он даже забыл оставить на месте так и не разбавленный содовой водой свой бокал с виски.

Выслушав предложения русского инициатора, Ортман просто обалдел от такого неожиданного сюрприза. Ведь, как резидент, он сразу понял, что получает сейчас просто царский подарок.

Как правило, и в ЦРУ и в СВР хорошо знают людей такого ранга, как полковник Запорожский. А ведь он сейчас доставался резиденту просто даром. И теперь американцы могли платить ему лишь за информацию, но не за него самого.

А полковник тоже знал цену своей информации, и какой необыкновенный подарок преподнёс он своим новым друзьям. Но он не мог даже предположить, сколько бы американцам пришлось потратить времени и усилий для её добычи.

Да и неизвестно, удались бы их потуги. Ведь в его практике была вербовка только бедных африканцев – быстро и недорого.

Вскоре Запорожского под своё крыло взял сам Стивен Каппес – начальник контрразведки ЦРУ, возглавлявший в начале 90-ых годов резидентуру ЦРУ в Москве, а теперь являвшийся по совместительству одним из помощников директора ЦРУ.

Он немедленно прилетел в Буэнос-Айрес.

Запорожскому присвоили оперативный псевдоним «Скиф» и оговорили вполне для всех приемлемые условия: много денег и гарантию государственной защиты в случае его провала.

На этих хороших условиях он должен был сдать всю интересующую ЦРУ информацию.

А Запорожский умел работать. И теперь предатель стал ещё больше стараться.

Прежде всего, он передал важную информацию об образцах новейшего российского вооружения.

Но, главное, он сообщил обо всех наших разведчиках российских резидентур в США, Канаде, западной Европе и в Латинской Америке, в том числе и в Аргентине, и о намечаемых СВР важнейших операциях.

Но даже на своей высокой должности Александр Запорожский, к счастью, знал далеко не всё, в том числе и по агентуре СВР в Аргентине.

А ведь ЦРУ целых три года выкачивало из него всю секретную информацию. Но, так или иначе, но Гектора в этом списке не оказалось.

Ведь он не готовился специально для засылки в Аргентину, а оказался в Буэнос-Айресе, можно сказать волею случая, да и то, как агент ЦРУ, и лишь потом попал в состав действующих агентов Москвы.

Да и Л. В. Шебаршин и в то время руководитель американского отдела СВР В. И. Трубников в своё время позаботились о дополнительном сокрытии операции «Троянский конь» и участвующих в ней своих агентов Нефертити и Гектора. Поэтому Запорожскому было известно только об их существовании и их псевдонимах. Всё же не только в ПГУ, но и в СВР тоже умели хранить свои секреты.

А пока в ЦРУ продолжали радоваться своему неожиданному приобретению, сдавшему своим работодателям гору секретной информации.

Хозяева Скифа уже хорошо изучили своего нового сотрудника, и в счёт оплаты его труда приобрели на его имя два коттеджа. Один в зелёном поясе Вашингтона за 407 тысяч долларов. А второй, уже за 890 тысяч долларов, в местечке Кокисвилл штат Мэриленд, добавив к ним и несколько престижных автомобилей. Общая стоимость даров от ЦРУ превысила два миллиона долларов.

Теперь в загранкомандировках Запорожский конспиративно встречался со своими «кураторами» и сдавал им своих товарищей по оружию, их связи и многолетние наработки.

В 1997 году Александр Запорожский решил уйти на «заслуженный отдых», и подал рапорт об увольнении в отставку.

Но к этому времени у управления «К» (внешняя контрразведка ФСБ) и у Отдела собственной безопасности СВР (её контрразведки) уже накопились некоторые факты и зародились пока смутные подозрения о ведении заместителем американского отдела СВР двойной жизни и своей игры.

Ещё за год до этого ФБР арестовало в Вашингтоне американского дипломата, которого к тому времени совместно усиленно обхаживали и вербовали ФСБ и СВР России с участием Запорожского. А поскольку к тому времени не было весомой доказательной базы о причастности Запорожского к аресту американского дипломата, то активную его разработку прекратили, но продолжая внимательно отслеживать его шаги и намерения.

И, как считал сам полковник, никто просто не мог подумать о нём, заслуженном офицере, плохо. Ведь он орденоносец, почётный чекист, ас вербовки, заслуженный сотрудник и заместитель начальника важнейшего отдела СВР.

Но к этому времени поведение Запорожского изменилось. Он стал нервным и не в меру общительным с коллегами по работе. А это в любой спецслужбе не приветствуется.

Однажды Александра Запорожского разыграл его же старый товарищ из контрразведки, на первый взгляд безобидно пошутив по телефону, заговорив по нему изменённым голосом на ломанном русском языке.

В ответ он услышал долгое молчание. На другом конце провода началась просто паника. Когда же розыгрыш открылся, Запорожский разразился истерическим хохотом и яростными ругательствами.

Контрразведчику впоследствии было очень жаль, что он, опытный чекист, не придал тогда этому никакого значения.

А тем временем у Запорожского сработали интуиция и инстинкт самосохранения, и он стал тайно готовиться к отъезду из страны. Свои намерения он естественно держал втайне от сослуживцев.

И в том же 1997 году полковник А. Запорожский уволился со своей службы в запас, а вскоре и засобирался всей семьёй за границу, имея окончательную цель – США.

Его старший сын Павел без объяснения причин подал рапорт об отчислении с третьего курса Академии СВР.

Ещё за полгода до отъезда жена Запорожского Галина рассказывала коллегам по работе о предстоящей очередной длительной командировке мужа с семьёй в Европу.

А младший сын Максим к тому времени как раз закончил школу.

Если раньше Запорожский пользовался служебными документами, то теперь на всю его семью, якобы для отдыха в Болгарии по путёвкам, были оформлены общегражданские загранпаспорта.

А тем временем все полученные из конфиденциальных источников сведения о Запорожском накапливались и анализировались в ФСБ.

И действительно, российская контрразведка постепенно склонялась к выводу, что Запорожский – предатель, и постепенно собирала всё новые и новые компрометирующие его материалы, как на бывшего «крота» в СВР, работавшего на ЦРУ.

А тем временем на запад перебежала пара сослуживцев и сотрудников Запорожского – Третьяков и Торопов, даже не пытавшихся хоть как-то замаскировать и оправдать свои действия. И это стало на руку Запорожскому, так как временно отвлекло от него внимание контрразведки.

Ведь он теперь на этом фоне выглядел положительным. И в отделении ФСБ, занимавшимся его разработкой, сделали вид, что согласились с этим.

Предатель этим воспользовался, и в июне 1998 года его семья потихоньку переехала в США, весьма благополучно устроившись на новом месте в тех самых коттеджах, купленных его хозяевами на его иудины серебряники.

Запорожский конечно понимал, что он, скорее всего, уже находится под колпаком у ФСБ. Но предателя неумолимо тянуло на Родину – как любого преступника на место преступления. И ничего не подозревающий отставной авантюрист даже решился в 1999 году приехать из США в Москву.

В ФСБ, в которой по мере разработки предателя появились новые данные о работе отставного полковника на ЦРУ, не стали спорить с этим, и сделали вид, что Запорожский вне подозрений и может быть даже полезен стране, живя в США.

Поэтому наша контрразведка создала видимость, что существенно не реагирует на этот приезд Запорожского в Москву.

А тот рисковал сознательно, зная, что ЦРУ просто так денег не платит.

А их ведь, новых, ему так хотелось иметь. И он наносил свой визит в Москву с дальним прицелом.

Во-первых, раз полковник смело приехал на Родину, то этим он демонстрировал свою якобы незапятнанность, убеждая в этом российскую контрразведку. Кто бы решился на такую поездку, если бы был в чём-то виновен?

Во-вторых, и главное, заключалось в многоходовой и долгоиграющей комбинации ненасытного ЦРУ, рассчитывавшего на старые связи Запорожского, которую осуществить лишь с территории США было бы затруднительно.

Запорожский в своей пристрелочной поездке должен был стать наводчиком на бывших и действующих сотрудников СВР, а также, но в основном, на выпускников академии СВР, готовящихся к вступлению в должность и к выезду за границу. А для этого Запорожскому требовалось поддержать старые связи и завести новые.

Конечно, у предателя тряслись поджилки, и он находился в постоянном большом напряжении. Но у такого высококлассного профессионала всё было продумано и просчитано. И всё действительно обошлось.

Его бывшие коллеги поддержали игру с ЦРУ, оказав Запорожскому «радушный» приём, облобызав его и отпустив обратно. А внешне это выглядело для американцев, как очередной просчёт российской контрразведки и службы собственной безопасностью СВР, как бы подтверждающий известную в мире поговорку, что «русские сами создают себе трудности, чтобы затем их героически преодолевать».

Но все эти обстоятельства, связанные с предательством Александра Запорожского, длительное время не наводили подозрения на Рауля Хоакина Мендеса, пока его совершенно неожиданно не сдал другой русский же предатель – Игорь Воронцов.

Поэтому «русским приходилось героически преодолевать не только трудности, созданные ими самими», но и трудности, созданные их подлыми соотечественниками, опозорившими звание «русского».

После обнаружения в Буэнос-Айресе своего теперь весьма преуспевающего школьного товарища Вячеслава Гаврилова-Кочета, явно живущего нелегально, Игорь Воронцов просто не находил себе места.

Он прекрасно помнил, что после школы тот поступил сначала в военный иняз, а после его окончания куда-то сгинул. Это давно наводило Игоря Воронцова на завистливую мысль, что Славка стал или военным дипломатом, или даже разведчиком. А с такой мыслью ему было тяжело смириться. Ведь он всегда считал именно себя главным представителем голубых кровей, сыном представителя партийно-хозяйственной номенклатуры, потому наиболее достойным жить и работать за границей.

