– Интересно, кто теперь займет Трон и станет следующим Государем Всероссийским? – задал вопрос Василий.
Илья и Алексей переглянулись между собой и прыснули со смеху от наивности Василия.
– Вы чего? – обиженно спросил он.
– Это мы так, – извиняясь за беспричинный смех, по мнению Василия, ответил Алексей.
Весь этот разговор протекал в царском дворце, в покоях, который теперь занимал Илья по праву главного Кремлевского воеводы.
– Пожалуй, легко представить, кто будет нашим следующим Государем, – вмешался он в разговор, обращаясь больше к Василию, на лице которого читался живейший интерес к этой теме.
– И кто будет следующим? – задал он вопрос.
– Корону возьмет тот, кто силой и правом обличил Самозванца, тот, кто в бесстрашии решил низвергнуть его, тот, кто возглавил народное восстание!
– Неужели Шуйский? – удивленно спросил Василий.
Илья утвердительно кивнул, и продолжил далее:
– Все уже давно решено. Завтра в Синклите огласят это решение. Некому даже близко равняться с ним сановитостью и заслугами. Он уже раздал своим друзьям и приверженцам указания по этому поводу, как действовать далее и как управлять людскими умами. Завтра Дума утвердит его, и Россия получит нового царя.
– На все воля Божья! Пожалуй, я оставлю вас и пойду, проверю караулы.
Василий встал с места и, оставив их одних, отправился по делам.
– Ну что скажешь Илья? – задал вопрос Алексей.
– А что говорить. Дворец в наших с тобой руках. Стража и караулы подчинены мне. Пока люди Шуйского щиплют Марину и ее родственников, отбирая у них все, что им подарил Самозванец, мы с тобой Леха, сегодня вечером, тайно наведаемся в царские покои и аккуратно поищем, синхронизатор времени должен быть где-то там, а пока время не подоспело, пойдем где-нибудь перекусим, страсть, как жрать охота.
******
Утро перед заседанием Думы, Москва и москвичи встретили в глубокой тишине, мире и благоденствии, не зная ни царя, не зная ни наследника, запятнав себя двукратной изменой и угрожая будущему Государю третьей. В этот день умы народа волновал вопрос, кто сядет на Престол. Оставив все дела, все устремились на площадь Пожар, к Лобному месту. Люди Шуйского не дремали и везде где можно шептали:
– Время дорого! Россия без Самодержца как тело без души, надобно предупредить всеобщее смятение и немедленным вручением скипетра достойнейшему из вельмож, положить конец неразберихи.
Дума находилась в сомнениях. Синклит и духовенство хотели в первую очередь избрать нового Патриарха на место лжесвидетеля Игнатия, но народ и дворянство требовали избрать царя. С другой стороны, закон требовал избрания царя путем принятия решения Великим Земским Собором, собранием представителей всей России, но Москва она ведь тоже Россия и мало того, она ее сердце и душа, а где Москва там и Государство! Сомнение было основательным и не бесплотным. По всей вероятности Россия и так бы избрала Шуйского но, не имея терпения, его сторонники и приверженцы возражали, мутя народ. Сомнения все больше преобладали в Думе. Бояре и духовенство молчали, никто не возражал, но принятие решения по существу данного вопроса так и оставалось в мертвой точке. Конец всему сомнению положила речь Василия Шуйского, которая загладила слабость Думских Старцев:
– "Я признаюсь, что колеблюсь, боясь упрека в неблагодарности, но глас совести, Веры, отечества, вооружил мою руку, когда я увидел в вас ревность к великому подвигу. Дело наше правое, необходимое, святое. К несчастию оно требовало крови, но Бог благословил нас успехом, следовательно, оно ему выгодно!… Теперь, избавившись от злодея, еретика и чернокнижника, должны мы думать об избрании достойного властителя. Уже нет племени Рюрика, но есть Россия, в которой можем снова найти угасшее на престоле. Мы все должны искать мужа знатного родом, усердного к Вере и к нашим древним обычаям, добродетельного, опытного в делах государственных, следовательно, уже не юного, человека, который, приняв венец и скипетр, любил бы не роскошь и пышность, а умеренность и правду, ограждал бы себя не копьями и крепостями, а любовью подданных. Он не должен умножать злата в казне своей, он должен избыток и довольствие народа считать собственным богатством. Все вы присутствующие здесь в один голос скажете, что такого человека найти трудно? Знаю, но добрый гражданин своей отчизны обязан желать совершенства, по крайней мере, возможного в Государстве!".
Шуйский умолк. В раздумье Дума затихла. Все видели и знали, чего он хотел, но никто не дерзнул противиться. Многие мыслили, что без Великого Земского Собора не обойтись, однако, нетерпение друзей Шуйского и его сторонников преобладало и из Думы он в сопровождении бояр и духовенства, вышел на площадь Пожар, под крики ликующего народа, уже избранным на царство!
