Картина первая

Сельская местность. Слева направо по диагонали идет дорога; пересекая холмы, она скрывается за горизонтом. На пологих склонах холмов видны четко отделенные друг от друга изгородями или сложенными камнями участки свежевспаханной земли. Треугольник земли до дороги покрыт яркой зеленью всходов озимой ржи. От дороги его отделяет низенькая ограда из камней. Сразу за дорогой тянется кювет, дальний, более высокий склон которого зарос густой травой. За кюветом, почти в центре сцены, старая яблоня с едва распустившимися листьями. Ее ветви темнеют на фоне бледного неба. Вдоль всего кювета, за яблоней, тянется ограда. Майский день клонится к концу, спускаются сумерки. Лишь виднеющиеся на горизонте холмы еще озарены пламенем заката; небо над ними горит багряными красками. По мере развития действия эти краски блекнут.

На ограде сидит Роберт Мэйо. Это высокий, хрупкого сложения юноша, лет двадцати трех. Чем-то он похож на поэта. У него тонкие черты лица, высокий лоб, темные глаза, мягкие линии рта и подбородка. Он в простых серых брюках, заправленных в высокие сапоги со шнуровкой, в синей фланелевой рубашке с ярким галстуком. Какое-то время он продолжает читать, затем закрывает книгу, заложив пальцем страницу, и поворачивает голову к горизонту. Вглядываясь в даль, он что-то шепчет про себя.

Справа на дороге появляется брат Роберта Эндру, возвращающийся с работы. Ему двадцать семь лет. По своему типу он полная противоположность Роберту: рослый, бронзовый от загара, с крупными чертами лица — настоящий, мужественно красивый сын земли. У него хорошие умные глаза, но в нем нет и следа той одухотворенности, которой отмечен Роберт. На Эндру рабочий комбинезон, кожаные сапоги, серая фланелевая блуза распахнута, мягкая войлочная забрызганная грязью шляпа сдвинута на затылок. Эндру останавливается около брата и опирается на мотыгу, которую нес с собой с поля.

Эндру (видя, что Роберт не замечает его, кричит). Э-ей!

Роберт, увидя брата, улыбается.

Что, грезишь наяву? Ты что, награду надеешься за это получить? Не читай при таком свете — глаза испортишь.

Роберт (взглянув на книгу, мягко). Я уже перестал, Энди.

Эндру. Только сейчас, да? Эх, Роб, никогда-то ты не поумнеешь. (Перепрыгивает через канаву, садится рядом с братом.) А что за книга? Пари держу — стихи! (Протягивает руку.) Покажи!

Роберт (неохотно отдает ему книгу). Да, стихи. Поосторожнее, не запачкай.

Эндру (взглянув на свои руки). Да не грязные они — в земле только, а она чистая. Не волнуйся, я осторожно. Гляну и все. (Листает страницы.)

Роберт (лукаво). Побереги глаза, Энди!

Эндру. Не бойся, из-за книг не ослепну! (Пробежав глазами несколько строк и сделав гримасу, восклицает пренебрежительно.) Ну и ну! (Взглянув с усмешкой на брата, читает напыщенно, нараспев.) "Я полюбил и ветер, и солнце, и лучезарное море. Но полюбил иначе, чем люблю тебя, о святая, священная ночь!" (Отдает брату книгу.) На, возьми — сожги ее. По мне лучше какой-нибудь хороший журнал.

Роберт (слегка обижен). Например, "Журнал фермера"?

Эндру. Конечно. Это в колледже тебя пристрастили к такой ерунде. Я, к счастью, колледжей не кончал, а то, вроде тебя, помешался бы. (Смеется, дружески похлопывая Роберта по спине.) Представь, шагал бы за плугом и читал стихи лошадям! Удрали б они от меня, как пить дать!

Роберт (смеясь). А ты представь себе другое — я шагаю за плугом! Это, брат, еще смешней.

Эндру (серьезно). Отец не приучал тебя к земле — знал, что делал! Какой из тебя фермер? И вовсе не из-за твоих болезней. (Заботливо.) Как ты сейчас-то? Все не удается потолковать с тобой — такая прорва работы. Выглядишь ты вроде неплохо.

Роберт. Я и чувствую себя как никогда.

Эндру. Ну и хорошо! Ты столько переболел за свою жизнь — хватит уж!

Роберт. Такому здоровяку, как ты, не понять, через что я прошел, хотя и сам видел. Помнишь, как я в детстве — день здоров, день болен, вечная слабость… Уроки без конца пропускал — отставал от ровесников… ни в какие игры играть не мог. Не жизнь, а мука! Зато теперь чувствую себя ничего и блаженствую.

Эндру. Все я знал, Роб! (Помолчав.) Жаль только, ты осенью не вернулся в колледж — мечтал ведь об этом. Ты ведь создан для ученья, не то что я.

Роберт. Ты же знаешь, почему я не вернулся, Энди. Отец даже мысли такой не допускал. Он не говорил ни слова, но я-то понимал — ему деньги нужны были для фермы. Ну, ничего. Все равно за тот год в колледже я узнал так много интересного. В ученые я не собираюсь, хоть все свободное время читаю. Мне, Эндру, хочется путешествовать, объездить разные страны, нигде не задерживаться подолгу, не пускать корней!

Эндру. Завтра и отправишься…

Упоминание о путешествии заставляет их приумолкнуть. (Старается говорить безразлично, так, будто его ничто не задело.) Дядя говорит — три года вы будете в плавании.

Роберт. Да, что-то около этого.

Эндру (сокрушаясь). Долго-то как!

Роберт. Если подумать, не так уж долго. «Санда» сначала обогнет мыс Хорн, а через некоторое время бросит якорь у Иокогамы. Для парусного судна — путь немалый. Побываем мы и в других местах. Дядя Дик говорит — в Индии и Австралии, ну а потом в Южной Африке и в Южной Америке. На такое путешествие нужно время.

Эндру. Посмотри все это за меня. А мои путешествия в порт, да, может быть, разок-другой в Нью-Йорк — вот и все, что меня ожидает. (Смотрит направо, на дорогу.) Вот и отец идет.

Справа доносится стук копыт и голос Джеймса Мэйо, покрикивающего на лошадей. Он появляется, ведя двух лошадей на поводу. Между ним и его старшим сыном очень большое сходство, — вероятно, Эндру в шестьдесят пять лет будет точь-в-точь таким, как его отец. Мэйо и одет почти так же, как Эндру.

Мэйо (увидев сыновей, сидящих на ограде, останавливает лошадей). Сто-о-ой! Вот вы где! Здорово, мальчики! Что вы тут уселись, как куры на насесте?

Роберт (смеется). Да так, рассуждаем о том о сем.

Эндру (хитро подмигнув). Роб хочет приохотить меня к стихам. Ему кажется — я мало образован.

Мэйо (рассмеявшись). Это здорово! Станешь ночами перед стадом стихи распевать да коров убаюкивать! Чем плохо? А у Роба никак новая книжка? Я-то думал — ты все на свете книжки прочел, а вот на тебе — еще одну где-то откопал!

Роберт (улыбнувшись). И еще немало осталось, отец!

Эндру. Он заучивает новые стихи о "широком море". Так, чтобы во всеоружии завтра ступить на борт "Санды".

Мэйо (с легким упреком). Ну, о море еще будет много времени поразмыслить, на этот счет нечего особенно волноваться.

Роберт (мягко). Я не думаю. Энди просто дразнит меня.

Мэйо (резко меняет тему разговора). Как там на полях за холмами?

Эндру (с восторгом). Здорово! Такой овес всходит!

Мэйо. Старый луг я весь перепахал. Завтра с утра можешь боронить.

Эндру. Ладно, до вечера все кончу.

Мэйо (лошадям). Эй вы! Оголодали там! (К Эндру.) Год для нас хороший выдался. Такая погода стоит! И если еще потрудимся как следует…

Эндру (с довольной улыбкой). Я какой хочешь труд на своих плечах вынесу — да еще в придачу столько же!

Мэйо. Хорошо сказано! Мужчине никакая работа не повредит, — ежели она к тому же на чистом воздухе!

Роберт пытается показать заинтересованность в разговоре, но по всему видно, что он ему надоел.

Эндру (заметив это). Боронить и пахать — это тебе не стихи читать, Роберт?

Роберт в ответ молча улыбается.

Мэйо (серьезно). Роб не сегодня, так завтра поймет: земля человеку радости дает побольше всякой книжки. (С лукавым блеском в глазах.) Подрастешь — поймешь!

Роберт (капризно). Я и понимать-то не хочу!

Мэйо. Время свое сделает, сынок. Ну ладно, пора домой. Не засиживайтесь тут. (Подмигивает Роберту.) Особенно ты, Энди. К ужину Рут с матерью придут, так что поторопись — умойся да приоденься. (Смеется.) По лицу Роберта пробегает тень, словно что-то причинило ему боль, но он заставляет себя весело улыбнуться брату.

Эндру (смутившись, бросает взгляд па брата). Я скоро приду, папа.

Мэйо. И ты, Роберт, нечего тебе глазеть в небо. На борту успеешь. Помни — сегодня твой последний вечер дома, а завтра вставать чуть свет. (Колеблется и затем добавляет серьезно.) И мать наглядеться на тебя хочет.

Роберт. Я помню, папа. Сейчас приду.

Мэйо. Ладно. Я так матери и скажу. Эй, трогай. (Уходит, уводя лошадей.) Эндру и Роберт сидят молча, не глядя друг на друга.

Эндру. Мама о тебе ужасно будет скучать, Робби.

