Религиозная жизнь во Франции была очень сложной и напряженной. Из-за различий в толковании Библии и церковных обрядов происходили споры, раздоры, а часто и настоящие войны, в которых гибли тысячи людей.

Были битвы менее кровавые, но не менее ожесточенные. Например, орден иезуитов, называвший себя войском папы римского и главным защитником католической церкви, вовсю боролся за власть и влияние во Франции. Иезуиты также открывали собственные школы – коллегиумы, где воспитывали своих будущих сторонников. Такой коллегиум закончил, например, «ученый секретарь Европы» – монах Мерсенн. А еще – математик Рене Декарт. Но иезуитами они не стали. Славились иезуиты и своей миссионерской работой – они обращали в христианство язычников в разных странах, в том числе в самых отдаленных уголках Земли: Китае, Японии, Парагвае, в малодоступных землях Африки.

Однако многих и во Франции, и за ее пределами возмущало, что ради своих целей эти «воины Христа» не останавливались перед ложью, клеветой, а иногда даже перед убийствами.

Именно этот орден в 1653 году ополчился против одного из жильцов Пор-Рояля, Антуана Арно. Он был братом настоятельницы монастыря и идейным лидером «отшельников». Его обвиняли в ереси, то есть неправильном, не одобренном церковью толковании христианского учения. Обвинение было очень серьезным – за такое в Европе 17 века по-прежнему могли сжечь на костре. Арно пока сжигать не собирались, но его выгнали с поста профессора в парижском университете Сорбонна. А кроме того, грозили закрыть Пор-Рояль как рассадник ереси.

Конечно, Арно пытался защищаться, но иезуиты были искусны в публичных дискуссиях. Среди их методов ведения споров были совершенно нечестные. На обсуждениях «заблуждений» Арно его противники так затягивали время, что у того уже не оставалось возможности что-то возразить. Шестьдесят профессоров Сорбонны вступились за него, но и это не дало никакого результата.

Арно решил, что о несправедливых нападках на него должно узнать больше людей. Он написал открытое письмо и зачитал его перед обитателями монастыря и «отшельниками». Увы, по реакции слушателей он понял, что так иезуитов не победить. Его письмо было честным, но «беззубым», оно не будило чувства так, как умели его враги.

И тогда написать воззвание в защиту Арно поручили Паскалю.

Первое же из его посланий, которые позже назовут «Письмами провинциала», или «Провинциалиями», вызвало бурное одобрение у обитателей Пор-Рояля. А когда его напечатали (анонимно, потому что бросать такой вызов иезуитам было опасно даже для знаменитого ученого), в восторг пришла вся страна. Никогда прежде Франция не видела такой острой сатиры! Прикидываясь простачком, герой писем Паскаля обращался к разным знатокам, чтобы выяснить, в чем же была вина отца Арно. Из их запутанных объяснений в конце концов делал кристально ясный вывод: Арно объявили еретиком и врагом церкви просто потому, что так захотелось иезуитам.

Скандал был огромным. Никто за стенами монастыря не заподозрил, что автором писем мог быть знаменитый математик, удалившийся от мира. А Паскаль тем временем написал еще одно письмо, и еще… в них он уже не просто отбивал атаки на Арно, но и сам нападал. В письмах он приводил только факты и цитаты из работ иезуитских священников. Но эти факты и цитаты показывали, как иезуиты, чтобы привлечь в церковь побольше паствы, разрешают людям идти на сделки с совестью. Они оправдывали, например, ложные клятвы – если тот, кто клялся что-то сделать, добавлял в уме: «Я сделаю это в день, когда еще не родился». Или, скажем, участие в дуэлях. Оно было запрещено еще при Ришелье. Но иезуиты уверяли, что смертный грех убийства простителен, если участник пришел на место дуэли «просто прогуляться», «случайно» встретил там соперника (которому сам же перед этим назначил место и время) и убил его, «защищаясь от нападения».

