Конечно, здесь не могло быть никакой собаки.

Не тот склад характера у Старого Енота, чтобы держать собаку в одном месте с книгами. Название он дал библиотеке либо с целью поиздеваться над людьми, ходившими сюда, но совершенно не интересовавшимися никакими книгами, либо чтобы посмеяться над самим собой, шесть десятков лет управлявшим всегда пустующей библиотекой. А в подтверждение серьезности своего отношения к предназначению этого заведения Енот не поленился повесить у входа огромную вывеску “Собачья библиотека”. Большинство посетителей, впервые увидев название, испытывали недоумение и, не зная, как реагировать на странную шутку, покачивали головой, делано посмеивались или возмущались: “Вы только посмотрите! Что за дела? Почему «собачья»? Что за ерунда!”

Интересно, какова психологическая подоплека желания повесить у входа в свое заведение подобную вывеску? Рэсэн считал, что это проявление банальной циничности, насмешка над интеллигенцией, которая хоть и обладает самосознанием, предпочитает проводить свою жизнь в комнатах, заставленных книгами. Возможно, то была и насмешка, адресованная миру, заставившему молодого счастливого библиотекаря-книгочея – пусть и хромого на одну ногу из-за детского паралича – несколько десятков лет служить брокером у планировщиков убийств. В любом случае, какой бы ни была причина, вывеска “Собачья библиотека” выглядела как забавный вызов.

“Детская выходка. Будь я директором, ни за что не повесил бы такую глупую вывеску у входа в свою библиотеку”. Рэсэн был убежден в этом. Однако так уж устроен этот мир, что не все в жизни получается по-твоему. Если бы ему все же пришлось обзавестись такой вывеской – по причине каких-то особых обстоятельств или чьих-то требований (хотя кто мог бы требовать такое, да еще грозя карами?), – то на месте директора Рэсэн и в самом деле держал бы в библиотеке собак. И уж точно закупил бы книги на всех языках, посвященные собакам, и укомплектовал библиотеку только ими.

– Прошу вас, Рэсэн, ответьте, почему у библиотеки столь странное название? Почему “Собачья библиотека”? Это своего рода насмешка над духовностью человека?

И молодой ученый, задавший этот вопрос, в недоумении покачал бы головой.

– Нет, конечно, – с достоинством ответил бы Рэсэн, едва заметно улыбнувшись. – Я ни в коей мере не хочу оскорбить духовность человека. Разве для этого есть какие-то основания? Но вам хорошо бы избавиться от стереотипного убеждения, будто между собакой и книгой нет никакой связи. – И он бы указал на собак, что чинно прохаживались по библиотеке: – Посмотрите на этих собак, как они не спеша шествуют между стеллажами по узким проходам. Разве это не красиво? Извольте подойти сюда. А теперь посмотрите на это собрание книг о собаках, все стеллажи от D11 до D43 заполнены только ими. В нашей библиотеке книг о собаках больше, чем в какой-либо другой библиотеке мира. У нас собраны все издания о всех существующих породах: чихуахуа, колли, овчарки, грейхаунды, сенбернары, ретриверы и так далее. Кроме того, в нашей библиотеке хранятся книги по истории. Вот, например, “История собачьей кулинарной культуры”, “История размножения собак”, “История генетики собак”, “История племенной борьбы собак” и тому подобное. Поэтому к нашей библиотеке тянутся сердца всех собак мира, это истинная собачья Мекка.

После этих слов молодой ученый закивает головой:

– Вот оно что! Теперь я понимаю. Значит, центр притяжения для собак всего мира, собачья Мекка… Просто потрясающе!

– Мы занимаемся действительно благородным делом.

Собачья Мекка. Разве это не очаровательно? Если подумать, то и собакам, и книгам было бы приятно столь эффектное название, ведь оно связало бы их эстетически. Однако Енот проигнорировал столь красивую метафору. После завершения японского колониального правления с его полицейским режимом началась эпоха так называемого культурного правления, и Енот, много десятков лет назад возглавивший библиотеку, использовал другую метафору, намекая на позорную, гнусную суть своего заведения, которое верным псом служило власти, являясь не чем иным, как приемным пунктом для выдачи лицензий на заказные убийства, оказавшие влияние на историю современной Кореи. А кроме того, названием этим Енот выражал презрение к самому себе – части этого позора. Однако такая жизнь была исключительно выбором Енота. И все же зачем оскорблять ни в чем не повинных животных? Зачем использовать собачью метафору? Разве собаки в чем-то виноваты?

Десять утра. Рэсэн открыл дверь в библиотеку.

Как всегда, ни единого читателя. Только одна сотрудница – косоглазая девушка – поздоровалась с Рэсэном, подняв на него взгляд, направление которого угадывалось с трудом.

– Здравствуйте!

Веселый и приятный голос взлетел к куполу библиотеки и отозвался эхом, напомнив чистую и высокую ноту из песни жаворонка. Каждый раз, входя сюда, Рэсэн слышал этот высокий радостный голос и каждый раз смущался. Эта радость совершенно не соответствовала атмосфере, царившей тут, – построенное известным японским архитектором в колониальный период, здание за минувшие сто лет обветшало и пришло в упадок.

Рэсэн слегка кивнул библиотекарше и прямиком направился к Еноту.

– В кабинете гость, – сообщила девушка, привставая.

Рэсэн остановился. Кто мог заявиться с заказом в десять утра?

– Гость? Кто же?

– Солидный такой господин, высокого роста, и выглядит очень образованным. Не знаете?

Солидный, высокий и выглядит очень образованным? Но обладателю столь превосходных качеств вряд ли что-то могло понадобиться в этой библиотеке. Рэсэн в недоумении качнул головой. На лице косоглазой библиотекарши появилось беспокойное выражение.

– Но вы должны его знать. Он всегда так элегантно одет и говорит так изысканно, красиво.

Рэсэн усмехнулся. Хан. Библиотекарша находит Хана солидным, образованным, привлекательным и элегантным. Словом, замечательным во всех отношениях господином. Интересно, с чего она это взяла? Впрочем, может, так оно и есть? Возможно, это Рэсэн не прав, считая, что она несет чепуху. Хан учился в Стэнфордском университете, богат, владеет охранной компанией и действительно производит впечатление джентльмена. Что касается внешности Хана, красивым его все-таки нельзя назвать, хотя ростом он и впрямь вышел. Правда, Рэсэн назвал бы его скорее долговязым, чем высоким.

