Утро только начало вступать в свом права, освещая светом восхода средневековую Русь, когда Илья и Алексей перешагнули через временной портал и оказались на опушке хвойного леса. Солнце медленно поднималось над линией горизонта, согревая своими августовскими лучами верхушки деревьев. Они огляделись. Алексей засмеялся, девственная природа средневекового леса напомнила ему пионерскую юность с посиделками у костра.

– Что будем делать? – спросил Илья.

– Фон Отто говорил, что за лесом лежит дорога на Углич, – ответил Алексей сквозь смех.

– Да, да. И еще он говорил, что по этой дороге ближе к обеду пройдет купеческий обоз, а перед самой Волгой на него нападут лихие люди. Интересно откуда он это знает?

Они замолчали, из-за деревьев с другой стороны леса на поляну вышел лось, словно не замечая присутствия людей, он щипал высокую сочную траву, изредка вскидывая голову, увенчанную ветвистыми рогами.

– Вот теперь мне верится, что мы в XVII веке, – тихо сказал Алексей, заряжая арбалет.

Илья остановил его: – Не стоит Леха, поохотиться мы еще успеем, дай насладиться природой, пусть живет.

Хлопнув в ладоши, Илья вспугнул зверя. Тот, наконец, обратив внимание на людей, испуганно попятился и скрылся в чаще леса.

Глядя вслед удирающему лосю, Илья спросил: – ладно, с разбойниками мы разберемся, а вот как объяснить купцам, откуда мы тут взялись с таким вооружением, сами чистенькие, да еще и пешие.

– Что, по-твоему, нужно вываляться в грязи? – улыбнулся Леха.

– Я вот что думаю, если люди спросят, едим мы из Вологды в Москву искать службы государевой, а насчет того, что пешие, так коней звери дикие спугнули, пока мы отдыхали, искали их, не нашли.

– Так купцы тебе и поверят, что стреноженные кони далеко убегут. Да ладно, что нибудь придумаем. Фон Отто говорил, что нужно идти на север к излучине реки, вот и пошли.

Вскинув арбалет на плечо, и повесив на другое пищаль, Алексей определил северное направление по стволам деревьев, и друзья отправились в путь.

Через лес шли около сорока минут. Они давно отыскали дорогу но, помня последние наставления, фон Отто, придерживались кромки леса. Вдруг Илья замер, инстинкт охотника вместе с чутьем подсказывали ему, что близко находятся люди. Он скинул на землю громоздкое снаряжение, вооруженный только кинжалом налегке отправился в разведку, оставив Алексея одного. Тихонько крадясь между деревьев, он обнаружил стойбище разбойников. Их было около сорока человек, расположились они на небольшой полянке возле дороги, в центре которой на траве сидел здоровенный мужик, кожаный доспех закрывал его могучую грудь. Рядом с ним на траве лежал огромный шестопер, видимо символизирующий его верховную власть над сбродом. Из леса с другой стороны вышел на полянку молодой разбойник, и направился к главарю. Он присел рядом с ним и начал что-то тихо говорить, указывая рукой в сторону, откуда он пришел. Главарь удовлетворительно кивнул головой, встал, окрикнул своих бездельников. Шайка пришла в движение, все засобирались, поправляя нехитрую амуницию и тихо начала выдвигаться в сторону, указанную юным разбойником.

Алексей уже начал волноваться, томимый неизвестностью он пристально присматривал за полосой соснового леса. Вдруг до его уха долетел еле слышимый шорох ветвей и через несколько секунд на поляну вышел Илья.

– Что так долго? – спросил он.

– Наблюдал за шайкой. Их много, но серьезно вооружены человек семь, а остальные так, луками, рогатинами да топорами. Времени нет, а обоз уже близко, нужно еще выбрать и занять удобную позицию. Скорее всего, они его остановят, обстреляют из луков, потом нападут.

Они быстро преодолели расстояние, тихонько подкрались между деревьями и вышли в тыл шайке, зарядили оружие и стали ждать.