Роберт. Знаю. Я тоже буду.

Эндру. И отец не больно радуется твоему отъезду — только виду не подает.

Роберт. Все знаю.

Эндру. Да и мне, Роб, не весело. (Кладет руку на ограду рядом с рукой Роберта.)

Роберт (понимающе покрывает ладонью руку Эндру). Знаю, Энди.

Эндру. И мне тебя будет очень недоставать. Я помню, как было одиноко и пусто у нас, когда ты жил в колледже. Но тогда ты хоть нет-нет да и приезжал домой. А на этот раз…

Пауза.

Роберт. Не надо, не надо об этом. Не омрачай наш последний вечер.

Эндру. Ладно. (После небольшой паузы, снова возвращаясь к этой теме.) Видишь ли, мы с тобой не как другие братья — ссорятся, живут каждый по себе. Мы же всегда вместе, всегда вдвоем. Вот сейчас и тяжело.

Роберт. Мне тоже ужасно тяжело, Энди, — поверь! Мне страшно не хочется покидать тебя и стариков, но… я должен, Энди! Что-то зовет меня (показывая на горизонт) — что-то вон оттуда зовет, и, что бы ни случилось — я… Нет, даже тебе не могу объяснить!

Эндру. И не надо, Роб. (Сердясь на самого себя.) Не старайся. Все идет как надо, черт возьми! Ты хочешь уехать, чувствуешь, что должен, — значит, должен. Вот и все! И я ни за что на свете не хочу, чтобы ты упустил этот случай.

Роберт. Спасибо, Энди, что ты понимаешь.

Эндру. Хорош бы я был, если бы не понимал тебя. Тебе необходимо это путешествие, ты вернешься из него другим человеком — окрепнешь, поздоровеешь.

Роберт (нетерпеливо). Все вы толкуете о моем здоровье. Оттого, что я когда-то подолгу не вылезал из постели, вы никак не можете отрешиться от мысли, что я хронический больной, что за мной надо присматривать целыми днями, как за дитем малым, или катать в кресле, как старую миссис Аткинс. Не можете понять, что я поправился. Сейчас я так же здоров, как ты, — здоров и душой и телом. Останься я дома — превосходно работал бы на ферме. И ты, и отец с мамой вбили себе в голову — у Роберта, видите ли, хрупкое здоровье. Только я хочу помочь вам в поле — отец смотрит на меня со страхом, как на самоубийцу.

Эндру (хочет его успокоить). Не волнуйся, панихиду по тебе никто не заказывал. Я только сказал — морское путешествие всем идет на пользу.

Роберт. Ради своего здоровья я б ни за что не поехал с дядей Диком, а остался б на ферме и пахал землю.

Эндру. Не болтай попусту, Роб. Копаться в земле не для тебя. Это всем видно. Мы с тобой землю по-разному чувствуем. Я люблю ее, всякую работу на ней люблю. А ты, может, и переносишь кое-какую работу по дому, а землю — ухаживать за ней, выращивать… ты ненавидишь. Разве я не прав?

Роберт. Прав, конечно. Я старался ее полюбить, но… Ты, Энди, в папину родню. Ты — в Мэйо, а я в маму и дядю Дика. Если подумать, это естественно. Все Мэйо всегда были фермерами, а Скотты почти все моряками, а их женщины — учительницами, как наша мама — пока не вышла за папу.

Эндру. Помню, я еще малышом был, вечно она сидела, уткнув нос в книгу. Только в последнее время забросила их.

Роберт (с какой-то горечью). Ферма завладела ею, хоть она и противилась. Это как раз то, чего я боюсь и что может случиться со мной, поэтому я и хочу уехать. (Боясь, что обидел брата.) Пойми меня, Энди. С тобой совсем другое дело. Ты — Мэйо, с головы до ног Мэйо. Ты вроде как обвенчан с землей. Ты и она — одно… как трава, хлеб, деревья. И отец такой же. Ферме он жизнь отдал. Он счастлив, что ты, как все Мэйо, влюблен в землю и что есть кому продолжать его дело. Я понимаю тебя, и папу, и вашу удивительную любовь к земле понимаю. Но пойми и ты, Энди, я-то сделан иначе!

Эндру. Не так уж иначе, но я понимаю, что ты относишься ко всему этому по-другому.

Роберт (с сомнением). Я очень рад, если это так!

Эндру. Конечно! Ты кое-что уже повидал, ферма для тебя теперь мала и тесна. Вот тебе и не терпится на мир поглядеть.

Роберт. Больше, чем просто поглядеть, Энди!

Эндру. Я же знаю, что ты собираешься изучить навигацию, разузнать все о кораблях и стать капитаном. Это ты здорово задумал. Игра стоит свеч, особенно если у тебя есть и дом, и к родным можешь вернуться в любое время. А решишь путешествовать — катай себе всюду бесплатно.

Роберт (с печальной улыбкой). Энди, — гораздо, гораздо больше, чем это!

Эндру. Разумеется, больше. Говорят, в этих новых странах молодому парню есть где себя показать. Может, и тебе подвернется удачный случай. С твоим образованием ты быстро языки разные выучишь… (Весело.) Ты уж, наверно, втихомолку все обдумал. (Со смехом хлопает брата, по спине.) Ну, а если вдруг разбогатеешь и станешь миллионером — свистни, сразу с мешком прибегу. Мы с тобой сейчас же деньги в хозяйство вложим!

Роберт (хохочет). О такой практической стороне я никогда не задумывался!

Эндру смотрит на него недоверчиво.

Право же, Энди.

Эндру. А надо бы!

Роберт. Нет, Энди. Ты стараешься навязать мне то, к чему душа не лежит. (Показывает на горизонт, мечтательно.) Должен сказать тебе, единственное, что влечет меня, — это красота. Красота далекая, неведомая, загадочность и таинственность Востока, о котором я столько начитался. Жажда свободы, широкие просторы, радость открытий… Так хочется узнать, что там, за горизонтом! Вот почему я уезжаю.

Эндру. Да ты тронулся!

Роберт. Возможно. Но я сказал тебе правду.

Эндру. Не верю. Все это ты выдумал, стихов начитался. Ладно, тряхнет тебя хорошенько приступ морской болезни — живо излечишься.

Роберт (нахмурясь). Нет, Энди. Я говорю серьезно.

Эндру. Оставайся-ка лучше дома. Здесь, на ферме, есть все, чего ты ищешь. Тут тебе и широкие просторы, и свобода, и море недалеко — пройди одну милю до берега и смотри на горизонт сколько хочешь. И красоты кругом полно — зимой вот только ее чуть меньше. (Усмехается.) А всякие там чудеса и тайны, о которых ты толковал, — я, правда, их тут не встречал, но, может, и они где-нибудь поблизости скрываются. Ферма у нас первоклассная, чего-чего на ней только нет! (Смеется.)

Роберт (невольно присоединяется к смеху Эндру). Какой смысл объяснять тебе, такому чурбану!

Эндру. Пусть чурбан. Но я прав, ты еще до отъезда это увидишь. Не окончательно же ты помешался! А будешь в море — об этой чепухе помалкивай. Не то дядя Дик вышвырнет тебя за борт. (Спрыгивает с ограды.) Побегу домой, умоюсь хоть, а то миссис Аткинс вот-вот придет.

Роберт (многозначительно). И Рут тоже.

Эндру (смутившись, избегая глядеть на Роберта и притворяясь равнодушным). Да, папа сказал, что и Рут. Ну, бегу. (Перепрыгивает через канаву.)

Роберт (по-видимому, борясь с каким-то сильным внутренним чувством). Погоди минутку, Энди! (Спрыгивает с ограды.) Я тебе еще кое-что хочу сказать… (Обрывает себя, закусив губу и покраснев.)

Эндру (вопросительно взглянув на него). Да?

Роберт (смущенно). Нет, — я ничего. Я так.

Эндру (пристально вглядывается в отвернувшегося от него Роберта). Может, я догадываюсь, что ты хочешь сказать… но, думаю, ты прав, что не говоришь… (Схватив руку Роберта, крепко ее сжимает.)

С минуту братья глядят друг другу в глаза.

Ничего мы тут не поделаем, Роб. (Поворачивается, внезапно выпуская руку Роберта.) Так скоро придешь?

Роберт (вяло). Да.

Эндру. Значит, скоро увидимся. (Уходит влево по дороге.)

Роберт некоторое время следит за ним взглядом, затем снова взбирается на ограду и смотрит вдаль. Лицо его очень печально. Слева вбегает Рут, девушка лет двадцати, пышущая здоровьем. Русоволосая, в простеньком белом платье, на загорелом круглом личике красиво выделяются голубые глаза. Она очаровательна дерзостью и свежестью юности; в ней угадывается упорство, умение идти к поставленной цели.

Рут (увидев Роберта). Здорово, Робби.

Роберт (вздрогнув от неожиданности). Здравствуй, Рут.

Рут (перепрыгивает через кювет и присаживается около него на ограду). Я искала тебя.

Роберт (многозначительно). Только что здесь был Энди.

Рут. Знаю — я встретила его. Он сказал, что ты здесь. (Кокетливо.) Я искала не Энди, как ты считаешь. Я искала тебя.

Роберт. Потому что я завтра уезжаю?

Рут. Нет. Твоя мама послала меня. Тебя нет долго — и она беспокоится. А я только что привезла к вам свою маму.

Роберт. Как она себя чувствует?

Рут (лицо ее становится печальным). Как всегда, ни лучше, ни хуже. О господи, хоть бы она немножко поправилась… Или уж скорей бы конец — все равно его не миновать.

