Ричард Гаррет из окна кеба, медленно продвигавшегося по бульвару Капуцинов, высматривал ее в толпе пешеходов, заполонивших тротуар.
Примерно часом раньше агент, которому он поручил следить за тем, что происходит в Жокейском клубе, сообщил ему, что со своего поста напротив входа в частный отель увидел, как та женщина вернулась. Гаррет примчался в Жокейский клуб, стрелой поднялся наверх, на этаж к Мэйсон, и принялся стучать в дверь. Не дождавшись ответа, он вызвал коридорного и велел ему впустить его в ее номер, сделав коридорному предложение, от которого тот не смог отказаться. Но ее там не было. Он поспешил вниз, но от привратника узнал, что Мэйсон уехала из отеля минут десять—пятнадцать назад. И также сообщил, что мадемуазель не стала нанимать кеб. Он видел, как она пошла пешком по улице Писцов и затем свернула за угол на бульвар.
Что, черт возьми, произошло? Очевидно, она обвела его вокруг пальца и вернулась в отель, чтобы встретиться с Эммой. Он не знал, чем вызван этот поступок: ревностью, подозрительностью или жадностью, как не знал он, имела ли место встреча с герцогиней Эммой или нет. Но он подозревал, что встреча состоялась. Иначе зачем ей было идти на все эти уловки?
Итак, чем ему грозила эта встреча? Возможно, никакой катастрофы не произошло. Эмма, разумеется, постарается выставить его в не слишком выгодном свете и раскроет кое-что из его биографии, но всю правду открывать она не станет. Она его не сдаст. Слишком уж небезупречно ее собственное прошлое, чтобы бросать ему такой вызов. Между ним и Эммой давно был молчаливый уговор: «Ты хранишь тайну моего прошлого, а я – твоего».
Скользя взглядом по лицам прохожих, праздно гуляющих по бульвару, по лицам посетителей кафе, по тем, кто рассматривал витрины или покупал блинчики у уличных торговцев, Гаррет мысленно перебирал в памяти многозначительные «нестыковки», число которых множилось с каждым днем.
Как она, не задумываясь, ответила официанту на беглом французском во время ужина с Катбером.
Подозрительно близкая дружба с моделью и лучшей подругой Мэйсон Лизеттой после столь непродолжительного знакомства.
Краска, что заметил он на ее руках под слоем грязи в Овере, как и ее стремление во что бы то ни стало скрыть от него тот факт, что руки ее запачканы краской.
Еще не вполне просохшая краска на «спасенной» картине, изображавшей Лизетту в катакомбах.
И отсутствие в актах записей гражданского состояния каких-либо сведений об Эми Колдуэлл, рожденной в Бостоне, штат Массачусетс. На самом деле в Бостоне вообще не нашлось никаких записей о семействе Колдуэлл.
Ни одна из этих «нестыковок» не была решающей уликой сама по себе, и каждому отдельному случаю можно было найти объяснение, и все же он чувствовал, что чутье его не обманывает. Эми была той самой Мэйсон Колдуэлл. Умозаключение, казавшееся поначалу невероятным, переросло в уверенность. Уверенность окрепла в нем, овладела им, завладела его чувствами, и эта уверенность возбуждала, возбуждала и мозг, и плоть.
Но как доказать это? Гаррет перебирал сотни вариантов. И вот сегодня утром, когда он показал архитектору автопортрет, обсуждая с ним место, куда его можно повесить, решение пришло само. Родинка! Родинка на портрете. Была ли эта родинка выдумкой художницы? Или она существовала на самом деле? Конечно, она была настоящей, и, следовательно, так называемая сестра должна иметь такую же…
И вдруг он увидел ее. Она сидела одна за столиком уличного кафе с бокалом коньяка в руке и рассеянно смотрела в пустоту. Гаррет остановил кеб, велел вознице подождать, а сам поспешил к ней.
– Эми? Я сошел с ума? Разве я не посадил тебя в поезд в Сен-Лазаре?
Мэйсон вздрогнула, услышав голос Ричарда. Когда она подняла глаза, взгляд ее был как у зайца, которого загнали собаки.
– Я… я почувствовала себя нехорошо, – заикаясь, сказала она.
– Нехорошо?
– Ну да. Как-то вдруг. – Она избегала встречаться с ним взглядом. – Я сошла с поезда на первой остановке и вернулась в Париж.
Она и в самом деле неважно выглядела. Лицо ее было бледным, глаза запали и казались безжизненными.
Ричард присел рядом с Мэйсон за маленький столик.
– Бедняжка. Тебе надо прилечь. Она продолжала смотреть в сторону.
– Мне захотелось подышать воздухом, – словно оправдываясь, сказала она. Затем, резко сменив тактику, запальчиво спросила: – А что тут делаешь ты?
– Какое замечательное совпадение. Я тоже захотел подышать воздухом. Проходил мимо и вдруг увидел тебя.
Она бросила на него быстрый взгляд, потом уставилась в бокал и сделала глоток коньяка, словно чтобы успокоиться.
– Я боялся, что с тобой это произойдет, – сказал ей Гаррет. – Принимая во внимание все то, через что тебе пришлось пройти, удивительно, как этого не случилось раньше. Но не переживай. Я прямо сейчас отвезу тебя к врачу.
– Нет, – быстро ответила Мэйсон и добавила уже более уверенным тоном: – Мне не нужен врач. Мне просто надо немного отдохнуть.
– Ну, тогда вернемся к тебе в отель. Тебе действительно надо лучше о себе заботиться.
