Так уж повелось у меня с самого раннего детства: где бы ни жил я по летнему времени, всегда недалеко от нас была либо река, либо озеро, либо на худой случай большой дачный пруд с вытекающей из него речушкой…

Самых первых своих рыбешек увидел я возле наплавного моста через речку Полазну, на Урале, под Пермью. Ходить одному на речку мне, малышу-дошкольнику, строго-настрого запрещалось, но я все равно потихоньку убегал туда и, лежа на досках моста, как завороженный, подолгу наблюдал, как живут там, у себя в реке, небольшие рыбешки, как, опережая друг друга, ловят они хлебные крошки, которыми я их угощал, и как тут же скрываются в своей речной траве, когда я легонько постукивал по доскам моста палкой.

Следом за уральской рекой Полазной была подарена мне река Ока, чуть ниже Белоомута. Она казалась мне тогда очень большой и очень глубокой. Я еще не умел как следует плавать, а потому для свидания с нашей очень серьезной водой выбирал только такие места, где река у самого берега мелела и успокаивалась, отгородившись от главного потока частоколом озерного камыша-кугой. Здесь и пытал я свое первое рыболовное счастье, вооружившись нехитрой снастью, состоявшей из орехового прутика-удилища, из лески — простой катушечной нитки и из поплавка — небольшого гусиного пера. Вся моя снасть была тогда самодельной, собственноручно изготовленной, кроме крючка, настоящего, фирменного, шведского крючка, доставшегося мне в наследство от моего дедушки.

От деда достались мне и старинные рыболовные книги, из которых я и узнавал, где именно водится какая рыба, на какую насадку ее лучше всего ловить, чем лучше всего прикармливать, приваживать и как о том или ином обитателе подводного мира должен будет рассказать мне мой поплавок.

Ока была совсем недалеко от того дома, где и жил я каждое лето. Стоило спуститься вниз с горы, на которой стояло наше село, — вот и река.

Наверное, именно Ока больше всего и постаралась, чтобы я дальше уже не представлял себе жизни без хорошей большой воды. О своей чудесной реке детства я помнил и потом, когда посчастливилось мне жить возле самых разных северных таежных озер. И я испытывал настоящее счастье, если мог по утру, выйдя из дома или из таежной избушки, сразу спуститься к воде, наполнить ведерко этой живой, никем не испорченной водой, а там с наслаждением пить ее, настоянную на брусничном, черничном или на настоящем чайном листе.

Какое же это счастье, когда почти у порога твоего жилища ждет тебя твоя лодочка: либо шитая из тонкой доски кижанка, либо челн-долбленка, а то и просто плоскодонная посудинка! Весло в руках и ты уже на воде, в своей родной стихии.

Вот так и жил я многие годы, не представляя себе, как быть, когда рядом, поблизости от твоего дома нет никакой воды.

Честно сказать, какая-то вода не так далеко от моего сегодняшнего дома, что на Ярославской земле, все-таки есть. Это и деревенский пруд, откуда до устройства у нас водонапорной башни и брали воду на свои хозяйственные нужды все местные жители. Это и большой пруд под деревней, бывший барский пруд, некогда богатый, с чистой водой и хорошей рыбой, а теперь напрочь заросший водоем, за которым, конечно, требовался бы уход да уход. Но внимательного ухода этот пруд, устроенный, пожалуй, еще в Х1Х веке, в наше время так и не дождался: сюда являлись чаще добытчики, а не радетели, и теперь здесь можно, разве только что одевшись в непромокаемые штаны-сапоги, разыскать лишь какого-нибудь карасика-неудачника. Под такими сапогами в пруду повсюду чуть ли не метровый слой ила, но и в этой гнилой воде как-то умудряются выживать и красные, и белые караси, которые обнаруживают себя лишь во время нереста — тогда и попадаются они в сеть, что перетягивает тут кто-то по единственному в пруду более-менее чистому месту — коридору.