А тут, пусть и генеральский внук, но не сын же – обошёл его в гонке тщеславий!?

Поэтому, возмущённый такой несправедливостью, гонимый чёрной завистью к бывшему школьному приятелю и местью своей стране, своему народу, «русскому быдлу», даже социалистическому строю, и дабы набрать себе очки в получении гражданства Аргентины или даже США, а ещё и наверняка призовых денег от ЦРУ, Воронцов обратился сначала в Федеральную полицию Аргентины, а потом и в американское посольство.

Из полиции его переправили в SIDE – Государственный секретариат разведки – главную спецслужбу Аргентины, одновременно выполняющую роль разведки и контрразведки. Там, кроме принятия его письменного заявления, с него сняли и письменные показания, взяв подписки о невыезде, о не разглашении тайны и о добровольном сотрудничестве. После проверки его данных о месте проживания, познакомив с куратором и дав телефоны для связи, Воронцова отпустили.

На следующий день он, радостный и воодушевлённый, в предвкушении солидного куша за свою информацию, направился и в американское посольство.

На сообщение, что он из России и имеет полезную информацию для ЦРУ, к нему вышел Фрэнк Браун.

Представившись, Воронцов сразу заявил, что у него есть интереснейшая и может быть полезная для США информация на некого Рауля Хоакина Мендеса. От такой новости неожиданная краска покрыла лицо Фрэнка.

Проверив документы неожиданного информатора, он повёл того к резиденту.

Воронцов изложил ту же информацию, что и в СИДЕ. Его тоже допросили, но очень подробно. Зачем-то сфотографировали. Всё это Воронцов отнёс на более высокую компетентность американцев. И опять он дал необходимые подписки, получив телефоны для связи. Но на этот раз, что он и не предполагал, ему почему-то уже вручили немалую сумму долларов.

Радостный, покидая посольство США, Воронцов решил теперь шантажом выманить немалую сумму и у Вячеслава, пока того не арестовали.

А тем временем, под руководством резидента ЦРУ, там собралось срочное совещание, проходившее на большом эмоциональном подъёме.

После него Вильям Ортман раздумывал, как поступить со своим агентом Руди – журналистом Раулем Хоакином Мендесом, уличённым не только в связях с СВР России, но теперь и в гражданстве этого главного стратегического противника Соединённых Штатов.

Или попытаться по-настоящему перевербовать его – компромат вроде бы есть, или окончательно скомпрометировать и изолировать его. Но сегодня, неожиданно нахлынувшие эмоции от вовремя появившейся возможности спасти свою честь от провала – самостоятельно обезвредив агента Москвы, у него очень разболелась голова. И он дал задание своему заместителю на проработку операции против Руди.

Узнав от Воронцова, что тот накануне имел аналогичную беседу в аргентинской контрразведке и сдал ей с потрохами Рауля Мендеса, Вильям Ортман уже поздно вечером срочно выехал в штаб-квартиру СИДЕ, размещавшуюся в доме № 11 на проспекте имени 25 Мая.

Там он имел беседу с руководителем SIDE Хорхе де ла Руа, сразу объяснив тому причину своего срочного визита.

– «Этот Мендес давно находится в нашей разработке, еще, когда жил у нас в США! Мы ведём его, постоянно следим за ним. Так что Ваше участие в этом будет излишним – может спугнуть его, да и нам затруднит наблюдение! Потом, после окончательного разоблачения этого псевдо Мендеса и ареста, мы поделимся с Вами всей информацией о нём, о его деятельности здесь, у Вас!».

– «Хорошо, Вильям, я Вас понял! Но я должен доложить об этом президенту страны и получить его согласие!».

– «Конечно, Хорхе, конечно доложите. Ваш президент непременно поддержит мою просьбу!».

А Вильям Ортман знал, что говорил.

Понимая, что президентский срок Карлоса Менема заканчивается в этом году, руководитель СИДЕ попытался получить от того разрешение на арест и дальнейшее, без ЦРУ, самостоятельное использование гражданина Мендеса в интересах Аргентины и её внешней политики.

Но заслушав доклад Хорхе де ла Руа, президент страны Карлос Сауль Менем безапелляционно заключил:

– «Мне всё ясно из вашего доклада! Но согласиться с вашими предложениями я не могу. США – великая страна, и традиционной дружбой с нею нам надо дорожить. А ваши предложения, как вы понимаете, идут вразрез с этой моей политической линией. И не дай Бог наши союзники, ЦРУ, об этом узнают. Немедленно прекращайте разработку этой операции. А этого… русского лучше пока не трогать, дабы не обидеть Америку!» – в заключение поднял палец вверх президент, словно пеняя к Богу.

Но руководитель контрразведки страны, знавший, что дни правления Карлоса Менема сочтены – в конце года президентские выборы, на которые он даже не выставил свою кандидатуру – решил всё же по-своему.

Он тут же приказал установить за Мендесом тайную слежку с использованием сотрудников своего золотого фонда – учеников бывших агентов Абвера, читавших по артикуляции губ – для определения способности господина Мендеса владеть славянскими языками, в частности русским.

А тем временем, в эту холодную в Буэнос-Айресе пору, в американском посольстве было не менее жарко, чем в СИДЕ.

– «Ну, что, Фрэнк, может мы этого русского… Руди перевербуем?!» – обратился заместитель резидент ЦРУ в Аргентине Пол Фридман к своему подчинённому Брауну, недавно получившему очередное звание майор.

– «А что? Можно попробовать!» – наивно согласился тот.

– «А он ведь осел в этой стране основательно – жена, дети, достаток, бизнес, имя, в конце концов. А что он будет иметь в России, если, конечно, вернётся?!» – продолжил Фридман.

– «А кто ему позволит это сделать?» – подыграл начальнику подчиненный.

– «Вот и займитесь этим!» – сразу оседлал тот покорного.

– «Его надо шантажировать разоблачением, как бывшего советского, или теперь русского агента, обманувшего вдобавок свою жену и тестя! Как его там? – уточнил и формально, так как прекрасно помнил, спросил Пол.

– «Дон Диего Родригес – скотопромышленник, депутат нижней палаты Национального конгресса!» – показал подчинённый и свою осведомлённость.

– «Вот, видите?! Ведь потерять всё это дорогого стоит!? А что он увидит в России? И увидит ли? Ведь после провала с ним и разговор будет другим! Давайте, кстати, его разоблачим не как нам сданного… Воронцовым, кажется, а как проколовшегося на чём-либо, например, на похищении секретов, или ещё на чём-либо?!» – рождались новые идеи в его изощрённом еврейском мозгу.

– «Так можно и на убийстве…» – озвучил кое-что из генетической памяти сын бывшего немецкого офицера.

– «Кого же?» – больше удивился факту, чем предполагаемым персоналиям его шеф.

– «Да тут есть много иммигрантов из России, в том числе даже из Москвы! Можно покопаться!».

– «Покопайтесь, Фрэнк, покопайтесь! И докопайтесь!» – резюмировал шеф.

– «Так можно и того же Воронцова, например!».

– «А что? Вполне. Но не сейчас. И сделать это надо, подбив Воронцова на шантаж Руди, спровоцировав того на физическое устранение этого Воронцова! А для этого нам надо будет дать ему задание на шантаж. Но, повторяю, не сейчас!».

– «Так точно, шеф! Разрешите идти?» – очередной раз восторженно взглянул он на своего шефа, искренне пожалев, что тот еврей.

– «Идите!» – чуть пренебрежительно махнул рукой Пол, отвлекаясь на свои, разложенные на столе бумаги.

Майор Браун круто развернулся на каблуках, невольно щёлкнув ими при этом.

У-у-у! Фашистское отродие! – пронеслось в голове заместителя резидента – Весь в папашу! С кем приходится работать? Но служака он отменный, ведь в случае чего будет рыть… и нароет! – чуть подобрел он.

Майор Браун действительно был очень исполнительным, являясь сыном бежавшего в 1945 году в Аргентину офицера Германских ВМС «Крингсмарине» и аргентинской женщины. После окончания школы родители послали своё единственное чадо в США для поступления в университет и натурализации там.

Но Фрэнк не смог поступить, зато смог жениться на американке, постепенно натурализовавшись там. Со временем им заинтересовалось ЦРУ, обучив и взяв в свои ряды, и направив на службу, естественно, на родину в Буэнос-Айрес, где он знал все закоулки и имел множество друзей детства.

Так что майор Фрэнк Браун слов на ветер не бросал.

После ознакомления с их разговором резидент раздумывал не долго.

– «Давайте после нашей подготовки мы не будем пока докладывать наверх и ждать их распоряжений, а всё же попробуем перевербовать Руди. Если нам не удастся, то придётся использовать второй вариант – изоляцию его от дел в тюрьму. А для этого надо действительно подослать Воронцова с шантажом и тем самым спровоцировать Руди на его… изоляцию, а потом сдать аргентинским властям. Хотя это нам самим может выйти боком. Так что думайте, Пол, думайте! Вы же голова!» – дал он распоряжение своему способному заместителю.

И Пол Фридман стал разрабатывать план операции «Руди».

Много позже, уже после доклада резидента из Буэнос-Айреса в Лэнгли, руководство ЦРУ решило провести комплексный анализ своего прокола, и повело расследование всех сторон жизненного цикла существования, пребывания и деятельности под их руководством на территориях США, Испании и Аргентины их агента «Руди».

И в Вашингтон был вызван резидент ЦРУ в Мадриде Блэйк Рассел.

– «Ну, что, Дэвид? Вот и настал наш час?! Я как в воду глядел!» – до своего отъезда в США обратился он к своему коллеге Дэвиду Корку.

