— Оперативный отдел создали Старик и Ворона, — повторил Ледран.

Вася поднял голову. Координатор помолчал и продолжил:

— Ты ведь представляешь, что это за люди, Вася. Если они согласились, что проблему можно решить только силовыми методами, значит, другого выхода действительно не было. Они перепробовали всё. Изначально отдел создавался для поиска. Последней попыткой урегулировать дело миром стала конференция. Они созвали на конференцию локус–хакеров и вольных скитальцев – всех, кого сумели отыскать. Пригласили всех архитекторов. Устроили презентацию. Рассказывали про Лаборатории и Институт, про наши цели, про то, какая здесь у нас славная и дружеская атмосфера… Они очень старались.

— И что случилось?

Факелы пылали по стенам Ледрановой библиотеки. Ни искры не падало на пыльные занавеси. На гобеленах могучие латники повергали чудовищ, чудовища повергали друг друга. Высокие галереи уходили во мрак вереницами точёных колонн. Между колоннами смутно белели клыкастые черепа.

— Ничего хорошего, — Ледран опечалился. – Теперь уже не вспомнить, с чего началось. Слово за слово, ребята перессорились и чуть не подрались друг с другом прямо в зале. У них… у большинства из них совершенно не было тормозов. Как это сказал тогда Старик?.. Им не хватало чувства реальности. Кто‑то попытался прямо на месте взломать базу локуса.

Вася скривился.

— И чем кончилось?

— Да чем это могло кончиться… Вышел Эрик, вывел на цепи Ликвидатора. Все как‑то поскучнели, – Ледран вздохнул. – Потом Ворона отругала его, но не сильно. Даже она видела, что без этого могла случиться беда… На конференцию пришло больше трёх сотен человек, в Лабораториях осталось пятеро. Старик потом сказал, что это ещё хороший результат. Но вообще‑то они очень расстроились. Ворона плакала.

— Блик…

— Они знали, что те, которые придут, почти все больные и невменяемые, — косноязычно пояснил Ледран; он повесил голову, давние воспоминания для него оставались живыми. – Но они не думали, что они… что эти ребята окажутся злыми. Настолько злыми. Хотя это логичней логичного. Больной человек становится злым от боли. – Ледран помедлил и сказал шёпотом, подойдя вплотную к связующему окну: — Они ведь тоже все больные, архитекторы. Но они не злые, никто. Даже Эрик. Я… иногда думаю, что есть закономерность.

— И я, — тоже шёпотом ответил Вася.

Некоторое время они молча соглашались друг с другом. Оба стояли, почти касаясь границ окна, и Полохову приходилось задирать голову: исполин Ледран был выше него почти на метр.

Потом координатор скосил глаза и сообщил уже нормальным, деловым голосом:

— Закончился обсчёт. Три гипотетических случая нашлось. Я так и думал.

— Что там? – жадно спросил Вася.

Ледран полуобернулся к стеллажам, взгляд его заметался туда–сюда, скользя по незримым страницам.

— Я тебе подгружаю отчёты… Ты большой молодец, Вася, вот что я хочу тебе сказать! Ты уже очень много сделал. Знаешь, какой маркер оказался ключевым?

— А?

— Танцы, — Ледран глянул на оперативника торжественно. – Это настоящая редкость. Мало кто из нашей публики находится в таких хороших отношениях с физическим телом, чтобы получать удовольствие от танца. Йирран… Ирийна Вендт – вот как его, то есть её назвали при последнем рождении.

— Это очень ценная информация, — хмыкнул Вася, — а что‑нибудь посерьёзнее нашлось?

Ледран пошевелил бровями.

— Интимофобия и социофобия подтверждаются, — сказал он. – Следствие тяжёлой формы трансгендерности, граничащей с транссексуальностью. Я ничуть не удивлён, что первым делом она сменила себе пол.

Вася поскрёб в затылке.

— Это не то, что я назвал бы серьёзным.

Ледран надулся.

— Я не закончил, — проворчал он. – Ирийна воспитывалась в жёстко патриархальном обществе. С неравноправием полов, заложенным в базовых ценностях, с огромным количеством стереотипов, ритуальных запретов… и довольно‑таки тоталитарной религией. Вот так. Ну что, Вася, теперь интереснее?

Полохов скорчил такую рожу, что сам удивился.

— Йирран люто ненавидит религии, — вслух подумал он.

— Чем бездумнее вера и чем строже дисциплинарные установки, тем больше ненавидит, — подтвердил Ледран. – Почти все локусы, где он оттанцевался, характеризуются именно этим. Он беспощаден. Я бы сказал, я его понимаю.

— Ясно, — резюмировал Вася. – Значит, надо повнимательней смотреть на мицаритов… Это вторая местная религия, — объяснил он в ответ на вопросительный взгляд Ледрана. – Она намного жёстче и должна раздражать его больше.

Ледран покивал.

— Хорошо, — сказал он. – Расскажи мне, что у тебя ещё получилось.

Вася потеребил прядку волос, размышляя.

— Ну… я связался с местным админом. Он довольно мерзкий тип, но у меня есть Тэнра. – Полохов тепло улыбнулся, вспомнив про ассистента. – Я сам с этим Амирани не могу общаться, он всё время хамит. А Тэнру он слушается… Я вошёл в ЛаОсь. Она кривая как я не знаю что, но работает. СКиУ меня по–прежнему не пускают. Упёрлись насмерть. Мы построили дерево задач. Амирани нашёл какого‑то типа, которого Йирран сделал своим актором воздействия. Планирую с ним пообщаться…

Вася замолчал и задумался, пытаясь почётче сформулировать проблему: «тип», найденный местным админом, одновременно представлял собой интрузию Систем Контроля и Управления, но Вася так и не смог определить природу и цель этой интрузии. Ледран озабоченно хмурился и ждал.

Полохов уставился на границу между локусами. Попытался её потрогать, но не сумел: мягко прогибаясь, граница убегала от пальца. Выглядела она занятно. Как будто соседствовали две картинки разного разрешения, с Васиной стороны – низкого, и высокого – со стороны Ледрановой библиотеки. Оттого, что Вася адаптировался к местному индексу реальности, Лаборатории казались ему чрезмерно чёткими. Если долго вглядываться – начинало резать глаза и стрелять болью в висок.

Из лабиринта стеллажей за широкой спиной Ледрана раздался весёлый оклик. Координатор обернулся. «А Уфриля тут?» — спросил девичий голос. «Нет, — отвечал Ледран, — давно её не видел». «А можно, мы в базах покопаемся?» Ледран только рукой махнул, разрешая гостьям творить всё, что придёт в голову. Вася рефлекторно поднырнул в сторону, пытаясь увидеть девушек за могучим его плечом. Он узнавал голоса. Действительно: пришли Раука и Фьярте. Раука отрастила себе звериные клычки, которые всё время демонстрировала, прихватывая ими нижнюю губу. Фьярте просто была с головы до ног сиреневой. По слухам, которые Вася лично не проверял и не собирался, у Рауки помимо клыков имелся действующий мужской член. «Все они такие, — сам себе нравоучительно сказал Полохов, — кто сиреневый, а у кого и член. Только моя девушка – нормальная!». Тут он понял, что уже считает Цинкейзу своей девушкой, и засмущался. Даже уши загорелись.

— Вася? – осторожно напомнил Ледран.

— Привет, Вася! – хором сказали программистки. Фьярте помахала Васе рукой, Вася ответил тем же. Подруги обогнули стеллажи, открыли большой дисплей и углубились в изучение каких‑то данных. Раука меняла облик, не отрываясь от экрана; минуты не прошло, как она превратилась в здоровенного зверя, вроде волка, но рыже–палевого и очень мохнатого. Волк посмотрел на Васю огненными глазами и показал ему язык. Сиреневая Фьярте непринуждённо опёрлась о холку подруги.

— Вася, ты что‑то хотел мне сказать, — Ледран, улыбаясь, покачал головой. Он отлично понимал, в чём дело. Он и сам время от времени повторял вслух, что разработчики Лабораторий ещё хуже аналитиков: аналитики говорят загадочное, а разработчики загадочные сами по себе. – Вася. Вася, Полохов!

— А… – отвлёкся тот. – Что?

— Ты узнал что‑то ещё, — терпеливо подсказал Ледран.

— А где Уфриля? – спросил рассеянный Вася. Координатор засмеялся.

— Она пошла помочь Эльвире. Эльвира собирает материалы для диссертационного проекта. Сам знаешь, наши библиотеки перекапывать – задача нетривиальная.

— А–а… – уважительно протянул Вася и собрался, наконец, с мыслями. – Ледранчик, а можно тебя попросить тоже немножко покопаться?

Тот расплылся в улыбке.

— Тоже мне, вопрос! Что найти‑то?

— Первоисточник, — сказал Вася. – Оригинал. Тот авторский локус, от которого пошло деление. Очень хочется почитать, что там было прописано в осевом времени. Здесь оно, конечно, давным–давно разрушилось, но ведь не стёрлось до конца. Я подозреваю, что некоторые местные странности объясняются остаточными воздействиями его фрагментов. Эффект эха, что‑то вроде того.

Ледран в задумчивости провёл ладонью по лысине.

— Например?

— Меня интересует поведение СКиУ, — объяснил Полохов. – Они делают… странные вещи.

— Например? – повторил координатор. Лицо его стало серьёзным.

— Создают интрузии в физический план. Вмешиваются в события. Задействуют людей для каких‑то своих целей. И по крайней мере один из их агентов – серийный убийца. Админ ещё сказал, что он ему как кость в горле. – Поглядев на сурового Ледрана, Вася сам озадачился и добавил: — Я хотел спросить у Амирани, что Системам от него нужно, но он нахамил и ушёл. То есть я и спросить не успел.

— Интрузии?.. – переспросил координатор.

Вася не стал объяснять дальше и просто отправил ему данные, собранные Никсами.

За спиной Ледрана Фьярте перекинула длинную сиреневую ногу через кудлатую холку Рауки и крепко ухватилась за шерсть. Собаковолчица засмеялась человеческим смехом, попятилась, упруго присела и молнией прыгнула прямо в светящийся прямоугольник дисплея. Дисплей погас, программистки исчезли. Ледран почесал щёку.

— Помню я один локус с интрузиями, — сказал он, — абсолютно идентичными.

И замолчал. Рот его сжался в нитку, глаза потускнели. Вася насторожился.

— Ледранчик?

— Строго говоря, — продолжил координатор, глядя куда‑то поверх Полоховской макушки, — это была целая линейка. Под неё даже сделали модификацию ЛаОси – четырнадцатую прим. Целый проект, большущий проект, попытка стимулировать развитие через экстремальные нагрузки… Линейка даже официально так называлась: Вселенные Страдания. Максимум акцентуации на агрессию, минимум – на рациональность. Взрывное размножение, практически нулевая ценность индивидуальной жизни, сотни тысяч враждебных рас… и интрузии Систем Контроля и Управления в виде злобных потусторонних тварей. Чтоб население не расслаблялось. А я там родился.

