От Герцога Серж направился на улицу Св. Доминика. Насколько мог, он отсрочивал возвращение домой, но улицы стали наполняться народом. Он мог встретиться со знакомыми, а потому решился смело идти навстречу какому бы то ни было приему, ожидавшему его. Дорогой он думал о том, что ему нужно делать, и искал почву, на которой возможно было бы примирение с тещей. Серж уже не был прежним гордецом. Он упал духом и чувствовал себя разбитым. Одна госпожа Деварен могла снова поставить его на ноги. Будучи в несчастии настолько же трусливым, насколько был дерзким при полном благополучии, он заранее соглашался перенести все унижения, каким мог бы подвергнуться со стороны тещи, лишь бы она приняла его под свое покровительство.

Он боялся. Он хорошенько не знал, как далеко увлек его Герцог. Отсутствие чувства благородства не позволяло ему сознавать всю важность его преступления, и только инстинктивно он чувствовал грозившую ему опасность. Последние слова финансиста пришли ему па память: «Сознайтесь во всем своей жене: она поможет вам выпутаться». Он понял все значение такого совета и решил последовать ему. Мишелина любила его. Обратившись к ее сердцу, хотя и сильно оскорбленному им, он найдет в ней верную союзницу; а ведь ему давно было известно, что госпожа Деварен не может ни в чем отказать дочери.

Серж вошел в отель через садовую калитку и тихонько прошел в свои покои. Он боялся встретиться с госпожой Деварен прежде, нежели увидит Мишелину. Сначала он переоделся, так как ему пришлось пройти полгорода во фраке и белом галстуке, нисколько не стесняясь тем, что в таком костюме он походил па новобрачного. Посмотревшись в зеркало, он был испуган происшедшей в нем переменой. Неужели его красота, его оружие, изменила ему? Что случилось бы с ним, если он перестанет нравиться? И, как актер, который должен играть большую роль, он занялся собой. Ему опять хотелось очаровать свою жену. Его спасение зависело от того впечатления, какое он мог произвести на нее. Наконец, довольныйсобой, стараясь улыбаться, он отправился в комнату Мишелины.

Молодая женщина уже встала.

При виде Сержа она не могла сдержать невольного удивления. Давно уже муж отучил ее от подобных фамильярных посещений. Присутствие любимого человека в се комнате, казавшейся ей такой пустой без него, доставило ей тайную радость. Она встретила мужа с улыбкой и протянула ему руку. Серж нежно обнял молодую женщину и поцеловал ее волосы.

— Ты уже встала, моя дорогая? — сказал он нежно.

— Я почти не спала, — ответила растроганная Мишелина, — я очень беспокоилась. Очень долго я ждала тебя вечером. Вчера я рассталась с тобой, не простившись. Это ведь случилось в первый раз. Я хотела просить у тебя прощение, но ты вернулся так поздно.

— Мишелина, что ты! Я сам кругом виноват перед тобой, — перебил Панин, усаживая молодую женщину рядом с собой. — Я должен просить тебя быть снисходительной…

— Серж! Ради Бога, не надо, — сказала молодая женщина, взяв его руки, — все забыто. Я вовсе не хотела делать тебе упреков. Я так люблю тебя!

Лицо Мишелины осветилось радостью, глаза наполнились слезами.

— Ты плачешь! — сказал Панин. — О, как ты добра! Я еще более чувствую, как я виноват перед тобой. Ты заслуживаешь полного уважения и любви. Я недостоин тебя. Я должен на коленях перед тобой сказать, как сожалею о всех тревогах, которые доставил тебе, и как буду стараться заставить тебя забыть все.

— О, говори, говори! — воскликнула Мишелина в восторге. — Какая радость для меня слышать от тебя такие чудесные слова! Какое упоенье верить тебе! Открой мне твое сердце! Ты знаешь, что я готова умереть, чтобы сделать тебе приятное. Если у тебя есть горе, заботы, доверь их мне: я сумею помочь тебе. Кто мог бы бороться со мной, когда дело касается тебя?