– «А что случилось, шеф?».

– «А меня, наконец, вызывают в Вашингтон для доклада по «Руди» со всеми имеющимися у нас, и не только на него, документами и данными по этому делу» – поделился тот со своим подчинённым.

Дэвид скорчил удивлённую гримасу, но тут же выказал пристальное внимание.

– «Как хорошо, что мы своевременно подготовились к этому! Спасибо нашим коллегам из Буэнос-Айреса Вильяму Ортману и Полу Фридману! Не зря тот к нам прилетал, и мы тогда состряпали совместные документы «О наших подозрениях по поводку агента «Руди» и оформили их задним числом! Хороший получился у нас дополнительный козырь!» – обрадовал его начальник.

– «Да, я помню! Вы тогда ещё ему сказали: а интересный ход мыслей у Вас, дружище!» – несколько повеселел и Дэвид Корк.

После всех этих совещаний в Буэнос-Айресе, Мадриде и в Лэнгли под Вашингтоном ЦРУ не стало торопиться с разоблачением своего агента Руди.

Он ведь ещё продолжал работать на них, да и было непонятно, что он вообще мог путного и важного сообщать в Москву, из того, что могло бы навредить интересам США в Аргентине, за исключением деятельности его самого. Но и гнать через него дезинформацию в Москву тоже вряд ли бы получилось.

Но аналитики из Лэнгли немного просчитались, не смогли точно оценить аналитические способности и повышенную контактность своего аргентинского агента Руди. И тем временем односторонняя информация всё ещё шла в Москву. Другое дело, что эта информация пока не имела существенной ценности и стратегической важности. Но это была уже не вина Гектора. Теперь сотруднику внешней разведки России Гектору приходилось преодолевать трудности, связанные не только с предательством Воронцова, но и с более ранним предательством Запорожского. Ведь после этого удар пришёлся по прямым соратникам Гектора в Аргентине, в том числе и по его связнику. После их раскрытия и постепенной, дабы не раскрыть своего информатора, высылки из Буэнос-Айреса Гектор временно остался без связи.

Но он так и не знал причин этого.

Интересно, может быть, в СВР подумали, что я продался? Неужто из-за того, что я дважды приезжал в Москву и не сообщил им об этом, а меня там наверняка видели?! Непонятно! – про себя тогда рассуждал разведчик.

Рауль уже начал было подумывать об использовании для установления связи с российским посольством своего верного помощника – водителя Пако.

Но положение того в этом деле представлялось Раулю весьма шатким.

Если его легализовать – завербовать для СВР, то это было бы очень рискованно, и со временем могло привести к полному провалу.

Если Пако легализовать для ЦРУ, то те могут сами прослеживать его контакты и потом выйти на нового связника СВР.

Если, как и прежде, делать вид, что Пако просто работает на меня, то возможное наблюдение за ним рано или поздно может показать, что это вовсе не просто и даже далеко не так.

Поэтому это предполагаемое наблюдение за Пако надо повернуть себе на пользу и в случае чего объяснить своему куратору из американского посольства, что я – их агент Руди, – завербовал того и пока проверяю, прежде чем доложить своему куратору – проанализировал и сделал вывод Гектор.

А чтобы через Пако ЦРУ самостоятельно не вышло на нового связника СВР, надо было теперь придумать что-то неординарное.

И после непродолжительного, но всестороннего обдумывания, Рауль, в конечном счёте, решил завербовать Пако от имени ЦРУ. И совершить это лишь с помощью денег. А использовать его в тёмную, всё же оставив промежуточным звеном между собой и новым связником СВР.

Но это оказалось ошибкой. Ведь пока Рауль не знал, что и этого кадрового разведчика СВР, после его прежних коллег в Буэнос-Айресе, давно сданных предателем Запорожским, с интересом ожидало ЦРУ – кого Москва пришлёт тем на замену, чтобы сразу сесть им на хвост.

И в ЦРУ обратили внимание, что среди контактёров Руди были и некоторые возможные агенты Москвы. Но это пока, временно, могло объясняться слишком обширными знакомствами известного в разных слоях аргентинского общества активного журналиста и могло пока расцениваться, лишь как случайность.

– «Пол, Вы мне недавно докладывали, что обнаружили контакты нашего Руди с этими… новыми русскими агентами» – спросил своего заместителя Фридмана резидент ЦРУ в Буэнос-Айресе Вильям Ортман.

– «Да, наши наблюдатели зафиксировали такие контакты. Но они больше походили на взятие интервью. Правда, некоторые из этих встреч всё же напоминали тайные встречи».

– «Но это может быть из-за их конфиденциальности?» – спросил шеф.

– «Я считаю, что это вполне возможно. Но мы на всякий случай взяли пока Руди «под колпак». Будем ждать возможных его контактов с новыми людьми из России!».

– «А если это будет чисто профессиональный контакт, как журналиста?».

– «Дай-то Бог! А если нет?».

– «Правильно, Пол! Вы голова!» – пожал резидент руку своему головастому в прямом и переносном смысле заместителю.

А в Москве тем временем тоже ломали голову по поводу Гектора, решали его дальнейшую судьбу.

Еще, будучи заместителем начальника ПГУ КГБ СССР Леонида Владимировича Шебаршина, нынешний директор СВР РФ Вячеслав Иванович Трубников успел узнать о Гекторе. Теперь он конечно был в курсе успешной деятельности того в Аргентине.

И когда к нему пришёл с докладом его новый заместитель Геннадий Васильевич Новиков, для начальника российской разведки вопрос был уже ясен.

– «Вячеслав Иванович, наши аналитики утверждают, что после сдачи Запорожским нашей агентуры в Латинской Америке, в том числе и в Аргентине, нет оснований считать нашего агента Гектора надёжным, учитывая также его прочное материальное и семейное положение в этой стране. И это несмотря на его дельные и полезные сообщения» – начал заместитель.

Никогда не улыбавшийся Вячеслав Иванович чуть насупился, насторожено взглянув на заместителя.

– «А мы об этом горевать не будем, плакать тем более. Но и радоваться… тоже. Будем относиться терпимо» – задумчиво произнёс он.

– «Вячеслав Иванович, я хочу обратить Ваше внимание на то, что эта сдача произошла ещё в 1994 году» – продолжил заместитель.

– «Да, я помню. Но реальнее считать 1995-ый год» – уточнил директор СВР, считавшийся среди своих сослуживцев ходячим компьютером.

– «Ну, что ж! Я думаю, пришла пора нам разобраться с этим «Гектором»… да и с «Нефертити» тоже!» – немного задумавшись, сделал он вывод, тут же давая указание своему вызванному в кабинет старшему референту Ермолаеву:

– «Соберите совещание с Геннадием Васильевичем. Он скажет, кого вызвать. А из моего аппарата обязательно пригласите Тимофеева».

– «Вячеслав Иванович, нам нужен будет и начальник юридической службы» – добавил Новиков.

– «Да! Пригласите и генерал-майора Канторова» – добавил директор СВР.

– «Есть!» – ответил референт.

– Ну, всё! Все свободны!».

И уже на следующий день совещание состоялось.

– «Начнём с «Нефертити»!» – открыл совещание сам директор СВР Докладывайте, Геннадий Васильевич!».

– «Все необходимые для решения этого вопроса наши службы по своей принадлежности доложили мне информацию по нашей сотруднице «Нефертити», девятый год работающей в США ещё по заданию ПГУ» – взглянул докладчик на директора.

– «Продолжайте, продолжайте!» – распорядился директор СВР, после остановки докладчика, продолжая что-то говорить шёпотом сидевшему рядом заместителю А. А. Щербакову.

– «На основании этих докладов теперь достоверно известно, что, выполняя задание, сотрудница «Нефертити» вышла замуж за высокопоставленного чиновника в правительстве США и преуспевающего бизнесмена, который к настоящему времени уже погиб. Трое детей остались с матерью. Живут они в достатке и видимых проблем не имеют.

Нами она была законсервирована на длительное время. Поэтому на связь с нею мы сами не выходили. Она периодически сообщала нам основные вехи своего продвижения к цели. Потом замолчала. И позже она аварийной связью с нами не пользовалась. Следовательно, ничего интересного она нам сообщить не желала.

И теперь она для нас оперативного интереса не представляет. Учитывая международную обстановку и создавшуюся ситуацию, а главное – гибель источника и подвлияемого…».

– «Как, как Вы сказали?» – удивился Вячеслав Иванович способности чиновников от разведки тоже придумывать всякие мудрёные новые канцелярские словечки.

– «Я имею в виду…» – начал было оправдываться заместитель.

– «Да продолжайте, продолжайте, Геннадий Васильевич!».

– «Короче, я предлагаю на агенте «Нефертити» поставить крест!».

– «Ну, что ж? Конечно международная обстановка здесь ни причём. А вот свою миссию она пока выполнила блестяще! Не её вина, что распался Союз, самораспустилась КПСС и канула в лету коммунистическая идеология, США перестали быть главным стратегическим противником, и задачи нашей разведки изменились. И тем более нет её вины в гибели мужа, из-за которого, в сущности, она и была бы нам всё ещё интересна.

Так что я санкционирую её вывод из кадров СВР и увольнение!» – начал было подводить итог директор СВР, что-то записывая в своём блокноте и показывая это А. А. Щербакову.

– «Товарищ, генерал армии! Но для её увольнения из СВР нет пока юридических оснований. Она была зачислена ещё в штат ПГУ, а к нам переведена в связи с реорганизацией органов разведки» – неожиданно вмешался генерал-майор юстиции В. Канторов.

– «Тогда подготовьте мой… соответствующий приказ» – продолжил Вячеслав Иванович.

– «Баба с возу…» – добавил, было, кто-то, но тут же осекся, увидев порицательный взгляд начальника.