Кивнув, Рэсэн хотел пройти в кабинет Енота, однако девушка поспешно ухватила его за локоть, для чего ей пришлось перегнуться через стол.

– Мне сказали никого не впускать сегодня.

Она выделила последнее слово, точно день нынче был особенный. В руке, вцепившейся в локоть Рэсэна, чувствовалась не просто настойчивость, а почти что страсть. Рэсэн посмотрел на руку, державшую его, потом перевел взгляд на лицо девушки. Та разжала пальцы.

– Кто велел никого не впускать? Директор или Хан?

На вопрос девушка ответила не сразу.

– Господин Хан… Но директор стоял рядом и одобрительно молчал.

Рэсэн посмотрел на дверь кабинета. Она была плотно закрыта. Судя по тому, что Хан примчался в такую рань, очевидно, он недоволен каким-то неожиданным поворотом при исполнении заказа. Рэсэн поставил узел с прахом старика и пса на круглый столик напротив стойки библиотекаря, сел на стул и вынул из кармана пачку сигарет. Когда он закурил, девушка скривилась, недвусмысленно выражая недовольство.

Очевидно, решив, что поручение она выполнила, косоглазая библиотекарша села и принялась что-то вязать из красной пряжи. Связано было пока недостаточно, чтобы понять, что именно она вяжет – не то шарф, не то свитер. Рэсэн никогда не видел, чтобы библиотекарша читала книгу. На его памяти она вообще ничего не читала – ни книг, ни газет, ни журналов. Целые дни она проводила в безлюдной библиотеке, где никто ничего не читает, никто не приходит за книгами и, соответственно, не возвращает их. Занималась библиотекарша обычно чем-то одним из трех: вязала, раскрашивала ногти в разные цвета или вышивала крестиком.

– А что это такое? – неожиданно спросила девушка, не прерывая вязания. – Японские традиционные сладости?

Рэсэн взглянул на узел. В кленовом коробе, завернутом в белый платок, с очевидностью угадывалась урна с прахом. Как погребальный сосуд мог показаться коробкой с какими-то там сладостями?

– Да, вы правы. Это японские традиционные сладости, – сказал Рэсэн. – Но я принес их не вам, поэтому лучше о них не думать.

Косоглазая библиотекарша обиженно надула губы. Пухлые, накрашенные ярко-красной помадой, маленькая родинка над верхней губой, которая словно жалуется, что вынуждена обитать на этом лице, а не на лице Мэрилин Монро, красные тени на веках и татуировка на месте выщипанных бровей – лицо девушки выглядело одновременно и наивно, и искушенно. И если забыть про разбегающиеся в разные стороны глаза, была она даже красивой.

Библиотекарша сосредоточилась на вязании и как будто забыла про Рэсэна. Вязальный крючок мелькал все быстрее и быстрее. И в то же время было ощущение, что в движениях ее кроются неуверенность и нервозность. Возможно, впечатление это создавал взгляд, устремленный не на вязание, а куда-то в сторону.

– Почему бы вам не сделать операцию? – спросил вдруг Рэсэн.

Библиотекарша подняла голову и с недоумением посмотрела примерно в его сторону.

– Я бы на вашем месте сделал операцию, – сказал Рэсэн.

– Какую операцию?

– По исправлению косоглазия. Говорят, современная медицина легко справляется с этой проблемой и операция не требует больших затрат.

По выражению лица девушки было ясно, что от возмущения она лишилась дара речи. “Ничтожество, что ты себе позволяешь? Несешь всякую хрень, лезешь с советами, когда у самого хватает проблем. Лучше о себе позаботься!” – вот что читалось на ее лице. Или же: “Да кто ты такой вообще? Что ты прикопался к моим глазам? Допустим, они косые. Тебе-то какое дело?”

– Мне нравится, что люди не знают, куда я смотрю, – наконец резко сказала она.

С лица библиотекарши долго не сходило злое выражение, будто говорившее: “Предупреждаю, ваша наглость переходит все границы, вы меня обидели и даже рассердили. Берегитесь!” Однако сколь бы угрожающим ни было выражение лица, один глаз смотрел в потолок библиотеки, а другой – на книжные стеллажи слева, и предупреждение казалось скорее комичным. Трудно верить в угрозы человека, если глаза устремлены не на объект угрозы, а в разные стороны, один и вовсе в потолок.

– Извините. Я не хотел вас обидеть, – сказал Рэсэн.

Девушка пробормотала что-то и все с тем же злым выражением замельтешила вязальным крючком. Рэсэн решил, что, скорее всего, она выругалась в его адрес.

Старый Енот часто менял библиотекарей. Увольнял он их по разным причинам, в основном нелепым: то книги стоят не там, где должны стоять по разработанному им плану размещения, то у книги, которую уже больше двадцати лет никто в руки не брал, надорвалась обложка и второй месяц не принимается никаких мер, то на одном из стеллажей – а их больше девятисот – скопилась пыль. Был даже случай, когда библиотекаря уволили за чашку с кофе, поставленную на книгу. Конечно, кто-то из них уходил и по собственному желанию. Одного не устраивало безделье, другой задыхался от давящей атмосферы библиотеки, третий после высиживания день за днем в полном одиночестве ощущал себя героем фильма ужасов. А один библиотекарь свое увольнение объяснил весьма загадочно: за все время работы тут он не смог прочитать ни одной строчки.

Рэсэну нравились почти все библиотекари, независимо от того, сколько они проработали в Собачьей библиотеке. Эти люди были для него единственными в мире друзьями, с которыми он мог поговорить о книгах. С ними он обменивался мыслями и чувствами, овладевавшими им после той или иной книги. Неизвестно почему, но, беседуя с этими людьми, он ощущал какую-то общность с ними, обретал душевный покой.

Большинство библиотекарей, проработав какое-то время, начинали интересоваться, что такое на самом деле это странное заведение. Улучив момент, когда Енота не было на месте, они принимались осторожно расспрашивать Рэсэна о вышестоящей организации, о том, каковы назначение и цель этого учреждения. Неудивительно, что у каждого, кто проработал около месяца в этой странной библиотеке под началом такого своенравного директора, возникали разного рода подозрения. На эти вопросы Рэсэн неизменно отвечал, что эта библиотека не для рядовых читателей и что ее услугами пользуются исключительно высокопоставленные правительственные чиновники.