— Нет, Мишелина, ты ошибаешься, у меня нет горя, — ответил Серж, но с выражением, в котором заметно было, что он хочет что-то скрыть, — кроме искреннего сожаления, что я дурно поступал с тобой.

— Да разве будущее не принадлежит нам? — возразила молодая женщина, бросая нежный взгляд на Сержа.

Князь покачал головой.

— Кто может ручаться за будущее? — сказал он с грустью.

Мишелина, встревоженная, приблизилась к мужу, не понимая еще хорошенько, что хотел сказать Серж, но сильно озабоченная.

— Какие неприятные вещи ты говоришь? — сказала она. — Разве мы не достаточно молоды? Если только ты захочешь, разве мы не можем быть счастливы?

Ласкаясь, она склонилась к его плечу. Серж отвернулся.

— Не отворачивайся, — прошептала она, обнимая его. — Ты так дорог мне в эту минуту.

Панин понял, что наступило время все сказать ей. Он сумел заставить слезы катиться по своим щекам и, оттолкнув живо жену, как бы под влиянием сильнейшего волнения, бросился к окну. Мишелина в одну секунду была около него и дрожащим голосом сказала:

— Я вижу прекрасно, ты что-то скрываешь от меня. Ты несчастен, страдаешь, а может быть, тебе угрожает опасность?.. Если ты только любишь меня, ради Бога, скажи мне всю правду!

— Да, это верно, я несчастлив, я страдаю, мне действительно угрожает опасность! Не жди только от меня признания, как ты просишь, мне слишком было бы стыдно сделать его тебе… Но, с Божьей помощью, если я не найду возможности выйти из такого ужасного положения, в которое попал через свое легкомыслие и безумие… мне остается последнее средство, которым я и воспользуюсь.

— Серж, ты хочешь убить себя! — воскликнула Мишелина, приведенная в ужас жестом, какой сделал Панин. — Что же со мной тогда будет? Но что же такое случилось, Боже мой, почему так трудно сказать? От кого мне узнать об этом?

— От твоей матери, — сказал Серж, опуская голову.

— От мамы? Хорошо, я сейчас иду к ней! О, не бойся ничего, я сумею тебя защитить. Чтобы нанести тебе удар, нужно сначала поразить меня.

Серж протянул руки Мишелине и своим поцелуем лицемер придал еще более непоколебимого мужества той, на которую переложил дело своего спасения.

— Подожди меня здесь! — сказала молодая женщина.

Пройдя маленькую гостиную, она вошла в кабинет. На минуту она остановилась, задыхаясь от волнения. Наконец, давно ожидаемый день наступил. Серж вернулся к ней. Она продолжала идти и едва подошла к двери па маленькую лестницу, которая вела к матери, как услыхала легкий стук в дверь. Удивленная, она открыла дверь и вдруг отступила, вскрикнув. Перед ней стояла женщина, черный очень густой вуаль которой скрывал все ее лицо.

Увидав Мишелину, женщина хотела удалиться. Но, увлеченная ревностью, Мишелина схватила ее за руку, резким движением сорвала с нее вуаль и, узнав ее, испустила крик:

— Жанна!

Госпожа Кейроль подошла к Мишелине и с растерянным, умоляющим видом протянула к ней руки:

— Мишелина, не предполагай… я пришла…

— Молчи! — вскричала Мишелина. — Не лги! Я все знаю! Ты любовница моего мужа.

Пораженная таким ударом, Жанна закрыла лицо руками и простонала:

— О, Боже мой!

— Нужно быть действительно очень смелой, — сказала Мишелина, в голосе которой слышался сильный гнев, — придти за ним сюда, в мой дом, вырвать его из моих объятий!