******

Боярин, Никита Александрович Нагой, возвращался со своей отдаленной вотчины домой в Углич. Городские купцы собирались на ярмарку в Москву, которая из-за недавнего голода все еще испытывала недостаток сельскохозяйственных продуктов, за которые давали хорошую цену. Томимый скукой он решил навестить свои села и выгрести из амбаров излишки. Он хотел отправить своих людей на ярмарку вместе с купцами именно сейчас, не дожидаясь зимы, пока цены были еще высоки. Собрав дюжину подвод с товаром, он торопился в Углич, чтобы успеть до отправления купцов. Остался последний переход, до города было рукой подать, верст десять. Но боярин смутно чувствовал какую-то тревогу. Он развернул коня, и велел возничим не растягиваться по дороге. Подводы вели крестьяне, для охраны он взял с собой восемь человек. Время было неспокойное. Вследствие прошедшего голода беглые крестьяне московской волости сбивались в довольно крупные шайки и нередко нападали на слабо защищаемые обозы. Людей у Никиты Александровича обученных искусству ратному не хватало, в прошлом году он из-за того, что не выставил с вотчины должное количество людей на службу, заплатил немалый штраф в казну царскую.

Размышления боярина были прерваны треском падающего на дорогу дерева. Не успело оно коснуться земли, как он почувствовал сильный удар в грудь. В стальную кирасу украшенную резьбой и позолотой попала стрела. Крепкий металл выдержал удар, стрела отскочила от кирасы, оставив на ее поверхности добрую вмятину. Две другие попали в коня, поразив его в шею и правый бок. Раненное животное заржало и начало оседать под Никитой, истекая кровью. Он спрыгнул с коня, выхватил меч и призвал своих людей к оружию. Приняв оборонительную позицию за ближайшей телегой, он окинул взглядом место нападения. Трое из его людей лежали на дороге пронзенные стрелами, один раненный в ногу пытался встать с земли и укрыться за телегой, двое других, оставшись без лошадей, как и он, готовились к отражению атаки, принимая оборону. Только двое остались в седле, удерживая испуганных лошадей. Четверо крестьян, бросив подводы, побежали в лес, двое были убиты и лежали на телегах, остальные, похватав топоры, были полны решимости, защищать свою жизнь и имущество боярина.

Разбойники, видя произведенный эффект от стрельбы, побросали луки и размахивая кистенями и топорами, направив рогатины на защитников обоза, пользуясь своим превосходством в численности, высыпали на дорогу. Впереди всех бежал главарь, громко крича и размахивая шестопером, он уже подбегал к ближайшей телеге, но был сражен неожиданным выстрелом с тыла. Раздались еще два хлопка. Алексей, перезаряжая пищаль, радовался произведенным выстрелом. Четверо разбойников лежали на земле и корчились, истекая кровью, Илья вторым выстрелом из пистолета убил еще одного. Оставшись без главаря, разбойники в растерянности остановили атаку и стали сбиваться в кучу, представляя собой прекрасную мишень для стрельбы. Раздался еще залп, попадали еще люли. Раненные злодеи, истошно вопя, навивали панический ужас на остальных. Не понимая, откуда ведется стрельба и, не зная, сколько человек, прячется за деревьями, нападавшие разбойники с испугу заметались по дороге.

Этим воспользовался боярин Нагой, перейдя от обороны в наступление, его люди навалились всем скопом на деморализованных разбойников. Алексей, боясь зацепить, кого нибудь из людей боярина, отбросил ставшую ненужной пищаль, произвел выстрел из арбалета, разбив голову болтом одному из бродяг, выхватил саблю и ринулся в самую гущу, за Ильей, который на ходу разрядив пистолеты, уже махал саблей. Бой продолжался не более десяти минут, разбойники, не ожидавшие такого отпора, потеряв половину своих людей, предпочли побросать оружие и пуститься наутек. Два конных война преследовали их, добивая зазевавшихся, но скоро вернулись, не желая углубляться далеко в лес.