Можно было бы, конечно, и тут попытать рыболовное счастье — как-то пробиться на резиновой лодке через все эти заросли и попробовать половить карасей на удочку. И однажды такой поход я все-таки предпринял, увы, ничего не нашел, кроме надоедливых пиявок, которые тут же обнаруживали моего червя, насаженного на крючок, и оставил себе после этого только грустную память, как от встречи с умирающим человеком, помочь которому ты, увы, никак не можешь.

Есть километрах в двух от нашей деревни и небольшая речушка по имени Лига… Когда-то на этой речке была мельница, была запруда, был, видимо, и мельничный омут. Но все это было когда-то, а теперь речушка, бунтующая в половодье, по лету совсем съеживается в своих, придавленных сплошным кустьем берегах и местами напрочь зарастает водяной травой.

Рассказывают, что в нашей Лиге когда-то водилось много хорошей рыбы, которая приходила сюда из самой Волги (Лига — Устье — Которосль и Волга), и что и сейчас вроде бы по омутам держится и небольшая плотвичка, и щурята, и даже ельцы. Да, я наведывался на нашу речку и с удочкой, и со спиннингом в руках, мог, наверное, что-то и разыскать здесь, но вид реки, расставшейся почти со всей своей природной сутью, обмелевшей, смирившейся с судьбой, ну, никак не мог расположить меня ни к каким упражнениям здесь с рыболовной снастью.

Говорят, что еще дальше, вниз по течению, есть вполне достойные внимания рыбные места, что там вроде бы и до сих пор ведутся самые настоящие щуки… Но вот беда — весь лес на пути от нашей деревушки к реке побит, изуродован лесорубами, все пути-дороги к реке в завалах, через которые можно перебраться разве только что на танке. И поверьте мне: испытывать себя таким непроходимым бездорожьем на пути к счастливой, светлой встрече с желанной водой, ну, никак не хочется…Я почему-то привык приходить к своей реке, к своему озеру обязательно тихо, спокойно, никак не после битвы-борьбы с теми же дорогами-погибелью, оставленными после себя моими же соплеменниками… Так что и Лигу не могу я никак считать своей рекой.

Правда, как-то отыскал я чудесное место на берегу реки Устье, к которой и спешила полноводная когда-то речушка Лига. Замечательная, редкая по красоте, тихая, умиротворяющая, дорога по сосновому бору среди черничников и брусничников, которая и приводила к светлому просторному лужку над самой рекой.

Когда-то эта дорога вела к мосту через реку, но моста, видимо, не стало уже давно, и теперь о нем напоминают собой только потрепанные временем столбы-сваи, еще торчавший из воды.

Вот возле этих свай, рядом с зарослями кувшинки и попробовал я поискать свое рыболовное счастье. И река откликнулась и подарила мне веселую встречу с неугомонными уклейками. Правда, эти рыбки были здесь не слишком велики, но были, охотились за моими червями, насаженными на крючок. И я то и дело доставали из воды небольших серебряных рыбок и слышал все время, как у противоположного берега били на струе то ли небольшие голавлики, то ли малые подъязки. Здесь, возле бывшего моста, было мне так же хорошо, как в детстве, на берегу Оки, где встречал и провожал я утренние и вечерние зори, терпеливо ожидая встречу со своей «золотой» рыбкой.

Хороша река Устье возле того соснового бора, но, увы, далеко то привлекательное место от моего нынешнего дома — это опять же надо гнать туда автомобиль, воевать по пути с проселочными дорогами. Словом, и здесь на пути к счастью не было той самой тишины, вместе с которой и уходил я раньше на свидание с рекой моего детства.

Да и навещать реку Устье возле свай старого моста удавалось мне не так часто — здесь, на Ярославской земле, я волей-неволей впрягся в обычный крестьянский труд: огород, сад, пчелы, дрова, доски, ремонты и прочее, — и эти занятия и диктовали теперь мне свои условия, прочно держа возле себя.