Вася широко раскрыл глаза. Потом нахмурился, отступил от окна на шаг и внимательно посмотрел на Ледрана. Милейший координатор оперативного отдела выглядел ровно так же, как всегда. Ничуть, совершенно, категорически он не походил на человека, рождённого в линейке насилия.

Координатор вздохнул и опустил веки.

— Это я потом узнал, — сказал он. – После смерти.

Вася прикусил губу. Он всегда думал, что Ледрана выдёргивали из родного мира так же, как самого Полохова: с тёплого насиженного местечка. Из какого‑нибудь уютного домика с камином, резными наличниками и сотней сортов чая в скрипучем шкафчике. Упрашивали и жаловались, что людей нет, работать некому. Делали щенячьи глаза…

— Я был солдатом, — объяснил Ледран. – Погиб в бою. Я верил, что сражаюсь за правое дело и попаду в рай. Но умер и увидел, что обещанного нет. Нет рая. Нет ничего. И тогда появился он.

Полохов сглотнул. Ему совсем не хотелось этого знать, но прервать Ледрана он не мог. Глаза координатора затуманились, он размышлял вслух:

— Я подумал: какой мерзкий тип. Он показался мне отвратительным. Я не сразу понял, почему. Там, откуда я пришёл, гибли миллиарды, а он улыбался. Весёлый и беззаботный. Он ничего не боялся. Не потому, что сошёл с ума или принял наркотики. Ему просто нечего было бояться, во всём Море Вероятностей – некого и нечего. Это был Аспирант. Аспирант вёл проект Вселенных Страдания.

Ледран замолчал.

«У него нет шрамов, — подумал вдруг Вася. – Их нет потому, что он умер». Ему стало до жути стыдно, так стыдно, что захотелось убежать и забиться в какой‑нибудь угол. Он ведь постоянно жаловался Ледрану, как ему тяжело живётся. Иной раз нарочно выходил на связь, чтобы пожаловаться, и чтобы добрый координатор поохал и посочувствовал.

— Он сказал, что я подхожу и он меня забирает, — закончил Ледран, сел на край стола и сложил на коленях огромные руки. – Почему со мной всё время это случается? Кто‑нибудь приходит, говорит, что я подхожу и меня забирают… Вот так я тут и оказался. А тут, если подумать, не так уж и плохо. Знаешь, что меня больше всего удивляло на первых порах? Нет, не чудеса. Чудес было слишком много, чтобы им удивляться. Но очень странным казалось, ты не поверишь, то, что здесь ни у кого нет охраны. Вообще нигде нет никакой охраны. Даже почётной. Ты посмеёшься, а мне это и правда казалось странным.

Вася не то что не смеялся, а даже притвориться бы не смог. Он видел, что Ледран разговаривает сам с собой, просто болтает, как обычно, что он вспомнил о плохом, немного погрустил и оттаял. Ничего особенного, миляга Ледранчик в своём репертуаре, тот ещё трепач и славный сплетник… У Васи мёрзла спина.

— Потом я увидел, как Эрик выгуливает собак, — говорил координатор. – И понял, что нет тут ничего странного. Гибельные Псы, Охотник и Ликвидатор… А они совсем не плохие люди, архитекторы. Они просто многомерные. У них нет масок, но очень много подлинных лиц. Они бывают милыми и смешными, и они правда милые и смешные, но они не исчерпываются этим. Что бы ты ни думал о них – они окажутся больше.

«Блик», — подумал Вася и повторил вслух.

— Но мне поначалу было трудно, — вдруг признался Ледран. – Я ведь солдат. Я видел, как мимо меня проходит человек, который создал Миры Страдания, который на самом деле был во всём виноват – и я не мог ударить его. Не мог его убить. Ничего не мог сделать. Этот человек сознавал, что даже при успехе проекта несчётные миллиарды жизней будут погублены, миллиарды душ уйдут в отвал, как шлак, пустая руда. Это его руки обагряла вся пролитая нами кровь. Все наши муки были на его совести. Это делалось ради того, чтобы десяток–другой избранных вошёл в Лаборатории… И знаешь, что? Проект провалился. Они не родились, эти избранные. Весь ужас и горе, вся грязь и боль оказались напрасными.

Ледран длинно вздохнул. Побарабанил пальцами по колену.

— Вот так. Меня одного забрали. Линейку закрыли. Эрик со Стариком переругались из‑за неё. Старик говорил, что аморально и негуманно уничтожать столько живых душ, а Эрик – что аморально и негуманно позволить им бесконечно перерождаться в цикле мучений… Все они милейшие люди, пока тебе есть куда от них спрятаться… Ох, Васенька, прости, что‑то я заболтался, — он грустно улыбнулся и встал. – Значит, найти источник, я запомнил. Чем‑нибудь ещё можно помочь?

Полохов поморгал и потёр пальцами веки. Нарочито зевнул, притворяясь сонным. На самом деле у него слёзы наворачивались на глаза. Очень жалко было всех. И стыдно.

— Всё, спасибо, — это вышло у него грубовато, и он устыдился ещё сильней. – Я тут… В общем, я на помощь позвал и… люди пришли. Мне помогут, Ледран. Я справляюсь.

— Ага, — покивал Ледран. – Это хорошо.

— Ну, пока.

— Удачи, Васенька.

Вася закрыл окно связи и выдохнул так, словно свалил с плеч мешок картошки. Даже согнулся и упёрся руками в колени. Повесил голову. «Это моя карма, — подумал он, — мерзкая». Самым неприятным в работе администратора локус–домена была необходимость знать массу вещей, которые его не касались и знать которые он совершенно не стремился. У Васи–оперативника хлопот стало в тысячу раз больше, но хотя бы эта обязанность отпала, и мелкие, мучительные, тягостные подробности чужих судеб больше не кишели в его сознании. «Не люблю, — подумал он. – Не люблю лезть не в своё дело. Но вот блик! Иногда дело лезет само».

А ведь сначала, вызывая координатора, он хотел ещё похвастаться ему своей волшебной помощницей… Он так смутился, что даже имени её не назвал. Всякий раз при мысли о Цинкейзе Васю тянуло заново впасть в ребяческий восторг. С каждым часом знакомства она оказывалась всё лучше. Всё чудеснее. Он просто не мог о ней говорить спокойно, он начинал нести чушь и подпрыгивать. «Я втюрился, — он эхнул и ухмыльнулся. – Втрескался по уши. А и пусть! В Цинку – любому мужику святое дело втрескаться! Ладно». Он выпрямился и расчесался пальцами. Цинка успела сообщить, что ему идут длинные волосы, так что Вася немедленно распустил хвост и с тех пор ходил лохматым. Чувствовал он себя придурком, но утешался мыслью, что девушке нравится – значит, надо.

«Жалко Ледрана, — подумал Вася. – Не буду больше ему ныть. И вообще, пора завязывать с нытьём! Девушки нытиков не любят». Придя к такому выводу, Полохов ощутил в себе твёрдость и решительность. Он выпрямился и сжал кулаки. Да, он – оперативный агент, воин и командир. Он выслеживает преступников и сражается со злом, стойко и непримиримо, как подобает мужчине. И он завоюет девичье сердце.

Цинкейза, Цинкейза! О, укройте её зарёю, увенчайте её радугами, ибо она прекрасна. О, Цинкейза, цикада, царица!.. Вася издал нечленораздельный стон восторга. Углы рта потянулись в стороны.

— Ладно, — вслух повторил он. – Должно же быть в жизни хоть что‑то хорошее!

И с тем повернулся на пятках и рысцой побежал к лестнице.

Девушки–креатуры успели прибраться в квартире. Оконные стёкла сделались невидимыми от чистоты, а с пола можно было есть. Цинкейза свернула в точку своего светового тигра и перебралась в маленькую комнату. Там уже пестрели тканые ковры и яркие вышитые картины, на низком столике красовался прибор для чайной церемонии, и целые горы разноцветных подушек громоздились на полу и низкой софе. Пахло благовониями, дразнящими и дурманными. Уютное девичье гнёздышко само будто гипнотизировало Васю, наводя ему грёзы о гаремах, весёлых играх и поцелуях. А хозяйка посреди мягкого великолепия, с ногами взобравшаяся на груду подушек, была неописуемо прекрасна. Полохов от одного взгляда забывал слова и начинал судорожно облизывать губы.

В воздухе парил тончайший аромат. Вася сопел, принюхиваясь, и шёл, точно мышь на запах сыра.

— Входи, входи, — промурлыкали ему из‑за двери. Полохов задержал дыхание. Умные мысли расползались из головы. Приходилось собирать волю в кулак. «Мы тут по делу!» — напомнил себе Вася и со всем пылом сердца огорчился этому бесспорному факту. Сражаясь с дрожью, он открыл дверь и ввалился.

Цинкейза поглядела на него сквозь прозрачный голубоватый экран. По нему, словно серебристое кружево, струился код. Среда разработки подсвечивала значки инициализаторов сапфировыми огоньками. «Работает», — благоговейно подумал Вася. Почему‑то странно было видеть Цинку занятой. Вдвойне странно оттого, что она многими чертами напоминала первую Васину девушку Осень. Даже цветом волос. Златокудрая умница и красавица Осень любила и умела работать, и никогда это не казалось Васе чем‑то удивительным. Но Осень была спокойной и собранной, холодной и рассудительной, а Цинка… Цинка–кошечка, Цинка–ласточка, лучистое солнышко… Воплощение прелести.

Чистый секс.

Вася не знал, чем должны заниматься такие шикарные девушки. Но они уж точно не пишут программы, не читают доклады и не гоняются за безумными скитальцами по безграничному Морю Вероятностей. Они… они пьют коктейли, лежат в пенных ваннах и снисходительно позволяют собой восхищаться.

Вася зажмурился и разожмурился. Цинкейза улыбнулась. Её служанки, дремавшие на подушках в уголке, одинаковым движением приподнялись и сели, глядя на гостя пристально и безучастно.

— Я просмотрела твои отчёты, — сказала оперативница и потянулась, закинув руки за голову. Круглые груди приподнялись, под тонким золотым шёлком чуть выделились соски. – Всё так интересно. И у тебя потрясающие собаки, я никогда таких не видела.

Вася приосанился. Он отчаянно пытался не пялиться на сиськи.

— Слушай, Васенька, — сказала Цинка, — а ты не напишешь мне проксидемона?

Полохов, таявший в любовном тумане, немного удивился.

— Можно же взять стандартного из базы.

