Председатель совета кондоминиума позвонил Данкмару в выходной, во второй половине дня. Человек вежливый и деликатный, он не решился сразу перейти к делу и начал со стандартной светской беседы. Измотанный бессонницей и тяжёлыми размышлениями Данкмар не узнал его, принял за одного из новых клиентов и довольно жёстко попросил уточнить, договаривались ли они о созвоне, и если договаривались, то на какое время. Возникла неловкость. Председатель смешался, ещё раз назвал себя, прибавил, что живёт в лофте первого корпуса, и Данкмар наконец его вспомнил.

— Простите, — сказал он, с усилием потирая веки. – Простите. У меня сейчас… трудная ситуация, я невнимателен.

— Сожалею, что побеспокоил, — виновато ответил председатель. – Но вопрос очень важный. Я с утра обзваниваю всех.

Данкмар провёл по лицу ладонью и проморгался.

— Слушаю вас.

Тониу Мейра кивнул и просто сказал:

— Ночью на третьей стоянке был взрыв.

— Что?

Данкмар нахмурился. Что‑то новое требовало его внимания, в придачу ко всем уже наличествующим проблемам… «Кажется, — подумал он, — у меня идёт полноценная чёрная полоса». Мейра на экране терминала смотрел на него с искренним сочувствием.

Они никогда не были на короткой ноге. При знакомстве Данкмар изучил соседа с помощью второго зрения и остался доволен: Тониу Мейра оказался именно тем человеком, с которым приятно жить в одном доме. Он отделял деловую сферу от частной жизни так ясно и резко, что порой это напоминало раздвоение личности. Топ–менеджер строительного холдинга, обладатель смертельной бульдожьей хватки, в быту Мейра вёл себя мягко и едва не застенчиво. Когда основной конкурент холдинга рискнул запустить строительство пресловутого арколога и оказался на грани разорения, Мейра умело воспользовался нежданной удачей. Состояние его утроилось. Данкмар не хотел бы вести с ним дела, но соседом Тониу был прекрасным. Соседей он помещал в сферу частной жизни, вместе с сокурсниками, одноклассниками своих детей и приятелями по яхт–клубу. Суровым он был на работе, а дома – милым. Въехав в свой роскошный двухэтажный лофт, он перезнакомился со всем кондоминиумом и сам вызвался стать главой инициативной группы. Обязанности свои на этом посту он исполнял безукоризненно, был заботлив и внимателен, словно патриарх большой семьи. Данкмар знал, что может признаться ему в скверном самочувствии, не притворяться энергичным и идеально собранным. Он испытывал благодарность Мейре за это.

— Сегодня ночью, — сказал Мейра, — на третью стоянку бросили бомбу. С чужой авиетки. Машину опознали по записям, она числится в угоне. Доказательств нет, но полиция уверена, что это мицаритская банда. Очень много инцидентов. В городе становится всё опаснее.

Данкмар поразмыслил.

— Я догадывался, что мицариты не в восторге от происходящего, — ответил он. – Но новый религиозный террор?! О чём они только думают? На планете несколько корпусов марйанне!

Мейра кивнул.

— Судя по всему, именно это приводит их в ярость. Они испугались, поняли, что испугались, взбесились от этого и теперь… – он покачал головой. – Ведь марйанне не возьмут на себя функции полиции, а полиция наша осталась той же, что была.

Данкмар в ответ только губы скривил. Мейра усмехнулся понимающе и печально.

— Больших разрушений сегодня не было, слава Богу, — продолжал он. – Снесло дверь машины госпожи Кречмер, и всё. Но я считаю, что меры нужно принимать уже сейчас.

— Простите, — повторил Данкмар со вздохом. – У меня сейчас… практически аврал, очень много задач. Я не в состоянии думать ещё и об этом. Что вы предлагаете?

— Частное охранное предприятие. Я уже изучил предложения и выбрал – конечно, если вы не возражаете.

— Что вы, Тониу. Я вам доверяю и положусь на вас.

— Это потребует взносов.

— Само собой. Нужно переводить деньги, или они присылают счета?

Мейра повеселел.

— Счета. Я всё организую, не волнуйтесь.

— Спасибо, — сказал Данкмар и прибавил в искреннем порыве: — Как нам повезло быть вашими соседями, Тониу!

Тот смутился и чуть ли не покраснел.

— Помилуйте, — взволнованно сказал он, — ведь у меня трое детей. Детская площадка как раз неподалёку от третьей стоянки. Стоит мне подумать, что бомбу могли бросить не ночью, а днём, и не в машины, а… – он замолчал и прижмурился, всем видом выражая, что не в состоянии даже думать об этом.

— Теперь мы будем спать спокойно, — вежливо ответил Данкмар.

Он уже немного устал от беседы и хотел поскорей распрощаться.

— Мой старший сын, — добавил Мейра, расчувствовавшись, — студент, представьте себе, записался в молодёжную дружину. Ходит на уроки уличного боя, возвращается в синяках. Я, конечно, понимаю: кто в молодости не хотел стать героем, не имеет сердца. Но я страшно боюсь. Никогда в жизни так не боялся. Плохое время.

Данкмар безмолвно согласился. Время действительно было хуже некуда.

— Извините, — закончил Мейра, — не стану вас больше беспокоить. Спасибо за поддержку.

Отключив связь, Данкмар встал из кресла и отправился за кофе. Он чувствовал себя опустошённым.

Он думал о множестве проблем разом. Он решал единомоментно десятки задач, пытался охватить ситуацию целиком – но так и не смог учесть всего. Фрей, марйанне, скиталец, безликие – этого было, право же, более чем достаточно! И вот теперь мицариты.

Война не стихала на Эйдосе никогда. За восемь веков колонизации она трижды разражалась кровавой грозой. Полтысячелетия минуло с эпохи Первых религиозных войн, когда Ньюатен вбила в землю орбитальная бомбардировка. Вигилиане тогда победили дорогой ценой: на опустошённой планете не осталось ни одного целого города. Казалось, повторение подобного невозможно. Но шли годы. Вечный враг терпеливо, неслышно, тайно восстанавливал силы. Сто тридцать лет назад в Бланке Эйснер началась Мицаритская Реконкиста, началась с самого трагического в истории Эйдоса события: одни называли его «днями рассвета», другие – «неделей резни»… Семь миллионов мирных жителей, по миллиону в день.

Марйанне не успели.

К моменту их прибытия власть уже всецело принадлежала Учителям. Эйдос превратился в теократическую диктатуру, подобно Мицарису, Аль–Уззе и Чимуренге. Учителя создали администрацию, утвердили новое законодательство, учредили полицию и даже восстановили кое–где городские системы. Аппарат Бюро внешних направлений вновь работал. Функционировал космопорт и станции связи. Было сделано всё, чтобы продемонстрировать организованность, законность, спокойствие – спустя считанные месяцы после масштабного геноцида. Всё, чтобы Земле оставалось только признать легитимность нового правительства.

Говорили, что Аурелас Урса почти сутки не произносил ни слова. Всё это время он стоял в рубке корабля, у огромного экрана, по которому катился бело–голубой шар планеты. Марйанне могли вступить в войну и выиграть её – но война уже кончилась. Атаковать сейчас означало разжечь конфликт со всем содружеством мицаритских миров. И даже отвоёванный, Эйдос пришлось бы уступить – просто потому, что на нём было теперь одно правительство, и это было правительство Учителей.

Марйанне всё же спустились на планету. Они потребовали создать центры, где могли бы найти приют уцелевшие, желающие эвакуироваться на Землю. Учителя согласились, центры создали, но почти никто не пришёл. Люди слишком боялись. Многие успели согласиться на перемену веры, другие не смели высунуть носа, полагая, что их просто убьют по пути. Говорили, что уже тогда родилось Сопротивление. Но мицаритский религиозный террор продолжался ещё пятьдесят лет. Спустя полвека война началась снова, и на этот раз Урса успел.

Восемь десятилетий, как ирсирра Тауриль вернулся на шпиль Башни Генштаба. Восемь десятилетий, как Эйдос принадлежит вигилианам. Но война на ночных улицах не прекращалась с тех пор.

«Хотелось бы знать, что всё это означало для безликих, — подумал Данкмар. – Впрочем…» Впрочем, он знал. Безликих не волнует, какие именно верования дарят им то, что они хотят. Семь миллионов погибших стали для них колоссальным пиршеством ужаса и отчаяния. Тот, кто убивает во имя веры, кормит демонов, и только их. Данкмар находил это забавным.

Но теперь ему необходимо было стать ещё более осторожным. Второе зрение позволит избегать опасных районов, вовремя увидеть подброшенную взрывчатку, оно позволит справиться с целой бандой, если уж придётся встретить опасность лицом к лицу. Но от внезапной автоматной очереди откуда‑нибудь с крыш или с пролетающей авиетки оно не убережёт: полубезумный мицаритский боевик может сам не знать, что в следующую секунду нажмёт на спуск. Данкмар задумался. «С другой стороны, — подсчитывал он, — сейчас я нужен безликим. Я могу потребовать у них защиты. Но согласятся ли они? И как будет выглядеть эта защита?» Он совершенно не желал оказаться объектом ещё более пристального внимания с их стороны.