Вот так и прошел весь прошлый год без встречи с рекой Устье, без встречи с беспечными рыбками-уклейками, без удочки в руках… Очень может быть, что и в этот год остался бы я без рыбной ловли, если бы еще с весны не поселился в нашем доме маленький, пятилетний человечек, наша внучка Лидка, которая сразу запретила звать себя Лидочкой и которая из всех путешествий по окружающим местам предпочитала только одно — путешествие к нашему деревенскому пруду.

Уж почему притягивала к себе эту девчушку именно вода, не знаю — может быть тут срабатывали в ней какие-то гены, какая-то наследственность, но только возле нашего деревенского пруда Лидка могла оставаться чуть ли не весь день. Здесь она выискивала в воде самую разную живность от водяных клопов до головастиков, а дальше, когда из головастиков появлялись крошечные лягушата, интересовалась только ими, и мне всегда стоило больших трудов уговорить внучку не таскать домой этих лягушат-крошек: мол, дома они погибнут, лучше оставить их здесь, где они и появились на свет.

Лягушата немного подрастали, разбредались в разные стороны, и тут Лидка обнаружила, что в нашем деревенском пруду водятся еще и карасики. Она тот час определенно связала этих самых карасиков с удочками, с которыми стали появляться на берегу пруда мальчишки-рыболовы, прибывшие на лето из города к своим бабушкам… Такие удочки Лидка обнаружила и у нас в доме, а там и начала доставать меня: мол, дед, пойдем ловить рыбу.

— Пойдем, обязательно пойдем, Лидка.

Но идти с удочкой на наш пруд, где с утра до вечера стоял шум и гам, мне никак не хотелось и я честно пообещал Лидке, что мы вот-вот отправимся с ней на рыбную ловлю на берег настоящей реки. А тут и случай выпал: в сосновых борах стала поспевать черника. А раз в бору черника, то мою супругу дома уже никак не удержать. Словом, собрались мы за ягодами, но только не туда, где был когда-то мост через реку Устье, а немного поближе, где ягод было побольше.

От того ягодного места, которое мы собирались посетить, до реки было еще километра два. Но это не беда: оставим нашу бабушку-ягодницу в лесу, а сами с Лидкой на той же машине к реке. Хуже, что попадем мы на реку не ранним утром, когда только и можно было надеяться в этом месте на встречу с приличной рыбой, а почти по полудню, ибо за ягодами рано утром не ехать — рано утром по ягодникам роса, а в росу ягоды не собирают — ягоды надо собирать, когда они уже примут в себя солнце нового летнего дня…Ну, да ладно, как-нибудь устроимся.

Устраиваться по части рыбной ловли мы с Лидкой начали еще с вечера. Конечно, приготовили удочку — сама-то девчушка ловить рыбу скорей всего не будет, так что удочка нужна только мне. Приготовили небольшое пластмассовое ведерочко-аквариум для рыбы. А там и занялись поиском насадки-червей…

Это лето почти все было жарким, сухим, и чтобы добыть червячков, нам с Лидкой пришлось изрядно потрудиться.

Я поднимаю старые доски и камни, давно лежавшие на земле, а Лидка, обнаружив здесь червяка, ловко ухватывает его своими крохотными пальчиками, осторожно вытягивает из норки, сама убирает свою добычу в деревянную коробочку и плотно прикрывает эту коробочку крышкой. Словом, главным добытчиком насадки для завтрашней рыбной ловли была моя внучка.

И вот наступил наш главный день. Мы оставляем бабушку Галю посреди черничных кочек, а сами на «уазике» к реке…

Машина стоит в тени под соснами, а мы с удочкой, ведерком-аквариумом для рыбы и коробочкой с червями уже возле самой реки.

А река здесь действительно замечательная…После долгого спора с неподатливыми берегами, сжимавшими с двух сторон быструю воду, река наконец выбирается из густых косм подводной травы и устало расходится широкими глубоким плесом. Течение здесь можно заметить лишь у противоположного берега — там, на неспешной струе, то и дело негромко выплескиваются в своей азартной охоте толи голавлики, толи подъязки.