Роберт. Она опять тебя пилила?

Рут (качает головой; с гневом.) Конечно, она только этим и занимается. Что бы я ни делала — для нее все не так. С каждым днем она все больше раздражается. О Роб, ты понятия не имеешь, как с ней тяжело! Вдвоем в огромном пустом доме… всякий сошел бы с ума. Если бы папа был жив… (Останавливается, словно устыдившись своей несдержанности.) Наверно, не надо жаловаться. Но я только тебе — больше никому! (Вздыхает.) Бедная мама, одному богу известно, как она страдает. С самого моего рождения сидит неподвижно в кресле, сама шагу сделать не может. Но почему она сердится на меня все время? Как бы я хотела тоже куда-нибудь уехать, как ты.

Роберт. Уехать не так-то легко… а иногда и оставаться не легче.

Рут. Не дура ли я? Дала себе слово не заводить разговора о твоем путешествии, пока ты не уедешь, — и вот, пожалуйста, не выдержала.

Роберт. А почему ты не хотела говорить о нем?

Рут. Не хотела портить последний вечер. О Роб, как я буду… как мы все будем скучать о тебе. Твоя мама выглядит так, словно вот-вот разрыдается. Ты должен знать… что я чувствую… Энди, и ты, и я — ведь мы, пожалуй, всю нашу жизнь были вместе…

Роберт (пытаясь улыбнуться). Ты и Энди и теперь будете вместе. Вот мне без вас будет тяжело.

Рут. Но ты увидишь новые страны, встретишь новых людей… А мы останемся здесь, на старом месте, где все каждую минуту будет напоминать о тебе. Не стыдно ли тебе уезжать сейчас — весной, когда все кругом так чудесно? (Вздохнув.) Но зачем говорить об этом? Ведь для тебя самое лучшее — уехать… Ради твоего здоровья. Говорят, морское путешествие принесет тебе пользу.

Роберт (с недовольной гримасой). Ты-то не говори со мной как с безнадежно больным. Надоело от других слушать. Право же, Рут, я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Не ради своего здоровья я собираюсь путешествовать.

Рут. Разумеется. Тебе хочется проявить себя, попытать счастья, как говорит твой отец.

Роберт (рассердившись). Наплевать мне на все это! Я б и дорогу не пересек ради всего этого! Я скорее бы сбежал… (Смеется над собственным раздражением.) Прости, Рут, я рассердился, но и Энди тоже тут высказывал мне всяческие практические соображения.

Рут (несколько озадачена). Ну, если не поэтому… (С внезапной силой.) То почему же ты все-таки едешь?

Роберт (быстро повернувшись к ней, с удивлением, медленно). А почему ты об этом спрашиваешь, Рут?

Рут (опуская глаза под его испытующим взглядом). Потому что… (Запинаясь.) Мне очень неловко…

Роберт (настойчиво). Почему?

Рут. Просто так…

Роберт. Я не смог бы остаться дома, если бы и хотел. А забудут меня здесь очень скоро.

Рут (пылко). Никогда! Я не забуду никогда! (Старается скрыть свое смущение.)

Роберт (мягко). Обещаешь?

Рут (уклончиво). Конечно. Как не стыдно думать, что кто-нибудь из нас сможет забыть тебя.

Роберт (разочарованно). О!..

Рут. Но ты мне еще не сказал, почему ты уезжаешь от нас. Скажешь сейчас? Да?

Роберт (печально). Вряд ли ты поймешь. Трудно объяснить даже самому себе. Это какое-то внутреннее, инстинктивное тяготение — его не проанализируешь. Оно либо есть в тебе, либо нет. Оно в крови, в костях. Но не в мозгу, хотя воображение тут играет очень большую роль. Я ощутил это еще ребенком. Ты не забыла, каким я был в те дни?

Рут. Они прошли, Робби, не стоит вспоминать.

Роберт. Нет, нужно, иначе ты не поймешь. Так вот в те дни мама, бывало, хлопочет по дому… Чтобы я ей не надоедал, она пододвигала мой стул к окну и говорила: "Сиди тихо и смотри на улицу". И я сидел спокойно.

Рут (с жалостью). Да, ты был спокойным ребенком и к тому ж очень хворал.

Роберт. Сидел и смотрел поверх полей, за холмы, вон туда — видишь? (Показывает вдаль.) Забывал, где у меня что болит. Начинал мечтать. Я знал — там, за холмами, море, — мне об этом рассказывали. Я спрашивал себя — какое оно, старался представить себе… (Улыбаясь.) Мне казалось, — все чудеса на свете там, в далеком-далеком море. Море манило меня к себе, как манит сейчас. (Пауза.) А иногда я смотрел на дорогу, которая убегала далеко к холмам. Я решил — она бежит к морю. И я дал себе слово — когда вырасту, стану сильным, побегу по этой дороге, и мы вместе с ней найдем море. (Улыбаясь.) Так что, понимаешь, сейчас я просто выполняю слово, которое дал себе мальчишкой.

Рут (очарована его тихим, мелодичным голосом). Понимаю…

Роберт. Это были самые счастливые минуты у меня в детстве. Я любил бывать один. Мне нравилось следить, как прячется за горизонт солнце, как разливаются по небу чудесные краски. Каждый вечер небо бывало разным — то облачным, то совершенно чистым, и по-разному окрашивал его закат. Я поверил — там, за горизонтом, по ту сторону холмов, скрыта страна чудес, там живут добрые феи. (Улыбаясь.) Да, Рут, я верил в фей, хотя мальчишке это не пристало. Ты же знаешь, как отец презирает всякое фантазерство, одно упоминание о вере во что-то приводит его в ярость.

Рут (печально). А у нас совсем наоборот.

Роберт. Отец даже маму стыдил и запрещал ей рассказывать нам с братом о чем-либо подобном. В доме разговаривали всегда только о делах, о ферме да о земле. Я не выносил этих разговоров — вот поэтому, должно быть, и поверил в фей. (Улыбаясь.) Я, пожалуй, и сейчас готов в них верить. Феи были для меня реальными существами. Иногда — ученые-психологи, наверно, назвали бы это самовнушением, — иногда я действительно слышал, как они тихим, нежным шепотом звали меня потанцевать с ними, поиграть в прятки, пойти посмотреть, где прячется солнце. Они пели свои маленькие песни, в которых рассказывалось об удивительных чудесах в их сказочном царстве за холмами, и обещали показать мне их, если только я пойду с ними. Но пойти с ними я не мог — и заливался слезами, а мама думала, у меня что-то болит. (Смеется.) Вот поэтому я уезжаю. Я и сейчас слышу, как феи зовут меня, хотя я уже взрослый и уже знаю все, что там, за холмами. Но горизонт по-прежнему далеко и по-прежнему манит меня. (Поворачивается к ней, мягко.) Тебе теперь понятно, Рут?

Рут (очарованная, шепчет). Да, Роб!

Роберт. Ты чувствуешь…

Рут. Да, Робби, да. (Невольно прижимается к нему.) Роберт, не отдавая отчета, что делает, обхватывает рукой ее талию.

Роб, как я могу не чувствовать? Ты так рассказываешь…

Роберт, внезапно поняв, что обнял Рут и что ее голова лежит у него на плече, опускает руку.

Рут, опомнившись, смущенно отодвигается от него.

Роберт. Теперь ты все знаешь. Но есть и еще кое-что.

Рут. Еще, Роб? Расскажи, ты должен.

Роберт (испытующе смотрит на нее. Она опускает глаза). Не знаю, стоит ли. Ты очень хочешь, чтобы я сказал? И ты не рассердишься? Обещаешь?

Рут (по-прежнему не глядя на него, мягко). Обещаю.

Роберт (просто). Я люблю тебя, Рут. Вот другая причина моего отъезда.

Рут (закрывает лицо руками). Роб!

Роберт. Дай мне кончить, раз уж я начал. Я не собирался говорить. Но теперь чувствую, — должен. Пусть тебя это не беспокоит! Я уезжаю далеко, может быть, навсегда. Всю жизнь я любил тебя, и это стало ясно мне только тогда, когда я решил ехать с дядей Диком. Я вдруг понял, что расстаюсь с тобой навсегда! Мне стало невыносимо больно! Я понял — я люблю тебя, люблю с тех пор, как помню себя. (Нежно отнимает руки Рут от ее лица.) Не сердись! Это невероятно, невозможно, но это так. А когда я это открыл — я понял, как любит тебя Энди, как любишь его ты.

Рут (бурно). Нет! Нет, я не люблю Энди. Не люблю.

Роберт с удивлением смотрит на нее. (Горько плачет.) С чего, с чего ты вбил это в свою глупую голову? (Внезапно обнимает его и прячет лицо у него на груди.) О Роб! Не уезжай! Пожалуйста! Ты не должен! Ты не можешь, слышишь! Я не пущу тебя. Я не вынесу этого!

Роберт (выражение растерянности сменяется выражением огромного счастья. Прижимает ее к себе и говорит медленно и нежно). Ты хочешь сказать… ты любишь меня?

Рут (рыдая). Да-да, конечно, люблю! (Подымает голову и смотрит ему в глаза с улыбкой.) Глупый ты мой!

Он целует ее.

Давно люблю.

Роберт (пораженный). Ты же всегда бывала с Энди!

Рут. Потому что ты никогда не звал меня. Ты не обращал на меня никакого внимания — вечно сидел с книгой. А я горда, я не хотела показывать, что ты мне нравишься. Мне казалось, что после колледжа ты зазнался, вообразил себя ученым и не хочешь тратить время на меня.