Жанна выпрямилась и, краснея в одно и то же время от стыда и горя, воскликнула:

— Ах, пожалуйста, не думай, что только любовь привела меня сюда.

— Так что же? — спросила Мишелина с полным презрением.

— Известие о скорой неминуемой опасности, которая грозит Сержу.

— Опасность? Какая?

— Поставленный в неприятное положение Герцогом, он очутился во власти моего мужа, который поклялся погубить его.

— Твой муж?

— Ах, Боже мой, — воскликнула Жанна, — да ведь он его соперник! Если бы ты могла меня погубить, разве ты не сделала бы этого?

— Тебя? — сказала Мишелина со страшным волнением. — Да разве я буду думать о тебе? Прежде всего Серж! Ты говоришь, что ты пришла предупредить его? Что же нужно делать?

— Ни минуты не медля и не колеблясь, он должен уехать!

Страшное подозрение мелькнуло у Мишелины. Она приблизилась к Жанне и, пристально глядя на нее, прошептала:

— Он должен уехать? И это ты, презирая все, не заботясь о горе, которое оставляешь позади себя, приходишь предупредить его? Значит, ты хочешь ехать с ним?

Жанна с минуту колебалась. Затем со смелым и дерзким видом, делая как бы вызов законной жене и почти угрожая ей, она громко вскричала:

— Так что же! Да, я хочу ехать! Довольно притворства! Я люблю его!

Мишелина бросилась к Жанне с распростертыми руками, как бы желая помешать ей пройти к Сержу. Она казалась преобразившейся, сильной и способной бороться.

— Что же, — сказала она, — попробуй взять его у меня!

— У тебя взять его! — возразила Жанна, смеясь, как безумная. — А которой из нас он более принадлежит? Жене ли, которая так же мало умела любить, как мало знала о грозящей ему опасности, которая не могла сделать его счастливым и ничего не может сделать для его спасения, или любовнице, которая пожертвовала своей честью, чтобы угодить ему, и, которая рискует своей безопасностью, чтобы спасти его?

— Несчастная, — воскликнула Мишелина, — ты ссылаешься на свой позор, как на право!

— Которая, наконец, из нас двоих отняла его? — продолжала Жанна, забывая и уважение, и стыд. — Знаешь ли ты, что он любил меня до твоего замужества, что он оставил меня ради тебя… то есть, ради твоих денег, я хочу сказать! Не хочешь ли теперь взвесить, сколько я выстрадала и сколько ты? Не хочешь ли, чтобы подвели итоги нашим слезам? А после этого могла бы ты сказать, которая из нас более любит его и которой он более принадлежит.

Мишелина с полным изумлением слушала эту безумную речь. Она ответила с горячностью:

— А кто из нас восторжествовал бы теперь, когда грозит ему гибель? Обе мы эгоистки! Вместо того, чтобы оспаривать его любовь, соединимся вместе, чтобы спасти его! Ты говоришь, что ему нужно уехать? Но бегство, ведь это сознание в своей вине, это жизнь, полная унижения и неизвестности. И ты можешь предлагать это ему? Да, потому что ты рассчитываешь разделить с ним его несчастное существование! Ты его толкаешь к бесчестию! И это все, что ты могла придумать. — Поразив свою соперницу, законная жена, гордясь сознанием своей сильной любви, продолжала: — Так как же? Почему ты не бросилась к ногам своего мужа, если участь Сержа зависит от человека, который обожает тебя, который всем готов жертвовать для тебя, как я для Сержа? И ты не предложила ему жизни за жизнь твоего любовника? А ты говоришь, что любишь его!

— Ах, — прошептала, потеряв голову, Жанна, — ты хочешь, чтобы я спасла его для тебя!

— Вот что у тебя на сердце, — сказала Мишелина с подавляющим презрением. — Ну, хорошо! Так слушай же, что я готова сделать, и сравни! Если для успокоения твоей ревности нужно, чтобы я пожертвовала собою, так клянусь тебе, что раз Серж будет спасен, он будет свободен и я никогда не увижу его.