– «Так и «Гектор» у нас в штате по тем же причинам?» – обратился генерал армии к генерал-майору юридической службы.

– «Так точно! На тех же основаниях» – чётко доложил В. Канторов.

– «А это нам развязывает руки. Так ведь, Алексей Анатольевич?» – обратился В. И. Трубников к своему первому заместителю А. А. Щербакову, который в ответ лишь чуть улыбнулся, пожал плечами и предложил:

– «По поводу «Гектора» поговорим попозже. А я хочу сейчас вернуться к «Нефертити. У неё такое горе – муж погиб, и можно сказать дело всей жизни… псу под хвост. Я предлагаю оставить её в покое».

– «В каком смысле?» – не удержался от вопроса, ответственный за это совещание Геннадий Васильевич.

– «Пусть лучше она думает, что её время ещё не пришло. Поэтому с нею и не выходят на связь. Мало ли как потом дела сложатся. Может она со временем сможет выйти на какой-нибудь другой ценный источник, и будет нам полезна?» – продолжил свою мысль первый заместитель.

– «Резонно! Так пока и решим – оставим в стадии длительной консервации, если, конечно, она ещё предана России и не засвечена ЦРУ из-за Запорожского. И давайте подключим к этому вопросу генерал-лейтенанта Лебедева. Пусть Сергей Николаевич там, в США, где он нас официально представляет, на месте разберётся с этим вопросом» – дал задание своему заместителю Г. В. Новикову директор СВР.

– «Хорошо, есть!».

– «Продолжайте, Алексей Анатольевич!» – распорядился директор.

– «Кстати, Сергей Николаевич учился в Бауманском на одном факультете «Машиностроение» с отцом нашего Гектора, как и я. Только все мы были на разных курсах. А статьи и отчёты деда нашего «Гектора» – Петра Петровича Кочета – я читал, когда изучал историю экономической и политической разведки СССР» – удивил всех своей осведомлённостью, гордый за своих однокашников, Алексей Анатольевич Щербаков.

– «Кстати, по поводу… курсов!? – неожиданно прервал его их общий начальник Сергей – обратился он к первому заместителю начальника своего аппарата Тимофееву Вы принесли отчёт по той самой авиакатастрофе?».

– «Так точно, товарищ генерал армии, вот он!» – протянул тот папку.

– «Так тут даже фотография есть с места катастрофы!?» – достал её из папки директор СВР.

– «Докладывайте, товарищ Тимофеев!» – возвратил он папку.

И первый заместитель начальника аппарата директора СВР зачитал справку из научно-технического отдела:

– «Первого июня сего года самолёт типа «Макдоннэл Дуглас» модели МД-82 выпуска 1983 года авиакомпании «Американ Эйрлайнс» рейсом 1420 из Далласа, США, при посадке в аэропорту назначения Литл-Рок, США, из-за сложных метеоусловий и ошибок экипажа потерпел аварию в двадцать три часа пятьдесят одну минуту по местному времени.

Из-за сильного ливня и неправильных действий экипажа самолёт выкатился за пределы взлётно-посадочной полосы и врезался в мост, являвшийся наземным пешеходным переходом. В результате этого столкновения начался пожар, который удалось быстро потушить.

На борту самолёта находилось шесть членов экипажа и сто тридцать девять пассажиров.

Но в катастрофе погиб только командир экипажа Ричард Бушман и десять пассажиров, находившихся вблизи кабины пилотов. Среди них оказался известный бизнесмен и политик Ален Стивенсон.

Остальные члены экипажа и пассажиры, за исключением не пострадавших двадцати четырёх человек, располагавшихся в хвосте самолёта, получили травмы различной тяжести.

От полученных ожогов и ампутации ног, через две недели в больнице скончалась четырнадцатилетняя девочка Рейчел Фуллер.

Расследование авиакатастрофы показало, что к ней привёл ряд последовательных ошибок, совершённых экипажем при заходе на посадку при ливне и сильном боковом ветре скоростью до пятидесяти двух километров в час, являвшейся запредельной для данного типа самолётов, а именно:

экипаж игнорировал сложные погодные условия, и двукратное предупреждение о сдвиге ветра, не прекратив посадку и не уйдя на запасной аэродром;

экипаж слишком поздно начал подготовку к посадке, для которой уже не было оснований, в спешке пропустив несколько важных шагов:

– им не была активирована система автоматического включения гасителей подъёмной силы на крыльях, повышающих и эффективность колёсных тормозов;

– им не была включена автоматическая система торможения, в том числе вручную после касания посадочной полосы;

– им были совершены действия, усугубившие положение при соскальзывании самолёта с посадочной полосы – командир экипажа рано включил реверс тяги, нарушив руководство по лётной эксплуатации, что привело к окончательной потери управления. Доклад закончен!».

– «Хорошо… вернее всё понятно» – принял доклад директор СВР.

– «Только… девочку жалко» – донеслось шёпотом с места.

– «Ну, а что мы можем предположить по «Нефертити» в связи с предательством Запорожского?» – обратился директор СВР к шутникам.

Далее выступили начальник американского отдела, начальник управления «С», работавшего с нелегалами, и эксперты из аналитического отдела СВР. Из их сообщений следовало, что если не считать отсутствие от агента «Нефертити» вестей, то других явных признаков её засветки или предательства пока нет. Однако, учитывая осведомлённость предателя Запорожского, традиции и методы работы ЦРУ и ФБР, изменение положения нашей разведчицы в США, новые тенденции в отношениях между Россией и США, все единодушно пришли к выводу о необходимости замораживания связей с нелегалом СВР «Нефертити».

– Товарищ, генерал армии! Разрешите теперь перейти к «Гектору» и его работе в Аргентине?» – вернул разговор в нужное русло Г. В. Новиков.

– «Докладывайте, Геннадий Васильевич!».

– «Предательство Запорожского и сдача нашей агентуры в Америке лишь косвенно может задеть «Гектора». Запорожский, к счастью, его лично не знал. Но надо иметь ввиду, что в принципе, аналитики ЦРУ, зная, что в Буэнос-Айресе действует наш нелегал «Гектор», не дай бог, добавив сюда и возможные сведения от «Нефертити», смогут вычислить нашего сотрудника. И что здесь особо важно! Его им, в принципе, юридически даже не надо перевербовывать. Он ведь давно в штате ЦРУ, являясь для нас двойным агентом. Теперь может стать двойным и для американцев. И мы об этом можем и никогда не узнать».

– «Вы имеете ввиду возможность дезинформирования нас?» – спросил директор.

– «Да, конечно!».

– «Но «Гектор» нам ничего сверх важного никогда не передавал. Более того, его информация не может влиять на наши решения. Кстати я об этом заблаговременно позаботился!» – вмешался в доклад первый заместитель директора А. А. Щербаков, недаром некоторое время курировавший и экономическую разведку.

– «Да, это так! – подтвердил Вячеслав Иванович – Давайте подводить итоги!».

На этот раз он встал из-за своего стола и неспешно пошёл по своему кабинету, рукой остановив вставших было подчинённых, резюмируя:

– «В случае с «Гектором» напрашивается такой же вывод, как и с «Нефертити». Его семейное и экономическое положение, и – даже не удивляйтесь – политическое, существенно изменилось в лучшую, лично для него, сторону! Его могут легко вычислить аналитики ЦРУ, и – что интересно – использовать даже втёмную! Так что давайте тоже прекращать с ним связь, но надеясь на лучшее. Консервируйте его!».

И Москва надолго замолчала. Но было уже поздно. Посланный ранее на связь с Гектором новый молодой сотрудник СВР уже вышел с ним на контакт, который состоялся в одной из церквей Буэнос-Айреса.

Но ЦРУ уже держало своего сотрудника под колпаком, и новый контакт их агента Руди не остался незамеченным.

Раулю, как истинному атеисту, было даже противно заходить в церкви, тем более участвовать в службах и ритуалах, хотя маскировка и требовала этого. Он, конечно, всё время отлынивал от посещения храмов, ссылаясь на занятость по работе, что соответствовало действительности. Но в выходные дни и по праздникам Раулю приходилось посещать церковные таинства вместе со всей семьёй.

И в одно из воскресений он встретился в церкви со своим новым связником – новым сотрудником российского посольства, зашедшим туда якобы ради любопытства. Состоявшуюся бесконтактную передачу наблюдатель от ЦРУ не выявил. Но возможность этого он всё же просчитал.

Теперь Руди оказался под бо́льшим подозрением, чем ранее.

И резидент ЦРУ в Буэнос-Айресе Вильям Ортман решился на его проверку путём провокации.

– «Пол, что-то мне наш Руди перестал нравиться! Он опять был замечен предположительно в контакте с русскими. Уж слишком частыми стали эти совпадения. Тем более теперь, когда всю их старую агентуру выдворили отсюда!» – начал резидент – Надо что-то делать?! Воронцов видимо не соврал?!» – посмотрел он на Пола Фридмана.

– «Шеф, чтобы нам не мучиться терзаниями, я предлагаю его проверить активно, то есть с помощью провокации».

– «И что Вы предлагаете?».

– «Я, думаю, ликвидировать этого связника!».

– «Да Вы, что, Пол, с ума сошли? Я не хочу просто так руки пачкать!».

– «А мы и не будем пачкаться! Автокатастрофа, и всё!».

– «Ладно, давайте! Но, чтобы нам быть уверенными в правильности своих действий, давайте это устройте при их последующих встречах, но Руди должен остаться цел!».

– «Хорошо, шеф, я разработаю план операции и представлю его Вам на утверждение».

И головастый Пол Фридман в деталях разработал такой план, утверждённый резидентом.

Гектор, конечно, предполагал слежку за собой, особенно после сообщения Центра о предательстве Запорожского.