– Но вы знаете, – в недоумении возражал библиотекарь, – я не видел ни одного чиновника, который читал бы здесь или брал книги домой.

– Вот поэтому, к сожалению, мы и живем в такой стране, – отвечал Рэсэн с улыбкой.

Однако косоглазая библиотекарша с первого дня работы и поныне ничем не интересовалась. Она не задала ни одного вопроса о библиотеке. Не спросила ни о том, где ее рабочее место, ни о том, что она должна делать. Казалось, в этом мире ее не интересует ничего, кроме вязания, вышивания крестиком и ухода за ногтями, что у нее вообще ни к чему нет ни капли любопытства, что она не испытывает никаких неудобств в жизни. Когда Енот давал ей указания, она слушала, устремив загадочный свой взгляд невесть куда, а после молча выполняла поручение.

Так, не задав ни единого вопроса, косоглазая библиотекарша трудилась в Собачьей библиотеке уже пять лет. В подчинении самодура Енота ей удалось продержаться дольше всех прочих. Девушка совсем не интересовалась ни тем, что собой представляет библиотека, пустующая в любое время года, ни тем, что это за грубые люди с таинственными лицами иногда заявляются сюда. По утрам она молча наводила порядок в библиотеке, следила за чистотой. По пятницам, вооружившись тряпкой, обходила все девятьсот стеллажей, протирала полки, смахивала пыль с книг. Если оставалось время, самозабвенно вязала или вышивала. Самое удивительное, что она и книги вполне умело классифицировала и содержала их в должном порядке, чтобы самый требовательный босс, а Енот был из таких, не мог ни к чему придраться. Рэсэн не переставал удивляться, как библиотекарша, не открывшая ни одной книги, может столь безупречно выполнять свою работу.

Несомненно, эта девушка была загадочнее всех библиотекарей, которых он до сих пор видел. Бывало, Рэсэн заводил с ней разговор о книге, которую читал, и она некоторое время слушала его, подперев щеку рукой, а затем без каких-либо эмоций говорила: “Похожих книг навалом на стеллаже C54. Посмотрите там”. Рэсэну, оказавшемуся в щекотливом положении, оставалось только брести к стеллажу C54.

Количество книг в Собачьей библиотеке всегда составляло около двухсот тысяч. Прежде Енот регулярно привозил новые и избавлялся от такого же количества старых изданий. Выбрасывать книги приходилось из-за того, что в библиотеке не хватало свободного пространства. На самом деле места было достаточно еще для нескольких десятков тысяч томов, и настоящая причина крылась в том, что Енот не хотел увеличивать число стеллажей, поскольку тогда пришлось бы менять схему их расположения, которую он долго и усердно разрабатывал. За последние двадцать лет схема размещения стеллажей ни разу не менялась. Енот придерживался старого метода классификации книг, установленного им самим, и для изданий с новыми темами, возникавшими с ходом времени, не создавал новых категорий. Поэтому книги, пусть даже новые, но не относившиеся к уже существующим установленным категориям, сразу заносились в перечень ненужных.

Когда приходило время избавляться от таких книг, Енот наклеивал на корешки изгоев черную метку. Это был своего рода суд, который Енот вершил над книгами, чья жизнь уже закончилась, и одновременно то была траурная церемония. Действо напоминало избавление от старых киллеров: когда их время уходило, Енот вносил имена в список подлежащих уничтожению и нанимал чистильщиков. И разумеется, продолжительность жизни книг устанавливалась исключительно на основании субъективного мнения Енота. Ни библиотекари, ни Рэсэн не понимали, почему та или иная книга приговаривалась к смерти.

Книги с черной меткой на корешке библиотекарь складывал в кучу во дворе, и Енот сжигал их воскресным днем, когда у библиотекаря был выходной. Книги можно было сдать в букинистические магазины или отдать сборщикам макулатуры, но Енот неизменно предавал их огню.

Рэсэну нравились приговоренные книги. Объяснить он не мог, но книги, отвергнутые Енотом, имели право на его, Рэсэна, любовь. А может, они нравились ему еще и потому, что обретали свободу и он мог считать их своими, в отличие от книг, стоящих на полках в Собачьей библиотеке, которые нельзя было брать домой. Утром в день воскресной казни Рэсэн отбирал из кучи во дворе понравившиеся ему издания. Выбрав, отходил от груды книг, и они, приговоренные Енотом и отвергнутые Рэсэном, хаотично громоздились посреди двора рядом с канистрой бензина и вызывали жалость – ожидающие смертной казни пленники, потерявшие последнюю надежду.

– Ведь книги необязательно сжигать. Почему бы их не сдать букинистам? – заступился однажды Рэсэн за приговоренных.

Енот ответил:

– Ты ведь знаешь, у каждой книги своя судьба. А от судьбы не уйдешь.

Получается, судьба книг, хранящихся в этой нелепой библиотеке, где их никто не читает (а в этом проклятом месте не читает даже библиотекарь), столь же скучна и печальна, как жизнь придворных наложниц, которые долгие годы провели в ожидании, когда правитель обратит на них внимание, но, так и не удостоившись его благосклонности, состарились девственницами и были изгнаны из королевского дворца.

По мнению Рэсэна, пока существует человечество, будут существовать и библиотеки, но не потому что они играют какую-то роль в жизни людей, а просто потому что есть стеллажи. Собачья библиотека держится вовсе не на книгах, а на стеллажах из дорогой сосны, произрастающей в местечке Чунян, – дерева, которое, как говорят, использовалось для строительства королевских дворцов в период государства Чосон. В громоздкие стеллажи знаменитый столяр колониальной эпохи вложил всю душу, поэтому даже через девяносто лет они стоят как ни в чем не бывало, нигде даже не покосившись, в то время как книги на их полках постоянно меняются. Одни сгорают в огне, на их месте появляются другие.

Косоглазая библиотекарша вязала уже полчаса. Каждый раз, когда Рэсэн зажигал новую сигарету, она поднимала голову и неприязненно кривилась. Рэсэн не обращал на нее внимания и продолжал курить. Все равно ведь не удастся вызвать у нее симпатию. Для нее Хан – привлекательный и галантный, а Рэсэн – не пойми кто.