Мишелина, серьезная и спокойная, с поднятыми к небу руками, казалось, выросла. Жанна, дрожащая и побежденная, смотрела па свою соперницу с болезненным страхом и прошептала едва слышно:

— Ты сделаешь это?

— Я сделаю более! — сказала законная жена, склоняясь перед любовницей. — Я должна тебя ненавидеть, но я на коленях тебя умоляю. Выслушай меня. Сделай то, о чем я прошу, и я прощу тебя и буду благословлять. Не сомневайся! Следуй за мной! Побежим вместе и бросимся скорей к ногам того, кого ты оскорбила. Его великодушие не может быть меньше нашего. Он не откажет нам, когда мы жертвуем любовью, пожертвовав местью.

Такое великодушие души и доброты пробудили в сердце Жанны те чувства, которые, как она думала, навсегда умерли в ней. С минуту она молчала, затем из ее груди вырвались страшные рыдания и она без сил упала в объятия Мишелины, сердце которой было полно жалости к ней.

— Прости меня! — прошептала несчастная. — Я чувствую себя побежденной. Твои права священны, а теперь ты заставила еще более уважать их. Возьми себе Сержа: подле тебя он снова сделается честным и счастливым. Если твоя любовь не более моей, то она возвышеннее и чище.

Обе женщины-соперницы взялись за руки и, соединенные самопожертвованием, поспешили спасти человека, которого любили.

Между тем Серж, оставшись в маленькой гостиной, мечтал с наслаждением о надежде, поданной ему Мишелиной. Утомленный бессонною ночью, чувствуя себя разбитым от перенесенных страшных волнений, он находил особенную прелесть в спокойствии. Он совсем не подозревал об ужасной сцене, которая произошла в нескольких шагах от него между Жанной и Мишелиной. Высокий героизм его жены и безропотное самоотвержение любовницы остались ему неизвестными.

Время все шло. Уже более часа, как Мишелина ушла к матери. Серж стал находить, что разговор их продолжается очень долго, как вдруг легкие шаги заставили его вздрогнуть. Кто-то шел по коридору. Думая, что это Мишелина, он отворил дверь и поспешил к ней навстречу.

Озадаченный, недовольный и беспокойный, он вдруг отступил, очутившись лицом к лицу с Пьером. Молодые люди еще ни разу не встречались один на один после того ужасного вечера в Ницце. Вернув себе самообладание, князь смело взглянул на Пьера, пристально и холодно смотревшего на него.

— Как, это вы? — сказал он Делярю, стараясь придать голосу твердость.

— Разве вы меня не ждали? — ответил Пьер так резко, что заставил князя вздрогнуть.

Серж хотел отвечать, но молодой человек не дал ему. Он продолжал резким, вызывающим тоном:

— Я дал вам обещание. Неужели вы забыли об этом? У меня же хорошая память. Вы негодяй, и я пришел вас наказать.

— Пьер! — вскричал Панин, бросившись к нему, но, тотчас успокоившись, сказал: — Слушайте, уходите вон, я не желаю вас слушать.

— Вы должны выслушать! Вы служите для семьи, в которую вступили, источником несчастья и позора. Вам не хватает мужества лишить себя жизни, так я вам пришел помочь… Вы должны оставить Париж сегодня же вечером, а то вам грозит арест. Мы поедем вместе, приедем в Брюссель и там будем драться. Если вам судьба будет благоприятствовать, вы будете свободно продолжать ваши низости… Но, по крайней мере, я сделаю все, что возможно, чтобы избавить от вас этих двух несчастных женщин.

— Да вы с ума сошли! — вскричал Серж насмешливо.

— Не думайте этого! Знайте, что я готов на все, чтобы вас заставить принять вызов. Неужели нужна пощечина, чтобы придать вам храбрости? — громко сказал Пьер, готовый ударить.