******
Осторожно, по темным коридорам и переходам царского дворца, Илья и Алексей пробирались к своей заветной цели. Некогда многолюдный, сверкающий роскошью и светом, царский терем, словно в сказке, погрузился в глубокий сон, пробудить от которого его сможет только новый Властитель России. Слабо освещенные залы, переходы и лестничные марши словно источали из себя эту таинственную тишину, тишину перед будущей грозой, которая в скором времени должна будет накрыть всю Россию. Звук шагов гулким эхом в этой обстановке отражался от сводов потолков, многократно усиливался, делая шум зловещим.
– Где будем искать? – шепотом задал вопрос Алексей.
– Сначала в кабинете, если не найдем, осмотрим опочивальню. Люди на страже надежные?
– Обижаешь Илья, сам подбирал.
Поднявшись по лестнице наверх, они остановились у дверей, ведущих в личные покои Дмитрия. Завидев воеводу, стража взяла на караул, приветствуя своего начальника.
– Ну что, орлы, все ли тихо? – браво произнес Илья.
Выслушав утвердительный ответ, он произнес:
– Пропустите нас во внутрь, нужно кое-что посмотреть и самому убедиться.
Стражники без лишних вопросов раздвинули скрещенные бердыши, открывая загороженную дорогу. Открыв дверь и пропустив Алексея внутрь царского кабинета, он смело шагнул вперед. Дверь с шумом затворилась, нарушая покой темного помещения.
– Леха, там, на столе стоит серебряный канделябр со свечами, зажги их, а то ни чего не видно.
Алексей подошел к столу и чиркнул огнивом. Шорох в дальнем углу заставил насторожиться обоих.
– Леха, по-моему, здесь кроме нас еще кто-то есть, ты слышал звук?
– Угу. Мне тоже что-то показалось. Может кошка или птица ночная залетела, кажись окно открыто.
– Откуда тут кошки, и окно, я точно помню, было затворено. Разожги побыстрее свечи, а то ничего не видно.
Алексей повторил опыт с огнивом и фитилек одинокой свечи мутным светом озарил пространство большого мрачного помещения. Где-то в углу опять послышался едва различимый шорох. Илья вынул из-за пояса пистолет и взвел курок.
– Это там, – тихо произнес он, указывая направление дулом пистолета. – Зажги еще несколько свечей и посвети туда.
Свечи разгорались все сильнее, постепенно наполняя помещение ровным светом. Илья сделал несколько шагов вперед, по направлению к предполагаемому источнику шума. От неожиданности он замер на месте, из-под стоявшего в углу секретера отделилась большая тень и быстро бросилась в сторону раскрытого окна. Звук выстрела разрезал ночную тишину.
– Держи его! – Илья бросил на пол дымящийся пистолет и устремился за тенью, которая от неожиданности выстрела притихла и сжалась в комок у окна.
Двери растворились, пропуская больше света, и из коридора на помощь пришла стража. Илья всем весом своего тела навалился на ночного призрака, который дергался на полу, словно в припадке.
– Ты не пристрелил его? – обратился к товарищу Алексей.
– Да нет, я стрелял в окно, поверх головы.
Илья встал, отряхнулся и сурово посмотрел на стражу:
– Кто посмел пустить злодея? Отвечайте, чего вы молчите?
Те стояли молча, не зная, что ответить.
– Под суд у меня пойдете, разгильдяи.
– Не губи воевода, вот тебе крест, никого не видели и не слышали, – стали оправдываться они в один голос.
– Ладно, – смягчился Илья, – после караула оба ко мне и о том, что здесь произошло ни кому. Понятно?
Струхнувшая стража радостно закивала головами и, перебивая друг друга, они стали благодарить Илью.
– Хватит. Живо на место и никого сюда не впускать, а мы тут побеседуем со злодеем.
Когда стража скрылась за дверьми, Илья посмотрел на Алексея и задал вопрос:
– Что это с ним, чего он корчится?
Не ответив ничего, Алексей присел рядом с призраком и поднес к его лицу свечу. Человек, лежавший на полу, производил жуткое впечатление. Обезображенное страшными шрамами от ожогов лицо, одетый в жалкие лохмотья, он судорожно вращал глазными яблоками, а мышцы тела постоянно производили хаотические движения.
– Черная болезнь!
– Что ты сказал, Леха?
– Я говорю черная болезнь.
– Что это такое?
– Это заболевание мозга, при котором случаются приступы судорог, проще говоря, эпилепсия.
– Интересно, что он здесь делал. Может связать его, чтобы не удрал?
– Не стоит. Как только прекратятся судороги и пройдет приступ, он очнется, но будет настолько слаб и измучен, что он вряд ли сможет, куда-нибудь удрать. Вероятно, неожиданный выстрел спровоцировал приступ.
– Попытайся привести его в чувство, мне не терпится узнать, что он здесь делал?
Алексей взял больного за правую руку и отвел ее в сторону, а левую руку положил ему на правую щеку. После этого согнул левую ногу в колене и быстрым движением перевернул лежащего перед ним человека на правый бок. В этом положении пенистая жидкость, появившаяся во время приступа, стала вытекать из носа и рта пострадавшего.
– У тебя есть платок?