Роберт (целуя ее). А я-то думал! (Смеясь.) Какими же мы были дураками!

Рут (испуганно). Теперь ты не уедешь, Роберт? Скажи им, что не поедешь, из-за меня не поедешь, слышишь? Теперь ты не можешь уехать! Не можешь!

Роберт (смущенно). А может быть — ты поедешь со мной?

Рут. О Роб, не глупи! Кто же останется с мамой? У нее никого нет, кроме меня. Если бы она была здорова, тогда другое дело. Я не могу бросить ее.

Роберт (неуверенно). Тогда сначала я поеду один, а потом, как устроюсь где-нибудь, вызову вас обеих.

Рут. Мама не поедет. Она никогда не бросит ферму. Да и под силу ли ей путешествия? И кроме того, Роб, я вовсе не хочу жить в тех заморских странах, куда тебя тянет. Я не смогу жить там, где никого не знаю, право же, не смогу. Страшно даже подумать об этом. Я никогда нигде не бывала, я настоящая домоседка. (Умоляюще.) Пожалуйста, не уезжай. Скажи им — ты передумал. Твои родители будут довольны. И все будут довольны. Они так не хотят расставаться с тобой. Пожалуйста, Роб? Мы будем счастливы здесь, где все нам так знакомо. Скажи мне, что не уедешь!

Роберт (в нем идет борьба, он не может ни на что решиться). Но… Рут… Я… дядя Дик…

Рут. Но это же для твоего счастья! Он поймет, если узнает!

Роберт молчит. (Снова начинает плакать.) О Роб! А еще говоришь: любишь меня!

Роберт (покоренный слезами Рут, с непреклонной решимостью). Я не поеду, Рут! Обещаю тебе. Не плачь. (Прижимает девушку к себе, нежно гладит ее волосы. Счастливый и полный надежд.) Однако Энди оказался прав, даже более, чем предполагал, когда говорил, что все, чего я ищу в жизни, можно найти здесь, дома, на ферме. То прекрасное и чудесное, о чем мечтал я, принесет нам наша любовь. Я не понимал, что любовь и есть чудо; чудо, которое влекло меня; чудо, которое хотел искать там, за горизонтом. И вот, когда я не пошел ему навстречу, оно пришло ко мне. (Крепко сжимает Рут в объятиях.) Рут, дорогая, ты права. Наша любовь сладостнее далекой мечты. В ней смысл всей жизни, весь мир. Волшебное царство — в нас самих. (Страстно целует Рут, подняв ее на руки, несет по дороге. Наконец отпускает ее.)

Рут (со счастливым смехом). Господи, да ты такой сильный!

Роберт. Пойдем — и сразу все им расскажем.

Рут (с беспокойством). О нет, Роб, не рассказывай, пока я не уйду от вас. Тогда ты скажешь своим, а маме я скажу, когда привезу ее домой. А то они устроят нам такое!

Роберт (целуя ее, весело). Как хочешь, умница ты моя!

Рут. Пойдем же!

Рут берет Роберта за руку, и они направляются к дому, влево по дороге. Он вдруг останавливается и оглядывается, словно желая проститься с холмами, с горизонтом, где умирают последние отблески заката.

Роберт (глядя вдаль и показывая Рут). Гляди! Первая звезда! (Наклоняется к Рут и нежно целует.) Наша звезда!

Рут (тихонько шепчет). Да. Наша, твоя и моя. (С минуту они глядят на нее, обнявшись. Затем Рут снова берет Роберта за руку и тянет за собой.) Идем же, Роб.

Снова Роберт глядит на горизонт. (Настойчиво.) Мы опоздаем к ужину, Роберт.

Роберт (нетерпеливо качает головой, словно отбрасывая от себя какую-то тревожную мысль; со смехом). Хорошо! Бежим! Скорей!

Убегают.

 

Картина вторая

Действие происходит поздним вечером того же дня в доме Мэйо, в большой комнате, где обычно собирается вся семья. Слева — два окна, из которых открывается вид на поле. В простенке старомодное бюро орехового дерева. В глубине, у стены в левом углу — буфет с зеркалом. Правее буфета окно, выходящее на дорогу, затем дверь, диван и еще дверь, ведущая в спальню. В дальнем правом углу стул с высокой прямой спинкой. От угла вдоль правой стены, печь, затем примерно в середине стены открытая дверь в кухню. В центре комнаты, на новом ковре дубовый обеденный стол, покрытый красной скатертью. На столе большая керосиновая лампа. Вокруг него четыре стула, один с высокой прямой спинкой, мягкие спинки трех остальных покрыты вышитой тканью. Стены оклеены красными узорными обоями. Несмотря на строгость, педантичный порядок и чистоту в комнате, впечатление чопорности не создается. В ней царит уют и дух скромного достатка, достигнутого и поддерживаемого трудом всех членов семьи.

На сцене Джеймс Мэйо, его жена, ее брат, капитан Дик Скотт, и Эндру. Миссис Мэйо — хрупкая, круглолицая женщина лет сорока пяти, некогда бывшая школьной учительницей. Заботы жены фермера согнули ее, но не сломили, она сохранила некоторую изысканность манеры выражения и поведения, чуждую остальным членам семьи. Кое-что, правда, передалось Роберту.

Ее брат капитан Скотт невысокого роста, коренаст, с обветренным живым лицом, на котором выделяются белые усы, — типичный морской волк. Говорит низким голосом, подкрепляя слова жестикуляцией, ему лет сорок восемь. Джеймс Мэйо сидит перед столом. Он в очках. На коленях у него "Журнал фермера", который, очевидно, он читал. Капитан Скотт сидит, облокотившись на стол. Поодаль налево, откинувшись на спинку стула, сидит Эндру. Он занят своими мыслями, хмурый взгляд устремлен в пол. Когда поднимается занавес. Скотт заканчивает рассказ из морской жизни. Остальные рассеянны, думают о чем-то своем и только делают вид, что очень заинтересованы рассказом капитана.

Скотт (со смехом). И как только я сошел на берег, эта миссионерка подозвала меня к себе и спрашивает серьезно-пресерьезно: — "Капитан, не будете ли вы так добры сказать, где ночуют чайки?" Вот ей-богу, так и спросила, черт ее побери! (Хлопает ладонью по столу и громко смеется.) Вопрос-то какой дурацкий, и лицо у нее, тьфу, преглупое! Я посмотрел на нее серьезно так, как только мог, и говорю: "Мадам, не могу ответить на ваш вопрос. Никогда я не видал, где у чаек койки, В следующий раз, — говорю я ей, — в следующий раз, как услышу, что они храпят, — посмотрю, где это они устроились на ночь, и сейчас же отпишу вам в письме". Она обозвала меня дураком, плюнула и быстро на другой галс повернула. (Громко хохочет.) Вот так я от нее и избавился.

Все присутствующие натянуто улыбаются и снова погружаются в мрачное молчание.

Миссис Мэйо (рассеянно, только для того, чтобы что-то сказать). А правда, Дик, где же все-таки чайки спят ночью?

Скотт (хлопая ладонью по стулу). Хо! Хо! Послушай ее, Джеймс! Еще одна! Ну, дьявол тебя возьми! Прости, что я бранюсь, Кейт!

Мэйо (с лукавым огоньком в глазах). Они, Кейти, отстегивают на ночь крылышки и расстилают их на воде — заместо перины.

Скотт. И просят рыб разбудить их на заре. Хо! Хо!

Миссис Мэйо (с натянутой улыбкой). Вечно вы, мужчины, смеетесь над нами. (Начинает вязать.)

Мэйо делает вид, что читает журнал. Эндру упорно смотрит в пол.

Скотт (удивленно переводит взгляд с одного на другого, наконец, не в состоянии выдержать молчание, выпаливает). Вы что — на похороны собрались? (С подчеркнутой озабоченностью.) Боже всемогущий, может, правда кто умер?

Мэйо (резко). Не валяй дурака, Дик. Сам знаешь — радоваться нам нечему.

Скотт. Да и горевать не о чем.

Миссис Мэйо (с негодованием). Ну как ты можешь шутить, Дик? Ты увозишь от нас нашего Робби. Забираешь его на свою старую посудину прямо среди ночи. Я думала, вы хоть до утра пробудете, а теперь выходит, Робби и позавтракать не успеет.

Скотт (тщетно взывая к здравому смыслу присутствующих). Что говорит эта женщина? Бог ты мой, Кейт! Пойми ты — я не властен командовать приливами и отливами. Не могу приказать — начнитесь, когда мне удобно. Думаешь, я б сам не поспал побольше? Я бы и не вздумал вставать на заре. И потом — «Санда» вовсе не старая посудина. Она ничуть не хуже, чем была раньше. Твой Роберт будет на ней в такой же безопасности — как в собственной постели.

Миссис Мэйо. Но как ты можешь говорить так, когда мы почти в каждой газете читаем о штормах и о кораблекрушениях.

Скотт. Чему быть, того не миновать. Но на море несчастные случаи бывают не чаще, чем на суше, уверяю тебя не чаще.

Миссис Мэйо (у нее дрожат губы). По мне, лучше бы Робби остался дома с нами! И не уезжал так далеко и так надолго!

Мэйо (глядя на жену поверх очков и стараясь ее успокоить). Ну-ну, не надо, Кейти.

Миссис Мэйо (упрямо). Не хочу я, чтоб он уезжал… Ладно если бы он раньше отлучался из дому надолго или был бы крепкого здоровья, тогда куда ни шло. А я боюсь, что он сразу сляжет, как только вы отчалите, — и позаботиться-то о нем будет некому.