– Когда пришел Хан? – спросил Рэсэн.

– В половине десятого, – ответила девушка, даже не подняв головы.

– А когда пришли вы?

– В восемь.

Надо же, как рано. Интересно, зачем приходить в восемь, если библиотека открывается в девять? Тем более здесь и заняться-то нечем, разве что пыль вытирать. Эту девушку не понять. Рэсэн еще раз взглянул на дверь кабинета Енота. По-прежнему закрыта. Если Хан пришел в полдесятого, то, получается, они разговаривают уже целый час. Раньше они не вели столь продолжительные беседы.

Встречаясь с теневыми главарями мафии или высокопоставленными чиновниками, Хан не забывал напомнить им, что Старый Енот ему почти что отец. Иногда он опускал “почти что” и ограничивался “отцом”.

Хан именовал Енота своим отцом, потому что гнусная история Собачьей библиотеки, насчитывающая уже девяносто лет, помогала ему, восходящей звезде киллерского бизнеса, изображать из себя наследника традиций Библиотеки – символа их профессии. Крестным отцам, недоверчивым и склонным к сомнениям, нравилось, как работает Енот, как скрупулезно относится он к заказам. Услышав в очередной раз, как Хан похваляется своей близостью со Старым Енотом, Рэсэн стал подумывать, а вдруг Хан и в самом деле сын Енота. Ведь такого монстра, как Хан, породить мог только другой монстр.

Когда Рэсэн прикуривал очередную сигарету, из кабинета Енота донесся крик. Косоглазая библиотекарша и Рэсэн разом повернули головы в сторону двери. Они замерли, прислушиваясь, а в кабинете снова закричали – еще грубее и громче. Кричал Старый Енот. Библиотекарша перевела на Рэсэна удивленный взгляд. И тут, пинком распахнув дверь, из кабинета вышел Хан, небритый, взлохмаченный, лицо его было багровым. Вне всяких сомнений, примчался в библиотеку сразу, как только узнал, что проект провалился. Рэсэн отметил, что впервые видит Хана таким взбешенным. Правда, и Енота, орущего похлеще пьяного матроса, ему тоже раньше видеть не доводилось. Енот обычно злорадно ухмылялся да язвил, но не орал.

Хан размашисто направился к выходу, но, заметив Рэсэна, остановился, перевел взгляд с лица Рэсэна на короб с прахом, завязанный в белую тряпицу, и сердито спросил:

– Что это?

– Японские традиционные сладости, – ответил Рэсэн.

Злобно глядя Рэсэну прямо в глаза, Хан напряженно кусал нижнюю губу. Казалось, еще секунда – и он впечатает кулак в лицо Рэсэна. Однако быстро взял себя в руки, согнал злобное выражение с физиономии, нацепил свою обычную маску добродушия и ухмыльнулся. Собрался что-то сказать Рэсэну, но остановился и обернулся к библиотекарше.

– Извините, пожалуйста, – вежливо сказал Хан, – не могли бы вы оставить нас наедине? Мне необходимо поговорить с этим господином.

Глаза девушки недоумевающе смотрели в разные стороны. Только когда Хан слегка качнул головой в направлении выхода, она поняла, что от нее требуется, вскочила и пропела высоким птичьим голоском:

– О, да! Конечно! Завсегда пожалуйста.

Положив на краешек стола вязальный крючок, она выпорхнула из-за стойки. Однако тут же засуетилась, не зная, куда деваться, и в замешательстве, так и цветя счастливой улыбкой, захихикала. Затем сорвалась с места и выскочила во внутренний двор библиотеки. Щелкнул замок закрывающейся двери, и только после этого Хан взял стул, поставил напротив Рэсэна и сел. Бросил взгляд на столик, где лежали сигареты и зажигалка:

– Закурить дашь?

– Кое-кто говорил, что теперь ему не нравится все, что пахнет.

Хан слегка нахмурился. Было ясно, что сегодня он к шуткам не расположен. Лицо было осунувшееся – должно быть, не спал ночью. Рэсэн подвинул пачку и зажигалку к Хану. Тот достал сигарету, прикурил, глубоко затянулся и выдохнул дым.

– Давно не курил, голова кружится.

Хан потер ладонями глаза, красные то ли от бессонницы, то ли от дыма. После чего затянулся было снова, но вдруг потушил сигарету, примяв ее в пепельнице. Затем долго смотрел на урну с останками старика.

– Я сказал, что нужен труп генерала Квона, а ты сделал из него порошок. А с порошком дело не провернешь.

Хан будто говорил самому себе. Рэсэн ничего не ответил.

– Зачем тебе понадобилось из простого дела устраивать цирк?

Голос Хана звучал ласково, словно он хотел утешить Рэсэна. Казалось, он желает знать настоящую причину, по которой Енот нарушил указание планировщиков.

– Я обычный наемный убийца, – ответил Рэсэн. – И наш брат просто за деньги выполняет то, что приказывают сверху, а что происходит на самом деле, мы знать не знаем.

Рэсэн пытался дать понять Хану, что тот напрасно пытается выведать у него информацию.

– Знать не знаете… – Хан легонько побарабанил по столику.

Рэсэн взял пачку и зажигалку, лежавшие ближе к Хану, достал сигарету, высек огонь.

– Сколько ты выкуриваешь в день? – спросил Хан.

– Две пачки.

– До тебя не дошла новость, что среди онкологических болезней именно рак легких чаще всего приводит к смерти, а у курильщиков эта напасть встречается в пятнадцать раз чаще, чем у некурящих? Будешь столько курить – и рак тебе гарантирован.

– А я не тешу себя надеждой дожить до того дня, когда заболею им.

Хан ухмыльнулся.

– Ты любопытный парень. Это я давно уже приметил. Ты из тех, как бы это сказать, кто не поддается анализу. И на тебя порой даже приятно смотреть. Вот поэтому ты мне и нравишься.

Рэсэн раздавил в пепельнице не докуренную и до половины сигарету, достал новую и снова закурил. Ему захотелось вбить кулак в этот поганый рот, из которого вылетели слова одобрения.

– Заказ этот тянул на несколько миллиардов, – сказал Хан. – О подобном проекте таким головорезам, наемникам-однодневкам, как ты, и мечтать не приходится. Но не успели мы его взять в разработку, как Енот все испортил.

