В вас есть изысканность. Вы явно из тех, кто умеет красиво жить, ценит стиль, – сказал Парикмахер, орудуя ножницами.

Металлическое пощелкивание умиротворяло – щелк, щелк. Парикмахерская была старой, все выложено белой кафельной плиткой. В такой же он стригся в детстве. Лет в одиннадцать-двенадцать, отправляясь выполнять очередное поручение Старого Енота, он шагал мимо парикмахерской, видел, как оттуда, поглаживая головы, непривычно коротко остриженные под машинку, выходят мальчики примерно его возраста. Когда его сверстники сидели на уроках, он заходил в пустую парикмахерскую и без какой-либо на то причины просил остричь его под машинку.

Эта парикмахерская, казалось, сошла со старой черно-белой фотокарточки.

– Если у кого и есть изысканность, так это у вас, – сказал Рэсэн.

– Ай, возможно ли такое? Какая изысканность у такого, как я? Мы живем своим ремеслом – щелкаем ножницами, лишь бы протянуть еще один денек. Но вам точно суждено стать большим человеком. Я стригу людей уже тридцать лет и вот смотрю на ваш затылок, и прямо такое чувство, что вот он – большой человек.

– Неужели?

Рэсэн, словно в сомнении, наклонил голову.

– Конечно! Вы уж поверьте мне. У вас большое будущее, – улыбнулся Парикмахер.

Простое лицо. Дружелюбный, как приятный сосед, каких можно встретить в каждом доме. Ростом около ста семидесяти. Сухощавый. Мышц, если не считать тех, что нужны для стрижки, не видать особо. Как он смог при такой комплекции прикончить Инструктора и Чу, этих первоклассных киллеров? Хоть думай, что не в ту парикмахерскую зашел.

Парикмахер прижал средние пальцы к ушам Рэсэна, осмотрел в зеркале его лицо справа и слева. Затем снова взял ножницы, подровнял правый висок.

– У вас высокий лоб. Если слишком много убрать спереди, будет нехорошо.

– Тогда уберите сколько надо.

– Сколько надо, – повторил Парикмахер. – Собираетесь куда? Что-нибудь приятное? Не смотрины, случаем?

Рэсэн усмехнулся:

– Нет, не особо приятное. Пожалуй, трудное.

Парикмахер кивнул понимающе, зачесал волосы на лоб и, поочередно захватывая пряди указательным и средним пальцами, слегка укоротил. Затем снова расчесал, посмотрел, ровно ли, и остался доволен.

– Ну как? Хорошо?

Рэсэн взглянул в зеркало.

– Вы маэстро.

– Ох, скажете тоже. Но спасибо.

На лице Парикмахера появилась довольная улыбка. Он смахнул кистью волосы со лба Рэсэна и накидки, отряхнулся сам. Выдавил пену на шею клиента и слегка подбрил затылок.

– Готово.

Аккуратно сняв с Рэсэна накидку, Парикмахер подвел его к раковине. Вставил в пластиковое ведро шланг от душа и открыл кран с горячей водой. Когда воды набралось с полведра, разбавил несколькими ковшиками холодной воды из большого кувшина. При этом он трогал воду пальцем, проверяя температуру, – окунув палец в воду, наливал холодную, затем повторял. Он проделал эту процедуру несколько раз. Когда температура воды показалась ему подходящей, протянул Рэсэну пластиковый ковшик:

– Из смесителя, бывает, начинает литься горячая вода, и клиенты пугаются. Пусть вам это может показаться неудобным, но я советую воспользоваться ковшиком.

Кивнув, Рэсэн набрал в ковшик воды и вылил себе на голову. Благодаря усердию Парикмахера температура воды была что надо. Короткие волоски в белой раковине казались черточками, отмечающими интересные места в книге. Пока Рэсэн намыливал голову, Парикмахер положил рядом с раковиной два сухих полотенца и принялся сметать в кучку на полу отстриженные волосы, напевая что-то себе под нос.