– Пожалуйста, не стоит беспокоиться. Со мной все будет хорошо.
Ричард наклонился к ней и провел ладонью по ее щеке.
– Я знаю, что тебе нужно на самом деле, – тихо сказал он. – Но, полагаю, с этим можно подождать, пока тебе не полегчает. Пойдем, я отвезу тебя в отель.
Он оставил деньги на столе за коньяк и проводил Мэйсон к кебу.
Между тем он искоса наблюдал за ней. От него не укрылась ни ее землистая бледность, ни то, как она выставила плечо, словно возводя преграду между ним и собой. Одно было ясно: что-то изменилось. Она ускользала от него.
Но он не допустит, чтобы она от него ускользнула.
И вновь Мэйсон подошла к балкону и посмотрела вниз. Она никого подозрительного не заметила, но чутье подсказывало ей, что за ней пристально следят. Следит кто-то из агентов Ричарда. А может, не один агент, а несколько. Впервые она почувствовала себя в западне.
Когда герцогиня с такой изящной небрежностью взорвала бомбу, Мэйсон изо всех сил пыталась не показать, насколько разрушительным для нее оказалось действие той бомбы. Она даже сумела изобразить интерес к предложению Эммы и постаралась как можно быстрее закруглить разговор. Выпроводив гостью за дверь, она в ужасе обернулась к Лизетте.
– Детектив! Тайный агент!
Лизетта была растеряна и испугана не меньше Мэйсон.
– Надо узнать, что это за сыскное агентство…
– Я не могу сейчас разговаривать, – оборвала ее Мэйсон. – Мне надо подумать.
Мэйсон буквально выбежала из отеля и, пройдя быстрым шагом несколько кварталов по бульвару Капуцинов, обессилено опустилась на стул одного из многочисленных уличных кафе. Затем…
«Просто, проходя мимо… Удивительное совпадение…» Как это мерзко. Как унизительно. Очевидно, он выставил ищеек, следящих за каждым ее шагом. Вот как он узнал о том, что она уехала в Овер! Подлый ублюдок!
С того самого момента, как прозвучали фатальные слова «агентство Пинкертона», Мэйсон не переставала мысленно проигрывать события последних недель, оценивая все происходящее с совершенно иного угла зрения. Теперь все виделось ей в новом, зловещем свете.
Кто же нанял Гаррета? Скорее всего, Дюваль. Кто лучше его сможет выследить и загнать в угол американскую мошенницу?
Но дойти до такой степени эмоциональной вовлеченности… Столько романтики… Ради чего? Неужели только, как сказала Эмма, ради того, чтобы вскружить ей голову, заставить забыть об осторожности и выудить у нее признание?
Что же, если все так и обстояло, он почти преуспел. Мэйсон передернуло при мысли о том, насколько близка она была к тому, чтобы тогда, на кладбище Монмартр, выложить Ричарду всю правду.
Но если все затевалось лишь с одной этой целью, то зачем ему было отталкивать ее от себя, зачем он заставил ее поверить в то, что влечение к ней его пугает настолько, что он вынужден защищаться?
Чтобы она начала преследовать его, вот для чего! Все так очевидно.
Этот негодяй просто дьявольски хитер.
Однако могла ли быть поддельной та страсть, которой она была свидетельницей? В человеческих ли это силах?
И снова в голове Мэйсон зазвучали слова Эммы: «И все эти разъезды по миру под видом ценителя искусства, вся эта жизнь преуспевающего сердцееда – все это его легенда, прикрытие».
Потом она подумала о картинах, о том, как глубоко Ричард понял их, как высоко оценил, о том, как сильно они тронули его, обо всех тех усилиях, что он приложил к тому, чтобы эти произведения остались в веках. Неужели это тоже все подделка? Все может быть.
И это ранило сильнее всего.
Она действительно влюбилась в него. Она подумала, что встретила мужчину, который смог заглянуть в ее душу, смог понять ее и исцелить ее израненное сердце.
Какой же она была дурой! Исключительно по собственной глупости она навлекла на себя беду. И теперь ей грозит опасность. Смертельная опасность.
Господи, неужели ей предстоит провести ближайшие десять лет в тюрьме? Вот она – ирония судьбы. Она приехала во Францию, чтобы вернуть Колдуэллам доброе имя, а выходит так, что она очернила его еще больше.
Она могла бы пуститься в бега. Попробовать выбраться из страны. Но как это сделать, если за ней следят? Следят непрерывно, днем и ночью?
И, если ей все же каким-то чудом удастся сбежать, что делать дальше? Скрываться и убегать всю оставшуюся жизнь?
Безнадежность и отчаяние накрыли Мэйсон.
Она отвернулась от окна.
«Я не должна паниковать. Надо сохранять ясность мысли».
Мэйсон опустилась на стул и приказала себе успокоиться. В этой мозаике было слишком много пробелов, чтобы понять картину в целом.
Кем именно в действительности были Хэнк и Эмма? Каково их место во всей этой истории?
И что это за тайна прошлого Гаррета, на которую намекала Эмма? Может, вооружившись знанием о его прошлом, ей, Мэйсон, будет легче выйти сухой из воды?
Мэйсон нужна была информация. Из исключительно надежных источников. И немедленно. И внезапно ей пришло в голову, кто может дать ей необходимые сведения.
Лизетта.
Вернее, отвергнутый воздыхатель Лизетты.
Джуно Даргело.
Бандитский король Бельвиля.