– Жаль. Значит, миллиарды потеряны. Мне как-то даже неловко перед тобой.

– Может, и удастся выпутаться из этой ситуации, посмотрим. В конце концов, я профессионал. Но вот кто возместит ущерб, нанесенный моей чести? Кто вернет доверие людей? Злобный старикашка Енот? Или головорезы навроде тебя?

Рэсэна едва не вывернуло, когда Хан помянул честь и доверие.

– Почему ты думаешь, что твоя честь важнее чести генерала?

– Какая может быть честь у трупа? Все равно в земле сгниет и разложится.

– Когда будем сжигать тебя у Мохнатого, я обязательно задам этот вопрос твоему трупу, прежде чем его закатят в печь.

– Непременно спроси. Бьюсь об заклад, мое тело ответит то же самое. Мы всего лишь подрядчики. Зачем нам выкидывать фокусы, когда на кону миллиарды? Если бы ты оставил труп в должном виде, мы бы его хорошо упаковали и произвели товар, пригодный для продажи. А уж дальше в каких играх его задействуют политики или пресса – не наше дело.

– Он был единственным другом Енота, – сказал Рэсэн. – Но самодовольным говнюкам навроде тебя такое никогда не понять.

Хан расплылся в улыбке, казалось, он наслаждался моментом. Рэсэн наконец-то сорвался, а это значит, Хан выудил из него то, что мог выудить.

– Хорош! Вот почему ты мне нравишься, – снова сказал Хан.

Хан собирался устроить так, чтобы сообщение о смерти генерала появилось в вечернем выпуске новостей. Он хотел, чтобы новость о политическом убийстве попала на первые полосы всех газет. Смерть престарелого генерала, родом с Севера, игравшего одну из первых ролей в Центральном разведывательном управлении Южной Кореи. В теле старика обнаружена пуля калибра 7,62, такие пули в Южной Корее почти не используются, зато в широком ходу для автомата Калашникова российского производства. Загадочная и подозрительно попахивающая смерть от огнестрельного оружия. После того как тело старика обнаружат, дом его обнесут желтой лентой, и тихий лес, где до этого никто не появлялся, наполнится шумом. Сбегутся репортеры, не скупящиеся на броские фразы, полицейские, не знающие толком, что им делать. Телеканалы устроят громкое шоу с участием команды экспертов, ищущих доказательства. Выстроившись шеренгой, полицейские двинутся с того места, откуда был произведен выстрел, и прочешут каждый сантиметр леса – исключительно чтобы создать впечатление, будто все силы брошены на поиски ключа к разгадке тайны. Тут же возьмут интервью у лысоватого эксперта, его серьезное лицо дадут крупным планом. Зачитав пронумерованный список найденных улик, в котором будут значиться гильза, обертка от жвачки, пакетик из-под сухариков, фекалии и тому подобное, эксперт примется разглагольствовать о международной обстановке и пертурбациях в военных кругах Северной Кореи. А на следующий день и еще через день СМИ будут продолжать пережевывать список улик: фантик от жвачки, пакетик из-под сухариков, фекалии и прочее.

Интересно, неужели они надеялись устроить скандал? Неужто в наш век, когда полеты в космос стали товаром – путешественники садятся в маленький космический корабль, поднимаются за пределы земной атмосферы, около пяти минут завороженно любуются планетой и возвращаются, – кто-то надеется произвести сенсацию выдуманной историей о северокорейских шпионах? Но никто не знает заказчика этого проекта, не знает, какова его истинная цель. И Хану, очевидно, тоже неизвестна истинная сущность замысла. В мире планировщиков убийств никто не желает владеть информацией, выходящей за рамки необходимого, потому что чем больше ты знаешь, тем легче тебе самому стать следующей мишенью. Если хочешь подольше задержаться на этом свете, ты должен быть несведущ. И не притворяться ничего не знающим, а на самом деле ничего не знать. Ведь куда проще убить человека, нежели терзаться сомнениями, знает он что-то или нет. Поэтому все работают в выделенных им тесных клетушках, не пытаясь выйти за их пределы. Каждая из клетушек – звено, а соединенные вместе, они образуют огромную и сложную до абсурда систему. Вот в ней-то и рождаются планы-проекты, в которых переплетаются нити многочисленных выгодных и невыгодных отношений. Может, этот проект сначала предусматривал более сенсационное происшествие – например, взрыв плотины, – но из-за ограниченного бюджета его пришлось в спешном порядке заменить на убийство ушедшего с политической сцены отставного генерала, кто знает?

Как бы там ни было, игра пошла не по задуманному сценарию. Тело старика превратилось в пыль. А с пылью, как сказал Хан, шоу не получится.

Хан посмотрел на часы и встал, показывая, что разговор окончен.

– Я должен идти. Из-за тебя много чего пошло наперекосяк. Теперь мне нужно выстраивать все заново.

– Из-за меня? – Рэсэн исподлобья глянул на Хана.

– Если ты знал, что проект изменился, намекнул бы мне. Так нет же – влез куда не надо и изгадил все. А мне теперь разгребать.

Хан произнес это таким тоном, будто устал от тупости ничтожества, сидевшего перед ним и достойного лишь сожаления.

Сейчас это был уже не тот взбешенный Хан, который пинком распахнул дверь кабинета Енота несколько минут назад. Он взял себя в руки, успокоился. Будучи реалистом, он умел быстро переключаться с одного регистра на другой, словно стряхивая с себя неприятности. Возможно, в голове у него уже созрел план, кем заменить несостоявшегося героя сенсации.

– Хочу дать тебе один совет, – сказал Хан, – чтобы ты не заблуждался впредь. Не переоценивай себя. Не такой уж ты особенный. Видишь ли, каждый человек есть то место, какое он занимает в данный момент. Поэтому, как только ты покинешь эту библиотеку, ты станешь таким же отработавшим свое мелким наемным убийцей, каких полно в Пхучжу, годным лишь на одно дело, после чего тебя просто уберут. Будь осторожен и береги себя. И кури поменьше. С ослабленными легкими после двух пачек сигарет в день ты вряд ли сможешь далеко убежать, когда приспичит. – И Хан выдал свою особую улыбку, высокомерную и гадкую. – Да, кстати! Я давал тебе свою визитку? – спросил он и в гротескном жесте развел руки, словно забыл о чем-то важном.