Илья молча протянул требуемое и стал ждать. Рубище, в которое был одет этот человек, сбилось в сторону при развороте тела и сдавило шею. Алексей заметил это, вытер платком вытекающую слюну и обеими руками разорвал лохмотья на груди пострадавшего. Невольно его взгляд остановился на нательном кресте несчастного, который показался ему подозрительно знакомым. Он взял его в правую руку и подтянул к себе поближе за шнурок.
– Леха, ты, что там копаешься? Если не можешь привести в чувство, то давай лучше прикончим его и дело с концом, как раз будет дополнительная возможность усилить здесь стражу и контроль.
– Погоди Илья, здесь думается мне не все так просто. Ты лучше присядь и глянь сюда.
– Чего ты там еще нашел?
– Посмотри, узнаешь эту веешь?
Илья тупо посмотрел на нательный крестик, свисающий с шеи бродяги. Точно такие из черного материала, сделанные под камень были и у них с Алексеем. Не веря своим глазам, он интуитивно нащупал свой нательный крест через одежду и, убедившись, что он на месте, перевел удивленный взор на друга.
– Не может быть, – выдохнул он.
Смутная догадка прокралась в его сознание.
– Неужели Патруль Времени? – тихо произнес Илья.
– вполне возможно, но меня настораживает в каком он состоянии. Он очень плох, чего доброго еще и помрет.
– Сделай что-нибудь Леха, его обязательно нужно привести в чувство.
– Здесь я бессилен, Илья. Его нужно перенести в другое место.
– Что ты предлагаешь?
– Давай перенесем его в башню и запрем в каземате. Людей там сейчас мало, оставим с ним Волчонка, а как очухается, тут мы и поговорим с ним. Утром я подберу целебные травы и сделаю отвар. Полагаю, это поможет ему на первое время, а дальше? – Алексей пожал плечами.
– Нет. Тайком мы его до башни не донесем, кто-нибудь увидит, возникнут ненужные подозрения. Лучше перенесем его в мои кремлевские покои, я схожу за Волчонком, а ты посидишь с ним.
– Пусть будет по-твоему, а стража станет молчать?
– А куда они денутся.
******
В храме Успения первого июня, с соблюдением всех торжественных обрядов, но без расточительства и пышности, совершилось царское венчание. За отсутствием Патриарха, венец Мономахов на Шуйского возложил Митрополит Новгородский. Не было милостей великих и роскошных пиров, в эти дни были лишь опалы. Многих бояр и чиновников удалили со Двора. Шуйский не дал своим приверженцам в удовлетворение никаких наград, тем самым еще больше отдалил людей близких от себя. Россия уже в течение года меняла четвертого Государя, отметила два цареубийства и не имела в данный момент общее согласия на избрание последнего. Возраст нового Государя, уже не молодого летами, его одиночество, неизвестность престолонаследия, также дополняли всеобщее уныние и беспокойство народа. Все это вместе взятое не могло не омрачать сердец истинных сторонников нового Монарха.
Церковь не имела Патриарха. В первый день своего правления, Шуйский, своим указом свел с духовного Престола клятвопреступника Игнатия. Удаленный Лжедмитрием Митрополит Казанский Гермоген, не обольщенный ни милостью Самозванца, не устрашенный опалой, прибыл из Казани в столицу, где его все единодушно нарекли Патриархом. Вручая Гермогену жезл Св. Петра Митрополита, Шуйский заключил с ним искренний и верный союз, Святой Церкви с Государством, но как показало время в дальнейшем, не для их мира и счастья. Таким образом, утвердив себя на престоле царским величием, избрав Патриарха ревностного и мужественного духом, поставив войско на берегах Оки и у границ с Украиной, Василий Шуйский немедленно занялся делами внешними.
Столица на время утихла, но знатная часть государства в умах уже пылала бунтом! Там, где появился первый Лжедмитрий, как бы в назидание россиянам, должен был появиться и второй, снова требуя легковерия и бесстыдства народного. Казалось, что Самозванец, всеми оставленный в беде, не имел приверженцев, кроме Басманова. Те, которых он любил и доверял, осыпал милостями и наградами, громче других кляли его имя, желая спасти себя и свое достояние. Некоторые из них снискали даже доверие Шуйского. Новый Государь послал Григория Шаховского воеводой в Путевиль. Шуйский знал важность этого назначения. Нигде граждане и чернь не выказывали столько усердия к Самозванцу и поэтому не могли не бояться за это гнева нового царя. Шайки бродяг и беглых разбойников стекались именно туда, туда, куда устремились после гибели Дмитрия и многие другие недовольные, вновь избранным, царем.
Дитя своего времени, рожденный в век мятежей и беззаконий, князь Григорий Шаховский, пылал ненавистью к виновникам гибели Дмитрия. Он прекрасно знал расположение народа Северской волости и неудовлетворенность многих россиян, которые имели право участвовать и не участвовали в избрании Государя, знал настроения в умах москвичей и в целом Государстве. Считая трон Шуйского шатким, а обстоятельства благоприятными, прельщаясь новыми перспективами, он решился на открытую измену. Собрав жителей Путевиля, Шаховский объявил им, что Дмитрий жив, а умертвили кого-то другого, скрыв его лицо мерзкой маской. В умах людей Северских было посеяно недоумение, которое разрешилось не в пользу нового Государя после того, как Шаховский объявил им, что злобный Василий готовит им и Украине печальную участь Новгородцев, истерзанных Иоанном Грозным. Народ усомнился, но восстал ради своего спасения. Южные города России ждали только примера и вскоре Моравск, Чернигов, Стародуб, Белгород, Новгород-Северский, Борисов, Оскол и многие другие встали под знамя измены и отошли от Москвы. Казаки, стрельцы, граждане, люди боярские и крестьяне, толпами шли под знамя мятежа и бунта, поднятое князьями Шаховским и Телятевским, к которым присоединились и другие недовольные знатные чиновники и бояре.
