А 1-го декабря мороз ударил уже за двадцать, и с утра Москва-река покрылась льдом.
У Платона опять начались практически ежевечерние сидения за компьютером, и творчество, творчество, творчество!
Однако Ксения со своими хобби теперь являлась существенной помехой мужу в работе на их семейном творческом рабочем месте.
К своим увлечениям фотографией, что в некоторой степени шло на пользу мужу-писателю, она добавила внезапно проявившийся у неё интерес к творчеству исполнителя собственных песен, в основном под гитару, давно и весьма известного Константина Никольского, увлекшись, как показалось мужу, не только его песнями, но и им самим.
Она часами просиживала в наушниках у экрана монитора, иногда раскачиваясь в такт мелодии, и при этом как-то уж очень загадочно чему-то про себя улыбаясь.
А иногда до слуха мужа доносился лёгкий скулёж, подпевающей женщины. И тогда ему на ум приходило старое сравнение такой внезапной мелодии, которое его бабушка по материнской линии – мудрая Комарова Нина Васильевна – озвучивала, как: Ну, что ты скулишь, как сука в прясле?!
Платону было очень забавно в сумрачной комнате лицезреть свою слишком увлекшуюся, и ничего вокруг себя не замечающую, жену.
С праздным видом, закинув нога на ногу, иногда попивая чаёк, она слушала и слушала, скулила и слушала, слушала и скулила.
Но Платон всё-таки как-то находил общий язык с женой, и они чередовали сидение за компьютером со своими другими домашними делами.
А такие дела у Платона пока были. После ремонта он иногда кое-что всё ещё доделывал. Но главное, конечно, было его творчество.
Теперь он решил изучить собранные материалы и написать о деятельности своего сына-разведчика. В связи с чем, по электронной почте он обратился к известному специалисту по истории Службы Внешней Разведки России – заместителю главного редактора «Российской газеты – Николаю Михайловичу Долгополову. Но тщетно! Мэтр так и не ответил.
Поэтому пока Платон записывал и дописывал всё собранное и набросанное им за год.
Традиционная поездка в НИИ на день рождения их общей начальницы – Ольги Михайловны – и её помощницы Елены Георгиевны, на этот раз ничем примечательным ему не запомнилась.
А сорокалетие своего самого молодого сотрудника Алексея Ляпунова отметили 13-го декабря в пивном ресторане Пилзнер на Покровке, где разошедшийся за пивом Иван Гаврилович пытался играть первую скрипку.
Ещё утром, в предвкушении халявы и удовольствия, потому уже находясь в праздничном настроении, он опрометчиво предложил Платону:
– «Пойдём, покурим и пивка попьём!».
– «А мне претят пошлые привычки быдла!» – неожиданно буркнул тот, не оборачиваясь и выходя из кабинета.
Обидевшись, Иван Гаврилович до поры до времени затаился. А случай взять реванш у Платона ему представился уже ближе к вечеру.
Дождавшись, когда Платон допустит промашку, – из-за отсутствия достаточного количества зубов, он не сумел толком прожевать кусок мяса и проглотил его, чуть ли не давясь, – Гудин зло прокомментировал:
– «Да не надо пытаться проглотить кусок, который в рот не лезет! А ты вон пытаешься его даже в… жопу засунуть!».
Протолкнув кусок в глотку с помощью пива, и потому невольно выждав паузу, Платон облегчённо и многозначительно заметил Ивану:
– «Фу-у! Слава Богу, вошло! Скажи спасибо, что не в твою…!».
Платон тут же подумал, как порой разные, даже противоположные предметы, действия или явления в своих проявлениях, могут обозначаться одним и тем же словом.
Но обстановка за столом быстро нормализовалась вмешательством Надежды с очередным тостом за именинника, и начавшим вспоминать смешные истории виновником торжества, вскоре поддержанным и остальными.
– «А помните, как в рекламе по телевидению туши для ресниц, показывали лицо японки с пушистыми ресницами и с косыми глазами? А голос за кадром вещал: настоящая гейша может поразить мужчину одним взглядом?!» – начал Платон.
Сквозь смех чуть захмелевших коллег посыпались и другие забавные истории, зачастую частично надуманные их вещателями. Не отстал от сослуживцев и Платон, завершив веселье последними новостями:
– «Я как-то летом в электричке услышал от очередного бродячего продавца: Таблетка от запаха в холодильнике! Кладёте одну таблетку на дно холодильника и надолго забываете о запахах чеснока, рыбы, котлет, и прочего! Так я не удержался и громко добавил: А когда проснётесь, процедуру можно повторить! Так засмеялись даже полусонные пассажиры!» – под смешки коллег начал писатель.
– «А слышали по телевидению? Наше вещество действует быстро, эффективно и безопасно! После первой инъекции у Вас пропадает желание пить! После второй – есть! А после третьей… – жить! И если это Вам не поможет, мы готовы вернуть Вам Ваши деньги!» – по привычке подкорректировал истину бывалый сочинитель.
Инициированное Платоном было подхвачено Алексеем, тут же рассказавшим несколько и своих историй.
После окончания торжества Платон успел съездить ещё и в редакцию журнала «Новый мир», куда передал три рассказа, удачно вычлененные им из своего романа.
Через неделю отмечалось 90-летие создания внешней разведки страны, а двумя днями ранее – день СВР России.
Но и тут не обошлось без телевизионных курьёзов. Платон своими ушами слышал сообщение ретивой телевизионной журналистки об открытии выставки, посвящённой «Рыцарям… плаща и кинжала».
В эти же выходные он открыл очередной лыжный сезон. Снегу навалило уже много, и тянуть дальше было бы неприлично. Несмотря на начало сезона, скольжение было отличным. Более того, уже в дебюте – что никогда не было ранее, с интервалом в неделю, Платон дважды подряд показал на дистанции свой лучший результат уходящего года.
Придя домой в отличном настроении, он игриво спросил Ксению:
– «Ксюх! А как ты думаешь, почему, сначала назывался снеговик, а потом стал снежной бабой?».
Не дождавшись ответа, пока не попавшей в струю жены, он сам же ей и ответил:
А потому что морковки не хватило!».
– «А разве не наоборот?!» – удивилась быстро нашедшаяся Ксения.
– «А что, уже морковку подвезли?!» – не дал он ей сумничать.
В конце декабря неожиданно потеплело, и лёд на предпраздничной Москве-реке, не без помощи ледокольных судов, подтаял.
Более того, неожиданно падающие с небес, из тёплых слоёв атмосферы, капли дождя замерзали при соприкосновении с землёй и ветками, создавая настоящий, классический гололёд.
Выйдя в воскресенье вечером в магазин, Платон не смог пройти и двух десятков метров, ограничивший лишь посещением, находящегося в его же доме «МагазинЧика».
Редкие прохожие уже не шли, а постоянно скользили, многие падали, хотя молодёжь и дети веселились.
Наконец народ увидел настоящий гололёд.
Более того, стала видна чёткая разница между гололёдом и гололедицей.
Все ветки деревьев, на которых почему-то сразу набухли почки, покрылись полностью, как коконом, их обволакивающим льдом.
Такого Платон с Ксенией никогда ранее не видели.
Под тяжестью льда ветки деревьев, не говоря уже о ветках кустов, наклонялись и сильно изгибались, зачастую просто обламываясь. Кое-где от падающих ветвей и целых деревьев обрывались электропровода.