– Меня зовут Никитой Нагим. Кто вы храбрые войны? – поклонясь, обратился боярин к Алексею и Илье, – вас к нам, наверное, сам Господь бог послал. Не будь вас, лежать бы нам с разбитыми головами здесь у дороги.

– Меня зовут Ильей, это мой товарищ Алексей, а идем мы в Москву искать службы у Государя, коней наших увели воры, начали их искать да услышали крики и решили идти на выручку.

Из леса вышли четверо сбежавших крестьян, ведя за собой связанного юного разбойника. Упав на колени перед боярином, они молили его о пощаде.

– Что явились трусы, бросили обоз и своего боярина, спасая свои поганые шкуры, – Никита пнул одного сапогом в грудь, – высечь вас надо, что бы другим было неповадно, дома решу, что с вами делать, а сейчас идите и оттаскивайте покойников подальше от дороги.

– А с пленным что делать? – спросил один из крестьян у него.

– Отведите его подальше и зарежьте.

Пленный разбойник, начал извиваться на земле плача и прося милости. Алексей пихнул его ногой,- сколько тебе лет, – тринадцать дяденька, – сквозь слезы произнес он.

– Боярин, пощади его, ведь совсем мальчишка, и в качестве военного трофея отдай его нам, обратился к Никите Илья.

– Ну что же, берите, коль такая нужда есть, но он же беглый?

– Чьих будешь, холоп? – обратился к пацану Илья.

– Не знаю дяденька, барина я никогда не видел, мал еще, деревеньку нашу ночью сожгли худые люди. Отца убили, а мы с мамкой сбежали, потом и мать умерла с голоду, а меня подобрали эти, – он указал рукой на убитого Ильей главаря.

– Как тебя зовут?

– Маменька назвала Гришкой, а эти прозвали Волчонком.

– Ну что же, Волчонок, благодари своих новых хозяев и служи им верно, сказал боярин.

– Если найдется хозяин, мы его вернем, – поддержал друга Алексей.

– Привяжи его Иван к телеге, пусть связанный пока побудет, чтобы не сбежал, – обратился боярин к подошедшему крестьянину, который подвел пойманных лошадей. – Хороший воин не должен ходить пешим, возьмите в дар от меня этих коней, тем более что их бывшим хозяевам они уже не нужны, а подушную грамоту на пацана я вам дам в городе, это самое малое, чем я вас могу отблагодарить, надеюсь, вы будете моими гостями?

– Благодарим тебя боярин, с радостью принимаем твое предложение, а сейчас с твоего разрешения я бы хотел осмотреть раненых, – Алексей, поклонившись, направился к телеге, на которой лежал раненный дружинник.

Осмотрев рану, Алексей сделал небольшой надрез ножом и аккуратно, стараясь не причинить сильной боли, извлек стрелу и перевязал ногу. С раненными злодеями не церемонились, оставшиеся дружинники перерезали им горло, а крестьяне оттащили их к обочине. Своих убитых положили на телегу, предварительно перегрузив мешки и бочки на другие. После короткой молитвы прочитанной боярином все тронулись в путь.

******

За разговорами время пролетело не заметно. Густой лес поредел, местами сменяясь полями с пасущимся на них скотом. Лай собак возвещал о близко расположенном жилье, и действительно за поворотом показалась небольшая деревенька, одиноко стоявшая на краю леса. Дорога, изгибаясь и петляя, тянулась вверх. Наконец преодолев подъем, их взору предстал древнерусский город. По словам фон Отто этот город был некогда столицей небольшого самостоятельного княжества. Однако в XVI веке город потерял свой статус, став уделом Москвы, но продолжал развиваться как ее ремесленный придаток. Город расположился на берегу Волги, несомненным градостроительным ядром его был каменный кремль. К его укреплениям примыкал обширный дворцовый комплекс, палаты угличских удельных князей, нарядный декор которых несколько потускнел после смерти царевича Дмитрия. Город был огорожен деревянной крепостной стеной, засыпанной землей из нутрии. Он состоял из различных слоев населения, ближе к кремлю располагались дворы дворян и знатных горожан, постепенно уступая место у крепостной стены народу попроще. Поражало внимание большое количество церквей, их в тридцати тысячном городе, насчитывалось более сотни. На берегу Волги располагалась пристань, у причалов которой стояли большие и малые челны, а рядом с ней ютились дома и лавки ремесленников, купеческие амбары и халупы, которые в вперемешку с лавками доходили до крепостных стен. Процесс имущественного расслоения на посаде приводил к появлению городской бедноты, которая была необходима и перебивалась случайным заработком.