Мэйо. Ты ж сама хотела, чтобы он поехал с Диком. Говорила — на море он поправится.

Миссис Мэйо (вопреки всякой логике). Да, хотела. Но он сейчас совсем здоров, к чему же Дику тащить его с собой?

Скотт (возмущенно). Послушать тебя, так окажется, я насильно увожу твоего Робби. Признаться — я очень хочу, чтобы он поехал. Капитанам парусников временами чертовски одиноко в открытом море. Вот я и думаю — Роберт компанию мне составит. Но не я позвал его. Я и знать не знал, что парня тянет в море. Ты сама, Кейт, и ты, Джеймс, первые заговорили об этом. А теперь ты злишься на меня.

Мэйо. Дик прав, Кейти.

Скотт. Не надо расстраиваться. Море из него человека сделает. Судовождению научится, права получит, хорошую профессию приобретет. Захочет — будет себе путешествовать до конца жизни.

Миссис Мэйо. Не хочу, чтоб он до конца жизни плавал по морю. Сразу после этого плавания ты должен отправить его домой. Будет все по-хорошему, захочет жениться…

Эндру делает невольное движение.

Устроится около нас своим домом.

Скотт. Ладно, Но вреда ему не будет — море кой-чему его научит. Поглядит на разные страны. Все на пользу пойдет, как бы он потом ни устроился.

Миссис Мэйо (глядя на вязанье, говорит так, словно не слушает брата). Никогда не думала, что так тяжело будет расставаться с Робби. Даже представить на минуту не могу, как без него будем? (Готова расплакаться.) Если бы он остался дома!

Скотт. Зачем ты так, Кейт! Все решено…

Миссис Мэйо (в слезах). Тебе легко говорить! У тебя никогда не было детей. Ты не понимаешь, как это разлучиться с ними. Роб к тому же у меня младший.

Эндру хмурится.

Мэйо (тоном приказа). Перестань, Кейти. Для мальчика так лучше. (Твердо.) Надо о нем думать. Нам тяжело, что говорить. (Так же.) Но Дик прав — все решено. Хватит разговаривать!

Эндру (внезапно поворачиваясь к ним). Об одном вы забываете — Роб сам хочет ехать. Он стал мечтать об этом путешествии, как только вы заговорили о нем. И нельзя его удерживать. (У него внезапно зарождается какая-то новая мысль, и он продолжает с некоторым сомнением.) Если, конечно, он и сейчас думает так, как сегодня мне говорил.

Мэйо (с решительным видом). Энди прав, мать. Роберт сам хочет ехать. Значит, говорить больше не о чем.

Миссис Мэйо (как-то сразу сникнув). Хорошо. Пусть будет так.

Мэйо (взглянув на свои большие серебряные часы). Половина десятого. Где же Роберт запропастился? Он, верно, давно довез старуху до дому. Не глазеет же он напоследок на звезды!

Миссис Мэйо (с легким укором). Почему ты, Энди, не повез сегодня миссис Аткинс? Ты всегда это делал.

Эндру (избегая ее взгляда). Мне показалось, Роберт хочет прогуляться, да он и сам предложил ее проводить.

Миссис Мэйо. Только из вежливости.

Эндру (поднимаясь). Он сейчас вернется. (Отцу.) Пойду погляжу на черную корову, па, как-то она там.

Мэйо. Хорошо, сходи, сынок.

Эндру уходит направо, через кухню.

Скотт (глядя вслед Эндру, тихо). Э-эх, вот из этого парня вышел бы моряк! Если бы он только захотел!

Мэйо (резко). Ты такие глупые мысли в голову ему не вбивай, Дик, — не то со мной будешь иметь дело! (Улыбается.) Но его тебе не соблазнить, нет. Энди в нашу породу. Он до мозга костей Мэйо — прирожденный фермер, и хороший к тому же! Он до конца жизни останется на ферме, умрет на ней, как и я. (С гордостью.) Вот посмотришь — в его руках ферма большие доходы будет приносить. Лучше ее тогда и не найдешь во всем штате.

Скотт. А по-моему, и сейчас она не плоха.

Мэйо (качая головой). Земли маловато у нас! Прикупить бы надо, да денег нет.

Из кухни выходит Эндру. Он в шляпе, в руке у него зажженный фонарь. Идет к выходу.

Эндру (открыв дверь). Что еще нужно сделать, па?

Мэйо. Ничего, по-моему.

Эндру выходит, закрыв за собой дверь.

Миссис Мэйо (после паузы). А что сегодня с Энди? Странный он какой-то.

Мэйо. Да, мрачный, на себя не похож. Верно, потому, что Роберт уезжает. (Скотту.) Ты, Дик, не поверишь, какие парни у меня дружные, водой не разлить. Не такие, как у других. Не помню, чтобы они когда дрались или ссорились.

Скотт. Можешь мне не говорить. Своими глазами вижу.

Миссис Мэйо (пытаясь разобраться в тревожащей ее мысли). Ты заметил, Джеймс, какие-то они странные были за ужином. Роберт волновался, Рут суетилась, смеялась без конца, а Энди молчал, словно лучшего друга потерял. До еды никто из них так и не дотронулся.

Мэйо. Думали о завтрашнем утре — как мы с тобой, Кейти.

Миссис Мэйо (покачав головой). Нет! Боюсь, что-то у них случилось, Джеймс.

Мэйо. Ты думаешь — насчет Рут что-нибудь?

Миссис Мэйо. Да.

Пауза.

Мэйо (нахмурившись). Ну, навряд ли Энди с Рут повздорили. Я давно к ним приглядываюсь. Надеюсь, рано или поздно, а они поженятся. Ты как думаешь, Дик, — хороша парочка?

Скотт (с одобрением). Лучше и не сыщешь.

Мэйо. Для Энди это со всех сторон хорошо. Я в таких делах расчета не признаю. Молодые сами должны выбирать, по сердцу. Но что скрывать? Женятся — для обоих хозяйств будет выгодно. Ферма миссис Аткинс рядом с нашей. Соединим их вместе — такое хозяйство получится! Миссис Аткинс вдова, одной ей со своей фермой трудно. Наймет рабочих, а они ее обманывают. Ей в хозяйстве мужчина нужен, чтоб порядок был. А Энди наш — хозяин первый сорт!

Миссис Мэйо. Мне кажется — не любит Рут его.

Мэйо. Не любит Энди? Гм. Не спорю. Женщины в таких вещах лучше нас разбираются, но тут ты не права — Рут и Энди всегда норовят быть вместе. А не любит она его теперь — не страшно: полюбит после.

Миссис Мэйо качает головой.

Ты что-то сомневаешься. Почему ты так думаешь?

Миссис Мэйо. Чувствую — и все.

Мэйо (вдруг что-то поняв). Уж не хочешь ли ты сказать…

Миссис Мэйо кивает головой. (Презрительно фыркает.) Вздор! Все ты выдумала, Кейти. Роберт никогда и не смотрел на Рут, он просто с ней дружил.

Миссис Мэйо (предупреждающе). Тише.

Открывается дверь, ведущая во двор, и входит Роберт. Лицо его озарено счастливой улыбкой, он тихо напевает. Войдя в комнату, начинает ощущать какую-то неловкость, и это сказывается на его поведении.

Мэйо. Наконец!

Роберт садится на тот стул, на котором сидел Эндру. (Хитро улыбается жене.) Ты что делал, Роберт? Считал, все ли звезды на месте?

Роберт. Я смотрел только на одну-единственную. И буду смотреть на нее всю жизнь.

Мэйо (с упреком). В последнюю ночь мог бы и не смотреть.

Миссис Мэйо (обращаясь к нему, словно он ребенок). В такую холодную ночь нельзя выходить без пальто, Робби.

Роберт. Мне не было холодно, мама…

Скотт (презрительно). Господи боже, да что ты обращаешься с ним как с ребенком, Кейт!

Роберт (улыбаясь). Ничего, дядя, я привык.

Скотт (с притворной строгостью). Вот обогнем мыс Хорн, позабудешь все эти детские штучки. Как начнет трясти наш парусник, да окатывать нас с головы до ног зелеными волнами, а старая «Санда» ходуном ходить под ногами! Что, Кейт, душа в пятки уходит?

Миссис Мэйо (сердито). Ты что, Дик, хочешь напугать меня до смерти? Помолчи, если не можешь сказать ничего веселого!

Скотт. Не сердись, Кейт. Я просто шутил с вами.

Миссис Мэйо. Хороши шутки! (Замечает, что Роберту не по себе.) Ты о чем призадумался, Робби? Что-нибудь случилось?

Роберт (тяжело дыша, переводит глаза с одного на другого и наконец решается). Да, есть кое-что… Я должен вам сказать…

Входит Эндру, тихо закрывает за собой дверь, ставит на пол зажженный фонарь и остается у порога. Сложив руки на груди, он слушает Роберта с выражением подавляемой боли. (Взволнованный своими переживаниями, не замечает присутствия брата.) Сегодня вечером я открыл нечто прекрасное и удивительное, о чем никогда и не мечтал. Я не смел надеяться, что такое счастье может прийти ко мне. (Умоляюще.) Запомните, что я сказал.

Мэйо (нахмурясь). Давай к делу!

Роберт. Вы обижены, думаете, я глазел на звезды и не спешил провести последний вечер дома, с вами. (С каким-то вызовом.) Но дело вот в чем, па. Это не последний мой вечер дома. Я никуда не еду. Я не могу ехать с дядей Диком — ни завтра, ни в другое время.