Припивая горячий кофе, он вернулся к терминалу и развернул в комнате голографический экран. Пространство разделила огромная ровная сетка: перламутрово–белые ячеи, нежно–голубые линии. Кое–где ячеи лучились гранёными изумрудами. Прихотливый асимметричный узор выглядел изящно. «Итак, — заключил Данкмар, созерцая сетку, — пока прибегнем к обычным системам защиты». Он доверял выбору Мейры, тот наверняка отыскал лучшее предложение рынка. Бизнес–центры, где Данкмар бывал по работе, разумеется, тоже усилят охрану. Остаётся дорога. Междуречье Регины и Виргины будет относительно безопасным… но лишь относительно. Там много церквей. Мицариты непременно захотят атаковать их. Послать смертника со взрывпакетом в людный храм – их стиль… «Мне нужно заказать броню для машины, — подумал Данкмар. – Композитная обшивка или силовое поле?.. Придётся изучать проблему». Он утомлённо потёр лоб. Данкмар гордился способностью своего ума обрабатывать огромные массивы данных, он действительно ориентировался в потоках информации лучше большинства людей, но сейчас это был уже не поток, а цунами, какой‑то девятый вал. Перспектива знакомиться ещё с одним несвязанным вопросом заставила его заскрипеть зубами.

Он вздохнул. Кофе получился хуже, чем обычно.

Данкмар редко бывал настолько откровенным с людьми, как в сегодняшней беседе с Мейрой. Иронично, что он мог ждать сочувствия и получить его от едва знакомого соседа. Кажется, у феномена даже было название, что‑то вроде «синдрома попутчика»… Данкмар сказал правду: он действительно решал исключительно трудную комплексную задачу, и она совершенно его измотала.

Он составлял расписание.

Сетка перед ним представляла собой будущий месяц, размеченный почасово, насквозь. Данкмар убрал стандартное затенение на ночных часах. Некоторые встречи и занятия он не собирался сохранять в расписании – оно могло стать уликой. Но в момент планирования он хотел видеть всё целиком. Изумруды были утверждёнными событиями. Чуть более эмоциональный, чуть менее организованный человек на его месте, возможно, забыл бы дела и все силы бросил на задачу выживания. Данкмар не собирался уступать судьбе. Он отказывался впадать в панику. Он признавал, что никогда не сталкивался с подобной опасностью, никогда не оказывался в настолько сложном положении. Но конец света не наступил. Он был жив, здоров и свободен, он располагал определёнными ресурсами и заручился поддержкой сильных союзников. Он собирался не просто уцелеть, но выйти победителем.

Раньше или позже, трудные времена закончатся.

Прежде всего ему нужно было сохранить репутацию и клиентов. Это значило, что нельзя отменять лекции, семинары и тренинги. Если придётся всё же сокращать их число, то нельзя делать это резко. Беспричинный отход от дел вызовет подозрения и толки. Кроме того, тренер должен выглядеть уравновешенным, внимательным и полным сил. Необходимо выделять себе часы отдыха перед работой. Один или два раза вместо отдыха можно осуществлять выбор – это не только пополнит ресурс, но и придаст энергии. Искать новых избранников сейчас Данкмар, конечно, не мог, но успел запасти целую коллекцию черновых наработок. Материалы для лекций по большей части у него тоже были готовы. Только перед ежегодной конференцией придётся прочесть несколько изданий по управлению персоналом: на банкете в беседах новые статьи нужно если не обсудить, то упомянуть.

После обработки изумрудная россыпь стала вдвое чаще.

Данкмар поставил на стол пустую чашку и сложил ладони у губ. Он зафиксировал тот факт, что ему не хочется даже думать о Йирране, и отодвинул факт подальше.

Итак, скиталец. Выяснилось, что он не партнёр безликих, он – существо намного более опасное. Человек–загадка. Человек ли? Ликка, суккуб–посланница, не распространялась о его природе. Наивно судить о чувствах и мыслях безликих, не будучи одним из них, но Данкмар подозревал, что безликие сами не обладают всей полнотой информации о Йирране Эвене. Они боялись его или, по крайней мере, всерьёз опасались. Это значило, что и Данкмару угрожает нечто куда более значительное, нежели он предполагал прежде. «Кортик здесь не поможет, — думал он. – Кортик – оружие против безликих. Хорошо, что я понял это до того, как попытался. Попытка у меня только одна. Мне нужно Копьё». Копьё Итариаля значилось связанной подзадачей проекта «Фрей», поэтому Данкмар на время отложил размышления о нём. Мысли об уничтожении Йиррана были упоительны, а он не мог позволить себе мечтательности.

Йирран описал ему свои намерения – неважно, насколько правдиво – и поставил задачу. Данкмар напрягся, восстанавливая в памяти его слова. Это было трудно. Слишком много эмоций сопровождало воспоминания. Скиталец унизил его, заставил бояться, вогнал в ступор и растерянность, и ясней всего Данкмар помнил именно это, а не его бредовые рассуждения. Наконец всплыло имя Чинталли; Данкмар ухватился за него и начал распутывать нити.

Йирран был не единственным и не самым грозным среди скитальцев. Существовал по крайней мере ещё один, подобный ему – Лито Чинталли. Йирран мечтал о встрече с ним и хотел привлечь его внимание. Такова, по его словам, была его основная мотивация… И ещё, конечно, желание поразвлечься. Йирран хотел создать некую грандиозную живую картину, драматическое представление в условиях полной реальности. Он хотел разжечь большую войну, заставить людей преодолевать чудовищные трудности, вынуждать их к гибели или героизму. В этом он напоминал безликих.

Данкмар вспомнил о мицаритах и криво усмехнулся. Он бы не удивился, узнав, что их каким‑то образом направляет Йирран. И если это так, скиталец уже достиг кое–каких успехов.

Но на планете марйанне. Новой Реконкисты не будет. Учителя не могут этого не понимать. С угрозой гражданской войны на Эйдосе Урса расправится очень быстро и очень жестоко.

«Я стал для Йиррана чем‑то вроде избранника, — подумал Данкмар. – Йирран наверняка понимает, кому и что можно поручать. Он не поручал мне убить Ауреласа Урсу, потому что это нереально. Но нет ли у него других избранников? Возможно, кто‑то на Эйдосе сейчас планирует убийство командующего».

Йирран хочет ослабить марйанне… «Я не собираюсь покушаться на Тайаккан, — мысленно повторил Данкмар, скользя взглядом по драгоценным плашкам расписания. – Но я должен готовить покушение. Я должен знать, что ответить, как отчитаться перед Эвеном, когда он придёт и спросит».

Он вызвал на экран форму заметок. Записал, что необходимо выяснить ежедневные маршруты Тайаккан. Попасть в её кабинет в Башне Генштаба невозможно, по пути визитёра встретят десятки офицеров возрастом в три–четыре века, а как известно, с каждым перерождением зоркость марйанне возрастает. Но Тайаккан руководит конверсией и часто вылетает в заводоуправления и цеха. Нужно также узнать, насколько тщательно её охраняют. Данкмар искренне надеялся, что её берегут как зеницу ока. Это станет для него оправданием, если Йирран сочтёт, что он чересчур медлителен.

Йирран. Йирран.

Данкмару представилось, как он идёт по улице, в очередном своём подростковом, попугайском наряде – встряхивая косичками, звеня украшениями, сияя улыбкой от уха до уха. И встречные против воли отвечают ему улыбками, потому что Йирран необычайно обаятелен. Он кажется таким искренним. Гармоничный, беспечный, светлый человек. Отрада взоров. Этих встречных он намерен бросить в котёл войны, превратить их в отчаянных, озверелых солдат, сделать профессионалами выживания и убийства. Но что помешает ему им улыбаться?.. Данкмар помотал головой. «Мне нужно отвлечься, — подумал он. – Суметь как‑то отдохнуть. Это похоже на сумасшествие». Его начали посещать несвойственные ему мысли. Видимо, от перенапряжения. Ведь если рассматривать проблему с предельной рациональностью, то скиталец не был ни истериком, ни маньяком… Он имел чётко сформулированные цели, разумно ставил себе задачи и решал теми средствами, какими располагал. То есть действовал так же, как Данкмар. И тем не менее, Данкмару он представлялся словно бы стихийной силой, одушевлённой и злобной: воплощённой несправедливостью.

Данкмар прикрыл глаза и перевёл дыхание. «Нет, — поправил он себя. – Всё проще. Я хочу мести. Я никогда и никого не ненавидел так сильно. Отсюда столько эмоций. Это понятно. Человеку свойственны эмоциональные реакции. Я могу их себе позволить. Они просто не должны мной руководить».

Дальше.

Ландвин. Здесь проблем не предвиделось. Нужна была ещё одна личная встреча, на которой Данкмар собирался сообщить отцу–командиру Фрею кое‑что важное о его теперешнем статусе и о марйанне, а затем потребовать Копьё. «Как я смогу его применить, — заключил он, — это другой вопрос, сейчас о нём думать не стоит».

Безликие. Данкмар задумался о них. Какую пользу можно извлечь из их физического присутствия? Невооружённому глазу видно, что демоны остерегаются скитальца. Они не справятся с ним легко. Возможно – мысль эта показалась Данкмару логичной, и он поморщился, — возможно, они вообще не будут с ним связываться. Оставят Данкмару. Суккуб по имени Ликка сказала, что его помощь нужна лишь для призыва великих духов, но сама её природа означала ложь и умолчания.

И соблазн.

Данкмар покусал губу изнутри. Это не имело отношения к делу, но безликая была изумительным существом. В полном соответствии с легендами, ни одна живая женщина не могла с ней соперничать. Данкмар считал себя ценителем женской красоты и сексуальности. Ему было с кем сравнить. Только обладатель железной воли и ледяного рассудка мог спокойно находиться рядом с суккубом. Данкмар усмехнулся: Ландвин такими качествами не обладал. Если безликая не даст ему возможности уединения, отец Фрей быстро превратится в законченного неврастеника.

Со вздохом Данкмар заставил себя вернуться к планированию. Итак, он полагался на Копьё. Скорей всего, некие планы имелись и у безликих. Убедительной представлялась гипотеза, что они начнут собственную операцию. По просьбе Ликки Данкмар призвал ещё двоих – могучего разрушителя и утончённого мудреца. Будет глупо, если они помешают друг другу. Стоит встретиться с ними снова и прояснить этот момент.

И вдруг он вспомнил.

