Вскоре они проголодались и спустились вниз. Уютно расположившись за огромным кухонным столом, они устроили настоящий пир из всего того, что удалось обнаружить в кладовке.

– Знаешь, я впервые на кухне, – сказала она, оглядываясь по сторонам.

– Шутишь, – с набитым ртом откликнулся Ричард.

– Вовсе нет. Ведь я прожила здесь немного – всего несколько месяцев. Разумеется, Уинтербрук показывал мне дом, когда я впервые сюда приехала, но потом… Всем занималась моя экономка.

– Должен предупредить – теперь тебе придется время от времени наведываться на кухню. Согласна? Или считаешь, что это недостойно герцогини?

– Ты сам знаешь, что я отвечу.

Они рассмеялись и невольно потянулись друг к другу.

– С этого дня мы навсегда вместе, – сказала Кристина уже совершенно серьезно.

Ричард задумчиво покрутил в руке вилку.

– Приятно думать, что все беды остались в прошлом. Я спокоен, когда ты рядом. Ты убила во мне целую стаю демонов, так долго мучивших меня. Сам не понимаю, как это вышло.

– Когда Патрик О'Дейл рассказывал о тебе, я поняла, что мы с тобой – родственные души. Души, обожженные одним и тем же огнем. Пусть я и не была повинна в смерти своей сестры, родители не могли простить мне того, что я осталась жива. Помню, как это ударило по моим чувствам. Могу представить, что тебе пришлось испытать.

– Значит, старый Патрик так и не простил меня.

Кристина замолчала, и Ричард накрыл ее руку своей ладонью.

– Успокойся, любимая. Если что-то тревожит тебя, спроси меня самого.

– Скажи, Ричард, ты на самом деле убил своего отца?

– Это длинная история, Кристина. Когда-то, очень давно, он силой заставил выйти за себя юную девчонку, которую нашел в оккупированной им стране. Оторвал ее от дома, от семьи, от родины, от всего, к чему она привыкла. Привез на чужбину, где она оказалась среди людей, ненавидящих ее земляков. Запретил ей не только говорить, но даже думать об Ирландии. Он шагу не давал ей ступить и бил ее так, что она совершенно разучилась говорить – так была напугана.

Кристина сжала руку Ричарда и почувствовала под пальцами кольцо, которое он всегда носил на мизинце. Неожиданная догадка промелькнула у нее в голове. Она подняла кисть Ричарда и посмотрела ему в глаза.

– Да, это ее кольцо, – сказал он. – Единственная память о доме. Папаша лишил ее всего. Запретил ей рассказывать мне об Ирландии и говорить со мной по-ирландски. Он нанял учителей, чтобы те научили ее разговаривать так, как должна разговаривать английская графиня. Кольцо – единственная вещь, которую матери удалось утаить от отца, ее единственная драгоценность. Я нашел его после ее смерти.

– Трудное же у тебя было детство.

– Зато недолгое. Как только я немного подрос, меня отдали в закрытую школу. Оттуда – в Итон, а потом прямым ходом в Оксфорд. Обычный путь для сына английского графа. После смерти матери отец отправился в Ирландию усмирять бунтовщиков. Резню он устроил кровавую. Тюрьмы были переполнены. Разумеется, ответом на его ненависть стала ненависть ирландцев. Когда я примкнул к отцу и стал воевать под его началом, мы получили приказ навести порядок любой ценой. И папаша начал действовать. По-моему, он слегка тронулся умом. Заговорщики начали мерещиться ему повсюду. Он выжигал все вокруг себя, а я, молодой мальчишка, рано лишившийся матери, попал под его влияние и заразился его безумием. Воспоминания о тех днях до сих пор мучают меня по ночам.

– А как ты обнаружил, что…?

– Что многие из убитых были моими родственниками? Патрик рассказывал тебе о Морин?

– Только упоминал это имя.

– Это было ужасно. Мы заподозрили ее братьев в том, что они организовали взрывы в городе. Я выследил их, окружил ферму, на которой они прятались, и предложил им сдаться. Они отказались и открыли огонь. Я начал стрелять в ответ и не заметил Морин. Она бежала, чтобы уговорить братьев сдаться, и попала под перекрестный огонь. Ее сразило на месте. Увидев это, ее братья открыли бешеный огонь. В итоге мои люди перебили их, ранили их отца. Умирая, он поведал мне ужасную тайну. Тогда-то я и узнал о том, что убил свою сводную сестренку.

– Ах, Ричард…

– После этого я не мог больше оставаться в Ирландии. Ведь на моих руках было больше ирландской крови, чем текло ее в моих жилах. Я вернулся в Англию и ударился в запой. В те дни я и познакомился с нашим общим приятелем, принцем Уэльским. Провел в компании с ним и его друзьями несколько лет, пытаясь заглушить алкоголем память. А потом… Потом я узнал, что именно сотворил папаша с моей несчастной матерью. Я словно сошел с ума. Ринулся назад, в Ирландию, разыскал этого старого ублюдка и укокошил его. Затем вернулся и вызвал принца на дуэль. Но эту историю я расскажу как-нибудь потом.

– Но он стрелял в тебя?

– Едва не пристрелил. Я был на волосок от смерти. Слава богу, нашелся друг, который укрыл меня и выходил от ран.

– Этот друг – женщина?

– К чему такие вопросы, герцогиня!

– Если это так, то я завидую ей. Хотелось бы мне самой быть на ее месте. А потом ты уехал в Америку?