Зачерпнув ковшиком холодной воды, Рэсэн сполоснул лицо и вытер голову полотенцем. В шкафчике рядом с зеркалом грудой лежали нераспечатанные письма. Делая вид, что вытирается, Рэсэн незаметно взял один из конвертов. Это было извещение из больницы с требованием оплатить счета.

– В последнее время такие парикмахерские увидеть трудно. А у вас, похоже, дела идут? – спросил Рэсэн, удаляя полотенцем влагу из ушей.

– Да какое там идут… Сейчас же, сами знаете, вся молодежь предпочитает модные салоны со стилистами. Кто пойдет к такому замшелому старику, как я? Но тут, на окраине города, расположена воинская часть, так что у меня стригутся в основном сержанты да офицеры. Ну и местные старики, конечно. Приходят в чанги сыграть, а заодно и побриться. В общем, кое-как выживаем.

Парикмахер вытряхнул мусор в синее ведро. Рэсэн сел в кресло. Парикмахер взял фен и высушил ему волосы.

– Бриться будете?

Рэсэн погляделся в зеркало и потер подбородок. На полке точно, в ряд, намекая на характер хозяина, лежали три бритвы.

– Я побрился утром, – сказал Рэсэн.

Парикмахер кивнул и протянул Рэсэну расческу. Рэсэн причесался и еще раз взглянул в зеркало. Четкая работа. Парикмахер не соврал про тридцать лет.

– Откуда вы родом? – спросил Рэсэн.

– Здешний. Здесь и в армии отслужил, – сказал Парикмахер.

– А что, разве здесь не разведывательное подразделение располагалось? Где тренировали спецназ для операций на Севере? – сказал Рэсэн, поправляя волосы.

Руки Парикмахера, занятые складыванием накидки, на миг замерли.

– А, это давняя история. Но я-то простая пехота, откуда мне знать.

– Наверное, скучно здесь.

Рэсэн выдавил в ладонь крем, похлопал по лицу. От крема пахло так же, как от лица Парикмахера.

– Скучновато, но терпимо. Раз в месяц ездим с женой в провинцию Канвондо, в дом престарелых в горах. Подстригаем стариков. Это и развлечение для нас.

– А побочной работы на стороне нет?

– Имеете в виду что-нибудь вроде водительских услуг?

– Нет, другое. Какой-нибудь контрактный бизнес, убийства, например.

Лицо Парикмахера вмиг окаменело.

– Да вы, молодой человек, шутить изволите. Как такому старому и слабому человеку, как я, заниматься подобными ужасными делами? Такое разве что в кино можно увидеть.

– А вы бодрый, ни капельки жира. – Рэсэн оглядел Парикмахера с ног до головы.

– Да откуда жир, я весь усох.

– Неужели?

– А как иначе.

– Сколько за стрижку?

– Семь тысяч вон.

– Дешево!

– Так ведь деревня.

Рэсэн подошел к вешалке, сунул руку в карман кожаной куртки, нащупал “Хенкель” Чу. Пальцы сжали рукоять, и нож вдруг показался необычайно тяжелым. Парикмахер, побросав мокрые полотенца в корзину с бельем для стирки, напустил в раковину воды и мыл руки.

– Ты нож не доставай. Если достанешь, считай, мертвец, – сказал он, все так же стоя к Рэсэну спиной и продолжая намыливать руки.

Рэсэн нож доставать не стал, вместо этого снял с вешалки куртку и надел. Парикмахер взял сухое полотенце и вытер руки. Рэсэн некоторое время стоял, глядя на него, затем подошел к входной двери и запер. Медленно вынул из ножен “Хенкель”. Рукоятка по-прежнему была обмотана носовым платком Чу. Парикмахер положил полотенце на кресло и, глядя на Рэсэна, качнул головой.

– Кажется, я имел дело с хозяином этого ножа. Как тебя звать-то?

– Рэсэн.

– А, так ты из Библиотеки, – ровным безжизненным голосом сказал Парикмахер, уставившись в невидимую точку.