У нашего же берега было совсем тихо. Здесь, почти над самой водой, навис небольшой сухой бугорок. Бугорок нам понравился, и мы, прежде чем закинуть удочку, внимательно присмотрелись к тому почти игрушечному заливчику, который оказался перед нами…

Дно заливчика было светлым, чистым, скорей всего песчаным. Слева над этим светлым дном поднимался довольно-таки густой куст куги, который почти совсем останавливал здесь тихую речную струю и отводил ее подальше от нашего заливчика, за грядку-полоску редких листьев кувшинки. Там, за полоской круглых зеленых листьев течение уже можно было различить, и именно туда, на самый край тихой струйки, и закинул я прежде всего свою снасть.

Поплавок, улегшийся было на воду, вздрогнул, приподнялся и затонул почти до самой шапочки, а затем и тронулся не спеша вслед за течением вдоль листьев кувшинки.

Я давно близко знаком, пожалуй, со всей рыболовной снастью, но все равно не устаю утверждать, что есть в нашем увлечении, в нашем рыболовном таинстве самая главная магия — магия поплавка… Вот так же, как когда-то в раннем детстве на берегу Оки замирал я, видя перед собой только красную головку перяного поплавка, так и сейчас на берегу реки Устье сидел я как зачарованный, не спуская глаз со своего сегодняшнего поплавочка… Все сразу куда-то отступило, исчезло, будто и не было никакого двухлетнего расставания с рекой, будто только вчера любовался я игрой серебристых уклеек в быстрых струях реки возле свай, оставшихся в воде от старого моста. И вот сегодня снова река, поплавочек, медленно-медленно идущий вслед за тихой речной струей. А рядом внучка, Лидка, сжавшаяся в комочек, из которого торчит только ее чуть вздернутый любопытный носик — и Лидка тоже, как завороженная, смотрит на наш поплавок.

— Видишь поплавок, Лидушка?

— Вижу-вижу, — будто отмахиваясь от чего-то не вовремя явившегося, коротко откликается мне внучка и также продолжает смотреть на воду и на поплавок.

Я возвращаю поплавок туда, откуда начал он свое первое путешествие, затем проделываю то же самое и во второй раз. И тут, когда поплавок только-только занял свое сторожевое положение, кто-то слегка качнул его и быстро повел в сторону…

Разумеется, тут же подсечка, и из воды в золотистых от полуденного солнца каплях по драгоценной посеребренной одежде явилась к нам рыбка-невеличка, поменьше моей ладони.

Подлещик, да и не просто подлещик, а подлещик-крошка… Конечно, надо бы его тут же отпустить обратно, к родителям, ну, на худой случай, подержать совсем недолго в нашем ведерке-аквариуме, чтобы Лидка с ними познакомилась поближе, но вот беда: крючок слишком далеко во рту у нашей рыбешки…

Как мог, я осторожно вызволил этот злополучный крючок и убедился, что наш подлещик уже не жилец… Лидка еще не знает об этом. Она осторожно опускает подлещика в свое ведерко-аквариум и, наверное, очень хочет погладить пойманную рыбешку там, в воде. Я не возражаю — отпускать подлещика нельзя, он все равно останется у нас. Я ничего не говорю Лидке, и она, опустив ладошку в свой аквариум, осторожно подводит ее под рыбку. Потом чуть-чуть приподнимает нашего подлещика и снова опускает его в воду.

А тем временем поплавок опять путешествует вдоль рядка листьев кувшинки: туда — обратно, туда — обратно… И еще одна поклевка. И как ни старался я, но и на этот раз мой крючок не зацепился за губу рыбки, а опять оказался у нее далеко во рту… Выходит, и эту рыбку тоже не опускать — так что у нас уже две пойманные и оставленные себе рыбки: подлещик-крошка и плотвичка, немного побольше Лидкиной ладошки.