— Берегитесь! — сквозь зубы сказал Серж, злобно глядя на Пьера.

И, открыв лакированное бюро, около которого он стоял, Серж достал оттуда револьвер.

— Сначала — вор, затем — убийца! — сказал Пьер с ужасным смехом. — Попробуйте!

Он двинулся к князю, но дверь отворилась и на пороге появилась госпожа Деварен. Она приблизилась не торопясь, положила руку на плечо Делярю и повелительным тоном, которому никто не смел противиться, сказала:

— Иди ко мне и жди меня, — сказала она, — я требую этого.

Пьер молча поклонился и вышел. Князь положил револьвер на стол и ждал, что будет.

— Нам нужно поговорить, — сказала серьезно госпожа Деварен, — Наверно, вы тоже об этом думали?

— Да, — с грустью ответил Панин. — Верьте, что никто строже меня самого не осуждает моего поведения.

Госпожа Деварен не могла удержаться от удивления.

— А, вот как! — сказал она с презрительной иронией. — Я не ожидала найти вас в таком настроении. Вы ведь не приучили меня к такому смирению и нежности. Должно быть, вы страшно трусите, что дошли до этого!

Князь сделал вид, что не понял оскорбления, заключавшегося в словах тещи. Его поразило только замечание госпожи Деварен, что она не ожидала найти его кающимся и приведенным в отчаяние.

— Но Мишелина должна была сказать вам… — начал он.

— Я не видела моей дочери, — перебила его сухо госпожа Деварен, как бы желая дать ему понять, что он должен рассчитывать только на самого себя.

Не зная, что Мишелина встретилась с Жанной в то время, как шла к матери, и затем, изменив свой план, отправилась к Кейролю, Серж увидел себя покинутым своей единственной и могущественной союзницей. Теперь он погиб! Он понял, что его притворное смирение бесполезно и, перестав сдерживаться, с лицом, искаженным от злости, вскричал:

— И она тоже изменила мне? Хорошо же! Я буду защищаться сам! — Повернувшись к госпоже Деварен, он спросил: — Прежде всего, что вам от меня угодно?

— Мне нужно предложить вам один вопрос, — сказала она со страшным хладнокровием. — У нас, у купцов, когда банкротятся и видят, что невозможно опять подняться, то смывают позор своей кровью. А что делают у вас, у благородных, когда бывают обесчещены?

— Если не ошибаюсь, — ответил князь легкомысленным тоном, — вы делаете мне честь спросить, какие мои намерения относительно будущего? Я с точностью отвечу вам. Так как я вовсе не считаю положение своих дел настолько плохим, как вы о том думаете, то сегодня вечером решил ехать в Ахен, где встречусь с моим компаньоном Герцогом. Мы начнем опять вести дела. Жена моя, насчет любви которой я нисколько не сомневаюсь, поедет со мной.

Эти слова дышали ядом озлобленной души.

— Моя дочь не оставит меня! — сказал госпожа Деварен.

— В таком случае вам придется сопровождать ее, — ответил он. — Это мне очень нравится. С тех пор, как начались мои неудачи, я понял все преимущество семейной жизни.

— Так вы думаете опять меня заманить прежними песнями? — сказала госпожа Деварен. — Нет, надо поискать чего-нибудь другое, чтобы заставить меня согласиться. Чтобы я и моя дочь с вами вместе… в ту пропасть, куда вы падаете? Никогда!

— Хорошо! — вскричал Панин. — Чего же вы желаете?

Госпожа Деварен хотела было отвечать, но раздавшийся колокол на дворе удержал слова на ее губах. Этот сигнал, к которому прибегали единственно в тех случаях, когда извещали о посетителях особенной важности, раздался в ее сердце, как похоронный звон. Серж нахмурил брови и инстинктивно отступил.