Пара слов, мимолётное упоминание, которого он не понял в начале и не понимал по–прежнему. Но сейчас он мог анализировать интонации, выражение лица, явное или плохо скрытое отношение. Йирран упомянул некую организацию и её оперативников – так, как обычный человек упомянул бы полицию. Они ищут Чинталли, но даже они не могут его найти…

«Лаборатории».

Что это такое? Где они находятся и чем занимаются? Есть ли вероятность их вмешательства? И если есть, на что способны посланники этих Лабораторий?

Данкмар покачал головой и сам себе ответил: «Неизвестно». Возможно, безликие что‑то знают. Возможно, не знают и они. Лаборатории оставались тёмным фактором, слепым пятном – тем, что учесть невозможно.

Он перешёл к последнему.

Казалось бы, вот дело несложное и неважное, но пренебреги им – и минимизируешь вероятность позитивного результата. Все старания окажутся напрасны, силы уйдут, как вода в песок… В любой ситуации нужно прежде всего заботиться о себе. Данкмар никогда не забывал об этом. Да, он располагал специфическим мощным ресурсом, который при необходимости мог превратиться в допинг и дать ему продержаться дольше, чем кто бы то ни было на его месте, исключая разве бессмертных солдат Господа. Но ничьи силы не безграничны. Нельзя выбрасывать из расписания отдых и нельзя сводить отдых только ко сну. Данкмар вновь пробежал взглядом по сетке и тщательно вымерил время. Режим расшатывался, но рабочих дней дольше двадцати часов подряд всё же удалось избежать. Часы фитнесса он урезал втрое и не без сожаления велел терминалу вернуть билеты на «Ульрималя» в исполнении труппы Суздальского Государственного. На экране мелькнула афиша с нечеловеческой красоты актёром, загримированным под ирсирру. «Если уж тратить четыре часа, — подумалось Данкмару, — то на пляже с Дисайне». Хватит ли у него сил на ухаживание? Она должна понять. Взрослому мужчине свойственно быть занятым и усталым. Данкмар решил, что определится с этим позже, ближе к делу.

«Что я забыл?» — с этой мыслью он отвернулся от экрана.

За распахнутой дверью кабинета сгущались сумерки. День клонился к вечеру. «Изучить вопрос дополнительной защиты для авиетки – этим я займусь сегодня. Что у меня завтра?» Он вспомнил, не глядя: завтра утром у него начинается новый курс «Секреты успешного управления проектами», серия из четырёх лекций с дискуссиями. Этот курс с некоторыми вариациями и под разными названиями Данкмар вёл почти десять лет и мог прочесть, не просыпаясь. Он быстро восстановил в памяти тезисы. Губы его искривила усмешка.

— Ситуация высокой неопределённости, — произнёс он вслух.

Почти десять лет он повторял, что хороший менеджер должен быть способен справляться с ситуацией высокой неопределённости. Классическая рекомендация, ей чуть ли не три века. До последнего времени она звучала для него пустыми словами. Он искренне считал, что ситуаций высокой неопределённости просто не возникает, если интеллект управленца достаточно высок, он не витает в фантазиях и способен удержать в памяти хотя бы полтора десятка факторов. С подобной проблемой может столкнуться только человек рядовой, средних способностей, но не он, Данкмар Хейдра. Как он ошибался! Что же, теперь ему действительно предстоит работать с ситуацией высокой неопределённости. Словно юнец, регистрирующий своё первое предприятие, он готов к ней только теоретически.

«Это опыт, — сказал себе Данкмар. – Просто новый опыт». Стоило улыбнуться тому, как старый, заезженный курс обретал актуальность. По соседству с тезисом о неопределённости располагался тезис об инкапсуляции. Суть его заключалась в том, что механизмы психической защиты, предназначенные уберегать человека от лишнего стресса, порой действуют во вред и создают много худшие проблемы в перспективе. Избыточное давление информации на входе разъедает ум, как кислота. Управленец неосознанно концентрируется на решении тех проблем, которые ему знакомы и понятны, и игнорирует остальные. «Хорошо, — предположил Данкмар, — о чём я отказываюсь думать сейчас? О Йирране?» Отнюдь. Мысли о скитальце были тягостны, но анализ он провёл удовлетворительный. «О марйанне? Церковных иерархах? О кальмарах?..»

Данкмар удручённо покачал головой. Ответ, точно по учебнику, оказался на удивление близко.

Совсем недавно Тониу Мейра рассказывал ему о начале беспорядков. В городе опасно. Молодёжь готовится к стычкам. Кондоминиум в престижном районе заказывает дополнительную охрану. И Данкмар, разумеется, отреагировал – согласился на уплату взносов, решил заказать броню для машины, даже припомнил историю конфликтов. Но он не задумался о том, что в действительности происходит на Эйдосе. Ему это показалось несущественным, ведь перед ним стояли проблемы куда серьёзнее… Но что сейчас было важно на самом деле? «Я сам, — отметил он, — совсем недавно предполагал, что Йирран может заигрывать с мицаритами. Что он может целить в Ауреласа Урсу. Кто на Эйдосе достаточно безумен, чтобы напасть на командующего марйанне?»

Вопрос был риторическим. Йирран не мог найти кандидата лучше, чем мицаритский боевик. Он вообще не нашёл бы другого кандидата.

Данкмар усмехнулся, сел в кресло и свернул экран терминала до обычного размера. Чтение утренних новостей – то, чем он стал пренебрегать сразу, как только у него появились более срочные дела. Удивляться ли, что он многое пропустил?

Первым делом он разыскал карту, на которой отмечались случаи беспорядков. Поверх кварталов, аллей и рек Ньюатена горела сеть красных костров. Казалось, город взят в осаду: центр оставался почти чистым, полыхали окраины. Этого следовало ожидать. Не один Данкмар предполагал, что кольцо будет сужаться. Полиция всё ещё убеждала граждан, что держит ситуацию под контролем, призывала хранить спокойствие и сидеть дома. Советам её могло последовать старшее поколение, но не религиозная молодёжь. Даже молодой Мейра, разумный и не по летам бесстрастный студент–юрист присоединился к уличной дружине. Атмосфера накалилась всерьёз. Данкмар переключил карту на Бланку Эйснер, потом на Редфилд и Маунт–Скай. Все крупнейшие города Эйдоса демонстрировали одну схему. Данкмару подумалось, что земляне, успевшие обзавестись собственностью на Эйдосе, уже проклинают свою суеверность и торопливость. Им повезёт, если их собственность хотя бы уцелеет…

Потом он сосредоточился.

На что обратить внимание в первую очередь?

Это зависит от поставленной задачи.

Как её сформулировать?

«Понять, что происходит» — не годится, слишком расплывчато. Есть как минимум два уровня, несмешивающихся слоя, словно в коктейле: фактический и реактивный, и оба они важны для понимания, но представляют собой разные феномены. До истинной, первичной реальности трудно добраться даже профессионалам – полицейскому, следователю, судье. Обычно действительность происшествий Данкмара не интересовала. Он работал в другой сфере – с восприятием, с психологическими отражениями. Но сейчас фактология становилась не менее важна, чем реакции общества, хотя бы потому, что у фактологии было автоматическое оружие.

Он решил начать с того, что понимал лучше. Что тревожит законопослушных эйдетов, налогоплательщиков, уважаемых членов общества?

Данкмар направился в сетевые СМИ, на общественные площадки и в частные журналы. Почти сразу он издал изумлённый возглас. Три дня назад в Редфилде был убит Америго Джел–Маи, талантливый поэт и публицист, мицарит умеренного толка. Ещё не схлынула волна воспоминаний и сожалений. Повсюду мелькали фотографии Джел–Маи, его стихи и статьи. «Мы, человечество, — писал он в своём последнем воззвании, — мы строим звёздные корабли, мы заселяем новые планеты, мы готовимся отражать угрозу, пришедшую из дальнего космоса… Как возможно в наше время возвращение диких суеверий, мышления даже не средневекового – первобытного? Те, кто каждый день пользуется достижениями высокой науки, каждую ночь готовы брать дубины и идти колошматить воинов соседнего племени. Пускай! Раз такова человеческая природа – пускай! Но поймите же наконец, во имя Господа, как бы Его ни называли, что сейчас воины соседнего племени – это «кальмары», а не парни с той стороны улицы…» «Милый был человек», — подумал Данкмар, теребя нижнюю губу. Обнаруженные улики свидетельствовали, что Джел–Маи стал жертвой братьев по вере – боевиков радикального направления. Мицариты гневно отрицали это. Сплошь и рядом гремели заявления, что брат Америго убит вигилианскими дружинниками.

Второй темой дня была восстановленная с полицейских камер запись крупной стычки – настолько крупной, что в неё пришлось вмешаться марйанне.

Запись успели профессионально обработать и превратить в фильм: сделали вступление по материалам журналистского расследования, наложили звуки, расшифровали речь по движениям губ, подклеили субтитры. Слов получилось немного, зато впечатляющих.

Конфликт полыхал на севере Бланки Эйснер, в одном из бедных районов. Молодёжь не поделила парково–развлекательный комплекс. Парк выглядел куцым и грязноватым, но, похоже, для жителей окрестных кварталов это было дело чести, и стоило оно даже кровопролития. Две банды – или две дружины, в зависимости от угла зрения – договорились решить вопрос на месте. Не далее как прошлой ночью около полусотни ревностных вигилиан ожидали противника возле покосившихся кованых ворот парка. Вооружились они, по обыкновению, железными прутами, бейсбольными битами, остро заточенными нашейными копьецами и пневматикой – а на встречу к ним явилось не меньше двухсот бойцов с нелегальным огнестрелом, в том числе пятью автоматами.

На этом вступление заканчивалось и начинались чудеса.