Но в этом буйстве стихии была своя красота! Лес превратился в непролазные снежные джунгли!
Кроме обилия сломанных деревьев и веток кругом валялись и упавшие с высоты макушки сосен.
Одна из них упала впереди Платона метров за пятьдесят ещё 26 декабря.
С понедельника в ООО «Де-ка» начался развоз новогодних подарков смежникам.
Зато на вторник, 28 декабря, Платон отпросился у Надежды для поездки в Солнцево на первый день рождения своего самого младшего внука Миши.
Дед с лета не видел внучка, и тот приятно удивил его своим активным хождением по квартире. Привыкнув, Миша, как мог, поиграл с дедом.
Платон пробыл в гостях у сына почти весь рабочий день, освободив место следующей волне поздравляющих – друзьям Даниила и Александры.
В среду, 29 декабря, Надежда позвонила утром и сообщила, что задержится часов до трёх, и чтобы никто не уходил домой до её прихода, так как именно сегодня они будут отмечать завершение года непосредственно на рабочем месте.
– «Надька опять на нас экономит! Лучше бы в ресторан сводила!» – сразу заворчал Иван Гаврилович.
Остальные приняли предложение с пониманием.
Ведь окончание трудового года отмечают все, а мест в ресторанах и кафе на желающих не хватит. Но, самое главное, на новогодние праздники они уйдут раньше, уже 30 декабря!
Надежда пришла позже обещанного, почти за час до окончания рабочего времени, поэтому настроение самого старого испортилось окончательно. Он даже не принял участие в подготовке праздничного стола.
Сели у Платона. Алексей подносил, хозяин помещения накрывал на стол, Надежда резала хлеб и фрукты, Гаврилыч же ворча, продолжал в кабинете гонять шарики на компьютере.
Наконец расселись. Платон – на своём месте, спиной к стене; Надежда – в торце, ближе к выходу, прогнав с этого места старого ворчуна, мотивировав своё требование необходимостью периодически подходить к телефону; остальные – по длинной стороне, напротив Платона, спиной к входу в цех.
Пока Надежда на повышенных тонах успокаивала ретивого старца, – на этот раз придравшегося к обилию колбасной нарезки и отсутствию на столе чего-либо другого, более интересного, вкусного и разнообразного, – предложив ему даже покинуть помещение, Алексей опять открыл подаренное коллективу шампанское.
Видя, что его коллеги сидят в некоторой растерянности, Платон шутливо предложил Надежде произнести тост, но перед этим «сделать краткий доклад об итогах года».
Та с удовольствием и с долей юмора согласилась, сразу разрядив своими комментариями обстановку, придав ей праздничную направленность. В дальнейшем всё шло как по-маслу. Тосты чередовались один за другим.
– «У нас на складе осталось шампанское – всем по одной бутылке!» – радостно объявила начальница.
– «Ну, надо же? Как ты всё точно рассчитала?! Там как раз осталось четыре бутылки!» – в тон ей, чуть саркастически заметил Платон.
С шампанского только они с Надеждой перешли на коньяк, который неожиданно оказался очень приятным. Остальные, каждый по своей причине, поостереглись. Алексею предстояло вскоре сесть за руль, а Иван Гаврилович сослался на плохое самочувствие.
Для восстановления исторической и морально-этической справедливости Платон тактично, дабы не обижать обиженных начальницей мужчин, предложил тост «За… нашу женщину!».
Надежда была довольна, но остальные мужчины поддержали тост вяло, ибо не видели в начальнице буквально женщину в их понимании.
Однако та ответила Платону взаимностью, провозгласив тост за своих коллег-мужчин, этим окончательно покрыв самодовольными улыбочками их чуть хмельные лица. Вскоре, так и не перейдя к чаю, все насытились.
В заключение Надежда дала вполне ожидаемую команду разобрать остатки трапезы по домам.
Алексей не постеснялся попросить себе всю в обилии оставшуюся колбасную нарезку, но Иван Гаврилович заставил его поделиться с собой, ближним.
Надежда же сгребла к себе со стола все фрукты, предложив Платону взять домой оставшийся чёрный хлеб, на что тот естественно ответил отказом. Но поняв нелепость своей просьбы, она тут же поделилась с ним одной третью взятых себе фруктов, не забыв подсунуть и недоеденную Гудиным вяжущую хурму.
Да-а! Как были мои коллеги обиженными Богом на голову и культуру, так таковыми и остались! Ни чести у них не прибавилось, ни совести, ни чувства долга, ни даже тактичности! – опять понял про сослуживцев Платон, снова в одиночестве убирая за ними со своего стола.
Хорошо, что хоть Надька большую часть посуды помыла! А то совсем было бы свинство с их стороны! – несколько успокоил он себя, заканчивая уборку и относя к Надежде в кабинет встряхнутую и сложенную им скатерть.
Укладывая в сумку свои, взятые домой на зимние каникулы бумаги, фрукты, шампанское и хлеб, Платон подумал – Как в песне Жана Татляна «О, Боже, не спеши!» – хлеб и вино! Вот всё что Бог послал мне от моих коллег к Новому году!?
На следующий день, в четверг, 30 декабря, Платон с большим удовольствием покатался на лыжах. Из-за завалов он выбрал другой, обходной маршрут, и пару раз заблудился, позже выводимый на знакомые тропы и просеки бывалыми лыжниками. В итоге он перекрыл свою обычную временную норму почти в два раза.
Вот и со мной случилось предновогоднее приключение! Сначала встретил «снегурочку», потом, не послушав её, дважды заблудился, и в итоге накатался как будто за целых два дня! – искренне радовался Платон.
А «снегурочка» оказалась очень симпатичной, голубоглазой, на лыжне одинокой, женщиной в расцвете лет. Она была одета в серо-голубые тона, и очень долго объясняла Платону дорогу, даже предлагая свернуть на другую.
Дурак я! Не понял намёка! Вот потому и заблудился, недотёпа! А хороша была, особенно глаза! – некоторое время жалел себя «Дед Мороз».
И на обратном пути он подумал, – вот такие в сознании бродят направленья моей мечты! – и в его воспалённом мозгу сами собой стали появляться саркастические строчки на упущенную им возможность:
Но встреча дома с женой и начавшиеся предпраздничные хлопоты, сразу всё расставила по своим местам. В этот раз у Платона было время нарядить ёлку самостоятельно, и он с честью и со вкусом выполнил добровольно взятую на себя, давно им подзабытую, задачу.
В этот раз решили обойтись без «дождя», практически всегда, словно плёнкой, закрывавшего собой все остальные ёлочные украшения. Получилось здорово! Теперь ёлка со всеми её игрушками просматривалась практически насквозь, став ещё праздничней и красивее!
На следующий день супруги Кочет встали поздно, но подготовиться к встрече Нового года успели спокойно и заблаговременно.
Старый год решили проводить в двадцать один час, чтобы успеть остыть и проголодаться к встрече Нового года.
Но Кеша опять нарушил планы родителей. Его предпраздничные хлопоты с подарками усадили семью за праздничный стол уже вначале последнего часа уходящего года. Так что проводы старого плавно перетекли во встречу Нового в традиционно тёплой семейной обстановке.
Правда вино и шампанское, подаренные двоюродной племянницей Ксении из Тольятти, Юлией, – студенткой одного из столичных ВУЗов и по совместительству ответственной работницей одного из столичных ресторанов – оказались неудачными. Но не в этом ведь семейное счастье!