Для Паскаля все это было абсолютно неприемлемо. Он считал, что верующий должен следовать заповедям и избегать греха. Иезуиты же прощали любые преступления. И хуже того – сами учили людей грешить без раскаяния.

Вот какие чувства водили его пером, делая чернила поистине ядовитыми. Иезуиты имели большое влияние на нового короля, Людовика Четырнадцатого, поэтому неуловимого автора стала искать и полиция. Блез понимал нависшую над ним опасность, но не мог отказать себе в удовольствии подразнить своих врагов. Например, третье письмо он подписал аббревиатурой (то есть первыми буквами слов), которая расшифровывается как «и старый друг, Блез Паскаль, из Оверни, сын Этьена Паскаля» (по-русски это было бы примерно ИСДБПИОСЭП, по-французски же – EAABPAFDEP). Полиция и иезуиты тщетно бились над этой подписью, а дерзкий автор довольно посмеивался в кругу друзей!

Однако за ним шли буквально по пятам. Через какое-то время арестовали типографа, которого заподозрили в печатании «Писем», его родных и двух работников. В другой раз пришли к королевскому книготорговцу, сочувствующему Пор-Роялю. Его спасла жена: уже готовые к печати формы письма она вынесла из дому под своими юбками и спрятала у надежных друзей.

Спрятать формы для печати было потруднее, чем диск или флешку. Это были деревянные рамы, в которые строчка за строчкой вставлялись металлические брусочки с вырезанными на них буквами – литерами. Когда текст был полностью набран, готовую форму смазывали чернилами, прижимали к бумаге – и получали готовую напечатанную страницу. Естественно, печатная форма размером была больше, чем лист бумаги, и весила несколько килограммов. Правда, и юбки тогда были пышнее, чем сейчас, и гораздо длиннее – до самого пола.

Месяц шел за месяцем, выходило письмо за письмом. Примерно раз в две-три недели появлялось новое послание. Оно печаталось тиражом в 6-8 тысяч экземпляров – даже в наши дни не многие книги могут похвастать таким тиражом! Листки с критикой иезуитов быстро расходились по всей Франции и пересекали ее границы. В Иль-де-Франс и Нормандии, в Бретани и Оверни – по всей стране люди смеялись над меткими наблюдениями, восхищались легким разговорным стилем и возмущались коварству иезуитов.

Положение Блеза становилось все опаснее. Скрывать его авторство было все труднее – по стране поползли слухи. Какое-то время он скрывался под чужим именем. Но даже его конспирация оборачивалась дерзостью на грани хулиганства. Прячась от преследования, Блез поселился в гостинице… прямо напротив коллегии иезуитов! Каждый день он глядел из своего окна на здание, в котором озабоченные враги обдумывали, как найти неуловимого автора «Писем».

Более того – этажом ниже снял номер Флоран Перье, муж Жильберты. Разумеется, он был в курсе всех дел Блеза и сам активно участвовал в них. Однако именно к нему, уважаемому в Оверни чиновнику, однажды пришел один из офицеров-иезуитов. Пришел и стал расспрашивать: в курсе ли Флоран, что его родственника, Блеза Паскаля, подозревают в распространении клеветы на почтенный орден? Знает ли Флоран, где искать брата его жены? Конечно, нет, отвечал Флоран, – а сам в это время переживал, не почувствует ли опасный гость явственный запах типографской краски. Запах этот распространялся по комнате из-под полога его кровати – там сушились свежеотпечатанные страницы нового «Письма»!

К счастью, иезуит ничего не заметил, и после его ухода Флоран с Блезом весело обсуждали рискованное происшествие.

У «Писем провинциала» было так много читателей во всех слоях общества, потому что Блез решил: не следует использовать научный стиль. Ведь не ученых нужно убеждать в опасности ордена иезуитов. Донести это следует до обычных людей. Поэтому нужно использовать понятный каждому язык, без сложных слов, зато с наглядными примерами и ясной речью персонажей. Каждое письмо он зачитывал перед аудиторией соратников. Если хоть один не проявлял интереса, Блез переписывал послание заново.