Более того, Центр заверил разведчика, что в списке преданных агентов есть только его оперативный псевдоним, но предатель ничего о нём лично не знает, так что опасаться ему нечего.

Но Рауль прекрасно знал возможности контрразведывательного анализа своей деятельности и своих обширных связей в Аргентине. Поэтому был готов к самому худшему, а пока лишь пытался выявить возможную слежку за собой и принять дополнительные меры, чтобы обезопасить себя при контактах со связником.

И хотя Гектор ждал разоблачения и ареста, но вокруг него ничего существенно не менялось. Поэтому, пока есть время, он решил «подставить» некоторых из своих высокопоставленных знакомых правого толка, симпатизирующих США, и ранее ненавидевших СССР, а теперь и Россию. С этим он успокоился, снова активизировался, и… попался.

Закладкой сообщений в тайники Гектор до сих пор принципиально не пользовался, так как считал, что их раскрытие, безусловно, привело бы его к полному провалу. А практически бесконтактная, молниеносная передача, за исключением маловероятного случая поимки за руку, всегда могла быть хоть как-то объяснена, и при этом были вполне реальные шансы оправдаться.

В резиденции ЦРУ американского посольства в Буэнос-Айресе естественно не было данных об использовании их агентом Руди тайников.

Это косвенно как бы доказывало непричастность Руди к разведывательной деятельности в пользу другого государства.

Согласно плану операции, разработанному Полом Фридманом, чтобы вывести из равновесия возможного агента Москвы, являвшегося одновременно их агентом «Руди», заставить его нервничать, действовать опрометчиво и ошибаться, в начале лета 1999 года была подстроена автокатастрофа, приведшая к гибели его личного водителя Пако Эчеверия вместе с новым связником из Центра.

Тогда, в стоявший на пустующей дальней автостоянке у парапета набережной на портовом проспекте имени инженера Хосе Куартино автомобиль связника, в котором в этот момент находился Пако, на полной скорости врезался, следовавший с проспекта Томаса Эдисона трейлер, водитель которого якобы не справился с управлением. Трейлер смял легковушку и сбросил её с высоты на берег залива Ла-Плата. Оба пассажира погибли на месте. Сотрудники федеральной полиции Буэнос-Айреса обнаружили у одного из погибших документы на имя Пако Эчеверия.

А тем временем, в поисках пропавшего Пако, заждавшийся его Рауль поздно вечером позвонил в полицию и узнал о трагедии. Он срочно выехал на опознание, где убедился в гибели обоих своих верных соратников.

– «А второго господина вы знаете?» – спросил офицер полиции.

– «Нет! Вижу впервые» – поморщился Рауль от увиденного, мысленно соболезнуя родителям своего погибшего российского товарища.

Он записал адрес морга и выехал домой, где ему предстояло сообщить о гибели Пако его матери Лурдес и его жене Кончите, в то время возившимся с своим четырёхлетним Франсиско.

По настоянию Рауля, тело приятеля Пако, которое никто так в установленные сроки и не востребовал, было кремировано, а урна с прахом, с разрешения полиции и муниципальных органов, была передана Раулю Хоакину Мендесу на временное хранение.

И их гибель хоть и косвенно, но тоже лежала на совести Запорожского.

А тем временем судьба Гектора решалась и непосредственно в США.

Замужество Марты, рождение детей, прочное экономическое положение семьи, распад СССР и поворот России к капитализму, и, пожалуй, главное, многолетнее отсутствие сообщений из Центра – постепенно привели её к естественной переоценки ценностей. И она пришла к выводу о бесполезности своей работы в качестве какого-либо агента СВР в США.

Потому она решила… просто сдаться властям. Нет! Не предать, а именно сдаться! Ведь ей, по сути дела, некого было предавать… за исключением, может быть, Рауля. Ведь она фактически не вела никакой шпионской или иной подрывной деятельности против США и её граждан. И ей могли сделать снисхождение. Она долго думала об этом. И с каждым днём её выводы и решения только укреплялись.

А после неожиданной гибели мужа этот вопрос решился сам собой и окончательно. Ей теперь не за кем было шпионить, и не на кого было влиять.

Да и заботы о детях теперь полностью легли на её плечи. А ведь надо было думать об их будущем и их желанных успехах в жизни.

И Марта решилась – пошла в ФБР с чистосердечным признанием и раскаянием.

«Нефертити» не знала о предательстве Запорожского, как и не знала, что давно, как кубинская беженка, находится под колпаком у ФБР, на всякий случай следившего за нею с целью напасть на след её связников и других агентов Москвы.

Поэтому её приход к ним сотрудники ФБР встретили с радостью и даже с некоторым облегчением.

Во время допросов её спросили и о Рауле, как о её компаньоне по побегу с Кубы. Но ничего нового она дознавателям из ФБР не сообщила.

Во время очередного допроса её прямо спросили, что она знает об агентах СВР, в том числе о «Гекторе». Из чего она сделала вывод, что это имя у ЦРУ пока не идентифицировано с Раулем, и несколько успокоилась.

Получив подписку о добровольном сотрудничестве, и подержав сначала под домашним арестом, ФБР затем оставило Марту Стивенсон в относительном покое, теперь сняв с неё оперативное наблюдение.

Но после предательства ещё и гражданского лица Игоря Воронцова всё встало на свои места, и допросы Марты Стивенсон возобновились.

И когда ей сказали, что её знакомый Рауль тоже оказался российским разведчиком, и она должна дать новые разъяснения, Марта оправдывалась тем, что она об этом не знала, а была уверена, что он кубинец. И теперь же она может лишь предположить, что тот возможно был приставлен к ней «в тёмную» для охраны и обеспечения проведения операции по её внедрению.

ФБР опять оставило её в покое, Но на душе у Марты стало тревожно. И не столько за бывшего коллегу и любовника Рауля, сколько за себя и своих детей. Но опасаться ей теперь было нечего. Рауль толком о ней ничего и не знал, за исключением того, что она уже сама рассказала в ФБР.

Зато Рауль прекрасно знал, что ему пока делать дальше – как ни в чём не бывало работать и работать, хотя бы на благо своей семьи.

В частности Рауль убедил и вынудил шеф-редакторов газет «Кларин» и «Ла Насьон» дать ему задание на написание статьи о частных спортклубах Буэнос-Айреса, в которых занимались физкультурой ради своего здоровья и удовольствия многие жители аргентинской столицы. Много таких клубов обслуживали и русскую диаспору Буэнос-Айреса.

Получив карт-бланш, Рауль начал обходить такие клубы, знакомиться с их владельцами, тренерами и занимающимися, беря у некоторых из них интервью. Задуманная статья вышла и понравилась читателям. Более того, её в русском переводе опубликовала и русскоязычная газета «Наша Страна», первым послевоенным издателем которой в Буэнос-Айресе был Иван Солоневич, после изгнания из страны умерший в Уругвае в 1953 году.

А за этой статьёй вышла вторая, потом третья. Рауль даже стал вести в газете специальную периодическую тематическую рубрику.

Постепенно некоторые знакомые Рауля из этих спортклубов, вплоть до их президентов, стали его хорошими знакомыми и даже приятелями, поставляя ему разнообразную информацию.

И вот, однажды вечером, зайдя с одним из своих знакомых в Клуб культуры и спорта «Восток», в котором Рауль периодически разминался, он неожиданно столкнулся опять со своим бывшим одноклассником Игорем Воронцовым, но теперь лицом к лицу. Рауль, конечно, поначалу опешил, но тут же взял себя в руки. Скрыться теперь от бывшего одноклассника не удалось бы. Да и в этом не было особого смысла, так как этим можно было навести на себя тень подозрений.

– «О-о! Слава! Привет! Какими судьбами?» – начал тот по-русски, чуть ли не схватив свою долгожданную находку за грудки, пытаясь обнять его и удержать.

Рауль молча отвёл руки Воронцова в стороны, вопросительно взглянув на нахала.

А тот стоял, удивлённо глядя в ставшие зелёными глаза бывшего своего школьного приятеля, пропуская того и его попутчика в вестибюль, где навстречу дорогому гостю уже шёл сам президент клуба Мигель Милевски.

Однако быстро опомнившись, Воронцов вновь обратился к однокласснику, но уже по-английски:

– «Извините, сэр! Кажется… Рауль Мендес? Я недавно был на Вашей лекции, и мне очень надо с Вами переговорить!».

Сейчас Рауль вполне осознавал, что разговора с Воронцовым теперь не избежать. Поэтому он решил при таком разговоре частично удовлетворить его любопытство, больше напирая на свои расспросы, нежели на его ответы.

Но пока надо было любой ценой взять тайм-аут и хорошенько подготовиться к неизбежной встрече. Ведь за спиной Рауля теперь была ещё и беременность Исабель, ожидавшей ребёнка уже в сентябре.

– «Дон, я не понял, что Вы сказали. Возьмите мою визитную карточку и перезвоните мне!» – в присутствии своего попутчика по-испански ответил он, протягивая Воронцову визитку, незаметно подмигнув ему.

Тот, к счастью, намёк понял, и на корявом испанском ответил:

– «Хорошо, дон! Я Вас понял! Извините! Спасибо и до свидания!».

На том они и распрощались. С момента их первой случайной встречи на лекции в клубе, Воронцов навёл необходимые и возможные справки о Рауле Хоакине Мендесе. И кое-что, основное, ему узнать удалось.

И теперь, после короткой второй встречи, наличие в Буэнос-Айресе богатого и преуспевающего бывшего одноклассника, живущего не под своей фамилией, взбудоражило воображение Воронцова. Он долго размышлял, сопоставляя известные ему факты и слова Вячеслава, придя к выводу, что тот живёт здесь нелегально. То есть, тот даже может быть являлся, например, российским разведчиком, или каким-нибудь мафиози.