Положил левую руку на подголовник кресла и перевел взгляд на Рэсэна. Страха на его лице не было.

– Я что, попал в список Библиотеки?

– Нет. Дело не в списке. Это… личное.

– А, личное…

Парикмахер молчал. Взгляд его как-то расфокусировался – должно быть, перебирал в памяти прошлые дела. Иногда он кивал словно самому себе, и по лицу проскальзывала тень грусти. Рэсэн взглядом измерил расстояние между ними. Метра четыре. Два быстрых шага и прыжок, как раз достанет до горла. Мерно тикали висевшие на стене маятниковые часы. Молчание затягивалось. Тяжесть “Хенкеля”, который Рэсэн держал на уровне пояса, стала ощутимой, он опустил руку. Парикмахер, оторвав взгляд от невидимой точки, посмотрел на Рэсэна:

– Это из-за того парня, который умер несколько дней назад?

– Может быть. А может, и нет.

Рэсэн отвел взгляд от Парикмахера и заметил, что из обмотки рукоятки торчит нитка. Рэсэн оторвал ее и подбросил в воздух. Парикмахер внимательно следил за тем, как Рэсэн поглаживает платок.

– Если честно, я и сам не понимаю, почему все так получается. – И Рэсэн улыбнулся.

– Тогда, выходит, можно повернуть назад, – серьезно ответил Парикмахер.

Рэсэн усмехнулся:

– Даже и не знаю. Вы думаете, можно дойти до этой точки и повернуть назад?

– Чтобы вернуть нож в ножны, требуется больше мужества, чем чтобы вынуть его.

– Извините. Я трус.

Парикмахер поднял руку, лежавшую на подголовнике кресла, хотел что-то сказать, но передумал. Затем глубоко выдохнул в сторону. Бессильно опущенные плечи делали его старым и маленьким, похожим на стариков, что в парках греются на солнце. На белом халате прилипшие волосы Рэсэна выглядели особенно черными.

– Я виноват перед хозяином ножа. И виноват перед тем парнем, который умер на днях. Но, сам знаешь, иначе поступить было нельзя. Мы с тобой убийцы, и ты должен понимать, о чем я говорю.

– Я понимаю, о чем вы говорите.

– Если меня нет в твоем списке и тебя нет в моем, то у нас нет причины сражаться. Потому как мы с тобой не из тех, кто привычен такое устраивать. Мы с тобой всего лишь наемники.

– Да, мы с вами всего лишь наемники.

– Ну так спрячешь нож и повернешь назад?

Парикмахер пристально смотрел в лицо Рэсэна.

– Нет.

– Почему же?

– Потому что скучно. Все надоело, все скука. Скука сочится изнутри ножа, скука снаружи него, и постепенно скука проникает в нас. Мы с вами наемные убийцы, и вы должны понимать, о чем я говорю.

На лице Парикмахера выразилось глубокое сожаление. Он взглянул на бритвы, лежащие на полке, три свеженаточенных ждали своего часа на полотенце. Но Инструктора и Чу он зарезал другим оружием.

– Подождешь? – спросил Парикмахер.

Рэсэн кивнул. Парикмахер снял халат, повесил на плечики, пристроил на крючок на стене и вошел в жилую часть дома. Рэсэн переложил “Хенкель” в левую руку и вытер о джинсы взмокшую правую. Взгляд на линолеум с рисунком в шашечку, и у него слегка закружилась голова: немного погодя этот пол будет заляпан чьей-то кровью. Настенные часы перестали тикать и пробили – три часа пополудни. В этот момент дверь отворилась и вошел Парикмахер. Он открыл черную сумку, положил ее на полку, с безучастным видом заглянул внутрь и вынул нож. Это был нож “Бешеный пес”. Этой маркой пользовался Инструктор. Им можно и колоть, и резать. Когда Рэсэн был в обучении у Инструктора, тот научил его управляться с таким ножом. “Бешеных псов” любили наемники, пришедшие в киллерский бизнес из спецназа. Простой дизайн, выдающиеся характеристики, эргономичная рукоять, которая сразу ложится в ладонь даже в темноте… Острые, прочные, но очень дорогие ножи. К тому же в последнее время их трудно достать.

