«Привет. Так много непростых вопросов для Джона Коннолли и так мало времени. Номер один: думаю, есть немало людей, желающих дать показания, что Уайти и Стиви контролировали всю торговлю кокаином и марихуаной в Южном Бостоне, и позор вам… за то, что вы их не ищете».Джек из Южного Бостона,
«Во-первых, хочу сказать Джону Коннолли, что он очень храбрый человек, раз решил сразиться с федеральной прокуратурой. Приятно знать, что в мире есть по крайней мере один агент ФБР, который держит свое слово».Кристина из Южного Бостона,
Как и ожидалось, Джону Коннолли совсем не понравилось заключение судьи Вольфа, оглашенное 15 сентября 1999 года. До этого момента Коннолли отзывался о нем лестно, словно пытался задобрить. В одной радиопередаче он заявил, что верит: «Вольф – человек, который всюду ищет правду».
Но когда, согласно заключению судьи, он вдруг оказался в центре всех прегрешений ФБР, Коннолли сменил свою песню на другую. Агента в отставке особенно разозлил вывод Вольфа, что именно он в 1995 году допустил утечку информации об обвинительном акте по делу о рэкете. В речи, которую он произнес тем же вечером, когда судья Вольф опубликовал свои заключения, Коннолли заявил: «Я не предупреждал ни Балджера, ни Флемми о том, что Большое жюри вновь выдвинуло против них обвинения в 1995 году». Он также сказал: «Судья Вольф допустил безответственные спекуляции, затрагивающие мое честное имя».
В остальном его реакция была традиционной – он стал нападать на своего критика. Бывший агент заявил, что судья мстит ему за давнишний отчет, в котором он обвинил Вольфа в том, что он, будучи в начале 1980-х окружным прокурором, допустил утечку информации, которой потом воспользовалась мафия. (Этот отчет был предъявлен во время слушаний 1998 года и признан недостоверным.) Коннолли вовремя ухватился за этот незначительный случай, чтобы объяснить выводы судьи местью.
Несмотря на результат слушаний, он продолжал настаивать на своей невиновности, хоть и не так громогласно, как во время блиц-тура по разным СМИ в 1998 году. Осенью 1999-го Коннолли даже дал интервью в передаче «Дейтлайн» («Dateline») на канале NBC, в котором долго живописал, как много он сделал хорошего, работая в ФБР.
Но ему следовало тревожиться не только по поводу заключения судьи Вольфа. Вот уже больше года Большое жюри федерального суда расследовало случаи коррупции в ФБР, и главными фигурантами дела были сам Коннолли, а также некоторые другие бывшие агенты (например, Пол Рико). В итоге за три дня до Рождества за ним пришли. Агенты ФБР появились у него дома в Линнфилде, северном пригороде Бостона, вскоре после полудня. В тот день Коннолли из-за простуды никуда не выходил. Его арестовали, надели наручники и отвезли в федеральный суд Бостона. Он появился там, когда уже стемнело, и не в модном костюме, а в сером свитере, черных джинсах и кроссовках. Его обычно идеально причесанные волосы были растрепаны. Коннолли проделал длинную дорогу, и в итоге его позднее – во всех смыслах – путешествие закончилось тут, в суде. Однажды Джон Коннолли дал клятву стоять на страже закона. В итоге он скорее встал «на стреме» у бандитов.
Его вместе с Балджером и Флемми обвинили по пяти пунктам – в вымогательстве, заговоре с целью вымогательства, заговоре с целью препятствия правосудию и препятствии правосудию. В документе на семнадцати страницах значилось, что Коннолли выступал посредником в подкупе Джона Морриса на общую сумму в 7 000 долларов; что он регулярно представлял ложные отчеты, покрывая преступления Балджера; что передавал Балджеру и Флемми секретную информацию о расследовании Большого жюри против них, в том числе и о прослушивании их разговоров. В раздел о незаконной передаче информации был включен эпизод 1995 года, когда Коннолли предупредил Уайти об угрозе ареста и дал ему возможность сбежать от правосудия.