Голова Игоря затуманилась. С одной стороны, ему рисовались радужные перспективы разбогатеть на шантаже. С другой стороны, он опасался за свою жизнь, прекрасно понимая, с кем и с чем он может иметь дело, и что вся эта его затея может кончиться для него просто трагически.

Значит надо обязательно подстраховаться! – подумал он – Надо хорошенько подготовиться к нашей третьей встрече. А затем, в зависимости от её исхода, начать собирать, комплектовать, создавать и записывать компромат на Вячеслава – окончательно решил он.

А тот теперь потерял спокойствие. Продолжая заниматься в спортзале клуба, он думал только о Воронцове и предстоящей встрече с ним, разрабатывая план разговора.

Рауль придумывал свои вопросы, и продумывал возможные ответы на вопросы Воронцова. Конечно, он боялся предательства. И хотя тот пока ничего не знал, но вполне мог догадаться сам.

И буквально на следующий день раздался звонок Игоря.

– «Добрый день, дон Рауль! Вы мне вчера дали свою визитку. Где мы с Вами можем встретиться?» – не представляясь, на всякий случай соблюдал он конспирацию.

Рауль назвал адрес того же клуба «Восток», и вечером следующего дня они встретились. После взаимных приветствий на испанском языке, Рауль предложил Воронцову прогуляться, и они вышли на улицу.

– «Так как ты здесь оказался?» – начал первым Рауль.

– «А когда Союз распался, я рванул в Штаты!».

– «Хм-м! И я тоже! А как ты оказался здесь, в Аргентине?» – как бы заранее ответил на возможный вопрос Воронцова сам Рауль, настаивая на ответе того на свой вопрос по существу.

– «Да в Штатах у меня не получилось. А один приятель предложил рвануть сюда, у него тут своё дело наладилось, и он взял меня в компаньоны. А ты как?».

– «Да я то – нормально! А как же ты с языком?» – вновь перехватил инициативу Рауль.

– «Пришлось срочно изучать. До сих пор учу!».

– «А я это почувствовал! А кем же ты работаешь? Или купоны стрижёшь?».

– «Слав! А что это мы всё про меня, да про меня? Расскажи и что-нибудь про себя!».

– «Так у меня всё тривиально получилось. В Штатах тоже не срослось. Перебрался в Испанию. Там влюбился в аргентинку, женился, приехали сюда. А здесь у неё папа… о-го-го!».

– «Так значит, это ты купоны стрижёшь!?».

– «Да что ты! Я работаю, и живём мы отдельно!».

– «А кем? Если не секрет!».

– «Ну, ты же слышал на лекции – журналистом!».

– «А раз ты меня видел, что же не подошёл ко мне?».

– «Ну, во-первых, ты тоже не подошёл. И потом, откуда я знаю, зачем ты здесь, и от кого ты здесь? А, кстати, Игорёк, от кого ты здесь?».

– «Не бойся, не от кого! Я – от себя! А вот… ты от кого, Славик? Я помню, что ты учился в военном инязе!».

– «Да, учился! Потом бросил и за границу подался. А ты ведь тоже учился в МГИМО!? Ты-то как из дома сбежал?» – снова Рауль перехватил инициативу.

– «После МГИМО распределили меня за границу, там я и дал дёру! Так что оба мы с тобой… перебежчики!».

– «Да… уж!» – непонятно с чем согласился Рауль, задумавшись.

Ещё до этой встречи, готовясь к разговору, он вспомнил, каким был Игорь Воронцов в школе.

Он был способным хорошистом, потенциальным отличником, сыном почти не вылезавших из загранкомандировок родителей, всегда стильно и опрятно по заграничному одетым, холёным, холодно-расчётливым и слегка высокомерным во взаимоотношениях с одноклассниками.

С Игорем они не дружили, но были в хороших отношениях, так как считали друг друга ровней себе, и даже уважали, особенно сын работников Внешторга Воронцов – внука генерала Гаврилова.

Тот же, помня, что Игорёк мог сподличать и продать товарища, что было особенно в начальных классах, держал Воронцова на дистанции.

А молчавший в это же время Воронцов думал совсем о другом.

Он понял, что Слава скрывает правду, так как точно знал, что Гаврилов-Кочет успешно доучился в инязе, а затем куда-то пропал. Зная от школьных товарищей, что тот, кроме английского языка, изучал ещё и испанский с французским, дед его был генерал-лейтенантом, а сам он был весьма патриотически настроенным спортивным молодым человеком, Воронцов предположил, что его одноклассник вполне мог и стать разведчиком. А если это так, то, что тогда он делает здесь, в Аргентине, а, например, не США, или в Европе? Тогда кто же он, этот Гаврилов-Кочет? Во всяком случае, он явно не бедствует! Деньжата у него точно водятся! А раз так, то пусть поделится! А интересно, его жена… и тесть знают, что он из России, а?! – рассуждал Воронцов – Надо будет Славку раскрутить на эту тему! – окончательно решил он.

– «Ну, что, Слав? Надо нам теперь друг за друга держаться, а?!».

– «Да… держись!» – пошутил Рауль, протягивая ему руку.

Воронцов машинально пожал её, услышав на прощание:

– «Ну, ладно, Игорёк! Мне уже пора отъезжать. Давай встретимся через несколько дней, у меня будет тайм-аут! Позвони мне через… дня три, четыре! А, кстати, на всякий случай дай мне лучше свой телефон!» – попытался он поставить того в зависимое положение.

Воронцов замялся, не решаясь выполнить просьбу одноклассника, поэтому вынужденно согласился с ним расстаться:

– «Да, понимаешь… сейчас это не совсем удобно, Лучше я тебе сам позвоню. Пока!».

И они опять расстались на обдумывание ситуации и на подготовку к следующей встрече.

На глазах бывшего одноклассника Рауль сел в свой автомобиль и уехал.

Воронцов позвонил почти через неделю. Всё это время он пытался как можно больше разузнать об известном в столице газетном репортёре Рауле Хоакине Мендесе. И кое-что ему узнать удалось, во всяком случае, что его школьный товарищ относительно богат. Так что при следующем разговоре он решился шантажировать Рауля.

– «Привет, Рауль! Я хочу вернуться к нашему разговору!» – сразу начал он по телефону на испанском языке.

– «Добрый вечер! Но это не телефонный разговор. Обсудим всё при встрече».

– «Но у меня нет времени ждать! Давай сейчас увидимся. Я нахожусь в центре».

– «Хорошо! Давай встретимся через тридцать-сорок минут у бара на ближайшем к клубу «Восток» углу».

– «Хорошо! Понял! Я жду! Но я могу и опоздать».

– «Я тебя буду ждать в своей машине!».

– «Договорились!».

Припарковав свою машину, Рауль сразу увидел идущего к нему от перекрёстка Воронцова.

– «Рауль! Я тут попал в затруднительное положение. Ты не мог бы мне помочь с деньгами? Дать взаймы… хотя бы!» – по-испански взял сразу он быка за рога, усевшись рядом с водителем.

– «Игорёк! Здесь другие традиции, у людей другой менталитет. Тебе будут улыбаться, обещать золотые горы, но, как только расстанутся с тобой, то тут же тебя забудут. Тем более свои обещания! Здесь деньги взаймы не дают, их зарабатывают! И я строго придерживаюсь этого принципа. Как говориться, в чужой монастырь со своим уставом не суются! Так что… извини!» – проложил он тонкую тропочку к возможной вербовке Воронцова в качестве своего осведомителя для ЦРУ.

– «Но мне деньги нужны просто позарез и не мало! А я знаю – они у тебя есть! Так что давай, друг, не жидись!».

– «Но я ж тебе по этому поводу уже ответил!?».

– Да! Ты мне говоришь, что деньги можно только заработать! Вот я и решил их заработать… на тебе! Ха-ха-ха!».

Рауль настороженно взглянул на нахала, теперь с ещё большим вниманием слушая его.

А тот, теперь уже уверенней, продолжил:

– «Я думаю, аргентинским властям или даже в американском посольстве будет интересно узнать о твоём русском происхождении?! Но я буду молчать, если ты мне дашь денег!».

Рауль на секунды задумался, чуть нервно постукивая пальцами по баранке, и ответил:

– «Ну, хорошо, ты меня убедил! Сколько тебе нужно и на какой срок?».

– «А мне надо много и безвозмездно!» – обнаглел шантажист.

– «Так ты хочешь, чтобы я от тебя как бы откупился? Но ведь я ни в чём не виноват! Ни перед аргентинскими властями, ни, тем более, перед американцами! Так что твои потуги напрасны, Игорёк!».

– «Я так не думаю! Если власти, или американцы, или даже твоя семья – жена и тесть – узнают, что ты русский, я думаю, что ты пострадаешь, и об этом сильно пожалеешь!? И денежки твои – тю-тю!».

Рауль бросил на шантажиста недружелюбный взгляд, который Воронцов перехватил, продолжая морально давить на свою жертву:

– «Не проще ли тебе дать мне меньшую сумму, чем ту, которую ты можешь потерять? А я буду молчать! Это же бизнес, Славик!» – высокомерно и панибратски похлопал он по плечу своего бывшего одноклассника и приятеля.

Рауль опять на секунду задумался, вдавливая своё тело в сиденье, как будто бы отчаянно газуя, и на радость Воронцова ответил:

– «Пожалуй, ты меня убедил! Я дам тебе безвозмездно, но сколько?».

– «Пока сам не знаю. Я готов их брать у тебя по частям. Для начала, хотя бы… сто тысяч долларов!».

– «Сто тысяч долларов?! Ты, что… ох…л, что ли?!» – с удовольствием завершил Руль фразу давно забытым русским матом.