Окинув город взором, и дождавшись отставших подвод, боярин Нагой отдал распоряжение своей челяди, а сам с оставшимися войнами и новыми друзьями устремился в город, пустив коней во весь опор. Преодолев посад, они прямиком направились к подворью боярина. Бревенчатый терем Никиты впечатлял своими размерами, всюду чувствовалась рука хозяина. Встречать гостей кроме боярыни с младенцем на руках, выбежала вся челядь. Обняв жену и ребенка, Никита распорядился подавать ужин. Слуги засуетились, сам же боярин в ожидании, показывал гостям свое хозяйство. На осмотр подсобных помещений и конюшни ушло около получаса, Илья и Алексей начали испытывать уже острый голод. Когда из кухни во дворе начали доноситься аппетитные запахи, Никита прервал осмотр и повел гостей в дом.

Убранство внутренних комнат не отличалось богатством, всюду ощущалась скромность во вкусах присущая в то время. Дом делился на несколько частей. Особые комнаты предназначались для боярыни с младенцем и нянькам, другие отводились для хозяина. Для многочисленных гостей существовали специальные – гостевые. Остальные слуги жили вне стен барского дома, для них отводилось жилое специальное помещение во дворе называемое людской.

Центральным украшением зала, куда привел гостей боярин, был огромный дубовый стол, покрытый богато расшитой золотыми нитками скатертью и расставленной на нем серебряной посудой. Поражало воображение количество блюд и холодных закусок, а также печеных изделий. Центр стола занимал верченый на вертеле молодой поросенок, украшенный печеными яблоками, луком и зеленью. Блюда с мясом чередовались с блюдами с жареным и вареным мясом домашней птицы и дичи. Обилие рыбных деликатесов радовало глаз, соленая жирная белорыбица и осетрина была нарезана крупными ломтями. На столе стояли серебряные чаши с черной, белужьей и севрюжьей икрой. Соленые грибы, капуста, огурцы, моченые яблоки чередовались со всевозможными пирогами как с мясной, рыбной и овощной, так и со сладкими начинками. Нужно отдать должное и хмельным напиткам, представленным в огромном количестве. В высоких кувшинах на столе стояли медовые и заморские вина, пиво, хлебная вино, квас и различные морсы.

После короткой молитвы, все преступили к трапезе. У Ильи и Алексея от такого изобилия разбежались глаза и потекли слюнки. Они с жадностью взялись за еду. Боярин успел поделиться впечатлениями путешествия с женой и теперь за столом рассказывал эпизоды своего счастливого избавления. Он первым поднял кубок и выпил за своих гостей. Илья не остался в долгу, наполнив доверху серебряную чарку, он, глядя на боярыню, поднял ее за здравие хозяев дома и их наследника, пожелав им многих лет жизни и благоденствия. Боярыня Ксения, опустив взор, уважила гостей. Она была молода и красива. Из-под красной тафтяной шапочки, украшенной шелковым белым повойником и расшитой крупным жемчугом, свисала до пояса толстая русая коса. Ее миловидное лицо слегка излишне набеленное, украшали массивные золотые серьги с изумрудами и яхонтами, жемчужное ожерелье свисало с шеи, подчеркивая изящность ее груди. Она была одета в длинную и широкую одежду из тонкого нежно- голубого цвета сукна с висящими рукавами, застегнутыми дюжиной золотых пуговиц, и с отложным до половины спины воротником из соболя. Желтые, сафьяновые сапожки на высоком каблуке, расшитые жемчугом подчеркивали стройность ее ног и делали ее чуть выше. Боярыня, слегка пригубив чарку, грациозным движением вернула ее обратно на стол. Илья обратил внимание на ее руки. Длинные пальцы, нежная бархатистая кожа, аккуратно состриженные ногти, запястья украшенные широкими драгоценными браслетами, добавляли их владелице аристократического шарма.