В суде Коннолли заявил, что считает себя невиновным, и его выпустили под залог в 200 000 долларов. Обвинение сообщило, что следствие продолжается и теперь его целью стала причастность ФБР к убийствам таких людей, как Брайан Хэллоран и Джон Макинтайр, которые угрожали благополучию Балджера. Федеральный прокурор Дженнет Рено привлекла к расследованию специалистов, которые не были членами закрытого сообщества бостонских правоохранительных органов. Курировать дело о коррупции пригласили опытного федерального прокурора штата Коннектикут Джона Дарема. Он собрал команду следователей со всех уголков страны, которые должны были выяснить, почему все зашло так далеко.
Тем временем осенью 1999 года произошло еще несколько серьезных событий, которые положили конец эпохе царствования Балджера.
О сделке с Джоном Марторано обществу стало известно в конце сентября, когда он вошел в здание суда и спокойно признался, что был наемным убийцей в банде Балджера и отправил на тот свет десять человек. В обмен на признательные показания против Балджера, Флемми и агентов ФБР прокуроры рекомендовали дать Джону всего пятнадцать лет тюрьмы. Эта сделка выглядела двусмысленно, и некоторые с отвращением отнеслись к такому мягкому приговору хладнокровному серийному убийце. Федеральный прокурор Дональд Серн заявил, что заключать сделки с преступниками «неприятно», но добавил, что было бы еще хуже, если бы она не состоялась и у них так и не появились бы улики против главарей банды. Марторано обвинил Балджера в трех убийствах, а Флемми – в шести.
Затем, в начале декабря сдался Фрэнк Салемме по кличке Кадиллак. Он признал себя виновным в рэкете, которым занимался, объединившись с бандой Балджера ради полного контроля над преступным миром Бостона. В обмен на это с него сняли обвинение в убийстве. Салемме по своей воле предстал перед Большим жюри, которое занималось делом Коннолли, и под присягой дал против него показания. Вышек и Кардинале вместе рекомендовали назначить ему срок наказания от 10 до 13 лет. Это означало, что Салемме освободился бы через шесть лет, так как уже провел за решеткой пять, с момента ареста в 1995 году. Судья Вольф удовлетворил это прошение 23 февраля 2000 года. «Он устал сражаться», – сказал потом Кардинале и добавил, что Салемме также хотел убраться подальше от Флемми: «Фрэнк не намерен оставаться с ним ни одной секунды больше, не говоря уж о двух годах». Кен Фишмен, прокурор по делу Флемми, постарался представить эту историю с прошением в лучшем свете: «Что касается нас, то мы счастливы получить зал суда в наше полное распоряжение».
Власть отсутствующего Балджера над преступной изнанкой города стала рушиться еще быстрее после ареста двух важных фигур. Это были его помощники или, как их еще называли, «два Кевина» – 43-летний Кевин Уикс и 51-летний Кевин О’Нил. Их обвинили в том, что на протяжении более 20 лет они занимались рэкетом и запугиванием наркодилеров и «черных» букмекеров. В обвинительном акте их имена оказались рядом с именами Балджера и Флемми в эпизоде захвата винного магазина Рейксов и вымогательства денег у Слингера. В документе О’Нила назвали давним управляющим баром «Три О», который один колумнист окрестил «Ведром крови». Уикса обвинили в том, что он был в банде Балджера связным, передавая его команды остальным членам. При необходимости Балджер находил его где угодно, звоня ему по телефону.
Сначала Кевин Уикс громогласно заявлял о своей абсолютной преданности Балджеру. Он был местным парнем, даже появился во фраке на вечеринке в баре «Эл-стрит тэверн», чтобы отпраздновать выдвижение на «Оскар» фильма «Умница Уилл Хантинг», который снимали в этом районе Бостона. Когда в ноябре в суде зачитывали обвинение, рядом с ним стоял адвокат Том Финнерти, старый друг и бывший партнер по юридической практике Билли Балджера. Уикс заявил, что невиновен, и выходя из зала суда, обернулся к колумнисту «Бостон геральд» Гоуи Карру и сказал ему: «Пиши добрее, Гоуи. Пиши мягче».