Платон с Ксенией с удовольствием пообщались с сыном, который в последнее время очень редко удостаивал родителей своим вниманием.
В декабре Кеша видимо распрощался с Кирой, хотя тёплые поздравления от неё с Новым годом Платон и Ксения получили и через SMS-ки и по E-mail. Теперь он частенько ночевал у своей новой подруги, которая превосходила прежнюю пассию своим умом, ибо была старше молодых на семь лет. И пока Иннокентию было с нею, как минимум, комфортней.
После двух часов нового года Кеша вновь отбыл на всю ночь, но на этот раз с друзьями и по друзьям.
А супруги, чередуя просмотр праздничных музыкальных передач с прослушиванием любимых песен по компьютеру, просидели до самого утра, довольные улегшись спать уже около семи часов нового дня. Но потерянное летом Ксенией либидо не компенсировали ни алкоголь, ни новогодняя ночь, ни праздничный концерт, ни… даже Константин Никольский.
На следующий день Платон открыл и первую лыжню Нового года. И словно к месту, будто бы по заказу, лес был просто сказочным!
Ветки наклонившихся, словно арки, деревьев хрустальной завесой свешивались на лыжню и тропы, словно лианы, закрывая проход.
Пробираясь под ними, Платон задевал их своей головой и те звенели, как стеклянные гирлянды – украшения новогоднего леса. Но его голове достался не только стеклянно-хрустальный звон льдинок на ветках.
Звон в его голове чуть было не произошёл от падения на него средне рослой осины, своими ветками перегородившей и блокировавшей дорогу Платону, одновременно ударившей его по голове и сдвинувшей его спортивную шапочку ему прямо на лицо.
Во время треска дерева Платон успел слегка присесть и сомкнуть над головой, для её защиты, руки с торчащими концами палок.
Фу, слава Богу, пронесло! Даже не поцарапало и не разодрало одежду! И всё это напротив кладбища!? Да, как-то уж слишком символично! Хорошо ещё отделался и, главное, не обделался! – радовался естествоиспытатель.
В связи с такими завалами Платон со следующего дня стал ходить на лыжах по новым маршрутам. Он теперь, как бы заново, открывал в лесу давно им подзабытое прошлое.
В Салтыковском лесопарке, по форме напоминавшем почти с запада на северо-восток расположенный рыбий пузырь с перемычкой, имелись три пруда. На его северо-востоке – Жёлтый пруд, на северном берегу которого располагался знаменитый ресторан «Русь», и с крутого берега которого Платон последний раз спускался вместе с первой женой Элеонорой ровно тридцать лет тому назад.
Почти южнее Жёлтого, соединённый с ним рекой Чечера, находился Тарелочкин пруд, вдоль берегов которого Платон ходил чаще всего. На его юго-восточной оконечности, во всяком случае, более тридцати лет тому назад, был знаменитый родник, из которого Платон со своим отцом, или со своими товарищами по лыжам иногда попивал вкусную студёную воду. На перемычке же лесопарка, юго-западнее Тарелочкина пруда, находился ещё один небольшой прудик, по-аналогии, прозванный в народе «Блюдечко», через который невольно проходили все значимые тропы лесопарка.
Обычный маршрут Платона, который он постоянно пробегал вот уже семнадцатый год подряд, начинался от автобусной остановки на Салтыковской улице, вблизи поворота на Городецкую улицу, и далее проходил до угла бывшего военного городка одной из воинских частей ВМФ (возможно пункта дальней тропосферной связи). Потом вдоль его бетонной стены и ограждения Николо-Архангельского кладбища путь пролегал до «Блюдечка», после чего круто поворачивал влево, почти по прямой на север, вплоть до Салтыковских дач, практически до дома Варвары и Егора.
Затем он круто поворачивал вправо, почти на сто пятьдесят градусов, и шёл с левым поворотом до северного берега Тарелочкина пруда. Пройдя по его западному берегу, около усадьбы Лесничества Платон сворачивал опять круто направо по просеке, и возвращался на прежнюю трассу, на молодую лесопосадку севернее «Блюдечка».
Теперь же, из-за завалов, маршрут пришлось круто изменить.
Платон стал ходить по южной кромке лесопарка, по левому берегу Банной канавки мимо Кожухово, лишь затем сворачивая на север к «Блюдечку», снова выходя на перемычку лесного массива. Перейдя через мостик, теперь он брал круто вправо, почти вдоль ручья проходя весьма живописной лыжнёй до самой дамбы Тарелочкина пруда. А далее по его северо-восточному берегу доходил до очередной дамбы, по ней сворачивая на прежний маршрут, на его обратное направление.
В начале января проявились и солнечные деньки, народ повалил в заколдованный лес, который встречал лыжников и первозданной чистотой.
В лесу некоторые деревья были даже выворочены с корнем, но ёлки устояли. Их наклонно вниз растущие ветки сбрасывали с себя излишки снега.
По мнению специалистов, многие деревья после оттаивания льда с их коры и веток не смогут выпрямиться, так и останутся согнутыми, кривыми.
Во многих местах картина напоминала даже тунгусские мотивы.
В среду, 5 января, в поисках перехода через приток реки Чечера, обходя восточную кромку лесопарка, Платон увидел, как кто-то на параплане с бензиновым моторчиком низко летает вдоль опушек леса, ловко маневрируя в его изгибах, чуть ли не задевая кроны деревьев.
На следующий день Платон, наконец, сагитировал Ксению. Они хоть и поздновато, но вышли на лыжню вместе с домашним фотокорреспондентом.
И словно в награду для них в этот день Солнце играло своими лучами на обледеневших ветках, создавая праздничную красоту.
Своими лучами сквозь деревья, оно прокладывало им снежный путь.
О своих восторгах супруги поведали и чете Егоровых – Гавриловых: Егору и Варваре, вытащив их на следующий день на рождественскую лыжню, но до этого проведя вечер и ночь перед рождеством у них в гостях.
Задержавшись на лыжне до начала наступления сумерек, Платон с Ксенией всё-таки обрадовали свояков своим появлением. Скинув с себя, не успевшее намокнуть всё лыжное, они приняли душ и облачились в гостевые домашние халаты, накинутые на исподнее, не забыв надеть и тёплые носки в шлёпанцы. В общем, получилось по-домашнему.
За весёлыми разговорами, праздничным обедом с выпивкой и поздним ужином с чаепитием время для них пролетело незаметно. Даже до любимого Платоном бильярда дело в этот раз так и не дошло.
Тем обсудили множество, но поверхностно. Касаясь взаимных поздравлений всех их родственников, к единому мнению так и не пришли.
– «Обилие средств коммуникаций в наше время даёт неограниченные возможности для общения… и поздравлений!» – задал тему Егор.
– «Да, вон нам наши верующие родственники всё шлют SMS-поздравления! Да только мы на этот раз на них не отвечаем!» – поддержала тему Ксения.
– «А почему?» – искренне удивилась Варвара, прекрасно зная, что на её поздравление сестра как раз и ответила.
– «Да я говорю о сообщениях, посланных Платону! Он ведь их вообще не читает! И все, в принципе, об этом знают, однако шлют и шлют!? А он даже их посылать не умеет! И не учится этому в принципе!».
– «Нет! Посылать я как раз умею, но не SMS-ки! Я считаю, что в таких случаях надо звонить, чтобы убедиться в их прочтении! А SMS-ки наверно придумали для стеснительных и стыдливых, которым страшно или зазорно поговорить с глазу на глаз, даже с родственниками!» – разъяснил Платон.