Миссис Мэйо (со вздохом огромного облегчения). О, Робби, как я счастлива!

Мэйо (пораженный). Ты серьезно говоришь, Роберт?

Роберт. Совершенно серьезно.

Мэйо (строго). А не поздно ли вдруг взять да ни с того ни с сего изменить свой план? Как ты думаешь?

Роберт. Я просил вас запомнить, что до сегодняшнего вечера я сам ничего не знал… не ждал, что произойдет чудо… По сравнению с этим чудом все мелко, все ничтожно.

Мэйо (с раздражением). Ближе к делу! Что за чушь ты несешь?

Роберт (покраснев). Сегодня вечером Рут сказала, что любит меня. А перед этим я признался ей в любви. Я понял, как она мне дорога совсем недавно, когда решил уехать… Это правда. Я действительно сам не знал, что люблю ее. (Оправдываясь.) Я не собирался говорить ей об этом. Но сегодня вдруг почувствовал, что должен. Я не думал, что будет после. Я только помнил: завтра я уезжаю, расстаюсь с ней, думал — до моего возвращения она все забудет! К тому же я так был уверен, что она любит другого. (Медленно, с сияющими глазами.) А она вдруг заплакала и призналась, что меня она любит. Уже давно. Только я ничего-ничего не замечал. (Просто.) И мы женимся, очень-очень скоро… я так счастлив… Вот и все, что я хотел вам сказать… (Умоляюще.) Вы поймите, я не могу теперь уехать. Не могу, даже если бы хотел.

Миссис Мэйо (подымаясь со стула). Конечно, не можешь. (Обнимая его.) Робби, я давно догадывалась! Я как раз перед твоим приходом говорила об этом отцу. Какое счастье, что ты не едешь!

Роберт (целуя ее). Я знал, что ты обрадуешься.

Мэйо (еще не знает, как отнестись к словам сына). Ах, черт тебя возьми! Ты совсем сбил нас с толку, Роберт. И Рут тоже хороша! Как это она так вдруг. А я-то думал…

Миссис Мэйо (прерывая его, торопливо). Не важно, что ты думал, Джеймс. Нечего сейчас об этом говорить. (Значительно.) А на что ты рассчитывал? Что и сейчас все по-твоему будет?

Мэйо (задумчиво, начиная оценивать случившееся с практической точки зрения). Пожалуй, ты права, Кейти. (Почесывая в недоумении голову.) Но как это все произошло? В жизни ничего подобного не видал. (Наконец поднимается и с растерянной улыбкой подходит к Роберту.) Мы с мамой очень рады, что ты остаешься. Мы ужасно скучали бы без тебя. Ты нашел свое счастье — мы с мамой счастливы за тебя. Рут славная девушка и будет хорошей женой.

Роберт (очень растроган). Спасибо, па. (Пожимает отцу руку.)

Эндру (подходит к брату и протягивает ему руку, заставляя себя улыбнуться). А теперь моя очередь поздравить тебя, Роб.

Роберт (вскрикнув оттого, что Эндру, не замеченный им ранее, так неожиданно появляется перед ним). Энди? (Он смущен.) Боже, я… не видел тебя. Ты был здесь, когда…

Эндру. Я слышал все до единого слова. И я желаю счастья тебе и Рут. Вы достойны друг друга.

Роберт (пожимая ему руку). Спасибо, Энди, с твоей стороны… (Ему изменяет голос — он замечает промелькнувшее в глазах Энди выражение боли.)

Эндру (еще раз пожимая брату руку). Желаю счастья вам обоим! (Возвращается на прежнее место и, наклонившись к фонарю, возится с ним, чтобы скрыть от всех свои чувства.)

Миссис Мэйо (капитану, который так поражен решением Роберта, что не может слова вымолвить). Что с тобой, Дик? Ты не хочешь поздравить Робби?

Скотт (в замешательстве). Разумеется, Роб, поздравляю. (Подходит к Роберту, трясет ему руку и бормочет.) Желаю счастья, мальчик. (Задерживается около Роберта, словно желая добавить что-то, но не знает, как начать.) Роберт. Спасибо, дядя Дик.

Скотт. Значит, на «Санде» со мной не едешь? (В голосе его слышится растерянность.)

Роберт. Не могу, дядя, по крайней мере теперь. Я очень благодарен за то, что ты хотел взять меня с собой. Я непременно поехал бы, если бы… (Невольно вздыхает.) Но, видишь ли… сбылась другая моя мечта…

Скотт (ворчливо). А ты возьми девушку с собой. Место на «Санде» я для нее найду.

Миссис Мэйо. Что за глупости, Дик! Как это можно взять на море молодую девушку? На «Санде» же нет никакой другой женщины. Ты что, рехнулся?

Роберт (с огорчением). Было бы изумительно, если б мы поехали, дядя Дик. Но это невозможно! Рут не оставит мать. И она, кажется, не любит моря.

Скотт (выражая свое неодобрение). Хм… (Отходит от Роберта и садится у стола.)

Роберт (радостно возбужденный). Я еще хочу сказать кое-что. Поймите одно — я не намерен больше сидеть у вас на шее. Я начинаю совершенно новую жизнь. Мне просто стыдно и противно думать о былом безделье, когда все другие работали… а мне для вида поручали вести какие-то счета. Я собираюсь немедленно заняться фермой, работать вместе с вами. Я докажу тебе, па, — я такой же Мэйо, как ты… или Энди.

Мэйо (с некоторым недоверием). Это все хорошо, Роберт, но вовсе не нужно для тебя…

Миссис Мэйо (прерывая его.) Никто никогда тебя не упрекал, Роб, что ты не работал на ферме. Тебе надо было беречь…

Роберт. Знаю, что ты собираешься сказать, — и это как раз неверно. Оставьте ваши домыслы. Смешно — вы до сих пор смотрите на меня как на больного. Я здоров, как любой из вас. Дайте мне хоть малую возможность, и я докажу это. Вот увидите.

Мэйо. Никто не сомневается в твоем желании, да только ты ничего не умеешь.

Роберт. Я научусь, и ты мне поможешь.

Мэйо (успокаивая сына). Конечно, научу, и рад буду. Только надо постепенно.

Роберт. Теперь придется хозяйничать на обеих фермах, и я тебе очень пригожусь. А когда мы поженимся с Рут, на мои плечи ляжет забота о ней и ее матери.

Мэйо. Конечно, сынок.

Скотт (слушает весь этот разговор со смешанным чувством гнева и удивления). Ты что, Джеймс, никак собираешься позволить ему остаться?

Мэйо. Что поделаешь. Роберт свободен сам выбирать.

Миссис Мэйо. Позволить?! Да кто может запретить?

Скотт (все более и более горячась). Так вот, Джеймс Мэйо, ты просто тряпка, раз позволяешь мальчишке и бабам определять курс, которым тебе следовать.

Мэйо. А со мной сейчас, как с тобой, Дик. Ты не властен командовать приливами и отливами, а я не властен командовать любовью молодых, вот так.

Скотт (презрительно). Любовь! Да они в любви еще ни черта не смыслят! Любовь! Мне стыдно за тебя, Роберт! Потискал да поцеловал девчонку в темном углу — и готов! А о том, чтобы стать настоящим человеком, забыл. Ни капли разума в тебе нет, черт побери! (С раздражением ударяет кулаком по столу.)

Роберт (улыбаясь). К сожалению, ничего не могу с собой поделать, дядя.

Скотт. Эх ты! Слюнтяй ты, Роберт! А ты, Джеймс… Мальчишки и бабы вертят тобой как хотят… ты куда глупей своего сына!

Мэйо (усмехаясь). Уж коли сам Роберт ничего сделать не может, то я и подавно.

Миссис Мэйо (посмеиваясь над братом). Кто б рассуждал о любви, только не ты, Дик! Что ты в ней понимаешь, холостяк?

Скотт (раздраженный шутками родственников). Если тебе угодно, я никогда не был дураком, как некоторые другие.

Миссис Мэйо (дразня его). Зелен виноград, братец, а? (Смеется.)

Роберт и Мэйо хохочут. Скотт пыхтит от досады.

Господи боже, Дик, глупо же злиться по пустякам. Ну, право же…

Скотт (негодуя). Хороши пустяки! Что ты называешь пустяками? Ты говоришь, словно я постороннее лицо в этом деле. Кажется, я вправе иметь свое суждение. Сколько я хлопотал! Каюту твоему Роберту делал, красил, строгал, клеил, чтоб мальчишке удобно было. И с хозяевами насчет него договаривался, и продукты специально для него запасал.

Роберт. Я очень тебе благодарен, дядя Дик. Право, очень благодарен.

Мэйо. И мы тоже, Дик.

Миссис Мэйо. Не порть ты нашей радости и не злись на нас.

Скотт. Вам хорошо говорить — не делай того, не делай этого. А вы встаньте на мое место. Я рассчитывал — Роберт будет со мной в этом плавании. Думал — научу его всему, что знаю сам, открою ему глаза на все, радовался — будет с кем мне поговорить. А теперь… Мне вдвойне одиноко будет. (Облокачивается на стол, пытаясь как-то замаскировать это признание в своей слабости.) Будь он проклят, весь этот любовный вздор!

Миссис Мэйо (растроганно). Очень грустно, что ты так одинок, Дик. Почему бы тебе не расстаться с твоим старым парусником? Ты уже бог знает сколько лет провел в море. Почему тебе не бросить его, не обосноваться здесь с нами?