– Да. Поначалу просто хотел там укрыться, но вскоре встретился с членами тайного общества за освобождение Ирландии и понял, что должен делать. И я делал, что мог, хотя все это не могло искупить моей вины.

Кристина молчала, собираясь с мыслями перед тем, как заговорить о себе.

– Я представляю, каково было твоей матери. Когда к нам приезжали гости, меня тоже запирали в темной кладовке и держали там часами, пока все не разъедутся. Но самое ужасное было, когда родители били меня. Я по две недели не могла встать с постели. Для того чтобы отколотить меня, всегда находился предлог. Придирались к тому, что я что-то неправильно сделала или сказала. Но я-то знала, что они бьют меня потому, что ненавидят.

Самое страшное случилось вскоре после смерти Элизабет. Отец тогда сильно пил. В тот день он вернулся домой очень поздно и поднялся в мою комнату. Он принял меня за Элизабет. Я пыталась объяснить ему ошибку, но он был настолько пьян, что ничего не понимал. И вдруг я поймала себя на том, что радуюсь его ошибке. Он смотрел на меня добрыми глазами, гладил, ласкал, говорил нежные слова. И мне было неважно, что говорит он эти слова не мне, а покойной Элизабет. – Это было ужасно. Он начал…

Она спрятала лицо в ладонях. Ей было невыносимо стыдно вспоминать о той ночи.

– Тут-то я и поняла, что он любил мою сестру вовсе не отцовской любовью. Я не знаю, как это у них получилось. Помню только, что однажды Элизабет сказала мне странную фразу: «Знаешь, быть любимой – вовсе не такое счастье, как мне казалось». В ту проклятую ночь я все поняла и увидела.

Капитан слушал исповедь Кристины тихо, внимательно. Он нежно накрыл руку девушки своей ладонью. Она положила голову на грудь Ричарду и продолжила:

– Я начала сопротивляться. Он не отставал. А когда понял, что перед ним не Элизабет, пришел в неистовство.

– Боже правый, – выдохнул Ричард.

– Он не убил меня только потому, что в комнату вошла мать. Увидев, что происходит, она взбесилась и принялась швырять что попало, но не в отца, а в меня. Я успела подумать тогда, что ей ничего не было известно о связи отца с Элизабет. Что было дальше, я не помню. Мне казалось, что прошла целая вечность, пока они не прекратили бить меня и не ушли. А потом он вдруг опять появился возле моей постели и снова принялся бить – так, что отбил мне все внутренности.

Руки Ричарда конвульсивно сжались в кулаки.

– Я звала на помощь мать, но она не пришла. Потом я потеряла сознание и пролежала до утра на полу в луже собственной крови, пока меня не обнаружила Патриция, наша горничная. Вызвать врача мать не разрешила. Она уложила меня в постель и принялась пичкать успокаивающими и снотворными до тех пор, пока мои раны не зажили. Но были серьезные внутренние повреждения… Началось воспаление. Так продолжалось три недели. Когда пригласили врача, было уже поздно. От воспаления он меня сумел вылечить, но я навсегда лишилась возможности иметь детей.

Кристина долго молчала.

– А еще через два месяца я вышла замуж за Мортимера и навсегда покинула постылый родительский дом.

– А что твой отец?

– Он никогда не вспоминал о той ночи. Забыл о ней. Или сделал вид, что забыл. Этих актеров сам черт не разберет. Но с того дня он бросил пить, а к свадьбе подарил мне то самое ожерелье из черного жемчуга, фамильную драгоценность Уэнтвортов. Этот подарок стал последней каплей в наших отношениях с матерью. Она возненавидела меня окончательно и продолжает ненавидеть по сей день.

– Но на самом-то деле ей не за что ненавидеть тебя! Неужели она не понимает, что твоей вины в случившемся не было?

– Она ничего не хочет знать. Она даже не захотела объясниться со мной. Я понимаю, ей проще ненавидеть меня, чем своего мужа, – а ведь именно так должно было бы произойти, узнай она всю правду. Да и что я могла ей сказать? Бедная Элизабет…

– Дорогая моя, – негромко сказал Ричард и обнял Кристину за плечи. – Теперь, слава богу, все осталось позади. Я люблю тебя, Кристина. Люблю так, как никого и никогда не любил в своей жизни. Пока я жив, тебе не нужно бояться – никого и ничего. Я буду защищать тебя до последнего своего вздоха. Клянусь сердцем, клянусь честью. Клянусь нынешней великой ночью.

– Ах, Ричард, – она нежно погладила его по щеке. – Ты страдал в этой жизни не меньше, чем я. Мы похожи с тобой. Мы нужны друг другу. И это – самое главное.

– А что о нас сказал Патрик?

– Он сказал… Нет, Ричард, я не могу… Он сказал, что в конце концов ты меня погубишь.

– Погубить… Это я могу. Самого себя всю жизнь погубить пытаюсь.

– Может быть, ты меня и погубишь, не знаю. Но если мне суждено будет погибнуть в твоих руках, я буду знать, что свою жизнь прожила не зря. Так ты думаешь, мы справимся, Ричард? Сумеем все забыть? Все начать сначала?

– Знаешь, есть у меня одна идея… – задумчиво начал Ричард.

Его прервал звук хлопнувшей двери.

– Кристина! – послышался из холла женский голос.

Кристина вскочила на ноги.

– Боже правый! – воскликнула она. – Да это же мать!