Рэсэн просто посмотрел ему в лицо. Из позолоченной визитницы Хан достал карточку и положил перед ним.

– Пригодится, потому как библиотека, похоже, скоро закроется. И еще, подумай о будущем, научись вежливости. Я тебя старше, а ты разговариваешь со мной как с равным. Это так некрасиво. Говорю это все ради твоего блага. – Хан замолчал и подмигнул Рэсэну.

– Я разговариваю на равных с кем хочу. И с тобой тоже.

Рэсэн положил визитку в пепельницу и затушил об нее сигарету. Хан проследил за действиями Рэсэна, покачал головой, достал еще одну карточку из позолоченной визитницы, засунул ее уже в нагрудный карман Рэсэна и похлопал его по щеке:

– Возьми себя в руки! Сколько можно валять дурака?

После чего направился в сторону двора, насвистывая какую-то мелодию. Прежде чем за ним закрылась входная дверь, он весело крикнул косоглазой библиотекарше:

– Ой, я вижу, вы тут совсем замерзли! Холодно-то как! Извините, пожалуйста. Разговор хоть и пустяковый, но затянулся надолго.

В ответ раздались мелодичные трели:

– Нет-нет-нет. Что вы! Мне совсем не холодно. Что вы!

Рэсэн вытащил очередную сигарету, но прикуривать не спешил, просто смотрел на нее. Хан прав. Не следовало браться за это дело. Планировщики не нанимают киллеров первого класса для убийств, которые должны произвести сенсацию. На такую роль берут в основном или убийц, уже отработавших свое, или желторотых новичков, которые после армейской службы лишь недавно оказались в мире киллеров. После того как о политическом характере убийства раструбит пресса, полиция бросается на поиски снайпера. Их интересует лишь тот, кто стрелял. Они заблуждаются, считая, что убийство будет раскрыто, стоит только найти стрелявшего. Но если хорошенько подумать, то кто стрелял – совершенно неважно. Напротив, это самое несущественное в политическом убийстве. Суть вопроса не в том, кто стрелял, а в том, кто стоит за снайпером. Однако в долгой истории политических убийств еще не было случая, чтобы имена заказчиков стали известны.

Люди верят, что президента Кеннеди убил Освальд. Но как простофиля, подобный Освальду, мог убить президента? Пока СМИ и полиция напряженно возились с Освальдом, могущественные лица, стоявшие за ним, и планировщики убийства неслышно разошлись кто куда, укрылись в своих уютных домах. Развалившись в кресле, они попивают шампанское, глядя новости. Когда по плану через несколько дней другой наемный убийца третьего класса уберет марионетку Освальда, на лицах полицейских появится удивленное выражение: “Убито главное действующее лицо, и нам больше нечего делать”. И потихоньку свернут расследование. Жизнь – комедия во многих своих проявлениях. Полиции достаточно найти стрелка, а планировщикам убийства достаточно убрать его.

Допустим, полицейские нашли снайпера и допрашивают его, пытают. Этот недотепа нажал на спусковой крючок, не вникая в причины убийства, а теперь благодаря прессе оказался в центре всеобщего внимания, да с такой скоростью, с какой пуля вылетела из его ствола. Люди, знающие его, потрясены – разве способен он на столь ужасное злодеяние? Пресса принимается рыться в его жизни, находит нечто, в действительности не имеющее никакого отношения к происшедшему, и репортеры составляют из найденного мозаику, лепя из убийцы-простачка легенду. Но вот что интересно: сам стрелок практически ничего не знает о происходящем. Он может даже не осознавать того, что натворил. Зачем, спрашивается, планировщикам передавать ничтожным наемникам важную информацию? Планировщики – неважно, в какой стране, в каком веке они орудуют, – говорят убийце одно и то же: “Тебе не надо думать. Тебе надо лишь нажать на спусковой крючок”.

Рэсэн снова закурил. Вдруг ему в голову пришла мысль: не сожги он тело старика, сейчас сам был бы трупом. Интересно, подумал он, с каким лицом Мохнатый будет запихивать в печь его тело? Наверняка реакция на очередную потерю окажется опять чрезмерно бурной, и этот похожий на медведя человек будет горько рыдать. Но как только Хан протянет ему толстый конверт, слезы тотчас высохнут и, заискивающе улыбаясь и часто-часто кланяясь, он примет деньги и дважды пересчитает.

Ко второй затяжке вернулась косоглазая библиотекарша, трясясь всем телом. Накинула на плечи кардиган, висевший на спинке кресла, но, похоже, теплее ей не стало, она включила электрический обогреватель, стоявший под столом, и усердно стала растирать ладони над ним. Какое-то время, сидя у обогревателя на корточках, она грелась и только потом уселась за свой стол.

– Может быть, вам не стоит курить так много? – неприязненно спросила она.

Рэсэн загасил сигарету и посмотрел на дверь в кабинет Енота. Она была плотно закрыта. Войти сейчас или чуть позже, когда Енот успокоится? Нелегкий выбор.

– Что вы будете делать, если библиотека закроется? – спросил Рэсэн.

– Она закрывается? – удивилась девушка.

– Я сказал “если”.

Немного подумав, она ответила:

– Познакомлюсь с хорошим парнем и выйду замуж.

– С хорошим парнем… – повторил Рэсэн и спросил: – В таком случае, как я вам?

Девушка глянула на него как на сумасшедшего и вдруг выкрикнула:

– Да что вы себе позволяете?!

Голос ее был столь звучен и звонок, что купол библиотеки отозвался металлическим дребезгом. Рэсэн насмешливо улыбнулся библиотекарше, встал, подхватил узел с прахом и направился к Еноту.

Когда он открыл дверь кабинета, Старый Енот, по своему обыкновению, читал энциклопедию. Рэсэн не ожидал увидеть его таким спокойным. Как всегда, старик сидел за своим столом, как всегда, читал книгу, и, как всегда, вслух. Несколько лет назад Енот взялся повторно штудировать Британскую энциклопедию на английском языке. А прочитав это основательное издание, снова возьмется за энциклопедию Брокгауза. Интересно, зачем он бесконечно перечитывает одно и то же? Рэсэн не мог понять, что вообще чтение значит для старика. Пока дверь кабинета не закрылась, Енот не отрывался от книги. Рэсэн поставил узел на журнальный столик в центре комнаты, и стук урны о стеклянную поверхность, вопреки намерению Рэсэна, прозвучал довольно громко. Старый Енот наконец поднял глаза и посмотрел на короб.