Люди еще не видели Дмитрия, но все уже пылали усердием к нему. Его имя с чудной легкостью перелетало из уст в уста и побеждало законную власть. Тех, кто не верил грубому обману и не хотел изменять Василию, убивали и вешали, других кидали в темницы. Плавая в крови и утопая в мерзостях насилия, южные рубежи огромной страны терпеливо ждали Дмитрия, в полной уверенности того, что новое солнце взойдет для России из Сендомира!
******
– Ну что, поздравляю тебя Просветов.
– С чем? – Илья удивленно посмотрел на боярина Салтыкова.
– Как это с чем, теперь ты окольничий и Думный Дворянин. Хорошо хоть твои заслуги по достоинству оценил Шуйский, а мы, родовитые бояре, рисковавшие своей головой, остались не у дел. Я только заикнулся о награде, как меня тотчас записали в опальные.
– Какая это опала, ведь воеводство в Иванегороде почетная награда.
– Ты решил поиздеваться надо мной, Илья? Удаление от Двора равносильно опале. Раздавая такие награды своим верным сподвижникам, Шуйский сильно рискует остаться вообще один. Недовольство и шаткость в умах порождает недоверие к власти. Но я все равно рад за тебя, теперь, когда ты приблизился к родовитым боярским фамилиям, ты сможешь занять, подобающее твоему статусу, место в обществе. Хочу, однако, тебя предупредить, не очень доверяй Шуйскому, он умен и хитер, скуп и склонен к доносам, а посему у него от любви до ненависти только один шаг. Сдружились мы с тобой Илья в последнее время, поэтому мне будет жаль, если ты сложишь голову за Государя недостойного любви и уважения.
Илья молча слушал Михаила Салтыкова, все, что он говорил, было чистой правдой и от этого у него на душе стало еще более муторно.
– Ладно, мне пора, мои люди уже заждались, да и мне не терпится поскорее воспользоваться Васильевой наградой. Да и тебя вроде как Шуйский ждет. Нынче ты у него в фаворитах ходишь. Слышал, что ты возглавил его личную охрану. Да, не все спокойно у нас в России, подавится еще Шуйский своим Самодержавием, не по плечам ноша. Ну что, Бог даст, свидимся? – боярин Салтыков обнял Илью на прощание, как старого друга, сел на коня и отправился в путь через Спасские ворота московского Кремля.
******
– Хозяин, юродивый очнулся, просит пить.
Алексей спросонья медленно открывал слипающиеся глаза. Трое суток, почти без сна, он не отходил от постели больного, пытаясь вытащить его почти с того света. Приступ был очень сильным и затяжным. Временами несчастному становилось лучше, и он погружался в беспокойный сон, затем черная болезнь обратно брала свое, повторяясь вновь и вновь.
– Да проснись хозяин, ты же сам просил тебя разбудить.
– Встаю, Волчонок, уже иду, – Алексей встал с лавки, сбросил остатки сна и направился к постели юродивого.
Тот уже сидел на ложе и удивленно рассматривал окружавшую его обстановку. Глубокая тревога пробежала у него по его изуродованному лицу, когда он увидел Алексея.
– Где я нахожусь? Кто вы? – задал он ему вопрос.
– Успокойся, ты у друзей и мы не сделаем тебе ничего плохого. Я лекарь, вот возьми и выпей это, – спокойным размеренным голосом произнес Алексей, протягивая больному кружку с питьем.
– Что это?
– Это целебный отвар из трав для поддержания сил.
Юродивый взял с определенным недоверием протянутое питье, сначала понюхал, а затем, видимо посчитав, что хуже не будет, залпом выпил предложенное.
– Кто вы и что вам от меня нужно? – грубо спросил он.
– Ну, зачем же ты так сразу. Разве люди не могут оказывать друг другу милосердие. Вспомни, что сказано в Писании…
– К черту эти ненужные речи, оставьте их для других. Что вам от меня нужно и зачем я здесь?
Алексей немного смутился от напрямик заданного вопроса, в речи незнакомца было столько жизненного опыта, от которого казалось, что человек находящийся в этот момент рядом с ним ни как не попадал под стереотип окружавшего их мира.
– Хорошо, раз так, то лучше на чистоту, – про себя подумал он, а вслух произнес.
– Ты помнишь последние минуты перед приступом? Что ты там делал, что искал?
Юродивый с ненавистью посмотрел на Алексея. На его изуродованном, страшными ожогами, лице, появилась гримаса ненависти и отвращения. Его глаза были прямо направлены на него, словно пытаясь просверлить Алексея насквозь.