— Можно, — Цинка пожала плечами, и её восхитительные груди вновь дрогнули. – Я и беру. Но я ужасно не люблю всё стандартное. Если бы ты мне подарил авторскую работу… было бы так здорово.

— Ага, — глупо сказал Вася. Он уже оставил попытки к сопротивлению и смотрел несколько ниже Цинкиного лица. Он услышал, как она засмеялась.

Цинка свернула экран движением руки и встала. Она успела переодеться. Ткань платья осталась прежней, но шуршащая золотая юбка падала до самого пола, высокий разрез открывал круглое нежное бедро. Вася подумал, что галлюцинирует. Он мог поклясться, что платье Цинки на глазах изменяло фасон. Усыпанная сапфирами золотая скоба только что была пряжкой на широком поясе, и вот пояс стал косым, левый конец его пополз к плечу, а скоба превратилась в брошь.

Цинка прошла по коврам, мягко ступая босыми ногами, и влезла в свои туфли на высоченных каблуках. Обуваясь, она чуть наклонилась и вильнула бёдрами. Вася безмолвно подвыл от любви. Цинка обернулась с чарующей улыбкой.

— Прогуляемся?

Она не стала вызывать такси или спускаться по лестнице в подъезд. Щёлкнула пальцами, запрашивая своего тигра. Гигантская морда ослепительно вспыхнула, заменив собой стену комнаты. Яркие блики перебегали по световым плоскостям, с усов и ушей тигра сыпались многоцветные искры. Пасть его распахнулась, открывая высокий трон оперативницы. Белее белого сияли саблевидные клыки, устремлённые друг к другу, как сталактиты со сталагмитами. Цинка с достоинством поднялась по ступенькам.

— Это моя боевая рубка, — сказала она.

— Обалденно, – отозвался завороженный Вася. – Тебе только короны не хватает.

Цинка захихикала. Усевшись, она перегнулась через подлокотник и откуда‑то из под кресла вытащила тонкую диадему, украшенную сапфирами. Надела её, горделиво вскинула голову. Вася разинул рот. И вот, в кои‑то веки ему пришла хорошая мысль: он пафосно опустился на одно колено, приложил ладонь к сердцу и поклонился.

— Моя королева!

Цинка рассмеялась и стащила диадему.

— Иди же сюда, доблестный рыцарь!

Полохов метнулся в рубку. Второго сиденья в ней не было, оно и не потребовалось: Вася с удовольствием сел на ступеньки трона у ног Цинкейзы. Оперативница благосклонно посмотрела на него сверху вниз. Её креатуры синхронно поднялись на ноги и подошли, готовые вновь интегрироваться в системный блок. Цинка отстранила их небрежным жестом. «Анте, Ниа, — велела она им, как собакам: — место». Креатуры послушно сели, подогнув ноги. Облик их впервые выразил какие‑то чувства: демон–программы казались опечаленными. Пасть тигра сомкнулась. Рубка приняла вид тесной комнаты со стенами, светившимися бледным золотом – будто солнечный свет пробивался через туман. Над Васиной головой чёрной вязью потекла строчка координат. Цинка прищурилась на цифры, взмахнула ресницами. Полохов оглянулся.

— Мы невидимы, — сказала она.

Боевая рубка Цинкейзы Теджей парила над морем. Световой корпус исчез, и подул ветер. Запах соли и йода смешался с сандаловыми благовониями, кудри Цинки разлетелись, она поджала ноги и устроилась на троне полулёжа, наискосок. Вася поднялся, держась за подлокотник. Зыбь искрилась внизу. Морской горизонт был чист, а с другой стороны облака клочьями ваты лежали на склонах зелёных гор. Ясное небо проливало свет. Очень, очень далеко угадывались Башни Эйдоса, тёмные и острые, словно три иглы, воткнутые в берег. «Это прекрасный мир, — вспомнил Вася, — так Тэнра сказал, или как‑то затейливей…» Стоя на ступенях высокого трона подле смеющейся королевы, Вася готов был признать прекрасным любой мир.

Рубка поднялась чуть выше и медленно поплыла, дрейфуя по ветру.

— Это самая романтичная прогулка в моей жизни, — честно сказал Вася.

Цинка улыбалась. Она опёрлась на подлокотник и опустила голову на руку. Волнистые локоны скрыли её предплечье.

— У меня очень простой вкус, — сказала она. – Люблю всё красивое. В Институте надо мной смеялись.

— Правда? – глуповато выговорил Вася.

Она пожала плечами.

— Я же проучилась два курса. Гляди: это с первого, мы, — она подняла указательный палец и перед ним возникла большая фотография. Вася вгляделся.

Фотография ничем не отличалась от любой школьной. Первокурсники Института не успели или не научились ещё менять внешность. Девушки сидели в центре, парни по краям, все – нескладные, застенчивые, нелепые. И сами системные архитекторы мало отличались от молодого поколения. Позади оглоблей торчал неунывающий Боцман. Перед ним стояли Ехидна, толстая и некрасивая, и Ворона, некрасивая и худая. Парней–студентов было много, Вася никого из них не знал и не особенно ими интересовался. С удивлением он узнал на фото Эльвиру. Она ещё не стала Заклёпкой, но стремительно к этому близилась. Маленькая, как недокормленный ребёнок, хмурая девочка пристроилась под объёмистым животом Ехидны; чёрные глаза с бледного лица смотрели почти зловеще. С другой стороны сидела ещё одна девочка, очень высокая, рыжая, усыпанная вулканическими прыщами.

— Кто это? – он указал подбородком.

— Марка. Инмаркамер Тиет. Она сейчас работает у Ехидны ассистенткой. Тоже пойдёт в аспирантуру, попозже.

Юная Цинкейза сидела в самой серёдке, звезда звездой. Она единственная на фото была красива. Она словно озаряла их всех. На снимках из Лабораторий центром обычно становилась ясноокая Ворона, но здесь даже она ласково склонялась над Цинкой, словно бы восхищаясь ею и благословляя её… «Почему женщины–архитекторы некрасивы? – вдруг удивился Вася. Раньше он никогда об этом не думал. – Они же могут принять любой облик. Чтобы ум виднее был, что ли? Да им его и так не скрыть…» Странным казалось это и несуразным.

— А почему только два курса? – спросил он; голос прозвучал как чужой. – Как это? А потом?

Цинка вздохнула и убрала фотографию.

— А потом оказалось, что я не тяну программу. Я ужасно старалась, мне все помогали, но ничего не вышло… Тогда я решила, что всё равно буду делать что‑нибудь нужное и хорошее. Поработала в архивах, но там было очень скучно и всё время толклись сумасшедшие разработчики. Эля закончила Институт и пошла работать оперативницей. Она мне и посоветовала перевестись.

— Эля?

— Эльвира Сейфуллина. Знаешь её?

— Я её ассистентом был. И учеником.

Цинка засмеялась.

— Лаборатории маленькие, как чемодан, все со всеми знакомы. Мы с Эльвирой дружили. Насколько вообще можно дружить с Эльвирой.

— Её Заклёпкой называют, — зачем‑то сказал Вася.

Цинка помолчала, опустив ресницы. Грустная, она сделалась ещё прекрасней.

— Ты знаешь её историю?

— Нет, конечно.

— Сплетничать нехорошо, — сказала Цинка, — но девушкам можно. К тому же это всё любовные дела давних дней, забытых эпох. Эльвира уже однажды училась в Институте.

— Как это?

— Очень давно. В другом локусе, в другой жизни. Тогда и Институт был другим. А Эльвиру звали Анной Эрдманн. Она уже тогда была очень талантливой и могла стать архитектором. Она писала диссертацию у Лаунхоффера.

Цинка выпрямилась, и Вася присел на подлокотник. До боли приятно было оказаться так близко, совсем рядом с ней.

— Впервые слышу о человеке, который дважды писал диссертацию у Лаунхоффера в разных жизнях. Не верится.

— Она влюбилась в него, — Цинка подняла потемневшие глаза. – Насмерть влюбилась. Но… ты же знаешь, кто его Любимая Женщина.

— Все знают.

— Ворона уже тогда была его Любимой Женщиной, навечно единственной. А Эльвира, то есть Анна, стала навечно отвергнутой. И она умерла от горя. А когда родилась снова, то решила, что любви с неё хватит. Навечно.

— Ох, — сказал Вася. – И превратилась в Заклёпку.

Несколько минут он молчал. Он не знал, что тут можно сказать, он никогда в делах любовных много не смыслил. Знал только, что неописуемо хорошо и как‑то очень правильно говорить с Цинкой о любви. Только о любви, наверно, и стоит говорить с ней… Ему вспомнилось, что Ледран рассказывал про Ящера: Ящер мог всё, что угодно посчитать несущественным и забыть, но только не свою Любимую Женщину. Потом Вася подсчитал и понял, что к возвращению Эльвиры в Институт у Ящера уже был ребёнок от Вороны.

Потом ни с того, ни с сего он вспомнил о проекте Вселенных Страдания и о том, как Ящер его закрыл.

— Эля хорошая, — сказала Цинка, — только мрачная очень. Я её всё время пыталась расшевелить. По–моему, она в конце концов на меня обиделась. Но она мне всегда очень помогала. И эту рубку помогла написать. Я кое‑что умею, но я, конечно, не программистка.

— Да я тоже, — признался Вася. – Я же вообще не учился, только учебники читал и упражнения делал.

— Не прибедняйся, — Цинка улыбнулась. – Я видела твоих собак. У тебя талант.

Вася смутился.

— Я упорная, — лукаво сообщила Цинка. – Рано или поздно я восстановлюсь. Главное – работать.

— Ага, — сказал Полохов. От любви и восторга даже в груди заболело. Очароваться сильнее было попросту невозможно.

— Так как, мне ждать подарка? – Цинкейза сощурилась и подёргала его за рукав.

— П–подарка? А… проксидемон? Я умею, я уже писал проксидемонов, — в действительности Вася успел написать только одного и то налепил ошибок в блоках лояльности, но сейчас даже сам поверил, что он талант и осилит любую задачу. – Сделаю! Обязательно!

— Спасибо, — ласково сказала Цинка, полюбовалась на выражение Васиного лица и рассмеялась звонко–звонко, совсем не обидно.