– Почему ты задержался там на день?

В голосе не было ничего похожего на гнев или упрек. Только простое любопытство, желание узнать, как прошло дело.

– Генерал предложил мне поужинать вместе, – спокойно ответил Рэсэн.

Он думал, что последуют другие вопросы, но Енот лишь кивнул, снял очки с толстыми линзами, вылез из кресла и подошел к журнальному столику. Развязав узел на белом платке, рассмотрел деревянный короб. Потом слегка провел по нему ладонью и приподнял крышку. Внутри лежал аккуратный сверток из белой бумаги, скрывавший пыль, в которую обратились старик и пес Санта. Енот развернул бумагу и потрогал прах.

– Постарался Мохнатый, тщательно перемолол, – удовлетворенно заметил он.

Потом завернул прах в бумагу, положил в кленовый короб, закрыл крышку, завернул в белый платок, крепко завязал концы в узел и перенес на свой стол.

– Сиди тихо, не высовывайся, – сказал Енот.

Это означало, что Рэсэн может идти.

– Почему Хан вышел от вас таким злым?

– С чего бы ему злиться, если все закончилось, как он и хотел? – с горькой усмешкой ответил старик.

– И все же он был злой как черт. Сказал, что лишился прибыли в миллиарды.

– Если бы его проект мог провалиться из-за нас, разве он стал бы поручать его нам? Зато теперь у него появился хороший повод объявить, что проект сорвался из-за Библиотеки, что мы не выполнили его условия. Хану это только на руку, он рад-радешенек. Смышленый паршивец! Не знаю даже, как и справиться с этой хитрой бестией.

Казалось, Старому Еноту ситуация представлялась забавной.

– Библиотека закрывается? – прямо спросил Рэсэн.

Старик удивленно взглянул на него, словно не понимая, о чем речь.

– Хан угрожал мне, сказал, что библиотека скоро закроется.

Енот помедлил, как-то странно улыбнулся.

– Закроется так закроется. Было бы чем гордиться этой библиотеке, тогда стоило бы переживать, – ответил он бесстрастно.

Что происходит? Старому Еноту сообщают, что библиотека, которой он управлял шестьдесят лет, закрывается, а он равнодушно говорит, что ничего страшного, и по голосу ясно – он ждал этого события и давно уже к нему готов. Хладнокровие и спокойствие старика были достойны восхищения.

Люди говорят, что Енот родился в библиотеке и провел в ней всю жизнь. И никакая это не метафора. Енот и в самом деле родился в библиотеке, у сотрудника, жившего в маленькой пристройке рядом с большим зданием и отвечавшего за состояние крыши, электропроводку, водоснабжение и прочие хозяйственные дела. С рождения хромой на одну ногу из-за полиомиелита, Енот уже в пять лет прибирался в библиотеке, в четырнадцать стал библиотекарем, а управление этим заведением перешло к нему в неполные двадцать семь. Никто не знает, как хромому, даже без начального образования парню удалось стать управляющим, а затем и директором библиотеки, оттеснив выпускников Императорского университета Кейдзё и чиновников с имперскими настроениями, которые обучались в Японии. Очевидно, произошло это либо потому, что никто из образованных не желал угрохать жизнь на эту скучную и тихую заводь, либо потому, что библиотека была слишком опасным местом.

Старый Енот все смотрел на урну с прахом. Но, осознав, что Рэсэн сверлит его взглядом, медленно повернул голову и уткнулся в раскрытую книгу. Разумеется, он не читал; если бы старик хотел продолжить чтение, то надел бы свои очки. Енот невидяще смотрел в энциклопедию, и Рэсэн вдруг заметил, как сильно тот постарел.

– Ладно, я пошел, – сказал Рэсэн.

Старик мазнул по нему взглядом и кивнул.

Выйдя из кабинета, Рэсэн не обнаружил библиотекаршу. Должно быть, ушла обедать. Он сел за ее стол. На одном углу лежали клубок красных ниток и вязальный крючок. С внутренней стороны перегородки он увидел то, что прежде было скрыто от его глаз, – десять флакончиков с лаком для ногтей разного цвета, миленький миниатюрный туалетный столик и сумочку с косметикой, какую носят гримеры на съемках фильмов. Тут же офисный пластиковый комод, на ящиках наклеены стикеры с надписями “скрепки”, “степлер”, “нож”, “ножницы”, “рулетка” и прочее. Открыв ящик с надписью “скрепки”, Рэсэн действительно увидел скрепки. И повсюду – на столе или над столом – стояли или висели Микки-Маус, Винни-Пух, Панда, японский Кот счастья и другие мультяшные персонажи. Целая толпа для столь небольшого пространства, однако никакого беспорядка не ощущалось, и даже наоборот: игрушечные существа выглядели так, как будто им тут самое место. Рэсэн ткнул пальцем в пузатого Винни-Пуха без трусов, в одной только красной футболке, и засмеялся как дурачок.

Книги в Собачью библиотеку уже давно не поступали. Два года Старый Енот не покупал и не принимал новые издания, даже если они приходили по старой подписке. И необходимость в библиотекаре отпала. Тут требовался секретарь или уборщик – отвечать на телефонные звонки, сортировать мусор и время от времени вытирать пыль, оседавшую на стеллажах с книгами.

Рэсэн поднялся со стула и принялся медленно бродить между старыми стеллажами. Его встречали ряды книг, которые последние несколько десятков лет никто не открывал, они были такими сухими, что, казалось, только чиркни спичкой – и книги взорвутся, точно порох. Рэсэн провел пальцами по книжным корешкам. И вдруг ощутил себя маленьким мальчиком, что бегает по узким улочкам своего детства.