– Ты не хочешь говорить?
– Я не помню, что со мною было, – юродивый закрыл глаза и откинулся на ложе.
– Несомненно, он помнит все, – про себя подумал Алексей, – только не хочет говорить.
Алексей терпеливо ждал. Время шло минута за минутой. Казалось, юродивый заснул, но это было не так. От Алексея как профессионального врача не могло ускользнуть функциональное состояние больного и то, как он дышит. В конце концов, не выдержав томительной паузы, он задал следующий вопрос:
– Хорошо, я попробую сформулировать свой вопрос иначе. У тебя на шее весит черный нательный крестик, откуда он у тебя? Где ты его взял?
Юродивый открыл глаза, удивленно посмотрел на Алексея, интуитивно потянулся рукой к груди, но затем отдернул ее назад. Так и не ответив на поставленный вопрос, он продолжал молчать.
– Я не из праздного любопытства спрашиваю тебя, дело в том, что у меня и моего товарища точно такие крестики.
Как бы в качестве доказательства своих слов, он снял с себя нательный крестик и протянул юродивому. Увидев, он схватил его дрожащими руками и поднес к глазам. Сомнение, недоверие, счастье в этот миг отразились на его изуродованном лице. Он держал в руках черный крестик, словно маленький ребенок долгожданную игрушку, не веря своему счастью. Минуты шли, а юродивый все крутил и рассматривал его. Алексей протянул руку, чтобы забрать крестик, но он плотно прижал его к себе, повалился на постель, и ужасная гримаса горя и отчаяния появилась у него на лице, видя которую Алексею просто стало его жаль.
– Откуда он у вас? – срывающимся голосом задал он вопрос Алексею.
– Тоже самое я хотел бы услышать от тебя. Таких крестиков не может быть несколько, потому что их изготавливают только в одном месте, и ты должен знать где.
– Временной Патруль! – тихо произнес юродивый.
– Да, ты прав. Так откуда у тебя крестик и кто ты таков? Рассказывай все по порядку, но для начала и соберись с мыслями, а я сейчас принесу тебе еще отвара.
Алексей покинул каморку и через некоторое время вернулся назад, неся в руках горячее питье. Юродивый, как и прежде, сидел на ложе. Внешне он был спокоен, только душевное внутреннее волнение выдавали безмолвные слезы, которые текли из глаз.
– Вы из Академии? – спросил он.
Алексей утвердительно кивнул головой, протягивая ему целебный отвар.
– Мое настоящее имя Франсуа Логран, – представился он, – в свое время я тоже служил в Академии и занимался изучением античной и западной средневековой Европой. Пару раз выполнял задания Патруля и всегда успешно, но в этот раз, в этой дикой стране все сразу пошло наперекосяк.
Франсуа умолк, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.
– Успокойтесь. Может, вы чего-то хотите?
– Если можно, то чего-нибудь покрепче вашего целебного отвара, – срывающимся голосом, произнес Франсуа.
– Вам нельзя спиртное. Приступ болезни может повториться. Во второй раз вы можете попросту его не перенести. Как часто такое с вами случалось?
– Сначала редко, а затем все чаше и чаше и более длительно. Сколько я уже здесь?
– Три дня.
– И все же, если можно, я бы хотел повторить свою просьбу.
Алексей пожал плечами, но перечить не стал. Кликнув Волчонка, он распорядился, чтобы тот принес кувшин хмельного меда и захватил чего-нибудь перекусить. Первую чарку Логран выпил залпом. Немного помолчав и повторив еще раз, он начал свой рассказ:
– Специалистов по древней Руси всегда не хватало в Патруле. Этот дикий и необузданный край с суровыми нравами всегда отпугивал желающих. Мне всегда не хватало в жизни романтики и остроты ощущений и, когда мне предложили эту миссию, я не минуты не колебался перед выбором и согласился с радостью.
Мне с моим напарником поручили разыскать в этом времени драгоценный крест Иоанна Грозного, в котором был устроен синхронизатор времени для изучения более подробного исторического периода. Под видом купцов, нас забросили в конец XVI века. Прислушиваясь к совету, который мы получили в Академии, мы начали свой поиск с города Углича, сразу после смерти царевича Дмитрия. Однако толи подвела нас неосторожность в расспросах, толи мы были недостаточно подготовлены, но в самом начале пути нас поджидала неудача. Меня и моего товарища схватили люди Годунова, присланные из Москвы разбирать обстоятельства смерти царевича. Тогда многие Угличане попали под горячую руку. Чтобы остановить распространение ненужных слухов, одних казнили, другим резали языки и отправляли в Сибирь, в земли только что отвоеванные у татар. Стараясь не провалить свою миссию, мы попытались откупиться, но только ухудшили и без того незавидное свое положение. Люди Годунова, обобрав нас до нитки, решили приписать нам соучастие в убийстве малолетнего Дмитрия, и нас в спешном порядке отправили в Москву и заточили в темницу. Что случилось я не знаю, но на некоторое время нас оставили в покое. В тишине темного сырого каземата у нас с товарищем по несчастью, было, много времени подумать, однако, зная ход истории, мы решили не пороть горячку и продолжить миссию в расчете на скорое освобождение. Как мы были глупы и наивны на тот момент. Весь наш расчет строился на том, что в случае неудачного исхода для нас, при помощи этих нательных крестиков, мы всегда сможем открыть портал и благополучно вернуться в Академию. Время шло, нас не трогали, но в один прекрасный момент нас вынули из каземата и в спешном порядке повели на допрос. Казалось, что свобода уже близка, но не тут то было. Суровые судьи не посчитали нас невиновными. Они инкрементировали нам Государственную измену и участие в заговоре, направленном против законного царя. Ума не приложу, откуда такой бред мог придти им в голову, но факт оставался фактом. Мы все отрицали сначала со смехом, но когда начался допрос с пристрастием, стало не до шуток.