– «Да они, скорее всего, бояться реакции неверующего человека!» – не смогла не уточнить Ксения.
– «А что такое?» – чуть ли не испугалась Варвара.
– «Да Платону как-то раз позвонила сестра Настя с поздравлением: Христос воскресе! А он возьми, да и удивись: Что! Опять?» – с потрохами выдала мужа Ксения.
– «Так следующий раз я продолжил! Так кто же его всё время убивает? Наверно, всё-таки, попы!?» – уточнил пересмешник.
– «Ха-ха-ха-ха! Ну, ты, Платош, и даёшь!?» – закатился было как всегда изрядно подвыпивший Егор.
– «Да хватит Вам, охальники – богохульники!» – сердито вмешалась Варвара.
– «Да я ничего не имел против! Только Настька достала меня своими церковными поздравлениями! Вы бы послушали, с каким смаком и сладострастием в голосе она меня всё время поздравляет со своими же церковными праздниками?! Будто бы я всё время этого только и жду?!» – искренне оправдывался романист.
– «Да! Правда! Это так! – пришла на помощь мужу Ксения – Ведь никто из них не поздравляет Платона с его любимыми праздниками, к которым он имеет самое прямое отношение! А их у него множество! Наверно с два десятка?!».
– «Да нет, что ты?! Меньше!» – внёс уточнение виновник обсуждения.
– «А интересно, это какие же?» – решила внести ясность в неясный пока вопрос хозяйка дома.
– «Ну, что Вы, девки? Совсем уже?! – взял слово и Егор – День защитника Отечества – раз! День космонавтики – два! 1 и 9 мая – три четыре! День…» – замялся он далее.
– «ПВО страны, Военно-морского флота, авиации, артиллерии и РВСН, химика, промышленности, космических войск, 7 ноября, в конце-то концов!» – пришёл ему на помощь специалист по своим праздникам.
– «Вот только день независимости России от Советского Союза мы все не любим!» – с грустинкой заметила Ксения.
– «Да уж, это и понятно! А давайте помянем всех родителей! Как бы они все сейчас за нас, детей, внуков и правнуков порадовались бы?!» – обрадовался возможности провозгласить внеплановый тост Егор Алексеевич.
– «Давайте!» – согласились остальные дружно, вскоре перейдя на чай.
Поставили самовар, и расселись у большого телевизора с надеждой посмотреть что-нибудь праздничное.
Но праздничную программу по телевидению с завидным постоянством прерывала назойливо-глупая телереклама, из которой сидящие под хмельком ветераны увидели даже играющую в баскетбол балерину с ещё не целованной «пачкой».
– «А хорошо у Вас тут, в Вашем… банд-хаузе!» – неожиданно всех ошарашил поэт-песенник.
– «А ты думаешь у нас здесь… малина, что ли?!» – быстро нашёлся певец.
Он тут же понял намёк Платона и взял гитару.
– «Егор! А ты знаешь, Ксюха теперь круто подсела на Константина Никольского!» – ревниво выдал жену Платон.
– «Я даже билет на третье февраля купила – на его концерт в честь шестидесятилетия!» – похвалилась Ксения.
– «Я тебе его оплачу в качестве подарка ко дню рождения!» – перехватил было у жены пальму первенства Платон.
– «О-о! Спасибо! Но только он стоит пять тысяч!» – ошарашила всех самая младшая в компании.
– «Как пять? Ведь было две с половиной!» – удивился муж.
– «Да! Так оно и есть, но я купила на второй ряд!» – ещё больше удивила всех Ксения.
– «Ты, что? Купила билет за пять тысяч, при зарплате в семь с половиной?!» – только теперь очнулась старшая сестра.
– «Да! А когда ещё удастся увидеть его?!» – оправдалась младшая.
– Да-а? Тогда щас споём!» – перешёл на главную тему Егор.
И к удивлению всех собравшихся, и к большой радости Ксении, Егор запел так полюбившиеся ей песни её нового кумира. Поняв, что у него это получается тоже не плохо, она стала даже немного подпевать ему.
– «Варь, а Егор здорово на гитаре играет!» – не мешая дуэту, обрадовал хозяйку Платон.
– «Да уж! Он ведь почти каждый день тренируется!».
– «Наверно, как… Никольский?!».
– «Да ладно тебе, не ревнуй! Чем бы дитя…» – не успела договорить Варвара, как была перебита сестрой:
– «О чём это Вы там шепчетесь?».
– «Да так, обсуждаем Вас!» – выдала правду матку Варя.
– «Обсуждаете, или осуждаете?» – поинтересовался её муж.
Незапланированный концерт затянулся, потому легли поздно.
Ещё из разговоров со свояками Платон понял, что они уже пешком облазили все леса в округе, но на лыжах пока не ходили – боялись завалов.
Однако на следующий день все дружно вышли на лыжню, и не зря. Погода была отличной, праздничной! А по лесу уже гулял не только народ.
На лыжне компании встретились и две амазонки на пахучих лошадях.
– «Они, что?! Лошадей не моют?» – возмутилась, зажав нос, Ксения.
– «Это кони! А они так же вонючи, как и козлы!» – уточнила Варвара.
Вначале прогулки Егор с Варварой показали своякам ближайший к ним Жёлтый пруд, северная часть которого оказалась давно приватизированной владельцами ресторана «Русь». Его хозяева срыли один давно всем известный холм, построив на его месте летний павильон, и огородив свою территорию металлическим забором до самой воды. Кроме того в северной части пруда теперь виднелись гостиница, баня, купальня, изящный мостик, и другие экзотические постройки. Затем настала очередь и Тарелочкина пруда.
Компания свернула к нему, пройдя от своего дома на юг и повернув налево на просеку, ведущую к пруду мимо усадьбы Лесничества.
Но теперь по западному берегу пруда пришлось местами просто продираться под ветками поваленных деревьев.
– «Действительно, как в сказке! В этом есть даже что-то зловещее!» – не удержался от восхищения вслух Егор Алексеевич.
– «Ой, Вы со своей красотой меня на лыжне совсем замучили!» – первой не выдержала запыхавшаяся Варвара Александровна.
– «А жизнь вообще, как известно, даётся только один раз! И прожить её надо так, чтобы не мучить больно…» – сразу саркастически процитировал и с юмором прокомментировал писатель.
Но больше всех путешествие понравилось собаке. То она опережала лыжников, то останавливалась, зарываясь носом в снег, то, вытягивая шею, то ли принюхивалась, то ли прислушивалась к чему-то. И, как оказалось, не зря.
Вскоре Платон первым обнаружил на рыхлом снегу северо-восточного берега Тарелочкина пруда сначала следы зайцев, а потом и лося, не говоря уже о многочисленных следах различных птиц.
– «А жизнь-то продолжается!» – опять обрадовался Егор Алексеевич, из головы которого уже полностью выветрился вчерашний хмель.
Обойдя пруд по восточному берегу, пройдя через две дамбы, четыре лыжника и собака углубились в лес, пожалуй, на самый красивый отрезок лесопарковой лыжни, пройдя по ней почти вдоль речки Чечеры и её правого притока до угла пруда «Блюдечко», снова повернув на север, к даче свояков.