Во дворе послышался шум. Боярыня встала, поклонилась и пошла, встречать вновь прибывших гостей. Тосты сменялись один за другим, дворовые девки едва успевали приносить новые блюда и наполнять пустые кувшины. Каждый из гостей считал своим долгом поздравить Никиту с удачным возвращением и послушать его рассказ, который он несколько раз повторял с явным удовольствием. Алексей и Илья потихоньку вживались в роль, которая так неожиданно выпала на их долю. Слушая рассказы новых приятелей, они почерпнули много нового для себя из политической и социально-экономической жизни людей в России начала XVII века.

Застолье закончилось под самое утро. Некоторые из гостей боярина уже лежали под столом, другие более стойкие благодарили хозяина за хлеб-соль, просили непременно навестить их и, забирая не рассчитавших свои силы друзей, откланивались. Илья с Алексеем, выпив по настоянию хозяина, еще по одной чарке, за будущею дружбу, отправились спать в специально отведенную для них горницу, на рассвете с первыми петухами.

******

Пробуждение было тяжелым, с перепою ужасно болела голова, слегка тошнило. Илья открыл глаза, не сразу сообразил, где находится. Солнце стояло высоко, очень хотелось пить. На полу рядом с постелью стоял глиняной кувшин, он взял его в руки, понюхал содержимое и с жадностью выпил половину. Холодный квас приятно обжог желудок, Леха спал рядом на соседней постели, тихонько похрапывая. В доме было тихо, Илья потер виски, поудобнее лег, поджав под себя подушку и не заметил, как заснул.

– Хозяин, просыпайтесь!

Илья открыл глаза. У его постели стоял Волчонок и тряс его за плечо, рядом стоял большой кувшин с водой и пустое корыто.

– Ты откуда здесь взялся?

– Меня послал ваш товарищ, они с боярином вас ждут за столом.

Илья встал, напоминание о вчерашнем застолье опять вызвало приступ тошноты. Он умылся, вытерся свежим льняным полотенцем, которое протянул ему Волчонок, оделся, поправил на себе пояс и направился искать друга. Илья нашел его в саду, Леха сидел под яблоней за столом вместе с Никитой и пил сбитень из большого пузатого медного самовара. Боярин указал ему рукой на место рядом с собой, он сел, миловидная босоногая девчушка лет четырнадцати одетая в льняной сарафан налила ему напиток из самовара в керамическую чашку. Напиток источал аромат луговых цветов вперемешку с запахами корицы и имбиря. Он сделал большой глоток, предварительно налив напиток в блюдце и остудив, ему понравилось. Напротив сидевший Алексей, молча уплетал медовый пряник, запивая его сбитнем.

– Что болит голова после вчерашнего? – Ничего, сейчас поправим здоровье, я распорядился мыльню растопить, а пока ешьте и пейте гости дорогие. Вот уговариваю Алексея остаться у меня на службе, обещаю дать поместье в своей вотчине на прокорм, каждому по деревеньке, как ты на это смотришь, а Илья.

– Не обижайся, боярская служба хороша, но царская лучше и потом у нас с Лехой дела в Москве.

– Ну, как знаете. Мое предложение остается в силе, всегда буду ждать, может, надумаете.

Обиженный отказом, боярин взял со стола баранку, с хрустом разломил ее в руках, окунув один конец в чашку, запил горячим сбитнем.