В полуотворенную дверь Марешаль, с изменившимся лицом, молча протянул госпоже Деварен карточку. Та взглянула на нее и, побледнев, сказала секретарю:

— Хорошо, пусть подождет!

Она бросила карточку на стол. Серж подошел и прочел: «Дельбор, судебный следователь». Страшно испуганный, он повернулся к теще, как бы надеясь получить от нее объяснение.

— Что же, — сказала она, — это очень понятно. Пришли вас арестовать.

Серж тотчас бросился к лакированному бюро и лихорадочно открыл ящики. Он стал проворно доставать золото и бумаги и класть их в карманы.

— По маленькой лестнице я успею еще уйти. Это для меня последнее средство… Только займите этого господина на пять минут, — сказал он.

— А если дверь охраняют? — спросила госпожа Деварен.

Серж совсем растерялся. Он чувствовал себя в тенетах и не знал, как выпутаться.

— Можно быть под судом и не быть осужденным, — пробормотал он. — Вы употребите свое влияние. Я знаю хорошо, вы мне поможете выпутаться. Я буду вам так признателен! Я сделаю все, чего бы вы ни захотели. Но не оставляйте меня: это было бы ужасно!

Он дрожал от волнения и страха.

— Зять госпожи Деварен, — сказала она внушительным голосом, — не должен быть на скамье подсудимых даже и в том случае, если бы его оправдали.

— Так что же вы хотите, чтобы я сделал? — вскричал он с горячностью.

Госпожа Деварен ничего не ответила, но пальцем показала на револьвер.

— Как, я должен убить себя? Нет, это было бы очень приятно для вас.

И резким движением он толкнул оружие, которое упало около госпожи Деварен.

— А, негодяй! — вскричала она, перестав, наконец, сдерживать свой страшный гнев. — Ты не Панин! Панины умели умирать. Мать твоя, верно, обманула своего мужа и ты — сын лакея!

— Мне некогда разыгрывать с вами мелодраму, — цинично ответил князь, — я постараюсь лучше спастись.

И он сделал шаг к двери.

Госпожа Деварен схватила револьвер и, бросаясь к нему, вскрикнула:

— Ты не уйдешь отсюда!

— Вы с ума сошли, — сквозь зубы сказал князь.

— Ты не уйдешь отсюда! — повторила она, и в глазах ее сверкнул зловещий огонь.

— Еще посмотрим!

Схватив сильной рукой госпожу Деварен, Панин оттолкнул ее в сторону.

Она сделалась вся багровой. Серж уже схватился за ручку двери. Он убегал. Рука госпожи Деварен протянулась к револьверу. Раздался выстрел, от которого задрожали стекла. Револьвер упал, сделав свое дело, и среди дыма на ковер тяжело повалилось обагренное кровью тело.

В ту же минуту дверь отворилась, и вошла Мишелина, держа в руке роковую квитанцию, которую выпросили у великодушного Кейроля. Молодая женщина испустила раздирающий душу крик и замертво упала на труп Сержа.

Вслед за Мишелиною вошел судебный следователь с Марешалем. Секретарь посмотрел на госпожу Деварен, которая поднимала бесчувственную дочь и сжимала се в своих объятиях. Он понял все. Обратившись к следователю, он сказал:

— Увы, милостивый государь, вам предстоит донести об этом печальном происшествии. Князь, узнав о вашем приходе, испугался, хотя дело его было не так важно, и застрелился.

Судебный следователь почтительно поклонился госпоже Деварен, которая всецело была занята Мишелиной, лежавшей бледной и с закрытыми глазами.

— Уйдите отсюда, сударыня, — сказал он. — Для вас довольно уже волнений. Я хорошо понимаю ваше законное горе. Если мне нужны будут какие-нибудь показания, я обращусь к этому господину.

Госпожа Деварен встала, взяла на руки дочь и, не сгибаясь под этой ношей, понесла ее.