Палачи раздели нас до гола. Меня начали пытать огнем, а моего товарища по несчастью – водой, привязав его к деревянной доске, они стали макать его вниз головой в здоровенную бадью с водой, периодически вытаскивая, чтобы не захлебнулся насмерть. Меня же привязали спиной к деревянному колесу и стали прокручивать над жаровней с раскаленными углями. Признаваться нам было не в чем, мы не знали ни имен действующих государственных лиц и плохо разбирались во внутренней политики России. Просто-напросто мы еще не успели освоиться и адаптироваться в том времени истории, куда нас забросил Временной Патруль. Этим самым мы еще больше разозлили своих палачей. Пытать меня начали с ног, постепенно, все больше и больше раздувая угли в жаровне кузнечными мехами, палачи выбивали из меня признание, которое я попросту не мог дать из-за своего незнания. Все происходящее с нами казалось жутким и диким кошмаром и напоминало дурной сон, если бы не адская боль. Мои ноги покрылись огромными волдырями и кожа, не выдержав жара, местами начала лопаться. Временами я терял сознание, но палачи пристально следили за нами, стараясь как можно дольше продлить муки и не дать нам без признания отойти в мир иной. Меня вновь привели в чувство, обливая холодной водой, и стали равномерно поджаривать путем вращения колеса. Но одного не учли наши мучители. Они попросту не могли этого знать. Мой нательный крестик на груди нагрелся до такой степени, что в темной пыточной камере, к их великому ужасу и изумлению, открылся временной портал. Жуткий страх сковал и судей и палачей. Сквозь мутный липкий туман, который сопровождал открытие портала, были видны лица людей находившихся в Академии. Они тоже с ужасом наблюдали за нашими мучениями. Но временной портал просуществовал не долго, всего пару минут, которые показались мне вечностью. От чрезмерного нагрева что-то произошло с крестиком открывшим портал и он перегорел, как оказалось навсегда. Портал потух, пыточную камеру опять окутал липкий туман. Палачи и судьи, выйдя из ступора, оставили нас на произвол судьбы и в ужасе бросились на утек. Мой товарищ так и захлебнулся в бадье с водой, а я, вися на колесе вниз головой над углями, от жуткой боли потерял сознание.
Очнулся я уже обратно в каземате. Я лежал на полу на куче жухлой прогнившей соломы. Одежды на мне не было, а все тело было покрыто жуткими ожогами, а вместо лица была кровавая маска. Боль была просто нестерпимой. Я лежал и старался не двигаться, временами проваливаясь в небытие. Но спасительное забвение не могло длиться вечно, в чувство меня приводили крысы, которых привлекал запах гниющего поджаренного мяса. Я мечтал о смерти как об избавлении, но смерть обошла меня стороной, тем самым, усиливая и физические и душевные муки. Про меня забыли. Охрана, прослышав обо мне, в страхе боялась меня, считая злобным колдуном. Впрочем, в этом был и большой плюс. Боясь моего гнева, они ничего не крали из скудного рациона узника и приносили пищу и воду в срок, просовывая ее через едва приоткрытую дверь. Как не странно, но я не подхватил заражения и хоть и медленно, но пошел на поправку. Когда я окреп настолько, что уже мог двигаться без жуткой боли, я стал думать о том, как бы раздобыть огонь и вновь открыть портал. Эта идея-мечта захватила меня целиком, я просыпался и засыпал с мыслью только об этом, но жестокая судьба готовила для меня еще одно испытание. Судьи побоялись вызвать меня к себе на допрос. В сопровождении двух стрельцов, ко мне в каземат спустился приказной дьяк, который дрожащим и срывающимся от страха голосом зачитал мне вердикт суда. Теперь меня обвиняли в колдовстве и ереси, и меня надлежало перевести в монастырскую тюрьму и заключить там до скончания моих дней, чтобы в тишине и молитве я мог встать на путь исправления и ценой свей моей жизни, как они считали, искупить свои грехи.