Он остановился и вытащил с полки том. Это была “История происхождения всего сущего”. Рэсэн рассмотрел переплет, обложку, открыл книгу. Так часто бывало – не потому что она его заинтересовала и не потому что он стремился в ней что-то найти, нет, он открывал книги просто по привычке в прямом смысле этого слова. Эта начиналась вот с чего: “Первым овощем, который человечество стало использовать для еды, был лук”. Во фразе не было ничего самокритичного, нравоучительного или философского. Она просто сообщала, что первым овощем, который человечество потянуло в рот, был не шпинат, не морковь, а лук. В книге бесконечно повторялись голые факты: “Кресло для комфортного чтения изобрел политик Бенджамин Франклин”, “Первым инструментом, которым пользовалось человечество, был молоток” и так далее и тому подобное. Если этой книге задать вопрос: “Ну и что?” – то она могла бы ответить только так: “Да ничего. Просто я рассказываю как есть”. Рэсэн грустно усмехнулся и пробормотал:

– Такое может понравиться Еноту.

Воткнув книгу на место, Рэсэн осмотрелся. Солнечные лучи, проникавшие через фрамугу в потолке, освещали старые стеллажи. Да, библиотека обветшала, лучшие ее годы остались в прошлом. Может, действительно пришла пора закрыть ее, как сказал Хан. Библиотека слишком устарела, чтобы реагировать на перемены, произошедшие на рынке заказных убийств. В прошлом осталось то время, когда и он сам был юн и дерзок, когда без проблем мог безупречно выполнить самое сложное задание, когда заказчики со всех уголков страны шли к Еноту, дорогие заказы текли рекой, когда карманы были полны денег, когда даже чиновникам приходилось подстраиваться под Енота, когда стоило ему заикнуться, как тут же криминальное сообщество Пхучжу бросалось слаженно и четко выполнять его указания. А нынче и новые книги, и крупные заказы на убийства обходят Библиотеку стороной.

Старому Еноту следовало заранее подумать о том, что жизнь течет, он состарится и станет никому не нужен, и что-то предпринять. Следовало наладить отношения с какой-нибудь могущественной компанией или, если такое невозможно, хотя бы передать Хану список постоянных клиентов Библиотеки и вести бизнес только с ними. Чтобы не закончить свои дни в темном переулке, где какой-нибудь отморозок всадит в него, хромоногого, нож, и тело позже найдут в сточной канаве. Следовало бы отложить денег, и вовсе не обязательно для того, чтобы перебраться в безопасную гавань где-нибудь в Швейцарии или на Аляске, как поступают некоторые. Следовало соорудить хоть какую-то лазейку для отхода, на всякий случай. Однако Енот дни напролет только читал энциклопедии в разрушающейся библиотеке. И у него остались лишь ветхие книги, над которыми посмеются даже букинисты, оптом скупающие старье.

Теперь же жизнь Енота зависит от расчетов Хана. Старик жив, потому что Хан собирается еще что-то высосать из него. В тот час, когда Хан решит, что Старый Енот стал бесполезным, тот сразу умрет. Поправляя какую-то книгу, торчащую из ряда, Рэсэн задумался о собственной судьбе. Интересно, что уготовано ему в раскладе Хана? “Закончится ли и моя жизнь с закрытием библиотеки?” – с горькой улыбкой спросил себя Рэсэн.

Он поднялся на галерею и сверху посмотрел на маленькие столик со стульчиком, по-прежнему стоявшие в дальнем углу у западной стены. В детстве он сидел там и читал. Рэсэн никогда не ходил в школу, и Собачья библиотека стала для него единственным источником знаний. Друзей-сверстников у него не было, поэтому библиотека была и площадкой для игр. Почти все свое детство Рэсэн провел, бегая между стеллажами или читая за этим маленьким столиком.

Глядя в прошлое Рэсэна, справедливо сказать, что его детство было наполнено людским равнодушием и скукой. Тепла и заботы, которые взрослые обычно дарят детям, Рэсэну не досталось – даже размером с маленькую рисинку, оброненную из миски во время еды. В его памяти детство сохранилось лабиринтом из старых стеллажей, книг, пыли. Единственный близкий человек – Енот, с бесстрастным лицом корпевший над старыми фолиантами. Те немногие библиотекари, с которыми Рэсэну удавалось подружиться, не задерживались здесь надолго, а убийцы, разные ищейки и прохиндеи, приторговывавшие информацией, смотрели на мальчика без всякого дружелюбия, даже и не заговаривали с ним. Одни из них еще живы, другие точно уже мертвы, а что стало с третьими – неведомо, столь замкнутые и неприятные личности это были.

После того как в восьмой день рождения Старый Енот влепил ему пощечину, он больше не заговаривал с Рэсэном о книгах. Ни о том, что следует читать, ни о том, чего читать нельзя. Енот относился к Рэсэну так же равнодушно, как и к собственной жизни. Читатели в библиотеку не наведывались. Книги стояли на полках без дела, будто кактусы или камни, выставленные для украшения, и в уголке этого книжного безлюдья ютилось одинокое детство Рэсэна – мальчика, который никого не интересовал.

Рэсэн читал исключительно от скуки. Не потому что любил читать, а потому что никаких иных развлечений у него не было, слишком серо и тоскливо проходили дни. Научившись самостоятельно в восемь лет составлять из букв слова, он до шестнадцати лет не покидал библиотеки. Жил он здесь, потому что податься ему было некуда, а читал, потому что больше нечего было делать. На деньги за первое убийство, заработанные в шестнадцать лет, он снял маленькую комнату за пределами библиотеки. Убив человека и получив деньги, он потратил их на электрическую рисоварку, миску, обеденный стол, ложку и палочки для еды. И первый раз в жизни сам сварил себе рис и в одиночестве поел.

Рэсэн стоял под фрамугой, через которую падали лучи полуденного солнца, и с бельэтажа оглядывал зал библиотеки. Библиотекарша еще не вернулась с обеда. Дверь в кабинет Енота была плотно закрыта. Рэсэн переводил взгляд с восточных и северных на южные и западные стеллажи, заставленные книгами. От них веяло покоем и тишиной, как от ночного моря, окутанного туманом. Вдруг то, что последние девяносто лет эта тихая библиотека служила центром заказов на убийства, показалось ему неправдоподобным. Неужели действительно здесь спланировали и продумали бесчисленные смерти – убийства политических противников, загадочные исчезновения неугодных, инсценированные автомобильные катастрофы, похищения? Интересно, кто все же основал эту Библиотеку и создал тут столь ужасный мир? Мир, не поддающийся пониманию. Для такого офисы Всекорейской ассоциации прачечных или Комитета по развитию птицеводства подошли бы больше. Почему именно библиотека? Почему именно эта тихая библиотека, пристанище безучастных книг?..