Скотт (с презрением). И начать ковыряться в земле и сажать всякие там корешки? Да ни за какие блага в мире! Занимайтесь сами этим проклятым делом. Я не осуждаю вас — вы рождены для такой работы, а я нет. Суша не для меня! (С раздражением.) Это пустые разговоры, а вот скажите, что с каютой делать, которую я для него приготовил? Поправил, купил новый матрас на койку, новые простыни, одеяла и все прочее. В стену встроил книжные полки. Думал — Роберт возьмет с собой свои книги… Прикрепил ему полки — ни в какую качку не свалятся. (С возрастающим волнением.) А теперь каюта останется пустой. Что обо мне моя команда подумает? А люди, которые ее приводили в порядок, что они подумают? (С негодованием трясет рукой.) Они вообразят — я ее готовил для женщины, а она в последнюю минуту дала мне отставку и не поехала. (Вытирает со лба пот, выступивший при этой мысли.) Боже всемогущий! Рады будут позубоскалить на мой счет. Поверят чему угодно, чтоб их черт побрал.

Мэйо (подмигивая). Тебе ничего не остается делать, Дик, как срочно подыскать жену и поселить в той каюте. И смотри красивую выбирай, чтобы к каюте подошла. (Смотрит на часы с наигранной озабоченностью.) Вот только времени у тебя маловато!

Скотт (хмурится, видя, что все улыбаются). Провались ты ко всем чертям, Джеймс Мэйо!

Эндру (выходит на середину комнаты. На лице выражение мрачной решимости). Не расстраивайся из-за этой каюты, дядя Дик. А почему бы тебе не взять меня вместо Роберта?

Роберт (мгновенно поворачивается к нему). Энди… (Встречается взглядом с братом и понимает, что тот задумал. Со страхом.) Энди, не смей!

Эндру. Роб, ты принял решение. Теперь дай мне. Тебя это уже не касается, запомни.

Роберт (тон брата причинил ему боль). Но, Энди…

Эндру. Прошу тебя об одном — не вмешивайся. (Скотту.) Так что ты скажешь, дядя Дик?

Скотт (откашливаясь и неуверенно глядя на Мэйо, который смотрит на своего старшего сына как на помешанного). Разумеется, я буду только рад, Энди!

Эндру. Тогда решено. Вещей у меня немного, я быстро их соберу.

Миссис Мэйо. Не будь дураком, Дик. Энди просто шутит. Никуда он не поедет.

Скотт (сердито). Не пойму, кто в этом доме шутит, а кто нет.

Эндру (твердо). Я не шучу, дядя Дик. И раз ты не возражаешь, я еду с тобой!

Скотт смотрит на него с недоверием.

Не бойся, я не передумаю. Если я сказал еду, — значит, еду.

Роберт (уловив намек в тоне брата). Энди! Это нечестно!

Миссис Мэйо (начинает понимать серьезность происходящего). Но ты просто разыгрываешь нас, Энди?

Эндру. Нет, мама.

Мэйо (нахмурясь). Сдается мне, тут не шутками пахнет.

Эндру (встретившись взглядом с отцом). Да, отец! Не до шуток. В последний раз говорю, я решил ехать!

Мэйо (почувствовав решимость в голосе Энди). Но почему, Энди, почему?

Эндру (уклончиво). Я не говорил об этом, но мне всегда хотелось побродить по свету.

Роберт. Энди!

Эндру (сердито). А ты помолчи, Роб. Я просил бы тебя не вмешиваться. (Отцу.) Я знал: бесполезно говорить об этом, раз Роб собирался ехать. Но теперь Роб передумал, а дядя Дик хочет, чтобы кто-нибудь был вместе с ним. Поэтому у меня нет никаких причин оставаться на ферме.

Мэйо (тяжело дыша). Причин нет? И это ты говоришь мне, Эндру?

Миссис Мэйо (встревожена приближающейся семейной сценой). Он не то хотел сказать, Джеймс.

Мэйо (отмахнувшись от жены). Не мешай мне, Кейти. (Более дружелюбным тоном.) Что с тобой приключилось, Энди? Ты не хуже меня знаешь, как нечестно с твоей стороны бежать сейчас, когда работы на ферме невпроворот.

Эндру (избегая его взгляда). Роб подучится и прекрасно со всем справится.

Мэйо. Не справится, ты сам знаешь. Роберт не может быть фермером, а ты можешь.

Эндру. Найми вместо меня кого-нибудь.

Мэйо (сдерживая гнев). Странно слышать это от тебя, Энди. Я считал тебя человеком разумным, а ты болтаешь бог знает что. Сам не веришь в то, что говоришь. Не помешался же ты вдруг! (Презрительно.) Нанять вместо тебя рабочего! Скажи-ка, где его достать, — кругом такая нехватка рабочих рук? А если я его и достану, то ты же знаешь, что им нужно: побольше денег, поменьше работы. Ты не батрак здесь, Энди. Ферма не только моя, — ты тоже хозяин на ней. Ты всегда это знал. А сейчас ты бежишь от работы, бросаешь все хозяйство.

Эндру (опустив глаза в пол, искренне). Прости меня, па. (Пауза.) Не будем больше говорить об этом.

Миссис Мэйо (с облегчением). Ну вот. Я знала, Энди образумится.

Эндру. Ошибаешься, мама. Я не передумал.

Мэйо. То есть ты все-таки уедешь, несмотря ни на что?

Эндру. Да. Уеду. Я хочу… и я… (С вызовом глядит на отца.) Я не хочу упускать случая повидать свет.

Мэйо (горько). Так-так, значит — повидать свет хочешь. (Голос дрожит от гнева.) Никогда не думал дожить до того дня, когда мой сын будет мне лгать в лицо. Ты лжец, Энди Мэйо, и к тому же… трус!

Миссис Мэйо. Джеймс!

Роберт. Папа!

Скотт. Эй, потише, Джим.

Мэйо (упрямо). Он лжец — и сам знает, что лжец.

Эндру (покраснев). Не буду спорить, отец. Думай обо мне что хочешь. Прекратим этот разговор. Я решил и, что бы ты ни сказал, поступлю по-своему.

Мэйо (холодно и гневно). Я прав, ты это знаешь, оттого и боишься со мной спорить. Говоришь, хочешь уехать, повидать свет. Лжешь! Тебе никогда этого не хотелось. Твое место здесь, на этой ферме, — здесь, где ты родился, и ничего другого ты не выдумывай. Ты рос у меня на глазах. Я знаю твои стремления, они те же, что и мои. Ты идешь против себя самого, хочешь представиться кем-то другим. Смотри, ты горько раскаешься! Меня не обманешь. Словно я не понимаю, почему ты бежишь отсюда. Да, бежишь, другого слова не найти. Тебя отставили, Рут выбрала не тебя, а Роберта, вот ты и…

Эндру (сильно покраснев). Хватит, отец! Я не желаю это слышать даже от тебя.

Миссис Мэйо (бросаясь к Эндру и обнимая его). Энди, дорогой, не обращай на отца внимания! Он сам не знает, что говорит.

Роберт стоит неподвижно, его лицо искажено болью, руки дрожат. Скотт, потрясенный, слушает все молча. Эндру успокаивает готовую разрыдаться мать.

Мэйо (торжествующе). Я сказал правду, Энди Мэйо. На твоем месте я со стыда бы сгорел…

Роберт (протестуя). Отец! Постыдись…

Миссис Мэйо (отходит от Эндру к мужу, кладет ему на плечи руки, пытается усадить на стул, с которого тот поднялся). Помолчи, Джеймс! Пожалуйста, успокойся.

Мэйо (глядя поверх плеча жены на Эндру, упрямо). Да, я сказал правду, истинную правду!

Миссис Мэйо. Успокойся! (Безуспешно пытается закрыть ему рот рукой.)

Эндру (овладев собой). Ты ошибаешься, отец. (Твердо.) Я не люблю Рут. Я никогда не любил ее. Мне никогда не приходило в голову жениться на ней.

Мэйо (сердито фыркнув). Тьфу! Одна ложь на другой!

Эндру (выходя из себя, горько). Да, тебе трудно понять, ты даже вообразить не в состоянии, что кто-то может взять и покинуть ферму. Воображаешь, что эти несколько акров земли и есть рай и люди не мечтают ни о чем другом, как вкалывать здесь с утра до ночи. Но я сыт по горло этой работой, хочешь ты этому верить или нет, и рад, что представился случай уехать отсюда. Ферма мне давно опостылела, и если я не заикался об этом, то только из боязни обидеть тебя. Ты любишь свою ферму и вообразил, что я тоже люблю ее. Тебе надо, чтобы я вечно жил здесь, работал бы на этой проклятой ферме и после тебя. А теперь вместо меня останется Роб. Он ведь тоже Мэйо. Ему ты все и передашь.

Роберт. Энди! Замолчи! Ты бог знает что говоришь. Ты только хуже делаешь.

Эндру. Мне все равно. Я вгрохал сюда столько труда, что заработал право уйти, когда хочется. (С внезапным взрывом гнева и горя.) Я устал, и мне осточертело все это! Я ненавижу ферму, ненавижу каждый клочок земли. Мне надоело ковыряться в грязи, потеть на солнце, словно я раб, и никогда не слышать слова благодарности. (На глазах у него выступили слезы гнева, он хрипло продолжает.) Я сыт, сыт по горло, на всю жизнь, и, если дядя Дик не возьмет меня, я уеду на каком-нибудь другом судне. Куда-нибудь, все равно.