На первых кадрах записи сквозь толпу застывших, окостеневших от напряжения парней шагал марйанне. Он раздвигал перед собой тела, словно шторы. Марйанне был среднего роста, белокожий и светловолосый, с длинной вьющейся гривой – один из героев битвы при Магне, перерождённый не более восемнадцати лет назад. Он встал между рядами противников. Было видно, как собираются с духом, успокаиваются и смелеют вигилиане, как мицариты потрясают оружием и что‑то орут. «Меня зовут Тьярдас Амманен, — сказал марйанне, — я из Отдельного десантно–штурмового, сержант». Субтитры бежали по экрану: «Что за дурдом вы устроили? Ребята, успокойтесь. Не будем ссориться. Идите домой. Стволы оставьте здесь, пока кто‑нибудь не поранился». Те мицариты, что стояли ближе к нему, засомневались, но из задних рядов начали стрелять в воздух. Марйанне покривился.

Данкмар знал, что мицариты видели перед собой злого духа во плоти – демона, который предлагал им положить оружие и разойтись тихо. Они уже были взвинчены до предела и готовы драться. Их собралось две сотни, они рассчитывали на лёгкую победу. Марйанне был один.

Бойцы добровольных вигилианских дружин гордились выучкой и дисциплиной. Они гордились тем, что бессмертный воин может командовать ими без слов, только движениями ладони. Когда рука сержанта Амманена поднялась, все пять десятков вытянули шеи, приготовившись исполнять. Но ладонь приказывала рассредоточиться и найти укрытие – об этом пунктуально сообщили субтитры. Неопытные, горячие молодые парни заколебались. Святой пречистый солдат Господа Воинов стоял перед ними, марйанне во главе вигилианской дружины, словно ирсирра во главе войск марйанне. Им действительно нужно было бежать?

Сержант Амманен оценил обстановку, заломил бровь и поднёс пальцы к середине груди: там, словно тяжёлый кулон поверх форменной куртки, поверх спрятанного под нею копья лежал генератор силового поля.

Последними словами перед тем, как Тьярдас ринулся в атаку, были: «Вызывайте скорую помощь».

Даже Данкмар, сидевший перед экраном, понял, что целью марйанне было только уберечь жизни молодых ребят. Амманен видел, что мицариты собираются открыть стрельбу, и хотел вызвать огонь на себя – на свой силовой экзоскелет. Он знал, что автоматчики рефлекторно начнут палить туда, откуда почуют опасность, и это даст дружинникам время скрыться.

Было известно, что технически экзоскелет марйанне не отличается от стандартного армейского, но даёт владельцу много большую свободу и скорость движений. Неподготовленному человеку опасно даже просто надевать его – нетренированные, неразогретые мышцы и связки начнут рваться. Кинематографисты до неприличия любили рисовать сцены атаки десантных подразделений в экзоскелетах. Но странно было убеждаться, что растиражированные спецэффекты абсолютно реалистичны, и атака действительно выглядит – так.

Силуэт Амманена расплылся. Марйанне превратился в тень, зыбкий призрак. Призрак, в котором едва угадывались очертания человеческой фигуры, прыгнул вперёд и вверх – с изяществом кошки, лёгкостью и силой громадного насекомого. Монтажёрам фильма пришлось включить замедление, чтобы зритель мог различить хоть что‑то. В растянутом времени содрогались стволы пистолетов и автоматов. Одну из камер разбило выстрелом. Атакованные беззвучно вопили. Тень металась меж ними. Дальние ряды побежали, кто‑то валился наземь, прикрывая голову руками, кто‑то, напротив, всё ещё стрелял, рискуя ранить соратников.

Данкмар не любил ни боевики, ни реалити–шоу, поэтому промотал запись до заключительного комментария.

Методы воспитания сержанта Амманена оказались предсказуемо суровы и поучительны. Трещины в рёбрах и челюстях. Сломанные руки и ноги. Отбитые внутренности. Ни один из нападавших не ушёл целым, ни одна травма, нанесённая марйанне, не привела к смерти или инвалидности. Подоспевшая к шапочному разбору полиция приняла из рук Амманена конфискованное оружие. Медики собирались дольше, машины пришлось сгонять из нескольких городских больниц.

В комментариях к видеоролику сообщались любопытные подробности. Как выяснилось, на самом деле марйанне было трое. Двое просто стояли в стороне, любуясь зрелищем и обмениваясь ехидными комментариями. Кто‑то сумел разыскать информацию о них. Трое братьев Амманенов, по первому рождению прибалты, после битвы за Магну сменили фенотипы. Теперь лишь Тьярдас мог увидеть в зеркале лицо, похожее на своё прежнее – на сей раз он родился в Суздале. Яннис вернулся на свет в Гонконге, а Агера выносила одна из африканских матерей касты на базе марйанне под Хартумом, в Судане. По мере того как дополнялись записи камер, величественная и назидательная картина превращалась в издевательскую. «Бедняга Тьяри, — задумчиво говорил огромный негр. – Ему пришлось нелегко». «Ты думаешь, он поранился?» – сочувственно осведомлялся Яннис. «Я думаю, он устал», — глубокомысленно отвечал Агер. В сети молодые вигилиане веселились и хохотали до упаду.

Мицариты молчали.

Но безмолвие их навряд ли означало признание чужой победы.

«Это была ошибка, — подумалось Данкмару. – Это только разожжёт ненависть к марйанне». Десантники действовали в меру собственного разумения, они хотели как лучше, но сержант остаётся не более чем сержантом, даже если он познал смерть и бессмертие. Любопытно, кто из соратников Урсы руководит отделом по связям с общественностью и как он намерен поступить…

Данкмар счёл, что достаточно узнал о настроениях вигилиан. Что думают о происходящем мицариты? Само собой, они раздражены и озлоблены, они боятся и чувствуют себя униженными; так ответит на вопрос любой, рождённый в вигилианской культуре. «Я могу быть сколь угодно рационалистом и практиком, — подумал Данкмар, — но кое–какие вещи до сих пор воспринимаю сквозь призму воспитания. Даже если точно знаю, где и в чём могу ошибаться. И о таком феномене, кажется, я тоже много раз рассказывал на семинарах…» Он задумался о стереотипах. Ничьё мышление не может быть абсолютно очищено от них. Иногда они способствуют адаптации в социуме, иногда просто не мешают, порой – становятся причиной психологических проблем. Серьёзную опасность они представляют редко. Но, имея под боком такого соседа, как мицаризм, лучше держать глаза открытыми. «А что на самом деле случилось с Джел–Маи?» — пришло Данкмару на ум.

Любой школьник знал, что мицаризм складывается из множества течений. Фактически, каждый Учитель создавал своё. Среди них были как радикальные, так и умеренные. Многое – пожалуй, слишком многое – зависело от того, какой из Учителей оказывался на вершине популярности. Популярность означала власть. Личное обаяние наставника, его способность построить привлекательную и несложную философию на основе стандартных элементов доктрины, его темперамент… высокая значимость этих случайных факторов делала мицаризм совершенно непредсказуемой и потому ужасающей силой. «Сейчас правят радикалы, — подумал Данкмар, — и чем дальше, тем радикальнее. И этому есть причина. Причина должна быть». Позицию умеренных озвучил Джел–Маи в своей последней статье. Не было причин сомневаться, что другие вменяемые мицариты думают так же. Нужно объединиться, чтобы защитить Эйдос, общий дом; продолжать делить его можно будет потом. Марйанне тысячелетиями покровительствовали развитию военных технологий, с тех самых пор, как в Хеттской империи появились колесничные войска. Стоит ли удивляться, что именно они построили боевые звездолёты и «Астравидью»? Если марйанне готовы сражаться за Эйдос – да сопутствуют им победа и слава.

Но кого‑то это простое человеческое предложение привело в ярость – ярость столь лютую, что к дому Джел–Маи отправились боевики. Радикальные группировки походя уничтожили безобидного, всеми уважаемого поэта лишь за то, что он осмелился возразить.

И чему же возражал Америго? Чему возмущался? Что он назвал возвращением суеверий, первобытного мышления?

Попытавшись дознаться, Данкмар угодил в самый разгар «цензурной войны». Тут он попросту разинул рот: он не предполагал, что дело зашло так далеко. Правительственные центры информационного регулирования ежеминутно перетряхивали Сеть, администраторы форумов и журналов без сна и отдыха выслеживали запрещённые мнения, от связи отрубались целые регионы, всепланетные порталы оказывались вне доступа. Но свободное слово вновь и вновь возрождалось из пепла – и словом этим были отнюдь не призывы к миру. Удалённое восстанавливалось. Вместо изолированных станций активировались аварийные и независимые. Несколько известных хакеров поддерживали ресурсы, где в прямом времени обновлялись непрофессиональные новостные ленты. Остановить сетевую войну можно было, лишь полностью отключив интернет, но на это правительство пойти не могло. Тысячи людей сейчас выражали свой гнев словами. Оказавшись в неизвестности, в информационном вакууме, понимая, что их семьи в опасности, они поступят так, как много веков поступали все эйдеты – отправятся к дверям храмов и потребуют раздать оружие. Виртуальная борьба выполняла свою роль. Она позволяла гражданам относительно безопасно спускать пар. Ненавистные цензоры, словно боксёрские груши, принимали на себя часть праведной ярости.

Воспользовавшись одной из фальшивых регистраций, журналистским удостоверением и анонимайзером, Данкмар добрался до автономного ресурса. Ресурс был мицаритским. С хедера страницы ощерилась двойная звезда.

Для умеренных Учителей–философов система Мицар–Алькор символизировала множественность точек зрения, взаимозависимость всех явлений природы, сложную природу реальности и её прекрасные тайны. Сама звезда некогда словно бы подтвердила их правоту: с доисторических времён система считалась двойной, но в действительности оказалась шестерной… Для радикалов двойная звезда означала двух воинов, ставших спиной к спине в готовности к гибельной схватке.