Варвара с непривычки уже подустала. Поэтому на развилке у молодого ельника они и разделились, тепло распрощавшись. Варвара, Егор и собака понуро поплелись в свою сторону, а Кочеты полетели в свою, пока на юг.
Довольные проведёнными сутками, Платон с Ксенией резво покатили в сторону своего дома – вниз, через лесопосадку, сначала к «Блюдечку». Но впереди их ждал очередной завал, но самый красивый, живописный из всех ими в лесу виденных. И Ксения опять не удержалась от фотографирования.
Видя, как тихой сапой через дебри молодняка крадётся Платон, Ксения вдруг вспомнила про кошек:
– «Интересно, а как там без нас наши киски?».
– «Наверняка греются на лоджии под солнечными лучами!» – попытался успокоить её оптимист.
– «Так это, если Кеша их выпустил!?» – внесла точность реалист.
– «А если нет, то ждут от нас виски!» – пошутил реальный оптимист.
Вскоре супруги свернули на привычную лыжню и, продираясь сквозь завалы и объезжая самые непролазные из них, неспешно залызгали к дому.
Вдруг тишину леса пронзил удивлённый вскрик жены:
– «Платон, смотри! Опять набухшие почки под слоем льда! А у другого пруда я видела и березовые серёжки во льду! И тоже готовые распуститься!».
– «Да-а! Здорово! Они под слоем льда, как в защитном коконе! Им там тепло! Да и Солнце их через льдинку, как через призму, сильнее греет!».
И Ксения надолго прервала их лыжный поход, разглядывая и выбирая натуру поинтересней. И нашла!
Она фотографировала набухшие подо льдом почки на ветках с разных ракурсов, пытаясь найти более интересное положение. Жена так увлеклась процессом, что замерзающий муж невольно принялся сочинять.
Увидев очередной снимок, Платон не удержался от стихотворного комментария к нему, удивив и даже смутив Ксению:
– «Но жизнь восставала, как пенис, к оргазму природы стремясь!».
– «Ну, ты, как всегда, о… бане!».
– «Вообще-то не помешает! А то я что-то стал замерзать!».
Супруги вернулись домой полные впечатлений, которых хватило бы им надолго.
Но следующий день, 8 января, суббота, принёс им новые, не сравнимые с прежними, положительные эмоции.
Только Платон успел принять душ после очередного лыжного забега, как позвонил сын Данила и сообщил, что, пользуясь оказией, они через полчаса заедут к нему всей семьёй.
К счастью, праздничные разносолы, хоть и не в больших количествах, но всё ещё оставались, да и Ксения только что приготовила обед.
Кроме водителя остальные взрослые слегка выпили за Новый год и Мишеньку, с интересом и весьма непринуждённо пообщались. Дед с удовольствием походил с внуком по дому, шутя при этом:
– «И так каждый день по… сорок километров!?».
Малыша конечно больше всего заинтересовали кошки. Самая младшая на всякий случай спряталась, а старшие Тиша с Мусей отдались в крепкие ручонки малыша. Но их взаимодействие контролировал дед.
Сначала внучок одновременно схватил за шерсть на спине двух, лежащих на диване кошек, и бесцеремонно приблизил их распластавшиеся тушки к себе. Гладкошёрстному Тише это не понравилось, и он сбежал.
А лохматая Муся спокойно и привычно терпела тисканье её тела и крепкие хватания детских рук за её длинную шерсть. И только когда ручонки малыша переходили разумные рамки, Муся сбрасывала их с себя одной задней лапой.
Такая кошачья бесцеремонность, граничащая с лёгкой болью, не понравилась Мише, и он даже чуть всплакнул, но был быстро успокоен находчивым дедом.
Вскоре у внучка проснулся азарт охотника, и он стал быстро ходить за убегающим Тишей, но теряя интерес к нему, когда тот останавливался и ложился.
Как только малыш достигал добычу, то тут же крепко хватал кота за спину. И пару раз тот взвизгивал от боли. На третий же раз Тихон не выдержал и слегка тяпнул Мишу за ручонку. Тут уж тот дал волю своим слезам. Теперь уже и маме пришлось вмешаться в успокоение сыночка.
Но, главное, этот день оказался примечательным тем, что в дом к деду впервые в жизни приехал его самый младший внук, у которого почти всё пока было впервые.
В воскресенье, во время завершающего каникулы лыжного похода, Платона вдруг услышал, что многие люди выходят на работу во вторник, 11 января. Придя домой, он по телефону поздравил Надежду с днём рождения, попутно получив от неё напоминание, что завтра у них первый рабочий день в новом году.
Но новый трудовой год Платон начал рано утром в понедельник с посещения бассейна.
По пути на работу подтвердилось его опасение по поводу продолжения каникул, во всяком случае, у подавляющего большинства населения Москвы.
На работе он оказался первым. Дежурная Татьяна Леонидовна встретила его недоумённо:
– «Так институт ещё не работает!?».
– «А нам Надька велела выйти на работу!».
– «Что же она у Вас какая?!».
Прошло два часа, а Платон всё ещё был один. Он даже подумал о своей ошибке по поводу сегодняшнего рабочего дня. Но вскоре громкий и радостный голос начальницы на входе возвестил о действительном начале нового трудового года.
Надежда тут же поделилась своими важными новостями, главной из которой была атакующая её простуда, как всегда, толком не выслушав новости от Платона:
– «Платон! Я заметила, что во время застолья ты себя ведёшь как-то очень уверенно, иногда как бы дирижируешь процессом! То во время затишья возьмёшь на себя инициативу, то вовремя и к месту прокомментируешь чего-нибудь, то удачное или смешное слово вставишь, то тосты приятные произнесёшь!» – вспомнила она их последнее предпраздничное застолье.
– «А дело всё в том, что они – Платон показал на стенку за своей спиной, подразумевая остальных мужчин – расслабляются за столом. Ни о чём, кроме как о дармовой выпивке и закуске не думают! А у меня голова постоянно работает, я думаю обо всём! И не только о том, что на столе, но и о том, что даже… под столом!» – намекнул он на закулисную борьбу тех против него.
Тут же, вспомнив об остальных, Надежда позвонила Алексею и вызвала того, ещё гуляющего, на срочную работу. А якобы упавшего на днях на лыжне Гудина она решила пока поберечь.
Зато Надежда не сразу вспомнила о других своих подопёчных. После длительных зимних каникул голубиная кормовая площадка оказалась под большим сугробом, потому пока пустующей.
После обеда Алексей на своей «Шкоде» привёз новые коробки с банками лецитина. Они с Платоном очистили от снега проход в цех с улицы, и разгрузили товар. И трудовой процесс в их ООО «Де-ка» пошёл с новой силой.
Но кроме этих действий никакой существенной работы в первые дни у Платона, как и у всего коллектива, пока не было. Да и Надежда со следующего дня действительно заболела. Зато её на работе сменил чуть оживший Гудин.
Поэтому поэт-писатель с удовольствием занялся своим творчеством, для начала завершив первое стихотворение нового года под названием «Ответ снегурочки», перекликавшееся с последним прошлогодним стихотворением, и органически завершающим дилогию:
Теперь он очень удачно и плодотворно завершал работу над своей первой, но большой, стихотворной эротической сказкой для взрослых «Емеля», и ждал ответа из некоторых редакций на посланные им, вычлененные из романа рассказы.
Он также распечатал свои стихи за прошлый год, и для начала отдал их своим постоянным читательницам – культурным и интеллигентным дежурным на работе Татьяне Викторовне и Галине Александровне, которая взяла их надолго, чем удивила Платона.