Не знаю, что больше интересовало тогда мою внучку: поплавок, насторожившийся в ожидании очередной поклевки, или эти две рыбки в ее ведерке-аквариуме…

Нет, она не слишком беспокоила пойманных рыбешек, не очень чтобы навязывала им свою игру, но отвлечься от ведерка-аквариума, видимо, уже не могла…

Увы, по всему видно, что наши пойманные рыбешки совсем скоро заснут: они то и дело заваливаются на бок и вот так боком-боком поднимаются вверх.

— Дед, а можно их отпустить?

Я, как могу, понятней, объясняю своей внучке, что произошло здесь во время нашей рыбной ловли, и что сама рыбная ловля — это никак не развлечение.

— Когда-то люди, жившие здесь, возле этой реки, ловили рыбу себе на обед — это была, пожалуй, что, их главная пища. Вот и мы ловим рыбу, чтобы сварить уху. Если уха нам не нужна, то и ловить рыбу не следует. А ловить рыбу и отпускать — это совсем плохо. Это почти то же самое, что собирать грибы, а затем оставлять их в лесу у пенька. Или еще понятней: рвать цветы, а затем выбрасывать букеты… Нет, Лидка, если ты пошла за грибами и сорвала их, то надо нести грибы домой и отдавать бабушке — пусть она их варит, жарит. Также и цветы: если уж сорвал цветок, то неси его домой, ставь в вазочку с водой, любуйся этой красотой, не бросай на полпути к дому. И если тебе не нужны ни грибы, ни цветы, то и не рви их, оставь их там, где нашла — полюбуйся ими, запомни надолго такую встречу… Вот и мы с тобой взялись за рыбную ловлю — значит, лови рыбу хоть на маленькую уху. А если мы не хотим ухи, то просто сиди на берегу у воды и наблюдай за разными рыбами…

— Вот видишь в воде у самого берега, на дне стайку каких-то рыбок? Видишь?

Лидка недолго присматривается и объявляет мне:

— Вижу, вижу. Давай их поймаем.

— Если мы с тобой решили сварить уху, то давай попробуем поймать на уху и этих рыбок.

Рыбки, небольшой стайкой стоявшие у самого дна нашего заливчика, оказались, конечно, пескарями — да еще какими хорошими, не чета нашему подлещику-крошке. Они тут же обнаружили нашего червя и один за другим оказались в Лидкином ведерке. И тут у нас уже не возникало никаких терзаний, сомнений — мы в этот раз отправлялись на настоящую рыбную ловлю, и три толстеньких пескаря, попавшиеся нам на крючок, и стали как раз весомой добавкой к нашей и пусть совсем маленькой ухе.

Стайка пескарей куда-то исчезла. Я еще и еще раз опускал свою снасть в то место, где только что стояли эти рыбки, и только совсем потом, когда мы уже решили заканчивать нашу рыбную ловлю, нам с Лидкой попался еще один обитатель речки Устье: пузатенький, колючий ершик. Лидка осторожно взяла его в руки, рассмотрела со всех сторон и, уже не играя, не развлекаясь с ним, опустила пойманную рыбку в ведерко.

Вот так вот: подлещик-крошка, небольшая плотвичка, три пескаря и ерш — и завершили мы свою охоту-промысел, настоящую рыбную ловлю, в которой участвовала и моя внучка.

Что останется у нее после этой рыбной ловли? Будет ли помнить она свой первый в жизни поплавок возле листьев кувшинки? Запомнит ли она мой урок по части ухи и поймет ли, что развлекаться на берегу речки, потягивая только ради удовольствия живущих здесь рыбешек, никак нельзя, как нельзя рвать, а затем выбрасывать те же цветы, что весело встретили тебя на твоем пути?.. Не знаю… Но пока моя внучка сидит рядом со мной в машине и бережно держит на коленях свое ведерко, в котором везем мы бабе Гале переложенных травой наших рыбок — нашу добычу…

И конечно, баба Галя дома тут же принимается за рыбу, а там и готовит уху, и пусть только маленькую, как говорят рыбаки у нас на севере, когда рыбы для ухи в этот раз поймано совсем немного.