Рубка плыла в открытое море. Ветер усиливался. Из волн начали выпрыгивать блестящие чешуйчатые твари вроде летучих рыб, но крупнее и с заметными конечностями: поскакали, плюхаясь в воду с шумом и брызгами, посвистели нежными голосками и исчезли. Линию горизонта пересёк эшелон огромных грузовых авиеток. Как белые киты, они плыли через небо наискосок, направляясь в порты Ньюатена. Вася глядел на них, глубоко дышал и потихоньку приходил в себя. Он не перестал восхищаться, он только привык чуть–чуть к присутствию Цинкейзы и смог думать о чём‑то, кроме её бесчисленных совершенств. «Мы… так хорошо разговариваем, — думал он. Недавняя лихая решимость исчезла, но в груди томительно разгоралась надежда – на лучшее, на большее, на счастье. – Я ей, кажется, нравлюсь. Может… всё получится? И у меня будет девушка. Такая девушка! Самая–самая. – Он поразмыслил немного над планом ухаживаний, ничего не придумал и только заметил себе: — А вот не надо пялиться и облизываться, как дурак. Надо быть деловым парнем. Чтоб ясно было: я – опора и каменная стена!» Постановив так, Вася напряг волю и стал собирать в памяти обстоятельства дела. Сознание, что он обязан произвести впечатление на Цинку, подгоняло его, как угли под пятками.

Но к рабочим вопросам она вернулась сама, опередив его:

— Ладно, — сказала, — давай подумаем про что‑нибудь полезное.

Корпус рубки вновь проявился. Он стал полупрозрачным, сквозь него угадывались небо и море и граница меж ними. На фоне туманной белизны включились дисплеи.

— Значит, Йирран Эвен, — задумчиво проговорила Цинка.

Вася смерил взглядом фигуру локус–хакера. Трёхмерное изображение стояло в воздухе над колеблющимися волнами, яркость и цветность создавали иллюзию присутствия. Даже ветер, казалось, слегка шевелил гриву чёрных косичек. Голографический Йирран улыбался. По обе стороны от него текли полосы текста: подтверждённые и неподтверждённые факты, актуальные данные сенсоров. Откинув голову, из‑под полуприкрытых век Цинка разглядывала противника. Она любовалась Йирраном очень долго, и Вася заревновал. Он скептически скривил рот и уточнил:

— Ирийна Вендт. Он родился женщиной.

— Да–а-а?.. – протянула Цинка, коснувшись пальцами подбородка. – Как интере–есно… Послушай, Васенька, я вижу, ты уже собрал информацию. Задача только в том, чтобы его… взять?

— Я знаю не всё, — буркнул тот. – Я не знаю, на что он способен. Если я полезу в драку, это может кончиться… – Вася прервался и поправил себя: – Он может сбежать. Может тут сломать что‑нибудь.

— Нужна информация о его возможностях?

— Она самая.

— А есть гипотезы? – Цинка посмотрела внимательно и серьёзно.

Вася кивнул.

— Он не смог залогиниться в СКиУ.

— Но СКиУ пять тысяч лет занимались автошифрованием и сумели отклонить даже твой красный маркер. – Цинка тряхнула волосами и скрестила ноги. – Знаешь, что? У меня идея.

Полохов подался к ней.

— Восемнадцатой ЛаОси, — объяснила Цинка, — соответствует комплекс из семи модулей СКиУ. Здесь их шесть.

— Да, тут уже побывал один…

— Я прочитала, — перебила Цинка; глаза её сузились. – Извлечение модуля из системы создаёт некоторые типичные уязвимости. Существуют некоторые типичные методы взлома. Если мы увидим, что именно Йирран пытается сделать с Системами, мы поймём, конечно, только приблизительно… Мы сориентируемся по его уровню программиста.

— Это мысль, — согласился Вася и полюбопытствовал: – А какие есть методы? Например?

— Их бездна. Нам важно понять, используется авторский метод или стандартный. В Лабах и Институте успели написать кучу эксплойтов: тестировщики – для дела, студенты – для тренировки или просто так. Часть просочилась наружу. Если Йирран задействовал только эти связки, значит, нам повезло. Если он модифицировал их или написал собственные – значит, повезло меньше.

— Мда, — сказал Вася. – Я не следил за ним впрямую, боялся спугнуть.

— Мы и не будем следить впрямую, — торжественно объявила Цинка. – Базовый модуль в этом локусе – Аналитик. А у меня есть собственная копия Аналитика, мои девчонки. Я подставлю их на место извлечённого модуля, они примут на себя часть атаки и проанализируют данные. Йирран ничего не заметит, потому что структура модуля совершенно та же самая.

«Какая она умная», — влюблённо подумал Вася, а вслух сказал:

— Круто. А откуда у тебя копия? И почему их две?

— Их не две, — сказала Цинка. Белый корпус рубки вновь растаял. Оперативница махнула рукой, изменив направление полёта, и рубка направилась к высившимся на горизонте горам. – В смысле, личностей две, а модуль один. Это такая версия, из шестнадцатой ЛаОси. Называется «Кайе». Антекайе и Ниакайе, богини–близнецы, покровительницы лжи и обмана.

Вася вытаращил глаза, слез с подлокотника и снова устроился на ступеньках трона. Цинкейза наклонилась вперёд, ловя его взгляд, и сказала, хихикнув:

— Мне их подарил Ящер.

— Да ну!

— Он, он.

— Я с трудом представляю себе Ящера, который кому‑то что‑то дарит, — признался Вася. Цинка состроила забавную гримаску.

— Почему бы не подарить что‑нибудь ненужное? Мы были его студентами. Он закончил очередной эксперимент и разбирал отработанный локус. Модули СКиУ раздал нам. – Цинка закатила глаза: — Конечно, ребята передрались из‑за Адаптера. Все мечтают заполучить себе копию Адаптера, потому что его можно перенастроить и сделать из него вибратор с функциями ласки и сочувствия. Ну, или резиновую женщину с теми же функциями. Кому как нравится.

Вася покраснел.

Краем уха он слыхивал, что некоторые сумасшедшие программисты пишут себе креатур специально для того, чтобы с ними спать. Он считал, что на такое способны только совсем больные извращенцы. Но Цинкейза говорила будто бы о чём‑то совершенно нормальном… Полохову стало не по себе.

— А Ящер не злится из‑за того, что его модуль… так используют? – натужно выговорил он.

— Ящеру без разницы, — Цинка фыркнула. – К тому же это просто копии… А я никогда не хотела Адаптера.

У Васи гора с плеч упала.

— Я хотела Ликвидатора, — призналась Цинка, мечтательно прижмурившись. – Ты ведь понимаешь… каждая девушка мечтает иметь рядом что‑нибудь большое, свирепое и кровожадное. Это так…

Гора вернулась и теперь была гораздо больше. Как две горы.

— Модно и стильно? – с надеждой предположил Полохов.

Цинкейза засмеялась.

— И это тоже, Васенька, — она похлопала его по плечу. – Но главное – это ужасно возбуждает! У Ликвидатора по умолчанию нет секс–функций, но ребята давно написали моды на любой вкус.

Если бы Вася уже не сидел, он бы сел.

Ему было как‑то… неожиданно.

Он поёжился. «Конечно, — подумал, борясь с растерянностью, — Цинкейза… такая красивая, такая эротичная, конечно, она любит секс… народ в Лабораториях сумасшедший, а она училась в Институте… вот и привыкла, что вокруг извращенцы и это нормально… Как можно спать с креатурой? Трахать собственное творение?!» Вася отвернулся и ссутулился, разглядывая заусенцы на пальцах. Он очень надеялся, что не выглядит идиотом. Ну, хотя бы не законченным идиотом. «Пускай, пускай, — торопливо уговаривал он себя. – Это я зашоренный и узко мыслящий! Надо быть шире. Это, как его… толерантней! Ну и что, ну и пускай. А я напишу проксидемона, будет подарок… Я буду ухаживать за девушкой! Всё сделаю как положено».

«И она твой подарок оттрахает», — вползла откуда‑то ехидная мысль. Полохов потряс головой. «Напишу в форм–факторе чихуахуа», — мстительно посулил он.

— Помню, в Лабах был ужасный скандал, — промурлыкала Цинка, откидываясь на спинку трона. – Целый месяц все ругались и ходили взъерошенные. У меня горло болело от смеха. Кто‑то поднял вопрос о том, может ли секс с демон–программой считаться лишением девственности, и с аргументами доказал, что не может. Так и вышло, что девять из десяти разработчиков Мультиверса – голуби непорочные! – Она заливисто расхохоталась. – Бедняги обиделись и разозлились, но ведь это правда. Они не умеют быть с другим человеком.

Цинка с жалостью покачала головой и внезапно заключила:

— Но надо признать, что самый феерический секс и правда бывает с креатурами.

Вася подавился вдохом.

— В тот раз, — продолжала она, – Ликвидатора успели забрать. И я взяла Аналитика. Адаптера любят за то, что с ним можно установить эмоциональную связь, но меня не очень интересуют такие связи. А всё, что мне нужно в сексе, я прекрасно получаю и от Аналитика.

Вася похолодел. Мыслительный процесс остановился.

— Но… – начал он почти с ужасом, — но твой Аналитик выглядит как две… девушки…

Цинкейза вытянула длинные ноги, перекрестила их в воздухе, совсем рядом с лицом Полохова, и полюбовалась на безупречный ярко–золотой педикюр. Вася сглотнул. Он чувствовал тепло её тела. Её запах. На расстоянии ощущал шелковистую гладкость её кожи. Девушка была душистой и сладкой, как букет медовых цветов, как молочная карамель… Против воли ему представилось, как он обнимает её, как проводит ладонями по узкой спине и ниже, как прижимает её к себе и чувствует, чувствует нежную упругость её грудей, лёгкость волос, жар дыхания…

— Васенька. Ах, если б ты знал, какой потрясающий куннилингус…

— Нет! – взвыл Вася. – Я ничего не хочу об этом знать!

Цинка хохотала, запрокидывая голову.

— А ещё, — беспощадно продолжала она, — у них есть тентакли…

— Я этого не слышал!

Цинка перестала смеяться и напустила на себя огорчённый вид. Надула губки.

— Вася, — обиженно сказала она. – Если мысль о прекрасной юной девушке, испытывающей оргазм, кажется тебе неприятной – с тобой явно что‑то не так.

Полохов взялся за голову.

Его точно льдом окатили. Только что всё было так хорошо – и вот он приближался к отчаянию. Он даже не боялся больше показаться дураком. Его планы, мечты и надежды гибли на глазах. Дивная Цинкейза оказалась такой же чокнутой, как все девушки Лабораторий.

И даже хуже.

— Как можно трахаться с креатурами?!

— А что тут такого?

— Это хуже зоофилии! Это… как если бы я с Никсами начал трахаться.

— Фу, Вася! – поморщилась Цинка. – Это просто изысканный вид мастурбации. Только не говори мне, что никогда не шалил ладошками. Ты не похож на ребёнка. У тебя когда‑нибудь была девушка?

Полохов тяжело вздохнул.

— У меня была девушка, — тоскливо сказал он. – У меня всё было. У меня была живая девушка, настоящая, человек! И хороший человек…

— А что случилось потом? – участливо спросила Цинка.

— Ушла. – И Вася привычно соврал: — Увёл её один… красавчик.

Цинка помолчала. Разгладила платье на коленях, склонила голову к плечу.