Но всего через несколько дней Уикс преобразился. Ему никогда в жизни не предъявляли таких серьезных обвинений – в вымогательстве, взяточничестве, ростовщичестве и торговле наркотиками. Не исключено, что вскоре к этому списку могло прибавиться и убийство. Финнерти скоро не стало, его место занял другой адвокат. А потом начали ходить упорные слухи, что Уикс заговорил. В итоге утро 14 января 2000 года началось для жителей Бостона с новостей о том, что минувшей холодной ночью полиция штата обнаружила в Дорчестере останки двух мужчин и одной женщины. Тела зарыли в овраге, напротив известного в городе зала собраний, под ограждением железной дороги, и это место полиции указал Кевин Уикс, который таким образом хотел продемонстрировать лояльность полиции и получить приговор помягче. Полицейские вырыли огромную яму глубиной около 8 футов, и днем ее плотным кольцом окружили телевизионщики с камерами и репортеры. Путь, по которому Балджер и Флемми ездили из Южного Бостона в Куинси, удачно проходил недалеко от этого, в прошлом довольно болотистого, места.
Одно из тел скоро опознали по зубам, это оказался Джон Макинтайр. Парковка, на которой в 1984 году обнаружили его грузовик и бумажник, находилась всего в миле от того места. С опознанием двух других трупов возникли трудности, но в итоге с большой долей вероятности выяснилось, что это были Дебора Хасси, пропавшая осенью того же 1984 года, и Артур Баки Барретт, который исчез в 1983-м.
Родным погибших находка принесла некоторое облегчение. А для следователей сотрудничество с Уиксом давало возможность добраться прямо до сердца банды. Тайные переговоры между Уиксом и полицией продолжались, а на улицах у названого сына Уайти появилось новое прозвище – «Две Недели». Именно столько времени потребовалось, чтобы расколоть Уикса.
В начале 2000 года Джим Моррис потерял работу в страховой компании и переехал из Теннесси во Флориду. Он периодически летал в Бостон и давал показания для Большого жюри. Джеремайя Т. О’Салливан и Джим Ринг все так же работали вместе в бостонской юридической фирме «Чоат Холл энд Стюарт». Билл Балджер продолжал трудиться на своем новом поприще, в качестве президента Массачусетского университета. На этот пост его назначил тогдашний губернатор Велд, и хотя сначала многие были против, в итоге Балджер показал себя в общем-то неплохим управленцем.
Ни одно другое подразделение ФБР не подвергалось такому масштабному разбирательству, как бостонское. Его агенты, как нынешние, так и те, кто уже ушел на пенсию, начали уставать от этого и ушли в глухую оборону. Действительно, сколько можно было волноваться, кто будет следующим – Пол Рико? Или, может, Деннис Кондон? Большое жюри под началом прокурора Дарема пристально изучало их обоих, впрочем, как и других агентов – например, Майка Бакли и Ника Джантурко. Джону Ньютону, приятелю Коннолли, дали знать, что его могут уволить, поскольку он лгал на слушаниях у Вольфа, стараясь выгородить бывшего агента ФБР. Через своего адвоката Ньютон заявил, что если это произойдет, то он просто так не сдастся.
А за пределами офиса ФБР простые жители продолжали подсчитывать ущерб и пытались понять, как вообще такая история могла случиться у них в городе. Может, виной всему была глубокая преданность друг другу Балджера и Коннолли? Или преступный недосмотр властей? Или человеческая склонность к злу и самообману? Наверное, все это, вместе взятое. Вред, причиненный городу Балджером, трудно определить и измерить. Людям казалось, что коррупция проникла не только в сердце ФБР и опутала весь Южный Бостон, но и поразила палату представителей штата, органы правопорядка и даже повлияла на общественную жизнь города.