******

Пар был превосходным, настроение и самочувствие Ильи заметно улучшилось, распаренный он окунулся с головой в холодную воду в огромную бочку и теперь лежал разомлевший на лавке. В предбанник вышла одна из растиральщиц и начала обмахивать его сухим веником, лукаво улыбаясь. Глядя на ее стройную фигуру, низ живота его стал наливаться приятной истомой, кровь по венам побежала быстрее. Илья сбросил наваждение, сел к столу и попросил чего- нибудь попить. Она зачерпнула ковшом из большого жбана и протянула Илье. Холодный квас подействовал отрезвляюще на его плоть, еще томимый желанием, он пересилил себя и отправил ее обратно в парилку, откуда слышались женский визиг и веселый голос боярина. Девка надула губки и обиженно удалилась. Он налил себе чарку хлебного вина, молча выпил, закусывая соленым огурчиком.

– Черт, не за этим нас сюда отправили, что бы мы тут водку жрали, надо переходить к делу, – подумал он.

Его глубокие размышления по этому поводу были прерваны вернувшийся компанией, которая со смехом и шумом быстро расположилась за столом.

– Вот теперь можно и выпить, сам бог велел. А о чем загрустил наш славный воин, не по женской ли ласке соскучился, девки давайте-ка быстренько развеселите его, – боярин разлил из кувшина в пустые чарки, жестом показывая на Илью. Девиц, висевшие на его плечах, не нужно было уговаривать, они быстренько сорвались с места и прилипли к Илье. Тот отмахнулся от них и, обращаясь к боярину, спросил:

– Никита Александрович, слух ходит по волостям русским, что будто бы покойный царевич Дмитрий выжил и скоро явится мстить.

Боярин помрачнел, резко изменился в лице, велел убираться вон растиральщицам, молча выпил и закусил солеными грибочками.

– Этого не может быть, Дмитрий умер, я сам его хоронил, – он налил еще и опять выпил.

– Расскажите как он погиб, – поддержал Илью Алексей.

– Ну что же, хорошо, я расскажу вам все, как было, на наушников Годунова вы вроде не похожи, хотя многие люди пострадали за эту правду. Осиротел я в раннем детстве, и меня взял к себе двоюродный дядя, Михаил Нагой. В то время он жил здесь в Угличе, выполняя наказ покойного Государя Иоанна Грозного, неотлучно находился при сестре – овдовевшей царице и занимался воспитанием царевича. Кому как не мне знать покойного Дмитрия, он доводился мне троюродным братом по материнской линии. Я был немного старше его, но возраст не мешал нам, мы были хорошими друзьями. Я отлично помню пятнадцатое мая 1591 года, в этот день дядя взял меня с собой, он должен был навестить своего брата, Григория Александрова. Поездка не обещала быть долгой, дядя рассчитывал вернуться пораньше, но мы задержались из-за обеда и подъехали к Угличу часам к восьми. Уже подъезжая к городу, было понятно, что что-то стряслось, во всех церквях били в набат. Мы пришпорили коней и понеслись в кремль.

Мы, вместе с изумленными людьми, которые шли на звук колоколов, въехали в ворота дворца и увидели на земле зарезанного Дмитрия. Рядом с ним на земле лежали мать и кормилица без сознания, но имена убийц были уже известны. Дядя распорядился найти и задержать их. Через несколько минут весь город кипел, разыскивая извергов. В исступлении, оглушенный набатом народ вломился в разрядную избу, где скрывался Михайло Битяговский со своим клевретом, Данилой Третьяковым. Их привели в церковь Спаса, куда к тому времени уже перенесли тело Дмитрия, и убили на глазах у царицы.

Народ во главе с дядей продолжал искать остальных душегубов. Двоих из них нашли в доме у Михайло Битяговского, народ выволок на улицу Данилу Битяговского и Никиту Качалова, и после допроса забили их камнями. Но перед смертью злодеи облегчили свои души искренним признанием и назвали главного виновника смерти царевича – Бориса Годунова. Однако народ на этом не остановился, он стал громить дома людей уличенных или подозреваемых в согласии с убийцами, попутно убив еще троих мещан, всех слуг Михайловых и юродивую бабу, которая жила у Битяговского. Единственно кому удалось бежать, это Осипу Волохову, он как сквозь воду канул. Беззаконно совершив правосудие, виновный перед Государственной властью народ опомнился и с беспокойством стал ждать указа из Москвы.