– Хороший нож, – сказал Рэсэн.

– Да уж, получше твоего кухонного.

Парикмахер смотрел на Рэсэна в зеркале. Лицо его было печально. Взглянув сначала на отражение Рэсэна, потом на свое, Парикмахер с сожалением вздохнул, закрыл сумку, прошел на середину парикмахерской и встал перед Рэсэном. Повел подбородком в сторону настенных часов:

– Повезло, что жены нет дома. Она до сих пор думает, что я самый обычный парикмахер.

– Вот и хорошо. Хорошо, что прожила в неведении.

– Говоришь, хорошо?

– Так ведь лучше жить, не зная, чем жить, притворяясь, что не знаешь. Особенно хорошо не знать о таких, как мы.

– И то верно. Лучше жить, не зная ничего о таких, как мы. – Склонив голову, Парикмахер повторил слова Рэсэна. И замолчал.

Говорить было больше не о чем. Рэсэн опустил нож клинком вниз и встал в стойку. Парикмахер не шевелился. Стоял расслабленный, заложив руку с ножом за спину. Рэсэн измерил взглядом расстояние между собой и противником. Два метра? Метр восемьдесят? Сделать шаг и атаковать, острие достанет до горла или груди. Парикмахер по-прежнему не двигался. Плечи, шея, руки расслаблены. Он словно приглашал Рэсэна действовать. Мол, посмотри, у меня и сил-то нет. Отвлекающая уловка. Рэсэн, переступив, сменил стойку, перехватил нож клинком вверх. И медленно подался вперед. Он был так близко к Парикмахеру, что нож, казалось, вот-вот коснется горла. Однако Парикмахер по-прежнему стоял неподвижно, как будто ему было все равно. Тиканье старых часов оглушало. Парикмахер моргнул. В этот момент Рэсэн сделал выпад, целясь в горло. Парикмахер, легко поведя плечом, ушел от удара и, выбросив из-за спины нож, полоснул по руке Рэсэна. Затем стремительно нырнул влево и нанес режущий удар в бок. Прежде чем Рэсэн успел развернуться и встать лицом к противнику, тот полоснул его по бедру, перехватил нож и ткнул Рэсэна под мышку.

Рэсэн замахнулся. Парикмахер, легко переступая, сделал три шага назад. Расстояние между ними увеличилось до двух с половиной метров. Взмахнув ножом, Парикмахер стряхнул с лезвия кровь и занял свою первоначальную стойку – рука с ножом за спиной, тело расслаблено. Казалось, он даже не запыхался.

На линолеум в шашечку капала кровь. Стекая по руке, по тыльной стороне кисти, кровь пропитывала носовой платок Чу. Теплая. Рэсэн медленно опустил взгляд, осматривая себя. Кровь из бока, из подмышечной впадины, пачкая рубашку, струилась к ремню. Рэсэн сунул левую руку под куртку и ощупал рану. Вопреки опасениям, она была неглубокой. Если бы не куртка, лезвие проникло бы глубже.

Парикмахер продолжал держать нож за спиной. Открыв все важные точки на теле и словно предлагая нападать, он одним своим спокойствием демонстрировал превосходство. Ловушка. Если атаковать, тут же наткнешься на нож. Истинный центр в другом месте. Однако ножа не видно, поэтому не предугадать, откуда он вылетит. Парикмахер пустит его в ход, лишь когда Рэсэн пойдет в атаку. Ни выражение лица, ни взгляд, ни поза, ни положение ног ровным счетом ничего не сообщали. Даже понять, какая нога опорная, Рэсэн не мог. Внезапно он подумал, что не победит в этом бою, что, скорее всего, здесь он и умрет.