От удивления Воронцов вытаращил глаза и пошёл на попятную:

– «Ну, хорошо! Не ерепенься! Я пошутил. Это всего! А для начала – десять тысяч!».

– «Тоже не хило! Ну, ладно! Но мне эту сумму надо несколько дней собирать!».

– «Ну, и ладно! Я подожду… три дня».

– «А как тебе позвонить?».

– «Я сам тебе позвоню!».

– «Нет, давай тогда через неделю, так вернее будет!».

– «Хорошо, договорились. Я тебе позвоню через неделю. Всё, пока» – протянул руку Воронцов для прощания.

Но Рауль только небрежно отмахнулся.

И Воронцов расценил это, как свою победу.

Рауль некоторое время ещё сидел неподвижно, раздумывая. Потом завёл машину и рванул с места, что-то решив про себя.

А утром один из сотрудников российского посольства обнаружил условный сигнал о выходе разведчика на аварийную связь через тайник № 2.

И уже к вечеру в Центре получили сообщение из Буэнос-Айреса от Гектора, в котором говорилось о неожиданном появлении Воронцова и шантаже с его стороны, а также с просьбой помочь в его нейтрализации.

Центр хотя и законсервировал своего сотрудника Гектора, всё же не веря в его преданность, но так глупо терять своего потенциального агента тоже не хотел. И началась работа по его защите.

– «Возьмите всю имеющуюся информацию по этому Воронцову у ФСБ и срочно мне на стол!» – распорядился сам директор СВР в связи с необычностью дела, которое могло привести и к международному скандалу.

– «Так этот Воронцов может сдать нашего Гектора, как аргентинцам, так и американцам, так и тем и другим одновременно?! Надо срочно принять меры по укреплению его легенды здесь, в Москве. Займитесь его классом и школой, в которой они с Воронцовым учились! Надо всё подчистить, как следует замести следы!» – дал Вячеслав Иванович задания своим подчинённым, вызванным по этому поводу на эту срочную и важную оперативку.

Контрразведка СВР, совместно с ФСК, после предательства Запорожского и шантажа Воронцова была вынуждена принять срочные меры по защите информации о школьных годах Вячеслава Платоновича Гаврилова-Кочета, как, безусловно подтверждающей его российское гражданство.

В его бывшую школу были направлены сотрудники контрразведки. После разговора с директором школы под расписку они временно изъяли ту школьную документацию, которая могла подтвердить учёбу в ней Гаврилова-Кочета, и с которой потом смогли бы ознакомиться «посетители». Тут же, с помощью того же директора и завуча, некоторые из изъятых документов были заменены на подложные документы без его фамилии.

Также были проинструктированы некоторые из преподавателей и обслуживающего персонала, вышедшие из отпусков, как себя вести и что делать на случай появления в их школе соответствующих «следопытов». И, как потом выяснилось, это оказалось не лишней мерой.

А тем временем из Центра Гектору была передана, и тоже через тайник № 2, шифровка, из которой он узнал, что его руководство расписалось в своём бессилии ему реально помочь, и даёт ему карт-бланш на самостоятельное принятие решения на устранение Воронцова.

После такого Раулю впору было обидеться на своё московское руководство, плюнуть на всё и послать всех к чёрту!

Обиженные в службе разведки встречаются нередко. Подавляющему числу людей вообще трудно даётся правильная самооценка, в том числе и среди разведчиков. Тем более, им иногда бывает трудно оценить действия своего руководства в соответствующей сложной обстановке. Теперь это коснулось и Рауля.

Боясь в любой момент предательства Воронцова, Гектор теперь стал очень мнительным при встречах с источниками информации. Ведь его учили, что если контрразведка вплотную заинтересовалась разведчиком, то он не имеет права рисковать безопасностью своих источников информации, ещё больше обострять ситуацию.

Поэтому неделя прошла тяжело. Раулю пришлось отложить несколько встреч. Пора было что-то решать с Воронцовым.

Вероятность того, что тот отстанет после оплаты, равнялась нулю. После первой суммы наверняка последует вторая, третья и так далее. Даже, если ему заплатить очень много, он всё равно может предать, хотя бы для того, чтобы спрятать концы в воду. А тут, как назло уже нет Пако и связника, которых можно было попросить о какой-нибудь помощи. Так что денег Воронцову давать нет смысла. А если он будет опасен, то надо будет от него избавляться физически, а сейчас идти ва-банк! – принял решение Гектор.

Через неделю тот опять позвонил вечером домой к Раулю:

– «Здравствуй! Ну, как?».

– «Привет! Что, как?».

– «Деньги приготовил? К встрече готов?».

– «Слушай, какие деньги, какая встреча? Побойся Бога!».

– «Ну, ты даёшь! Я же тебе объяснил ситуацию! Ты, что ли не боишься?».

– «А ты?».

– «Я-а?.. Ну, как хочешь! Ты сделал свой выбор!» – нарочно быстро положил он трубку, чтобы испугать Вячеслава.

А тот специально так себя повёл при разговоре, чтобы проверить решимость Воронцова сдать его спецслужбам. Рауль надеялся, что прежде, чем это сделать, Воронцов перезвонит ему ещё раз. Уж очень он любил деньги. А без полученных денег, посаженый в тюрьму его школьный товарищ был бы ему без надобности.

И, действительно, через несколько дней в четверг звонок повторился.

– «Добрый вечер!» – начал он вкрадчиво.

– «О-о! Добрый вечер! Рад тебя слышать! Ну, я готов с тобой встретиться! Как ты?» – сразу ошарашил он Воронцова.

– «Хм, хорошо! А то я уже подготовил на тебя компромат и поместил его в надёжном месте!».

– «Ну, что ты, что ты?! Какой компромат? Я чист перед законом и властями! Но готов с тобой встретиться и к взаимному удовлетворению всё уладить! Я тебя приглашаю в воскресенье к нам на виллу в Пунта Лару хорошо отдохнуть. Согласен?».

– «Мне надо подумать. Я тебе завтра вечером перезвоню. Пока».

– «Хорошо, до свидания!».

Воронцов такого поворота в разговоре не ожидал. Он понял, что Вячеслав мягко стелет. Поэтому этого приглашения он очень испугался. Ведь там, на природе за городом, ничто не мешало Раулю тихо ликвидировать шантажиста. А поняв, что его дела плохи, Воронцов решился на отчаянный шаг.

По всей видимости, Славка денег не даст. Более того, очень велика вероятность, что он попытается ликвидировать меня. Что же мне делать? Значит: во-первых хорошо, что я всё таки сдал Гаврилова-Кочета аргентинским властям и американцам, и тем наверняка заслужил их расположение; во-вторых, при встрече надо как раз этим напугать Славку, что в случае моей гибели, компромат на него окажется у спецслужб Аргентины и США, и, в-третьих, во избежание этого попросить у него денег немедленно и как можно больше! – решил он.

А Рауль тем временем тоже готовился к последней с Воронцовым встрече. Он предположил, что предатель побоится поехать с ним на природу. Поэтому их встреча будет в Буэнос-Айресе, и надо выбрать укромное место и в позднее время. На всякий случай он выбрал несколько мест. Но как ликвидировать предателя, да ещё в одиночку? Оружие он не любил, да и следы наверняка бы остались.

Ну, что ж! Придётся старым дедовским способом, в буквальном смысле слова – именно способом деда Петра Петровича Кочета.

А это означало, что с помощью приёмов, попавшей в Корею, китайской борьбы Дим Мак поразить своего противника в болевые или даже смертельные точки на его теле. Но трудность заключалась в том, что мало было знать эти точки, и угадать их на закрытом одеждой теле, но и попадание в эту точку должно было быть очень точным и импульсным, то есть противник при этом должен быть фактически неподвижен.

Поэтому Рауль решил действовать по этапам: сначала обездвижить противника, а потом умертвить его, сбросив или с высоты, или в воду, или толкнув под автомобиль, или под поезд.

Но на это было не просто решиться. Ведь всю жизнь его воспитывали человеколюбию. А тут? Но делать нечего. Это же фактически война!

Да и на кон было поставлено всё – его жизнь и свобода, его семья и благополучие, дело, интересы и честь его родины.

И вот Воронцов позвонил, но нарочно в воскресенье поздно вечером:

– «Добрый вечер!».

– «Привет!».

– «Извини! Я не смог позвонить тебе раньше, у меня было много дел, поэтому давай лучше встретимся сейчас здесь, в Буэнос-Айресе».

– «Ну, давай, хотя уже поздно! Но где конкретно?».

– «Да мне всё равно!» – неожиданно пошёл навстречу Воронцов, желая выведать планы Рауля.

– «Тогда давай… даже и не знаю где? – вселил он в того надежду, что против него ещё нет коварного плана – Сам предлагай!».

– «Но я плохо знаю город».

– «Тогда давай сначала встретимся где-нибудь, а там и решим».

– «Хорошо, давай! Забери меня тогда через час у главного входа на кладбище Реколета!».

– «Хорошо, до встречи!» – сразу согласился Рауль, даже вздрогнув от предложения такого места.

Тогда же Рауль решил, что обезвредит шантажиста в машине, а потом, пользуясь темнотой, сбросит где-нибудь его тело. Времени на решение этого вопроса было предостаточно.

На улице при плюсовой температуре всё равно было прохладно. Ведь уже было 25 июля – почти середина южно-американской зимы.

Рауль нарочно задержался, чтобы вызвать у Воронцова желание погреться в его автомашине. Подъезжая к главному входу по улице Висенте Лопеса, он издали увидел одиноко маячившую, как всегда щеголевато одетую, знакомую фигуру. Воронцов тоже угадал уже знакомую машину, сев в неё, покрякивая. Рауль сразу отъехал, набирая скорость. Вскоре последовательно сделав три левых поворота, они оказались на проспекте Кальяо, проскочив мимо дома Рауля. Затем повернули направо на проспект Либертадор, проследовав район Ретиро в сторону порта.