Миссис Мэйо (испуганно). Не отвечай ему, Джеймс. Он сам не знает, что говорит. Не отвечай ему, пусть он придет в себя. Прошу, Джеймс, не…

Мэйо (отталкивает ее, он очень бледен и смотрит на сына с ненавистью). Ты посмел… посмел сказать это мне… о ферме… о ферме Мэйо… где ты родился… ты… ты… (Угрожающе подымая кулак, подходит к Эндру.)

Миссис Мэйо (кричит). Джеймс! (Закрывает лицо руками и бессильно опускается на стул, где сидел Мэйо.)

Эндру неподвижен и бледен.

Скотт (поднявшись со стула и протягивая через стол руки к Мэйо). Остановись, Джим!

Роберт (бросаясь между отцом и братом). Вы с ума сошли!

Мэйо (хватает Роберта за руку и отталкивает его. Затем несколько секунд стоит перед Эндру, жадно глотая воздух. Показывает трясущимся пальцем на дверь). Вон! Убирайся! Ты мне больше не сын — не сын! Можешь проваливаться ко всем чертям, если хочешь! Чтобы я тебя здесь больше не видел… Чтоб к утру духу твоего здесь не было — или я вышвырну тебя!

Роберт. Папа! Ради бога!

Миссис Мэйо громко рыдает.

Скотт (пытаясь умиротворить Мэйо). Ты слишком далеко зашел, Джим!

Мэйо (повернувшись к нему, с бешенством). Молчать! Молчать! Это ты виноват во всем… ты и твой проклятый парусник! Не смей брать его с собой! А возьмешь — двери моего дома перед тобой закрыты. Пусть отправляется один — и поймет, как издыхать с голоду! (Судорожно вздохнув, снова с бешенством, поворачивается к Эндру.) А тебя — чтобы завтра утром здесь не было! И не смей возвращаться… пока я жив. Не то… (Бормоча какие-то угрозы, направляется к двери.)

Миссис Мэйо (обхватывая его руками, истерически). Джеймс, Джеймс! Куда ты?

Мэйо (бессвязно). Иду… спать, Кейти. Уже поздно, Кейти, очень поздно. (Уходит.)

Миссис Мэйо (следует за ним со слезами). Джеймс, откажись от всего, что ты сказал ему, Джеймс! (Уходит вместе с мужем.)

Роберт и Скотт провожают их взглядами, полными ужаса.

Эндру стоит неподвижно, руки сжаты, в кулаки.

Скотт (первым приходя в себя, с громким вздохом). Ну, он сущий дьявол, когда обозлится. Не надо было тебе так разговаривать с ним, Энди, об этой проклятой ферме. Ты знаешь, что она для него. (Снова вздохнув.) Ладно, не обращай внимания на то, что он тут наговорил. Остынет немного — самому станет стыдно.

Эндру (упавшим голосом). Нет, ты его не знаешь. (Твердо.) Что сказано — то сказано, слов назад не возьмешь. И я свой выбор уже сделал.

Скотт (неуверенно). Не хочешь ли ты сказать, что все еще собираешься ехать со мной?

Эндру (упрямо). А вам что, показалось, что я передумал? Теперь-то мне и надо уехать. Если не боитесь взять меня с собой после того, что он наговорил, я еду.

Роберт (умоляюще). Энди! Не дури! Все так глупо и так ужасно!

Эндру (холодно). С тобой, Роб, я поговорю потом, когда мы останемся вдвоем. А сейчас я говорю с дядей.

Подавленный холодным тоном брата, Роберт садится ни стул и опускает голову. (Скотту.) Если вы не хотите брать меня — ваше дело, я не обижусь. Я понимаю, вам тяжело ссориться с папой.

Скотт (с негодованием). Боже всемогущий, Энди, я не боюсь ни твоего отца, ни кого другого. Я очень хочу, чтобы ты поехал со мной. Я только не хотел бы огорчать Кейт. Не хочу, чтобы она страдала… Давай подумаем, как лучше. (Задумчиво хмурит лоб.) Может, вот что? Я скажу, ты со мной не едешь, а ты скажешь, что отправишься на каком-нибудь другом судне. Но поедем мы вместе. Это будет выглядеть естественно. Она ничего не заподозрит. А потом ты напишешь им, если захочешь, и все объяснишь. (Хитро подмигивает.) Согласен?

Эндру (хмуро). Хорошо, если вы считаете, что так лучше.

Скотт. Ради твоей мамы…

Эндру (пожав плечами). Тогда все в порядке.

Скотт (со вздохом облегчения подходит к Эндру и удовлетворенно хлопает его по спине). Я чертовски рад, Энди. Ты нравишься мне — и, по правде говоря, ты здорово с ним говорил. (Шепотом.) Ты прав, что не хочешь тратить жизнь на ковыряние в земле. Море — это самое настоящее место для такого парня, как ты… (Снова с одобрением похлопывает его по плечу.) И заживем мы с тобой душа в душу. Я просто счастлив, что ты едешь, мальчик.

Эндру (утомленно). Ладно, дядя. Я устал от разговоров.

Скотт. Ухожу — и оставляю вас вдвоем. Не забудь собрать вещи. И если можешь, поспи немного. Мы двинемся очень рано, пока они еще не встанут. Хватит с меня всяких споров. Роберт довезет нас до города и потом вернется. (Идет к двери.) Спокойной ночи!

Эндру. Спокойной ночи.

Скотт уходит. Братья некоторое время молчат. (Подходит к Роберту и кладет на плечо руку; говорит очень тихо и дружелюбно.) Подбодрись, Роб, Не расстраивайся. Снявши голову, по волосам не плачут. Будем надеяться, все к лучшему. Исправить то, что случилось, нельзя.

Роберт (взволнованно). Но ты же лгал, Энди, лгал!

Эндру. Конечно. И ты, и я — мы оба это знаем. А другим не надо…

Роберт. Папа никогда тебя не простит! Зачем ты его рассердил? Ты знаешь, как он любит ферму. Боже, все это бессмысленно — и так трагично! Зачем тебе надо уезжать?

Эндру. Ты же знаешь, зачем спрашивать? (Горячо.) Я желаю тебе и Рут всяческого счастья, искренне желаю. Но требовать, чтобы я остался и видел вас каждый день вместе… Ты не можешь этого требовать от меня. После всех моих планов… Когда я воображал… (голос прерывается) воображал, что она любит меня… я не могу.

Роберт. Я так виноват, Энди, что заставил тебя страдать! Если б я предвидел — клянусь, я бы слова не сказал Рут. Клянусь, Энди!

Эндру. Знаю. И это было бы еще хуже. Тогда страдала бы Рут. Так должно было случиться — и хорошо, что случилось сейчас. Мне остается только перенести это. А отец со временем поймет, что было у меня на душе.

Роберт отрицательно качает головой.

А если нет — что же? Ничем тут не помочь.

Роберт. Подумай о маме, Энди, — и не уезжай!

Эндру (свирепо). Я должен — должен, говорю тебе. Я здесь умру, покончу с собой. Неужели не понимаешь, как мне тяжко! Все мои надежды, планы о нашем будущем, о жизни с Рут… Ты бы сделал то же. Здесь я сойду с ума. Ведь все ежеминутно будет напоминать, как жизнь идет прахом и… какого я свалял дурака… У меня не было б никакой цели в жизни, Роберт. Уеду и попытаюсь все забыть. Остаться и видеть ее — нет, это сверх моих сил. Я возненавидел бы ферму, свою работу. Представляешь, какой бы это был ад. Ты любишь ее, Роб. Поставь себя на мое место и не забывай, что я ее и сейчас люблю и продолжал бы любить, если б остался здесь. Было бы это честно по отношению к тебе, да и к ней? (Трясет брата за плечи). Что бы ты сделал на моем месте? Скажи правду. Ты любишь ее. Что бы ты сделал? Отвечай, черт возьми!

Роберт (неуверенно). Я… уехал бы, Эндру. (Закрывает лицо руками, рыдает.) Боже!..

Эндру (по-видимому, ему стало легче, тихим и твердым голосом). Теперь тебе ясно, почему я уезжаю. И говорить больше не о чем.

Роберт (страстно). Ну почему это должно было свалиться на нас… на нас? (Оглядывается вокруг, словно желая возложить на судьбу ответственность за все, что произошло с ними.)

Эндру (успокаивая его, кладет ему руку на плечо). Нечего убиваться, Роб. Все уже кончено. (С чувством.) Забудь все, что я наговорил по злобе! Забудь, Роб!

Роберт. Нет, Энди, это я должен просить у тебя прощения.

Эндру (принуждает себя улыбнуться). Думаю, у Рут есть право выбрать того, кого она любит. Так что мне прощать нечего. Она выбрала, и я хочу, чтобы она была счастлива.

Роберт. Энди, как ты добр!

Эндру (прерывая его). Тише! Пора спать. Мы заболтались, а встать надо мне до рассвета. Да и тебе, если собираешься отвезти нас в порт.

Роберт. Конечно, конечно!

Эндру (убавляя свет в лампе). Мне еще вещи надо уложить. (Зевает; он страшно утомлен.) Я так устал, словно целые сутки пахал без перерыва. Чувствую себя так, словно я уже мертв.

Роберт закрывает лицо руками. (Встряхивает головой, отгоняя какие-то мысли, делает слабую попытку изобразить хорошее настроение.) Я гашу свет. Иди ложись.

Роберт недвижим. (Наклоняется к лампе и гасит ее. Из темноты доносится его голос.) Нечего тебе сидеть, как на панихиде. Все пройдет. Ложись, поспи немного. Все в конце концов образуется…

Занавес