– «Наверно опять взялась изюм из моего стихотворного пирога выковыривать, как Лена Огородников с дачи?!» – невольно подумал автор.
Ведь все эти тридцать восемь стихотворений можно было прочитать вслух с чувством, с толком, с расстановкой, и даже с выражением всего за сорок пять минут, как это сделала обязательная Татьяна Викторовна.
Первая трудовая неделя нового года прошла быстро. В субботу с утра Платона на лыжне по телефону поздравила с днём рождения сестра Анастасия.
А вечером он отметил свой праздник уже с Ксенией и Иннокентием.
Ожидавшийся приезд семьи Даниила по взаимной договорённости не состоялся из-за ухудшающегося самочувствия где-то простудившейся Ксении.
Как всегда по Skype Платона из-за границы поздравили семьи старших сыновей. По телефонам именинника поздравили и некоторые другие его родственники и друзья.
Друг и свояк Александр заодно поделился и очередными своими проблемами с женой Наталией:
– «По наводке Ксюхи моя Наташка тоже подсела на Константина Никольского! У неё даже от этого, похоже, крыша поехала? Все дни сидит у компьютера в наушниках, и слушает его песни, подвывая при этом, помнишь, как ты говорил: как сука в прясле?! Уж и не знаешь, что и думать? У меня невольно возникает всё более навязчивый вопрос – когда же она начнёт стены говном мазать?!».
– «Да уж ладно, тебе! Я слышал: твоя на пару с моей пойдут третьего февраля на концерт этого Никольского?!».
– «Да уж! Развелось этих Никольский, как собак нерезаных: Константин, Андрей…, ещё какой-то есть?! Оторвать бы им…?!».
– «Санёк! Ну, ты даёшь!? Заревновал, что ли? Да не бойся ты! Чем бы… баба не тешилась, лишь бы не… бесилась!».
– «Платон! А кстати о бабах! Нас Варя тоже пригласила покататься на лыжах по вашему знаменитому, заколдованному и заваленному лесу! Надо бы совместить?! Как ты?».
– «Да я всегда за! Я же все выходные хожу туда на лыжах! Так что дело за Вами!».
– «Хорошо! Договорились! А конкретно – созвонимся!».
В этот день вдруг неожиданно объявился Валерий Юрьевич Попов.
Но его невнятное дневное телефонное приветствие пришлось лишь на Ксению.
Но почему-то не позвонил школьный товарищ Александр Михайлович Сталев, поздравлявший, однако, Платона с Новым годом?!
А обещавшие подъехать хоть в понедельник артисты – дочь с зятем, как часто бывало и ранее, свое слово так и не сдержали, заменив свой визит запоздавшим телефонным поздравлением. Платону, конечно, это было неприятно. В который раз дочь забывала поздравить отца в его день рождения. А зять вообще, казалось, был в этих вопросах ни рыба, ни мясо?!
Завершив до этого большую стихотворную сказку для взрослых, ставшей его тысячным стихотворением, поэт с грустинкой дописал и первое стихотворение второй тысячи, назвав его «Мой миллениум»:
Но на этот раз, как впрочем, и в предшествующие годы, Платон не стал писать поздравительное стихотворение Надежде.
Она, ещё восстанавливавшаяся после болезни и всю последующую неделю, в пятницу, по случаю давно прошедшего своего дня рождения, всё же сводила коллег в их любимый «Пилзнер» у Покровских ворот.
– «Сегодня я это делала, скрипя сердцем!» – по пути до метро «Чистые пруды» созналась она своему в таких случаях традиционному попутчику Платону.
Да! Человек становится культурным через то, что он сам сделал! – неожиданно осенило писателя.
И словно салют к запоздавшему на две недели празднованию дня рождения Надежды в ближайших к её дому окрестностях, в аэропорту Домодедово, в понедельник 24 января, в половине пятого дня, произошёл взрыв, наложивший отпечаток на её настроение во все последующие дни.
– «Что-то снаряды стали ближе от тебя разрываться?!» – бесцеремонно мрачно пошутил Иван Гаврилович, пытаясь вывести начальницу и так из неустойчивого душевного равновесия.
– «Не каркайте!» – оборвала она чёрного ворона.
В последние выходные дни января Платон вновь вышел на лыжню со своим личным фоторепортёром Ксенией. Погода была в меру морозной и солнечной. Глядя вслед ловко скользящему мужу, Ксения фотографировала.
В процессе любимого занятия её, очарованную окружающей действительностью, вдруг осенило:
Как же здорово! Зимнее, но красивое небо; поваленный, но сказочный лес; старый, но шустрый муж. И есть ещё порох в пороховницах!? – думала она, фотографируя фигуру стремительно уходящего от неё Платона.
Поди, сейчас он идет, и стихи на ходу сочиняет?! – не обошлась она без ехидства.
А в первый день февраля интеллектуальная вахтёрша Галина Александровна Буслаева, наконец, вернула Платону Петровичу Кочету его стихи за прошлый год, в этот раз почему-то похвалив поэта, как всегда не обойдясь и без конструктивного короткого замечания:
– «Замечательно! Особенно мне понравились стихи о природе и Москве! Всё так узнаваемо! Просто здорово! Но у Вас есть повторы! Надо шлифовать текст!».
– «Я рад, что Вам понравилось! А повторы у меня в принципе бывают, но, как правило, в прозе. И за этим я внимательно слежу!» – искренне обрадовался поэт и уточнил писатель.
А на следующий день неожиданно для поэта и писателя Платона Петровича Кочета вдруг завершился год тигра?!
Уходящий год, как красивый уссурийский тигр, – по календарю соседей, – совершил свой гигантский прыжок навстречу восходящему на горизонте Солнцу, через Тихий океан и Анды в Аргентинские прерии Параны и дальше на Бразильское плоскогорье. При этом, словно оттолкнувшись задними лапами, он завалил всё снегом и льдом, повалил хрустальные деревья в российских лесах, а приземлившись на Южно-американскую землю ушастым кроликом, своим гигантским прыжком вызвал там оползни и наводнения.
Надо же?! На земном шаре и природа что-то разгулялась не на шутку, а не только одна демократия в России! – про себя решил наблюдательный писатель.
И только на следующий день, 3 февраля, ещё через две недели после празднования дня рождения Надежды Сергеевны, пришёл черёд и Платона Петровича, задержавшегося со своим праздником исключительно из-за начальницы, которая, наконец, снизошла до чаяния коллег, и после долгих колебаний разрешила это застолье.
В «Пилзнере» удалось разместиться в подвале за любимым ими большим круглым столом в укромном уголке за колонной.
Алексей, правда, задержался, но не на много. Как раз успел к своему тосту. И хотя Надежда Сергеевна Павлова почти всё уже пожелала в жизни своему сотруднику, Алексей Ляпунов всё же внёс и свой оригинальный вклад в поздравления коллеги. Только один мрачный Гудин обошёл это событие молчанием, не провозгласив тост за своего антипода, словно показывая всем, что ничего хорошего тому не желает.
Привыкшего к поведению пакостника, Платона это не обидело, хотя несколько удивило. Ведь Иван Гаврилович в последнее время вроде бы сделал попытку пойти коллеге навстречу.
Несмотря на это, вечер прошёл в весьма тёплой и непринуждённой обстановке. Платону с лихвой хватило в меру многословных и от души сделанных поздравлений двух других сослуживцев.