Рэсэн перехватил нож в левую руку. Парикмахер кивнул. Выставив нож в направлении горла противника, Рэсэн сделал шаг, но Парикмахер не шевельнулся. Рэсэн сделал еще один шаг – ни единого движения. Взгляд точно призывал: ну же, давай, атакуй. Левая нога Рэсэна двинулась вперед, а левая рука одновременно атаковала, целясь в горло Парикмахера. Тот выбросил из-за спины нож и нанес режущий удар в левое предплечье. И в этот момент пальцами правой руки, прятавшимися за локтем левой, Рэсэн нанес сильный удар прямо в горло противника. Парикмахер попятился. Рэсэн перехватил нож в правую руку и бросился вперед, всем своим видом показывая, что нанесет удар в лицо. Парикмахер, ловко отклонившись назад, избежал удара. Однако целью Рэсэна было вовсе не лицо, а бедро. “Хенкель” вонзился Парикмахеру во внутреннюю поверхность левого бедра. Рэсэн выдернул нож и нанес колющий удар в живот. Парикмахер, пятясь, отбил ладонью нож и ударил Рэсэна в бок. Нож глубоко вошел в тело. У Рэсэна подломились колени, он упал. Парикмахер, отступив, перевел дух. У Рэсэна закружилась голова. Он воткнул нож в пол и постарался удержать равновесие, опираясь на него. Парикмахер, не предпринимая никаких действий, смотрел на склоненного перед ним Рэсэна.

– Обманное движение левой, быстро учишься. Ты лучше хозяина ножа, – сказал Парикмахер, стряхивая кровь с ладони.

С кончика “Бешеного пса” падали капли. Рана на бедре Парикмахера обильно сочилась, кровь пачкала штаны. Рэсэн подумал, что на этом все и закончится. До сердца Парикмахера не достать. Он поднялся, опираясь на воткнутый в пол “Хенкель”. Парикмахер покачал головой. Рэсэн снова изготовился атаковать. В правой руке, сжимавшей нож, почти не осталось сил.

– При такой операции, как эта, есть и хороший момент: не нужно дезинфицировать нож, – сказал Парикмахер.

– Классная шутка, – слабо улыбнулся Рэсэн.

– Наверное, уже не сможем остановиться, да?

– Мы близки к финалу.

Рэсэн, не целясь, нанес колющий удар. Парикмахер левой рукой перехватил правую руку Рэсэна с ножом, вывернул и вонзил “Бешеного пса” Рэсэну в правый бок, ближе к пояснице. Рэсэн снова упал на колени. Парикмахер тоже опустился на колени напротив него, вытащил нож. Приложил руку к груди Рэсэна. Опустил голову, уставившись в пол, и некоторое время сидел в такой позе, переводя дух.

– Извини старика. Совсем стыд потерял, – сказал Парикмахер.

Рэсэн пошатнулся и уткнулся головой Парикмахеру в плечо. Тот пальцем нащупал место между ребер, удобное для последнего удара. Приставил нож напротив сердца.

В этот миг нож обхватила белая мягкая ладонь. Лезвие прорезало белоснежную кожу. Заструилась кровь. Парикмахер замер, не поворачивая головы.

– Супруг, остановитесь на этом. Этого и наша дочь не пожелает.

Рэсэн отодвинулся от плеча Парикмахера и поднял голову. Женщина лет пятидесяти плакала, прижавшись лицом к спине Парикмахера. Плакала тихо, спокойно.

– Только после того как уйдет наша дочь, мы можем отправиться за ней, – сказала она.

Сжимавшая рукоятку ножа рука Парикмахера затряслась. У Рэсэна закружилась голова, сказывалась потеря крови. Он снова уткнулся в плечо Парикмахера. Белая холеная женская рука, так и сжимавшая лезвие, истекала красным. Женщина плакала, тихо. Ее плач был холоден. Так бывает холоден зимний ветер, проникающий в дом сквозь щели, заклеенные бумагой. Теряя сознание, Рэсэн навалился на Парикмахера.