«Как вы могли так опуститься пред ликом Господа?! – кричали с экрана строки, полные орфографических ошибок и опечаток. – Неверные ежи, гнусные твари повсюду. Земля стонет, так жаждет их крови. Какие переговоры, о чём вы? Их надо вешать, стрелять, жечь, не жалея ни матерей, ни детей! Тошно смотреть на ваше многотерпение, вы отвратительны Господу! Не позорьтесь! Он видит вашу трусость!»

«Надо признать, — подумалось Данкмару, — чувствуешь себя намного комфортнее, зная, что между тобой и этой клокочущей жижей стоит какой‑нибудь Тьярдас Амманен в силовом экзоскелете». Он поменял дату, отступая к началу истории. Ещё несколько дней назад на ресурсе было намного спокойнее, встречались даже шутки и призывы подумать головой. Действительно, сперва всё шло хорошо. Два Учителя рассорились в пух и прах и не вцепились друг другу в бороды во время публичного диспута лишь потому, что их разделял голографический экран и две тысячи километров. Один из них требовал бойкотировать призыв в армию, чтобы чистые не служили вместе с неверными. Другой в ответ на это заявлял, что в таком случае неверные будут защищать чистых с оружием в руках, а чистые останутся сидеть за городьбой, словно трусливые овцы. Дальше тоже царила относительная тишина. Мицариты соглашались, что государственный заём можно лишь игнорировать. Часто повторялись однотипные обсуждения религиозных вопросов: многих волновало, как должен вести себя чистый во время встречи с обесовлённой тварью–марйанне. Учителя отвечали с достоинством и почти спокойно, рекомендовали молчать, молиться про себя, не отвечать на вопросы, буде их пожелает задать обесовлённый, и поскорее удалиться. Данкмар удивился: «Когда же всё изменилось?»

…Он быстро нашёл этот видеоролик. Наверняка то была не первая и не единственная копия, наверняка ролик много раз удаляли и восстанавливали, но число просмотров всё равно приближалось к невероятному. Словно все мицариты Эйдоса пересматривали его снова и снова, не прерываясь.

Мальчик лет четырнадцати сидел на полу в одной из белых молельных комнат. Над его головой грозно чернела звезда. Справа громоздился Учитель, толстый и седобородый; он выглядел обеспокоенным и то и дело заглядывал мальчику в лицо. Слева маячил, исчезая из кадра и вновь появляясь, высокий мосластый служка.

Мальчик дрожал. Пальцы его нервно комкали подол рубашки, запавшие глаза лихорадочно блестели. Он кусал губы. Качество записи было скверным, чуть ли не телефонным, но позволяло различить, насколько он бледен. Его речь терялась в шумах, и потому по низу записи бежал транскрипт. «Господь говорил со мной», — шептал мальчик, глядя прямо в камеру. «Да будет благословенно имя Его», — подсказывал Учитель. «Да будет… благословенно имя Его, — покорно повторял мальчик. – Господь, да будет благословенно имя Его, явился мне…» «Что Он сказал?» «Мы… люди… люди прогневили Его, — мальчик всхлипывал. – Он во гневе! Он обратился на нас в мощи Своей…» «Чем же, — тревожно спрашивал Учитель, — чем мы прогневили Его так сильно?» «Господь… да будет благословенно… Он милостив. Он терпелив. Терпение Его длилось тысячи лет – так Он сказал… но иссякло. Господь обратился против грешников в ужасных силах Своих…» «Продолжай! – умолял толстый Учитель, — продолжай же, дитя моё». По лицу мальчика текли слёзы, он по–прежнему смотрел в камеру, будто не замечая наставника. «Господь послал на нас грозу из бездн, — жалобно говорил он, словно взывая к слушателям о помощи. – Кальмары – это гнев Его! Он уже покарал Магну, потому что на Магне люди жили во грехе. И он покарает Эйдос!»

Данкмар прикрыл рот ладонью. Он начинал понимать.

«Господь сказал, — шептал плачущий мальчик, — невыносимы и ненавистны ему мерзостные твари, отвергшие святую честную смерть, дарованную Господом Самим… Эти бесы ходят по улицам и пользуются почтением. Но втройне ненавистны Господу те, кто считает себя чистым и верным, но терпит бесов из страха пред ними… – Голос пророка внезапно поднялся до крика. – Поразите мерзость! Изгоните марйанне с планеты! Тогда Господь помилует вас. Тогда кальмары расточатся в ничто, из которого появились…» Мальчик закрыл лицо ладонями и повалился вперёд, на собственные колени.

Данкмар остановил видео, отключил связь с сетью и деактивировал терминал. Потом встал и отправился на балкон.

Впервые в жизни ему хотелось курить.

Краски заката заливали небо. Фиолетовый мрак плыл с востока, на западе медленно угасал золотой венец. Дул слабый свежий ветер. Вдали мошкой вились авиетки, и в безмерной вышине над их суетой, над шпилями Башен Эйдоса, над клочьями облаков светлой точкой парила «Астравидья».

Данкмар представил себе, как хохотал Йирран, отсматривая мицаритское видео. И как он, должно быть, веселился, являясь юному фанатику в образе гневного Господа. О, разумеется, сам по себе фанатик – ничто, нуль, пустое место. Но когда он говорит то, что люди жаждут услышать, он становится всемогущим. «А ведь Йиррану нетрудно и сотворить парочку чудес в подтверждение», — пришло Данкмару на ум. Рот его искривился. Среди радикальных Учителей на Эйдосе до сих пор не сыскивалось достаточно авторитетного, обаятельного и безумного, чтобы возглавить толпу и повести её за собой. Не было и подходящей идеи. Но люди ждали, люди алкали знамения, проповедника, пророка… Едва он явился, всё встало на свои места. Словно замкнулась электрическая цепь. Иллюминация вспыхнула.

Данкмар сжал пальцы на металлических перилах балкона и перегнулся вперёд. Далеко внизу шелестела листва деревьев сквера. Чьи‑то дети на площадке играли с креативными голограммами. Стройная чернокожая девушка выгуливала двух ручных воронов: они вспархивали с её запястий и плеч, облетали круг и возвращались к хозяйке, словно тень к тени. Мирная, безмятежная картина. Тихий вечер. Взглянуть, перевести дыхание, успокоиться – и придёт ли в голову, что Эйдос стоит на пороге гражданской войны?

С точки зрения верующего можно и даже нужно считать «кальмаров» карой Господней. Этого практически требует хороший тон. Но не в буквальном же смысле! И тем более трудно вообразить мыслящему человеку, что «кальмары» способны «расточиться» при виде массового покаяния. Кажется невозможным, чтобы кто‑то поверил в это. Это антинаучно, антилогично, это противно всякому здравому смыслу.

Но интеллект толпы…

Данкмар закрыл глаза. Он привык иметь дело с людьми если не умными, то хотя бы толковыми и трезво мыслящими, а идиотов разве что увозил порой в арколог на рабочую площадку. Но идиоты составляли подавляющее большинство населения… «Вряд ли Учителя контролируют того зверя, которого выпустили, — заметил он себе, – хотя могут тешиться иллюзиями». В реальности им под силу направлять и возглавлять, но сдержать напор обезумевших толп смогут теперь только воины Ауреласа Урсы.

Йирран добился своего. Марйанне придётся воевать на два фронта. Как будто задача подготовки к отражению космической угрозы недостаточно сложна! Урсе предстоит разбираться с гражданской войной.

И Данкмара захлестнула ярость. Она оказалась внезапной и резкой, как удар, и ошеломила его самого. Это была ярость чистая, яркая и окрыляющая, ярость почти романтическая, совершенно не свойственная ему. «Это моя планета! – пронеслась мысль, заставила его ударить ладонью по холодным перилам. – Это мой проект! Я вкладывался в него, я развивал его, и всё было так хорошо, пока не явился этот…» Ненавистный Йирран предстал будто въяве, со всеми своими косичками, браслетиками и подвесками – безмозглый подросток, способный только ломать. Данкмар вдохнул и выдохнул. Бешенство не ушло. Оно стало ровнее, как пламя умело разведённого костра. Данкмар обнаружил, что оно не мешает мыслить, напротив, придаёт разуму ясность и остроту. Раз так, с ним не стоило и бороться.

Данкмар хотел править миром. Бесспорно, это было абсолютно подростковое желание. Тем не менее, он чётко формулировал, что в данном случае значит «мир» и что значит «править». Его интересовал только Эйдос. Он хотел распоряжаться планетой, как распоряжается бизнесом владелец. Он собирался развивать Эйдос как проект, работать над ним, продвигать его. Он сознательно исключал для себя возможность дальнейшего экстенсивного развития в роли безликого владыки и не сожалел о ней, потому что видел массу интересных и перспективных путей развития интенсивного. Благосостояние граждан, наука и промышленность, образование и культура – всё это должно было стать департаментами его уникальной корпорации, полем для экспериментов, инноваций, интрапренерства, упорного труда и в конечном итоге успеха. Данкмар был менеджером до мозга костей. Он действительно любил свою работу – любил достаточно, чтобы заниматься ею вечно.

И он любил Эйдос. Он не собирался бежать, оставляя скитальцу своё возделанное поле, ставшее полем битвы. Эйдос принадлежал ему.

Иногда собственность приходится защищать силовыми методами.

«Я должен его убить», — подумал Данкмар. В нынешнем его состоянии мысль принесла не страх и не сомнения в своих силах, а радость.

Он развернулся и отправился назад к терминалу. Нужно было договориться о встрече с Фреем.

На подлёте к дому, где жил Ландвин, Данкмар активировал второе зрение. И впрямь, атмосфера изменилась: теперь он видел уже не обычного человека, а младшего коллегу. На миг Данкмар ощутил себя словно бы планетой, удерживающей спутник, и поспешил избавиться от ненужной связи.