– «А ты куда меня везёшь?».

– «Сейчас мы едем в сторону порта. Там есть укромное место, где нам никто не помешает!» – невольно напряг он Воронцова.

Но тот пока промолчал, думая о чём-то своём.

– «Хорошо, давай в сторону порта, только я предлагаю остановиться у парка на площади Канады» – вдруг неожиданно предложил Игорь, показав и своё знание города.

– «Как скажешь!» – успокоил Рауль свою будущую жертву, левой рукой незаметно доставая из кармана пиджака кастет.

После левого поворота, при котором он своим левым бедром ощущал лежащее под ним на сидении орудие убийства, проехали по улице Сан Мартин, затем снова повернули налево, потом направо, остановившись по просьбе Воронцова у парка на площади Канады.

Рауль прекрасно знал, что поблизости здесь находятся опасные для всех местные трущобы и вокзал «Ретиро-Сан Мартин», с которого можно было уехать на север в провинцию Энтре-Риос, где размещалась русская колония.

А-А?! Вот куда решил он потом уехать на поезде? Наверно думает, что я плохо знаю город?! – про себя усмехнулся Гектор.

По дороге они вели вялый праздный разговор, больше комментируя обстановку за окном. Теперь им пока никто и ничто не мешало.

– «Я думаю, здесь нам не будет удобней. Вон сколько кругом народу ходит. Нашу машину наверняка заметят» – начал Рауль, притормозив.

Воронцов повертел головой, разглядывая похожих, и смирился.

– «Ну, ладно, давай в порт!» – согласился он, так как до этого его успокоило согласие Вячеслава остановиться там, где он выбрал.

К этому времени Гектор уже хорошо знал город и относительно легко в нём ориентировался. Поэтому от площади Канады он свернул на проспект Антартида Архентина, с него налево на проспект Комодоро Пи, а с него на портовый проспект инженера Хосе Куартино. И не сворачивая влево на проспект Томаса Эдисона, он остановился на пустующей автостоянке, заняв самое дальнее место. Эта улица была очень удобна, так как шла вдоль укреплённого берега залива Ла-Плата, и воскресным вечером была пустынна.

Но, главное, именно здесь убили его друзей-соратников. А Рауль считал, что свершить возмездие именно здесь – будет справедливо и символично.

– «Ну, как местечко? Согласись, здесь можно спокойно поговорить?!» – подвёл итог изысканиям якобы укромного места Рауль.

– «Да! Ну, так как?» – оживился Воронцов.

– «Я готов выполнить твои условия, но только если ты при этом выполнишь мои!».

– «Какие ещё условия?».

– «Дашь мне две расписки: о получении от меня соответствующей суммы, и что не имеешь ко мне никаких претензий, включая финансовые!».

Воронцов задумался, что-то прикидывая в уме, и согласился:

– «Только ты сначала покажи мне деньги!».

– «Да, пожалуйста!» – открыл Рауль дипломат с долларовыми пачками поверх бумаг на дне.

– «А сколько тут?».

– «Как ты и просил, сто тысяч! Мне же нужно было время, чтобы их собрать!» – успокоил он Воронцова.

– «Да-а!? Хорошо!» – удивлённо протянул вымогатель, удовлетворённо мотая головой и улыбаясь.

Рауль достал из дипломата два чистых листа бумаги и шариковую ручку, протянув их Игорю, перекладывая на его колени свой дипломат.

Тот разложил лист, взяв ручку наизготовку:

– «Диктуй!».

Рауль начал неспешно диктовать, всматриваясь в силуэт Воронцова и прикидывая, как и в какой момент времени его обезвредить.

Тот написал одну расписку, потом вторую, передав их вместе с ручкой Раулю, и собираясь вынуть деньги из дипломата.

– «Не вынимай, возьми с дипломатом. И подожди! Я тебя подвезу, куда тебе надо. Но сначала дай прочту!».

Довольный Воронцов остановился, положив обе руки на дипломат. Рауль мельком прочитал, убирая листки во внутренний карман пиджака. По тому, как Игорь, скосив глаза, следил за его руками, Рауль понял, что тот боится и не доверяет ему.

– «Игорь, вынь только из дипломата мою записную книжку и авторучку – я запишу тебе другие мои служебные телефоны и поедем!».

В этот момент Воронцов потерял бдительность, двумя руками отпирая дипломат, чем Рауль моментально и воспользовался. Резкий удар с разворота кулаком левой руки с зажатым в нём кастетом в левый висок шантажиста моментально сразил того, вдобавок резко ударившегося своим правым виском о дверную стойку автомобиля.

Безжизненные руки отпустили дипломат, чем Рауль моментально воспользовался, переложив его на заднее сидение позади своей жертвы. Тут же он прощупал пульс на безжизненной левой руке, но его не обнаружил. Для контроля он попробовал и на горле. Но тщетно, Воронцов был мёртв.

Вот это да!? Оказывается это так просто, убить человека?! Особенно когда его ненавидишь! В удар вкладывается вся эта ненависть! И он получается сокрушительным! И никакой Дим Мак не нужен!? Да-а! Я теперь убийца!

Убийца, убийца, убийца! – стучало в его висках больше от эмоций подскочившее давление.

Но теперь надо было что-то срочно решать и с безжизненным телом. Конечно, он этот вопрос продумал заранее. Но теперь условия стали реальные – и по месту и по времени. А, главное, с Воронцовым удалось встретиться именно там, где Гектор и планировал.

Готовясь к встрече, Рауль рассуждал, что наверняка Воронцов подстраховался. И какой-нибудь его дружок знает о нашей встрече. Следовательно, тело предателя не должно пропасть бесследно. Остаётся имитировать аварию или несчастный случай. С аварией сложнее, нужен наезд. Но не мой же?! Остаётся несчастный случай с высотным падением. Значит, нужен высокий дом или мост, и желательно повыше. С домом – подозрительно будет. Как он там оказался после встречи со мной? Да и физически тяжело это будет сделать и не скрытно. Значит мост, и только мост! – анализировал тогда Гектор.

Но подходящих мостов – главное пустынных – в Буэнос-Айресе не было. А надо было выбирать. И тогда он пришёл к выводу, и нашёл место, которое присмотрел ещё при посещении миграционного управления после прибытия в Буэнос-Айрес. Здесь и тело можно было сбросить с высокой набережной порта, и не в воду, а на берег, чтобы его смогли потом найти, да и ушибы бы подходили под версию, как не совместимые с жизнью.

И это место естественным образом совпадало с местом гибели его связника и помощника-водителя. Потому решение Гектора и было быстрым.

Сначала он надел резиновые медицинские перчатки и обыскал труп, доставая из карманов вещи и документы, бегло изучая их.

И тут он обнаружил кое-какие записи с телефонами, один из которых его опытный взгляд выхватил сразу. Это был телефон Фрэнка Брауна.

Рауль нашёл и другой номер, который, скорее всего, был телефоном куратора Воронцова из СИДЕ.

Ах, вот как?! «Товарищ Воронцов», оказывается, является осведомителем ЦРУ, а может быть и СИДЕ!? Да-а! Значит, не зря я убил его! Он всё же успел меня сдать! – понял теперь Гектор, что совершил ошибку, не ликвидировав сразу Воронцова – А как же человеколюбие? А кто мог знать, что он сразу меня сдаст ЦРУ? – всё же несколько сомневался он.

Но в глубине его души, из подсознания, он услышал чёткий голос:

– «Ты знал это! Ты же просчитал такой вариант!».

– «Да, знал! Вернее предполагал!» – сам себе сказал Рауль.

– «Ну, вот, теперь – располагай…».

Больше не найдя ничего его компрометирующего, Гектор вышел из машины, открыл переднюю правую дверцу, и взяв за подмышки убитого, оттащил тело к парапету. Не без труда он приподнял непослушное тело и перекинул через преграду головой вниз. Посветив фонарём в низко опущенной руке, он убедился, что тело лежит в правдоподобной позе, далеко в воды Ла-Платы вышвырнул кастет и покинул место преступления.

Глубоко вдохнув свежий воздух, Рауль поёжился от им свершённого возмездия, сел в автомобиль, снял перчатки и двинулся домой, по пути выбросив их в мусор. Было уже очень поздно, и теперь нужно было как-то оправдаться перед женой за эту ей непонятную задержку в выходной день.

Теперь для Гектора наступали тревожные дни.

Очень жаль, что Воронцов меня сдал! А может, ещё нет? Во всяком случае, теперь, после его пропажи, кто-то из его дружков наверняка передаст, куда надо, компромат на меня? А компромат ли? Скорее всего, это может быть лишь заявление Воронцова с голословными утверждениями. Но в данном случае, этого вполне достаточно! И, если это так, то буду ждать усиления слежки от одних и её появление от других, и даже возможного ареста. Хорошо бы это как-то выяснить – размышлял он.

Но всегда выяснение обстоятельств, благоприятствующих или препятствующих осуществлению того или иного действия, связанно с риском для замышляющего их выяснить. А пока он решил срочно, через очень эффективный запасной тайник № 2, передать последнее сообщение в Центр:

«Воронцов сдал меня ЦРУ и СИДЕ. Мой арест неизбежен. Доказательств против меня нет. Воронцов ликвидирован. Все мои документы и отчёты в гаражном тайнике на вилле в Пунта Ларе. Связь прекращаю».

Да! Я всё же попал в эту западню, которую фактически сам же себе и подготовил!? Но только ли я один это сделал?!