Желание Годунова сбылось, стоило только затмить истину красивой ложью. Для этого переписали грамоты, пришедшие из Углича, представив смерть Дмитрия как самоубийство, якобы в эпелепсическом припадке он сам заколол себя ножом по недосмотру Михаила Нагова, который чтобы скрыть свою вину подбил народ к бунту и злодейски убил невинного дьяка Битяговского и верных его людей. Со сфабрикованной клеветой Годунов направился к царю Феодору и с искренними слезами преподнес ему ложь.

Боголюбивый царь горько плакал по брату, долго молчал и наконец сказал: "Да будет воля Божья!" и поверил всему. Для обстоятельств расследования этого ужасного несчастия была создана комиссия из окольничего Андрея Клешнина, главного подручного Годунова и боярина князя Василия Шуйского, который сам ждал гибели от Годунова, будучи в опале. Борис Годунов знал людей и не ошибся в князе, решив таким выбором показать мнимую неустрашимость и беспристрастие.

На четвертый день из Москвы прибыла комиссия в Углич, которая заключила, что Дмитрий играя в ножик, в приступе падучей упал на него и таким образом погиб. Если бы Шуйскому хватило духу прямо обвинить Михаила и Марию Нагих, он бы сделал лучшее для своего благодетеля, но как лучше Борису ему не хотелось, поэтому он сфабриковал абсурдное заключение.

Нагие возмущенные таким оборотом дела стали нагнетать обстановку в городе. Естественно это не понравилось Годунову и спровоцировало его на расправу с жителями города. Некоторым за правду вырвали языки, других казнили, многих, как и сам набатный колокол сослали в Сибирь, люди в страхе замолчали.

Шуйский, возвращаясь в Москву, представил материалы своего расследования Государю, который отправил их Патриарху и Святителям. В общей думе с боярами, разбирая эту гнусную ложь, постановили, что Михаил Нагой является виновником ужасного кровопролития, действовал по личной злобе и по советам злых граждан Углицких. Всех Нагих заковали в цепи, долго пытали и, не добившись ничего кроме истинной правды, заключили в отдаленных городах в темницы, предав опале. Вдовствующую царицу Марию насильно постригли в монахини и отвезли в дикую пустыню, в монастырь Святого Николая, на Выське.

С тех пор жители Углича не любят рассказывать чужакам о событиях мая 1591 года. Мне повезло, возможно, по моему малолетству про меня забыли. Достояние и имущество моих родителей осталось не тронутым, – он выпил еще чарку и замолчал.

Затянувшуюся томительную паузу заполнил Алексей, разлив по пустым чаркам хлебного вина он предложил выпить за боярский род Нагих, за его возрождение. Возражения не последовало, в предбанник принесли только что сваренное горячее мясо, Илья поддержал товарища и, обращаясь к боярину, спросил:

– Никита Александрович, расскажите нам как Годунов сел на престол, а то мы на окраинных рубежах России совсем одичали и ничего практически не знаем о светской жизни государства.

– Ну что же, если есть желание слушать, то можно и рассказать. Народ любил Феодора за его святость, за благосостояние Отечества, приписывая это действию его искренних молитв, любил и как последнего царя крови Мономаховой и молил бога об его исцелении. Но все было тщетно, в конце декабря 1597 года болезнь начала прогрессировать и появились признаки близкой смерти. Патриарх и сановники, не имея ни какой надежды на выздоровление, предстали перед постелью умирающего в ожидании последнего царского указа-завещания о судьбе России. Как в течение всего своего правления, так и перед смертью, Феодор не имел иной воли кроме Борисовой. Лежа на смертном одре, он до конца слушал нашептывания Годунова. Патриарх Иов спросил умирающего царя: "Государь! Кому прикажешь царство, нас сирых и свою царицу?" Феодор ответил: " В царстве, в вас и моей царице волен Господь Всемогущий…, оставляю духовную грамоту". Патриарх исповедал его и приобщил к святым тайнам и седьмого января 1598 года он тихо умер во сне. В завещании Государя было сказано, что он вручает государство жене своей Ирине и ее брату Борису. Бояре присягнули Ирине, и на рассвете большой колокол Успенского собора известил народ о кончине Государя.