Он ещё не достиг того положения, при котором Эйдос откроется ему как на ладони. Несколько раз прежде он фиксировал присутствие других партнёров безликих древних, но лишь когда они оказывались рядом. Никто из них не дотягивался даже до теперешнего уровня Ландвина. Данкмара они не беспокоили. Ландвин и сам оставался пока до смешного неумелым и неуклюжим. Его самопредставление было неровным, словно бы клочковатым; он не умел держать себя в рамках, не владел собственной формой и волей. Соответственно, не властен он был и определять прочие формы мира – цели, стремления, вероятности, закономерности. «Скоро научится», — подумал Данкмар. Ландвин должен научиться как минимум скрывать себя от чужих глаз. Это для него вопрос жизни и смерти – на планете марйанне. Впрочем, Фрей был способным учеником.

Проект вступал в опасную фазу. Данкмар шёл не то что бы по лезвию бритвы, но по узкой горной тропе: ему предстояло обучать Ландвина, указывать ему пути развития, но не позволять освободиться от зависимости. В прежнем контексте это было бы просто интересное и сложное занятие. Сейчас, когда у Данкмара образовалось столько параллельных задач, оно стало тягостным.

Он часто навещал Фрея у него дома, а вот в гостях у Данкмара Ландвин ни разу не бывал. Вопрос животной иерархии: альфа может усесться на место подчинённого самца, но подчинённый не смеет оказаться на месте альфы. Фактор, забавный в своей примитивности, но зачастую действенный.

Данкмар позволил Ландвину ощутить своё приближение. Ученик вышел навстречу и почтительно ожидал учителя в дверях. Фрей успел прийти в себя и выглядел усталым, но спокойным. Всё это Данкмару понравилось. Ему совершенно не хотелось иметь дело с тем жалким перепуганным существом, в какое превратился отец–командир при виде безликих; кроме того, Данкмар собирался нанести удар, и удар не должен был оказаться сокрушительным. Запаниковав, Фрей мог сделать какую‑нибудь глупость.

Безликих не было. Ни следа.

В кабинете Ландвина, совмещённом с библиотекой, вся обстановка предназначалась для поддержания образа мудрого отца–командира. Массивная мебель из цельного дерева соседствовала с дешёвыми, но очень старыми вещами. Пластиковый абажур настольной лампы за годы из белого стал янтарным. Данкмару нравилось бывать в ландвиновом кабинете именно потому, что здесь Ландвин в его присутствии начинал жаться и ёрзать. И не то что бы имиджевый дизайнер плохо продумал интерьер. Просто для скептического взгляда интерьер выглядел странно, а для взгляда, вооружённого вторым зрением – смешно. Можно обзавестись большой библиотекой роскошно изданных бумажных книг, если эти книги любимы тобой или важны для тебя, и тебе хотелось бы время от времени раскрывать их. Но зачем нужен переплетённый в кожу с золотым тиснением словарь? Выглядит он солидно и богато, но ты никогда его не откроешь, а информацию будешь искать в базах данных.

Впервые оказавшись здесь, Данкмар не преминул отметить это вслух. Ландвин тогда пожал плечами, и Данкмар, улыбаясь, прибавил ещё несколько деталей. Второе зрение сообщило ему, что шкафы вместе с их содержимым Ландвин купил на аукционе целиком, у какого‑то юнца, распродававшего семейное наследие.

Сейчас Данкмар зафиксировал, что память о стыде притупилась. Ландвина больше не беспокоило чужое мнение о бесполезной золочёной библиотеке. Это было уже не так хорошо; впрочем, когда‑то это должно было случиться…

Данкмар чутко следил за эмоциями Фрея. Храня безмолвие, отец–командир прошёл к креслу. Обретённые способности ещё не начали совершенствовать его плоть: он двигался без изящества и задел бедром край стола. Ландвин зажёг аромалампу. Тонкий запах хвои начал распространяться в воздухе.

Данкмар опустился в кресло напротив. Он первым нарушил молчание:

— Теперь тебя действительно можно поздравить.

Ландвин поднял глаза. Белки их оставались красноватыми, отёк не сошёл с век.

— Спасибо.

— А вот благодарить пока рано. Я должен объяснить тебе кое‑что важное. Жизненно важное. Но отложим это пока. Где безликие?

Фрей подобрался в кресле, пока Данкмар безразличным тоном излагал всё это. Данкмар сдержал улыбку. Ландвин приобрёл второе зрение и весь комплект возможностей партнёра безликих, но они не сделали его другим человеком.

— Они… – Ландвин помедлил, — ушли. Я не знаю, куда.

— Должен знать, — Данкмар поджал губы. Он лгал, но это было несущественно. – Ты должен чувствовать, куда направился призванный тобой безликий.

Ландвин не догадался спросить, чувствует ли Данкмар тех двоих, что призывал сам. Тот на это и рассчитывал.

— Хорошо, — подвёл он черту. – Расскажи мне, что происходит.

— С… чем? – растерянно спросил Фрей.

— С тобой. С миром вокруг тебя. С твоей церковью.

Отец–командир сложил ладони домиком и уставился на них. Данкмар отметил, что пальцы его слегка дрожат.

— Н–ничего.

— Ничего?

— Ничего… особенного.

Данкмар приподнял брови. Возможно, он переоценил самообладание Фрея, и тот был ещё не вполне вменяем. Он подыскивал достаточно хлёсткую и в то же время не слишком угрожающую реплику, когда Ландвин продолжил сам:

— Люди приходят поклониться Копью, — голос его звучал глухо, но ровно. – Молятся… уходят. Но они идут всё время, и это… разные люди.

— Ситуация сложная, — ответил Данкмар светским тоном. – Мне звонил председатель совета кондоминиума, мы решили, что нам нужна охрана. Я собираюсь ставить на машину защиту. Думаю, тебе стоит сделать то же самое.

Ландвин вздохнул.

— Ты священник, — заботливо прибавил Данкмар, — мицариты могут выследить твою машину.

Фрей провёл рукой по лицу. «Да… – беззвучно шевельнулись его губы. – Спасибо… я подумаю». Данкмар коротко улыбнулся. Ландвин помедлил ещё немного, потом сказал:

— В храме был координатор добровольных дружин. Спрашивал, не планирует ли Церковь отпирать склады.

— Вот как? – уронил Данкмар.

Новость не удивила его. В контексте событий глава дружинников не мог поступить иначе. Но тем самым он ставил епископат Эйдоса в сложное положение. Вне сомнения, городские власти умоляли владык Церкви успокаивать прихожан сколь возможно долго. Вполне вероятно, что аналогичная просьба поступала и от командования марйанне. Но прихожане слишком хорошо знали, что под каждым храмом есть подвал с оружием и боеприпасами, и что Церковь не оставит их беззащитными перед врагом. Вся история Эйдоса и самые доктрины веры свидетельствовали об этом. Если власти и дальше будут мяться и выжидать, настанет час, когда простые священники отопрут склады самовольно и возглавят летучие отряды.

— Что сказал координатор?

— Я не видел его, — торопливо объяснил Фрей, — он приходил ночью, его встретил отец Маклеллан. Отец Маклеллан просил его о выдержке и здравомыслии…

— Но здравомыслие скоро повелит отцу Маклеллану раздавать автоматы, — кивнул Данкмар. Он откинулся на спинку кресла, закладывая ногу на ногу.

Ландвин покривился и потёр пальцами опухшие веки. Сжал ладонями виски.

— Я не создан для роли полевого командира, — признался он. – Гавер… отец Маклеллан – прирождённый вояка, а я нет. Если всё‑таки полыхнёт, я устроюсь в штабе и займусь пропагандой.

Губы Данкмара медленно растянула улыбка. Он не успел решить, каким образом подведёт Ландвина к неприятному открытию. Ландвин сделал это за него.

— На редкость плохое решение, — мягко сказал Данкмар.

Фрей озадаченно заморгал.

— Что?.. Почему?

Подчёркнуто хищным гибким движением Данкмар поднялся с кресла и подошёл к столу. Ландвин инстинктивно приподнял плечи, приоткрыл рот, глядя исподлобья, изумлённо и настороженно.

— По крайней мере, — заботливо сказал Данкмар, — тебе понадобится легенда.

Он внимательно разглядывал Фрея, словно оценивал его возможности. Тот отпрянул. Он уже выглядел загнанным в угол, и Данкмар с удовольствием раскрыл карты.

— Ты подписал договор, — лениво, почти вальяжно сообщил он. – Ты стал партнёром безликих древних… На планете марйанне. Все они – духовидцы. Не у всех зрение одинаково острое. Но отличить убийцу от того, кто ни разу не отнимал жизни, они могут… по запаху.

Ландвин и так был бледен. Теперь лицо его стало совершенно бескровным. Губы посерели. Он убрал со стола трясущиеся руки.

— Н–но… что же… что же мне делать?

Данкмар покачал головой и присел на край стола. Будто в задумчивости пригладил волосы, подёргал себя за мочку уха. Он выглядел дружелюбным, едва не ласковым, знал это и наслаждался. Хотя бы минуту удовольствия он мог себе позволить.

— Ты должен был подумать об этом, — печально и наставительно сказал он. – Я не могу обо всём думать один.

Ландвин шумно сглотнул. Он был совершенно уничтожен. У него задрожала нижняя челюсть, и он всё сильней заикался.

— Д–данкмар… П–прошу в–вас…

Данкмар выдержал паузу и улыбнулся.

— Не бойся. Прими это как урок. Но в следующий раз может оказаться иначе. Меня может не быть рядом. Я не смогу прийти на помощь. Поэтому думай, Ланд, всегда думай прежде, чем что‑то делаешь.

Фрей прикрыл глаза и снова глубоко вздохнул. Он вернул на стол руки, крепко сжатые кулаки.