Особенно его всегда подкупали их пожелания ему больших творческих успехов. Пользуясь случаем, как бы в благодарность коллегам, и применительно к обсуждаемой проблеме, Платон сразу выдал для них сходу сочинённую им частушку:
Под дружный хохот всех сослуживцев провозгласили и соответствующий тост «за палку»!
– «А, кстати о палке! – вдруг вспомнил писатель – Я тут недавно слушал такой диалог мужчины и женщины!
Мужчина предлагает женщине: пойдём, я тебе свечку… по… вставлю!
А та ему отвечает: ты, наверно, хотел сказать: огарочек!?».
– «Фу, ты! Опять Платон о…» – сквозь смешки начала, было, Надежда.
– «О… бане!» – несказанно обрадовался своей находчивости Гудин.
– «Ему надо от этого дела таблетки специальные пить!» – доверительно наклонился он в саркастическом старческом смехе к Алексею, смеявшемуся теперь над всеми своими старпёрдзами и старгёрлзой.
– «Так он и пьёт эти свои таблетки для того, чтобы в его флоре не завелась какая-нибудь фауна!» – объяснила старцу всезнающая кандидат биологических наук, с которой Платон после застолья, теперь уже по обыкновению, проделал обратный путь до станции метро «Чистые пруды».
В этот вечер он не спешил домой, ибо именно сегодня Ксения с Наталией пошли в Дом Музыки на концерт Константина Никольского.
Домой жена вернулась в приподнятом настроении и всё ещё возбуждённой, хотя и немного усталой, чуть ли не взахлёб рассказывая мужу об увиденном, услышанном и пережитом.
Платон тактично слушал увлечённую женщину, где нужно поддакивая жене, или задавая непринципиальные, уточняющие вопросы.
Слава Богу, Ксюха хоть немного развеялась! А то в последнее время она что-то стала хандрить и ипохондрить!? Да! Много ли женщине надо?! – подвёл итог Платон.
Почти через неделю он воочию увидел подтверждение этих своих мыслей, когда заскочившая к ним по пути Нона предстала перед его приятно удивлёнными очами очень свежей, отдохнувшей и помолодевшей, даже весьма привлекательной.
– «Вот что значит здоровый моральный климат в коллективе!» – поделился он с присутствовавшей при этом Галиной Александровной.
На следующий день, в четверг 10 февраля, семья Кочетов дома втроём традиционно отметила и день рождения Ксении.
Но Кира в этот раз не только не пришла, но и не позвонила, хотя Платона она ещё успела поздравить с его днём рождения.
В этот раз Кеша уже официально объявил родителям об окончательном прекращении их с Кирой отношений, которые дали заметную трещину ещё ранней осенью.
Вот так постепенно и завяла их страстная юношеская любовь.
Как и просил отец, чтобы не травмировать девчушку, Иннокентий свёл отношения с нею на нет плавно, как на тормозах.
Расстались они практически без взаимных обид, о чём ещё долго, вплоть до 23 февраля, свидетельствовали звонки и поздравительные SMS-ки «Дяде Платону» от Киры.
Ох, женщины, женщины, женщины! Сколько же от Вас терпят ни в чём неповинные перед Вами мужчины? А сколько Вам, бедняжкам, от них тоже неоправданно достаётся? И это правда жизни! Ce la vie! – про себя рассуждал писатель.
И правда жизни витала везде вокруг Платона. И не только на работе, на улице, в трамвае, в троллейбусе, в метро и в электричках, но даже иногда и на лесной лыжне, не говоря уже о магазинах.
В субботу вечером в овощном отделе его родного «МагазинЧика» давно его знавшая и всегда слащаво улыбавшаяся и ласково обращавшаяся к нему зрелая продавщица Елена – шустрая, в меру упитанная приветливая блондинка в очках – обсчитала инженера человеческих душ аж на двести семьдесят рублей!?
Покупая овощи, – картофель, зелень, лук, морковь и капусту для засолки, – Платон за всё заплатил девятьсот сорок рублей. Ему сразу показалось, что многовато. Но ласково общавшаяся с ним продавщица помогла ею обманутому загрузить покупки, быстро сунув итоговый чек вглубь его большой сумки.
Дома Платон объявил жене, что цены опять резко подскочили. Та удивилась, взяла чек и обомлела:
– «Это тебя кобра очкастая обсчитала?! Да, что, она совсем рехнулась?! Пучок зелени стоил десять рублей, ну пусть пятнадцать, или даже теперь двадцать, но не пятьдесят же?! А капуста с морковью? Да нет! Она с тебя по сотни лишней взяла за них!? Надо идти туда! Если эта тварь будет отпираться, то я пойду к её начальству! Хорошо хоть чек сохранился!».
И Ксения стала решительно одеваться. Сначала она спустилась вниз одна, но вскоре вернулась:
– «Эта гадина испугалась меня! Надо нести обратно все покупки – она всё пересчитает!».
– «А мне уже давно казалось, что она меня обсчитывает! Наверно увидела, что мужик деньги не считает, и решила на мне нагреть руки!?».
– «Да, нет! Она видит, что ты приличный человек, очкарик – значит интеллигент! А может и лох?! Вот и решила поживиться! И видимо действительно делала это с тобой не раз?! А тут смотрит – народу никого, прибыли нет! Вот аппетит и разгулялся! Но не на ту напала, дура!».
Супруги загрузили обратно в сумку овощи и в предвкушении успешного исхода конфликта заспешили вниз.
– «Надо нам поторапливаться! А то она ещё вздумает смотаться!» – подстёгивал и так активную жену, тоже вошедший в азарт обличителя, Платон.
На месте разобрались быстро. Продавщица извинилась, сославшись на плохую работу кассового аппарата. Всё пересчитали по правильным ценам и реальным весам, и двести семьдесят трудовых рублей Кочетов перекочевали на своё законное место в кошелёк Платона, а семейный бюджет был спасён от несанкционированной прорехи.
– «Я больше у неё ничего покупать не буду!» – дома заключила Ксения.
– «А давай её теперь звать… Сарой Барабу!?» – подсыпал перцу поэт.
– «Почему? Хотя тебе, как писателю, виднее!».
– «Хм… не знаю! Наверно потому, что пыталась нам сделать… му?!».
Платону особенно было неприятно осознавать происшедшее с ним именно в размещённом в их доме магазине, со многими продавщицами которого у него давно установились весьма дружеские отношения.
Например, продавщицы молочного отдела уже давно привыкли к его вкусам:
– «Мне кефир бабушку в очёчках плюс три и два, молока плюс полтора, и батон живого нарезного!».
И если Платон не брал какой-либо из этих продуктов, намаявшиеся за день женщины с довольной и благодарной улыбкой на лице сами напоминали ему о них:
– «А что, бабушку в очёчках сегодня брать не будете?!» – с ударением на слове «брать» бывало, весело спрашивала одна из них.
Именно здесь Платона неожиданно осенило, что дальнозоркие люди спускают очки на нос, а близорукие – поднимают их на лоб, когда и те и другие очками не пользуются.
В последние выходные дни его также озарило, что к концу лыжного сезона самым приятным для него стало – это возвращение домой?!
Видимо вдоволь накатался за зиму, да и возраст всё же сказывается?! – понял заядлый физкультурник.