Мне надели на голову мешок и перевезли в какой-то монастырь, название которого мне не известно до сих пор, и бросили в подвал. Наслышанные про мое чародейство и видимо перепуганные монахи не досаждали мне. Игумен монастыря распорядился вообще замуровать за мною дверь, оставив маленькое отверстие для передачи пищи и нечистот. В это время, мое жгучее желание заиметь трут, огниво и свечу, превратилось в маниакальную зависимость. Потихоньку от одиночества я начал сходить с ума. Истерический смех, временами, сменяющийся бурным гневом и яростью, стал для меня нормой. Мои вопли, разносившееся под сводами подвала, пугали добропорядочных монахов, и вскоре игумен распорядился заложить маленькое оконце, сквозь которое ко мне в камеру попадал свежий воздух и тусклый свет. Как нестранно, я не обратил на это никакого внимания, но тут судьба преподнесла мне подарок. Старый выживший из ума монах, в обязанность которому вменялось смотреть за мной и приносить еду, будучи большим любителем горячительных напитков, но не знавший на какие средства их приобрести, однажды, во время передачи пищи обратился ко мне со странной просьбой, которая заключалась в том, чтобы сделать колдовской наговор для какой-то женщины, которая хотела избавиться от ненавистного мужа.
Я опешил, но смекнул, что тут можно будет получить определенную выгоду, и выставил ему свои условия. Желание получить мзду и выпить на дармовщинку определенно преобладало у него над чувством долга и, после некоторых колебаний, он принес мне свечу, трут и огниво, якобы нужные мне для колдовского наговора.
Теперь у меня был огонь. Я зажег свечу и, не желая откладывать ни на минуту свое возвращение в Академию, я тут же приступил к делу. Крестик накалился до такой степени, что стал менять цвет, но портал не открывался. По-моему я стал что-то бормотать к ужасу моего охранника, который наблюдал за мной через окошко в проеме. Занимаясь этим делом, я обжег себе все пальцы, но портал так и не возник. Разочарование мое было столь велико, что у меня началось помутнение рассудка, я упал на пол и стал биться в судорогах. Придя в себя, я трезво оценил ситуацию. Крестик не действовал и мне, в этом грязном подвале было суждено застрять на веке. Взвесив все прелести моего положения, я решил покончить с жизнью и отказаться от пищи. Но и здесь злая судьба не дала мне успокоения, вероятно у меня просто не хватило силы воли, да и мой сторож оказался хорошим искусителем. Мужа той глупой бабы случайно прибили в пьяной драке и в благодарность за содеянное, мой сторож принес мне кружку хлебной водки, кусок сыра и несколько луковиц. Увидав такое изобилие, я просто не смог устоять. Нет, нет, я не сразу набросился на эти деликатесы, я стоически терпел, но голод не тетка, в конце концов, не выдержав, в полубессознательном состоянии я набросился на еду.
Франсуа умолк, наливая себе еще чарку. Не спеша, он пропустил ее во внутрь и закусил. Заинтригованный рассказом несчастного Лограна, Алексей в нетерпении ждал продолжения его истории, не выдержав, он плеснул немного и себе в чарку, молча выпил и задал вопрос:
– Ну а дальше то, что было, Франсуа?
– Дальше? Потом глупая баба растрезвонила всем своим знакомым о чуде, и у меня не стало отбоя от клиентов. Мой сторож регулярно таскал мне еду и выпивку, и мое существование стало довольно сносным. Прожив много лет в темнице, я привык к томительному одиночеству, но с приходом Самозванца к власти, двери всех темниц и узилищ были отворены и я, к великому сожалению моего сторожа, вышел на свободу. Идти мне было некуда, и чтобы не умереть с голоду, я был вынужден просить милостыню на паперти церквей. Мое увечье и жуткие шрамы помогали мне добывать пропитание. Я не знал, как жить и что делать дальше. Приступы болезни все чаще и чаще наступали на меня. Иногда они неожиданно проявлялись во время церковных служб и праздников. Русский люд всегда благосклонно относился к юродивым, в каждом даже самом отчаянном положении есть свои плюсы. На меня обратил внимание глава артели попрошаек, и я стал членом его команды. Моя болезнь сделалась для меня основным источником пропитания, я уже больше не боялся замерзнуть на улице во время приступа. Я часто бывал у царского дворца и неоднократно видел Самозванца. Один раз он самолично подал мне милостыню и велел накормить. Как бы не было ужасно мое незавидное положение, но я смог пережить холодную зиму. Я отчаянно искал выход и не как не мог его найти. Однажды мне на ум пришла замечательная, как я считал, идея, которая заключалась в том, что всех казненных преступников в Москве хоронили в одном определенном месте, а именно на кладбище за Серпуховскими воротами. Я решил найти могилу моего товарища, разрыть ее и завладеть нательным крестиком. Мечта вернуться назад в Академию с той поры ожила с новой силой и захватила меня целиком. Днями, я, как и прежде собирал милостыню на папертях церквей и монастырских дворов, а по ночам пропадал на кладбище, пытаясь отыскать нужную могилу. На могильных крестах не было имен и дат. Мне пришлось действовать наугад. Первые разрытые могилы не дали никакого результата, но я не отчаивался и по-прежнему продолжал работу, пытаясь каждую ночь вскрывать по одной. Возможно, мне бы когда-нибудь повезло и думаю, к концу лета я нашел бы искомое. Но дворцовый переворот и смерть Дмитрия положили конец моему упорному труду. По городу поползли слухи об упырях, которые, по мнению суеверных москвичей, каждую ночь восстают из могил, чтобы пополнить воинство нежити для убиенного Дмитрия. Суеверный страх сковал умы глупых людей, и они стали пристально следить за кладбищем, делая мою работу невозможной.