— Помощь? – переспросил он через несколько секунд. – Я могу… ждать помощи?

— Конечно. Я всё ещё твой учитель.

Вспыхнувшая в глазах Фрея безумная благодарность позабавила Данкмара. Особенно пикантно она выглядела в свете того, что он намеревался потребовать в обмен. Данкмар позволил себе негромко засмеяться.

— Ты готов продолжить обучение?

— Конечно! – слишком громко воскликнул Фрей и напряжённо выпрямился. Данкмар сдвинул в сторону его планшет и лампу и поудобнее устроился на столе. Фрей глядел на него с надеждой и смешно моргал.

— Во–первых, — раздумчиво начал Данкмар, — тебе всё‑таки нужна легенда. Подумай о ней сам. Во–вторых… Здесь решаешь только ты.

Ландвин быстро закивал. Данкмар вновь тихо рассмеялся.

— Проще всего для тебя, — объяснил он, — действительно влезть в драку. Вместе с Маклелланом, например. Достаточно пару раз пальнуть в темноту из‑за его плеча, и вот у тебя уже есть не только надёжная легенда, но и свидетель. Ты прикрыт со всех сторон.

Ландвин нервно облизнул губы. Данкмар чувствовал, насколько не нравится отцу–командиру эта перспектива: немудрено, ведь из темноты в него тоже мог пальнуть кто‑нибудь… В такие минуты Данкмар почти любил своего протеже – с кем ещё можно было так долго и затейливо играть? Когда Ландвина в конце концов разоблачат, должно выйти на редкость забавно.

— Но всё‑таки это займёт время, — продолжил Данкмар с отеческой заботой. – Нужен удачный случай или хороший план, в перестрелки не ввязываются просто так… А защита нужна тебе прямо сейчас.

— Да, — жалобно сказал Фрей.

— Я могу научить тебя закрываться. Знаешь медитацию на «световое яйцо»? Тут похоже. Ты выстроишь вокруг себя контур. Сейчас твоя сущность распространяется за пределы тела, причём неровно, как бы клочкообразно. Этот процесс будет продолжаться. Каждый акт выбора подхлёстывает расширение. В принципе, это для нас благо, к этому мы и стремимся, — Данкмар лениво поболтал ногой, ковырнул носком ландвинов ковёр. – Но чем больше ты становишься, тем заметнее ты для духовидца.

— Понимаю.

— Потребуется много сил, чтобы удержать контур под прямым взглядом марйанне. При физическом контакте контур неминуемо разрушится. Но это решаемые проблемы. Контур спасёт тебя от случайностей.

— Данкмар, — моляще проговорил отец–командир, — как? Как это делается?

Данкмар помолчал и уставился в потолок. Скрестил руки на груди, обвёл рассеянным взглядом книжные полки. В сумеречном свете настольной лампы золочёные корешки нежно мерцали. Розетки потолочной лепнины отбрасывали чуть заметные витые тени. Масло выпарилось из аромалампы, лесной пряный запах остывал в воздухе. Данкмар сознавал, что ведёт себя театрально, но это доставляло ему удовольствие, а перепуганный Фрей не замечал дурновкусия.

— Мне кое‑что нужно, — легко сказал Данкмар. – В обмен на помощь и науку… я хочу подарок.

Ландвин глупо открыл рот. Данкмар похвалил себя за верно выбранное слово. Нельзя было бы отыскать именования более неуместного.

— Подарок? – переспросил Фрей.

Данкмар кивнул и обернулся к нему. Фрей вздрогнул: лицо учителя было насмешливо–ледяным.

— Копьё, — сказал Данкмар. – Я хочу Копьё Итариаля.

Ландвин сглотнул. Он не поверил ушам. На миг он предположил, что наставник шутит. Читая мысли по его лицу, Данкмар сузил глаза, изобразив беспощадную решимость. Голова Ландвина поникла, он мешком обмяк в кресле.

— Но… з–зачем оно вам? – пролепетал он.

— Это не твои проблемы.

— Копьё Итариаля, — глядя прямо перед собой, механистично произнёс Фрей, — величайшая святыня вигилиан… ему тысячи лет…

— Ты и сам прекрасно знаешь, что оно поддельное, — Данкмар беззаботно пожал плечами. – Всего лишь намоленная подделка.

— Тогда зачем оно вам?! – тревожно повторил Фрей.

— Считай это испытанием. Я хочу получить Копьё, — Данкмар постучал пальцами по столешнице, словно Фрей мог тотчас же вынуть Копьё из кармана. Ландвин нахмурился, лицо его приняло какое‑то детское, обиженное выражение.

— Это опасно, — пробормотал он.

— Опасно выходить на улицу. Первый же марйанне увидит тебя насквозь.

Данкмар снова играл с ним. Отец–командир, участвовавший в вооружённой схватке, не был на Эйдосе такой уж редкостью. Гипотетический марйанне сначала предположил бы, что Фрей подстрелил мицаритского боевика, защищая свой храм или прихожанина. Но Ландвин был не в том состоянии, чтобы строить рациональные схемы. Он задрожал и попытался обороняться – самым нелепым образом:

— Данкмар! Вы… вы же понимаете, что я не смогу молчать на допросах…

— Это – мои проблемы, — укоризненно сказал Данкмар. – Я их решу, ты же знаешь.

Фрей прикрыл глаза. Его трясло.

— Но как? – в отчаянии пролепетал он. – Как я его заберу?

Данкмар напустил на себя разочарованный вид.

— Шкатулка с Копьём заперта?

— Нет…

— Внутри храма есть камеры?

— Нет… только на входе. Кому же придёт в голову… – и Фрей замолчал.

— Копии Копья уже продаются в церковных лавках, — напомнил Данкмар. – Заменишь одну подделку на другую. Минутное дело. В сущности, ничего особенного и не произойдёт. За пару тысяч лет добрые вигилиане намолят себе новое Копьё.

Ландвин прикусил губу. Взгляд его остекленел, на лице отражалась внутренняя борьба. Последив за ней несколько секунд, Данкмар не без удивления понял, что для искушённого демонолога и партнёра безликих древних осталось ещё, как ни странно, нечто святое. Смешно и невероятно, но он верил в Копьё Итариаля. В старый кусок металла. «На пути их взрывались звёзды, — вспомнил Данкмар, — и так образовалась огромная газопылевая туманность, называемая Гнев Божий. Они ударились о преграду, отделявшую физический мир от пространств безликих древних, и преграда разрушилась… Арсиэль и Итариаль погибли. А обломок Копья, конечно, упал на Землю аккурат в Хаттусе. Ландвин, ты меня пугаешь». Он собрался сказать это вслух, когда Ландвин судорожно сжался, притиснув к груди кулаки, и почти всхлипнул. Данкмар поморщился. Несерьёзно и не проблема, но такой реакции он всё же не ожидал.

— Что? – холодно спросил он.

Фрей помотал головой. Впился зубами в собственный большой палец, со свистом вдохнул и выдохнул.

— Тебе не хватает самоконтроля, — сказал Данкмар. – Займись им, иначе погубишь себя по глупости.

— Дело не в этом.

«Вот как, — подумал Данкмар и соскочил со стола. – Становится интереснее».

— Тогда в чём?

Фрей сделал ещё несколько глубоких вдохов и выпрямился в кресле. Самоконтроля ему, пожалуй, недоставало, но не так уж сильно. Он сумел успокоиться. Речь его зазвучала ровно. Он даже нашёл взгляд Данкмара и не отвёл глаз.

— Есть кое–какие обстоятельства, — сказал Ландвин.

— Я весь превратился в слух.

— Видите ли… – Ландвин потёр уголки рта, — видите ли, Данкмар, я уже пытался…

— Пытался что?

— Копьё – любопытная вещь… Мне хотелось посмотреть на него поближе, и никто мне не мешал. Шкатулка не заперта…

— Ты брал его в руки?

— Дважды. Верней… второй раз только подошёл.

— Вот как, — сказал Данкмар. – И что же случилось?

Ландвин вздохнул и уставился на сложенные пальцы.

— Второй раз, — нетвёрдо объяснил он, — был после того, как… после того, как я осуществил выбор. И оно… Копьё…

— Что? – потребовал Данкмар, настораживаясь.

Ландвин зачем‑то показал раскрытые ладони и просто сказал:

— Оно жжётся.

Будь это и впрямь испытание, Данкмар начал бы настаивать и пугать. Возможно, предложил бы Фрею самому разбираться с марйанне. Но сейчас ему требовалось Копьё, а не страх Ландвина и уж тем более не его изворотливость. Поэтому Данкмар немного поразмыслил, сохраняя разочарованный вид, и сказал:

— Если тебя это пугает, сделаем проще.

Ландвин смотрел на него тоскливо, как брошенный пёс.

— Ты обеспечишь доступ, — почти равнодушно объяснил Данкмар. – Копьё я заберу сам.

— Оно действительно жжётся, — тихо сказал Фрей. – Очень сильно. Невозможно взять в руки.

— У меня есть армейский экзоскелет.

Отец–командир прикрыл глаза и ссутулился. «Смирился», — отметил Данкмар. Он был доволен. Иного он не ждал. Строго говоря, он предполагал, что Фрей будет упорствовать дольше.

Но кроме простой удовлетворённости, слова Ландвина Фрея заронили в его душу искру другого, странного чувства; прислушавшись к нему чуть внимательней, Данкмар понял, что это надежда. Он не верил в подлинность Копья, но сознавал силу намоленной древней реликвии. Открытие Ландвина свидетельствовало об этой силе. Именно она должна была уязвить скитальца. Если не она, то ничто. Данкмар поправил галстук и велел:

— Назови время.

— Я сменяю отца Маклеллана завтра в шесть утра… Я думаю…

— Подходит, — отрезал Данкмар. – В шесть утра в храме будет пусто.