— Расскажи мне о ней.

— Зачем?!

— Вася…

Полохов передёрнул плечами.

— Я не большой, не свирепый и не кровожадный. И у меня нет тентаклей. Слушай, поехали обратно. У нас дела есть.

Цинка молчала очень долго. Вася всё собирался встать и уйти, но никак не мог решиться: сидел, смотрел на далёкую береговую линию, смаргивал выбитые ветром слёзы. Плечи мёрзли, а спину грело. Он вцепился пальцами в рукава. Он чувствовал Цинку спиной, как солнце – она излучала тепло. Уютное, ласковое, домашнее. Как было бы хорошо обнять её… гулять с ней, пить с ней чай, целоваться, заниматься любовью так нежно, как разговаривают по душам… «Я так не могу, — подумал Вася. Ему было больно от тоски. – С места в карьер. На следующий день после знакомства – в койку с креатурами, тентаклями… блик!».

— Глупый, — сказала Цинка. В голосе её зазвучала грусть. Вася повернул голову, но не так, чтобы заглянуть в глаза. Увидел прозрачные туфли, розовые пальчики с накрашенными ногтями и стройные голени.

А потом Цинка сошла с трона и уселась рядом с ним на ступеньках.

— Глупый, — повторила она. – Ты хотел за мной поухаживать?

— Это что, так удивительно? – буркнул Вася.

Тёплая девичья рука легла ему на плечо. Камни браслета царапнули ткань куртки.

— А я не поняла, — Цинка вздохнула. – Я думала, ты как все…

Вася наконец нашёл в себе силы посмотреть на неё. Но теперь уже Цинка глядела прямо перед собой, на горы и берег.

— Что – как все?

— Лаборатории. – Ветер развевал её волосы, бросил Васе в лицо тонкую прядь; он не стал убирать её. – Там все сумасшедшие, ты же знаешь. Там люди любят свою работу, и только потом – друг друга. Иногда. Если остаётся время. А время у них остаётся только на то, что они считают важным.

Вася шмыгнул носом.

— Прости меня, — сказала Цинка.

— За что?

— Я не хотела.

— Чего?

Цинка снова вздохнула.

— Если честно, — призналась она, — я и правда хотела тебя засмущать. Чуть–чуть. Ты такой милый, когда смущаешься. Но я не хотела говорить гадости. И я совсем не хотела, чтобы тебе стало противно. Совсем–совсем.

Она понурилась.

— Я всё испортила, да?

Дрожь скатилась по Васиному телу от затылка до пальцев ног. Он не верил ушам. Он не мог вообразить, что она скажет такое – всерьёз. Цинка, Цинка, ласточка ненаглядная, золото, солнечный лучик, тёплая, нежная… Неужели она снова шутит? Нельзя же так жестоко… Он готов был снова поверить, он страшно хотел поверить, но боялся.

— Ну… – выдавил он и замолчал.

Цинка вдруг резко подняла руки и собрала волосы, скрутив их в комелёк. Один из браслетов превратился в заколку и переполз на её макушку с запястья. Но пряди со лба и висков легли вдоль её щёк мягкими завитками, и новая скромная причёска сделала её ещё прелестней.

— Ты только скажи честно, Вася: я совсем всё испортила? Если совсем, тогда пойдём, займёмся делом. Я не обижусь. Ведь это я во всём виновата.

Их взгляды встретились. Глаза Цинкейзы были васильково–синими и бездонными, глубже моря, яснее неба. Вася сглотнул.

— Нет, — полушёпотом ответил он. Слова приходили откуда‑то изнутри, из сердца, помимо воли. – Не совсем. Не испортила.

Цинка улыбнулась.

— Правда? Ты не сердишься?

— Нет.

— Точно?

— Точно, — Вася неловко улыбнулся в ответ и потупился. – А… это я дитё–дитём. Только… Как насчёт тентаклей?

Цинка фыркнула.

— Глупый. С креатурой может быть очень хорошо – потому, что она всегда такая, как ты хочешь. Как тебе удобно. Это суррогат близости. Хорошо для развлечений, но заканчивается пустотой. А с человеком можно поссориться, поругаться, но он живой и настоящий… Это в тысячу раз важнее. В миллион. В миллиард.

— Правда?

— Ты всё‑таки очень глупый, — тепло сказала она. – Ну что, помирились?

Полохов перевёл дыхание.

— Помирились.

Цинка подалась к нему и чмокнула в щёку.

— Да, — сказала она. – За мной можно ухаживать. Даже нужно.

— Понял, не дурак, — Вася покивал и не удержался от счастливой улыбки: — Дурак бы не понял.

Скоро он забыл о сомнениях. Цинкейза смеялась и щебетала, солнце светило, море плескалось внизу. Всё снова стало хорошо. Рассеялись тревоги, отдалились опасности, и даже проклятущий Йирран больше не пугал Васю – Цинка ведь его не боялась. Цинка знала, что делать, и он ей верил. С чего он только впал в такую истерику? Сам теперь удивлялся. «Конечно, Цинка со странностями, — весело думал он, слушая её журчащую речь. – Я и сам со странностями. Мы все со странностями. Нормальненьких тут нет! А я придурок, узко мыслящий. Я же ей понравился. Я тоже не понял ничего. Ерунду какую‑то понёс… Мы справимся. Мы… может быть, даже будем вместе».

Цинка болтала почти как Ледран, только о другом. Вывалила на Васю кучу сплетен из жизни Лабораторий. Как Аспирант пьяный летал на драконе и упал в реку; «к сожалению, выплыл», — сказала на это его подруга Заклёпка. Как старшекурсники по команде Ехидны устроили охоту на Лаунхоффера с целью заставить кошмарного Ящера присутствовать на заседании, и как отчитывались Ехидне и Старику: «На трон мы его не посадили, но в президиум загнали!» – а Ящер сидел в президиуме мрачный и обиженный. Потом пришла Ворона; при виде жены он присмирел, нахохлился и только изредка жутко сверкал глазами на докладчиков, сбивая их с мысли… И как Ящер угрожал студентам перед зачётом, что если кто будет превращаться в эльфа, то он такого хама заставит рассказывать учебник ТГМ наизусть. «Встанете на табуреточку, — говорил, — и будете рассказывать. Как стишок». Вася поинтересовался, отчего Ящер не любит эльфов, и Цинка объяснила, что на самом деле очень любит. «Всяких, — поведала она. – Тёмных, светлых, подземных, космических, с крылышками и с клыками. И все это знают. Поэтому испокон веков каждый дурак перед экзаменами отращивал себе острые уши в надежде, что Ящер растрогается и смилуется над ним». Вася согласился, что оно, конечно, всякому надоест, а потом попросил расшифровать загадочное «ТГМ».

— Теоретическая гармония мирозданий, — объяснила Цинка. – Ужасная штука. Там слова и по отдельности‑то не все понятны, а вместе – вообще невозможно. Но, говорят, Ворона этот предмет очень хорошо ведёт.

И она рассказала длинную смешную историю о том, как писали этот учебник. Ворона была во всём виновата. История начиналась с её знаменитой книжки по теории аксиоматики, в которой Ворона излагала в доступной форме открытия, сделанные Ящером – а Ящер ей на это разрешения не давал. Он поделился с женой по–домашнему, а она запомнила и написала учебное пособие для студентов. Когда Лаунхоффер узнал, то прогневался и потребовал уничтожить текст, но опоздал – студенты уже обо всём пронюхали и успели размножить его до безобразия. Ящер был потрясён и сначала хотел вообще перестать разговаривать с женой, но вместо этого открыл книжку и нашёл в конце составленный Вороной задачник по курсу, а на самых последних страницах – задачи повышенной сложности. «И такими они показались ему интересными, что он сразу Ворону простил, — хихикала Цинка. – Потом Хайлерт развил материал теоретической части и создал свою теорию движущихся пределов. Ящер был страшно доволен и три дня улыбался. Он любит, когда чья‑то мысль идёт дальше». История тоже шла дальше: вернулась из немыслимых странствий Ехидна, прочитала учебник, поразилась и в состоянии шока за два дня составила концепцию неопределённых форм. В финале повести архитекторы полным числом собирались в Пыльной Комнате, устраивали мозговой штурм и вместе писали учебник по теоретической гармонии мирозданий.

Вася слушал и улыбался так, что болели щёки. Ему нравилось, как быстро–быстро говорит Цинка, захлёбываясь словами и смехом, как трогает его за руку и встряхивает волосами. Нравилось, как ласково она на него смотрит. Он видел, как ей приятно его внимание, и расцветал, точно майская роза. Он не мог ею налюбоваться. «Человек, — думал он, переполняясь нежностью, — живой, настоящий… такой красивый, чудесный человек… девушка. Девушки – сказочные существа», — и само волшебное слово «девушка» переливчато звенело в его мыслях, как колокольчик.

И Цинка рассказывала, как Ехидна с ассистенткой–Маркой отправились искать Старика в лабиринте времён и пространств: нашли заснеженный лес, в котором должна была стоять Старикова избушка, но в лесу заблудились и плутали там среди сугробов и валежника, пока Старик не увидел их и не послал за ними свою любимую креатуру – медведя Мишу.

И ещё рассказывала про начальника отдела разработки – человека, овеянного легендами и почти столь же славного, как архитекторы. Вася признался, что слегка его опасается. Начальника звали Ллеулис Сайнс, и когда его звали, он обычно прорастал из потолка вниз головой. Выглядел Сайнс как чей‑то ночной кошмар. В последний раз он появился как огромная негуманоидная тварь полудохлого вида, в чёрной, будто бы обугленной чешуе. Кости выступали из‑под кожи, и между обнажённых рёбер вяло пульсировало тускло–красное с тускло–белыми прожилками мясо. Когда Ллеулис возникал, все вздрагивали.

— Я знаю, — сказал Вася Цинке, — у всех нелады с психикой. У него, конечно, тоже… Как нужно себя чувствовать, чтобы тебе было комфортно именно в таком облике?

Цинка пожала одним плечом.

— Ллеулис вообще‑то хороший, — задумчиво ответила она. – Спокойный, весёлый. Всегда защищает своих и никого не боится. Знаешь… это известный метод, и по–моему, правильный метод. Ллеу компенсирует внутренние проблемы внешним обликом, и ему хватает. Всем бы так. Когда я ещё училась, я надеялась, что стану программисткой. Я и сейчас надеюсь. Было бы интересно с ним поработать.

Вася улыбнулся.

Он тоже рассказывал ей всё, что приходило на ум – про Осень, про Алея и всё сумасшедшее семейство Обережей, про то, как был тёмным родичем и стал администрировать локус–домен. Цинка слушала внимательно, накручивая на палец золотые прядки волос. Спрашивала. Они обсудили, как можно было бы выследить и локализовать Ясеня по правилам оперативной работы, и как выглядело бы его досье. Потом Цинка предположила, что Алея рано или поздно должны тоже выдернуть в Лаборатории, и Вася немного позлорадствовал. Он до сих пор точил зуб на Обережа–младшего – ведь это из‑за него на Полохова свалилось столько неприятностей.