Царица Ирина в своей неописуемой скорби не слушала ни Патриарха, ни брата, убиваясь по мужу. На следующий день после погребения, она удалилась в монастырь вместе с Борисом. Казалась Россия осталась без правителя, но это было не так. Годунов в тесной монастырской келье твердой рукой держал царство, и управлял им через своих слуг, начиная от церкви до синклита и заканчивая войском и народом. Проливая слезы вместе с Ириной, он укреплял ее в мысли покинуть этот суетливый мир и принять ангельский образ инокини. На девятый день после смерти Феодора стало известно о решении Ирины вступить в сан под именем Александры в Новодевичьем монастыре. Священники, бояре, дворяне и граждане слезно просили ее, но все было тщетно, Государыня осталась непреклонна и, оставив величие и власть, постриглась в монахини.

Народ был должен присягнуть Думе. Годунов всегда умел разбираться в людях, манипулировать ими и расставлять по нужным местам. Семнадцатого февраля в Кремле собралась Земская Дума, где кроме Духовенства, Синклита и Двора присутствовало немении пятисот выборных людей со всех уголков России. Им предстояло право решить участь Государства и избрать нового царя. Патриарх Иов обратился к собранию со словами: " Россия, тоскуя без царя, нетерпеливо ждет его от мудрости вашей, вы все здесь собравшиеся должны решить, кому быть у нас Государем. Лично мы, свидетели кончины Феодора считаем, что кроме Бориса Федоровича, не стоит искать другого властелина". Тогда весь Собор единогласно ответил: "Наш совет и желание немедленно бить челом Государю Борису Годунову и незачем искать другого Самодержца". Родовитые князья Рюрикового племени Воротынские, Ростовские, Романовы, Шуйские стояли молча и не могли заявить о своем наследственном праве перед потомком татарского мурзы, который без имени царского уже тринадцать лет единолично правил Россией.

Так свершилось желание Годунова. Не скрывая радости, за семь лет, перед тем убив прямого наследника – царевича Дмитрия, чтобы украсть у него корону, он с радостью принял ее торжественно и единодушно предлагаемую духовенством, синклитом и народом.

Никита Александрович выдержал небольшую паузу, бут-то чего-то припоминая. Во всем его рассказе чувствовалось негодование, вызванное обидой, которую Годунов, добиваясь своей корыстной цели, незаслуженно нанес его роду.

– Вы мои гости, – продолжил он,- кроме того, я обязан вам своим имуществом и жизнями своей и своих людей, не спроста начинают ходить слухи о явлении Самозванца. Прошедший голод и мор подорвал репутацию Годунова, время и политическая ситуация в стране играют не на его стороне. Вы вольны, поступать, как считаете нужным, но я вас хочу предупредить, чует мое сердце, что этот Самозванец принесет еще множество бед и горя русскому народу. Если ваше решение не изменилось, то я вам дам письмо к одному моему хорошему другу и родственнику моей жены. Он живет в столице и служит при дворе Годунова, на первых порах он вам поможет. На днях из Углича в Москву пойдет купеческий караван с товарами на ярмарку, чтобы не путешествовать одним я вам предлагаю выехать вместе с ними. Для защиты каравана требуются ратные люди, вы не богаты и можете на время путешествия до столицы наняться в охрану, тем более таким войнам как вы заплатят двойную цену, а пока оставайтесь моими гостями.