Французы всегда ценили юмор, и им нравился задор, с которым Блез нападал на своих недругов. «Делались попытки различными способами показать иезуитов отвратительными, Паскаль сделал больше: он показал их смешными», – напишет позже философ Вольтер о «Провинциалиях». Конечно, это еще сильнее злило врагов.

Дошло до того, что в одном из французских городов «Письма» даже приговорили к сожжению у позорного столба! Однако, как пишут историки, вместо них были сожжены какие-то бесполезные бумаги: никто из судей не согласился расстаться со своим экземпляром этой блистательной прозы.

Но вот наступил день, когда опасную игру с врагом пришлось прекратить. Не сумев найти автора сатирических писем, иезуиты нанесли удар с другой стороны. Они снова попытались уничтожить монастырь Пор-Рояль, расселить монахинь по другим аббатствам, и даже закрыли «малые школы».

На несколько месяцев эту опасность удалось отвести. Трудно поверить, но причиной снова стал один из членов семьи Блеза! Точнее, одна: на этот раз нечто удивительное произошло с его племянницей и крестницей Маргаритой. И это было чудо в самом прямом смысле слова! Десятилетняя девочка училась в Пор-Рояле и уже давно страдала загадочным заболеванием. Болезнь причиняла ей страшные страдания, изуродовала ее лицо и грозила лишить глаза. 24 марта 1656 года, во время одной из общих молитв, монахиня посоветовала Маргарите приложить к больному месту местную реликвию – часть шипа, который, по преданию, был взят из тернового венца Иисуса. Маргарита так и поступила – и уже на следующее утро болезнь, которую не могли излечить никакие лекарства, отступила.

Объяснить происшедшее не сумел никто – ни тогда, ни за следующие 500 лет. Хотя по свежим следам королевское правительство и церковь созвали специальную комиссию, которая полгода собирала свидетельства очевидцев и пояснения врачей. В конце концов члены комиссии признали: да, исцеление действительно произошло. И – нет, никто не может его объяснить.

Но в 17 веке для простых людей объяснение было очевидным: в монастыре Пор-Рояль произошло чудо. А значит, населяют его благочестивые монахини, молитвы которых доходят прямо до Бога. В монастырь повалили толпы паломников, и правительство не решилось навредить такому любимому народом месту. Школы снова открыли.

А потрясенный не меньше крестницы и ее родителей Блез заказал себе печать: на ней были изображены глаз и терновый венец со словами на латыни: «Знаю, кому поверил».

Но враги не оставили своих происков. Тучи над Пор-Роялем не рассеялись окончательно. По Парижу рыскали шпионы, и все, кто помогал печатать и распространять «Письма», жили под угрозой заключения в Бастилию.

И тогда в марте 1657 года Блез написал последнее письмо, адресованное лично предводителю иезуитов. В нем он объяснял, что является частным лицом, не связанным ни с какими официальными организациями, и только он один отвечает за содержание писем. «Вы, конечно, можете затронуть Пор-Рояль, но не меня. Можно выжить людей из Сорбонны, но меня из моего дома не выживете. Вы можете употребить насилие против священников и докторов богословия, но не против меня, потому как я не имею этих званий». Так он пытался защитить от нападок своих друзей.

После этого письма выходить перестали. Но дело было сделано. Сначала в Париже, потом в Руане, а после – по всей стране католические священники и простые прихожане стали протестовать против иезуитских методов. А монастырь Пор-Рояль получил еще несколько лет передышки.

Вопросы

На что пошел наш герой, чтобы защитить свою жизненную позицию и единомышленников?

Почему письма Паскаля имели успех у обычных людей?

Какое чудо спасло Пор-Рояль от гнева иезуитов?

К каким результатам привела писательская деятельность Блеза-«провинциала»?