Ему всё чаще нравилось в выходные дни после лыж, душа, обеда, почти часовой дрёмы и похода в магазин, расслабленно посидеть вечерком у телевизора.
Но репертуар того, да и качество телепередач, часто не удовлетворяли невольного телезрителя. Даже о погоде женщины-комментаторы, как сороки, стрекотали скороговоркой.
По телевидению по-прежнему предлагали побольше узнать о жизни самозваных, или непонятно кем провозглашённых, так называемых «звёзд».
По этому поводу у супругов даже состоялась, начатая Платоном, короткая, перешедшая в интермедию, дискуссия:
– «А кто этих звёзд открывает, или назначает? И что? Они кому-то светят, а может ещё и греют, что ли?!» – начал, было, муж, не совсем точно подражаю Никите Михалкову.
– «Наверняка светят!».
– «Но тогда это значит, что эти звёзды… недалёкие!».
Ксения улыбнулась, а Платон продолжил:
– «Представь себе Никиту Сергеевича Михалкова с ответом на этот вопрос: – А ведь что интересно! Какая-нибудь…, приехавшая из своего Мухосранска в Москву, и пробившаяся наверх с помощью своего причинного места, вдруг начинает считать себя звездой!? И таких много! А звёзд же не может быть много! Их должны быть единицы! И они должны всем светить сверху, с небосвода! – И Никита Сергеевич тут же привстал, приосанился, видно ощущая себя одной из них!?».
Пришедшееся на среду, 23 февраля ничем примечательным теперь Платону не запомнилось, хотя дома праздник отметили, как и положено.
Зато в субботу они с сестрой Анастасией побывали на праздновании именин второго сына Василия Олыпина – Гавриила, которое происходило в ресторане под историческим музеем, где Платон бывал ещё раньше на свадьбе дочери Екатерины.
Предшествовавшее лёгкой трапезе в старорусском стиле театрализованное историческое представление понравилось и взрослым.
Гостей – детишек с родителями – поначалу провели по некоторым залам с экспонатами, рассказывая об их назначении и исторической ценности. При этом всё обставлялось театрализованными эпизодами из царской жизни соответствующей эпохи.
Ведущий – «Царь Алексей Михайлович» – задавал детям вопросы и премировал отгадавших. В эту игру невольно втянулись и взрослые.
Затем, пройдя в палаты и усадив всех в трапезной за длинным столом, «царь» попросил всех гостей по порядку представляться по отношению к имениннику, и поздравлять того с пожеланиями и вручением подарков.
Получилось естественно, весело и непринуждённо.
Всем очень понравившееся традиционное русское кушанье с блинами и мёдом, с ягодами и вареньями, с салатами и квасом, с пирогами и чаем – завершилось старорусскими коллективными танцами и играми.
Гости расходились довольные. А некоторые завершили праздник ещё и прогулкой по зимней Красной площади и вокруг Кремля.
Зима заканчивалась, а творческий простой писателя Кочета продолжался. Ремонт компьютера, вышедшего из строя ещё в конце января, задерживался. Поэтому Платон не мог набирать на нём текст, как планировал ранее, а увлёкся другими своими интересными делами и вскоре даже совсем потерял творческий кураж. Лишь подборка необходимых материалов для написания романа о старшем сыне-разведчике продолжалась с переменным успехом.
Но оптимист не унывал, простоев не было. У него всегда было чем заняться на все случаи жизни.
И теперь, как и прежде, его лицо почти постоянно озаряла лёгкая улыбка счастливого человека, как правило, свойственная мудрым людям.
– «Ты как будто в облаках витаешь?! Смотри не упади!» – не удержалась от комментария прозорливая Ксения.
И действительно, будничная реальность непреходящего трамвайного хамства на следующий день вернула писателя на грешную столичную землю.
При посадке одна женщина в годах разразилась бранью по отношению к шедшему впереди неё пожилому мужчине. Тот не отвечал. Но по его раскрасневшемуся лицу было видно, что он переживает.
Платону стало жалко седовласого, и он вступился за того, громогласно на весь вагон обрывая хамку:
– «Мать! Не путай трамвай с квартирой! Здесь нет твоего мужа подкаблучника! Тут ведь и… люлей можно запросто схлопотать!».
Женщина опешила и, отходя на всякий случай подальше в сторону, замолчала.
Конфликт был погашен, о чём Платон понял по благодарному взгляду пострадавшего мужчины и некоторых пассажиров.
Эх, женщины, женщины!? И это в преддверии восьмого марта!? – искренне и с грустью сокрушался писатель.
Однако добрая улыбка озарила лицо Платона уже на работе, когда он увидел в кабинете Надежды её новую находку – гладкошёрстную, разноцветную, в основном в буро-рыжих тонах, небольшую, беременную, но ухоженную кошечку в дорогом противоблошином ошейнике.
– «Ух, ты? Кто это к нам пожаловал?».
– «Да вот, прыгнула в форточку и сразу ко мне!» – радостно ответила Надежда Сергеевна.
– «Недаром год Кролика наступил!» – отшутился Платон, поглаживая заурчавшую под его рукой кошечку.
Он взял находку на руки, продолжая гладить её.
Тут же оба натуралиста приступили и к налаживанию быта своей гостьи.
– «Платон! А чего это ты никогда не берёшь яйца из Чкаловска?» – спросила Надежда, заглянувшая в холодильник в поисках подходящего угощения для кошечки.
– «Да я стараюсь… не наступать!» – непонятно и задумчиво о чём-то своём ответил тот.
В этот последний день зимы Платон стал почему-то особенно задумчивым. Зима кончалась. Впереди его ждал дачный сезон. Но какая-то неудовлетворённость терзала душу творческого человека. Из-за сломанного долгое время компьютера он не успел осуществить задуманное.
Особенно Платона теперь тяготил вопрос издания его трудов. На это требовалось время и дополнительные усилия, в том числе и возможно финансовые, коими он в достаточной степени не располагал.
Успеть бы начать издаваться при жизни! А то потом может вообще все мои труды уничтожат?! – не давала ему покоя навязчивая мысль.
Дома он, в грустном ожидании очереди на компьютер, лёжа на диване, невольно слушал понравившуюся жене музыку.
Тут он вспомнил, что такое не так давно уже с ним было. Тогда Платон и Ксения с удовольствием послушали и вспомнили песни в исполнении Муслима Магомаева.
Особенно супругов в тот раз проняло исполнение различными певцами песни «Фиалки». И хотя все исполнители были по своему хороши, первенство единодушно оставили за Муслимом Магомаевым, оттеснившим автора музыки Полада Бюль-бюль оглы и других исполнителей.
Под впечатлением услышанной мелодии, поэт тогда принялся сочинять свои слова, и вскоре короткое стихотворение под музыку этой песни, позже названное автором «Завещание», было готово.
Но ещё несколько дней Платон шлифовал этот короткий текст, заменив некоторые слова на более подходящие и точные по смыслу и эмоциональному звучанию. Наконец стихотворение было готово:
Здорово! Оно даже у меня номер имеет 999! – радовался автор.
Ну, ладно! Хватит мне нюни распускать, пора браться за дело – дописать всё о сыне-разведчике, день рождения которого кстати приближается! И пусть без дополнительных фактических материалов из архивов СВР. Сами тоже с усами! Однако мне придётся хорошенько поработать при этом и невольно стать автором детектива! Ну, и что же?! Попробую! Не боги же горшки обжигают! – окончательно и бесповоротно решил про себя Платон.