Он не мог быть в этом уверен. Сейчас, на пороге новой религиозной войны в кафедральном соборе даже ночью могли околачиваться какие‑нибудь дружинники, ради священного дежурства или молитвы. Но для чего и нужно второе зрение, как не для подобных маленьких операций…

— Я буду ждать, — покорно сказал Ландвин.

— До встречи.

…День выдался не по–летнему зябкий. Холодная сырость стояла в воздухе: будто мелкая морось замерла, не спеша падать наземь. Выйдя на стоянку, Данкмар провёл ладонью по волосам – те оказались влажными. Он вдруг понял, что забыл, какой нынче день недели. Коммуникатор сообщил, что сегодня среда, и остаток дня посвящён анализу конверсии производства, текущей политики марйанне и хода государственного займа, а также организацией слежки за Тайаккан. Вечером можно было повторить тезисы второй лекции по управлению проектами. Или не повторять. Данкмар хорошо помнил их. Утром он рассказывал об инициации проекта, завтра речь пойдёт о планировании. Нельзя пренебрегать планированием, затраченные на него силы всегда окупаются… «Хорошенькие же у меня планы, — подумалось ему. – Незрелый метод: один сплошной личный фактор. И ненадёжный». Он мог научить Фрея скрываться от марйанне, но кто научит его скрываться от Йиррана?.. Не было выхода. Не было альтернативы. Больше всего его выматывали не усилия и не размышления, а сознание этой жёсткой линейности. Линейность подавляла. Он привык оперировать веерами путей, видеть широкие поля возможностей, а Йирран превращал его в марионетку. За это Данкмар ненавидел его ещё больше.

Возможно, он недооценил скитальца. Возможно, тот умел мыслить стратегически. Он создал мицаритам пророка и выгнал их на улицы. Что ещё он успел сделать?

Нельзя предугадать его поступки. Не выйдет опередить на полшага. Не получится, не удастся, не… сколько ещё «не»?

«Я по–прежнему в игре, — напомнил себе Данкмар. – Я не сдаюсь. Это просто усталость».

И, как бы то ни было, у него ещё имелись идеи.

Он ощутил зов, когда подносил ключ к дверце авиетки. Мурашки пробежали по спине, волосы приподнялись. В первое мгновение ему показалось, что властный мысленный голос принадлежит святому марйанне, что он угодил в западню, и пришла пора драться за жизнь. В единый миг он успел собрать все силы и превратить волю в раскалённое острие. Но рывка и удара не потребовалось. Данкмар узнал природу зова: его окликал деловой партнёр.

Безликий.

Данкмар выдержал паузу, дожидаясь, пока уйдёт напряжение. Потом развернулся и зашагал к соседней авиетке – новенькой машине цвета морской волны, с серебристой отделкой. До неё было около десятка метров. Стекло напротив места водителя опустилось, и Данкмар увидел сухой невыразительный профиль, незапоминающийся, но остро знакомый.

— Улс–Цем, — сказал он.

Демон молча кивнул. Поднялась задняя дверца. Данкмар кинул взгляд в салон. На заднем сиденье, спокойный и почти расслабленный, ждал незнакомец – лет сорока, с седыми висками и широкой грудью борца. Данкмар поколебался немного и сел рядом с ним, опустив за собой дверцу. Он не произнёс ни слова, решив отдать инициативу безликому и его пассажиру. «Любопытно, — думал он. – Кого это мне привезли?»

— Рад встрече, — сказал борец. Офисная рубашка в бледную полоску трещала у него на плечах. Он полез в сумку и извлёк визитку – скромную, аккуратного дизайна. – Рош Финварра.

— Данкмар Хейдра.

— Я… много слышал о вас, — светская фраза вышла у борца неуклюжей. Данкмар взял визитку и отметил, что Финварра никак не решит, уместно ли протягивать для пожатия руку. Поведение борца диктовалось привычкой, но он не мог отделаться от мысли, что следует вести себя как‑нибудь по–особенному. Данкмар сдержал усмешку. Положение, конечно, сложилось довольно забавное: деловая встреча в машине, за рулём которой сидит безликий древний во плоти… Данкмар сжалился над мятущимся Финваррой и протянул ладонь. Тот с облегчением пожал её, кратко кивнул и сообщил:

— Я замначальника частного охранного предприятия «Заря». Сегодня утром господин Мейра от имени совета кондоминиума подписал с нами договор об оказании услуг.

— О! – Данкмар скупо улыбнулся. – Так это вы будете охранять нас.

— Да, — сказал борец, — да. И, видите ли… наш директор и я, мы ещё со школы… – он потупился и запыхтел от смущения, — и наши сотрудники… мы всегда стремились быть лучшими, и сумели… мы кое‑что можем…

— Господин Финварра гарантирует предоставление особых услуг в любое время дня и ночи, — прервал его ровный голос Улс–Цема. – В соответствии с профилем предприятия.

Данкмар с трудом сдержал смешок. «Вот он – загадочный сектант, еретик, член мистического ордена, — подумалось ему. – Я себе их представлял иначе». Ему стало любопытно, понимает ли Улс–Цем иронию ситуации. Он бросил взгляд на безликого водителя. Из‑за спинки сиденья виднелась только сухая костистая рука, спокойно лежавшая на руле. На нежно–голубой манжете рубашки золотилась изящная запонка. «Да вы шутник, господин безликий», — мысленно сказал Данкмар. Потом ему пришло в голову, что Тониу Мейра – очень ответственный человек. И его, несомненно, очень деликатно подвели к правильному выбору…

— Господин Улс–Цем, — сказал Данкмар.

Безликий слегка повернул голову. Данкмар улыбнулся:

— Мне импонируют ваши методы.

— Наше сотрудничество будет долгим и плодотворным, — ответил демон.

Он констатировал факт. Данкмар медленно кивнул, отмечая перемену: более не было ни «я рассчитываю», ни «я надеюсь».

— У нас лучшие бойцы в городе, — твёрже сказал Рош Финварра.

— Верю.

— Мы будем рады… – Финварра запнулся, подавился словом и окончил почти стыдливо: — служить вам.

Данкмар кивнул и ему. Рош, конечно, собирался сказать «рады сотрудничеству», но помешали потрясающие воображение обстоятельства и мистический трепет. «Интересно, что об этом думают его подчинённые?» — между делом задался вопросом Данкмар.

— Господин Финварра, вы можете быть свободны, — сказал Улс–Цем.

Финварра неловко, будто боднул воздух, поклонился Данкмару и вывалился из машины. Данкмар проследил за тем, как он сел в тёмно–красную авиетку с эмблемой фирмы, развернул её над площадкой и чересчур быстро умчался в сторону Башен Эйдоса.

— Господин Хейдра.

— Я задержусь.

Улс–Цем вновь оглянулся. Данкмар подался вперёд, цепко взявшись за спинку кресла. Он видел вблизи невыразительное лицо и неподвижные глаза демона, но не мог поймать его взгляд – зрение не фокусировалось, словно на размытой картинке. Будь ситуация чуть проще, он, возможно, позволил бы себе толику мистического трепета, просто ради новых ощущений.

Не сейчас.

— Где остальные? – потребовал Данкмар.

— Заняты.

— Что вы намерены делать?

— Что именно вас интересует?

— Скиталец.

Безликий ответил после паузы.

— Нас он тоже интересует.

— Я понимаю, вам нужна конфиденциальность, — Данкмар выдерживал абсолютно невозмутимый деловой тон и втайне радовался тому, что это у него получается. – Но я предпочёл бы иметь представление о происходящем. Я не хочу действовать вслепую.

— Мы не намерены вам мешать.

— Где сейчас скиталец и чем он занят? Я в курсе, что он является в видениях мицаритам. О чём я не знаю?

Лицо Улс–Цема едва заметно дрогнуло: словно помеха прошла по голограмме.

— Владыки за преградой выдерживают непрекращающуюся атаку, — произнёс он так же ровно, как обращался к Финварре. – Её природу и силу вы сейчас понять не способны. Посвятите себя задаче своего уровня.

— Именно её я решаю. Скажите, Улс–Цем, скиталец может видеть вас лично?

— Пока атака не достигла цели – нет.

— Я хочу получить такую же защиту.

Выговорив это, Данкмар закусил губу. Он ничего не мог предложить взамен. Мог только пригрозить неуспехом собственного плана, но не факт, что безликие ждали от него успеха… Улс–Цем отвернулся и завёл машину. Золотая запонка блеснула. Вибрация почти не ощущалась в салоне.

— Как вы это себе представляете? – сказал демон.

— Моя задача нерешаема, — раздельно произнёс Данкмар, — пока скиталец способен читать мои мысли и намерения.

— Вы хотите защиту от чтения?

— Нет. Это подозрительно.

— Разумно, — бесстрастно согласился Улс–Цем. – Я отредактирую защиту и создам полноценный суррогат мышления характерного для вас типа. Это решение вас устроит?

— Полностью. Превосходно.

— Защита активирована.

В первый миг Данкмар даже не поверил, что всё может быть так просто. Но второе зрение подтверждало слова безликого: он был укрыт. Словно зонтиком или, скорее, плащом из гибкого пластика…. «Долгое и плодотворное сотрудничество», — мысленно повторил Данкмар и усмехнулся. Он ещё не проиграл. Он ещё мог взять ситуацию под контроль, так или иначе. Данкмар откинулся назад и открыл дверцу авиетки. Моросило. С моря плыли облака.

— Благодарю, — проговорил он, выходя на воздух, под дождь. Свежий ветер охватил его, будто чьи‑то радостные объятия. Данкмар глубоко вдохнул и поглядел в сторону арколога: горизонт за ним горел далёкой солнечной кромкой. – Господин Улс–Цем, я больше вас не задерживаю.