— Эх ты, — ответила ему Цинка. – Подумай лучше: если бы ты не стал оперативником, мы бы никогда не встретились.

Вася смутился. Цинка фыркнула.

— Лучше расскажи, как это – работать админом.

Вася поразмыслил.

И самому странно стало: всего‑то ничего прошло времени, а он уже забывал прежнюю жизнь. Пришлось ловить в пучинах памяти какие‑то детали, цепляться за них и разворачивать картинки, словно распаковывать файлы из архивов.

— Мне было тринадцать, — медленно начал он. — Самый возраст, чтобы мечтать о власти над миром. Только я, в отличие от миллиардов других прыщавых, на самом деле её получил. Маленький такой мир. Даже не целый город, а кусок. Правда, это был кусок столицы, пять миллионов человек. Это очень много, когда ты по–настоящему за всё в ответе… Я ужасно много думал про то, как всё устроить. Ночей не спал. Правда не спал. Я хотел, чтобы всё было честно и хорошо.

— Это сложно.

— Да… Я писал закономерности. Чтобы хорошим людям везло чаще и всё такое. Но много сделать не получилось, потому что я упёрся в ограничения высшего уровня. Иногда я думал: вот я дурак, надо было самому получше устроиться, вместо того, чтобы париться за всяких там. А так… даже моя девушка бросила меня, потому что захотела меня бросить, и было бы нечестно принуждать к чему‑то свободного человека.

— Ты хороший, Васенька.

— Да ну… – Вася сгорбился.

— Я сразу поняла, — Цинка кивнула. – Слушай, ты никогда не думал о том, чтобы поступить в Институт?

— Да зачем я там нужен, – пробормотал Полохов.

— Ты нужен не там, — голос Цинки стал тише. – Ты нужен Вороне и Старику. Хайлерту и Сайнсу. В отделе разработки.

— Оперативный отдел создали Старик и Ворона, — вслух вспомнил Вася.

— Да. Но людей всегда не хватает. Везде. Если бы ты стал программистом, то сделал бы много хорошего. Я уверена.

Вася усмехнулся.

— Может, я и системным архитектором стану?

Цинка склонила голову к плечу, блеснула лукавым глазом.

— Почему бы и нет?

Они долетели до берега, а там Цинка посадила рубку на песок и предложила искупаться. Её платье действительно умело менять форму: теперь оно превратилось в бикини. Цинка долго смеялась, когда Вася признался, что поначалу посчитал метаморфозы платья галлюцинацией. «Оно – демон–программа, — объяснила она. – Живое и даже слегка разумное».

— А туфли твои тоже разумные? – подозрительно спросил Вася.

— Конечно! – Цинка коварно сощурилась. – Если они будут неудобными, я их покараю.

Она плавала как морская змея – гибкая и золотая. Перед тем как окунуться, Цинка заплела косу, и намокшая коса вилась за ней в прозрачной воде. Вася нарочно отставал и нырял, чтобы полюбоваться, как движутся в густой лазури стройные руки и ноги девушки. Цинка хихикала и норовила на него поохотиться. Немного спустя оба они улеглись на спину, качаясь на волнах, и Цинка рассказала ещё одну историю: как некто смелый спросил у Ящера, в чём смысл жизни. «Чьей? – уточнил Ящер. – Вашей? – помолчал немного и ответил: — Придумайте что‑нибудь сами».

— И трактуй, как хочешь, — закончила Цинка.

Вася открыл рот, но в этот самый момент понял второе значение слов архитектора и не проронил ни звука. Он перевернулся на живот, сделал сильный гребок и понял третье. «Ящер, — подумал он, — чешуйчатый, чтоб его. Ледран сказал, что архитекторы – они многомерные. И то, что они говорят и делают – тоже многомерно». Он знал, но никогда глубоко не задумывался о том, что многомерность людей в Лабораториях не только смысловая, она вполне буквальна: за определённым пределом развития человеческая душа уже не может вместиться в закономерности единственного локус–домена, и тогда либо локус расщепляется, либо… «Физические тела архитекторов, — вспомнил он, — инженеров и большинства программистов – это только проекции на четырёхмерность. Ещё и поэтому они кажутся сумасшедшими – из‑за многомерной логики. Но это не отменяет того, что они действительно сумасшедшие».

Цинка сказала, что он тоже может стать архитектором. Пошутила, конечно. А может, и не пошутила. «Если бы я был архитектором… — представил себе Вася и вдруг спокойно и ясно понял: – Я бы не дал запускать Миры Страдания. Насмерть встал бы. Я бы нашёл другой метод стимуляции. Добрый. Без боли… И я бы помог Тэнре».

Он набрал в грудь воздуху и нырнул.

В тёмной глубине плыл косяк местной рыбёшки – с короткими перепончатыми лапами вместо плавников. Чем‑то живность походила на латимерий, но ещё больше – на ихтиостег.

«До архитектора мне как до неба, — размышлял Вася, — но почему не пойти в аналитики? Правда, почему нет? Я могу поступить в Институт. Хотя бы попробовать. Я ведь много могу и много умею, на самом‑то деле. Нытик я просто и трус, но не слабак». Ещё он подумал, что объективно не годится в оперативники – смелости ему недостаёт и агрессивности, а аналитику Лабораторий они и не нужны. Аналитику нужны нерядовые мозги и любовь к работе. «Что есть – то есть», — самодовольно отметил Вася и вынырнул.

Цинкейза помахала ему рукой. Она была уже на полпути к берегу.

— Пора возвращаться! – крикнула она.

— Ага!

Теперь у Васи появилась ещё одна причина любить Цинку. Как полагается идеальной девушке, она его вдохновляла. Она поддерживала в нём уверенность в своих силах и стремление достичь большего. Цинка делала его – мужчиной.

…И всё‑таки они не сразу отправились в обратный путь. Ещё минут двадцать сидели на песке, обсыхали, грелись на солнце. Вася любовался своей девушкой, сейчас и впрямь – своей; он так решил и больше не сомневался.

И он рассказал ей то, что не стоило рассказывать. То, что обещал не рассказывать никому. Но Цинкейзу он уже чувствовал словно бы частью себя, и потому совесть не подала голоса. Вася просто размышлял вслух, а его любимая девушка, его половинка внимательно слушала…

Он рассказал про то, как нашёл Тэнру.

— Я гнался за одним типом, — вполголоса говорил он. – Жутким типом. Хорошо, что я его тогда не догнал, иначе не сидел бы сейчас здесь… Я ещё слабо разбирался в деталях. Эльвира только–только выпихнула меня в одиночное плавание, и у меня не было ассистентов. Одни Никсы. Сейчас я был бы намного осторожнее… Мне казалось, я его почти поймал. Он метался из локуса в локус с бешеной скоростью, он был в Море Вероятностей как у себя дома, но я не терял его из виду, и поэтому решил, что смогу с ним справиться. На самом деле, по–моему, он просто со мной играл. Спустя какое‑то время ему бы надоело, и тогда он бы сожрал меня вместе с кедами… Я выбрал место, в котором его было удобнее локализовать и ворвался… как дурак… со своей атакой.

Вася помолчал и поковырял песок пальцем ноги.

— Что случилось?

— Там был Тэнра. Он был администратором верхнего уровня. Он не видел хакера, но увидел меня с моим приветом. И он решил, что враг – я. Он был интуитивщиком и ничего не знал про Лаборатории. Он не знал, кто я. Он решил, что я пришёл как разрушитель. Строго говоря, это была правда. Даже если бы мне удалось разделаться с хакером, мы бы много чего сломали в процессе… Тэнра испугался за свой мир. Разозлился. И со всей дури ударил – по мне… Я ошалел. Выхода не было, я начал защищаться, мне стало уже не до хакера… Воображаю, как он смеялся. Он подождал немного, пока мы дрались, а потом сделал свой ход. Он был очень умелым хакером, настоящим мастером. По сути, он просто легонько ткнул в пару слабых мест.

— И что случилось? – тихо повторила Цинка.

— Локус самоуничтожился. Пух! – Вася приподнял ладони, — и всё. Схлопнулся, и как не было. Хакер исчез, я больше его не видел. А Тэнра… я его удержал. На самом деле не собирался, так получилось. Когда он понял, что произошло… я не могу даже представить, что он чувствовал. У него было два выхода: самоуничтожиться вслед за своей вселенной, либо… либо продолжать жить и постараться если не исправить ошибку, то хотя бы сделать что‑то хорошее – для других… Он очень хороший, Тэнра. Очень добрый. И его мир был очень хорошим миром… наверное. В общем… он решил остаться и помогать мне ловить этих психов. Чтобы больше ни с кем не случилось того, что случилось с ним.

Цинка покусала губы.

— Вася… – неуверенно сказала она, — а данные по локусу тоже стёрлись? Совсем ничего нельзя было восстановить?

— В том‑то и дело! – Вася весь подобрался. Сжал зубы, резко вбил пальцы в песок. – В том‑то и дело! Данные остались в базах, любой архитектор мог сделать рестарт, может, даже восстановить локус по аварийке… Но никто не захотел. Ни у кого не нашлось времени.

— Получается, — прошептала Цинка, — никто не посчитал это важным.

— Да. Тогда я придумал и пообещал Тэнре вот что: если мы будем работать долго и сделаем много важного и полезного… мы пойдём к Старику или к Вороне и попросим. В качестве благодарности. Может, они не откажут.

— Ты хороший, Васенька.

Вася вздохнул.

— А теперь, — сказал он, — я так думаю: если я буду тренироваться и учиться, и поступлю в Институт, и стану разработчиком – я ведь и сам сумею это сделать. Я сам смогу Тэнре помочь. Не надо будет ни у кого клянчить.

Цинка молча погладила его по спине. Вася поглядел на неё. Цинка вопросительно подняла брови. Глаза у Васи горели.

— Это всё ты, — жарко признался он.

— Васенька…

— Это всё ты, — он кивнул. – Это ты меня вдохновила.

Вернувшись, они обнаружили в квартире одного Аниса, который, как ни странно, занимался делом: повесив в гостиной огромную карту полушарий Эйдоса, он разглядывал её и вслух восхищался.

— Во люди! – говорил он Никсам, и демон–собаки виляли хвостами. – Носороги! Палец в рот не клади!

— Ты что‑то нашёл? – с интересом спросил Вася.

— Я нашёл массу интересного! – сообщил Анис с гордостью. – Начну, пожалуй, с конца.

Цинкейза улыбнулась и уселась в кресло. Вася подошёл к ассистенту. Анис поднял руку.