Отчаяние охватило меня с новой силой, и тут мне пришла в голову новая идея. Синхронизатор времени очень важен для Академии и если нет возможности вернуться назад, то нужно найти его, так как за ним обязательно вернутся Патрульные. Еще сидя в подвале монастыря, я предполагал, что крест Иоанна Грозного должен быть у Самозванца. Пользуясь безвластием в Москве, я решился на отчаянный шаг, а именно, проникнуть в святая святых, в личный кабинет Дмитрия. Среди темной ночи я обошел, все посты стражи и проник через окно во дворец. Узнику, привыкшему к темноте, свет был не нужен, и я быстро нашел искомое.
– Так вы нашли синхронизатор времени? – удивленно задал вопрос Алексей.
– Да!
– И где он?
– Я оставил его там, где он и лежал. Вы вспугнули меня, и я решил ретироваться. А вы разве не нашли его?
– Нет. Мы перевернули и кабинет, и опочивальню, но ничего не нашли.
Франсуа налил себе еще чарку, довольно улыбнулся и одним махом выпил содержимое.
– Не томите меня, так, где же он? – в нетерпении спросил Алексей.
– В секретере аглицкой работы, который стоит в углу. Там есть секрет. Ручка верхнего ящика, выполненная в форме головы бронзового льва.
– И что? Мы смотрели там.
– Нужно открыть ящик, повернуть ручку вправо и надавить на глаза зверя сделанные из яшмы. После этого открывается двойное дно, там и лежит синхронизатор времени, Государственная печать и еще какие-то бумаги.
От радости и восторга, Алексей, словно замер. То, что они с Ильей несколько лет так упорно искали, сейчас, как, оказалось, находиться рядом. Пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами и не выдать своего волнения, он произнес:
– Нужно срочно разыскать моего напарника и рассказать все ему.
Франсуа Логран удивленно уставился на Алексея.
– Так вы пришли за синхронизатором времени?
– Да, и вот уже несколько лет ищем его здесь.
– Алексей, расскажите о ваших приключениях, я так соскучился по общению, пожалуй, я имею на это право?
– Безусловно, но время не ждет. Нужно немедленно завладеть синхронизатором.
На лице Лограна в этот момент отразились страх, горечь и печаль. Алексей заметил это и решил загладить свою речь:
– Не обижайтесь, Франсуа. Теперь мы одна команда. Вы все узнаете, как только выпадет такая возможность, а теперь мне нужно идти, да и вам требуется отдых.
Оставив больного на заботу Волчонка, Алексей срочно направился на поиски Ильи.
******
– Ты не понимаешь что творишь, Леха? Ты вытащил меня с заседания Думы. Сейчас на кону стоит принятие решения о мире или войне с Польшей.
– Я полагаю Илья, что принятие решения от вас никак не зависит. История, она ведь неуклонно идет своим чередом, а ход ее нам с тобой давно известен. Если бы не срочные известия, я бы не стал отрывать тебя от столь "важных" дел.
– Что стряслось? По-моему я догадываюсь, кажется, ты с Василием опять перебрал лишнего за вчерашней трапезой.
– На этот раз все намного сложнее, – с улыбкой на устах ответил Алексей.
Илья внимательно оглядел товарища.
– Опухшее толи от пьянки, толи от бессонницы лицо, неряшливый вид, весь его облик как-то никак не гармонировал с энергией, которая била от него в этот момент, – про себя подумал Илья.
Алексей молчал, сохраняя интригующую паузу.
– Ладно, не томи, рассказывай, что стряслось.
– Илья, я знаю, где синхронизатор времени!
– Вот теперь я вижу, что ты перепил вчера! – удивленно произнес Илья. – Такое только с пьяного бреда придет в голову!
– Нет, нет, я говорю правду. Очнулся юродивый, он такой же Патрульный, как и мы и был заброшен сюда с аналогичным заданием.
– у меня на его счет предположения по этому поводу, но его внешний вид просто убивал все сомнения, – озабоченно произнес Илья. – Ладно, слушаю тебя, говори.
Алексей вкратце пересказал рассказ Лограна.
– Да, захватывающая история, слава Богу, не чета нашей. Что предполагаешь делать Леха?
– Как это что? Я хочу, чтобы ты прямо сейчас отправился за синхронизатором.
Илья покачал головой.
– Сейчас я должен присутствовать на заседании Думы. Теперь крест Иоаннов от нас никуда не денется. В новом деревянном дворце Дмитрия никто не живет. Шуйский предпочитает Кремлевские каменные палаты. Как только освобожусь, немедленно отправлюсь за синхронизатором, а ты возвращайся назад и хорошенько стереги нашего нового друга, как бы он не сбежал.
Алексей покачал головой.
– Ему некуда бежать. Могу предположить, что последующие приступы будут смертельны для него. Его срочно нужно переправить в Академию.
– Ладно, время покажет. Иди Леха, мне сейчас действительно некогда.