Писатель Джеймс Кэррол, лауреат Национальной книжной премии и колумнист «Бостон глоуб», в своей статье, вышедшей в конце 1999 года, описывал «нравственную слепоту», которая сопутствовала истории двух братьев Балджер:
«Долгие годы бо́льшая часть политической элиты нашего штата закрывала глаза на преступления Джеймса Балджера, и в итоге это привело к полной нравственной слепоте. Четко обозначенная терпимость по отношению к преступнику отравила не только органы правопорядка, но и власть в целом, породила цинизм и страх, превратила все общество в сообщника убийцы.
Несомненно, не последнюю роль в этом сыграл брат Джеймса, Уильям Балджер, бывший председатель Сената. Конечно, нельзя винить его за преступления, совершенные братом, как нельзя упрекать за любовь к нему, которая пережила все трудности. Но бывший председатель пошел гораздо дальше. То, что он сквозь пальцы смотрел на похождения Джеймса, побуждало и других участников этой истории вести себя так же».
«В остроумных речах Уильяма Балджера, – писал Кэрролл, – его брат волшебным образом превращался в смешную, безобидную фигуру». Колумнист упомянул о ежегодных праздничных завтраках в честь дня Святого Патрика, которые устраивал Билли. Он особо выделил мероприятие 1995 года, где присутствовали сенатор США от Массачусетса и мэр города и которое состоялось спустя всего два месяца после того, как ФБР предупредило Уайти об аресте и дало ему возможность сбежать. На этом празднике выступил тогдашний губернатор Велд с песней на мотив известной «Чарли из подземки». Кэрролл писал: «Понятно, что губернатор имел в виду убийцу Балджера, и, как и в оригинале песни, он спрашивал, вернется ли тот когда-нибудь, а потом отвечал, что «нет, он никогда не вернется. Мне только что позвонили со станции “Кендалл-сквер”. Он с Чарли в бостонской подземке». Публике песня понравилась, но представьте, в какой восторг пришел от нее тот, кто помог Джеймсу Балджеру бежать!»
Кэрролл писал далее: «Такие моменты ярко показывают, как глубоко коррупция поразила всю систему власти города. Ведь Велд, в конце концов, до того занимал пост федерального прокурора и из первых рук знал о преступлениях Джеймса Балджера. Однако ему нужно было лишь подмигнуть, чтобы успокоить самых коррумпированных агентов ФБР, а других – забыть о своих опасениях и тоже вступить в эту опасную игру. Джеймс Балджер, который до сих пор на свободе, – это позор для ФБР и реальная опасность для всего общества. И то, как в этой истории тесно переплелись судьбы двух братьев, каждый из которых использовал другого ради достижения своих целей, ложится пятном на душу нашего государства».
А Стиви Флемми меж тем продолжал молчать в своем тюремном блоке H-3 исправительного учреждения графства Плимут. Через какое-то время у криминального босса начался нервный тик на глазу. Иногда у него еще начинала непроизвольно трястись рука. Казалось, он очень нервничал. Это не прошло незамеченным.
– Дьявол ест его изнутри, – сказал остальным Салемме.
В начале следующего года Флемми, в целях его же безопасности, перевели в другой блок.
Уайти продолжал скрываться от правосудия. С того момента, как в 1995 году полиция получила ордер на его арест, Балджера видели в Нью-Йорке, Луизиане, Вайоминге, Миссисипи, даже в его родном Южном Бостоне. Его включили в список Десяти наиболее разыскиваемых ФБР беглецов и показывали по телевизору в одноименном шоу. Но сколько бы офицеры ФБР ни вещали о том, сколько усилий они прилагают для поимки Балджера, простые люди все равно считали, что им это не очень-то нужно.
Новый Орлеан? Дублин? Южный Бостон?
К концу 1999 года темная история отношений между ФБР и Балджером перестала быть тайной. 17 000 страниц показаний свидетелей в суде, заключение судьи Марка Вольфа на 661 странице и целая серия сенсационных уголовных обвинений раскрыли обществу все ее детали. Но ни в одном из этих исторических документов сбитые с толку жители Бостона так и не нашли ответа на главный вопрос:
Где скрывается Уайти?