— Смотри.

На карту полушарий легла россыпь алых огней, геометрически неправильная, но равномерная. Анис согнул два пальца, и поверх алой возникла вторая россыпь, зелёная. Алые точки горели неподвижно, зелёные медленно двигались, вычерчивая по карте собственные траектории.

— Система обороны, — понизив голос, сказал Анис. – Зелёные – это боевые спутники. Их привезли с Земли на «Астравидье» и уже вывели на расчётные орбиты. Красные – это наземные пусковые площадки. Их сейчас строят. Отдельно замечу, что их действительно строят и не отстают от расписания ни на минуту. В городах беспорядки, чуть ли не гражданская война на носу, – а работа идёт бесперебойно. Это марйанне! Уважаю.

— Радует, — согласился Вася. – Анис, а… боевые спутники не смущают мицаритов?

— Мицаритов вообще ничего не смущает. До них я ещё дойду.

Вася ухмыльнулся.

— Ну, давай.

— Я покопался в ЛаОси, — сказал Анис, — и нашёл среди мусора кое–какие фрагменты осевого времени. Думаю, ты не удивишься, что «кальмары» — это запланированный подарок.

Полохов кивнул с мрачной миной.

— Ледран рассказывал. Враждебные чужие расы – метод стимуляции развития.

— В данном случае, — сообщил Анис, — радует ещё и то, что у этого фрагмента сохранились настройки баланса. Предполагалось, что местное человечество к моменту вторжения разовьётся достаточно, чтобы одержать победу. Это действительно так. Я посмотрел на флот «кальмаров». Их не так уж много. Лет через сто покатится вторая волна вторжения, тогда будет больше, но спустя век их смогут перехватить и разгромить ещё на подлёте.

— Звучит оптимистично, — заметила Цинка из кресла.

— Это потому, что проблема не в «кальмарах», — отозвался Анис и повёл ладонью, стирая с карты план оборонных сооружений. – Проблема – вот.

Новая сеть красных точек равномерной не была. Огни группировались возле городов Эйдоса. Мегаполисы зияли на теле планеты обширными язвами, маленькие города и посёлки набухали кровью, как укусы опасного насекомого. Ранки были повсюду – от тропического пояса до лесотундр.

— Это карта конфликтов? – уточнил Полохов.

— Она. В режиме реального времени, открыта из ЛаОси.

— То есть это не обсчёт по местным СМИ?

— Нет.

— Хорошо, — проговорил Вася, погружаясь в изучение карты. – Анис, спасибо, что организовал. Ледранчик, помню, говорил, что для информационного общества достаточно местных данных, но ЛаОси я как‑то больше доверяю, даже кривой.

Анис хмыкнул, довольный.

— Что, Вася, — сказал он, — нести главное блюдо?

— Ну и метафоры у тебя. Не тяни. Что случилось?

Никсы разом сели, устремив к карте острые морды. Чёрная Никса тихо заскулила. Цинкейза в кресле подалась вперёд, облокотившись о колени. Вася насторожился. «Анис?» — пробормотал он, и ассистент, состроив протокольную рожу, щёлкнул пальцами.

В первый миг низкокачественное видео открылось на гигантском экране мозаикой пикселей. Угадывались человеческие фигуры, двойная звезда над ними, и не более. Но тотчас же послушная ЛаОсь реконструировала картинку по данным из собственного архива. Видео уже не было репортажем религиозного канала: оперативные агенты Лабораторий смотрели на происходящее так, будто сами находились в мицаритской молельной комнате. Они видели, как служка устанавливает камеру и настраивает её, как толстый Учитель успокаивает подростка и просит его говорить как можно чётче, ничего не бояться и ничего не скрывать. Видели, как толпятся за дверями закутанные женщины – мать мальчика и его сёстры, и как отец семейства беспокойно трогает дочерей за плечи и просит домашних молиться, молиться ещё усердней.

Слушали молча.

Когда служка выключил камеру и ушёл отправлять интервью в сеть, Учитель стал успокаивать рыдавшего мальчика – гладил его по голове, наконец обнял, крепко прижав к груди, и закричал в двери: «Воды принесите, ежи рукокрылые!» Отец бросился куда‑то по коридору.

Анис выключил видео.

— Мда, — сказал Полохов.

— Я попробовал влезть парню в голову, — отчитался Анис, — но из‑под логина Амирани этого сделать нельзя – контур другой.

— Значит, у мицаритов теперь есть пророк, — вслух подумала Цинкейза. – И они начинают священную войну. Именно теперь…

— Вы думаете о том же, о чём и я? – вдруг спросил Вася.

Соратники обернулись к нему, и Никсы обернулись, завиляв хвостами. Белая Никса подошла, ткнулась головой в хозяйский бок. Полохов опустил руку ей на темя.

— Хакер? – предположил Анис.

— Ледранчик нашёл кое–какие данные по его биографии. По её биографии. Нашего хакера при рождении звали Ирийной.

Анис ухмыльнулся.

— Ирочка?

— Угу, Ирочка… Ирочка всеми битами души ненавидит тоталитарные религии. Я сказал Ледрану, что мицариты должны её сильно раздражать. – Вася помолчал. – Я сразу подумал, что она подложит им какую‑нибудь свинью. Или рукокрылого ежа, учитывая местный колорит…

Цинкейза встала и подошла к Васе.

— Йирран погнал их в священную войну против марйанне, — глуховато сказала она. Глянула на карту, где снова костры вооружённых столкновений жгли истерзанный Эйдос. – Силы неравны. Никто не сможет остановиться. Марйанне придётся… раздавить их. Будут жертвы.

— И «кальмары» подоспеют в самый интересный момент, — завершил Анис. – А жертвы будут с обеих сторон, потому что местные мицариты – зубастые парни. У них в горах лагеря подготовки боевиков. Больше двадцати лагерей, и все работают сейчас на полную мощность. На радость Йиррану.

— Вот козёл, — сказал Вася и поправился: – Коза. Боюсь, даже если мы его сейчас возьмём, драку это уже не отменит.

— Но он, по крайней мере, перестанет лить масло в огонь, — возразил Анис. – В религиозной войне как таковой для эйдетов нет ничего нового. Они справятся и с ней – если им не будут больше подкидывать сюрпризы.

В глубокой задумчивости Полохов опустил голову и закусил сгиб пальца. Белая Никса засопела, сочувственно глядя на хозяина.

— Анис, — сказал Вася спустя несколько секунд, — а где Тэнра и Амирани? Они не возвращались?

Анис скривился.

— Нет. Гуляют. Спелись, гады. Я гадаю, что они друг в друге нашли.

— Кто это – Амирани? – спросила Цинка.

Вася удивлённо посмотрел на неё, а потом вспомнил:

— Ты с ним не знакома? Это местный админ, которого мы вызвали из распределённой формы.

— Тот, который всё время хамит? – Цинка засмеялась. – Интересно было бы на него посмотреть. Ладно, Вася, я думаю, что Анис прав. Мы должны делать то, что в наших силах. Обезопасить людей от худшего. Я пойду настраивать моих девочек.

Полохов встрепенулся и закивал. Цинка улыбнулась ему. Лицо Васи вновь озарилось детской влюблённостью; Анис заметил, всё понял и скорчил рожу Чёрной Никсе. Никса посмотрела на Аниса с недоумением. Ассистент беззвучно рассмеялся.

— Я ещё покопаюсь в ЛаОси, — небрежно сказал он Васе, — может, что‑нибудь найду. И погляжу, как будут развиваться события.

— А я, — начал Полохов, остановился и нахмурился: — а я, получается, пока не нужен. Тогда хорошо! Я пойду писать проксидемона.

— Зачем? – удивился Анис.

— Для Цинки, — пояснил Вася с нежностью. Цинка тряхнула головой, смущённо улыбаясь, и погладила его по руке.

— Н–ну… – протянул Анис, воззрившись на них, и состроил многозначительную гримасу, — как хотите.

Устроившись на кухне и сварив себе кастрюльку кофе, Вася подключился к базам Лабораторий и скачал из них несколько стандартных блоков. На то, чтобы собрать из них функционирующую программу, времени ушло всего ничего – от силы пара часов. И сами элементы, и варианты их взаимодействия тестировщики проверили вдоль и поперёк задолго до Васиного рождения и, пожалуй, задолго до рождения локуса, где он сейчас находился, поэтому гонять по тестам черновик демона Вася не стал и сразу задумался над индивидуализацией. То, что он сейчас имел перед глазами, Цинкейза могла бы написать и сама. Она ждала совсем другого подарка.

Вася твёрдо решил принимать свою девушку такой, какая она есть, и не обращать внимания на её странности. Но его всё‑таки нервировала гиперсексуальность Цинки. Очень не хотелось, чтобы она поставила на его демона эротик–мод. Полохов задумался. В приступе вдохновения у него всё чесалось. Успев потеребить волосы, губы, нос, рукава, мочки ушей и даже брови, он пылко приник к клавиатуре и приступил к созданию пушистого тигрёнка – смешливого, ласкового и заботливого малыша. Когда он заканчивал первичную схему личности, в голову ему пришла новая, куда более занятная идея. Почему бы не добавить в программу дополнительные функции? Такой подарок будет и ценнее, и интереснее. Глотая холодный кофе, Полохов углубился в изучение библиотеки, на первых страницах не нашёл ничего интересного и переключился на схемы высокоуровневых модулей. Он подумывал скопировать что‑нибудь у настоящих мастеров.

Чтение было захватывающее само по себе. На какое‑то время Вася забыл и о проксидемоне, и даже о Цинке. Он просмотрел архивы, куда складывали идеи разработчики, добрался до методички Ехидны по целевому разуму и почти всё в ней понял. Довольный собой, он дочитал эпилог методички, где Ехидна писала: «людей смелых и незакомплексованных отправляю изучать исходный код известных действующих креатур», — и тихо засмеялся.

— Я человек смелый? – вслух проговорил Вася. – Смелый. Незакомплексованный? А я над этим работаю.

И открыл оглавление.

Смелости на то, чтобы анализировать исходники Инициатора или Контролёра, у него всё‑таки не хватило. Да и толку, честно сказать, не вышло бы из этой затеи – слишком сложные и многоэлементные то были тексты, слишком могучие и грозные существа… Вася поколебался, не засесть ли за чтение кода Аналитика, но это дело сейчас тоже представлялось бесперспективным. А жаль! Вырожденная копия Аналитика держала на себе комплекс местных СКиУ. Будь у Васи знания и опыт настоящего программиста, он мог бы найти в тексте подсказку, лазейку, чтобы переломить сопротивление Систем и всё‑таки залогиниться в них. «Жаль, – снова подумал Вася и потёр кончик носа. – Надо учиться…» Он пролистал список. Значились в нём модули и не настолько известные, и даже такие, о которых он никогда не слышал. Вася хмыкнул и наугад открыл данные – Мультиплексор, Трансформатор, Конструктор… Всё не то. Повинуясь наитию, он полез в описание чего‑то совсем неинтересного, какого‑то Ритм–Блока – кодовое имя «Лань», личное имя подлинника «Инес»…

Красотка Инес оказалась очередным творением Лаунхоффера, одной из вспомогательных креатур Маханаксара и комплементарным модулем самого Ликвидатора. Её стихией было упорядоченное движение: гармонизация колебаний, балансировка, разгон и ещё – танец. Но заинтересовало Полохова другое. Как все сложные высокоуровневые креатуры, Ритм–Блок был полифункционален. Инес умела перемещаться между локусами – и делать это очень быстро. Намного быстрее, чем стандартный проксидемон.

— Ка–ак мне повезло! – азартно выдохнул Вася.

В колоссальном тексте исходного кода креатуры он не разобрался бы и за год, но автор пунктуально снабдил текст закладками. Вася нашёл нужный фрагмент и принялся копировать код Ящера, хихикая так, будто делал что‑то неприличное.

Теперь он точно знал, что Цинке понравится.

Когда Вася разогнулся, то обнаружил, что за окном стемнело. День прошёл незаметно. Но прошёл не впустую; Вася разулыбался, чувствуя себя молодцом. То, что он написал, конечно, нужно было ещё тестировать и тестировать. Кусок, вырванный из цифровой плоти Ритм–Блока, мог повести себя непредсказуемо. Была же причина, по которой его не включили в стандартные библиотеки. Но, скорей всего, разработчики попросту не нашли времени обновлять библиотеки, которыми сами не пользовались, а те, кто пользовался, не сумели их упросить. Вася слишком хорошо знал, какой бедлам царит в Лабораториях, чтобы чему‑то здесь удивляться.

Он отправил демон–программу в первую серию тестов и встал из‑за стола. Со стонами, с наслаждением потянулся, выхлебал из кастрюльки остатки кофе пополам с гущей. Жизнь была хороша. «Пойду, узнаю, как там дела, — подумал Вася. – Может, новости есть».

Оказалось, поглощённый работой, он не услышал, как вернулись Амирани и Тэнра. Никто не побеспокоил его. Анис знал, что он работает, а Тэнра знал, что его нельзя отрывать от задачи, и поэтому все вели себя тише мышек. На сердце у Васи потеплело. В такие минуты он чувствовал себя почти что в кругу семьи. Да и не было у него никогда такой славной семьи…

Шторы в гостиной чуть колыхались от ветра, дувшего в проём балконной двери. Дверь зацепили цепочкой, чтоб широко не распахивалась. Вдоль потолочных карнизов парили гроздья светящихся белых шаров – голограммы, зажжённые Никсами. На диване, где Вася обычно спал, сидела Цинкейза и что‑то рассказывала. Ассистенты устроились в надувных креслах, а Амирани стоял в стороне, скрестив на груди руки, и смотрел на оперативницу пристально, сузив глаза, без улыбки. Свечение шаров преломлялось на радужках админа, и они лучились голубым электрическим блеском.

Вася подумал, что Амирани хам, наглый пингвин и памятник самому себе. Но ничего не сказал.

С удовольствием он отметил, что Никсы наконец перестали подозревать гостью в чём‑то нехорошем. Белая валялась на диване, подставив башку руке Цинкейзы, а Чёрная возлежала у её ног.

Цинка обернулась.

— Ой, Васенька, что с тобой? – заботливо спросила она. – У тебя такой вид, будто ты вошёл с мороза. Или видел Ящера.

— Ящера я не видел, — фыркнул Вася, — но видел его код… Я отправил демона побегать по тестам.

Цинка ойкнула и застенчиво спросила:

— Правда? Уже?

— Какого демона? – подозрительно сказал Амирани.

Полохов сморщил нос.

— Подарок, — ответил он, стараясь, чтобы голос звучал небрежно. – Программка для Цинки. Занятная получается штука! Цинка, а что ты рассказывала?

Оперативница склонила голову к плечу, теребя шерсть Белой Никсы.

— Про структуру локуса, — сказала она. – Про контуры и роль СКиУ в балансе. Я подумала, раз все здесь интуитивщики, им это будет интересно.

— Да, — откликнулся Тэнра, — очень познавательно.

— Я как раз дошла до прогресса, — продолжила Цинка. – Не скажу, что я много знаю о том, чем занимается отдел разработки, но у меня там друзья. Бывшие однокурсники… Они очень увлечены работой.

— Ещё бы, — сказал Вася.

Он поискал, где сесть, и сел в третье надувное кресло, подтащив его поближе к дивану.

— Первые версии ЛаОси не подразумевали участия СКиУ в жизни локуса, — сказала Цинка. – Модули Систем начали учитываться только в пятой. Тогда модулей было три. С обновлениями ЛаОси их количество увеличивается. Не с каждым обновлением, но регулярно. Здесь, в восемнадцатой ЛаОси, модулей должно быть семь. Скоро выпустят двадцать седьмую ЛаОсь, и там их тринадцать. Это значит, что дело потихоньку близится к финалу.

— Финалу?.. – эхом повторил Амирани.

— Их должно быть пятнадцать, — сказала Цинка. – Пятнадцать высших демон–программ.

— Почему именно пятнадцать?

— Полный Маханаксар, — непонятно объяснила она.

Амирани приподнял бровь.

— Что такое Маханаксар?

— Так будет называться финальный релиз Систем Контроля и Управления, — Цинка заговорила тише и торжественней. – СКиУ в том виде, который на самом деле задуман архитекторами. И тогда… тогда начнётся следующий этап работ. Я не знаю, каким он будет. Даже в Лабораториях это знают единицы. Но это будет невероятно интересно. У меня голова кружится, только воображу! – и Цинка замотала головой, рассыпая по спинке дивана золотые локоны.

Амирани скупо усмехнулся.

— Маханаксар? – вспомнил Вася. – Я слышал. Это пословица: что‑нибудь вечное, как Маханаксар, который вечно недописан.

— Что ты! – Цинка приподняла ладонь. – Васенька, твои сведения устарели, и я даже не знаю, на сколько. Маханаксар давным–давно дописан. Все его модули реализованы, протестированы, и Лаунхоффер даже опубликовал исходники. Но Маханаксар – это не простая совокупность модулей, это очень сложная система их взаимодействия, взаимной интеграции. И эту систему нужно сбалансировать, прежде чем запускать. Маханаксар не уравновешен. Это другая задача. Поэтому разработчики пишут новые операционки, добавляют в СКиУ модули по одному.

Она замолчала, и стало так тихо, что Вася услышал сопение дремлющих Никс и вой ветра на пустыре. Все будто бы погрузились в размышления, и он тоже посидел без слов, насупясь, хотя в голову ему и не пришло никаких умных мыслей.

Титаническая работа, которая производилась в Лабораториях, оказывалась только подготовкой к чему‑то большему, чему‑то совсем невообразимому. Этого следовало ожидать. Здесь нечему было удивляться. Люди Лабораторий – это даже не те, кто просто умеет стремиться к большему и радоваться труду. Это те, кто не способен жить иначе. Те, для кого вечная работа и вечное развитие стали наркотиком. Иногда они не умеют ничего другого… Вася посмотрел на Цинку и вдруг подумал, что люди Лабораторий часто не умеют любить. «Не все, — поправил он себя. – Ящер с Вороной умеют. И Старик, он добрый. И Раука с Фьярте любят друг друга. И ещё много кто. Но у других на это нет времени…» Другие создают себе креатур, всегда понимающих и всегда удобных. Или даже не создают.

И ещё Вася подумал, что должно быть где‑то в Море Вероятностей место, куда приходят люди, умеющие любить – так, как люди Лабораторий умеют работать. И что там, наверное, очень хорошо.

…Амирани резко вскинул голову. Чёрные глаза его вновь стали синими и засверкали, как звёзды.

— Что это? – глухо прорычал он.

Тэнру словно хлестнули. Он вскочил, дико озираясь. Никсы проснулись и обе оскалились, топорща шерсть. Анис скверно выругался.

— Ой, — обморочно пролепетала Цинка, — ой, мама…

— А? – Вася растерянно моргал, недоумевающий и испуганный. Он ничего не чувствовал.

Анис встал и вызвал дисплей. Руки его заметались, отдавая приказы интуитивной клавиатуре. Он невнятно, сквозь зубы ругался на родном языке. На дисплее стремительно менялись картинки – графики, диаграммы, отчёты. Полохов различил крутую волну на одном графике и высокий пик на другом. Тэнра шагнул к Амирани, и они заговорили о чём‑то мыслями, без слов. Вася видел, как дёргается верхняя губа у местного админа – словно у хищного зверя. Полохов поднялся на ноги, завертел головой, открыл рот, но не мог решить, к кому можно полезть с вопросами.

И тут понял сам.

Чудовищное содрогание инфосферы дошло до него, как ударная волна. У Васи перехватило дыхание. В глазах потемнело. Вслед за Цинкой он неосознанно повторил «ой, мама», а потом выругался, как Анис. Подкашивались колени. Он едва не рухнул обратно в кресло. Тени метались вокруг. Давление на инфосферу росло. Гибельная мощь надвигалась, как ураган на город, как танк на окопы, казалось, ещё немного – и не выдержат не только системы локуса, но и сами контуры его, скрепы континуума…

Цинка застонала.

И Вася очнулся.

Василёк Полохов стал оперативным агентом Лабораторий.

— Отключить все сканеры! – он закричал, пытаясь перекрыть гул в собственных ушах. – Перекрыть каналы! Отсоединяемся! Отсоединяемся!! Никсы, разлогиниться!..

Стало тихо.

…Ассистенты обернулись к начальнику. Цинкейза глубоко вздохнула, вытягиваясь на диване. Никсы тоже легли и запыхтели, вываливая языки, как после долгой гонки. Один Амирани ещё злобно скалился чему‑то невидимому, прижимая к вискам кончики пальцев. Вася проглотил сухой комок в горле. Он умудрился сорвать голос. Всё то же самое можно было сделать и молча, но он запаниковал и устроил шум… «Да какая разница», — подумал он устало.

Юэ Тэнраи подошёл к нему. Лицо его было иссера–бледным.

— Что это, Вася?

Голос его звучал надтреснуто. Вася заподозрил, что Тэнра успел подключиться куда не следовало и принять на себя часть удара, который должен был согнуть Амирани. Это было на него похоже.

— Что это? – повторил ассистент.

Полохов закрыл глаза и провёл по лицу ладонью. Добрёл до кресла, сел, сгорбился. Сцепил пальцы в замок.

— Что‑то большое пришло, — глухо сказал он. – Что‑то очень большое.